Ормхеймский Бастард (СИ)

Глава 7

Глава седьмая.

Мидантия, Гелиополис.

1

Заслонил собой Юлиану Евгений инстинктивно. Хоть к ней и нельзя поворачиваться спиной. Уже давно.

Судя по взглядам незваных гостей — точно нельзя. Что она там делает?

Если Юли с ними — это станет роковой и последней ошибкой Евгения.

Он рывком дотянулся до близко оставленной шпаги — и его не остановили. Никто.

Узкие ножны для стилетов аккуратно вшиты сбоку от кровати. Сейчас достанем…

— Ваше Высочество, — сделал морду кирпичом незваный гость постарше. Юлиане. — Вы…

— Величество, — усмехнулась Юлиана. — С некоторых пор я — законная императрица, мать вашу так и отца тоже. Волею нашего императора.

Евгений незаметно перевел дух. Юлиана ему помогла. Тем, что вовремя «от испуга» выпустила одеяло. И, похоже, выпрямилась. Ладно если не во весь рост.

Надо же, даже суровые злодеи в черном ценят женские прелести. Может, потому, что видят их даже реже прочих любителей?

С другой стороны, понять их можно. Юлиану не просто так прозвали самой прекрасной дамой Мидантии.

Юли, не одеваясь, прихватила другой клинок. Красивая, уверенная, бесстыжая… Станет ли она потом плакать ночами, вспоминая, как дымилась ее кожа под их жадными взглядами?

На ходу придуманный Юлианой сон был в руку. Хоть на варваров незваные гости и не похожи.

И плащ на Юли не накинешь. Во-первых — Евгений его сам не прихватил. Недосуг тратить время. А во-вторых, одевать вооруженную девушку — только ей мешать.

Что Юлиане еще оставалось — в Мидантии и в их семье, кроме как ни превратить красоту в собственное оружие? Закаленное и отточенное.

— Ваше Величество, — черноплащники наконец проглотили слюну. Жаль, не захлебнулись. — Если вы и ваша супруга оденетесь, разговор пройдет легче.

— Вы ничего не перепутали? — мягко уточнил Евгений. — Сейчас здесь будет стража, и дальнейший разговор продолжится в тюрьме. С участием палача.

Единственный оратор в компании — явный чистокровный мидантиец без намека на акцент. А вот прочие больше похожи на уроженцев мрачного Мэнда. Причем — коренных.

— Ваше Величество, вы, похоже, не понимаете…

Где вооруженная охрана? Там же, где была и отцовская?

Запросто. Роман свержение готовил не на пустом месте. Точнее, его верные сообщники. Верные своим интересам. Те, кто гораздо умнее самого несостоявшегося правителя.

Если перерезать вон ту широкую темно-синюю портьеру — двоих накроет точно. Но не пятерых.

И для такого нужно бросить два стилета. Желательно — одновременно. С двух рук.

И дворец определенно пора сменить. Тайные двери — жизненно необходимы. Но знать их должен хозяин дома, а не незваные гости. Те, кто в черном, с узкими серпами и ветвистым знаком мэндской змеи.

В конце концов, можно выбрать дворец и поскромнее. Там заговорщики вряд ли подготовились заранее. Все предыдущие императоры роскошествовали вовсю. Да и несостоявшийся Роман отставать не собирался.

— Если вы не хотите, чтобы ваша жена пострадала…

Весело хохочет Юлиана. Почти заразительно:

— Вы страну не перепутали? Или семью? Да ему глубоко плевать, жива я или мертва. Сам убьет, когда наиграется.

— Прискорбно, если так.

Кислое лицо, черный плащ с балахоном. Червем вьется по рукаву змея. Вышитая.

Почему молчат все прочие? Языка не знают? Открывает рот только мидантиец. Предатель. Если его убить, эти так и останутся немыми?

Увы, если бы еще и безопасными. Дерутся они точно не хуже главаря.

— Подумайте тогда о вашей дочери…

Дернуться Евгений не успел. Слишком испугался.

— Вы из какой глухой, труднодоступной деревни явились? — зло смеется Юлиана. — Вся Мидантия знает, чья на самом деле дочь принцесса Виктория. Думаете, император просто так прогнал жену? Мои прелести он мог получить и так.

Ощущение, что мидантийцу только что скормили незрелый лимон с восточным перцем.

А Евгений с удовольствием скормит ему фунт соли. Лично. За угрозы в адрес Вики.

— Ладно, господа. Сократим время на пустые угрозы. Кто вы такие, и что вам нужно?

— Ничего особенного, мой император, — говорливый мидантиец пока не приближается. Зато до первого стилета Евгений уже дотянулся. Пусть пока и ногой. — Видите ли, у нас был договор с вашим братом.

— Полагаю, его скоропостижная смерть всё расторгла?

— Или нет. Договор был выгоден обеим сторонам.

— Сомнительно, — с удобством уселся Евгений. Поближе к оружию. Вскочить он успеет. Не только Юлиана в чём-то тренировалась наедине. — Чьей жизнью вы могли угрожать Роману? Его собственной?

Больше он не нуждался ни в чьей.

Теплая рукоять стилета коснулась пальцев левой руки. Еще чуть-чуть…

— Не было необходимости. Он и так оценил все преимущества нашего союза.

— Потому что еще не был императором. В отличие от меня. И потому вы хотели убить меня?

— Только ранить, Ваше Величество. Чтобы облегчить разговор.

— Ясно. И что вам нужно от разговора?

— Не так уж много, — сдержанно улыбается мидантиец. Под каменные рожи мэндских соратников. — К примеру, совсем небольшая реформа официальной церкви…

У них тоже наверняка полно метательного оружия. Не зацепили бы Юлиану.

Выслушать опасных врагов следует до конца. Раз уж делятся планами. Таково правило игры — основное, неписаное. Прекрасно известное и Евгению, и его собеседнику. Пока император слушает — они в безопасности.

Стилет вышел чернорубашечнику из горла. Для облегчения разговора. Жаль, не мидантийцу.

Дальше слушать Евгению незачем.

И тут же разом рухнул второй враг. Юлиана швырнула свой клинок почти одновременно. И когда успела достать? С того угла Евгений ничего не крепил — хватать неудобно.

Впрочем, полные ножны узкой стальной смерти припрятаны отнюдь не в одном тайнике.

Здесь Юли пришлось чуть легче. Если можно так сказать. На Евгения враги так не пялились. И потому следили за его руками, а не чем другим — более интересным.

Двое оставшихся резво обтекли враз замолкшего мидантийца, бросаясь вперед. С кривыми серпами наперевес.

Прикрыли главаря.

Яд на клинках? Запросто. Значит — только не дать зацепить себя и Юлиану.

2

Стража обнаружилась у дверей покоев. Где и была. Что пили и кто им это влил — разберемся. Главное — есть, на кого заменить.

А там — посмотрим.

— Был такой неплохой шанс от меня избавиться, — усмехнулся Евгений, отпивая первый глоток. Сейчас удержаться трудно.

Все-таки приятно для разнообразия побыть одетым. Это Юли опять издевается над сползающим плащом. Вместо одеяла. Ее и впрямь развлекает дразниться, или это очередной туманный щит? Когда смотришь только на тело, не видишь души.

— У тебя — тоже.

— Сама говоришь — не наигрался. Ты удачно их отвлекла.

— Ну пришлось — раз уж на тебя они не отвлеклись.

— Ну, я все-таки не мускулистый варвар.

— У тебя отличная фигура, — усмехнулась Юлиана, глядя на него в упор. В меру ехидно?

Всё надеется, что он покраснеет? Только не в Мидантии. И не в их семье. Евгений все-таки не Константин. Вот тот всегда пунцовел легко. Чаще только Мария. Когда-то.

Самое забавное, вот так с Юли они еще ни разу не пили. Сначала ей было рано, потом они стали врагами.

— Их просто интересовал не тот пол. Но не расстраивайся — вдруг повезет в следующий раз? А к варвару они явились бы вдесятером, — уже серьезно заметила она.

Ладно хоть больше не переводит любые разговоры в альковное русло. И не пытается Евгения соблазнить, уходя от темы. Точнее, почти не пытается.

— Ты и впрямь собиралась меня тогда убить, Юли?

Зачем он вообще об этом спрашивает? Всё ведь уже известно.

— Какого ответа ты лжешь? Лживого? Евгений, я правда знала, что ты умрешь. Роман на троне тебя бы не пощадил. В первые же минуты правления.

— Поэтому ты планировала побег Марии и Константина? — нынешний император плеснул еще в подставленный бокал императрицы. Уже пустой.

Обычно Юли тоже почти не пьет. Когда не играет для очередных зрителей.

— Ну не могла же я планировать еще и твой побег. Для этого пришлось бы всё тебе рассказать.

За окном продолжает завывать ночной ветер. Уже не бриз с набережной. Когда-то в детстве нянька рассказывала о нем страшные сказки. А Мария верила, что Злой Вихрь ворвался ночью в комнату и унес маму. Навсегда.

— Почему Роман, Юли?

— А кто еще? — усмехается она. — Кто еще настолько безумен, чтобы пойти на это? Я — не лучше и не хуже твоего отца, но нам двоим в одном дворце было не жить. Даже если бы он не собирался от меня избавиться. А ты не смог бы меня защитить — даже если б попытался. С этим ты безнадежно опоздал. А мстить собственному отцу за мою мать ты не стал бы в любом случае.

— Тогда почему ты сегодня мне помогла?

— Не с фанатиками же мне объединяться.

— Раньше ты была готова на любой союз. И они легко короновали бы тебя.

— Ответ «я люблю тебя» тебя устроит? — усмехается она.

— Ты же обещала не лгать.

В Мидантии? В Пурпурном дворце?

— Я и не лгу. Я люблю тебя, Эжен. Всегда любила. С детства. С того дерева, если тебя интересуют подробности. С каждой тонкой ветки, что могла обломиться в любой миг. С твоего голоса, что не дал мне просто сигануть вниз и еще тогда покончить со всем этим. Так бывает.

— И при этом ты собиралась меня сбросить с доски?

— Иначе было не избавиться от Бориса и не отомстить за мою мать. Я и сама не собиралась жить, если это тебя успокоит. Эжен, я слишком много выпила и завтра пожалею о сказанном. Не надо было мне столько наливать. А ты всё равно мне не поверишь. Ты не поверишь больше никому, потому что тебя так или иначе успели предать все. Даже наша кроткая и добрая Мария. Кроме того, это ничего не меняет. И не отменяет сделанного мной. Давай спать, ладно? Ты сохранил мне жизнь и оставил при себе в качестве… кого-то. Даже вспомнил о чести моего отца и женился на мне. Я это правда очень ценю.

— Тебе плохо, Юли?

— Почему? — она внезапно зябко завернулась в то самое одеяло. Как в детстве. — Ты — не садист, в отличие от Романа. Точно меня не искалечишь, не изуродуешь и не поделишься мной с гвардией. И не казнишь по капризу левой пятки. Я ведь одни змеи знают, чего ждала. Евгений, оставь всё, как есть, ладно? Я помню, кто я. Помню, что сделала, на что была готова. По любви ты был женат не на мне, а на Софии. А твоей жалости я просто не выдержу. У всего бывают пределы.

— А мою просьбу о прощении — выдержишь? — Кажется, это вырвалось само.

Наверное, Евгению тоже не следовало пить. Только не в Мидантии, не во дворце и не на троне.

— За то, что я тебя едва не убила?

— За то, что я думал только о своей обиде. За то, что плохо умею прощать. За то, что до конца не могу тебе верить даже сейчас. За то, что должен был отпустить тебя куда угодно. Просто посадить на корабль — с сундуком золота в обнимку. Подарить тебе свободу — как Константину и Марии, а не за шкирку тащить под венец. За то, что ты плачешь во сне, а я не знаю, что делать.

— Эжен, я тебе уже говорила: ты — правящий император. Можешь сделать всё, что хочешь. И со мной — тоже. Я же сказала: «люблю тебя», а не только «любила». Почему же ты опять не всё слышишь? — Юлиана вдруг усмехнулась. — И ты можешь мне для начала объяснить, зачем ты меня при этом заворачиваешь в одеяло как куклу? Мы, вроде, уже и впрямь выросли. Боишься, что замерзну? Сейчас мне действительно холодно, но это то ли от вина, то ли от визита наших друзей-змеек.

— Мне показалось, что… возможно, в такие минуты ты предпочтешь, чтобы я к тебе не прикасался.

Юлиана рассмеялась — почти как в лицо «змейкам»:

— Знаешь, иногда мне хочется прибить твою Софию, а иногда — сказать ей большое душевное спасибо. Подарить этой дурехе что-нибудь. Она вроде любит сапфиры — под цвет глаз? В казне чуть-чуть лишних найдется? Я не всё ухнула на диадему?

— София-то здесь при чём?

Когда бокал Юли успел опустеть опять? И стоит ли его наполнять еще?

Стоит. Раз протягивают.

— Эжен, скажи, каким образом она умудрилась убедить тебя, что это с тобой что-то не так?

— Юли…

— Эжен, кто из нас двоих был женат, в конце-то концов? Неужели ты до сих пор не можешь отличить, притворяюсь я или нет? Я ведь все-таки не Феофано. Руку… и всё остальное набить не успела. Нет, спальня — это единственное место, где мы каким-то образом нашли взаимопонимание. Хоть ты вечно боишься, что я рассыплюсь или еще что. А вот за пределами алькова у нас и впрямь куча проблем, и я не знаю, как их разгрести. С другой стороны, в любой семье бывают свои взлеты и падения. Поэтому, может, оставим, как есть? Нам всё равно вряд ли светит дожить до старости — в такой стране и с таким количеством врагов.

— Тебе всё еще холодно?

— Нет… или да.

Евгений молча притянул ее к себе. И на сей раз обернул плащом их обоих.

— Ты сказала, что я безнадежно опоздал тебя спасти еще тогда? Почему?

— Ты и сейчас не понимаешь? — горько усмехается она. — Опоздал — когда женился на Софии. Вместо меня. Тогда ты мог меня спасти от всего, что случилось потом. Но не спас. Это я должна была стать матерью Вики. Всё могло быть по-другому, Эжен. Совсем всё, понимаешь? И уже несколько лет как.

— Юли, тебе же было тринадцать…

— Почти четырнадцать. И я любила тебя. И твой отец возражать бы не стал. Как и император. Они-то уже не считали меня тогда ребенком. И я им не выглядела!

Отличная логика.

Евгений прекрасно помнил ту расцветающую красоту Юлианы. И умудрялся не замечать, какими глазами на нее смотрели оба ее дяди? Ослеп, что ли?

— При чём здесь эти самодуры вообще? Это не им предстояло жениться. Я-то не считал тебя взрослой, Юли.

— Я уже могла рожать. Или ты мог немного подождать. Всё равно и с Софией вы переспали отнюдь не в первую ночь. Неужели и в самом деле лучше так, как сейчас? Эжен, каково это — когда тебя любят? Когда ты в этом уверен? Поделись со мной…

Евгений невесело усмехнулся. Уверен он теперь вряд ли будет хоть в чём-то.

— Если ты о себе, то я о твоей любви даже не догадывался. Вот такой я идиот. Так что обо всём этом знаю не больше тебя. Мы же оба родились в Мидантийской правящей семье. Такое лучше спрашивать у Эдингема. Или даже у Аравинтского кардинала, хоть он и церковник. Не София же меня любила, в самом деле. Разве что поделится чувствами к любовнику.

Сколько лет, месяцев или дней удастся оберегать от такой правды Вики?

— Про ее любовника я и так наслушалась многовато. Уши много раз завяли и вновь упрямо распрямились. И я и не про Софию сейчас. Любовь бывает разной. Ты помнишь свою мать? Моя погибла, когда я была слишком маленькой.

— Моя умерла, когда рожала Марию. Мне было четыре года… так что помню довольно смутно. Я видел ее пару раз в неделю. Принцессам некогда заниматься детьми лично. Твоя мать была исключением.

— И не только в этом. Потому и умерла.

Не поэтому. Но Анна и впрямь была необычной. Может, потому, что родилась не во дворце.

— Так темно. Везде — будто тени мертвых шевелятся во всех углах и тянут силы с живых. Здесь столько умерло — в этом дворце, Эжен. Они хотели жить, а им не дали. Наши с тобой предки, Эжен. И крики жертв здесь не смолкают никогда.

— Переедем. Тут всё равно не дворец, а гнилой сыр. Весь в сплошных дырах.

— Что теперь дальше, Эжен? Как быть дальше?

— Я жив. Ты жива. Мы вместе… пытаемся быть. И даже Мидантия вроде еще стоит в прежних границах. Попробуем сохранить то, что есть.

— Только ты никогда меня не простишь. В этой жизни.

— Ты защищала себя. Мстила за мать. И я… верю, что ты не пыталась навредить моей дочери. И не пытаешься. Мне нечего тебе прощать, Юли.