Осел

В литературе Магриба творчество Дрисса Шрайби (род. в 1926 г.) стоит особняком. Ему, марокканцу по рождению, но пишущему по-французски и живущему в настоящее время во Франции, иногда отказывают в праве считаться марокканским писателем, хотя именно он был одним из родоначальников новой национальной литературы Марокко, возникшей на рубеже 40—50-х годов в период подъема освободительной борьбы марокканского народа за свою независимость.

Та стремительность, с которой имя Шрайби вошло в литературу, та страстность, с которой писатель обрушился на вековые устои ислама и патриархальные традиции Марокко, — свидетельство появления на литературной арене нового поколения, переживавшего столкновение двух исторических эпох — колониального угнетения и национального возрождения.

Стремление к свободе от всякого гнета, от религиозных догм и феодальных пут, к духовному раскрепощению человека, желание увидеть суверенный выход своего народа на арену истории, поиски идеала справедливости и прогресса — все эти черты характеризовали устремления передовой марокканской интеллигенции, вставшей на путь решительною разрыва с прошлым, но не имевшей ни ясной идейной программы, ни уверенности в выборе путей, ведущих к прогрессу.

Решительно отбрасывая назад традиции старого мира, это поколение нередко искало спасения в странах Запада, но, увидев и вкусив плоды капиталистической цивилизации, с болью и смятением в душе пыталось найти выход из лабиринта исторических и социальных противоречий.

Шрайби родился в семье крупного марокканского торговца, пожелавшего дать сыну французское образование. Блестяще окончив коллеж в Касабланке, он порывает с семьей и уезжает в Париж, где изучает химию. Но получив диплом инженера-химика, он почти сразу же решает заняться литературой и журналистикой и полностью посвящает себя им.

Первый роман Шрайби «Простое прошедшее» (1954 г.) был в Марокко запрещен. «Это цепь святотатств и клеветы», — роптали религиозные наставники марокканского общества. Но прогрессивная марокканская критика отмечала прямо противоположное: роман бичует зло, помогает марокканцам понять самих себя и «осознать все препятствия, которые стоят перед ними». Иные упрекали писателя в том, что в момент подъема национальных чувств народа он не только не обнаруживает всей поэзии традиционной жизни, но, напротив, рисует мрачную картину современной марокканской действительности.

С болью и гневом Шрайби поведал в своем романе о бедах, которые разъедают изнутри Марокко, об ужасах «духовного рабства», гнете вековых предрассудков, наследии феодального прошлого.

Поиски путей справедливости и свободы приводят героя книги Шрайби в Европу. «И там он присутствует при медленной человеческой декристаллизации, еще более страшной, чем та, от которой он бежал», — писал Шрайби. Так возник замысел романа «Козлы» (1955 г.). Тема его — положение североафриканских рабочих-иммигрантов в Европе. Появившись в самый разгар алжирской войны, роман прозвучал актуально и остро, запечатлев картину нечеловеческих условий жизни в атмосфере расизма и жестокой эксплуатации «рабочего скота» — как называли капиталистические предприниматели алжирцев, тридцать тысяч которых уехало в Европу на заработки.

Отвергнув исламо-феодальный Восток, герои книги Шрайби не находят прибежища и на Западе, не видят и там спасительных сил, которые могли бы указать путь к избавлению.

Но писатель попытается дать еще одну возможность своим героям обрести веру и идеал там, откуда они прежде ушли и где теперь поднялась заря новой жизни и повеяло ветром революций. Этот новый этап поисков лег а основу повести «Осел» (1956 г.), которую сам писатель рассматривает как завершение «трилогии веры».

Своеобразно сочетая черты философского произведения-притчи с народными традициями, используя символику и образность марокканского фольклора, Шрайби создал повесть, в которой за причудливым фантастическим сюжетом и горькой иронией иносказаний прорисовывается реальный фон, социально-исторические события, которые до основания потрясли всю жизнь Марокко.

Писатель показывает сложный и трудный процесс духовного освобождения народа, который вышел навстречу миру современной цивилизации из эпохи рабского оцепенения. Но, изображая трудности процесса ломки старого и замены прежних ценностей, поисков новых условий человеческого существования, писатель снова приводит своего героя к краху идеалов и надежд. Деревенский цирюльник Мусса, олицетворяющий пробудившееся и смятенное народное сознание, его разбуженную совесть, являясь его символом и пророком одновременно, открывая и постигая вновь обретенный мир, сгорит в пламени гнева обманутого народа, которого заставили забыть о «самом главном: о той жизни, для которой он был создан» и которую люди подменили другой, «состоящей из тревог, страданий, классовой борьбы, борьбы с природой, зверств и войн».

Так замкнулся трагический круг поисков свободы, добра и справедливости. Народ, разорвавший оковы колониального гнета, оказался перед лицом таких проблем, которые писатель не в силах был разрешить, утратив на какое-то время ощущение объективной закономерности явлений и попав под власть упаднического восприятия мира, когда все человеческие усилия и миропорядок кажутся абсурдом.

Позднее Шрайби так сформулирует свое понимание смысла произошедших в Марокко событий: «…народ променял свою добычу на мираж. Добыча эта — реформа всех устоев исламского общества, реформа догм, суверенное вступление в историю. Мираж зовется национализмом, полузависимостью и буржуазией, заменившей господство каидов… Молодежь же моего поколения, сознательно или интуитивно, ждала глубоких изменений, а не простого продолжения несколько видоизмененного прошлого…»

Разумеется, социально-историческая концепция писателя легко уязвима, и можно не согласиться со столь резкой и субъективной критикой марокканской действительности, но было бы ошибочно целиком и полностью отвергать ее. Не только потому, что писатель искренне и мужественно пытается понять причины неудач и ошибок, но и потому, что Марокко еще остается страной социальных и политических контрастов…

Шрайби еще не раз вернется к волнующей его теме. И в книге новелл «Со всех горизонтов» (1958 г.), и в романах «Толпа» (1960 г.) и «Завещание» (1961 г.), и в последних своих произведениях писатель вновь обрушит свой гнев на устои капиталистической цивилизации — «царство механизированной лжи и стандартизированного абсурда», поднимет голос протеста и против отголосков этой «бездушной цивилизации» в его родной стране, где новая эпоха «разбуженного историей народа» вступила в свои права. Он будет заклинать народ «искать свой собственный путь» и не идти по дороге, которой следует Запад, — дороге «войн, ненависти и угнетения». И хотя у писателя, как и у его героев, нет ни конкретной программы действий, ни ясности идеалов, достоинство и сила его произведений — в его писательском мастерстве, с которым он заставляет читателей сопереживать свой гнев, свою боль и свои надежды, помогает ощутить дыхание жизни своей страны, почувствовать тягостную атмосферу косности патриархальных обществ и разъедающий душу яд технической цивилизации Запада.

Открыто и смело анализируя проблемы колониального отчуждения, вскрывая причины душевного кризиса своих героев, радикализируя их бунт и протест, Шрайби ставит под сомнение многие, казавшиеся ранее незыблемыми, ценности. До него в литературе Марокко подобных задач не ставил никто. Почти одновременно с Дриссом Шрайби поднимут голоса протеста такие крупные магрибские писатели, как тунисец Альбер Мемми и алжирец Катеб Ясин. Творчество Шрайби ознаменовало определенный этап в литературе Марокко: от созерцательного бытописания она перешла к критическому освоению действительности, разрушению кажущихся видимостей и обнажению реальности, пусть иногда скрытой и страшной. И хотя Шрайби лишь останавливается на трагическом перепутье в своих поисках, уже и сейчас целая плеяда молодых писателей Марокко считает его своим учителем и наставником, ибо он первый позвал ка дорогу борьбы за справедливость и прогресс.