РАЗ
По дороге, пересекающей поле, быстро бежала молодая женщина, с опаской поглядывая на темнеющее небо. Ветер раздувал её темные густые волосы, бешено рвал платье, задирая подол до талии, и швырял вслед солому с поля. Надвигалась гроза. Быстро несущиеся по небосклону тяжёлые тучи выглядели весьма зловеще, и женщина знала, что вымокнет обязательно; но не дождь пугал её, а всё приближающиеся раскаты грома. В поле, на открытой местности, где нет ни одного дерева и негде укрыться – женщина это знала – молния выбирает наиболее высокие предметы. Сейчас самым высоким «предметом» здесь была она сама.
Конечно, чистое безумие – без подготовки, без предупреждения двинуться в эту глушь, пусть даже и для того, чтобы встретиться с родственниками… и уж конечно, не было никакого резона ехать до деревни с поддатым трактористом, видимо, только и думавшим, как бы залезть ей под юбку… Надо было дождаться автобуса, идущего из районного центра. Но рейсовый «вольво», на котором она выехала из города, задержался из-за аварии на трассе. Утлый «пазик» для пересадки в райцентре ускользнул из-под носа, а ждать следующего пришлось бы ещё часа четыре… Сомнений насчёт водителя трактора не оставалось, даже если не принимать во внимание сальные взгляды, гуляющие по её телу. Прикосновение грубой лапы, пару раз промахнувшейся мимо рычага и упавшей ей на бедро, было более чем понятным. Тракторист, получив ребром ладони по руке и заметно расстроившись, высадил женщину на полевом стане, а сам уехал в обратном направлении. Потому пришлось топать до деревни пешком… И женщина спокойно двинулась через поле, тем более что идти было – как она с уверенностью полагала – всего ничего: каких-то два километра.
Действительно, не прошло и получаса, как на горизонте появились знакомые ещё с детства домики выселка, расположенные чуть в стороне от деревни, несколько лет как брошенные и частично уже разрушенные.
В этот момент где-то невдалеке басовито грохнуло. Она не сразу сообразила, что происходит, но когда оглянулась, ёкнуло сердце: такой мрачной тучи, надвигавшейся с огромной скоростью, женщина в жизни не видела. Попасть под сильный дождь, особенно если погода уже не летняя, удовольствие определённо ниже среднего, а если ещё учесть, что надвигался не просто ливень, а сильнейшая гроза, ничего удивительного не было в том, что женщина ощутила настоящий страх.
Грохнуло снова, раскатисто, совсем близко. Молнию она пока не видела, но дело было даже не в самих вспышках – вероятно, в каждом из нас заложен первобытный страх перед голосом стихии.
Женщина ускорила шаг. До ближайших домов вдруг показалось очень далеко. Она оглянулась, и в этот момент по глазам ударило ярким всполохом. Гигантский огненный зигзаг вычертил на потемневшем небе фигуру, почему-то напомнившую генеалогическое древо физики, висевшее в одном из классов их школы. Прошло едва ли больше секунды, и раздался такой грохот, что заложило уши. Вот уж действительно – повезло, так повезло…
Холодный порыв ветра ещё раз рванул платье. Поднявшийся вихрь взметнул с поля сухие соломинки, больно хлестнувшие по лицу. Пелена дождя стремительно приближалась, и женщина перешла на бег, остановившись лишь на секунду, чтобы сбросить лёгкие туфли и кинуть их в болтавшуюся на плече сумку – довольно большую, куда можно легко уместить и методические пособия, и дневники учеников. Испытывая необычные ощущения в ступнях, обтянутых нейлоном колготок, она бежала легко и быстро – молодое тело, не обременённое вредными привычками и знакомое с фитнесом, отлично повиновалось своей хозяйке… и страху, гнавшему её по направлению к заброшенному выселку. «Должна успеть», – подумала она.
Но тяжёлые капли дождя, превратившиеся в поток льющейся с неба воды, моментально промочили одежду до нитки; на счастье женщины, ливень оказался вовсе не ледяным; последняя, по всей видимости, гроза в этом году несла тёплый воздушный фронт… Или наоборот – ветер гнал перед собой дождевые тучи. Платье сразу прилипло к телу, тесно обволокло колени, мешая бегу. Стало темно, словно сгустились сумерки, когда она в состоянии, не слишком далёком от паники, подбежала к первому из покосившихся старых домишек. Рядом с остатками забора стоял вкопанный в землю деревянный столб, с которого свисали обрывки проводов на потрескавшихся от времени изоляторах. По несчастью, женщина как раз пробегала рядом с ним, когда яркая вспышка сорвалась с края клубящейся в вышине синевато-чёрной тучи и угодила в вершину столба, затёсанного под грубый конус… Оранжево-голубой всполох ударил молодую женщину по глазам, а жгучий, неимоверной силы импульс, словно девятибалльный толчок землетрясения, поддал снизу, прямо в голую кожу ступней. Женщина резко остановилась как вкопанная, попытавшись закричать от боли во всем теле… Которое немного прогнулось назад… покачнулось… и подобно подрубленному деревцу, упало на мокрую землю, осыпаемую щепками и обломками столба, вдребезги разбитого ударом молнии.
* * *
– Ольга Викторовна, не забудьте внести записи в электронный журнал, и я всё-таки жду от вас подпись под решением по Белоглазову… Он должен быть отчислен.
Ольга Точилова наклонила голову, молча соглашаясь с напоминаниями завуча, и вслух сказала, что она, конечно же, ничего не забудет и предоставит всё, что требуется, в срок и в должном виде.
– Хорошо, идите, – произнесла Валентина Музгалова; эта пожилая рыхлая женщина была завучем школы ещё в те времена, когда Оля сама ходила в первый класс… хотя и другого учебного заведения. Сюда она попала после закрытия специальной школы для одарённых детей, почти случайно, без особого желания, лишь в надежде «пересидеть» с полгодика, но вот… нет ничего более постоянного, нежели временное. Полгода превратились в год, потом – в два, три…
Ольга поднялась и прошествовала к выходу. Валентина Васильевна смотрела ей вслед, и во взгляде этом не было особой теплоты. Даже в простой и скромной одежде – жилетке поверх свободной блузы, застёгнутой почти до горла, длинной юбке, полностью закрывающей колени – высокая, стройная и фигуристая учительница выглядела слишком, пожалуй, вызывающе для стен обычной средней школы. Со спины, на которую ниспадали тяжёлые тёмные волосы (пусть не чрезмерно длинные и собранные в хвост), она вполне могла сойти за ученицу из одиннадцатого «Б» – этот класс педсовет решил доверить ей с начала нового учебного года… Не слишком ли поспешным было это решение? Пять лет стажа (первые два, правда, не на полной ставке, да и в сомнительной школе, недавно закрытой) плюс внешность кинозвезды… Но умение работать с учениками, которые – что греха таить? – педагогов вообще в грош перестали ставить в последнее время; грамотность, какую и у более опытных «русичек» поди поищи; наконец, стрессоустойчивость и невозмутимость… Всё это она показала с самой лучшей стороны в прошлом учебном году, сумев справиться с этим классом, тогда десятым… А что ещё надо от классного руководителя, к которому в числе многочисленных требований по должностной инструкции не вменено в необходимость наличие определённого педагогического стажа?.. Заведующая учебной частью могла бы сказать о том, что по её просьбе (и по знакомству – но кому до этого дело?) местный участковый некоторое время последил за молодой учительницей – нет ли у неё милых привычек вроде развлечений в клубах или приглашений к себе домой разных мужчин? Но и здесь нельзя было к чему-то придраться: лишь в течение пары месяцев за последние полгода преподавательница встречалась с каким-то молодым человеком (как выяснилось, холостым сотрудником завода металлоконструкций), но даже и эта связь сейчас прекратилась. О никотине и алкоголе (не говоря уже о чём-то более серьёзном) можно было и не вспоминать – Музгалова определяла такие вещи «на глаз»… и практически никогда не ошибалась. Как и в случае с Игорем Белоглазовым, находившимся в начале дороги, ведущей в никуда.
Ольга поднималась по лестнице – прямая как античная статуя, с поджатыми губами, тронутыми бесцветной помадой, и холодно мерцающими глазами, тёмно-синими, почти фиолетовыми. Она сухо отвечала на приветствия, внимательно отмечая, с каким настроем, с каким отношением здороваются с ней ученики… Ольга полагала, что пусть и не все, но многие из детей её всё-таки уважают… Хотя бы даже за принципы, где нет места панибратству, не говоря уже о заискивании. Да, ей было страшно в первый год работы, особенно со старшеклассниками, которые несколько раз пытались называть её на «ты» и даже отпускать двусмысленности. Она сумела это пресечь со всей своей холодной твёрдостью, и сейчас одиннадцатый «Б», принятый не без опаски, вёл себя на уроках классного руководителя вполне приемлемо… Да, ей пришлось несколько раз напомнить о своём статусе вслух в первый же день сентября, когда Надя Косинская и Карина Лямина на передней парте начали демонстративно тискаться и издавать томные вздохи, нагло пялясь на учительницу у доски, объясняющую тонкости пунктуационного оформления коммуникативных единиц; да резко ответить на вопрос Жени Гузеева, который в середине урока вздумал вслух поинтересоваться, почему у такой красивой женщины нет постоянного мужчины. Небольшая лекция о приличиях, нравственной чистоте, а также (самое главное!) о том, как важно для успешных людей умение скрывать свою распущенность и нестандартные наклонности (каковые у них, скорее всего, имеют место быть), изложенная чеканным слогом и хорошо поставленным голосом, возымела некоторое действие.
«Не верю, что у неё никого нет, с такой внешностью, да чтоб без мужика…» – однажды случайно услышала она от одной девятиклассницы, уверенной, что Точилова ей не внимает. Поджав губы, Ольга как можно осторожнее ретировалась подальше от компании учеников – ещё не хватало, чтобы они поняли, будто до неё дошла эта реплика. «Иногда действительно лучше не слышать того, что о тебе говорят, когда думают, что ты не рядом, – подумала Ольга. – Но, с другой стороны, не лишним было бы знать о недобрых намерениях… чтобы суметь заранее обезопасить себя от них».
– Здравствуйте, – произнесла Точилова, входя в класс, слушая привычный фон шушуканья, смеха и других проявлений бушующих гормонов. Недружно загремели по полу стулья, зашебаршили подошвы туфель, кроссовок и прочей обуви. Затихали смешки и реплики. Кто-то встал ровно, некоторые, как Алёша Евсеев, нарочито вытянулись, будто в армии, кто-то развязно качался, словно бы принял чего-то крепкого. На лицах – вся гамма выражений: от серьёзного внимания до лёгкой насмешки. Насмешек было немного. И на том спасибо.
– Садитесь, – произнесла Ольга, шествуя широким шагом к столу, покачивая собранными в хвост волосами и стуча подолом длинного платья. Лёгкий грохот был ей ответом, и скоро настала сравнительная тишина, прерываемая шелестом страниц, неизбежными шепотками, покашливаниями и ещё чем-то непонятным – своеобразным шумовым «фоном». Всё шло как надо. Урок начался.
* * *
—…Оля… Оля… Оля… (Глупая курица)… Оля… Оленька… Как ты?.. (Вот идиотка, кто ж тебя звал сюда?)
Глухо звучащие слова и фразы влетали в тёмную мягкость пробуждающегося сознания. «Оля… Это я – Оля… А глупая курица – это, видимо, тоже я».
Просветление наступало постепенно. Мутные пятна медленно обретали очертания, превращаясь в чьи-то смутно знакомые лица. И в незнакомые тоже.
– Дядя Вова, – прошептала Ольга, узнав своего родственника.
– Ну да, это я… Как тебя сюда принесло, да ещё в такую погоду?
(Сиськи вообще супер, она лежит на спине, а они торчат, платье рвут…)
– Что? – спросила Ольга, плохо понимая, почему она слышит голоса, словно откуда-то сверху. Да и кто это сказал? Не дядя Вова же, да он и рта вроде не раскрыл…
– Что случилось? – спросила Ольга.
– Мы нашли тебя на выселке, ты была вся засыпана щепками, – сказал кто-то незнакомым голосом.
– В столб, наверное, попала молния. Ну и тебе досталось по ногам. Больно?
– Вроде нет, – прошептала Ольга. Ноги, впрочем, ныли ниже колен и подрагивали мелкой и неприятной дрожью. Взглянув вниз, вдоль своего тела, Ольга убедилась, что со ступнями ног на вид ничего особенного не произошло.
(Хороша чертовка, вставить бы ей…)
Слуховые галлюцинации… Наверняка вызванные долгим отсутствием секса и неосуществимостью желаний – психотерапевт сказал бы именно так.
– Оленька, давай, сейчас мужики просунут одеяло, мы тебя перенесём из сарая в дом… Ты же мокрая как мышь…
Тётя Вера. Милая добрая женщина, внешне так похожая на маму… Про которую лучше не вспоминать сейчас.
– Да я сама встать могу, – неожиданно даже для самой себя сказала Ольга и попыталась пошевелиться. Тело слушалось плохо. Внезапно появились тошнота и комок в горле, ни с того ни с сего захотелось заплакать. Что тут ещё за «мужики»?
Чужие руки вдруг проникли между мокрой одеждой и кошмой, брошенной на земляной пол старого сарая. Ощущение было такое, что ладони трогали её тело прямо за голую кожу – спины, плеч и бёдер.
(Ничё девка, только, по мне, худая будет…)
(Наверное, подмышки бреет, городские – они все так делают…)
Дощатый потолок, весь в паутине и каких-то белёсых пятнах, тошнотворно закачался. Ольгу на одеяле вынесли наружу, под струи стихающего дождя. Дядя Вова заботливо раскрыл над лицом племянницы зонтик, не давая воде попадать на голову и грудь. Тошнотное ощущение вдруг усилилось, зонт завертелся вокруг своей оси… и Ольга второй раз пришла в себя лишь минут через десять, уже в доме, возле натопленной печи. И это было почти счастье – она только сейчас поняла, насколько продрогла, валяясь без сознания под сентябрьским ливнем.
На плите закипал приличных размеров чайник и грелся большой чан – видимо, с водой.
– Раздевайся, – скомандовала тётя Вера, – одежду твою я постираю и высушу.
– Да стирать-то зачем?.. – деликатно начала капризничать Ольга.
– Ладно тебе, скидай уже, говорю. Володя баню затопил…
Ольга, не споря, сняла жилетку и принялась стягивать липкое платье, которое словно присосалось к коже, не желая сползать с тела. Конечно, и лифчик с трусиками промокли насквозь, пришлось снять и их. У Ольги хватило ума поехать в деревню в простом белом бельишке, недорогом и самом практичном, если уж на то пошло. Тётя Вера тут же бросила племяннице махровое полотенце, которым Ольга принялась растирать покрасневшую кожу, всю в мурашках. Немолодая родственница поглядела на неё, наверняка отметила полное отсутствие волос на теле, татуировку в виде разноцветной бабочки чуть левее и ниже пупка… Но промолчала. И то ладно, подумала Ольга – ещё не хватало новых голосов в голове, обсуждающих её внешность и гадающих на предмет её чувственности. Пугающих голосов, да. Откуда они появились?
Но голоса ушли. Наверное, удар молнии, попавший в столб, находившийся чуть не в метре от неё, всё-таки зацепил её своим импульсом. Хорошо вообще, что после этого она хотя бы что-то слышать может… И не только в своём воображении.
– … Выпей ещё чаю, Олюшка, – тётя Вера вновь наполнила чашку горячим напитком; не столько чаем, сколько отваром из душистых трав, Ольге неведомых. Точилова, прямо сейчас побывавшая в настоящей деревенской бане, взяла чашку, сделала неспешный глоток, присаживаясь у плиты. Хорошо! Тепло травяного чая, опускаясь в живот, словно бы смешалось с теплом печки, обволакивающим тело снаружи. Полотенце стало ощущаться более грубым, чем оно было на самом деле. Неожиданно начало клонить в сон. Вот незадача! Она же не спать сюда приехала…
– Вопрос у меня к вам, тётя Вера, – сказала Ольга, грея пальцы о фарфор чашки.
– Какой же, Олюшка?
Вопрос был из таких, что по телефону не решаются. Именно поэтому Ольга приехала на переговоры.
– Я хочу уехать отсюда. В смысле, из города. В другой регион. Врачи говорят, что здешний климат для меня очень вреден. Для этого мне нужно реализовать жильё… Тётя Вера, продайте мне вашу долю. Квартира маленькая, однокомнатная… первый этаж… «хрущ»… нам её всё равно не разделить.
Ольга ещё вчера подбирала, как ей казалось, необходимые слова для грядущей беседы относительно квартиры покойной матери, и полагала, что сможет построить разговор в нужном русле и выдержать его в верном тоне: одновременно твёрдо и при этом дипломатически корректно. Но её рот неожиданно выдал совсем другие слова, и тётушка даже несколько секунд молчала, сжав губы в ниточку.
– Понимаешь, Олюшка, – мягко заговорила она. – Я не думаю, что эта идея понравилась бы твоей маме, которая неслучайно отдала часть квартиры мне. Я ведь тоже ей была не чужая, как-никак сестра же… Мы даже думали о том, чтобы дать тебе возможность переехать сюда, поближе к природе… И подальше от городского смога.
Походило на то, что Ольга взяла неверный тон. Она могла бы сейчас сказать насчёт здешней природы и насчёт того, что от неё тут осталось. После многолетней хищнической вырубки лесов по всей территории области большинство озёр высохло, а ураганы, о которых в прежние времена в этих краях слыхом не слыхивали, стали разносить по округе всё то, что годами копилось на дне тех озёр. Промышленные отходы, удобрения с полей… Ещё неизвестно, где теперь экология хуже – в городе или районах.
Но об этом Ольга сочла за лучшее промолчать.
– Когда пять лет назад Маше сказали про её диагноз… Ты ещё училась в то время… Конечно, ей хотелось, чтобы ты по окончании учёбы не мыкалась по съёмным комнатам и всё такое…
Казалось, что тётя Вера тоже произносит не совсем то, что именно она хотела бы сказать. И вдруг в голове Ольги будто что-то вспыхнуло, и словно от макушки внутрь мозга посыпались слова, почти лишённые интонации и голосовой окраски, но их смысл был понятен и ярок в своей жестокой прямоте:
(Ах ты, шалава, чего захотела – хапнуть всю квартиру и свалить отсюда… на кой чёрт мне эти деньги за долю – что я смогу купить на них в городе?.. Толю, Толечку моего нужно срочно отсюда вывозить, а то он тут с этими бандитами связался… не дай бог, натворит чего-нибудь, надо, чтоб он в школу полиции поступил поскорее, а то его тут посадят, я же не переживу этого… Ну ладно, последний учебный год ему остался, а пока Ольга пропишет его в квартире, пусть только попробует упереться, ишь, сучка бесстыжая с бабочкой на брюхе, я найду способ заставить её это сделать… Ничего, ничего, девка податливая, уговорю не мытьём, так катаньем… главное, чтоб с Володькой она не обсуждала, этому алкашу ведь только деньги нужны, пропадёт квартира…)
Чашка с недопитым чаем упала на пол и разбилась. Звонкий рассыпающийся удар будто бы отключил поток сознания. Прекратился и словесный шлейф, пропитанный ядом. Тётушка лишь слегка охнула.
– Тётя Вера, простите, я случайно… – Ольга, пряча глаза и сдерживая дрожь в руках, нагнулась за осколками.
– Не надо, не надо, Олюшка… – заворковала тётя ласковым, заботливым голоском… И до омерзения лживым. – Я соберу позже… Сядь, посиди спокойно.
Точилова выпрямила спину, усаживаясь ровно. Бешеный бег сердца понемногу успокаивался, дыхание выравнивалось. Вот оно что… Вот на что рассчитывает сестра её покойной матери… Нет, на это Ольга пойти не сможет. Совсем ни к чему пускать в уютную, обжитую квартирку своего юного кузена с повадками гопника, но главное в том, что она действительно хочет отсюда уехать… И на самом деле считает, что эта осень – последняя её осень в этих краях и в здешнем ужасном климате, где зима длится восемь месяцев, а лето – один день, да и тот, по закону подлости, не выходной… Ну что ж… Каким образом и кто ей подсказал истинные мысли тётки – на этот вопрос она сейчас ответить не может. Но зато знает, как ей теперь себя вести…
– Ну хорошо, Олюшка, – продолжила тётя Вера. – И ещё посмотри сама: ведь, кроме нас, у тебя больше никого, по сути, не осталось. Отец про тебя и забыл уже, его родня – и того понятнее. На кого же ты сможешь рассчитывать, если вдруг действительно уедешь?
«Уж на тебя-то теперь я знаю, как можно рассчитывать», – подумала Ольга, но вместо этого медленно, с расстановкой сказала:
– А знаете, тётя Вера, возможно, вы и правы. В конце концов, везде хорошо, где нас нет… (Лицемерная улыбочка была подтверждением тому, что Ольга на правильном пути). – Наверное, есть смысл не спешить с такими решениями. Всё равно я бы прямо сейчас никуда не поехала. Может, через полгода или год…
Тётушка ритмично покачивала головой, на её лице были написаны неподдельное участие и сочувствие. Вот ведь дрянь-то, а… Хотя, если чисто объективно, то её можно понять: ну какое ей дело до желаний или даже здоровья племянницы, тогда как на кон поставлена судьба единственного сына?.. У Ольги мелькнула мысль соврать, что она встречается с мужчиной и намерена в ближайшее время выйти замуж… Но сразу же решила, что нет смысла уподобляться лживой тётке и тем более пугать её несуществующими планами. Ещё чего доброго начнёт форсировать события, а этого ей, Ольге, совсем не нужно. Лучше подождать немного.
– Заночуешь у нас? – спросила Вера, явно испытывая облегчение от того, что разговор на щекотливую тему вроде бы закончился, и вроде бы в её пользу. – Назавтра погоду хорошую обещают, попрошу Толю, он тебя до райцентра на мотоцикле довезёт, а то у нашего местного автобуса очень неудобный график.
На душе у Ольги было довольно-таки гадостно, но от предложения, вполне естественного, отказываться казалось глупым.
…Платье ещё толком не высохло, лифчик – тоже. Колготки придётся выбросить… Ольга накинула короткий халатик и рискнула выглянуть из комнаты в коридор. Вера куда-то ушла, её муж Владимир угостился чем-то крепким ещё в тот момент, когда Точилова принимала баню… Разговаривать с ним сейчас было бессмысленно… да и преждевременно, пожалуй. Позже, конечно, придётся сделать ему предложение с глазу на глаз. Уговорю, – сказала сама себе Ольга. Денег хватит. Не хватит – займу где-нибудь. Главное – не пережать…
Бродить по дому, а тем более, по его окрестностям в этот вечерний час совсем не хотелось. Точилова заглянула на полочку, на которой стояли и валялись потрёпанные книжки, в основном женские детективы и любовные романы в обложках с изображениями усатых мачо и томных красавиц в длинных платьях. Ни то, ни другое Ольга не относила к разряду годной для чтения литературы, но (что греха таить) иногда проглядывала по диагонали, задерживаясь на эротических описаниях… Если, конечно, автор или переводчик не страдали хронической безграмотностью – а чаще всего с русским языком они не дружили, по всей видимости, с детства.
Листая возле окна книжку с названием «Испытание любовью», Ольга услышала тихий скрип половиц. Не спеша повернулась – белоголовый паренёк стоял на пороге и внимательно разглядывал Точилову, а вернее всего – её ноги, почти не прикрытые халатиком.
– Привет, Оля, – произнёс он с лёгкой улыбкой, продолжая бесцеремонно ощупывать котовьими глазами обтянутую тонкой тканью грудь.
– Привет, Толя, – в тон ему ответила Ольга, в свою очередь изучая внешность двоюродного брата. Красавчик, ничего не скажешь. Прямо юный Есенин во плоти. Да и хулиган такой же, судя по тому, что приходилось слышать от тёти и дяди. Вот только стихи вряд ли пишет – ладно хоть если диктанты на троечку…
– Ты к нам надолго? – спросил Толя.
– Завтра утром уеду… Мама сказала, что ты сможешь подбросить меня до автобуса в райцентре.
– С удовольствием, – искренне произнёс Толя.
Ольга улыбнулась родственнику, слегка повела бёдрами, дразня. Взгляд мальчишки, как и следовало ожидать, упал ниже талии, скользнул по голым ногам. «Хочет, – подумала Ольга. – Вот оживи сейчас голоса в голове, я бы такого услышала…»
Но голоса, к счастью, молчали. И без того было всё ясно. Опережая следующую невысказанную фразу двоюродного брата, Ольга быстро спросила вполне деловым тоном, не будучи уверенной, правда, в нужном применении жаргонизмов:
– Слышала, ты собрался в ментовскую шарагу поступать. Не стрёмно?
Мальчишка изменился в лице.
– Кто это тебе накапал?
– Мама твоя сказала, – отчеканила Точилова. – Даже мне странно: вроде такой нормальный парень, а собрался в полицейское училище. Туда же самые отбросы поступают, кого в школе пацаны угнетали… Перед друзьями стыдно не будет?
– Да это… Оль, я первый раз слышу! Это чё это, маманя, значит, за меня уже решает, что мне делать и где учиться?!
Паренёк закипал быстро и достаточно бурно притом. Негодование выплёскивалось уже через край. Белая гладкая кожа лица покрылась румянцем, Точилова невольно залюбовалась: всё-таки мужчина в гневе – это само по себе уже красиво… Хотя какой из этого девятиклассника мужчина? «Впрочем, а что я про него знаю? – одёрнула сама себя Ольга. – Не исключено, что первая череда собачьих свадеб у него уже позади, да и вообще – в сёлах подростки рано к взрослой жизни приобщаются».
– Толик, слушай, наверное, она забыла сказать мне, что обсуждать с тобой это не надо, – беспокойным тоном заговорила Ольга. И, подойдя к двоюродному брату почти вплотную, положила ему руку на плечо: – Ты не выдавай меня только, хорошо?
Точилова улыбнулась и ласкающе провела ладонью по руке парня, почти физически ощущая излучаемые его телом флюиды.
– Ты же не выдашь меня? – тихо спросила она.
– Нет, – тоже негромко ответил Толя и, по всей видимости, честно. По крайней мере, он постарается держать язык за зубами.
– Спасибо, Толик, – сказала Точилова, отступая на шаг. – Ты всегда был славным парнем.
Возможно, беседа закончилась на несколько фальшивой ноте, но подросток её не распознал. По причине либо ещё не натренированного слуха, либо просто потому, что от рождения не был способен различать подобные речевые нюансы.
Между тем, как показало ближайшее будущее, он принялся готовиться к завтрашней поездке основательно. Уже в темноте Ольга вышла на двор и вдруг увидела, что из щелей дверного проёма сарая падает неяркий свет. Услышав доносящиеся оттуда металлический лязг и приглушённые ругательства, решила подойти ближе. Заглянув в широкую щель, увидела знакомый белокурый затылок. Толя занимался важным делом: откручивал коляску от древнего, но красивого на вид мотоцикла «Урал», на котором завтра предстояло совершить путешествие до автобусной остановки в районном центре. Откручивал, а не наоборот, именно так. Пожалуй, вечернее бдение в гараже стоило того, дабы завтра посадить двоюродную сестричку на заднее сиденье с тем расчётом, чтобы заставить Ольгу плотно прижаться упругой грудью к спине и ощутить её ладони на собственном животе. Точилова усмехнулась про себя: на что только не идут мальчишки, полагающие себя мужчинами, ради эротических переживаний… Впрочем, она гораздо лучше знала, на что идут ради эротических переживаний взрослые женщины, но об этом – вполне понятно – мальчишкам знать совершенно ни к чему.
ДВА
«Оно» вернулось неожиданно, и куда сильнее, чем сразу после встречи с молнией. Стоя у доски спиной к классу, Точилова провела мокрой тряпкой по её поверхности, стирая написанное, как вдруг руку с зажатой в ней тканью пронзила неприятная, если не сказать болезненная, дрожь, и в тот же миг в голове загомонили десятки голосов. Хаотичные, рваные обрывки фраз, неразборчивые слова слились в единую какофонию, но смысл Ольге стал понятен сразу: её хотели. Либо прямо сейчас, а если и чуть позже, то уж непременно в разных позах и весьма изощрёнными способами. Тряпка выпала у Точиловой из пальцев и с влажным шлепком плюхнулась у ног. Хаос в голове постепенно становился всё более разборчивым. Но фразы по-прежнему были отрывистыми, и – самое странное – их не получалось идентифицировать с теми людьми, в чьих головах они зарождались. Голоса вроде разные… но практически неотличимые один от другого, даже не всегда понятно – девушке принадлежала реплика или парню. Учительница, присев на корточки, подняла тряпку (взрыв эмоций), выпрямилась, повернулась и строго посмотрела поверх голов в классе. Неслышимый гомон чуть стих, но не особенно, и теперь фразы стали отчётливыми, даже, пожалуй, излишне, по мнению Ольги, которая замерла у стола с мелом в руке, словно оглушённая коллективным эротическим посылом.
(Представляю, вот бы потрогать…)
(Да она настоящая секси, лучше любой порноактрисы…)
(Интересно, громко ли она кричит…)
(Всё бы отдала за то, чтоб переспать с ней…)
(А если вот так подойти и сказать – Ольга Викторовна, я вас люблю…)
(Она даже в длинной юбке выглядит убойно…)
(Фигура зачётная, куда лучше, чем у Гальки…)
(Животик классный такой – мягкий и округлый…)
(Обожаю смотреть, когда она садится на стул…)
(Оля, Оля, любовь моя, если бы ты только знала…)
Ольге хотелось закричать во весь голос «заткнитесь сейчас же!» Но она лишь медленно подошла к своему столу и села на стул – да, действительно проведя ладонью по ягодице и бедру, чтобы длинный подол не задрался или не замялся. Она готова была заткнуть уши, только бы не слышать всего этого, но какой смысл – ведь эти страстные слова воспринимались не ушами. Прижав вздрагивающие руки к поверхности стола и тщетно пытаясь унять скачущий ритм сердца, Ольга чувствовала, как эти бесстыдные, похотливые, идущие не от разума, а от инстинкта возгласы поднимают в ней самой сильнейшее плотское желание. Внутренний жар опалил лицо, в животе беспокойно забились бабочки, тело ощутило каждую складочку белья, которое вдруг стало тесным, словно бы лишним на её теле. У неё возникло дикое ощущение, словно бы она занялась сексом на виду у всего класса, демонстративно, напоказ… И в этот момент наваждение схлынуло, словно чья-то рука повернула выключатель. Голоса исчезли, и вместо скопища похотливых обезьян перед Ольгой вновь появился её класс – обычные юноши и девушки, спокойные и серьёзные, внимательно слушающие объяснения и на первый взгляд куда больше озабоченные предстоящим менее чем через год ЕГЭ, нежели возможностью заняться сексом со смазливой училкой…
– Продолжим урок, – твёрдым голосом произнесла Ольга, глядя в глаза то одному ученику, то другому. В их взглядах она теперь куда более явственно читала истинное отношение к ней; то есть, она и раньше подозревала, что старшеклассники под влиянием гормонов способны на нескромные мысли, но то, что сейчас услышала, «нескромностью» назвать было нельзя. Видимо, только теперь она по-настоящему прониклась тем, что Есенин называл «буйством глаз и половодьем чувств». И нельзя сказать, что ей это не нравилось.
«Хорошо, что это последний урок сегодня, – думала Точилова. – Следующего наваждения я просто не выдержу – взорвусь прямо на месте».
Странные перешёптывания и приглушённые восклицания слегка тревожили Ольгу. Ей казалось, что ученики говорят друг другу: «Мы знаем, мы теперь знаем про вас, Ольга Викторовна, что-то новое!..» Скорее всего, это было не так, но…
– Тише, дети! – изобразив голосом всю строгость педагогической науки, произнесла Точилова, резко обернувшись от доски к классу и даже пристукнув каблуками. Юбка мотнулась вокруг её ног.
(Ты бы так классно смотрелась с хлыстом и в латексе…) – прозвучало еле слышное мнение.
* * *
– Оля, подожди минутку, – раздался знакомый голос, когда Точилова подходила к подъезду.
Её окликнула Сима Сафонова, странноватая разведённая толстуха лет пятидесяти, как и Ольга, жившая на первом этаже, но в соседнем подъезде. Детей школьного возраста у Симы не было, но это не мешало то и дело обращаться к Ольге с малозначащими просьбами и даже жалобами. Точиловой пришлось пару раз сухо сказать, что она не намерена «разруливать» соседкины горести, и та, к её чести, сумела понять, что нет смысла загружать своими проблемами постороннего, по сути, человека. Однако сравнительно ровные отношения у них сохранились, и Ольга ничего не имела против того, чтобы общаться с соседкой чисто по-житейски. К тому же Сима, будучи неработающей (видимо, сумевшей сделать нормальные алименты), то и дело снабжала Ольгу нужной бытовой информацией: когда в доме меняют трубы, чья собака у подъезда гадит, и всё такое прочее.
– Лену Соколову нашли вчера, – с заговорщицким видом сказала Сима.
Ольга даже не поняла, о ком речь. Прокрутив в голове списки из классного журнала, она убедилась, что соседка говорит не об одной из её учениц.
– Девочка из первого подъезда, на втором курсе промышленного училась, – разъяснила Сафонова, увидев недоумение на лице Точиловой. – Она пропала два дня назад…
Теперь Ольга поняла: позавчера поздно вечером родители этой девушки прошли по подъездам, прося мужчин помочь в поисках, хотя бы в близлежащих местах; вроде бы дочь звонила с мобильного, говоря, что до дома ей минут пятнадцать идти. Добровольцев нашлось не слишком много – справедливости ради, мужчин активного возраста в каждом из подъездов оказалось раз-два и обчёлся: что ни квартира, то либо пенсионеры, либо разведёнка с детьми…
– Убили её, – громким шёпотом продолжила Сима. – Зарезали. За гаражами пустырь, а внизу ложок. Там и лежала она.
– Обокрали? – спросила Ольга только затем, чтобы поддержать разговор.
– Нет, насильник, наверное… Ну, она сама хороша: зачем было тащиться через пустырь в юбке такой вот… – Сима развела большой и указательный пальцы, показывая длину той самой юбки.
Ольге как-то враз стало чуть не до слёз жалко девчонку, которую она, скорее всего, и в глаза не видела. И даже вроде досады ощутила: что же это за бред такой творится, коль стоит девочке надеть мини, и она уже подвергает опасности свою жизнь?.. Точилова вспомнила, как зажигала сама, будучи студенткой, и как ей раза четыре пришлось получать «опыт борьбы против потных рук», о чём пел кто-то из современных… Пятый опыт оказался неудачным, хотя как сказать, если уж честно… По крайней мере этот абрек потом отвёз её домой на такси (причём сидя рядом с ней на заднем сиденье, не прекращал признаваться в любви), да ещё купил цветы по дороге, а она потом целый час плакала и смеялась, не понимая, что с ней такое происходит.
Зато что с ней происходило сейчас, Ольга понимала лучше. Она предвкушала, как поднимется домой, примет душ, поработает часок с классным журналом (выносить из школы его не разрешалось, но этот запрет игнорировался традиционно), проверит тетради, а потом…
– Откуда такие подробности? – спросила Ольга. Не без лёгкой тревоги, смешанной со странным любопытством.
– Дед один с ихнего подъезда сказал. Его внук с друзьями её и нашел. Я думаю, что мальчишки, прежде чем звать на помощь, внимательно всё там осмотрели. Сыщики, понимаешь… Жуткое дело, я бы умерла со страху.
Ольгу подрал мороз по коже. Конечно, жуткое, что там говорить…
– По квартирам уже ходили двое из полиции, звонили в твою, пока тебя не было, – продолжала тем временем соседка. – Я сказала, что ты работаешь в школе, будешь около пяти часов. Может быть, придут ещё.
– Спасибо, Сима, – слегка улыбнулась Ольга. Весьма ценно, что её предупредили о визите посторонних, придётся их дождаться. Ладно, ничего страшного, скоро уже появятся. В это время можно будет как раз с тетрадями поработать.
…С тетрадями Ольга закончила к шести вечера, но полиция в гости пока что ещё не заглянула. Ожидание стало слегка напрягать, Ольга не любила неопределённости, к тому же её тело нуждалось (очень сильно нуждалось) в доброй разрядке. А этому не должен был мешать никто, даже мужчина. Если он не живёт с ней, конечно…
Точилова призадумалась. Научившись довольно рано (лет в восемь-девять) получать ни с чем не сравнимое наслаждение с помощью собственных пальчиков, и став постарше, она была уверена, что с появлением в её жизни постоянного мужчины потребность в самоудовлетворении отпадёт сама собой. Однако этого не произошло. Со временем её тело начало требовать всё более новых, разнообразных и изощрённых способов достижения разрядки, словно организм наркомана, требующий увеличения дозы. Геннадию, первому (и пока что последнему) кандидату в мужья, это не нравилось. Словом, долгих отношений не случилось. При этом секс с Геной был вполне добротным, а сам несостоявшийся муж – достаточно неутомимым, чего нельзя сказать про Дмитрия… Этот человек, во-первых был женат, во-вторых был пьяницей. Но также оказался единственным из немногочисленных мужчин Ольги, кто поощрял её «сольные» занятия. Жена Димки, по его словам, была принципиально против многих вещей, но в итоге он к ней вернулся, забрав с собой навязчивые запахи дешёвого коньяка и дорогих сигарет. Последние два пункта Ольга не считала потерей – исчезновение этих «ароматов» она восприняла с некоторым облегчением… Алексей, с кем она прожила недавно целых полгода без перспектив законного брака, был всем «в меру». В меру ласков, в меру настойчив, в меру терпим, в меру пьющ. Похоже, он на самом деле любил её, как и она его… Месяцев пять. Пока он вдруг не показался ей до безумия унылым и предсказуемым.
Будучи женщиной в меру (опять это «в меру»!) прагматичной, Ольга заставила себя прекратить расстраиваться, принять самоё себя такой, какая она есть, и не спешить форсировать события… И, конечно, признаться: она уж очень любит себя. Речь шла о плотских радостях, естественно – с этим она сама с собой тоже согласилась. Причём как раз в тот момент, когда смотрела по кабельному ТВ очередной немецко-голландско-ирландский фильм с банальным названием. В каждой из таких лент непременно имели место одна-две сцены лесбийской любви, у Ольги особого интереса не вызывавшие. Отвращения, впрочем, тоже. В студенческие времена к ней клеилась высокая, крепкая спортсменка, учившаяся двумя курсами старше, которую тоже звали Ольгой, но, натолкнувшись даже не на неприятие, а на ледяное равнодушие, быстро отвалила. Точиловой сложно было представить себя в постели с женщиной… и только обрывки редких влажных снов говорили ей, что она ещё не всё про себя знает. По крайней мере, когда-то книжки про Эммануэль её возбуждали – Ольга помнила, как она любила сидеть за столом совершенно голой и читать нескромные, бесстыдные откровения… Сейчас она тоже сидела за столом совсем голая, но только перед ней лежала не эротическая беллетристика, а классный журнал. Ведя по списку тонким пальцем с аккуратно подстриженным ногтем, покрытым бесцветным лаком, Ольга пыталась понять, кто из её учеников и чего именно хотел бы. Девушек она вычислила быстро – Косинская и Лямина. Они напоказ выставляли свою взаимную привязанность, даже по улице всегда шли либо держась за руки, либо сцепив мизинцы, а при встрече прилюдно целовали друг дружку в губы… Да и других девочек, если те были не против. С парнями сложнее. В любви ей могли признаться, вероятно, Лаврушин и Сероов – мечтательные, флегматичные, неагрессивные – словом, немного не от мира сего. Кто же представил её в наряде садистки? Каширин? Иванов? Савлук? А кому так понравился её животик?
Точилова невольно провела ладонью по гладкой коже живота – мягкого и чуть округлого, но при этом упругого. Дима так любил его целовать…
Словно лёгкая волна коснулась внутренней части бёдер. Ольга поменяла положение тела, и в этот момент в дверь позвонили. Точилова быстро облачилась в домашнее платье, достаточно плотное для того, чтобы не дать никому возможности определить отсутствие лифчика, и, пройдя в прихожую, открыла дверь.
Так и есть – двое сотрудников со знаками различия: он и она. Он – светловолосый гигант не менее двух метров роста, на чьих плечах трещал китель; она – маленькая, щуплая, рыжеволосая, с виду как есть школьница, по ошибке влезшая в полицейскую форму.
Разговор оказался недолог – представителям закона заранее было всё ясно. Впрочем, после формальной беседы гигант пробасил:
– Завтра с утра, скорее всего, к вам в школу придёт сотрудник с инструкциями. У руководства есть мнение – надо довести до сведения всех старшеклассниц, что в районе завёлся серийный убийца. Сексуальный маньяк.
– Это действительно настолько серьёзно?
– Да, очень похоже на то, – произнесла высоким певучим голоском рыженькая полицейская девушка, ощупав Точилову взглядом. – Вам и самой есть смысл быть осторожной.
– Вам тоже, – не удержалась Ольга.
– Я серьёзно, – продолжила девушка. – Убийца настиг Соколову, связал её. Рот заклеил скотчем, чтобы не могла кричать, руки и ноги тоже скотчем обмотал. Потом вспорол ножом живот чуть ниже пупка. Когда её нашли, она лежала, скрючившись на боку – наверное, мучилась всю ночь до утра.
Ольгу слегка передёрнуло, когда она представила себе эту картину – скорчившаяся девичья фигурка в луже запёкшейся крови с подтянутыми из последних сил коленками к животу… С другой стороны, она внезапно ощутила возникший из не пойми каких «подвалов» странный, нехороший интерес. «Тёмный» такой. Это было для Ольги внове, она даже немного рассердилась на себя за дикие мысли…
Проводив с некоторым облегчением полицейских, Ольга скорчила себе гримаску в зеркале, потом, кое-что вспомнив, сняла висевший на маленьком крючке ключ от почтового ящика – дойти, посмотреть на всякий случай…
Внутри лежал плотный белый прямоугольник. Сердце Ольги бешено застучало: неужели? Так быстро?..
Чуть вздрагивавшей рукой она взяла извещение. Так и есть – оно! Чувствуя, как к щекам приливает жар, а промежность заполняет приятное тепло, Ольга буквально взлетела к двери квартиры. Паспорт! В сумку! Платье для улицы… На голое тело?.. Да к чёрту бельё! Нет времени на подобную ерунду!
Точиловой несказанно повезло. Почтовое отделение, расположенное в старинном одноэтажном здании с печными трубами, ещё было открыто, хотя внутри по случаю окончания рабочего дня толпились люди – душ семь-восемь. Приди Ольга пятнадцатью минутами позже, и посылку ей уже не удалось бы получить – за ней в очередь встали лишь два человека; остальным «почтмейстер» то и дело кричал «не занимайте!»
«Почтмейстерами» в отделении посменно трудились двое – пожилая подслеповатая дама с пучком седых волос на затылке и круглолицый шатен с бородкой и усиками а-ля Джонни Депп, примерно возраста Ольги; его она иногда видела возле своего дома – наверное, жил в нём же или поблизости. Несмотря на небольшую полноту, выглядел он вполне складным, даже, можно сказать, интересным, будучи к тому же не низеньким. И уж точно не подслеповатым – вид у парня был такой, словно он мог распознавать содержимое посылок сквозь плотный картон, а может, и тело через одежду…
Взяв в руки коробку под пристальным взглядом стоявших позади Ольги солидного мужчины в светлом костюме и неряшливой красотки лет тридцати пяти, Точилова подумала: знали бы они, что там находится… А с другой стороны – даже вскрой она сейчас упаковку, не всякий и поймёт ведь, что это такое и как его можно применять… Ощущая ткань длинного платья каждой клеточкой кожи, Точилова быстрым шагом направилась домой. Вернувшееся состояние пред-возбуждения уже почти переросло в вожделение.
…Не раздеваясь, но и не торопясь, оттягивая момент, когда можно будет погрузиться в тепло наслаждения, Ольга вскрывает посылку – пакет из плотной коричневой бумаги, в который завёрнута картонная коробка. Открывает эту упаковку и вытряхивает на стол предмет. Облизывает губы трепещущим языком. Оно! Сердце бьётся так, что кажется – вот-вот выскочит. По-прежнему неспешно, наслаждаясь собственным возбуждением, женщина расстёгивает две верхние пуговицы – платье имеет застёжки сверху донизу и может распахиваться полностью.
С лёгким вздохом ложится на кровать прямо в платье, открывающем тело сверху. Грудь обнажена полностью, Ольга ласкает её кончиками пальцев, делая круговые движения по кромкам тёмных ореолов. Платье держится только на тех пуговицах, которые ниже губ… Женщина гладит нежную кожу своего живота, слегка проминает её.
Расстегнув последнюю пару пуговиц, Точилова берёт в руку продолговатый предмет и толкает пальцем движок. Слышится негромкое жужжание, Ольга осторожно трогает торчащим концом интимного аппаратика у себя между ног. Это действует на неё словно удар тока: тело содрогается, женщина коротко вскрикивает. И замирает, проверяя свои ощущения… Если бы она могла себя видеть сейчас со стороны, то поразилась, как широко раскрыты её сине-фиолетовые глаза… Всё в порядке – устройство действительно работает так, как она прочитала на одном из форумов, куда периодически заглядывает под созвучным её фамилии ником «Touch-a-Love». Глаза женщины закрываются, левая ладонь ложится на живот, пряча бабочку, слегка давит, проминая плотную упругость. Правая с зажатым в ней вибратором нежными, но при этом словно бы жалящими движениями касается плоти, и каждое прикосновение вызывает всё новые восклицания.
Фантастическая гамма чувственных ощущений немного ошеломляет женщину, у неё перехватывает дыхание, учащается сердечный ритм, начинают вздрагивать приподнятые колени. Поворотом регулятора она включает вибрацию на полную мощность, ощущая, как мелкая дрожь распространяется по всему животу. Ольга извивается в пароксизмах сладострастия, заполнившего её всю «под завязку». Каждая частичка тела поёт песню наслаждения, требует разрядки.
…Проходит несколько минут. Расслабленной рукой Ольга кладёт рядом с собою выключенный вибратор, проводит затем пальцами по груди и животу. Тело слегка вздрагивает, словно через него пропускают электрические импульсы, – кожа сразу после акта сольной любви всегда чертовски чувствительна. Голова кружится – это она отчётливо ощущает, даже несмотря на то, что лежит навзничь, распластавшись на постели, будучи в состоянии удовлетворённости и опустошения. Ольга вздыхает, оглаживает себя спереди, шепча что-то вроде слов благодарности собственному телу, которое доставило ей столько радости и счастья.
Наводить порядок уже нет ни сил, ни желания. Решив, что с успехом займётся этим завтра, Ольга ставит будильник на телефоне, сдвинув время сигнала на полчаса ранее обычного. Впрочем, времени хватит на то, чтобы хорошо выспаться. Покачиваясь от лёгкой усталости, Ольга идёт в ванную, включает несильный напор душа, подставив тело струям воды. Хочется спать, очень хочется, и никакого резона нет для того, чтобы организовывать ужин – можно ведь ограничиться парой яблок. Да и чего наедаться на ночь, талию портить?.. Очень тонкой её, конечно, не назвать… да и не нужно. Ольга не полагала плоский живот привлекательным; такой, как у неё, ей самой нравился куда как больше. Да и любовникам тоже… Кто же из её учеников хотел увидеть его свободным от одежды?
…Голая Ольга лежит на кровати поверх постельного белья и крепко спит. Завтра утром она снова наденет платье-футляр, водрузит на лицо каменную маску и направится в школу – холодная и строгая леди.
ТРИ
У классной доски стоял худощавый молодой незнакомец с тонкими чертами лица в тёмно-зелёном рабочем комбинезоне. Сама доска была снята с крючков и приставлена к стене. Мужчина с озадаченным видом изучал раздвоенный конец провода, торчавшего из перекрытия, а за его действиями внимательно наблюдала женщина лет пятидесяти. Она была чуть выше среднего роста и сохранила неплохую фигуру – Галина Маркина, директор школы. Директриса и незнакомец одновременно и довольно серьёзно посмотрели на входящую Ольгу, которая сделала удивлённое лицо, но не забыла поздороваться.
– Сергей Вениаминович искал утечку тока, – произнесла Маркина, – да вот нашёл у вас за доской такую вещь, которая вполне могла причинить вам большие неприятности…
– Какую именно? – поинтересовалась Ольга, ставя сумку на свой стол.
– Провод под напряжением, – пояснил Сергей, внимательно ощупывая тёплыми карими глазами фигуру учительницы. – При возможном фатальном стечении обстоятельств вы могли получить сильный удар током. Оголённый провод касался алюминиевого обрамления, а если бы вы в этот момент одной рукой взялись за него, а другой – коснулись батареи отопления…
Слабая надежда на то, что в кабинете меняют древнюю доску на интерактивную, быстро испарилась. Зато Ольгу неожиданно озарила догадка, которая, в принципе, появилась не совсем уж на пустом месте. Сразу же вспомнилась вспышка молнии и то, что за ней последовало…
– А вы у нас новый электрик? – поинтересовалась Ольга.
– Ну не то чтобы у «вас», – добродушно улыбнулся Сергей. – Я обслуживаю несколько объектов, в том числе и школу.
– Понятно, – протянула Ольга, возвращая улыбку.
(Приятный парень… и голос такой хороший – глубокий баритон. Услышать бы, что он обо мне думает…)
Можно было бы, конечно, прямо сейчас взяться за оголённый конец провода, но это выглядело бы экстравагантно и – надо признать – весьма глупо. Да и опасно. Ладно, лучше как-нибудь в другой раз проверить… Да и почему бы нет?
Электрик вроде бы не торопился уходить. Да и Ольга не собиралась его прогонять.
– Вы же доску обратно повесите? – спросила она. – У меня урок через пятнадцать минут.
– Разумеется… Сейчас, только провод уберу и заизолирую.
– Я полагаю, всё в порядке, – чуть наклонив голову, произнесла Маркина. Притом утвердительно, без малейшего намека на вопросительную интонацию.
– Да, конечно, – едва ли не хором ответили Ольга и Сергей. Переглянулись. И Точилова как-то сразу вдруг решила, что с этим симпатичным мужчиной они обязательно встретятся ещё раз. Но не сегодня. Это было бы экстравагантно и (возможно) не особенно умно. Хотя и неопасно.
Директриса покинула кабинет.
– Позвольте попросить вас… – Сергей ловко поднял край доски, набросил металлическую петлю на крюк. – Придержите здесь… Да-да, вот так.
На какой-то момент Ольге показалось, что их пальцы коснутся друг друга, но… этого не случилось. И вообще, Сергей довольно быстро начал собирать вещи в кофр, сразу же, как только доска вернулась на своё место.
– Если вдруг снова возникнут проблемы с электричеством… – начала Ольга. – С вами можно же будет связаться?
– Конечно, – заверил её Сергей, уходя.
«Но как?» – хотела спросить Ольга. Она слегка растерялась. Нет, более того, почувствовала что-то вроде негодования. В класс, едва не втолкнув электрика обратно, ввалились неразлучные подружки Косинская и Лямина, треща на бегу, как сороки. Впрочем, поздороваться они не забыли. Не забыли и про себя отметить выражение растерянности и досады на лице молодой «училки». Чтобы выкинуть его из головы в следующую секунду… Но потом вспомнить, если вдруг понадобится.
* * *
Тёплый сентябрьский день с заходом солнца сменился довольно прохладным вечером. На город быстро опускались сумерки. Центральные улицы озарились мощным светом ртутных ламп, удалённые от них улочки и переулки понемногу тоже освещались, пусть не так ярко, но достаточно для того, чтобы редкие прохожие видели друг друга хотя бы в паре десятков метров, а то и больше, если поблизости находились дома с освещёнными изнутри окнами.
Но лишь несколько шагов по грунтовой дороге в сторону от горящего неярким светом фонаря в переулке – и вы попадаете почти в кромешную тьму. Но не совсем – потому что чуть поодаль находится серый бетонный забор, огораживающий промзону завода стальных конструкций, на территории которой горит свет. Впритык к этому ограждению громоздятся несколько рядов капитальных и металлических гаражей, и в одном из них приоткрыта дверь. Оттуда падает желтоватый луч электрического света да доносятся звуки музыки (в стиле «русский шансон») и грубый мужской хохот – кто-то из автомобилистов коротает вечер, отдыхая от постылой и нудной жены в компании себе подобных.
Но мы не пойдём по дороге к гаражам или проходной завода – наш путь лежит по узкой тропинке через заросший клёнами и тополями пустырь. Если идти минут пятнадцать, внимательно смотря под ноги, чтобы не споткнуться, то мы вновь выйдем на освещённую улицу, почти на бульвар. Тут с одной стороны находятся промышленный колледж, филиал педагогического университета, пивоваренный завод и уже много лет «загибающаяся» фабрика спортивного инвентаря. А если перейти на противоположную часть улицы (желательно дождавшись разрешающего сигнала светофора), то мы окажемся среди жилых пятиэтажек. Этот выселок пользуется в городе недоброй репутацией, слывя за местное гетто с гопниками и алкоголиками… впрочем, не более опасное, чем любой другой подобный район любого другого подобного города.
Не все студенты и сотрудники предприятий этого района живут поблизости от своих учебных и рабочих мест; кому-то приходится добираться ближе к центру, а то и на другой конец города. Что ж, к их услугам общественный транспорт. Если ехать на противоположную окраину, то это вполне нормально, а если надо проехать в район, расположенный ближе к центру, например, чтобы попасть в школу, где учительствует Ольга Точилова, то многие предпочтут короткий путь через пустырь, мимо промзоны и гаражей. Лучше двадцать минут идти пешком, чем пятнадцать – ждать автобус, который полчаса будет кружить вокруг той территории завода (а если сильно «повезёт» – ещё столько же сидеть на железнодорожном переезде).
Осенними вечерами людской трафик здесь весьма неплотный. Уже в сентябре темнеет рано, а снег ещё не выпал, пустырь выглядит очень неуютно и даже зловеще. А из гаражей могут вывалиться возвращающиеся домой разгорячённые спиртными парами граждане. И пусть они никакие не гопники и не хулиганы, но словесно покуражиться над одиноко бредущей девушкой они вряд ли упустят возможность. И если даже завтра им будет чуть-чуть стыдно (что не очень вероятно, хотя и возможно), но девушке определённо будет гадко ещё как минимум дня два. Пусть и не каждой, быть может.
…Одинокая фигура прислонилась к дереву метрах в десяти от начала тропинки, ведущей к пустырю от улицы, чуть ниже пригорка. Прячущемуся человеку хорошо был виден отблеск подмигивающего светофора в верхних окнах здания колледжа. И ему также виден любой, кто начинал спускаться с пригорка. Этот человек стоял и терпеливо ждал. Если у него был телефон, то он, возможно, выключен. Если у него были сигареты, то он воздерживался от курения. Ему не нужно было курить. Ему сейчас нужно нечто другое. То, без чего он не мог обойтись.
Лица его мы не видим – на голову надета плотная шапочка с прорезями для глаз; он похож то ли на омоновца, то ли на мелкую московскую хулиганку. Но ни тем, ни другой он не является – мы догадываемся, что он настоящий злоумышленник, гораздо хуже, чем «обычный» преступник. Возраст у нас определить не получится – ему может быть и семнадцать лет, и шестьдесят. Единственно, мы точно полагаем, что этот человек мужского пола. Потому мы и назовем его «мужчиной», не уточняя, старик он или юноша.
Грубый мешковатый силуэт не мог его заинтересовать. В принципе, абсолютно, никак. Но вот на пригорок поднялась женщина, одетая в платье или юбку. Мужчина напрягся, прислушался. Судя по звуку шагов, женщине лет было прилично – подобные нюансы прячущийся различал очень хорошо. Пусть идёт себе…
Прошли трое подростков, галдя и хохоча. Двое мальчишек и девчонка. Мужчина молча проводил их взглядом: была бы девка одна… Опять компания… Парень, судя по всему, пьяный… Ещё женщина… Но не та, какая нужна… А вот это… кажется, то, что надо!..
Лёгкие стройные ноги в обтягивающих брючках вознесли свою обладательницу на пригорок. Взметнулась грива распущенных волос – при свете фонаря видно, что тёмных… Пора! Мужчина беззвучно сорвался с места и почти в полной темноте побежал по одному ему известной дорожке через заросший деревьями пустырь, более короткой, чем петляющая тропинка. Он мог спугнуть жертву, поскольку под ногами неминуемо да хрустнут сучок или веточка, но эта девушка (как и предыдущая, впрочем) заткнула уши громкой музыкой с телефона – ему на удачу, себе на беду…
И долго любимые мелодии слушать ей не пришлось – мужчина с разгона сшиб девушку наземь и, прежде чем она опомнилась, изо всех сил ударил в подреберье. Дыхание моментально сбилось, рот непроизвольно открылся, чем и воспользовался злоумышленник: быстро заткнул ей рот комком плотной ткани. Девушка почувствовала, что вот-вот задохнётся. Сквозь туман, затягивающий сознание, она могла ощутить, что её тело куда-то быстро тащат крепкие руки, а ноги волочатся по земле, цепляясь за сучки и веточки. И всё же она пыталась сопротивляться: то и дело дёргала руками, надеясь удержаться на ногах, суметь вывернуться вокруг своей оси, что называется… Тщетно!
Девушку бросают навзничь. Ещё один сильный удар в живот, ещё и ещё… Сопротивляться нет больше сил… Переворот лицом вниз… То ли жужжание, то ли треск… Лёгкий запах уксусной эссенции вызывает у лежащей студентки воспоминание о сегодняшней лабе… Так пахнет упаковочный скотч, которым её связывают; девушка чувствует плотные, липкие ленты на губах, потом ей туго перетягивают заведённые за спину руки, затем – лодыжки ног…
«Сейчас этот гад меня изнасилует, – вяло шевелится в голове девушки. – Ну зачем, зачем я пошла через пустырь – ведь можно было уехать с Гришкой на машине… Эй, а почему он мне колени стягивает?..»
Девушку снова переворачивают лицом вверх. На фоне тёмно-фиолетового неба она видит лишь чёрное пятно – это голова мужчины, сдёрнувшего её с тропинки и утащившего непонятно куда… и непонятно зачем… Стоп… Кто-то ведь там и что говорил про какую-то Соколову со второго курса? Вроде менты уже вчера ходили по колледжу, пока она с Женькой прогуливала лекции, рассказывали, что девку убили буквально на днях, и как раз именно на этом пустыре…
Ужас холодной рукой хватает студентку за горло. Она понимает, что попала в смертельную ловушку. Гибкое тело бьётся и выгибается на земле. На лбу у злоумышленника вспыхивает тусклый фонарь – батарейки почти «на последнем издыхании», но всё, что ему надо, он видит… Зато кому не надо не заметят отблеска из глубокой расселины, на дне которой распласталось тело студентки.
Злоумышленник любуется этой картиной при неверном свете. Связанные руки девушки заведены вниз и назад, под поясницу. От этого её тело прогибается вперёд, животик соблазнительно выпячивается, кажется более выпуклым, чем он есть на самом деле. Протянутая рука рвёт поясок тонких брюк, замок расходится, показывая снежно-белую ткань трусиков на телесной белизне кожи. Мужчина задирает кофточку вверх, теперь живот обнажён, раскрыт практически полностью. Тени, отбрасываемые рукой, причудливо пляшут по коже извивающейся на земле девушки. Сквозь кляп доносятся только невнятные приглушённые возгласы. Подрагивающая от нетерпения рука злоумышленника минуты три нежно гладит мягкую кожу, пальцами проминает её, всё глубже продавливая податливую плоть… Слышится негромкий металлический щелчок, девушка видит блеск стального лезвия и замирает от полного, всепоглощающего ужаса.
…Убийца давно ушёл, но Анжела Власова дрожала и сучила ножками, царапая землю ещё долгих три часа. Девушка едва не вывихнула руки, пытаясь освободиться или хотя бы выползти на дорогу, но сил уже всё равно не было. Утром её найдут бродячие собаки… А люди – только следующим вечером.
* * *
Точилова была достаточно умна, чтобы сложить два и два. Её «наваждения», вспышки телепатических возможностей, проявлялись в моменты, когда тело попадало под удар электрического тока. Насколько сильным он может быть, ей стало понятно в тот незабываемый день, когда она угодила почти что под удар молнии, а насколько слабым – об этом напоминала классная доска, по которой гуляли блуждающие токи, проникшие в её руку через мокрую тряпку… Теперь, понимая, что за возможности ей представляются, Ольга раздумывала над тем, каким образом «включить» телепатию в нужный момент, например, при разговоре с Маркиной или Музгаловой…
Батарейки, судя по всему, никак не годились – их напряжения или импульса явно не хватало, чтобы инициировать «шестое чувство». Ольга уже пыталась тискать пальцами контакты небольшого 12-вольтового аккумулятора, находясь среди людей, но эффект оказался нулевым. Как носить с собой напряжение в двести двадцать вольт, Точилова не могла сообразить. Подбадривать себя электрошокером, разве что? Нет, это бред. Хотя…
Не будучи особо продвинутой в области физики и электротехники, Ольга тем не менее умела пользоваться справочной литературой. Сидя за монитором компьютера, она скоро узнала много нового о конденсаторах. Кроме того, в памяти всплыли её школьные годы, а именно – четвёртый или пятый класс, а ещё точнее – шкодливый Сашка Плескунов, который таскал с собой небольшую металлическую коробочку с двумя торчавшими из неё контактами. Выбрав момент, он прикасался ими к оголённым местам кожи у одноклассниц (предпочтительно – сзади к шее), вызывая истошные визги. Впрочем, сквозь одежду разряд тоже мог проникнуть, если ткнуть плотно. Конденсатор с нужными значениями в вольтах и микрофарадах стоил сущие копейки, и Точилова спешила домой с приобретением, когда у подъезда ей встретились несколько знакомых и соседей, в том числе и Сафонова. Ольге не пришлось долго догадываться, что послужило поводом для стихийного собрания; вчера произошло новое убийство, и практически на том же месте. И опять вспоротый живот у девушки.
– Оля, подождите секунду, – попыталась задержать Точилову Сима.
Ольга уже собралась было остановиться возле группы жестикулировавших граждан, но вдруг что-то ей пришло в голову.
– Подождите пять минут! – и, не став выслушивать возможные возражения, буквально взметнулась в квартиру, перепрыгивая через две ступеньки. Бросила сумку на тумбочку в прихожей, на лету выхватывая покупку, проскочила в комнату, где уже лежало заготовленное зарядное устройство – система проще некуда: два оголённых провода и электрическая сетевая вилка. Ольга аккуратно подсоединила выводы конденсатора к проводам и воткнула вилку в розетку. Затем, разобрав конструкцию, осторожно взяла конденсатор и, секунду покрутив так и этак (сердце колотилось отчаянно), подтянула платье и поднесла его чуть подрагивавшей рукой, слегка коснувшись гладкой кожи голого бедра…
Ай! С сухим щелчком конденсатор разрядился, больно ударив Ольгу током. Испытав лёгкую дрожь в теле (вроде ничего другого, и то хорошо!), она оправила платье и поспешила на улицу, к соседям.
– Да, а вот и я… – начала она.
– Оля, – сказала Сима, – мы тут сейчас всем домом собрались, чтобы как-то обезопасить наших детей…
Тотчас заговорили и другие участники стихийной сходки, и одновременно заработал «сурдопереводчик» в голове Ольги:
(Только вот странно: приходят почему-то как раз те, у кого либо детей нет, либо уже выросли, либо сыновья…)
– Ой, как жалко-то бедную девочку…
(Всего лишь очередная крашеная молодая сучка…)
– Да, такого жуткого случая у нас в городе ещё не было…
(Да ладно, были похожие, и в девяностые, и при совдепии даже, когда участковую врачиху на ремни порезали…)
– Не представляю, как вообще можно так поступать?..
(Конечно, этот тип больной; я бы лучше просто трахнул, всё равно потом никто заявы не пишет…)
– Говорят, смотреть невозможно было – даже менту какому-то приплохело…
(Эх, поглядеть бы, как такие вещи в реальной жизни происходят…)
– Как этих уродов только земля носит?..
(Да так и носит – вон взять Лёху с «двадцатки», он же бабца своего с шестого этажа выкинул, а наш Корнила два года назад шлюху запинал до смерти, ничё им не было, хотя весь район знает…)
– И как же теперь девчонкам быть? Дома же их не удержишь…
(Ну, если тёлка в юбке до пупа и трусы светит, то ей поделом только будет…)
– Нет, я уже говорил: надо команду из крепких мужиков собрать…
(Да, хорошо бы поймать этого гада… на девок-то плевать, если честно, главное – его бы самого помучить как следует…)
Ольгу замутило. За вполне обычными словами крылись довольно гадкие мыслишки: на самом деле не было у людей ни жалости, ни сострадания; только злорадство и не очень здоровое любопытство. Голоса в голове продолжали гомонить, вызывая совсем уже мерзкие и жуткие образы, словно вытащенные из глубин ада. Чтобы хоть как-то заглушить их, Ольга спросила вмиг осипшим голосом:
– А я чем могу быть полезна? И я, и другие учителя – мы все постоянно говорим девочкам о том, что надо соблюдать осторожность. После того случая и так вся школа, извиняюсь, на ушах стоит…
(Да ладно – вон старшеклассницы за каждым углом торчат, курят и ляжками сверкают, много ли толку от ваших лекций…)
(«Девочки», говоришь? Не смеши мои тапочки; сколько перетрахал в твоей школе – хоть бы одна «девочка» была…)
(Ты сама-то на себя погляди, училка-точилка – сиськи торчат, губы намазаны, глазищи бесстыжие, с женатым вон жила сколько времени…)
(Вот тебя на уши я бы уж точно поставил, где-нибудь на том же пустыре…)
Гидра разевала свои пасти, из которых доносились совершенно другие слова, но Точилова их не слышала. Ее передёрнуло сильнее, чем от электрического разряда.
– Знаете, я, скорее всего, не смогу быть полезной, – повторила учительница. – Лучше обращайтесь к руководству школы. Кроме бесед в классе, я вряд ли что-то более серьёзное смогу организовать…
(А ведь и действительно, толку-то от неё, пусть хотя бы детей учит правильно…)
– Ещё я знаю, что у некоторых жителей нашего дома, – вдруг словно само собой вырвалось у Точиловой, – есть гаражи рядом с заводским забором. Оттуда до пустыря, где бродит маньяк, совсем недалеко. Почему бы парням не подежурить в своих боксах?
(Ха, да она ведь дело говорит!..)
(Да ну, чушь какая – много ли из гаража увидишь, когда темнота кругом?..)
(Вот ещё – психопат меня самого там и пришьёт, чего доброго!..)
– Нет, что-то в этом есть, – вслух произнёс невысокий мужчина в кожаной кепке и джинсовом костюме, с кем Точилова частенько встречалась у подъезда. – У Ивана из шестой квартиры там точно гараж есть, у Степаныча вроде тоже был…
– Степанычу-то уже девятый десяток пошёл, – сказала Сима. – Он за руль несколько лет как не садился, не видит почти ничего.
Голоса в голове вдруг начали стихать, слова стали неразборчивыми. «И то хорошо, – подумала Ольга. – За последние несколько дней я слишком много нового узнала. Про людей и про себя. И не могу сказать, что мне всё это нравится… Да, а ведь возле этого пустыря, – вдруг вспомнила Ольга, – есть и мой гараж! Кстати, а почему бы туда не наведаться? К тому же мне всё равно придётся его продавать, и, видимо, в самом ближайшем времени».
Не имея привычки откладывать дело в долгий ящик, по возвращении в квартиру Ольга нашла связку тяжёлых ключей и отправилась в сторону зловещего пустыря, благо до наступления темноты оставалось ещё порядочно времени.
Гараж был ранее собственностью её мамы, а до этого – кого-то из родственников по отцовской линии. Машину отец забрал при разводе (на ней и уехал в другой город, а потом – и в другую страну с новой женой), гараж всё же оставил жене бывшей. Мать Ольги была не при тех деньгах, чтобы приобретать автомобиль, да и проблемы со здоровьем вряд ли способствовали подобной возможности. Гараж некоторое время служил чем-то вроде большой кладовки, а после смерти мамы оказался полузаброшенным. Ольга про него почти не вспоминала, предполагая лишь иногда, что он станет нужным, когда она выйдет в конце концов замуж. Теперь же, решив уехать из родного города, подумала о том, что гараж есть смысл продать, добавив тем самым к своим сбережениям дополнительную сумму, чтобы поскорее выкупить долю квартиры у родственников.
День был пасмурным. Дождь вроде бы не ожидался, но сырость пропитала воздух. Тяжёлые серые тучи создавали впечатление ранних сумерек. Дорога оказалась на удивление пустынной – уж не страх ли нарваться на серийного убийцу тому причиной? – думала Ольга, идя к гаражам и непроизвольно озираясь. Нет, она не чувствовала сейчас боязни, но – надо быть перед собой честной – внезапно захотела вернуться домой. Гараж никуда не убежит. Можно же прийти в воскресенье утром…
Но сооружения находились уже совсем рядом. Два длинных ряда капитальных боксов были окружены ещё двумя рядами гаражей – металлических. Некоторые из них состояли в ведении кооператива, но многие были установлены самовольно, на собственный страх и риск владельцев. Один из металлических гаражей был приоткрыт, возле него стояла старая иномарка с поднятым капотом. Около машины, заглядывая в моторный отсек, о чем-то дискутировали двое мужчин, и Ольга успокоилась.
…На воротах кирпичного цвета, закрывавших гараж Ольги, виднелся номер «78», набитый белой краской по трафарету. Поблизости стояла опора линии высокого напряжения, рассекая своими «ногами» стройность рядов. Под опорой буйно разрослись клёны. Ольгин гараж из-за стоявшей опоры не примыкал вплотную к прочим и находился на небольшом отшибе, отступая от общей линии вместе ещё с одним гаражом; эти два бокса торец к торцу составляли единый блок, хотя и принадлежавший двум разным хозяевам. Ольга смутно припоминала, что там держал свой «москвич» какой-то пожилой мужчина из их дома, но сейчас, судя по всему, он уже давно сюда не заглядывал. Ворота соседского бокса выглядели ещё более запущено, чем у Точиловой. Гараж, критически подумала Ольга, расположен не очень удобно. Во-первых, заезжать в этот ряд можно было только со стороны пустыря и ехать вдоль всей линии боксов, смотрящих друг на друга своими воротами. Во-вторых, из-за опоры ЛЭП тут надо довольно хитро маневрировать, чтобы аккуратно въехать в бокс… Между линиями гаражей в этот час было безлюдно. Ольга с некоторой опаской глядела вдоль «коридора» – а что, если со стороны заезда сейчас появится группа людей с недобрыми намерениями и направится к ней?.. В животе вдруг стало холодно.
Ладно… Точилова вынула ключи из сумки, отомкнула два замка, изнутри приваренных к железной двери, и с небольшим трудом отворила её. Выключатели не работали – свет давно отключили за неуплату. Вошла внутрь, достала фонарь, зажгла его. Белый светодиодный луч метнулся по облезлой штукатурке стен, трещинам в бетонном полу, стеклянным банкам на полках и неизвестного назначения предметам по углам бокса. «Ничего страшного, – подумала Ольга, – продам как есть. Если новому хозяину захочется навести порядок – пусть копается тут сам и выбрасывает хлам собственноручно…»
Снаружи послышался резкий топот, лёгкий металлический звон. Сердце у Ольги замерло на несколько секунд, потом понеслось скачками. Холод в животе усилился. Крадучись, женщина подошла к двери гаража (а если сейчас снаружи её кто-то захлопнет?), осторожно выглянула. И усмехнулась: рядом пробегал молодой (вроде бы) парень с небольшим коричневым псом на поводке. Похоже, спаниелем. Ладно, было б чего бояться… Тем более при свете. Какой дурак станет на неё нападать, когда тут постоянно кто-нибудь да ходит?
«А что ты знаешь про этого парня с собакой?» – вдруг вкрадчиво спросил внутренний голос.
– Заткнись, – прошептала Точилова. Она решила ещё немного побыть в гараже – не потому что испугалась, а так… на всякий случай. Обратной дорогой она шла чуть быстрее. И, покинув ряд боксов, несколько раз оглянулась на пустырь, думая, что будет делать, если вдруг увидит преследующего её подозрительного типа.
«Никто не будет за тобой гоняться, – говорила Ольга сама себе. – И живот тебе никто не будет вспарывать. Этот тип по более молодым девушкам свихнулся».
Сумела ли она себя убедить? Видимо, да. Но хотела ли она себя убедить?.. Странные, непривычные мысли навязчиво лезли ей в голову этим вечером. Что-то, чему Ольга не могла найти объяснения, тревожило её. Не в силах отвлечься и успокоиться, она попыталась прибегнуть к проверенному способу. Помогло, но не сказать, что особенно… Ольга отправилась на кухню и отмерила себе десяток капель валерьянки. Ведь завтра – рабочий день, и ответственная учительница должна быть к нему готовой на все сто.
ЧЕТЫРЕ
«Touch-a-Love, я давно слежу за твоими сообщениями, и мне кажется, что у нас много общего. Может быть, я ошибаюсь, но… надеюсь, что нет. Я – би. Из-за этого недавно развелась с мужем. Но не только. Дело в том, что меня (в отличие от него) также интересует SM-тема. Правда, весь внешний антураж – это не моё. Зато я – свитч. Вот, вроде выдохнула. Теперь остальное. Мне 25, я невысокая голубоглазая блондинка (все думают, что я очень глупа, чем и пытаются воспользоваться). Живу в Москве. Хочу чего-то нового, поэтому на этом форуме. Потому и написала тебе в личку. Как уже говорила, мне кажется, что мы чем-то похожи. Если хочешь – ответь. Если нет – ну что ж… Значит, нет».
Точилова листала список сообщений, некоторые удаляя сразу, иные всё же удостаивала вниманием. Странноватое послание от девушки со странноватым ником «Smokie Lace» перечитала раз десять, и столько же раз принималась за ответ. Но слова не шли. Да и что написать? Что она – совсем не би, что садомазохизмом не интересуется, и что до Москвы ей добираться несколько суток на поезде? Насчёт последнего – верно безоговорочно, а как про остальное? Да, наверное, было бы занятно иметь партнёра, кто сделал бы с ней, Ольгой, то, что она делает с собой сама…
Ольга минут десять стучала по клавишам, набирая ответ. Перечитала, нахмурилась, убрала написанное. Ещё одна попытка. Нет, плохо. Глупо и неправда. Снова пришлось стереть. Оставить без ответа? Почему-то не хочется… Сварив чашку кофе, Ольга вернулась к компьютеру. И набрала такой текст, в промежутках между предложениями прихлёбывая горячий напиток:
«Привет! Прочитала твоё сообщение. Ты права, я тоже ищу чего-то нового, неизведанного. Себя я уже хорошо изучила, но иногда вижу, что знаю ещё далеко не всё. У меня прежде не было отношений с женщиной, и мне трудно их представить. Я не практикую SM… По крайней мере, в обычном, «традиционном» виде. Не замужем, но собиралась )). Мне примерно столько же лет, сколько и тебе, а живу я довольно далеко от Москвы. Брюнетка, с хорошей (как говорят) фигурой. Ольга».
Точилова трижды стирала своё имя и трижды потом снова писала его. С минуту думала, правильно ли поступает, затем нажала кнопку «send». И после этого в панике начала щёлкать «отмену». Но было поздно. На экране появилось: «Спасибо, ваше сообщение успешно отправлено».
Ругая себя почём зря за легкомыслие, достойное школьницы, Ольга дрожащей рукой открыла список своих посланий. Да, повернуть назад уже было невозможно. С удивлением отметив, что сердце ухает где-то в горле, в животе разливается тепло, а из подмышек по коже текут струйки пота, Ольга допила кофе и направилась в душ. Подставив тело воде, она ещё раз обругала, причём вслух, свои «куриные мозги», в первую очередь за то, что открыла неизвестно кому настоящее имя… но затем, вытираясь мягким бамбуковым полотенцем, постаралась убедить себя в том, что ничего непоправимого не случилось. Зато, решила она, обмен откровениями с женщиной, которую ты никогда в жизни не видела и не увидишь, может оказаться весьма занятным. А то и полезным.
Вернувшись к компьютеру в надежде, что собеседница находится в онлайне и прямо сейчас ответит (но немного страшась этого), Ольга решила слегка отвлечься и открыла электронную доску объявлений с выложенным не далее как вчера утром своим сообщением о продаже капитального гаража «в хорошем состоянии». Просмотров было всего четыре, вопросов пока что никто не задал. Разочарованно вздохнув, женщина заглянула на свою страницу «ВКонтакте», естественно, недоступную для комментариев от неизвестных, и где незваный гость мог увидеть только общую информацию о том, что преподаёт Ольга Точилова русский язык и литературу в такой-то школе. Страница содержала единственную и сравнительно скромную фотографию: поясной портрет строгой учительницы в глухом платье-футляре, застёгнутом до самого горла. Ольга выглядела здесь старше своего возраста; данные в соцсеть она выложила почти исключительно для школьного начальства: посмотрят директриса или завуч, удовлетворённо кивнут – моральный облик соответствует… Ольге то и дело предлагали дружить сетевые незнакомцы, но она их практически всегда игнорировала. Список друзей у неё имелся, но невеликий: пятеро коллег, три подружки со студенческих времён да одноклассник с одноклассницей – оба уже люди давно семейные.
В начале лета к ней активно принялся напрашиваться в друзья некто Тим Лискин – имя такое же фейковое, как и его страница. Она содержала множество по-юношески глуповатых репостов, юморных (как это полагает большинство сетевых завсегдатаев) фотографий и такого же типа видеороликов. Ну и квазиглубоких мыслей – неизвестно, собственных или же откуда-то «скопипащенных». Разве что статус-девиз привлекал внимание некоторой нетривиальностью: «Don’t break the circle!» – требовал Лискин. Являлся ли он одним из её учеников – вопрос, конечно, интересный. Но сейчас он опять просился в друзья, уже второй раз за месяц, который, можно сказать, ещё только начался. Если бы не «Smokie Lace» и её личное сообщение, Ольга и сейчас оставила бы «Тима» без внимания. Но, находясь в состоянии, близком к «пропади всё пропадом» и «живём один раз», Точилова допустила «соискателя» до круга своих друзей. Хуже ведь не будет, ну правда же? Определённо.
Ольга не находила себе места в этот вечер. Работать она почти не могла из-за рассеянности и невнимательности – мысли, что называется, «расплывались». С большим трудом заставила себя проверить тетради, и совсем уж с великим – подготовить выступление для открытого урока ОБЖ, где, кроме преподавателей этой дисциплины, завтра будут распинаться перед учениками классные руководители и самоприглашённые сотрудники полиции. А школьникам надоело слушать изо дня в день увещевания и призывы к бдительности… В первую очередь мальчикам, конечно. Их-то подобное практически не касается… Ольга не особенно любила выступать на темы, не связанные непосредственно с предметами, тем более перед «не своими» учениками. Свой-то класс она уже изучила достаточно хорошо… а знание того, как именно её ученики с неё «ловят секс», удачно легло в понимание между ней и ими. Словно бы возникла невидимая взглядам «обратная связь», своего рода эмпатия. Ольга заметила, что школьники из класса стали больше тянуться к ней, с жадностью внимать её словам. И на успеваемости это отразилось – отличных оценок с каждым днём становилось всё больше… а уж с каким чувством любой ученик, любая ученица рассказывали стихи наизусть, глядя прямо ей в глаза… И на дисциплине это сказалось – Точилова не могла не отметить, что на уроках почти прекратились шепотки-хохотки, меньше стало тумаков и надутых пузырей из жвачки, реже стали эсэмэсить и поглядывать на часы, да и звонок с урока уже не воспринимался как сигнал к свободе от постылого и нудного пребывания. Ольга удивлялась и сама себе, она чувствовала своё раскрепощение на уроках, ей больше не нужно было напрягаться в поиске необходимых слов – они приходили сами, и Точилова общалась с классом энергично, на эмоциях, искренне. Закрывая за учениками дверь кабинета, Ольга доставала зеркало и видела в нём своё лицо, порозовевшее, с блестящими, словно от белладонны, глазами. А видя, как учительница распахивает душу, ощущая, как от неё, что называется, «бьёт током», ребята тоже начинали вести себя соответственно… Да, Ольга ещё один раз послушала фантазии одиннадцатого «Б» – теперь уже целенаправленно, осторожно разрядив конденсатор на себя под столом… Это было на классном часе, ученики находились вне рамок темы очередного урока, и Точилова узнала о себе ещё много интересного. Не только потаённого. И не только о себе. Класс, оказывается, вспоминал Белоглазова – того самого, кого Ольга воспринимала как боль и потерю. Она понимала, что её вины тут нет, но знала, что будет всегда расценивать это происшествие как личную утрату. В классе вроде бы установилось негласное табу на обсуждение этого случая, но… Запрет на воспоминания был невозможен. Как невозможен и запрет на мысли. На любые притом. Нельзя сказать, что всё «услышанное» казалось Ольге приятным… но это было лучше, куда лучше, чем слушать мысли соседей по подъезду или – вообще трэш! – случайных пассажиров автобуса… В выходной, будучи на лёгком «взводе», Ольга достала свои старые «доспехи» университетских времён, как-то: чёрную кожаную косуху с кучей блестящих заклёпок и замков; бордовую юбочку, узкую и короткую; берет а-ля Че Гевара и нефритового цвета туфли под крокодиловую кожу на высоком каблуке. Волосы она упрятала под берет, а для вящей конспирации надела большие тёмные очки. Конспирации же ради натянула под куртку длинную футболку и заправила её в юбку, иначе бабочка на животе выпорхнула бы наружу, а показывать её не хотелось… Чтобы образ казался законченным, надела колготки в сеточку. Всю эту амуницию она не трогала уже лет шесть по понятным причинам, и сейчас, смотрясь в зеркало, попросту не узнавала себя в зрелой красотке, смахивающей на патронессу БДСМ-тусовки… С бьющимся сердцем, поминутно озираясь подобно плохой шпионке, чтобы не встретиться с соседями или – страшно подумать – с коллегами по работе, Ольга выскользнула на улицу и, дойдя до остановки, вошла в первый попавшийся автобус. Осторожно щёлкнула себя в руку спрятанным в сумочке конденсатором… А вернувшись из экспедиции, убрала разрядник в самый дальний угол ящика, где хранилось совсем уж старое барахло, и громким шёпотом приказала себе воздержаться в будущем от сеансов подобной экстрасенсорики. Во избежание депрессии и утраты веры в человечество; расхожее сравнение «чувствовать, словно тебя вываляли в грязи» Ольге теперь уже не казалось простым набором слов. Лёжа поверх покрывала навзничь в расстёгнутой кожанке и задранной юбке, она думала о том, что если бы могла слышать мысли людей постоянно, то уже давно либо сошла бы с ума, либо двинулась по пути Анны Карениной. Как бы там ни было, опыт всё же оказался небесполезным. По крайней мере, Ольга теперь знала точно – школьники, несмотря на их вульгарность, жестокость, максимализм и (конечно же!) хронический спермотоксикоз, в большинстве своём гораздо лучше, человечнее и добрее людей повзрослевших… То есть тех, в кого неизбежно превратятся через несколько лет.
* * *
…Вечер заканчивался безрезультатно. Устав от бесплодного ожидания, мужчина вышел на середину пустыря. Будучи человеком не совсем уж глупым (хотя и не сказать, что таким уж умным!), он не мог не понимать, что две убитые им девушки практически в одном и том же месте, скорее всего, отпугнут потенциальных жертв и, чего доброго, приведут сюда сыщиков или самозваных волонтёров. Но, находясь под властью своего извращённого вожделения, надеялся на то, что все подумают, будто молния никогда не бьёт дважды в одно и то же место, и решат, что в третий раз здесь уж точно больше никто не станет нападать на девушек. Потому мужчина собирался дать выход своим демонам на этом пустыре ещё однажды, а уж только потом «залечь на дно» и, вероятно, сменить место «охоты». После третьего раза, полагал он, на этот пустырь наверняка сгонят всю городскую полицию, и соваться сюда будет поистине величайшей глупостью. Придётся ждать ещё месяца два-три (что уже невыносимо долго), а как быть зимой, на морозе? На девчонках будет куча одежды, да и на нём тоже. Всё это до ужаса неудобно… А самое страшное – с деревьев облетит листва, и луч фонарика, даже самый тусклый, неровен час кто-нибудь да увидит. А без света никак… От досады и обиды у мужчины сжимало сердце и сводило челюсти.
…Кое в чём он оказался прав – девушки действительно стали избегать дороги через пустырь после тех случаев; кто-то решил выбрать иные пути по своему разумению, а кому-то вбили запрет в глупенькие головы родители. Полиция пока что тут не дежурила, хотя первые два дня после второго убийства по пустырю ходили усиленные наряды, состоявшие из курсантов городской полицейской школы. Один из этих патрулей даже задержал подозрительного типа, который околачивался близ гаражей и, как выяснилось после дружеской беседы в ОВД, намеревался взломать какой-нибудь из боксов. На моменты убийств Лены Соколовой и Анжелы Власовой у того парня оказалось железобетонное алиби, так что потенциальному фигуранту очень повезло – можно сказать, в рубашке родился. Обошлось ерундой: всего-то «ласточкой» и двумя ударами дубинкой по почкам через старый телефонный справочник.
…Мужчина, надвинув шапочку на глаза, сейчас как раз тоже прохаживался среди гаражей и думал. Услышь его мысли Ольга Точилова после удара электричеством, испытала бы настоящий шок, посильнее автобусного. А может, обошлось бы без него – молодая учительница в последнее время и сама находилась во власти странных, пусть даже и зыбких, образов и неясных, но подчас тёмных, желаний – наведённая телепатия проявляла удивительную «обратную связь», заставляя Ольгу думать как будто не своими мыслями…
На воротах одного из капитальных гаражей мужчина увидел свеженаписанные чёрной краской слова: «Продам недорого». И несколько цифр мобильного номера. Некоторое время он о чём-то размышлял, осмотрел внимательно соседние боксы… Судя по всему, его очень заинтересовало их расположение. Затем он достал свой мобильник и, глядя на гаражные ворота, вбил указанный номер в память телефона. Потом сунул его в карман, вытащил сигареты, щёлкнул зажигалкой и двинулся прочь от гаражей. Возможно, решил он, есть смысл немного повременить с «охотой». Ведь надо думать и о безопасности – почему бы нет? И если то, что сейчас наклёвывается, удастся решить, то – чем чёрт не шутит? – у него появится реальный шанс продлить «охотничий сезон» на зимний период…
* * *
– Спасибо, Ольга Викторовна, – произнесла завуч Валентина Музгалова после того, как Точилова закончила выступление. Несмотря на свои вчерашние страхи, говорила учительница превосходно: чётко, по существу и эмоционально. Пожалуй, подумала Валентина Васильевна, можно было бы и не педалировать подробности того, как именно маньяк убивал девушек. Точилова не преминула произнести фразу «вспорол живот и совершил извращённый акт»… и спасибо, что не стала уточнять остальное. Конечно, не исключено, что слухи уже разнеслись по окрестностям, и теперь даже дети знают, что скрывалось за словами «извращённый акт»… Однако на школьников выступление подействовало, отметила Музгалова. Пока тут разглагольствовал этот косноязычный полицейский, некоторые даже позволили себе ухмыляться и хихикать, а вот после речи Точиловой все притихли и посерьёзнели… Молодец, Ольга Викторовна… Да и с успеваемостью как-то уж очень хорошо у тебя в последнее время стало… Даже слишком хорошо. Надо бы поинтересоваться, что за методику ты там у себя применяешь, а то как-то не по годам у тебя всё уж очень гладко складывается…
Глядя краем глаза на профиль молодой учительницы, завуч ощутила что-то среднее между досадой и завистью: действительно ведь, у девчонки вся жизнь впереди, и на работе в школе она на своём месте (несмотря на опасения руководства), а с такой внешностью, глядишь, и мужа хорошего найдёт… Может быть… Валентина Васильевна отлично знала, что весь женский учительский состав их школы, кроме преподавательницы биологии, сплошь разведёнки и матери-одиночки. Прямо какое-то проклятие висит над педагогами: она, Музгалова, тоже не исключение. (Правда, Валентина Васильевна почему-то предпочла забыть о том, что муж от неё ушёл именно в тот период, когда она располнела и подурнела настолько, что стала попросту бояться подходить к зеркалу и напольным весам…)
Звонок по мобильному заставил Ольгу сбавить шаг, когда она направлялась в сторону кабинета литературы. Номер был неизвестный, но в любом случае надо ответить…
– Слушаю вас, – произнесла Точилова.
– Добрый день, – послышался низкий мужской голос. – Я по объявлению. Вы продаёте гараж?
– Да-да, продаю, – подтвердила Ольга.
– У вас там размеры не указаны, к сожалению. Можете сказать?
– А вам большую машину ставить надо? – поинтересовалась Ольга.
– Да тут не только в размерах дело, – мужчина, похоже, немного развеселился, и Ольга ощутила лёгкое недовольство: что смешного она сказала?
– А в чём тогда?
– Мне нужно кое-какое оборудование ещё хранить… – голос вновь стал серьёзным, и Ольге вдруг показалось, что она уже где-то его слышала. И, вероятно, совсем недавно.
– Вы знаете, я могла бы померить гараж рулеткой, – неуверенно произнесла Ольга.
(Только где я возьму эту рулетку? Покупать ради одного случая?)
Собеседник был готов её выручить:
– Вы знаете, меня устраивает место, где находится ваш гараж. А померить я могу и сам. Если бы вы, конечно, мне его открыли… и вообще, показали. Думаю, мы сможем договориться… если с ним и внутри всё в порядке.
Точилова некоторое время размышляла, как это организовать. Некстати вспомнился зловещий пустырь поблизости и не менее зловещий длинный ряд гаражных боксов. Идти на встречу с неизвестным типом в одиночку?
И тут он опять её выручил:
– Предлагаю сделать так, если вы не против, конечно. Я могу подъехать к вашей работе или к дому на машине. В указанное время встречу вас на глазах у ваших родных или знакомых… А кого-нибудь из них вы можете позвать с собой, вместе и посмотрим ваше недвижимое имущество. Как вам такой вариант?
Звучало вполне логично. И безопасно, в духе только что проведённого открытого урока.
– Хорошо, – произнесла Точилова. – Договорились. Я освобожусь часа через полтора…
– К сожалению, сегодня вечером я смогу только часов в восемь.
– В восемь?..
Ольге это не очень нравилось. И она тут же вспомнила, что завтра у неё с утра «окно», а второй урок перенесён из-за сегодняшнего «совбеза».
– Давайте завтра. Часов в девять утра, – сказала она, постаравшись придать твёрдость голосу.
– Очень хорошо, мне тоже будет удобно, – согласился мужчина.
(Ну где же, где я слышала его голос?!..)
– Отлично. Вы мне наберёте?
– Да, могу позвонить в половине девятого. Скажете, где вас забрать?
– Возле школы. Знаете, которая на углу Сосновой?
– Конечно, знаю. Но контрольный звонок всё же сделаю.
– Договорились, – сказала Ольга. – До завтра?
– Да. До свиданья.
Точилова убрала телефон и продолжила путь по коридору. Сегодня её ждал ещё один урок, а дома… Дома ведь тоже что-то ждёт…
А ждал Ольгу небольшой сюрприз. Пока загружался компьютер, она сняла с себя одежду, сварила кофе, и когда вернулась в комнату голая и с чашкой, то увидела необычно большое количество уведомлений об электронных письмах в почтовом ящике и о коротких сообщениях через соцсети.
«Продам гараж – первым делом куплю нормальный смартфон, – подумала Ольга, отхлёбывая кофе. – Конечно, работая в школе, не так-то просто заниматься переписками, но, похоже, к этому рано или поздно придётся прийти».
Надо ли говорить, какого письма и от кого именно Ольга ждала в первую очередь! И как у неё колотилось сердечко, пока она прокручивала заголовки личных сообщений эротического форума! Но нет, Smokie Lace молчала. Зато пришли, как обычно, пяток заманчивых предложений от спермотоксикозников заняться виртом, пара приглашений на работу в «онлайн-студии» за большие деньги, да ещё какой-то фотограф международного класса искал «раскрипащённую модель»… Ольга не сомневалась в том, что почти любая красивая женщина в этом мире так или иначе прикидывает возможность продать свою красоту подороже, но дальше прикидок дело, как правило, не идёт. Ибо гадостное это занятие – торговать собой, если подумать. Да и деньги-то предлагают не такие уж большие, если поразмыслить ещё немного. А если уж включить мозги как следует, то нетрудно понять, что подобными заманушками девушек чаще всего просто пытаются развести на секс, и притом за бесплатно…
«ВКонтакте» активизировались ученики. Сразу шесть человек – четыре парня и две девушки (Лямина и Косинская) – прислали просьбы добавить в друзья. Ещё две заявки были от незнакомцев, но Ольга готова была дать палец на отсечение, что под псевдонимами «Джонни Уокер» и «Кошка Ангорская» тоже скрывались ребята из её класса. Вот только кто?
Устроившись поудобнее, Точилова принялась изучать странички знакомых и якобы незнакомых кандидатов в друзья… а также и их друзей, находя известные уже фамилии. Занятие было не из самых интересных, если уж честно. Репосты-перепосты, попытки завуалировать банальщину под мудрыми афоризмами. Фотографии – почти все по шаблону. Мальчишки ещё ничего: кто-то поставил снимок в стиле «я и моя собака на прогулке», кто-то просто сделал селфи с наглой ухмылкой. Девчонки же либо откровенно предлагали себя, либо безвкусно кривлялись. Кто-то устраивал забавные косплеи в стиле аниме или комиксов, если Точилова правильно это понимала.
«Ольга Викторовна, примите меня в друзья, пожалуйста» – вежливо и без экивоков просил Сапожков. «Вы – лучшая в нашей школе», – коротко и по-деловому льстил Поповский. «Вы привлекаете внимание», – ещё одна лесть, теперь от Косинской. «Мне было бы приятно иметь Вас в друзьях», – уж не скрытый ли то намек от Иванова? «Ваши уроки – единственные, на которых интересно. Время летит незаметно, когда Вы рассказываете», – откровенничал Лаврушин. «Ваш образ всегда со мной, думаю о Вас постоянно» – а что это, если не слегка завуалированное признание от «Джонни Уокера»?
«Милые маленькие мерзавцы, – с улыбкой думала Ольга. – Всё понимаю, но мы все также знаем, что ЕГЭ ведь не за горами!»
Среди общих «друзей» одиннадцатого «Б» Ольга нашла ещё несколько псевдонимов. Резонно полагая, что за фейковыми именами скрываются её настоящие ученики, Точилова открыла некоторые страницы. Всё то же самое. Мальчишки скалятся и играют мышцами, девчонки выпячивают губы и показывают коленки. Но, если вглядеться, то становилось ясно, что фотографии зачастую чужие – стянутые с зарубежных сайтов, скорее всего. Ей стало совсем скучно,
(почему же Smokie Lace не отвечает?)
Ольга уже готова была закрыть все вкладки соцсети, как вдруг взгляд её зацепился за фото девушки, которая – вот ведь совпадение! – была упакована примерно в такой же «прикид», в каком Ольга каталась на пресловутом автобусе. Девушка называла себя «Sister Orchard», но никаким образом не открывала свою принадлежность к сонму учеников класса, руководимого Точиловой. Школа не была упомянута, как и любое другое учебное заведение. Девушка «шифровалась». Раздумывая, кто бы это из её учениц мог быть, Ольга начала прокручивать страницу. Ничего нового – те же репосты, «мудрые» изречения и тому подобное. Разве что чуть больше, чем у кого-то ещё, «готичных» картинок и ссылок на видео рок-групп с мрачными парнями в чёрном. Под курсором вдруг высветилась надпись: «Это фрагмент сочинения о проведённом лете. Но его я ни за что не отдам на проверку». Желая убить немного времени (и – что греха таить – любопытства ради), Ольга развернула текст полностью.
«Боли не будет» – гласил заголовок.
«В этом году мы попытались поймать несколько последних тёплых дней августа, и нам это, в общем, удалось. В полдень мы уезжали на пляж Бирюзового озера – общественный, но на удивление чистый, – Тим знал это место. Вода была ещё сравнительно приемлемой для купания. Ценности мы на пляж никогда не брали, чтобы иметь возможность всегда заходить в воду вдвоём. Мы добирались до того места, где озеро уже смачивало нам снизу плавки, Тим подхватывал меня своими сильными руками и шёл дальше по дну сам. Держась за него, я поднималась всё выше, пока ему не становилось воды по грудь, а его лицо не оказывалось на уровне моего живота. После этого Тим начинал помогать мне опускаться в воду, придерживая своими сильными ладонями. Я медленно скользила по его телу вниз, холод воды перехватывал моё дыхание, и я непроизвольно прижималась к нему так плотно, как это только возможно. Его это возбуждало… Я не могла не чувствовать этого и, несмотря на лёгкий дискомфорт (не люблю, когда вода ниже двадцати трёх – двадцати четырёх градусов), начинала льнуть к нему ещё сильнее, крепко обвивая ногами и руками. Ему нравилось, когда на нас обращали внимание… И мне это нравилось тоже. К сожалению, здесь не южное море – долго так играть было трудно, и мы, слегка дурачась, выбирались на берег, плюхались на расстеленное на песке одеяло и принимались обсыхать под удивительно жарким для этого времени года солнцем; мы в эти минуты всегда касались друг друга коленями. Тим уже знал, чего я хочу, и принимался нежно водить пальцами по моей спине. Я неподвижно лежала, наслаждаясь, как меня ласкает солнце и его рука… Сквозь тёмные очки мне было интересно следить за тем, как наблюдали за нами. На нас часто обращали внимание девушки или молодые женщины, пришедшие на пляж вдвоём или втроём… У них на лицах, как правило, было нарочито скучающее выражение. Не знаю, что они о нас думали – может, им это совсем не нравилось… Но глядели они на нас внимательно. Особенно, когда Тим запускал палец под резинку моих плавок и слегка её оттягивал – мне хотелось, чтобы они на это смотрели. Я молча улыбалась, и Тим не мог не замечать этого…
Однажды рядом с нами устроилась женщина, пришедшая на пляж одна. Она стояла к нам спиной, пока снимала лёгкое платье, наклонялась, чтобы расправить покрывало на песке, оправляла бретельки верхней части купальника… Я видела, как Тим внимательно наблюдал за ней сквозь свои очки; мы находились не далее чем в паре метров друг от друга, и вот она повернулась в нашу сторону… Не знаю уж почему, но моё сердце вмиг замерло: это была она, О.В.Т.! Я никогда раньше не видела её такой, что вполне понятно. Конечно, даже будучи плотно застёгнутой от горла до щиколоток, О.В. буквально излучала сексуальность, но сейчас… Тим, разумеется, тоже узнал её. Я могла, конечно, понять, что для любого парня подобное зрелище более чем просто притягательно, особенно если принять во внимание великолепные формы О.В., но я ощутила в тот миг сильнейший укол ревности, заметив, как его взгляд буквально прилип к этой высокой груди, тонкой талии, чуть округлому животику с сексуальной бабочкой… А она не узнавала нас – и то, право, с какой стати учителю помнить всех своих учеников, тем более что мы были тоже почти обнажены и – напомню – оба в больших тёмных очках.
Но О.В. обратила на нас внимание. Она секунд пять скользила своим взглядом по телу Тима. Я притворилась, что дремлю… Затем она неспешно сбросила пляжные туфли и направилась к воде, красиво ступая по песку своими стройными и гладкими ногами – ухоженными, без малейшего изъяна, а Тим неотрывно следил за ней… Вода, наверное, показалась женщине холодной, она быстро вернулась на берег. «Такая же мерзляка, вроде меня», – решила произнести я. Тим слегка вздрогнул; видимо, он не подозревал, что я тоже наблюдаю за ней… за ними. Вернувшись на место, О.В. ненавязчиво, но явно принялась демонстрировать себя Тиму. Я видела, как она проводила ладонями по животу и бёдрам, как отжимала верхнюю часть купальника – сжавшиеся от холодной воды острые кончики сосков едва не протыкали ткань. В этот момент я сняла очки. Она поймала мой взгляд, и мы смотрели друг другу в глаза несколько секунд. И я знаю, что мы читали в наших глазах. Она видела невысказанные вслух слова «он мой», а я – неприкрытое ничем «хочу его». Потом она набросила полотенце на плечи, легла на спину, отвернув лицо от нас, а мы вскоре начали собираться. Уходя, мы прошли буквально в сантиметре от О.В., и я перехватила их встретившиеся взгляды – такую «химию» не заметить было невозможно. Но узнала ли она меня, не могу понять. И до сих пор думаю: приди Тим в тот день на пляж без меня, ушёл бы он с него один? Остановило бы их понимание того, что она – учительница, а он – ученик? Разница в возрасте, думаю, вряд ли стала бы для них в тот день препятствием…
Именно с этого дня наши отношения стали быстро охлаждаться, сильнее, чем от озёрной воды в августе. Мы ещё раза два находили возможность для любви, но я отлично понимала, кого именно Тим вспоминал, кого именно представлял себе в свои «пиковые» моменты.
Впрочем, в наш с Тимом последний раз я неожиданно для самой себя тоже в какой-то момент подумала о ней. И это мне помогло в дальнейшем… По крайней мере, боли больше не будет, Тим. Боли не будет, О.В. Я бы хотела, чтобы она знала это».
Ольга впала в лёгкий ступор от прочитанного. Мысли хаотично прыгали, словно зайцы, вспугнутые гончей на опушке леса. По бокам заструился пот из подмышек, во рту пересохло. Сначала она отругала себя за то, что выбралась тогда на пляж в раздельном купальнике – зачем она это сделала, когда у неё есть довольно интересный цельный, открывающий спину и бока, но зато маскирующий татуировку? Ведь глупость же! Потом начала лихорадочно соображать, кому из молодых людей вздумала строить глазки, да ещё на виду у его девушки? Но ведь не было такого! Не могло быть!
«Дурацкий опус озабоченной мартышки», – прошептала она в негодовании. А кто такой этот Тим Лискин? Видимо, тоже из 11-го «Б», почему бы нет? «Помнить всех своих учеников» – так там написано… Ольга даже встала со стула и несколько раз стремительно прошествовала по комнате, словно нервная хищница в клетке…
Из-за стены донеслись диковатые вопли, женский визг и глухие удары – то ли там роняли мебель, то ли кого-то били. В соседнем подъезде квартира, примыкавшая к Ольгиной, сдавалась посуточно, и оттуда порой доносились весьма разнообразные звуки. В том числе (и довольно часто) женские стоны и вздохи – тонкие стены «хрущёвки» имели своеобразное представление о звукоизоляции.
«Вот такие моменты и заставляют людей прибегать к спиртному», – недовольно подумала она. Единственным спиртным напитком, которым Ольга иногда лакомилась, было полусладкое красное вино. Бокал этого вина с символическими девятью-одиннадцатью градусами пришёлся сейчас как нельзя кстати.
…Получается, сама того совсем не желая, она разбила влюблённую парочку… Если, конечно, в «сочинении» изложена хотя бы толика правды. Скорее всего, ученица случайно увидела учительницу на пляже, и это по какой-то причине настолько врезалось в её сознание, что послужило поводом для разрыва с парнем… Да, скорее всего, так оно и было.
Ольга решительно закрыла «ВКонтакте». Обратила внимание на сообщение от некоего Андрея, заинтересовавшегося её объявлением о продаже гаража, но не стала ему отвечать. Постаралась переключиться на завтрашнюю встречу с обладателем приятного
(сексуального, говори уж прямо)
баритона.
Часы уже показывали около двенадцати ночи. Ольга больше не думала ни о странной москвичке, ни о фантазиях учеников. Она допила вино из бокала и включила телевизор. На каком-то музыкальном канале крутили записи нестареющей группы АББА. Блондинка и брюнетка пели «Gimme, gimme, gimme a man after midnight…» – как есть о том, чего Ольге больше всего не хватало сейчас. Агнета и Фрида с экрана исполняли эту в общем-то грустную песню про некую одинокую женщину с удивительным оптимизмом. Да и мелодия её была отнюдь не депрессивной, а напротив – лёгкой, призывающей забыть про невзгоды и пойти немного попрыгать на танцполе… Как же давно она не танцевала!
– К чёрту, – хрипло произнесла Точилова и потянулась к нижнему ящику комода, где хранила «игрушки».
* * *
…В девять утра у тротуара, проложенного вдоль школьного забора, припарковалась белая «тойота премио». Водитель вышел из неё прямо на тротуар (руль у машины располагался справа) и улыбнулся Ольге:
– Я почему-то был уверен, что мы с вами ещё раз встретимся, – произнёс он.
ПЯТЬ
«Привет, Оля! Я просто не поверила своим глазам, когда увидела твоё сообщение. Знаешь, я не сразу его открыла. Только через полчаса рискнула прочесть. Очень боялась, что в нём окажется фраза вроде «у нас разные интересы» и вежливая просьба больше не приставать.
Но ты меня удивила! Честно скажу, я не сразу смогла тебе написать… Вот даже сейчас пишу и не знаю, оставлю ли это сообщение таким или сотру и буду опять набирать всё заново. Но раз ты его читаешь, значит, я сумела собрать мысли в кучу, хотя вижу, что пишу ну совсем не то, о чём должна была написать… и совсем не о том, что хотела бы спросить…
Оля, ты говоришь, что ищешь нового, неизведанного. Ты правильно поступаешь! Я убеждена в том, что самопознание – это процесс бесконечный. Ты даже можешь в какой-то момент подумать, что знаешь о себе всё, но неожиданная встреча с кем-то… или прочитанная информация в Интернете… или даже просмотренный фильм могут перевернуть все твои прежние представления вверх ногами, ты с удивлением убедишься, как много вокруг тебя новых цветов и оттенков, и ты вот-вот ступишь на неизведанный путь. Который может поначалу пугать, но если ты по нему НЕ пройдёшь, то будешь потом сильно жалеть. Не буду хвастаться, но я при виде новых путей всегда пыталась по ним идти. И не стану врать, при этом зачастую испытывала не только радость, но и боль… иногда, наверное, слишком много. И ещё – открывая новое, ты можешь причинять боль не только себе, но и другим. Сама того не желая.
Вот такое обобщение у меня получилось. Не знаю, согласишься ли ты с ним или нет, решать тебе. Мне было бы интересно узнать твоё мнение. Напомню, я читала твои сообщения в форуме, мне очень импонирует твоё понимание женственности и места женщины в отношениях. Некоторые твои высказывания показались довольно смелыми – ну, ты же читала разгромные ответы форумчан (в основном мужского пола) на них. Мужской гнев иногда бывает так забавен ;-). Например, мне очень понравился тот диспут насчёт расхожей фразы «слаба на передок», и как славно ты разгромила своих оппонентов! Они потом только злобно пыхтели, скатывались в демагогию и переходили на личность. А это могло значить одно – ты права. Я тоже считаю, что эту сентенцию придумали доисторические патриархальные бородачи, с тем чтобы прикрыть свою собственную слабость. Да, Оля, я совершенно согласна, что это мужчины в большинстве своём «слабы на передок», а вовсе не мы, женщины. Потому что именно они в отличие от нас совершают поступки (зачастую чудовищные по своей сути), ведомые примитивным инстинктом. Конечно, мы тоже находимся во власти этого инстинкта, это без сомнений. Но женщина может управлять им, быть разборчивее, больше думать о последствиях… При этом (и ты тоже как-то высказывалась на сей счёт) женщина имеет точно такое же право в выборе партнёра, как и мужчина, причём методом проб и ошибок, пока она не найдёт наилучшего… Или просто захочет чего-то нового. Мы имеем право получать удовольствие с разными, да и с несколькими (!) партнёрами, если один не в состоянии дать нам всё, что нужно. Не отнимая при этом у мужчин точно такого же права, естественно. Им это тоже нужно, судя по их поведению 8-). В английском языке есть хорошее слово «power», которое как нельзя лучше подходит для определения женской сексуальной активности, чем это оскорбительное «слаба на передок».
Знаешь, Оля, я сейчас села на любимого конька и, похоже, могу скакать на нем ещё долго. Не знаю, дочитаешь ли ты моё сумбурное письмо целиком, но утомлять тебя не хочу. А ещё я очень рада тому, что тебя зовут именно О-л-я. Мягкая «л», звук «ль» в женском имени – это просто прекрасно. Меня зовут Лена. Буду очень рада, если ты мне хотя бы немного напишешь. Пока!»
* * *
– …А у меня по русскому и литературе были плохие оценки, – сказал Сергей, выводя машину на дорогу, ведущую к гаражам. – Возможно, с учительницей не повезло. С другой стороны, я ведь технарь, что называется, «по жизни». Математика и физика мне легче давались, чем гуманитарные предметы…
«Сейчас он скажет что-нибудь вроде «вот если бы у нас была такая учительница, как вы, то у меня были бы только хорошие оценки», – подумала Ольга.
Однако Сергей не торопился с комплиментами. Казалось, его больше занимает возможная сделка, нежели сидящая рядом с ним в машине женщина. Точилова бросала взгляды из-под ресниц на «аристократический» профиль электрика, и мысли её были отнюдь не целомудренными. Больше того, Ольгу слегка задевала и удивляла его инертность. И вообще, странно, что он не искал новых встреч после того случая возле классной доски… Послушать бы, о чём он думает…
Но конденсатор лежал дома, а короткая дорога закончилась возле гаражей, и разговор на отвлечённые темы тоже завершился, так толком и не начавшись. Ладно, чуть-чуть больше друг о друге узнали (оба свободны!), и на том спасибо.
– Вот он, – произнесла Ольга, доставая из сумки гремящую связку ключей. – Бываю тут нечасто, но замки пару раз смазывала машинным маслом. Ничего нигде не перекошено, не заедает… Можете сами убедиться.
Сергей молча пробрался внутрь гаража, начал осматриваться. Ольга сразу поняла, что увиденное ему не очень нравилось. То ли размеры не те, то ли он ждал, что состояние будет лучше.
Так оно и оказалось. Выйдя на улицу, Сергей слегка развёл руками:
– Коротковат. Мне, кроме машины, надо ещё кое-что сюда ставить.
– В этом ряду все гаражи одного размера, – ответила Ольга. – Напротив боксы побольше. Даже джип можно запихнуть.
– Да, жаль, что ваш гараж не там… А то, думаю, у нас с вами был бы повод отметить сделку.
– Ну что же, не всегда всё идёт удачно, – сказала Ольга, запирая гараж. – Поехали?
Они сели в автомобиль, и Сергей вдруг сказал:
– А может быть, не обязательно нужен повод?
– Повод? А, вы говорили, отметить сделку? Но она же не состоялась.
– Да. А то я был бы рад пригласить вас на ужин.
«Ну наконец-то!»
– То есть вот так, без повода? – риторически поинтересовалась Ольга.
– Зато не без причины, – улыбнулся Сергей.
– И эта причина?..
– В моём случае – это вы.
– А в моём?
– В случае вашего согласия, думаю, вы эту причину назовёте.
– Может быть, – помолчав некоторое время, сказала Точилова.
– То есть, вы в чём-то не уверены?
– Предложение насчёт ужина принимается, – ушла от прямого ответа Ольга. – Насчёт того, уверена я в чем-то или нет… Не думаю, что это нужно обсуждать. И ещё – я не ем поздно.
– После шести вечера – ни крошки?
– Согласна на семь часов, сегодня. В остальном готова положиться на ваш выбор.
– Мне нужно время, чтобы сделать этот выбор…
– А вы позвоните мне. Часа в два. Номер знаете.
– Непременно.
Разговор был слегка нервным. Уверенные в себе мужчины обычно разглагольствовали совсем иначе. Но Ольге нравился голос Сергея. Наверное, этот мужчина мог бы очень красиво петь…
– К школе меня не подвозите, – сказала Точилова. – Лучше остановите у магазина.