Ошибка комиссара

Глава девятнадцатая Самоволка в личное время

Дежурство оказалось бедным на серьёзные происшествия, видимо, всё-таки сказывался наш «Магнит». Буяны и дебоширы сидели тихо по своим щелям, дожидаясь завершения затянувшейся «облавы». Зато с лихвой хватило всякой бестолковой мелочи, которая порой выматывает посерьёзней крупняка. Уже к часу ночи на Валюшкином «цыплёнке» закончился бензин, и дежурный хотел отправить нашу «водилку» с ведром на поимку какого-нибудь проезжего грузовика, чтобы «подоить» его.

Мы тут же обвинили дежурного в женоненавистничестве и гордо вызвались ходить на вызова пешком. Понятно, что много не находили бы. Он сразу понял, что был неправ и плотно сел на телефон, к общему удовлетворению выцыганив у дежурного по УВД талон на десять литров «семьдесят второго», который тот сам и привёз. Любил Владимир Александрович ночью, когда никто не видит, за рулём служебной машины покататься.

К утру и эти десять литров иссякли вместе с остатками сил дежурного наряда. Ни отдохнуть, ни тем более вздремнуть хоть сколько-нибудь не получилось. Поэтому я с большим удовольствием отправился после пересменки прямо в общагу с намерением поспать без помех минуточек так шестьсот. Не стал даже заморачиваться на то, чтобы где-нибудь позавтракать, несмотря на известное изречение о том, что сытый спит в два раза быстрее.

Поспать, однако, получилось всего часа два. Причину пробуждения я не понял, но глаза открыл стремительно, как будто и не спал. Прислушавшись к своим ощущениям, заподозрил, что всему виной мой желудок, не согласный отдыхать пустым. Поворочавшись в постели минут пять, я понял, что обмануть его мне всё равно не удастся, и пошёл умываться. Придётся тащиться в «Алёнушку», чтобы позавтракать, а заодно и пообедать, да чего греха таить, и прихватить с собой что-нибудь на ужин.

На вахте меня встретила бдительная тётя Катя и, не успел я рта раскрыть, как она пошла в атаку. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что зрителей будет достаточно, она громко изрекла:

— А вот я к вашему парторгу пойду!

Последнее время благосклонная прежде вахтёрша стала проявлять ко мне откровенную неприязнь. Я такое обстоятельство заметил, но не посчитал его заслуживающим какой-либо реакции с моей стороны. Сегодня же возникло нечто новенькое. Я с интересом уставился на неё. А тёте Кате того и надо было. Она ещё возвысила голос, чтобы никто из находящихся в холле общежития (хотелось сказать в «предбаннике») не остался неохваченным, и возмущённо затарахтела:

— Это что же получается, а? Ведь зво́нят и зво́нят! И всё бабы! И что же я, на седьмом десятке им потакать должна? Вот я в вашу парторганизацию и в профком ваш нажалюсь, как тут работники милиции разврат устраивают.

Тётка задохнулась после возмущённого спича и взяла паузу отдышаться. Какая муха её сегодня укусила? Я даже несколько растерялся от такого напора и про отсутствие у нас профсоюза проинформировать активистку не догадался. А вахтёрша ринулась во вторую атаку:

— Сегодня что удумали? Издеваться над старухой⁈ Спрашиваю, кто звóнит? Так мне в ответ что удумали? — Аэлита, а может Лолита, леший её не разберёт. Таких и имён-то не бывает! Я пожила, я знаю! Товарища Воронцова ей, видите ли! Думала, я не пойму, что к чему! Пароль это у них такой, сразу догадалась.

Меня охватило нехорошее предчувствие. «Товарища Воронцова» — это очень по-Аэлитиному.

А вахтёрша продолжала:

— И ведь нахальство какое! Я трубку кладу — она зво́нит, я кладу — она зво́нит. Совсем стыд потеряли!

Я решил пока не обращать внимания на скандальный тон, но от этого её «зво́нит» уши уже опухли.

— Тётя Катя, а что сказала эта женщина?

Тётя Катя не смогла сразу остановиться и по инерции ещё вещала о чём-то своём. Пришлось переспросить ещё раз. Она недоумённо посмотрела на меня. Видно было, что весь интеллект ушёл в митингование и на функцию слушания ничего не осталось.

— А? — переспросила она наконец. — А я почём знаю? Я как про Лелиту эту услышала, сразу трубку бросила.

Чтобы Аэлита, переступив через свою гордость, снизошла до телефонного звонка, а потом ещё и перезванивала несколько раз, должно было произойти нечто неординарное, скорый конец света, например. И я рассердился. Только продолжать спектакль на людях посчитал неправильным.

— Где заведующая? — рыкнул я прямо в лицо старухе. Она непонимающе посмотрела на меня — не отошла ещё от обличительного пафоса. Пришлось переспросить:

— Заведующая здесь?

И опять ответа не последовало. Я плюнул (мысленно) и пошёл в административное крыло здания. В спину мне со стороны вахты продолжали лететь обличительные стрелы. Ну что ж, тем злее я буду, не взыщите. Галина Ивановна, заведующая общежитием и, очень хорошая тётка, оказалась на месте. И вот тут на неё, бедную, вылились все мои претензии. Не виновата она ни в чём, но этот беспредел со стороны слетевшей с орбиты вахтёрши надо было пресечь раз и навсегда.

И был ещё один аргумент, побуждающий меня к решительным действиям. Дурацкая сцена на вахте, а пуще того, слова вахтёрши о звонке Аэлиты встряхнули мои мозги, и я наконец, вспомнил, почему меня всё время цепляла фамилия Епанчиной. И это воспоминание мне не понравилось. Поэтому в кабинет заведующей я вошёл настроенным на крутой разговор.

— Понимаете, речь идёт об очень серьёзном преступлении, может быть даже о жизни человека, которая оказалась под угрозой из-за того, что эта спятившая старуха взялась вести борьбу за чистоту нравов. А я знаю, как она эту борьбу ведёт по выходным после двадцати трёх — ничего не вижу, ничего не слышу, только меня не трогайте. Это когда парни к девчонкам во все щели, как тараканы, лезут. Сотрудника милиции обличать безопаснее, понятное дело. Так что мне придётся поставить вопрос о преступной халатности вахтёра, не проявившей должной реакции на сообщение о готовящемся преступлении. Ибо каждый советский гражданин должен неукоснительно…

Голос мой был суров и облик строг, научился, чай, за будущую жизнь. Галина Ивановна даже поиспугалась. Таким меня она ещё не видела. Ничего, рано или поздно такой разговор должен был состояться, пусть понимают, что я не только жилец, но и представитель власти. Для того, чтобы поставить жирную точку в этом воспитательном мероприятии и оставить глубокую зарубку в памяти администрации, я удалил заведующую из её собственного кабинета — мне надо сделать несколько конфиденциальных звонков, понимаете ли. Пусть она пока занимается воспитательной работой с вахтершей.

На самом деле никакой необходимости изгонять заведующую не было. Разве что исключительно в педагогических целях.

Сначала я позвонил в библиотеку Ольге. Оказалось, что даже наша всезнайка ничего толком не знает. Аэлита Львовна неожиданно взяла два дня за свой счёт и куда-то исчезла.

— Лёша, а что может означать выражение «Я знаю, кто ты»?

Опаньки! Знакомая фразочка. Не я ли её писал недавно на деревянных воротах одной дамы?

После недолгих расспросов оказалось, что любознательная наша Оля не поленилась сбегать в обеденный перерыв к Аэлите домой, но обнаружила только замок на дверях и эту странную надпись на воротах.

— Почерк не Аэлиты Львовны, да и не стала бы она такую ерунду писать! — взахлёб стрекотала Ольга. — Значит, что это? Что это, Лёша? Ей опять угрожают?

Кое-как успокоив Ольгу (надеюсь, у меня это получилось) я наказал ей никаких действий не предпринимать, мне в общежитие не звонить, на работу — тем более, и вообще сидеть, как мышка. Вняла ли она моим рекомендациям, разбираться было уже некогда. Вне сомнения, Аэлита отправилась к тётке. При этом она хотела что-то мне сообщить, но из-за дурацкого упрямства спятившей вахтёрши не смогла этого сделать.

Теперь звонок на «09», чтобы узнать номер телефона автовокзала, а потом и на сам автовокзал. Дозвонился чудом и далеко не сразу, в трубке всё время оказывались короткие гудки. То ли меня всё время опережали другие счастливчики, то ли телефонистке автовокзала прискучило нудно отвечать на все звонки одинаково — «билетов нет», и она села пить чай, положив раскалившуюся от негодования звонивших трубку на стол.

Не было билетов и до Яганова. Ничего удивительного — пятница. Что ж, придётся брать ягановский автобус штурмом и наглостью. Одно хорошо — Аэлита в такой ситуации могла и не уехать в Кукушкино. Я представил себе, как она, толкаясь локтями и сквернословя от усердия пытается залезть в забитый до отказа автобус, и вынужден был признать: этого не может быть никогда. Так что есть ещё маленькая надежда перехватить её по пути.

У меня не осталось сомнений, что туманная неопределённость происходящего закончилась, и настало время действовать. Даже не представляя всей картины в целом. Иначе всё может закончиться очень плохо, и ты себе этого никогда не простишь. Потому что проявившееся в моей памяти воспоминание теперь не нравилось мне ещё больше.

Эту историю я услышал в своей прошлой жизни от оперов из «деревни», как мы шутливо называли райотдел, обслуживающий территорию вокруг Череповца.

В один из осенних вечеров года семьдесят седьмого года в деревне Кукушкино загорелся дом старушки Валентины Епанчиной, женщины основательной, и если уж у кого и загорелось бы, так только не у неё. Странно, но думать некогда — тушить надо, поскольку для деревни страшнее пожара дела нет. Тушили всей артелью, ладно ещё дом немножко на отшибе стоял, и общих заборов с другими строениями не имелось. А то по забору, как по бикфордову шнуру, огонь переметнётся — не углядишь.

Вёдрами-то немного натушишь, да и головешки с кусками шифера летят повсюду с треском, подойти не дают. Так что больше соседние дома спасали, стены проливали да за крышами следили. Когда пожарная машина из Яганова пришла, дом Епанчиной уже и тушить смысла не было.

Как обычно на пожаре аврал и суматоха, все бегают, кричат, друг другу что-то советуют, кто-то просто поглазеть пришёл. Потом, когда уже только смириться со случившимся осталось, вопрос между людьми возник: а Валентина-то где? Никто не видел, никто не знает.

И тут во всеобщей суматохе замечают чужака. Мужичонка вроде как не в себе, то ли пожар тушить помогает, то ли в огонь рвётся. Чего-то всё про Николая Чудотворца, хранящего сокровища, кричит, руками на огонь показывает. В такой напряжёнке долго не думают. Чужой да около пожарища крутишься, значит ты и поджёг. Дали ему хорошенько в горячке-то, а потом связали, да и бросили в сторонке, чтобы не мешал. А как участковый подъехал, ему передали.

Деревню отстояли, слава богу! А головешки от дома оставшиеся, ещё до обеда следующего дня дымились, дежурить да проливать водой пришлось, чтобы не занялось снова. А как приблизиться стало возможно, обнаружили тело. Только по колечку на пальце да сережкам и поняли, что Валентина это.

От супостата этого ничего толком добиться не могли. Видно, и в самом деле умом тронулся. Привозили его потом на пожарище. Бессвязно толкует, что это Николай Чудотворец ему велел огню всё предать, чтобы, значит, сокровища от дурных рук уберечь. О каких сокровищах речь вёл, так и осталось не прояснённым. Понятно, что не в тюрьму ему дорога, а в Кувшиново[1].

Ну ладно, дурачок дурачком, но слухи про несметные богатства Валентины, хранимые Николаем Чудотворцем, по окрестности поползли, и те же опера рассказывали, что нет-нет, да и появлялись на пожарище какие-то люди, то ли деревенские, то ли Ягановские, то ли вообще посторонние, издали не разобрать, чего-то там ковырялись, да только говорят, никто ничего не нашёл.

Я не стал мучить свой мозг научными изысканиями, почему мне вдруг вспомнилась эта история. Может потому, что семьдесят седьмой год является годом двухсотлетия Череповца? А Кукушкино — потому что так называлось место первой ссылки Ленина? Только там было Кокушкино, но чем не версия?

А фамилия? Вот почему я, например, помню ещё из первой жизни, как звали проживавшего на моём участке японца, пожалуй, единственного на весь Череповец — Накамото Такаси? Или почему я помню фамилию семьи с Красноармейской улицы — Ричи-Мингани, с которыми и виделся-то лишь однажды во время проверки паспортного режима больше сорока лет назад?

Выйдя из кабинета, обнаружил заведующую мающейся без дела в коридоре и от неловкости собственного положения пытающейся изобразить, что она оценивает качество новых стендов с наглядной агитацией на тему: «Решения ХХV съезда КПСС — в жизнь!» Я милостиво разрешил Галине Ивановне занять своё место, ещё раз выразив уверенность, что она примет надлежащие меры по изложенной мной проблеме, поскольку это тоже входит в претворение решений съезда (я с пафосом указал на стенд).

Пора было на автовокзал. Хорошо, что не сдал после дежурства пистолет. Народу в дежурке после оперативки толклось как всегда немерено, а от сыщиков, слава богу, ещё ежедневной сдачи табельного оружия не требовали. Жаль только, что неучтённых патрончиков у меня не было. Возникла было трусливая мыслишка, а не посоветоваться ли с дядей Колей? Рассказать ему всё, а заодно и патрончиков испросить. У него-то наверняка имеются. Мало ли что, вдруг с этим психом-поджигателем из прошлой жизни столкнуться придётся?

В следующее мгновение мне стало стыдно. Что, захотел с «папой» поделиться своей ответственностью? Если что вдруг, так я докладывал. И начальник одобрил моё партизанство, да ещё и боеприпасы неучтённые выдал. А я так, жертва обстоятельств, какие ко мне претензии?

Что это такое? Молодое тело так воздействует на принятие глупых решений? А чем тогда в это время занят мой великолепный молодой мозг? Отдыхает? Ведь я же прекрасно знаю из своего «прошло-будущего» опыта, куда бы я послал своего подчиненного, подкатись он ко мне с таким предложением.

Не-ет, все риски сыщик должен взять на себя, такая у него служба. Победил — молодец! И не сердись, если начальник где-нибудь упомянет, что эта победа стала возможна исключительно при его чутком руководстве. Потому что в какой-то мере это так и есть. Потому что он за всех своих разгильдяев несёт ответственность даже тогда, когда не знает, чем они занимаются. А уж если сыщик пролетел, так тогда у начальника розыска ничего и спрашивать не будут, а окучат первым делом, пока до самого виновника ещё и волна репрессий не докатилась. Так что, если уважаешь своего шефа — не ставь его в дурацкое положение. Я дядю Колю уважал.

На автовокзале, как в японском метро в час пик. Я, конечно, в японском метро не был даже в будущей жизни, но читал где-то, что там специальные работники на станциях есть, которые пассажиров в вагоны утрамбовывают. Здесь таковых не было, поэтому уезжать, похоже, получалось не всем. А что вы хотите — пятница. При ничтожном количестве личного транспорта автобус — единственное средство передвижения, а билет на него — большая роскошь.

Я нашёл табличку, на которой среди прочих пунктов назначения числилось и Яганово, и приступил к рекогносцировке. И как люди во всём этом ориентируются без Интернета? Минут через пять я подумал, что начинаю что-то понимать в этой неразберихе. И в это время репродуктор на здании произнёс нечто привычно-неразборчивое, и часть ожидающих словно рыбий косяк или стая птиц синхронно метнулась куда-то за угол, увлекая за собой и меня. Там стоял маленький ПАЗик с табличкой «Череповец — Яганово». Табличка на столбе гласила: «Малечкино». Репродуктор прошипел что-то ещё столь же невнятное, оставив меня в полном недоумении. Зато люди вокруг сразу поуспокоились.

— На Яганово? — спросил я у ближнего мужичка.

Он с удивлением посмотрел на меня, чего, мол, тут непонятного, и утвердительно кивнул головой. Я несколько успокоился. Теперь-то мне можно не сомневаться — толпа всё равно занесёт меня в автобус. Но я ошибался. Когда двери ПАЗика с шипением и скрежетом открылись, какая-то тётка с кошёлками и баулами ледоколом прошла сквозь толпу, разметав на своем пути всех потенциальных попутчиков, а я оказался прижат к грязному борту автобуса. Вот тебе и на! Если к штурму городских автобусов я кое-как привык, то здесь проявил полную неготовность быть первым среди равных. А люди привычно грузились и даже не сильно переругивались по ходу дела. Что ж, не впервой, как говорится.

Пришлось злоупотребить положением. Водитель оказался дядькой с пониманием и готовностью помочь советской милиции. Договорились, что пока народ штурмует переднюю дверь, он откроет мне заднюю и тут же закроет, а моя задача успеть проскользнуть внутрь. Тут уж как получится, потому что второго шанса не будет, толпа не даст.

И вот, да здравствует молодость! — Я в автобусе! Только бы в Малечкино не уехать.

[1] Поселок под Вологдой, где располагается психиатрическая больница.