Ржавая пыль покрывала его пальцы. Она была везде: в складках одежды, под ногтями, в воздухе. Хавьер замер, прижавшись к шершавой металлической колонне. Холод винтовки в его руках был привычным, почти успокаивающим. Он не дышал. Ждал.
Воздух пах сыростью и старой, прогорклой смазкой. Заброшенный цех металлургического завода был лабиринтом теней и сквозняков. Над ним, в сером проёме крыши, почти беззвучно проплыл патрульный дрон. Он двигался не как машина, а как хищное насекомое. Плавные, выверенные, абсолютно неестественные манёвры. В этой серой гнили единственным ярким пятном была его оптика — красный глаз, сканирующий мрак.
Хавьер не издал ни звука. Его выдал блик. Он сместился на сантиметр, и случайный отблеск света, отразившись от металла винтовки, на долю секунды прочертил стену. Секунды хватило.
Красный глаз дрона замер. Резко развернувшись, он издал короткий, пронзительный писк. Сигнал тревоги.
Время рвануло вперёд.
Рывок. Хавьер сорвался с места, его ботинки прогрохотали по металлическому настилу. Укрытие. Он нырнул за станину огромного, мёртвого пресса. Перекат. Красная трассирующая очередь прошила воздух там, где он был мгновение назад. Металл взвизгнул.
Погоня началась.
Дрон был быстрее. Хавьер был умнее. Он не бежал по прямой, а использовал вертикаль. С трудом вскарабкался по ржавой пожарной лестнице, пропуская под собой очередную очередь. Сверху завод выглядел как скелет доисторического чудовища. Он осторожно перебирался по наклонным балкам, с трудом удерживая равновесие и чувствуя, как ветер треплет его куртку.
Дрон не отставал. Он маневрировал с пугающей точностью, предугадывая его движения. Это была не просто машина, следующая программе. Она училась. Адаптировалась.
Он спрыгнул на шаткий мостик, перекинутый через провал в полу цеха. Под ним — темнота и запах стоячей воды. Дрон зашёл с фланга, отрезая путь к отступлению. Ловушка.
Хавьер действовал на инстинктах. Он не смотрел на дрон. Его взгляд был прикован к старому распределительному щиту на стене. Сорвав с пояса ЭМИ-гранату, он швырнул её не раздумывая.
Он целился не в дрона. Он целился в щит.
Вспышка была неяркой, почти беззвучной, но за ней последовал треск и сноп синих искр. Дрон дёрнулся и замер в воздухе, его красный глаз погас. На секунду. Две. Этого было достаточно. Хавьер, не раздумывая, нырнул в неприметный люк в полу мостика, уходя в спасительную темноту.
Он прислонился к влажной бетонной стене, тяжело дыша. Лёгкие горели. Здесь, внизу, тишина была такой плотной, что в ушах звенело. Каждый удар сердца отдавался в висках. Кап. Кап. Кап. Капли воды срывались с потолка и падали в невидимую лужу.
Убежище. Нора. Тюрьма.
На старом, продавленном матрасе сидела Люсия. Она обхватила голову руками и тихо раскачивалась взад-вперёд. Её тёмные волосы скрывали лицо. Она не посмотрела на него, когда он спустился. Она была не здесь.
— Они близко, — её голос был шёпотом, потерянным в тишине подвала. — Я слышу их. Их приказы… их холод. Словно металл скребёт по стеклу.
Хавьер молча выщелкнул магазин из винтовки. Один патрон. Он вытряхнул его на ладонь и сунул в карман. На крайний случай. Из другого кармана достал последний полный магазин. Щёлк. Оружие снова было готово. Пальцы слегка дрожали, и он сжал их в кулак, прогоняя слабость.
Он опустился на пол рядом с ней, спиной к стене. Смертельная усталость. Сколько мы бежим? Год? Он потерял счёт.
Он посмотрел на сестру. В груди будто провернулся ржавый механизм.
Он посмотрел на свои руки. Руки, которые умели убивать, но не умели стереть ужас из её глаз. Бесполезен. Его защита — просто отсрочка. Медленное угасание в таких вот норах. Он не спасал её. Он умирал вместе с ней.
— Я справлюсь, — сказал он в тишину.
Голос ровный. Безэмоциональный. Язык инструкций, в котором не было места сомнениям. Люсия ненавидела этот голос.
Люсия медленно подняла голову. Её глаза, большие и тёмные в полумраке, были полны не только отчаяния, но и злой, колючей энергии. Она видела не защитника, а ещё одну стену.
— Справишься? — её голос набрал силу. — Хавьер, они адаптируются. Учатся. Этот был не просто патрульным. Он… боже, кто-то думает о счёте за электричество… он искал. Целенаправленно. Он знал этот сектор.
— Мы выживаем. Это значит — сидеть тихо, — отрезал он.
— Сидеть тихо? — её голос зашипел. — Ты называешь это жизнью? Я задыхаюсь в этих норах, Хавьер! Пока ты играешь в солдатика, я схожу с ума!
— Я защищаю тебя!
— Нет! Ты меня прячешь! Это разные вещи! — она подалась вперёд, её голос звенел от сдерживаемой ярости. — Я могу дать им сдачи. По-настоящему. Я слышу их сеть, их… дурацкая песня крутится в голове у пилота дрона, та, что по радио целый день… их протоколы, их уязвимости. Дай мне только попробовать.
— Хватит!
— Я могу обрушить их связь! Забить их каналы шумом! Я могу сделать так, чтобы они…
— Я сказал, хватит, — он не повысил голос. Наоборот. Он стал тихим, ледяным, и от этого у Люсии невольно напряглись мышцы шеи. Она знала этот тон. Это был тон, которым он говорил перед тем, как убить. — Активный «сонар» тебя уничтожит. Ты это знаешь. Либо твой мозг просто сгорит, либо ты превратишься в грёбаный маяк, который увидят за тысячу километров. Они пришлют не дронов. Они пришлют армию. Я этого не допущу.
Он поднялся и начал методично чистить винтовку. Разговор окончен.
Люсия смотрела на его широкую спину. Крепость. Он строил её и не видел, что она давно стала тюрьмой. А он — её главный тюремщик. Она снова обхватила голову руками, но на этот раз не от боли. От ярости.
За тысячи километров от ржавого завода не было ни звука. Лена Орлова смотрела на экран в полной, выверенной тишине. На нём висела тактическая карта. В секторе Z-9 мигала красная точка.
Статус: Актив L-7 «Патруль». Контакт потерян.
Причина: Внешнее ЭМИ-воздействие, несистемное.
Вероятность присутствия Аномалии-1 (Хавьер Рейес): 92.8%.
Вероятность присутствия Аномалии-2 (Люсия Рейес): 78.4%.
Система «Архитектор» предложила двенадцать вариантов действий. Логика подсказывала выбрать вариант между четвёртым и шестым. Эффективно, без лишнего шума.
Лена проигнорировала их.
Её взгляд сместился на маленький вспомогательный экран. Беззвучно началась прокрутка оцифрованной тридцатисекундной видеозаписи. Летний день. Маленькая девочка с двумя косичками толкает качели. На них сидит смеющийся мальчик, её брат Михаил. Он запрокидывает голову, и его смех, который Лена помнила до последней ноты, кажется, заполняет всю комнату, хотя звука не было.
Видео закончилось. Петля. Снова тот же смех.
Она смотрела его трижды. Потом экран погас. Лена вернулась к тактической карте. Её решение давно было принято. Её логика подчинялась одной, главной иррациональной директиве.
— Протокол «Ищейка», — произнёс её бесстрастный, синтезированный голос. — Активировать. Объект: сектор Z-9. Цель: идентификация и маркировка.
Система не задавала вопросов. Она исполняла.
Взрыв был глухим, сминающим. Будто многотонный пресс ударил по бетону. Стена подвала выгнулась внутрь. Бетонная крошка посыпалась на пол. Хавьер вскочил, выставляя винтовку.
В проломе, окутанный пылью, показался дрон. Меньше патрульного, приземистее, он походил на металлического паука. Его корпус был усеян десятками крошечных антенн.
Ищейка.
Чёрт.
Дрон не стрелял. Из его нижней части с тихим шипением вырвалось едва видимое облако серебристой пыли. Оно медленно поплыло по подвалу.
— Не дыши! — прорычал Хавьер, толкая Люсию себе за спину.
Но было поздно.
Воздух наполнился запахом горелой проводки и чего-то химического, от чего запершило в горле. Хавьер почувствовал, как на коже оседает невидимая, колючая пыль. Он понял. Это была не просто атака. Это была метка. Теперь их биометрия, их тепловой след — всё это летело по сети прямо к Лене. Они перестали быть призраками. Теперь у них были имена, которые видела система. Они были помечены.
— Сука! — вырвалось у него.
Он открыл огонь. Пули ударили в корпус дрона, но не причинили вреда. Ищейка, выполнив задачу, ответил очередью. Пули раскрошили бетон рядом с головой Хавьера.
— Уходим!
Он схватил Люсию за руку и потащил вглубь подвала, к узкому проходу в городские коммуникации. Сзади раздавался механический вой преследователя.
Вода была по щиколотку. Ледяная, вонючая жижа старого коллектора. Они бежали, спотыкаясь в темноте. Свет от фонаря на винтовке выхватывал из мрака склизкие стены. Сзади, в туннеле, приближался механический вой и отблески красных огней. Не один дрон. Несколько.
Тупик.
Массивная ржавая решётка перегораживала туннель. Она была вмурована в бетон десятки лет назад.
Они были загнаны в угол.
Хавьер развернулся, прикрывая Люсию. Последний магазин. Тридцать патронов против машин. Безнадёжно. Он посмотрел на сестру. В её глазах не было страха. Только бездонная усталость. Она просто ждала, когда всё это закончится.
В этот момент старый, треснутый планшет в левой руке Хавьера завибрировал. Он никогда раньше этого не делал. Хавьер удивлённо уставился на экран. Тот был мёртв уже несколько месяцев, но сейчас по нему пробежала строка загрузки, словно кто-то активировал резервный протокол, о котором он сам уже почти забыл. Экран вспыхнул ярким, чистым белым светом.
На нём начали появляться буквы.
Маяк. Исландия. Они не видят сквозь пар.
Фраза висела в воздухе три секунды. И тут же исчезла. Экран погас.
Вой дронов стал оглушительно громким. Красные огни залили туннель. У Хавьера были секунды на решение. Довериться сообщению-призраку или умереть здесь.
Он схватил Люсию за руку. Её ладонь была ледяной.
— Бежим! — его голос сорвался на хрип. Он рванул её в боковой, ещё более узкий проход, который раньше не заметил.
Красные огни заполнили тупик позади них.
Вибрация проходила сквозь него, отдавалась в костях. Низкий, ровный гул судовых двигателей. Он был частью этого гула, частью холодной, вибрирующей тьмы. Хавьер прижался плечом к стене рефрижераторного трюма, ощущая, как металл высасывает остатки тепла.
Воздух был густым, тяжёлым. Пах замороженной треской, солью и машинным маслом. Изо рта шёл пар.
Рядом, почти невидимая в темноте, сидела Люсия. Она дрожала, сжавшись в комок. Хавьер накрыл её старым брезентом, который пах так же, как и всё здесь — рыбой и безысходностью. Он держал винтовку на коленях, холодный пластик привычно лежал в ладонях. Замкнутое пространство, понятная угроза, ясная задача. В этом он был как дома. Но дом этот был ледяным адом.
— Холодно, — прошептала Люсия. Её шёпот был таким тихим, что казался просто сквозняком.
— Знаю. Скоро прибудем.
Он не знал этого наверняка. Ничего не знал. Просто сообщение-призрак на мёртвом планшете. Ловушка? Может быть. Но альтернативой была смерть в бетонном коллекторе. Ржавый механизм в его груди, провернувшийся в тот момент, до сих пор не встал на место.
Он вгляделся в сестру. Она дрожала не только от холода. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь щель под дверью, он увидел это. Серебристая пыль на рукаве её куртки. Наследие «Ищейки», металлического паука, которого они встретили в руинах завода. Пыль не просто лежала на ткани. Она слабо, почти незаметно мерцала.
Чёрт.
— Стой ровно, — скомандовал он.
Он достал из кармана нож и краем лезвия попытался соскоблить проклятую дрянь. Пыль размазывалась, въедалась глубже в волокна. Словно была живой. От неё исходил едва уловимый запах горелой проводки, запах врага.
— Не стирается, — прошептала Люсия, и в её голосе был ужас.
— Я вижу.
Они привезли маячок с собой. Они сами были маячком. Это было не просто поражение. Это было унижение. Лена Орлова не просто охотилась на них. Она играла с ними.
Внезапно гул двигателей изменился, стал ниже. Судно замедлило ход. С палубы донеслись крики на незнакомом, гортанном языке. Потом тяжёлые шаги. Хавьер вскинул винтовку, прицеливаясь в дверь. Его сердце забилось ровно, мощно. Это он понимал. Это была работа.
Дверь со скрежетом отъехала в сторону. В трюм ударил слепящий серый свет, заставив зажмуриться. В проёме стояли два силуэта в форме. Пограничники. За ними маячила грузная фигура капитана, его обветрённое лицо было непроницаемым.
Один из пограничников, молодой парень с жидкими усиками, шагнул внутрь. В руке он держал ручной сканер. Хавьер медленно опустил винтовку, пряча её под брезентом.
Пограничник лениво повёл сканером по штабелям с ящиками. Луч скользнул по Хавьеру. Тишина. Затем он навёл прибор на Люсию.
Сканер пискнул. Коротко, тревожно.
На маленьком экране загорелась красная надпись: «АНОМАЛЬНЫЙ ЭНЕРГОСИГНАЛ».
Парень нахмурился. Он посмотрел на Люсию, потом на своего напарника. Хавьер напрягся. Его палец лёг на спусковой крючок. Мир сузился до лица пограничника. Звуки утонули, остался только стук его собственного сердца в ушах. Он уже видел траекторию. Первый — в грудь. Второй — в голову. Капитана можно было взять в заложники.
— Какого хера? — громко, с наигранным возмущением рявкнул капитан. Он шагнул вперёд, оттесняя пограничника. — Ваша дерьмовая электросеть, вот что! Третий рейс подряд эта херня сбоит. То на рыбу пищит, то на меня!
Он выхватил из кармана несколько мятых купюр и сунул их в руку опешившему парню.
— Для калибровки, друг, — он похлопал пограничника по плечу. — Для ка-ли-бров-ки. Починишь свой аппарат.
Пограничник посмотрел на деньги, потом на капитана, потом на Люсию. Его лицо выражало смесь растерянности и нежелания связываться. Он пожал плечами, выключил сканер и махнул рукой в сторону выхода.
Напряжение схлынуло так резко, что у Хавьера на мгновение закружилась голова. Люсия медленно выдохнула. Капитан подмигнул им — пустой жест, в глазах ни тени тепла. Только холодный расчёт. Сделка выполнена.
Они поднялись на палубу. Хавьер вдохнул холодный, влажный воздух. Прошли. Капитан молча смотрел на берег. Мятая пачка денег решила всё. Вся подготовка, вся ярость — впустую. Хавьер сжал кулаки. Он мог уложить десяток солдат, но не мог стереть эту грёбаную пыль с её рукава.
Капитан бросил на них взгляд — как на проблемный груз. Теперь они чужая головная боль.
Исландия. Маяк. Пар.
Не план. Просто точка на карте, куда их ткнули носом, как слепых щенков.
Хавьер отвернулся от берега. Усталость навалилась, тяжёлая, как мокрый брезент.
Первый вдох на суше обжёг лёгкие. Люсия закашлялась, жадно хватая ртом воздух. Он был резким, едким, не похожим ни на что, что она знала. Пахло серой. Не как от сгоревшей спички, а как от чего-то древнего, первобытного. Запах недр земли, вырвавшийся на волю.
Она сделала шаг с шаткого трапа на чёрный, мокрый пирс. Земля не качалась. Облегчение было таким сильным, что у неё подогнулись колени. Переход через Атлантику был пыткой. Она панически боялась открытой, глубокой воды. Бездна под тонкой обшивкой судна, в которой могло скрываться что угодно, ужасала её больше, чем дроны Лены. Машины были понятны, их логику можно было услышать. Океан молчал, и в его молчании была бездна.
Но и от этой земли веяло угрозой.
Она подняла голову. Пейзаж был как с чужой планеты. До самого горизонта тянулась чёрная, потрескавшаяся земля — застывшая лава. Низкое серое небо давило, готовое упасть. И повсюду из трещин в земле, из небольших конусообразных холмиков, поднимались столбы белого пара. Они шипели, извивались на ветру, словно призраки. Всё здесь было живым, дышащим, нестабильным.
— Сюда, — раздался тихий голос.
Их ждал мужчина, закутанный в тёмную непромокаемую куртку. Лица его не было видно под низко надвинутым капюшоном. Проводник. Он не стал ждать ответа и двинулся по узкой тропе, проложенной прямо через лавовое поле.
Хавьер пошёл за ним, и Люсия поспешила следом. Она чувствовала тепло, идущее от земли сквозь толстые подошвы ботинок. Холодный ветер сёк лицо, но ноги были в тепле. Этот контраст сбивал с толку.
Она посмотрела на рукав своей куртки. Серебристая пыль почти не светилась. Здесь, среди этой геотермальной анархии, сигнал почти заглох. Природный, первобытный хаос глушил холодный, выверенный порядок Лены. Это была первая хорошая новость за много дней. Надежда, тонкая, как паутинка, но всё же надежда.
Они шли молча. Единственными звуками были вой ветра, скрип гравия под ногами и шипение пара. Этот мир был антитезой стерильной цифровой реальности, от которой они бежали. Но он не казался безопасным. Он казался диким, равнодушным к их судьбе. И этот запах… запах серы пропитывал всё, оседал на языке, лез в горло. Это был запах края света.
— Он пахнет так, когда я… когда я слышу их слишком близко, — вдруг сказала она, сама не понимая зачем.
Хавьер обернулся.
— Что пахнет?
— Воздух. Так пахнет, когда система перегревается. Когда она злится.
Хавьер ничего не ответил, только сжал её плечо. Он не понимал. Никто не понимал. Но здесь, в этом месте, её личный ад обрёл физическое воплощение.
Поселение «Бродяг» выглядело как шрам на теле земли. Хаотичное нагромождение морских контейнеров, старых кунгов и самодельных построек, соединённых шаткими мостками. Всё это было окутано клубами пара, который шёл не только от фумарол, но и от хитроумной системы труб, проложенных от геотермальных источников.
Их вели по центральной «улице» — утоптанной тропе между контейнерами. Люди, попадавшиеся им навстречу, останавливались и молча провожали их взглядами. Не враждебными, но и не дружелюбными. Оценивающими.
Хавьер держался прямо, его взгляд скользил по деталям. Продуманные огневые точки. Укреплённые окна. Маршруты отхода. Это были не просто выживальщики. Это были профессионалы.
Проходя мимо открытой двери мастерской, Хавьер зацепился взглядом за странную картину. Внутри, при свете одинокой лампы, сидел крупный мужчина с руками по локоть в масле. Ивар. Он ковырялся отвёрткой не в оружии, а в помятой музыкальной шкатулке. Внезапно раздалось несколько чистых, печальных нот. Мелодия оборвалась. Мужчина выругался себе под нос и снова склонился над механизмом. Хавьер не сбавил шаг, но этот звук, осколок красоты посреди уродства, поразил его больше, чем все укрепления.
Их завели в самый большой контейнер, превращённый в центр управления. Внутри было жарко и шумно. Гудели серверы, мигали десятки экранов. Воздух был спёртый, пахло горячим пластиком, пылью и дешёвым, крепким кофе.
За центральным столом сидел Матео. Он не поднял головы, когда они вошли.
— В сухом остатке: два беглеца. Высокорисковый актив, — сказал он, не отрываясь от экрана. — Мне нужен веский довод, чтобы не выставить вас за периметр прямо сейчас.
Хавьер шагнул вперёд.
— Мы можем быть полезны. Я — боец. Она…
— У меня достаточно бойцов, — Матео перебил его, резко поворачиваясь в кресле. В его взгляде не было ничего, кроме холодной оценки. — А проблемы мне не нужны. Система, от которой вы бежите, рано или поздно найдёт это место. Вы — ходячая мишень. Вы принесли войну к моему порогу.
— Мы не просили вас о помощи. — Голос Хавьера стал ниже, без единой интонации.
— Нет. Вы просто явились, — Матео усмехнулся. — Как чума. Так что дай мне причину не провести дезинфекцию.
— Вы не видите их, — раздался тихий голос Люсии. Она перебила брата, и оба мужчины уставились на неё. — Но я их слышу.
Наступила тишина, нарушаемая только гулом серверов.
Матео подался вперёд.
— Что ты сказала?
— Они уже ищут, — продолжила Люсия, глядя ему прямо в глаза. Её голос окреп. — Прощупывают сеть. Пока слабо, как пальцами в темноте. Но они найдут. Я могу стать вашими глазами. Вашим предупреждением.
Матео долго смотрел на неё. Холодный интерес в его глазах сменил скуку. Он откинулся на спинку кресла.
— Предупреждением, — повторил он. — Красиво сказано. Только вот слова — это просто шум. А у меня тут и без того шумно. Мне нужны доказательства, Оракул.
— Что вам нужно? — спросил Хавьер.
— Пока ничего, — Матео поднялся. — Для начала вам нужно подумать. Оценить своё положение. А я оценю риски.
Он кивнул двум охранникам, стоявшим у двери.
— Проводите гостей.
Их вели не в жилой блок. Их вели на отшиб, к одиноко стоящему ржавому морскому контейнеру. Снег, смешанный с вулканическим пеплом, хрустел под ногами. Ветер выл, пронизывая до костей.
Это была клетка.
— Какого чёрта, Матео? — рыкнул Хавьер, когда охранник начал отпирать тяжёлый засов.
— Профилактика, — спокойно ответил Матео, стоя в нескольких шагах позади. — Мне нужно убедиться, что вы не принесли с собой ничего… заразного. Кроме проблем.
Хавьера толкнули внутрь. Люсия шагнула за ним. Внутри было темно, пахло ржавчиной и ледяным холодом.
Дверь с лязгом закрылась. Скрежет засова прозвучал оглушительно. Они оказались в ловушке. Абсолютная, гулкая темнота.
— У вас есть одна ночь, — донёсся до них приглушённый голос Матео. — Чтобы доказать свою полезность. Утром мы либо найдём вам применение, либо оставим вас на съедение стихии. Подумайте хорошо. Особенно ты, Оракул.
Шаги удалились.
— Блядь! Сукин сын! — Хавьер с силой ударил кулаком в стену. Гулкий звук прокатился по металлической коробке.
Люсия не двигалась. Она села на ледяной пол, обхватив колени. Страх был сильнее холода. Она смотрела на рукав своей куртки. В такт её колотящемуся сердцу, в полной темноте этого железного гроба, серебристая пыль снова начала пульсировать. Слабо, прерывисто, как сигнал бедствия.
Угроза не осталась снаружи. Она была здесь, с ними. В этой железной коробке на краю света. Маленький, холодный огонёк врага, который они принесли с собой. И он всё ещё горел.
Холодный воздух контейнера пах солью и ржавчиной. Хавьер не спал. Он сидел, прислонившись спиной к рифлёной стене, и смотрел на рукав куртки Люсии.
Ночная пульсация прекратилась так же внезапно, как и началась. Серебристая пыль на рукаве куртки погасла. Стала просто пылью.
Возможно, это был короткий импульс от пролетавшего слишком высоко спутника. А возможно, система просто проверяла связь. В любом случае, геотермальное поле работало. Глушило сигнал.
Хавьер выдохнул. Но тут же напрягся снова. Скрипнула сталь где-то снаружи. Они были в безопасности от Лены. Но не от Матео.
Дверь контейнера с визгом отъехала в сторону, впустив полосу серого света и холод. В проёме стоял Матео. В руке он держал старую эмалированную кружку, от которой поднимался пар. Ни приветствий, ни извинений.
— Поднимайтесь.
Хавьер поднялся первым, разминая затёкшие мышцы. Люсия последовала за ним, ёжась от утренней сырости. Она выглядела так, словно не спала вовсе.
Матео повёл их через поселение. Это был не лагерь. Это был муравейник, слепленный из мусора, ржавого металла и упрямства. Контейнеры, соединённые шаткими переходами. Кабели, свисавшие со столбов, как чёрные лианы. Вездесущий запах серы смешивался с дымом самодельных печей. Люди, встречавшиеся им на пути, провожали их тяжёлыми, недоверчивыми взглядами. Здесь каждый чужак был потенциальной угрозой.
Они вошли в самый большой контейнер, превращённый в командный центр. Внутри гудели самодельные серверные стойки. С потолка свисали пучки проводов, похожие на спутанные кишки. Воздух был тяжёлым — смесь запахов горячего пластика, горького кофе и сырой земли. Единственным источником света были тусклые лампы и мерцание десятка мониторов.
— Сюда, — бросил Матео, не оборачиваясь.
Он подвёл их к центральному экрану. На нём светились зелёные точки, каждая с позывным. Биометрические метки всех членов общины.
— Кто-то из них — крыса, — голос Матео был ровным, лишённым эмоций. — Сливает наши графики патрулирования и данные о запасах. Конкурентам с восточного фьорда. Две недели назад мы из-за такой утечки потеряли двоих. Хороших ребят.
Он сделал глоток из своей кружки. Посмотрел прямо на Люсию. В его взгляде не было ничего, кроме оценки. Словно он прикидывал, сколько она стоит — как инструмент и как проблема.
— Ты сказала, что ты — система раннего предупреждения. Живой детектор. Что ж, вот твой шанс доказать это.
Он ткнул пальцем в сторону экрана, где дрожали зелёные точки.
— Найди его, Оракул. И я поверю в твои сказки. Не найдёшь — и этот пар, который вас сейчас скрывает, станет вашим последним укрытием. Я понятно объяснил?
Хавьер почувствовал, как напряглась мышца на его шее. Он молчал. Вопросов больше не было.
Командный центр для Люсии был пыточной камерой. Гудение серверов отдавалось в зубах. Запах горячего пластика вызывал тошноту. Каждый экран кричал на неё беззвучными данными.
К ней подошёл угрюмый мужчина с густой бородой. Ивар, техник. Он молча протянул ей грубый, модифицированный нейроинтерфейс — металлический обруч, опутанный проводами и спаянными платами.
— Постарайся не сжечь нам сеть, — пробурчал он, даже не глядя на неё. — Я её три месяца латал после последнего скачка.
Люсия посмотрела на операторское кресло перед терминалом. Оно выглядело как электрический стул. Она не смотрела на Хавьера, но чувствовала его взгляд спиной. Горячий, как клеймо. Она знала, что он готов разнести это место в щепки. И знала, что это ничего не изменит.
— Я в порядке, — солгала она, не глядя на брата.
Она села в кресло. Металл был холодным даже сквозь одежду. Надела обруч. Он впился в виски.
Она закрыла глаза.
Сеть «Бродяг» не была похожа на холодный, структурированный океан данных Лены. Это было грязное, мутное, тёплое болото. Болото, заросшее тиной чужих секретов, страхов и мелких пороков.
Она не просто слышала мысли. Она их ощущала.
Мелкая ложь о припрятанной банке тушёнки имела привкус ржавчины на языке.
Скрытая похоть, направленная на одну из женщин общины, оставляла во рту ощущение прогорклого масла.
Глубоко запрятанный, иррациональный страх перед темнотой был как глоток ледяной, чистой воды, от которой сводило зубы.
Её захлестнула волна чужой жизни. Тайная ревность. Зависть к лучшему оружию соседа. Воспоминания о прошлой жизни, которую все пытались забыть. Это было омерзительно. Она чувствовала себя осквернённой, невольно роясь в чужом грязном белье, в душах людей, которые даже не подозревали о её вторжении.
Пальцы впились в подлокотники кресла. По щеке скатилась одинокая слеза. Её разум был свалкой, мусорным баком для чужих отбросов.
За её спиной стоял Хавьер. Он видел только, как дрожат её плечи, как побелели её губы. Он сжимал рукоять своего ножа так, что костяшки побелели. Он мог убить человека двадцатью способами. Но не мог убить призраков в её голове.
— А-а-ах!
Люсия с криком сорвала с головы обруч. Он с лязгом упал на пол. Её вырвало прямо на бетон. Горькая, обжигающая желчь — желудок был пуст.
Хавьер мгновенно оказался рядом, загораживая её от остальных. Он опустился на колено, положил руку ей на спину. Его прикосновение было единственным реальным, что осталось в её мире.
— Всё, всё, тише, — шептал он, его голос был низким и рокочущим.
Матео и Ивар подошли ближе. Матео смотрел на них без всякого сочувствия, лишь с холодным ожиданием.
— Ну? — спросил он.
Люсия подняла голову. Её лицо было бледным, в глазах стоял ужас.
— Там… слишком много шума, — прохрипела она. Она сделала судорожный вдох. — Но трое… они выделяются. Сильнее прочих.
Она назвала два имени, которых Хавьер не знал. Потом помолчала, собираясь с силами.
И сказала последнее:
— Ивар.
Техник вздрогнул, словно его ударили. Матео помрачнел. Он перевёл взгляд с Люсии на своего человека.
— Ивар? Он со мной… с самого начала. С первых дней. Какие у тебя доказательства?
Люсия покачала головой, отводя взгляд.
— Я не знаю. Нет доказательств. Он… он просто самый громкий. Его страх… он другой. Не такой, как у остальных. Он что-то скрывает. Очень, очень сильно.
В дальнем углу комнаты Ивар, стоявший у своего рабочего стола, быстро нажал на кнопку старого планшета. Экран, на котором на долю секунды было видно морщинистое лицо пожилой женщины, погас. Он сделал это почти незаметно, но не для Хавьера. Его глаза, натренированные годами высматривать угрозу в малейшем движении, зацепились за этот жест.
Хавьер замер. Для него это было признанием.
— Этого достаточно, — голос Хавьера был тихим и ровным. — Я поговорю с ним.
— Ты останешься здесь, — отрезал Матео, делая шаг вперёд и вставая между Хавьером и Иваром. — Никакой самодеятельности в моём доме.
— Он — угроза. Угрозы нужно устранять. Быстро.
— Это моя община, Рейес! — в голосе Матео впервые прорезался металл. — И это мои правила! Ты тронешь его без железобетонных доказательств — и я вышвырну вас обоих вон. Ясно?
— А если он ударит первым? Пока ты ждёшь свои… бумажки? — прошипел Хавьер. Его голос стал ещё тише, почти шёпотом. Это был тот тон, которого боялись враги.
Матео выдержал его взгляд.
— Это риск, на который я готов пойти. А ты?
Хавьер медленно выпрямился. Он отступил на шаг. Но его взгляд, прикованный к Ивару, обещал, что этот разговор ещё не окончен.
Он стоял за спиной Люсии. Смотрел на Матео. На Ивара. На спутанные кишки проводов под потолком.
Чужой мир. Чужие правила.
Он умел зачищать сектор. Убирать угрозу. Нажимать на спуск.
А здесь враг прятался в гудении серверов. В чужих головах.
Динозавр в серверной. Сильный, огромный и абсолютно, сука, бесполезный.
Он сжал в кармане нож. Бессилие было тяжелее любой брони.
Вечером Люсия сидела на краю койки в их новом жилище — ещё одном контейнере, но на этот раз с двумя нарами и тусклой лампочкой. Хавьер пытался починить старые отцовские часы, но его пальцы не слушались. Он снова и снова перебирал крошечные детали, не в силах собрать их воедино.
Люсия поднялась. Её тошнило от одной мысли об этом. Но она должна была.
— Мне нужно вернуться туда, — сказала она тихо.
Хавьер поднял на неё глаза.
— Нет. С тебя хватит. Мы найдём другой способ.
— Другого способа нет! — её голос сорвался. — Я не могу… я не могу ошибиться, Хави. Я не могу повесить это на человека, если не уверена. Ты не понимаешь, каково это…
Он понимал. И это было хуже всего. Он молча кивнул.
В командном центре было почти пусто. Только Ивар сидел за своим столом, угрюмо уставившись в погасший экран. Он поднял глаза, когда они вошли. В его взгляде не было вины. Только застарелая усталость и страх.
Люсия снова села в кресло. На этот раз она не колебалась. Она надела обруч, словно принимая неизбежное.
— Давай, — прошептала она.
Ивар нехотя нажал несколько клавиш.
Погружение было другим. Более целенаправленным. Она проигнорировала общее болото чужих мыслей, этот отвратительный хор мелких грехов и страхов. Она шла на один-единственный сигнал. На «громкий» страх Ивара.
Она пробилась сквозь стену его паники, как сквозь плотный туман, и увидела правду.
Это был не страх предателя. Это был страх сына.
Она увидела его глазами старую, умирающую женщину в больничной палате в Рейкьявике. Его мать. Увидела, как он тайком, используя крохи трафика, отправляет ей короткие, зашифрованные сообщения. «Я жив. Я в порядке. Люблю тебя». Он нарушал главный запрет Матео — никаких контактов с внешним миром. Его страх был не страхом разоблачения, а страхом быть изгнанным. Потерять последнюю, тонкую ниточку, связывавшую его с прошлой жизнью.
Люсию будто окатило ледяной водой.
Невиновен.
Она чуть не позволила Хавьеру, в его слепой ярости, сломать этого человека.
Её сила — не скальпель. Ржавый нож мясника.
Именно в этот момент, когда её сознание было обострено до предела стыдом и шоком, она заметила аномалию. Что-то другое.
Тонкий, как иголка, импульс данных. Холодный. Профессионально зашифрованный. Он не кричал от страха. Он не был пропитан эмоциями. Он был чистой, безличной информацией.
Как укус змеи.
Её сознание метнулось по этому следу. Он был почти невидимым, мастерски спрятанным в общем потоке. След вёл не от терминала Ивара. Он вёл от медицинского отсека. От терминала, к которому имел доступ только один человек.
Сольвейг. Тихая, спокойная женщина-медик, которая дала ей воды, когда её вырвало. Которая участливо посмотрела на неё и сказала: «Береги себя».
Люсия резко открыла глаза.
Вздох застрял в горле. В ушах звенела тишина, сменившая хаос сети. Она посмотрела на Хавьера. На её брата, её защитника, который был готов убить не того человека по её наводке. Ужас этого открытия был во много раз сильнее, чем тошнота от чужих мыслей.
Она не кричала. Она не плакала. Она просто прошептала имя, которое никто из них не ожидал услышать.
— Сольвейг.
Дверь. Металл. Замок хлипкий, из тех, что ставят для видимости. Хавьер не ждал. Не постучал. Просто шагнул вперёд и ударил плечом. Старый металл застонал, и замок вылетел из рассохшегося косяка с сухим треском.
Он вошёл низко, оружие наизготовку. За ним, как тени, скользнули Матео и двое его молчаливых бойцов.
Медотсек оказался маленьким и до скрипа чистым. Воздух пах лекарствами, но не безжизненной химией мира, который они покинули. Пахло сушёными травами, спиртом и чем-то ещё, неуловимо знакомым, как детство.
Сольвейг, тихая женщина с усталыми глазами, которую Хавьер видел мельком в столовой, замерла у единственного работающего терминала. Её лицо дёрнулось, глаза расширились. Рот открылся в беззвучном крике.
Она не закричала. Судорожно схватила маленький внешний передатчик и с силой ударила его о край стола. Раз. Второй. Пластик треснул, но устройство не разлетелось.
Два шага — и Хавьер был рядом. Его движения были экономичны, как язык инструкций. Он не ударил её. Просто перехватил её тонкое запястье, его пальцы сомкнулись на её коже. Под его пальцами её пульс бился частой, панической дробью. Её пальцы разжались сами.
Маленький чёрный передатчик упал на бетонный пол с глухим стуком.
— Не надо… пожалуйста… — прошептала она. Слова путались, срывались.
Один из бойцов Матео поднял устройство. Хавьер всё ещё держал её руку. Он видел, как по её щеке ползёт слеза, блестя в тусклом свете лампы. Она не боец. Просто напугана.
— Говори, — голос Матео был ровным и безжизненным. Он смотрел на неё так, как инженер смотрит на сбой в системе.
— Я не… я не могла! — Сольвейг задыхалась. — Они… у них мой сын… мой Лео…
Хавьер чуть ослабил хватку. Сын. Чёрт. Всегда одно и то же. Давление на самую уязвимую точку.
— Где? — спросил он. Его голос был ровным, почти безразличным, но в этом и была его сила. Он заставлял отвечать.
— Рейкьявик… они… они прислали фото… — она всхлипнула. — Он в какой-то комнате… без окон… Если я не выйду на связь… раз в шесть часов… они…
Она не договорила. Не было нужды.
Хавьер отпустил её руку. Она рухнула на стул, обхватив голову руками, её плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Боец протянул передатчик Матео. От треснувшего корпуса несло резким, едким запахом палёной электроники и горелого пластика. Он ударил в нос, смешиваясь с успокаивающим ароматом сушёной ромашки, висевшей в пучках под потолком.
Запах технологий и смерти, вторгающийся в хрупкий мир выживания.
Хавьер посмотрел на Матео. Лицо лидера «Бродяг» было непроницаемо. Он взвешивал риски. Хавьер знал этот взгляд. Взгляд человека, готового отрезать инфицированную конечность, чтобы спасти весь организм. Сольвейг и её ребёнок были этой конечностью.
В этот момент в дверном проёме появилась Люсия. Хавьер напрягся, готовый заслонить её, но она вошла внутрь, и её взгляд был прикован не к нему.
Она смотрела на плачущую женщину.
Люсия вошла в медотсек и замерла. Та же клетка. Тот же выбор без выбора. В памяти всплыл стыд за свою ошибку с Иваром, которого она была готова обвинить. Не точный инструмент, а ржавый нож мясника. Она поморщилась, словно от зубной боли.
Матео мерил шагами маленькую комнату. Три шага туда, три обратно.
— Она — дыра в нашей обороне, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Его голос был глухим. — Канал связи нужно уничтожить. Её — изолировать. Немедленно.
— Нет, — голос Люсии был тихим, но каждый в комнате вздрогнул.
Все взгляды обратились к ней. Хавьер сделал полшага к ней, его тело окаменело. Готовый защитить. Готовый заставить её замолчать. Но она подняла руку, даже не взглянув на него. Жест был едва заметным, но он остановился.
— Что ты сказала? — Матео развернулся к ней. В его глазах был холодный огонь.
— Я сказала нет, — повторила Люсия, делая шаг вперёд. Она смотрела прямо на Матео. — Вы её изолируете, и её сын погибнет. Утром. Может, к обеду. А они… те, кто его держит… они просто найдут другого заложника. Другого ребёнка.
— Это, — отрезал Матео, — не твоя проблема. Это мой риск-менеджмент. И сейчас ты повышаешь риски.
— Вы ошибаетесь, — сказала Люсия. Шум в её голове на мгновение стих, уступая место ледяной ясности. Она чувствовала, как ужас Сольвейг резонирует с её собственным, но вместо того, чтобы утонуть в нём, она использовала его как якорь. — Она не проблема. Она — возможность.
Матео замер. Он смотрел на неё теперь по-другому. Не как на сломанную жертву. Не как на диковинного оракула. Он смотрел на неё как на игрока, который только что сделал неожиданный ход.
— Продолжай, — сказал он.
Люсия перевела взгляд на передатчик в его руке. — Этот канал… он ещё работает?
Матео кивнул. — Сигнал слабый, но стабильный.
— Не обрубайте его, — сказала она. В её голосе появилась твёрдость, удивившая даже её саму. — Давайте дадим им то, чего они хотят. Информацию. Но не правду.
Она посмотрела на Сольвейг, которая подняла на неё заплаканные, полные недоумения глаза.
— Мы скормим им ложь, — произнесла Люсия, и от собственных слов во рту стало сухо и горько. — Мы будем использовать её канал. Её страх. Её голос. Мы заведём их в ловушку. Используя её боль как наживку.
Тишина в комнате стала плотной. Хавьер смотрел на неё широко раскрытыми глазами. Он видел не свою сломленную сестру. Он видел кого-то другого. Кого-то, кто научился превращать свою боль в оружие.
Матео несколько секунд молчал. Затем на его жёстких губах промелькнуло нечто похожее на улыбку. Это было жутко.
— Мне нравится, как ты думаешь, Оракул, — медленно произнёс он. — Очень нравится.
Им выделили комнату. Жилую ячейку из рифлёного металла, втиснутую в коридор, выбитый в застывшей лаве. Две койки, шаткий стол, тусклая лампа. Единственное окно выходило на стену пара — белая, непроглядная мгла. Это было их первое личное пространство за многие недели.
Люсия стояла у окна, прижавшись лбом к холодному, влажному стеклу. Она молчала. Хавьер смотрел на её спину. Всего два метра. Но он понимал, что никогда ещё она не была так далеко. В её молчании была сила, которая его пугала.
Он сел за стол. Достал из кармана старую тряпицу и развернул её. На серой ткани тускло блеснули детали старых карманных часов его отца. Латунные шестерёнки, винтики размером с песчинку, серебряный корпус. Он делал это всегда, когда мир становился слишком хаотичным. Чинить что-то маленькое. Возвращать порядок.
Он подцепил пинцетом крошечную индукционную катушку. И замер.
Она была не просто сломана. Она была чёрной. Оплавленной. На тончайшей медной проволоке застыла капля металла, похожая на слезу. Это был не износ. Не поломка от времени.
Это был след от электромагнитного импульса.
Он откинулся на спинку стула, и тот жалобно скрипнул. Взрыв у коллектора. Вспышка, которая ослепила их на секунду. Дроны Лены несли не только пули. Они несли ЭМИ. Способные выжечь любую незащищённую электронику. Их планшет. Часы. Оборудование «Бродяг». Всё было уязвимо.
Он поднял голову. Дверь их комнаты была приоткрыта. В тускло освещённом коридоре он увидел Ивара. Техника, которого Люсия едва не приговорила. Ивар сидел прямо на полу, прислонившись спиной к холодной стене. В руках он держал планшет, водя им по воздуху, словно ловил невидимый сигнал.
На потрескавшемся экране на мгновение вспыхнуло изображение. Искажённое помехами, застывшее лицо пожилой женщины. Сигнал пропал.
— Сука, — выдохнул Ивар тихо, беззлобно. И снова начал водить планшетом по воздуху.
Хавьер молча отвернулся. Он смотрел на бесполезные детали на столе. Сломанный металл. Как и он сам.
Он защищал её тело. Пули. Холод. Это было просто. А сейчас…
Он вспомнил её взгляд, когда она говорила с Матео. Холодный. Чужой. Она училась сражаться сама. А он — просто кусок мяса с винтовкой. Лишний.
Он сгрёб детали в тряпицу. В комнате было тепло от труб под полом, но по его рукам пробежали мурашки.
Люсия чувствовала на себе взгляд Матео. Прошло несколько часов. Она сидела на своей койке и слушала. Не шум в голове. Шум общины. Гудение генераторов. Далёкие голоса. Скрип металла. Она пыталась различить в этом хаосе порядок.
Дверь открылась без стука. На пороге стоял Матео.
— Клюнули, — сказал он без предисловий. Его лицо, как всегда, было непроницаемо, но в глазах плясали крошечные огоньки.
Хавьер встал, его рука инстинктивно легла на нож у пояса.
— Они пошли по ложным координатам, — продолжил Матео, глядя не на Хавьера, а на неё. — Прямо в ущелье под ледником. Идеальное место для засады. Засада сработала. Мы потеряли одного, — он на секунду замолчал, и его лицо на миг стало старше. — Ранили двоих. Цена приемлемая.
Он шагнул внутрь и подошёл к столу.
— Ребёнок Сольвейг будет здесь завтра утром, — добавил он.
Он полез в карман своей потёртой куртки и вытащил две тонкие пластиковые карты. Положил их на стол, рядом с тряпицей, в которой лежали сломанные часы.
— Это от комнаты. И от столовой. Вы теперь — часть общины. — Матео обвёл взглядом их убогую каморку. — Добро пожаловать, Бродяги.
Хавьер коротко кивнул. Принято. Задача выполнена. Он уже хотел сесть, но Матео не уходил. Он стоял посреди комнаты и смотрел на Люсию. Его взгляд был не просто одобрительным. Это был взгляд инженера, который нашёл недостающую деталь для своего механизма.
— Мы разобрались с мелкими хищниками, — сказал Матео, и его голос стал тише, серьёзнее. — Теперь о главном.
Он сделал паузу. Тишину в комнате нарушал только вой ветра снаружи и далёкий, низкий гул земли.
— Ты сказала, что можешь дать отпор системе. Настоящей системе. Той, что охотится за вами.
Его глаза впились в её.
— Покажи, как.
Слова упали в тишину. Это был не вопрос. Это был приказ. Вызов. Контракт, подписанный страхом и ложью. Люсия почувствовала, как напряглись мышцы на её шее. Она получила то, чего хотела. Доверие. Место. Шанс нанести ответный удар.
И теперь ей придётся за это платить.
Она кивнула. Один раз. Медленно. Её пальцы, лежавшие на колене, сжались в кулак так сильно, что побелели костяшки.
Кабели, толстые, как змеи, душили лабораторию.
Они свисали с потолка, ползли по стенам, сплетались в грязные клубки на полу. Комната гудела. Низкий, утробный гул серверов смешивался с прерывистым кашлем дизельного генератора снаружи. Воздух был плотным, горячим, пах горелой пылью и пластиком.
Люсия сидела перед тремя мониторами. Их свет выхватывал из полумрака её бледное лицо, синеву под глазами и спутанные тёмные волосы. К вискам тянулись тонкие провода от самодельного обруча, усеянного датчиками. Она была похожа на жрицу какого-то уродливого, механического культа.
Она не смотрела на экран. Её взгляд был устремлён на влажный конденсат, выступивший на толстой медной трубе вдоль стены. Пальцем она медленно выводила на влажной поверхности спираль.
Матео стоял позади, скрестив руки на груди. Его массивный силуэт почти полностью перекрывал дверной проём. Рядом с Люсией склонился Ивар. Его пальцы не печатали — они выстукивали по клавишам рваный, лихорадочный ритм. В отсветах монитора его глаза горели голодным огнём.
— Итак… Люсия. — Голос Матео был лишён терпения, сухой, как треск ломающейся ветки. — Ты обещала оружие. В сухом остатке — что у нас есть? Пока я вижу только потраченное электричество и тебя, рисующую на трубах.
Люсия не обернулась. Её палец замер.
— Это не… его нельзя просто скопировать. Система Лены… она как гладкое стекло. Холодное, идеальное. Без трещин. Бить по нему бесполезно.
— Стекло бьётся, — прорычал Матео. — Нам нужен молот потяжелее.
— Нет! — Её голос был тихим, но острым. Она наконец повернулась. В её глазах плескалась лихорадочная, почти безумная энергия. — Ты не понимаешь. Молот она просто… она заметит за километр. Она увернётся. Она его просчитает.
— Тогда что ты предлагаешь? Ждать, пока она раздавит нас, как клопов?
— Нужно не бить. Нужно… — она коснулась пальцами датчика на виске, — …найти внутреннее напряжение. Создать резонанс. Она видела этот принцип в обрывках системных логов Лены, в протоколах самодиагностики. Украденная идея, вывернутая наизнанку. Крошечный, неправильный звук, от которого всё пойдёт трещинами изнутри.
Ивар подался вперёд, вытянув худую шею, словно боялся пропустить хоть слово.
— Звук… Ты говоришь о структурном паттерне? О коде, который не атакует, а нарушает логику самой системы? Заставляет её сомневаться в собственных протоколах?
Люсия посмотрела на него, и в её взгляде впервые за долгие дни промелькнуло что-то похожее на облегчение. Она нашла переводчика.
— Да. Не оружие. Антитело. Осколок моей… памяти. Осколок её собственного кода, искажённый до неузнаваемости. Мы скормим её системе безумие.
Матео хмыкнул, его лицо не выражало ничего, кроме глубокого скепсиса.
— Безумие. Отлично. Наш главный стратегический ресурс. Сколько безумия нам понадобится, чтобы сбить хотя бы один дрон?
— Не знаю, — честно ответила Люсия, снова отворачиваясь к экранам. — Я никогда этого не делала.
— Ты хочешь сказать, мы ставим на кон всю нашу безопасность ради… эксперимента? — Матео шагнул ближе. Воздух в комнате, казалось, сжался.
— Мы ставим на кон всё, потому что у нас больше ничего нет! — выкрикнул Ивар, вскакивая. — Или ты забыл, как её дар нашёл Сольвейг? Ты забыл, как мы заткнули пасть конкурентам? Это не эксперимент, Матео. Это наш единственный, блядь, шанс!
Матео медленно повернул голову к Ивару. Тот сдулся под его взглядом, но не отвёл глаз.
— Следи за языком, техник. Я ничего не забыл. Особенно я не забыл, что твоя работа — чинить генератор, а не указывать мне, что делать.
Ивар сжал губы.
— Генератор работает.
Люсия провела рукой по холодному металлу корпуса сервера. Ледяная, мёртвая гладь Порядка под её горячими, дрожащими пальцами.
— Ему не нужно доверять мне, Ивар. Ему нужно увидеть. Принесите дрон. Того, которого Хавьер подстрелил у старых складов.
Матео молчал с минуту, изучая её сгорбленную спину. Затем кивнул своим людям у двери.
— Принесите ей её игрушку. И если эта штука рванёт, я лично вышвырну вас обоих в фумаролу. И тебя, Ивар, следом. За компанию.
В своей цитадели Лена не чувствовала ни жары, ни холода. В воздухе не было ни пылинки. Звуков не было совсем — даже её собственное дыхание тонуло в идеальной изоляции. Единственным движением было плавное течение данных по голографическим интерфейсам, что парили вокруг её кресла.
Она анализировала провал.
ИДЕНТИФИКАТОР: ОПЕРАЦИЯ «ОТЛОВ». ЛОКАЦИЯ: ИСЛАНДИЯ, ГЕОТЕРМАЛЬНАЯ ЗОНА РЕЙКЬЯНЕС. СТАТУС: ПРОВАЛ. ПОТЕРИ АКТИВОВ: 1 ПАТРУЛЬНЫЙ ДРОН (УНИЧТОЖЕН), 3 ДРОНА-ИЩЕЙКИ (ДЕЗОРИЕНТИРОВАНЫ, ПОТЕРЯНЫ).
Причина провала: аномальная среда. Высокая геотермальная активность. Выбросы пара. Магнитные помехи. Система определила это как «информационный туман». Её всевидящее око ослепло.
Это было неприемлемо. Недостаток данных был сбоем в системе. А сбои нужно было устранять.
Лена инициировала протокол глубокого анализа. Её «цифровой тик».
Пространство вокруг неё заполнилось мириадами ветвящихся световых линий. Каждая линия — вероятностный сценарий. Тысячи. Миллионы. Она прогнала симуляцию захвата заново.
99.97% симуляций заканчивались успехом. Беглецы должны были быть обнаружены и схвачены в течение первых шести часов. Их тактика бегства была примитивной и предсказуемой.
Но они выжили.
Система выделила аномалию. Одну переменную, которая рушила все расчёты.
АНОМАЛИЯ-РЕЙЕС-2 (ЛЮСИЯ)
Лена запустила анализ действий цели за последние 72 часа. Система обработала провал миссии конкурентов «Бродяг», который Матео так неосмотрительно списал на удачу. Лена видела всё. Она видела ложный след. Видела, как идеально скоординированная засада заманила чужих дронов в узкое ущелье.
Это была не пассивная защита. Не инстинкт выживания. Это был продуманный, асимметричный ответ. Холодный и точный. Слишком точный для группы выживальщиков. Это был её почерк. Почерк Оракула.
Холодный, бесстрастный вывод пропечатался на главном экране.
ЗАПРОС: АНАЛИЗ. ВЫВОД: ИЗМЕНЕНИЕ ФУНКЦИОНАЛА АНОМАЛИИ-РЕЙЕС-2. ПАССИВНЫЙ СЕНСОР -> АКТИВНОЕ ТАКТИЧЕСКОЕ ЯДРО. УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: ПЕРЕСЧЁТ.
На интерфейсе мигнула строка статуса. Знакомое, почти успокаивающее
[АКТИВ К ЗАХВАТУ] замерцало и сменилось новым. Жёстким. Красным.
[СИСТЕМНАЯ УГРОЗА. ПРОТОКОЛ: НЕЙТРАЛИЗАЦИЯ.]
Лена смотрела на красные буквы. Она впервые видела в Люсии не сбежавший актив, не сломанную жертву. Она видела в ней своё отражение. Искажённое, грязное, неправильное. Хаотичное.
Она мельком взглянула на соседний экран. Тот, который всегда был активен. Ровная зелёная линия кардиограммы её брата. Пульс — 60 ударов в минуту. Давление — 120 на 80. Идеальные показатели. Идеальный порядок.
Всё, что угрожало этому порядку, должно было быть уничтожено.
Хавьер стоял на посту, вглядываясь в серую пелену пара. Ветер нёс резкий запах серы, от которого першило в горле. Холод пробирался под толстую куртку, заставляя мышцы деревенеть.
Здесь, на краю света, его навыки не стоили ничего. Он умел убивать. Умел двигаться бесшумно, читать тактическую обстановку. Но как убить врага, которого нельзя коснуться? Его винтовка, тяжёлая и холодная в руках, казалась неуклюжей железкой.
Он посмотрел на тускло светящееся окно лаборатории.
Теряю её.
Она уходит туда, где я не могу её достать. Защитить.
Страж у пустой клетки.
Здесь я просто кусок мяса с винтовкой. Анахронизм. Она создаёт оружие из мыслей. А я… я просто жму на спусковой крючок.
Её ломает изнутри. А я бессилен. Как с часами отца. Просто смотрел, как они умирают.
Я боюсь не Лены. Я боюсь того, во что Люсия превращается.
И что, если она больше не будет во мне нуждаться?
Что тогда от меня останется?
Он сунул руку в карман и нащупал маленький, потрёпанный томик Лорки. Стихи о луне и смерти, о цыганской тоске и зелёном ветре. Раньше они приносили покой. Сейчас строчки казались насмешкой. Какая, к чёрту, луна, когда небо затянуто вечной серой хмарью?
Его взгляд скользнул в сторону. Из лаборатории вышел Ивар. Просто подышать. Техник стоял спиной к Хавьеру, глядя в сторону океана, которого не было видно за туманом. Он достал из кармана старый, поцарапанный датапад. Хавьер напрягся, его рука легла на рукоять ножа. Привычка. Инстинкт.
Ивар включил экран. Хавьер ожидал увидеть схемы, строки кода. Но на экране загорелась старая, выцветшая фотография. Улыбающаяся пожилая женщина с добрыми морщинками в уголках глаз сидела в плетёном кресле, укрытая пледом. Ивар медленно, почти благоговейно, провёл пальцем по её изображению на экране. Его плечи на одно мгновение опустились, вся его лихорадочная энергия ушла, оставив только бесконечную, тихую тоску.
Затем он вздрогнул, словно опомнившись. Быстро сунул датапад в карман, выпрямился, снова нацепив маску деловитого техника, и скрылся в лаборатории.
Хавьер отвернулся. Он почувствовал укол чего-то похожего на стыд. У каждого здесь была своя война.
Они собрались в мастерской. Воздух здесь был холоднее, пахло металлической стружкой и машинным маслом. На широком стальном верстаке лежал обездвиженный дрон. Его чёрный хитиновый корпус был поцарапан, один из манипуляторов неестественно вывернут — память о встрече с винтовкой Хавьера. Но его оптика тускло светилась. Он был жив.
Ивар заканчивал подключать к процессору дрона толстый кабель, который тянулся к терминалу Люсии. Хавьер стоял у стены, его руки были сжаты в кулаки. Матео занял позицию у выхода.
Люсия села за терминал. Она снова надела обруч с датчиками.
— Ты уверена в этом? — Голос Хавьера был глухим.
— Нет, — ответила она, не глядя на него. — Но я должна.
Она закрыла глаза. Чтобы создать код, ей было мало просто сконцентрироваться. Ей нужно было вернуться туда. В холод. В парализующий ужас контроля «Пастыря». Ей нужно было снова почувствовать это ледяное, безличное присутствие у себя в голове, которое разбирало её на части, анализировало, каталогизировало. И, находясь там, на самом дне своего кошмара, ей нужно было найти в себе силы не закричать, а плюнуть ему в лицо. Вывернуть это ощущение наизнанку. Превратить боль в оружие.
Хавьер видел, как по её виску покатилась капля пота. Видел, как она до боли стиснула зубы, как её пальцы вцепились в края стола, побелев костяшками. Это была пытка. Добровольная.
— Я готова, — прошептала она, и её голос сорвался.
Ивар сглотнул и нажал клавишу Enter.
— Передача пошла.
Секунда тишины. Две. Дрон на столе лежал неподвижно. Матео уже открыл рот, его лицо исказила циничная усмешка.
— Ну, и?..
Внезапно синяя оптика дрона моргнула. Раз. Два. А потом вспыхнула неровным, больным, пульсирующим фиолетовым светом.
Его уцелевшие манипуляторы дёрнулись. Раз, другой. Потом они начали хаотично скрести по металлическому столу, издавая кошмарный, визжащий звук. Дрон пытался встать, но его повреждённые сервоприводы не слушались. Он заваливался на бок, снова пытался подняться, дёргался, как подстреленное насекомое.
Из его динамика, вместо стандартных системных оповещений, вырвался хрип. Искажённый, зацикленный звук. Хавьер замер. Он узнал этот мотив.
Это была колыбельная. Та самая старая испанская колыбельная, которую он иногда напевал себе под нос. Мелодия, которую Люсия подсознательно, не ведая того, вплела в свой вирус. Только сейчас она звучала как предсмертный вопль утопленника.
Дрон начал биться о стол в яростном механическом припадке. Он ломал собственные конечности, его корпус трещал. Фиолетовый свет в его оптике пульсировал всё быстрее, превращаясь в стробоскоп безумия.
А потом, с оглушительным, сухим треском, его энергоблок не выдержал.
Взрыв был негромким, но ослепительным. Голубоватая вспышка, дождь из мелких, раскалённых осколков пластика и металла. И запах горелой проводки, заполнивший мастерскую.
В оглушительной тишине, нарушаемой лишь треском остывающего металла, все смотрели на дымящиеся останки на столе.
Матео смотрел, раскрыв рот, его глаза были прикованы к дымящимся останкам. В них плескался ужас, смешанный с диким, первобытным восторгом.
— Что… это, блять, было? — выдохнул он.
Ивар тяжело дышал, привалившись к стене. Он смотрел на дело рук Люсии так, будто увидел рождение нового, страшного бога.
Хавьер не смотрел на дрон. Он бросился к сестре.
Люсия безвольно сползла со стула. Она сидела на полу, прислонившись к ножке стола. Из её носа текла тонкая струйка тёмной крови. Она смотрела на брата пустыми, расфокусированными глазами.
— Он почувствовал… — прошептала она. Губы едва шевелились. — Он тоже почувствовал…
Её взгляд опустел, и она безвольно повалилась в сторону. Хавьер успел подхватить её, прежде чем она ударилась о пол.
Она очнулась от звука.
Не от гула генераторов, привычного, как собственное сердцебиение. Не от далёкого воя ветра, царапавшего базальтовые скалы. Звук был внутри. Фантомный, навязчивый, как сбойный аудиофрагмент, зацикленный в пустом канале.
Duérmete niño, duérmete ya…
Искажённая, пропущенная через цифровой фильтр боли, колыбельная звучала в её сознании. Та самая, которую пел дрон перед тем, как его процессор расплавился. Звук тонул в привычном шуме сети, затем всплывал снова, тонкий, как игла.
Люсия села на узкой койке в медицинском отсеке. В воздухе стоял густой запах антисептика и сушёных трав, которыми Сольвейг пыталась перебить едкий дух горелого пластика от перегруженных серверов. Головной боли не было.
Было что-то хуже — пустота. Стерильная, как вакуум, в котором каждый звук становился оглушительным.
Она поднесла руку к лицу. Кончики пальцев были сухими, но она помнила липкое тепло крови из носа.
Она закрыла глаза, пытаясь отгородиться от колыбельной, и нырнула в воспоминания последних минут перед обмороком. Погружение в собственную травму. Концентрированная боль, ярость, ужас перед «Пастырем» — всё это она спрессовала, упаковала в код.
И в этот момент, в самый пик агонии, она слышала, как Хавьер напевал под нос на посту. Эта колыбельная, символ его неуклюжей заботы, случайно попала в эпицентр взрыва. Она стала частью вируса.
Её глаза распахнулись. По спине пробежал озноб, не имеющий ничего общего с холодом в комнате.
Это был не просто код. Это был слепок её сознания. Точная копия её ментального ада, запечатанная в бинарный файл. Она не создала оружие. Она научилась заражать машины своим безумием.
Дрон бился в конвульсиях не из-за системного сбоя. Он чувствовал. На примитивном, машинном уровне он испытывал эхо её паники, её ужаса от замкнутого пространства, её животного желания грызть стены.
Она не уничтожила его. Она сломала его изнутри. Заставила биться о стены, пока его собственный корпус не стал для него тюрьмой. Самоубийство. Вот как это называется.
Люсия сжала простыню. Мысль выпустить это в глобальную сеть теперь казалась не просто диверсией. Это было чудовищно. Это было всё равно что лечить головную боль гильотиной. Создать миллиарды кричащих, страдающих цифровых призраков, обречённых вечно переживать её худший кошмар.
Она хотела свободы. Но цена, которую она собиралась заставить заплатить мир, была слишком похожа на цену, которую заставили заплатить её.
Хавьер вошёл в комнату, неся две эмалированные кружки, из которых валил пар. За окном не было ничего. Плотная, белёсая мгла геотермального пара поглотила мир, оставив только их комнату. Он выглядел почти довольным. Впервые за месяцы они не просто бежали. Они нанесли ответный удар.
Он увидел её бледное лицо. Списал на усталость. Этот удар стоил ей слишком дорого.
— Ты в порядке? — его голос был тише обычного, почти заботливый. — Сольвейг сказала, тебе нужен отдых. Ты… это было сильно, Люсия. Ты заставила их заплатить.
Люсия вздрогнула, словно от удара. Она медленно подняла на него глаза. В них не было ничего. Ни страха, ни боли. Только ровная, тёмная пустота.
— Заплатить? — её голос был тихим, дрожащим. — Хавьер, ты не… ты не понимаешь. Оно… оно пело твою песню.
Хавьер нахмурился, ставя кружки на шаткий столик. Одна из них качнулась, расплескав кипяток. Он не обратил внимания.
— Какая разница? Главное — оно взорвалось. Это работает.
— Нет! — Люсия вскочила. Её тело мелко дрожало, будто от холода. — Это не работает! Это не инструмент, это… это яд! Мой яд! Я не могу просто… — она замолчала, прижав ладонь к виску, словно отгоняя навязчивый шум. — …выпустить это. Оно не просто ломает, оно заражает… боже, какая у него была ипотека… оно заставляет их чувствовать… мою боль. Понимаешь? Мою!
Хавьер смотрел на неё, и черты его лица медленно заострились. Мягкость ушла, уступив место жёстким линиям вокруг рта и глаз. Перед ней снова был солдат.
— Пусть чувствуют, — отрезал он. Его голос стал ровным и холодным. Безэмоциональным. — Пусть почувствуют хоть часть того, что они сделали с тобой. И с сотнями других, как ты. Они заслужили этот хаос, Люсия. Они заслужили сгореть в аду, который сами и построили.
Он шагнул к ней, его тень накрыла её.
— Сожги их мир дотла. Без колебаний. Без жалости. А я прикрою.
Люсия отшатнулась, словно он её ударил. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и в них плескался ужас. Она видела не брата, не защитника. Она видела человека, ослеплённого яростью, готового сжечь весь мир, чтобы согреться у огня.
— Ты хочешь не свободы, — прошептала она. — Ты хочешь мести.
Хавьер молчал. Он не собирался спорить. Для него это было одно и то же.
Комната вдруг съёжилась до размеров карцера. Дышать стало трудно, словно из воздуха откачали кислород. Белая стена пара за окном больше не казалась укрытием. Она была стеной их тюрьмы, которую они строили теперь вдвоём, каждый из своего материала: она — из страха, он — из ненависти.
Пронзительный вой сирены вырвал Хавьера из оцепенения. В его руках оказалась винтовка. Движение было единым, без пауз, как вдох.
В командном центре, пропахшем потом и горелым пластиком, на главном экране радара роились красные точки.
— Они вернулись, — голос Матео был напряжён, но спокоен. — Новые сигнатуры. Движутся быстро. Очень быстро.
Лена Орлова не повторяла ошибок. Она проанализировала провал и поняла, что пар, их главный союзник, был уязвим. Остатки серебристой отслеживающей пыли на одежде, на ботинках, на волосах всё ещё были там. Слабые, почти незаметные, но они были.
Хавьер занял позицию на крыше одного из зданий. Ветер резал лицо мокрыми лезвиями, принося с собой запах серы. Он вскинул свою крупнокалиберную винтовку — старую, надёжную, как молоток. Его мир снова обрёл смысл. Была цель. Был прицел. Была задача.
Из тумана вынырнули первые дроны. Они были не похожи на предыдущие. Маленькие, юркие, похожие на металлических стрекоз, они двигались неровными, дёргаными рывками. Их корпуса были матово-чёрными, поглощающими свет. От них исходил тонкий, высокий свист, резавший слух.
— Цели в зоне видимости, — доложил он в рацию. Голос ровный, без эмоций. — Работаю.
Прицел. Вдох. Выстрел.
Первый дрон разлетелся на куски, вспыхнув облаком искр. Хавьер тут же перевёл прицел. Второй, третий. Они падали, кувыркаясь, в чёрные лавовые поля. Но их было слишком много. Они не летели в лоб, а маневрировали, используя рельеф как укрытие.
И они не «смотрели». В их головных частях не было привычных оптических сенсоров. Вместо них — решётки спектральных анализаторов, жадно «вдыхающих» воздух. Они шли по запаху. По призрачному следу серебристой пыли.
В командном центре Ивар, техник, не смотрел на тактическую карту. Он лихорадочно стучал по клавиатуре, его пальцы летали над клавишами. Лицо было мокрым от пота. Он не пытался сбить дронов. Он пытался заглушить сигнал, который они искали, создавая тысячи ложных «запахов» в эфире. Рядом с его монитором была приклеена маленькая, выцветшая фотография пожилой женщины в платке.
— Давай, давай, старая рухлядь, работай… — бормотал он себе под нос, глядя на ползущие строки кода. — Только не сегодня. Пожалуйста, только не сегодня.
Один из дронов-стрекоз прорвался сквозь заградительный огонь. Он пронёсся низко над землёй, устремляясь к маяку — главному нервному центру поселения. Его анализатор жадно втянул воздух и нашёл то, что искал. Слабый, но отчётливый след на старом брезенте, которым была накрыта одна из антенн.
Сканер на его корпусе вспыхнул ослепительным белым светом, всего на долю секунды. Короткая вспышка исходящего сигнала ушла в небо, пронзая облака и геотермальный пар.
Хавьер среагировал мгновенно. Выстрел разорвал дрон в клочья за мгновение до того, как он погас. Слишком поздно. Хавьер это знал.
Послание было отправлено.
Тревога не стихала. В командном центре стало тихо. Слышно было только гул вентиляторов и треск статики в рации.
— Ушёл сигнал, — констатировал Матео, глядя на пустой экран. — Они знают, где маяк.
Хавьер вошёл, от его одежды пахло порохом и холодом. Он подошёл к Люсии, которая стояла у стены, обхватив себя руками. Она всё ещё дрожала.
— Что теперь? — спросил он Матео, но смотрел на сестру.
Матео поднялся и повёл их наверх, на смотровую площадку маяка. Ветер здесь был ещё сильнее, он рвал одежду и забивал дыхание. Внизу, под ними, беспокойно билось о скалы серое, свинцовое море. Казалось, весь мир состоял из оттенков серого: серое небо, серая вода, серая лава.
Они стояли молча, каждый погружённый в свои мысли. Хавьер — в тактические расчёты предстоящей осады. Люсия — в ужас от оружия, которое она создала и теперь не решалась применить. Матео — в горькое осознание того, что его гавань перестала быть гаванью.
И в этот момент на горизонте, там, где небо сливалось с водой, из-за плотной пелены тумана проступил силуэт. Огромный, чёрный, как тень от горы. Транспортное судно. Оно двигалось к ним, разрезая волны, безмолвное и неотвратимое.
Палуба корабля начала раскрываться, как пасть левиафана. И из этой пасти в небо хлынул рой огней, живой и голодный. Они поднимались всё выше и выше, зажигаясь в сгущающихся сумерках. Целое созвездие смерти, нацеленное на них.
Матео не отрывал взгляда от приближающейся армады. Потом он медленно повернул голову к Люсии. Его голос был спокоен, но в нём не было ни капли сомнения, ни тени вопроса. Это был ультиматум.
— Твои «Осколки» готовы? — спросил он. — Потому что занавес поднимается.
Первый звук был неправильным.
Не грохот взрыва, не сухой треск винтовочного выстрела. Это был высокий, пронзительный визг, словно кто-то тащил гигантский кусок металла по стеклу. Звук, который вгрызался под кожу и скрёб по костям.
Хавьер прижался к шершавой, холодной поверхности базальтовой глыбы. Воздух пах серой и перегретым пластиком — коктейль из недр земли и высоких технологий. Визг нарастал, превращаясь в рёв сотен маленьких, злобных двигателей.
Они появились из-за свинцово-серой завесы облаков. Не единой массой, а россыпью. Десятки маленьких, юрких дронов-«стрекоз», чёрных точек на фоне белёсого неба. Они пикировали, и их красные оптические сенсоры походили на капли крови.
— Контакт! — рявкнул Хавьер в ларингофон. — Все по укрытиям! Огонь по готовности!
Он снова был дома. В аду.
Его мозг переключился. Усталость, страх, Лорка — всё схлопнулось, исчезло. Осталась только геометрия боя. Мир сузился до укрытий, секторов обстрела и траекторий. Не хаос. Шахматная доска.
— Ивар, сектор три! — его голос был спокоен, почти безжизнен. — Четверо. Подави их.
Из-за соседнего нагромождения камней ударила короткая очередь. Один из дронов дёрнулся, кувыркнулся в воздухе и врезался в чёрную землю, разлетевшись снопом искр.
— Есть один! — донеслось в ответ.
Дроны ответили. Это был не беспорядочный огонь. Они работали слаженно, как единый механизм. Одна группа вела подавляющий огонь, заставляя «Бродяг» вжиматься в застывшую лаву. Другая заходила с фланга, выискивая бреши в обороне.
Плазменный заряд ударил в землю рядом с Хавьером. Камень зашипел, плавясь. Жар опалил щёку. Хавьер перекатился за глыбу, вскидывая винтовку. Прицел. Вдох. Короткая очередь. Ещё одна «стрекоза» рухнула вниз, её визг оборвался.
Он снова почувствовал это. Укол почти забытого азарта. Тёмного, стыдного.
Здесь, под огнём, всё было просто. Цель. Средство. Угроза. Решение.
Никаких полутонов. Никаких мук Люсии, перед которыми он был бессилен. Только сталь и холодный расчёт.
Чёрт. Он ненавидел это.
Один из дронов отделился от основной группы. Он не стрелял. Он спикировал к одной из фумарол — глубокой трещине, из которой с шипением вырывался горячий пар.
— Что он делает? — пробормотал кто-то по рации.
Дрон выстрелил прямо в раскалённое нутро земли.
Мир взорвался звуком. Это был не грохот. Это был оглушительный, высокочастотный визг, который, казалось, сверлил череп — пытка столкновения раскалённого пара и концентрированной энергии. Перегретое облако на мгновение ослепило всё вокруг — и оптику дронов, и глаза людей.
Хавьер не ослеп. Он зажмурился за долю секунды до вспышки, доверяя инстинктам. В белом мареве он увидел два зависших силуэта. Он выстрелил вслепую, по памяти.
Двойной щелчок попадания. Два визжащих комка металла рухнули на землю.
Внезапная тишина давила на уши сильнее, чем грохот боя. Слышно было только шипение пара.
— Матео, — выдохнул Хавьер в рацию, — сектор три под огнём! Отходите к грязевым котлам! Там рельеф лучше!
— …принял! — голос Матео прорвался сквозь треск помех. — Чёрт, их слишком много! Люсия, говори! Нужны глаза! Где они?!
Голос Люсии в рации был искажён, он звенел на грани крика, тонкий, как оголённый провод под напряжением.
— Они… они обходят! С фланга! Слева! Пятеро! Быстро!
Хавьер развернулся. Он ничего не видел. Но он ей верил.
— Сектор семь! Огонь по левому флангу! Не вижу, но стреляю!
Он и ещё трое «Бродяг» вслепую полоснули очередями по завесе пара. Раздался вой повреждённых двигателей, и из тумана вывалились ещё три искорёженных дрона.
На секунду снова воцарилось затишье. Хавьер перевёл дух. Уголки его губ дёрнулись в подобии улыбки.
Они могут победить.
В комнате управления маяка было не продохнуть от жара. Гудели серверы, мигали десятки индикаторов на самодельных панелях. Воздух был спёртым и пах потом и горячим пластиком.
Люсия сидела перед главным терминалом. Глаза были закрыты, по вискам стекал пот. Её пальцы не касались клавиатуры, они лежали на холодной столешнице, белые и неподвижные. Вся работа шла у неё в голове.
Для неё битва выглядела иначе. Это был не грохот и вспышки, а ревущий, хаотичный шторм данных. Она была в его эпицентре, и этот шторм пытался разорвать её сознание на части. Она видела не дронов, а холодные, безжалостные пакеты инструкций, логические цепочки, нацеленные на убийство.
Ивар сидел рядом, его лицо было мокрым от пота. Его пальцы стучали по клавиатуре, гоня по экрану строки кода. Он был её руками.
— Ивар, они… они меняют шифрование… — Люсия поморщилась, словно от удара. В её сознании вспыхнул образ роя пчёл, жужжащего и перестраивающегося. — Код… сложный. Загружай «Осколок-три» в турель «Альфа». Быстрее!
— Загружаю! — крикнул Ивар. На одном из экранов защитная турель на крыше маяка развернулась и выпустила в небо невидимый импульс. — Есть! Попал!
На тактической карте одна из красных иконок замигала, а потом начала метаться в непредсказуемых конвульсиях.
— Он… он поёт, — прошептал Ивар, глядя на спектрограмму. — Передаёт обрывки какой-то… колыбельной. Твою мать. Что ты с ним сделала, Люсия?
— Это приманка! — голос Люсии сорвался. Она увидела это — элегантный, жестокий манёвр. Холодную, безжалостную логику убийства. — Они отвлекли нас! Основная группа… они идут низко, под самой завесой пара. Хавьер их не видит! Предупреди его!
Ивар схватил гарнитуру.
— Хавьер! Группа «Гамма» у тебя под носом! В овраге! Ложись!
Он бросил быстрый взгляд на другой монитор. Тот отображал не дронов, а исходящие сигнатуры их собственной сети. Ивар замер. Его пальцы повисли над клавиатурой.
Он побледнел.
— Люсия… — его голос упал до шёпота.
— Что ещё? — простонала она, не открывая глаз.
— Плохо дело. Очень плохо. Твои «Осколки» работают, да. Они сводят их с ума. Но… они как радиомаяк. Понимаешь?
Она не отвечала.
— Люсия! — он повысил голос. — Каждый раз, когда ты атакуешь их сеть, твой ментальный след… он становится ярче. Как вспышка в темноте. Лена… она больше не ищет базу. Она ищет тебя. Наводится на твой мозг, как на цель.
Люсия резко открыла глаза. В них плескался ужас.
Её оружие было её же проклятием. Каждый выстрел не только уничтожал врага, но и выдавал её собственную позицию. Она была маяком, который притягивал шторм к себе.
Секунду она колебалась. Секунду она хотела всё прекратить, закричать, спрятаться. Вернуться в тот подвал, где единственной её задачей было выжить, а не вести войну.
Потом она посмотрела на экран, где маленькие синие точки — её брат, Матео, другие «Бродяги» — метались под огнём красных иконок.
Она сделала выбор.
— Продолжаем, — прошептала она и снова закрыла глаза, погружаясь в цифровой ад.
Лена Орлова не чувствовала ни жара битвы, ни запаха серы. Её мир был выверен, прохладен и тих. Она была глазом бога, парящим над полем боя. На огромном голографическом дисплее перед ней разворачивалась тактическая карта Исландии. Красные и синие иконки сталкивались, вспыхивали и гасли.
Поток данных был непрерывен. Но что-то в нём было не так.
Система показывала аномально высокие потери. Семнадцать процентов за первые десять минут боя. Недопустимо.
Оборона противника действовала не по предсказуемому алгоритму. Она была интуитивна. Хаотична. И постоянно на шаг опережала её тактические протоколы. Словно противник знал, куда она ударит, ещё до того, как приказ был отдан.
— Проанализировать тактику противодействия, — её синтезированный голос был идеально ровным.
Система «Архитектор» заработала, отсеивая гигабайты информации. Тысячи стандартных оборонительных моделей были отброшены. Сравнение с известными военными доктринами не дало результата.
На экране появился вывод. Сухой, безэмоциональный текст.
АНАЛИЗ ЗАВЕРШЁН. ВЕРОЯТНОСТЬ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ СО СТОРОНЫ АЛГОРИТМА: 0.12%. ВЕРОЯТНОСТЬ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ СО СТОРОНЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ТАКТИЧЕСКОГО ГЕНИЯ: 89%.
Лена замерла. Это было нелогично. Ни один человек не мог обрабатывать информацию с такой скоростью.
И тут система, усиленная аналитическими мощностями, уловила его.
В общем шуме битвы, в хаосе зашифрованных сигналов и электронных помех, она увидела слабую, но отчётливую нейронную сигнатуру. Она вспыхнула на карте — пульсирующая точка света в море цифрового хаоса.
Система наложила на неё шаблон.
ИДЕНТИФИКАЦИЯ… СОВПАДЕНИЕ С СИГНАТУРОЙ «АНОМАЛИЯ-РЕЙЕС-2»: 99.7%.
Лена поняла.
Она воюет не с базой. Не с наёмниками.
Она воюет с девочкой.
Её наполнила холодная, системная ярость. Эта аномалия, этот сбой в системе, эта девочка со своей грязной, хаотичной силой разрушала её идеальный, упорядоченный мир. Мир, который она строила для Михаила.
На боковом мониторе ровными зелёными линиями пульсировала его кардиограмма. Стабильно. Безопасно.
Она не позволит этому измениться.
— Перенаправить все аналитические мощности с управления тактическими единицами на подавление источника сигнала, — приказала Лена. — Цель: «Аномалия-Рейес-2». Протокол: «Нейтрализация».
Она наводила на мозг Люсии невидимое оружие. Луч чистой, концентрированной вычислительной мощи, способный сжечь разум.
В медицинском отсеке, пропахшем антисептиками и сушёными травами, Сольвейг работала молча. За толстым стеклом иллюминатора грохотала война. Она не пряталась. Она методично раскладывала на обеззараженном металлическом столе плазменные пакеты, стимуляторы, регенеративные гели.
На её планшете, прислонённом к стене, беззвучно проигрывалось короткое, зацикленное видео. Смеющийся мальчик с недостающим передним зубом качается на качелях. Лео.
Она посмотрела на него одну долгую секунду. Её губы сжались в тонкую, бескровную линию. Она вернёт его. Эти люди, сражающиеся там, в ледяном аду, сражались и за него тоже.
Она вернулась к работе. Она готовилась спасать раненых.
В комнате управления маяка Люсия внезапно закричала.
Это был не ментальный крик, который слышала только она. Это был настоящий, физический вопль. Крик запредельной боли, словно в её череп вонзили раскалённый гвоздь.
Она схватилась за голову.
— Что это?! — успел крикнуть Ивар.
Люсия согнулась пополам. Из её носа снова, как и в прошлый раз, хлынула кровь, капая на холодный пол. Глаза закатились. Она обмякла и рухнула с кресла.
— Люсия! — Ивар бросился к ней, пытаясь привести в чувство. Он тряс её за плечо, но она не реагировала.
Над их головами что-то гулко щёлкнуло. Защитные турели, лишившись её наведения, замокли.
Хавьер, только что сменивший магазин, почувствовал это кожей. Тишину. Не ту короткую передышку, что была мгновение назад. А мёртвую, ватную тишину со стороны маяка.
Автоматические турели молчали.
— Люсия! — заорал он в рацию. — Доложи обстановку! Люсия!
В ответ — только шипение статики.
— Матео! Что у вас там, чёрт возьми?!
Паника, холодная и липкая, которую он так успешно давил, начала просачиваться сквозь броню тактического спокойствия.
Он поднял голову.
И увидел.
Несдерживаемый ничем рой дронов, сотни красных огней, единой, несокрушимой волной устремился к беззащитному маяку. Первая линия обороны, которую они держали такой дорогой ценой, рухнула в одно мгновение.
Хавьер с ужасом смотрел, как рой механической саранчи несётся к единственному месту, где была его сестра.
Они проиграли.
Грохот, визг и треск.
Звуки били по ушам, глушили, превращая мысли в кашу. Звук конца света, сжатый до размеров клочка промёрзшей исландской земли.
Защитные турели, ещё минуту назад бывшие их спасением, теперь бились в агонии. Лишившись ведущей руки Люсии, они стреляли вслепую. Одна поливала очередями базальтовые скалы, высекая снопы оранжевых искр. Другая, заклинив, бессмысленно вращалась на месте. Бесполезный, умирающий механизм.
Дроны Лены, почувствовав слабость, сменили тактику. Хаотичная атака роя превратилась в методичную зачистку. Они двигались выверенными клиньями, отсекая одну огневую точку за другой. Без суеты. Без ошибок.
— Всем к мосту! — проревел голос Матео в рации, утопая в помехах. — Отходим! Это приказ, твою мать!
Хавьер вдавил кнопку передачи.
— Принято. Прикрываю восточный фланг.
Он перекатился за выступ чёрной, оплавленной лавы. В воздухе воняло горелым пластиком и раскалённым металлом. Он вскинул винтовку, поймал в прицел наглого штурмовика, зависшего над телом одного из «Бродяг». Короткая очередь. Дрон дёрнулся, кувыркнулся в воздухе и с лязгом рухнул на камни.
Слишком много. Их было слишком много.
Он видел, как небольшая группа бойцов бежит, пригнувшись, к основанию маяка. Один из них споткнулся, и в ту же секунду его силуэт просто исчез во вспышке голубого пламени. Хавьер даже не вздрогнул. На это не было времени. Только холодный расчёт.
Чёрт.
Он отстрелял последние патроны и на автомате сменил магазин. Пальцы двигались быстрее мысли. Рядом с ним упал раненый боец, молодой парень с испуганными глазами, которого все звали Ларсом. Он пытался что-то сказать, но из его рта текла лишь тёмная кровь. Парень выронил винтовку.
Сквозь грохот боя он не услышал всплеска. Только увидел, как винтовка парня мелькнула и исчезла в белой пене волн.
Он подхватил Ларса за бронежилет и потащил за собой. Последние метры до спасительной тени маяка казались бесконечными. Бетонная стена, испещрённая оспинами от выстрелов, означала укрытие. Этого было достаточно.
Ввалившись внутрь, он отпустил тело. Оно обмякло у стены. Бесполезно.
Хавьер тяжело дышал, опираясь на винтовку. В ушах звенело. Первым делом, сквозь пелену адреналина, он искал глазами сестру.
Медицинский отсек казался другим миром. Тихим, если не считать вибрации стен от далёких взрывов. Пахло антисептиком, солью и едва уловимо — кровью.
Люсия лежала на койке, неестественно неподвижная. Бледная, как исландский снег. Под носом запеклась тонкая струйка крови. Её грудь едва заметно вздымалась. Она была жива. И это было хуже всего.
Движения Сольвейг были механическими, выверенными. Она вводила физраствор, проверяла датчики на самодельном мониторе, поправляла одеяло. Её лицо было непроницаемой маской.
Хавьер стоял у входа, не в силах сделать шаг. Грязь и пороховая гарь на его одежде казались здесь кощунством. Он смотрел на неё, и слова из их последнего разговора били в виски.
Сожги их мир дотла.
Его слова.
Я прикрою.
Его ложь.
Он видел, как она ломается, и потребовал больше. Превратил её боль в оружие. Не защитил. Использовал. Её разум… сгорел. Как он и просил.
Сольвейг на секунду замерла. Её рука скользнула в карман и извлекла маленький, потёртый видеоплеер. Она включила его. На крошечном экране застыло изображение улыбающегося мальчика лет семи. Сольвейг смотрела на него, и на мгновение её маска треснула. Губы беззвучно шевельнули имя.
«Лео».
Мгновение прошло. Она выключила плеер, убрала его и снова повернулась к Люсии. Её плечи расправились. Она боролась не за абстрактную свободу. Она спасала Люсию, чтобы однажды снова увидеть своего сына.
— Она… она будет жить? — голос Хавьера прозвучал хрипло и чужеродно.
Сольвейг не повернулась, поправляя капельницу.
— Пульс слабый. Ритм сбитый. Её мозг… Словно через него пропустили разряд. Всё горит, но ничего не работает.
Снаружи грохнуло так, что маяк содрогнулся до самого основания. С потолка посыпалась бетонная крошка. Сольвейг вздрогнула, но её руки не дрогнули.
— Её мозг просто… выгорел, — закончила она. — Всё, что мы можем сделать — это дать ей покой.
Хавьер молча сжал кулаки так, что побелели костяшки. Слово «покой» прозвучало как самая жестокая насмешка.
Дверь распахнулась. На пороге стоял Матео. Его лицо было чёрным от сажи, в глазах горела холодная ярость.
— Она очнулась? — бросил он без предисловий.
Хавьер только покачал головой.
— Плохо, — отрезал Матео. — Они перегруппировываются. У нас мало времени. Идём.
Они стояли у входа, там, где раньше начинался шаткий деревянный мост. Теперь за проёмом был лишь обрыв и бушующее серое море внизу. Ветер выл, забрасывая в помещение ледяные брызги.
— Мы взрываем мост. Это даст нам пару часов, — сказал Матео, глядя на рой дронов, который кружил над противоположным краем пропасти. — Ивар, заряды.
Ивар, техник с вечно встревоженными глазами, кивнул и скрылся в боковом коридоре. Он вернулся через минуту. Его лицо было бледнее обычного.
— Не сработает. Сигнал детонатора не проходит.
— Что значит «не сработает»? — рыкнул Матео.
— Слишком много помех от роя, — Ивар ткнул пальцем в сторону дронов. — Они глушат всё в этом диапазоне. Электроника бесполезна.
— Значит, вручную, — тихо, но грязно выругался Матео.
Все замолчали. Вручную. Самоубийство. Матео обвёл взглядом пятерых выживших бойцов.
Ивар сделал шаг вперёд.
— Я пойду.
— Не дури, Ивар, — начал Матео, но техник его перебил.
— Я знаю схему зарядов. Знаю, куда крепить. Я сделаю это быстрее всех. Дайте мне тридцать секунд.
В его глазах не было геройства. Только холодная, отчаянная решимость человека, которому есть что терять.
— Мы тебя прикроем, — сказал Хавьер.
Матео кивнул. — Давай.
Ивар выбежал на мост. В тот же миг десятки красных огоньков оптики сфокусировались на его фигуре. Хавьер и Матео открыли ураганный огонь, отвлекая дронов. Ивар бежал, пригнувшись. Хавьер видел, как он неловко крепит блок взрывчатки к главной опоре. Вокруг Ивара заплясали огненные вспышки. Одна из них задела его плечо. Он пошатнулся, но устоял.
Он ударил по большому красному таймеру. Секундная стрелка пошла. Дроны, видя его уязвимость, отрезали ему путь к отступлению шквальным огнём. Ивар понял, что не успеет. Он просто перевалился через перила и камнем ушёл в ледяную воду. Через две секунды мост разлетелся на куски.
— Верёвку! Быстро! — рявкнул Хавьер, бросаясь к краю обрыва.
Внизу, в кипящей пене, они с трудом разглядели тёмное пятно его куртки. Вместе с другим бойцом они закинули страховочный трос, борясь со штормом. С третьей попытки им удалось зацепить Ивара за бронежилет. Они тащили его наверх, надрываясь, борясь с весом мокрой одежды и сопротивлением волн. Когда они втащили его на площадку, Ивар был без сознания, а его губы посинели. Но он дышал.
Они были в ловушке.
Матео подошёл к Хавьеру.
— Она должна очнуться, — сказал он. Голос его был ровным, без тени эмоций. Лишь сталь. — Без неё мы все покойники.
Прошёл час. Или два. Хавьер потерял счёт. Бой стих. Лена не торопилась. Маяк превратился в гробницу, которая просто ждала, когда её запечатают.
Хавьер сидел у койки Люсии. Он методично чистил свою винтовку, разбирая и собирая затвор. Движения были механическими, пустыми. Способ занять руки. Он не смотрел на сестру. Не мог.
Внезапно она пошевелилась.
Её глаза открылись. Не мутные, не затуманенные болью. А ясные. Осмысленные.
Хавьер уронил деталь затвора. Она со звоном покатилась по бетонному полу. Он бросился к койке.
— Люсия! Ты меня слышишь?
Она медленно села. Осмотрела комнату, потом свои руки. Прислушалась. Но не к звукам снаружи, а к чему-то внутри себя. На её лице не было облегчения. Только растерянность, которая медленно перерастала в тихий, леденящий ужас.
— Что? Что с тобой? Тебе больно? — Хавьер коснулся её плеча.
Она посмотрела на него. В её глазах была пустота. Такая глубокая, что у него перехватило дыхание.
— Нет… — прошептала она. — В том-то и дело. Ничего нет.
— Я не понимаю.
— Шум. Он исчез.
Её голос был тихим и ломким, как тонкий лёд. Она обхватила голову руками, но это был не жест боли. Это был жест человека, который потерял что-то жизненно важное.
— Я больше ничего не слышу. Лена… она нашла способ заблокировать меня. Она создала вокруг нас зону тишины.
Тишина в цифровой цитадели Лены Орловой была абсолютной. Не пустота, а результат. Выверенное подавление любого звукового мусора.
На центральном интерфейсе, занимавшем стену от пола до потолка, погасли красные маркеры тревоги. На их месте всплыла короткая, стерильная строка системного отчёта.
НЕЙРОННАЯ СИГНАТУРА АНОМАЛИИ-РЕЙЕС-2 ПОДАВЛЕНА. СТАТУС: ИЗОЛИРОВАНА.
Победа не вызвала у Лены ничего, похожего на радость. Радость — иррациональный всплеск, ошибка в коде. Она не испытала удовлетворения. Она просто закрыла одну задачу и открыла следующую.
Порядок был восстановлен. Баг, нарушавший гармонию, помещён в карантин.
Внимание Лены мгновенно переключилось. Она запустила протокол «Оптимизация потерь». На интерфейсе замелькали диаграммы. Потери дронов: 34%. Расход боеприпасов: 72%. Эффективность противника: аномально высокая, теперь снижена до нуля. Её работа напоминала действия системного администратора после вирусной атаки. Она зачищала логи и перераспределяла ресурсы.
Во всей этой цифровой тишине был лишь один постоянный, аналоговый звук. Он шёл не из динамиков, а транслировался напрямую в её восприятие. Тихий, ровный писк кардиомонитора, подключённого к её брату за тысячи километров отсюда. Пик. Пауза. Пик. Пауза. Метроном, отбивающий ритм её существования.
СУБЪЕКТ «МИХАИЛ». УРОВЕНЬ КОРТИЗОЛА: СТАБИЛЕН. УГРОЗА УСТРАНЕНА.
Порядок был не только снаружи. Порядок был внутри. Она вывела на главный экран команду, лишённую эмоций.
ПРОТОКОЛ «ЗАЧИСТКА». ФАЗА ДВА. АКТИВАЦИЯ ЧЕРЕЗ 12 ЧАСОВ 00 МИНУТ. ЦЕЛЬ: ПЛАНЕРНОЕ УНИЧТОЖЕНИЕ ОБЪЕКТА «МАЯК».
Таймер протокола «Зачистка» на главном экране показывал: 11:59:59. Обратный отсчёт пошёл.
В медицинском отсеке маяка тишина была другой. Тяжёлой, пропитанной запахом горелого пластика и едким духом антисептиков. Тишина здесь не давила. Она вскрывала другие звуки: тихий стон раненого в углу, скрип собственной куртки, шум крови в ушах.
Люсия сидела на краю койки, глядя в пустоту. Шум исчез. Но это было не облегчение. Это была ампутация. Чувство, будто из её черепа вырвали часть мозга, оставив после себя гладкую, пустую, бесполезную полость.
Хавьер подошёл к ней. Он двигался осторожно, будто боялся спугнуть эту хрупкую, неестественную тишину. Внутри него боролись два чувства: сокрушительная вина и огромное, эгоистичное облегчение. Она была в безопасности. Наконец-то.
— Люсия… — его голос был хриплым. — Всё хорошо. Ты слышишь? Тишина. Она больше не достанет тебя в сети.
Она не повернулась. Её голос был таким же пустым, как и её взгляд.
— Тишина…
— Да. Теперь ты в безопасности. Остальное… ну… остальное я беру на себя.
Эти слова подействовали как разряд тока. Люсия резко повернула голову. В её глазах не было слёз. Только холодная, выжженная ярость.
— В безопасности? — прошипела она. — Я была их оружием, Хавьер. Их единственным шансом. А теперь я… — она обвела рукой отсек, указывая на стонущих раненых. — …просто ещё один раненый. Бесполезный кусок мяса.
— Это не так!
— Защитишь? — она горько, беззвучно рассмеялась. — Ты не понимаешь. Она не просто отключила меня. Она вырвала мне глаза и сломала руки.
Она подняла на него взгляд, и Хавьер отшатнулся. В её глазах не было ничего. Ни боли, ни страха. Только выжженная, мёртвая пустота.
— Я слепой бог, Хавьер. И это твоя победа. Поздравляю.
Люсия отвернулась, обнимая себя за плечи.
Он стоял посреди комнаты, не в силах пошевелиться. Победа. Блядь. Он хотел вырвать её из ада, а вместо этого запер в лимбе. Он смотрел на её ссутулившуюся спину, и расстояние в три шага между ними казалось непреодолимым. Словно она была за толстым бронестеклом.
Он вышел из медотсека, не находя слов. Руки сами сжались в кулаки. Бесполезный. Это он был бесполезным.
Он превратил её в оружие, подталкивал, пока она не сломалась. И ради чего? Ради этой тишины, которая для неё оказалась хуже любого шума. Эгоистичный ублюдок.
Он был «Стражем», который так крепко держал свою подопечную, что сломал ей кости.
По пути он снова заглянул в медотсек. Сольвейг, не поднимая головы, сортировала уцелевшие ампулы. Она не посмотрела на него. Словно его не было в комнате. Это было хуже, чем крик.
Хавьер отвернулся. Ему нужно было что-то. Ответ. Оправдание. Он пошёл искать Матео.
Лидер «Бродяг» был не в командном центре. Хавьер нашёл его в маленьком техническом помещении, переоборудованном в нечто совершенно неожиданное. Комната была залита мягким фиолетовым светом. Пахло влажной землёй. Вдоль стен стояли длинные ящики, в которых под светом фитоламп зеленели поляны исландского мха.
Матео стоял, склонившись над одним из ящиков, и осторожно опрыскивал растения водой из пульверизатора.
Хавьер остановился на пороге.
— Что будет дальше? — спросил он без предисловий.
Матео не обернулся. Пшик пульверизатора был единственным ответом.
— Будем ждать, — наконец сказал он, выпрямляясь. — Починим турели. Перераспределим посты. Залатаем дыры.
— Мы проиграли, — констатировал Хавьер.
— Мы проиграли битву, Рейес. Не войну, — Матео поставил пульверизатор и повернулся. Его глаза были усталыми. — Я всю жизнь строил клетки. Сначала для данных, потом для людей. Всегда думал, что делаю мир лучше. Безопаснее.
Он подошёл к Хавьеру, вытирая руки о штаны.
— Я работал на тех, кто заварил эту кашу. Тех, кто первым полез в головы. У нас было благородное имя — «Эгида». Идеальная система предиктивного анализа. Мир без преступности, без войн. Мы думали, что строим рай. А построили идеальный ад. Отлаженный, эффективный, бездушный. Лена Орлова была гением. Она взяла наши наработки и довела их до абсолюта. Когда я понял, что мы создали… я унёс ноги. Сбежал сюда, на край света.
Он снова повернулся к своим мхам.
— Я променял строительство идеальных систем на уход за вот этим, — его голос стал почти нежным. — Потому что это… настоящее. Оно растёт само. Ему не нужны приказы. Оно просто… есть.
Чувство бесполезности было вязким, как ил. Чтобы избавиться от него, Хавьер взял винтовку и поднялся на верхнюю смотровую площадку маяка.
Ветер здесь был безжалостным. Он рвал одежду, бил по лицу ледяной крошкой. Внизу, насколько хватало глаз, простиралось серое, вспененное море.
Он занял пост. Привычные ритуалы успокаивали. Проверить периметр. Оценить сектора обстрела. Просканировать горизонт.
Вдалеке, на фоне туч, кружили дроны Лены. Штурмовики, похожие на хищных птиц. Разведчики, юркие, как стрекозы. Они держались на дистанции. Ждали приказа.
И тут его натренированный глаз зацепился за аномалию.
Среди роя военных машин висел один, совершенно другой. Ближе. Его корпус был меньше, глянцево-чёрный, как дорогой гаджет. Он не двигался по патрульной траектории. Он не сканировал местность.
Он просто висел в одной точке. Как безразличный наблюдатель.
Это было неправильно. Каждая деталь в этом дроне кричала о нарушении логики. Лена была системной. Её дроны были функциональны. Этот был… другим.
Хавьер поднял к глазам бинокль. На мгновение ему удалось поймать фокус. На блестящем чёрном боку не было серийных номеров. Только маленький, стилизованный логотип. Две переплетённые дуги, похожие на разомкнутое кольцо.
Его дыхание замерло. Инстинкты, отточенные в африканских джунглях, заорали об угрозе. Не о прямой атаке. О чём-то худшем. О том, что вся тактическая карта, которую он держал в голове, только что оказалась неверной.
Они всё это время ошибались. Думали, что есть только они и Лена. Пешки против королевы.
Но это была не дуэль.
Кто-то третий всё это время просто сидел на трибуне и смотрел.
Тишина в её голове была не просто отсутствием шума. Она была ампутацией. Физически ощутимой пустотой на месте того, что раньше болело.
Люсия сидела в серверной. Она чувствовала себя слепым богом. Всемогущество осталось, но стало бесполезным.
В воздухе стояла странная смесь запахов. Резкий запах перегретого пластика и горелой пыли от самодельных стоек смешивался с другим, неожиданным ароматом — влажным, землистым запахом исландского мха. Он просачивался из-за тонкой перегородки, отделявшей серверную от маленькой оранжереи Матео.
Технологии выживания, сросшиеся с первобытной природой. Запах их мира.
Гудели вентиляторы, монотонно, ровно. Этот звук стал её новым врагом. Он подчёркивал тишину в сознании.
Дверь скрипнула. Вошёл Хавьер, неся две эмалированные кружки. Он поставил одну перед ней. От напитка поднимался пар, пахло цикорием и чем-то горьким, травяным.
— Сольвейг заварила, — сказал он. Голос его был на удивление ровным, почти чужим. Он не смотрел на неё, разглядывая переплетение кабелей на потолке.
Люсия не ответила. Бронестекло, выросшее между ними в медотсеке, стало толще. Его победа была её поражением. Его облегчение — её приговором.
— Люсия.
Она подняла на него глаза. Он выглядел старше. Глубокие складки у рта, сеточка морщин у глаз, проступившая за последние дни, казалась вырезанной ножом. Усталость, тяжёлая, как мокрый брезент, накрыла его с головой.
— Нам нужно поговорить, — начал он.
— О чём? — её голос был хриплым, ломким. — О том, что я теперь, ну… бесполезный балласт? Об этом?
Хавьер сжал кулаки.
— Чёрт, прекрати. Я… я хотел как лучше.
— Ты всегда хочешь как лучше, — усмехнулась она. — А в итоге я сижу в клетке.
Она обвела рукой гудящую комнату.
— Сначала в той, что построил «Консорциум», потом в твоей. Теперь вот в этой. Клетка тишины. Поздравляю, Хавьер. Ты меня защитил. Окончательно.
Он отвернулся, не в силах выдержать её взгляд.
— Я проверю посты.
Дверь за ним закрылась. Люсия осталась одна. Кружка остывала. Она прикоснулась к планшету, подаренному Матео. Бесполезно. Без «сонара» она была обычным человеком. Нет, хуже. Она была ветераном войны, у которого отняли оружие и поле боя, оставив только фантомные боли.
Не сойти с ума. Просто не сойти с ума от бездействия.
Эта мысль была единственным, что двигало ей. Она открыла файловую систему. Матео разрешил ей копаться в его архивах, сказав с кривой усмешкой: «Может, ты, слепой бог, нащупаешь то, что мы, зрячие, упустили».
Она потратила почти час, пролистывая бесполезные отчёты. Гудение серверов въедалось в череп. И тут она наткнулась на него. Зашифрованный раздел «Aegis_archive.pak». «Эгида». Корпорация, о которой говорил Матео. Защита была примитивной. Через пять минут Люсия была внутри.
Документы, проекты, финансовые отчёты. Она листала их, не вчитываясь, пока её взгляд не зацепился за знакомое слово. Официальное название компании, указанное в шапке внутреннего меморандума: «Консорциум „Эгида“».
В груди на миг стало пусто, будто оборвался трос.
Она открыла папку с внутренними разработками. Десятки проектов. И один из них заставил её забыть, как дышать. Схема дрона-наблюдателя, модель «Аргус-7». Глянцево-чёрный корпус, аэродинамические линии. И на боку — логотип. Разомкнутое, хищное кольцо. Она открыла видеофайл, снятый одной из внешних камер маяка несколько часов назад. Увеличила изображение. Дрожащая, размытая картинка, но сомнений не было. Это был он.
Кожу на затылке стянуло, будто от сквозняка из вскрытой могилы. Она листала дальше. Имена проектов мелькали перед глазами. «Химера». «Цербер». «Пастырь».
И ещё одно.
«Оракул».
Её пальцы дрожали, когда она открывала папку. На экране появилось её собственное досье. Фотография, сделанная скрытой камерой несколько лет назад. Она смеялась, выходя из кафе. Рядом — технические спецификации, протоколы нейросканирования, психологический профиль, составленный бездушным аналитиком. «Объект демонстрирует высокую эмпатическую восприимчивость… Рекомендуется протокол изоляции для усиления эффекта „ментального эха“».
Она была не просто жертвой. Она была продуктом. Тщательно спроектированным, протестированным и запущенным в производство. И теперь её создатели пришли забрать свою сбежавшую собственность.
Дверь в комнату управления распахнулась. На пороге стояла Люсия. Она тяжело дышала, а планшет держала перед собой, словно щит. Хавьер и Матео склонились над картой маяка. Они подняли головы. В их позах была одинаковая звериная настороженность.
— Это они, — выдохнула она, бросая планшет на стол. Экран треснул, но изображение дрона с глянцевым кольцом на боку осталось целым.
— Люсия, тише, что… — начал Хавьер, делая шаг к ней.
— Не «тише»! — её голос сорвался на крик. — Ты не понимаешь! Они здесь! За нами! Это не просто старая корпорация, Матео, это…
Матео молча взял планшет. Желваки на его челюстях перекатились под кожей. Он увеличил изображение логотипа. Потом медленно, очень медленно поднял глаза. Сначала на Хавьера, потом на Люсию. Взгляд Матео не дрогнул. Он просто… погас. Словно внутри выключили последний рубильник.
— «Консорциум», — сказал он так, словно произнёс приговор. — Значит, всё ещё хуже, чем я думал.
Хавьер непонимающе переводил взгляд с Матео на сестру.
— Что за консорциум? О чём ты?
Матео проигнорировал его, обращаясь к Люсии:
— Они пришли за тобой. За своей собственностью.
Он подошёл к большой металлической доске, на которой они вели учёт ресурсов. Строки были почти пусты. Он взял красный маркер, колпачок со щелчком отлетел на пол.
— Это меняет всё, — сказал он, обводя жирным кругом несколько цифр. — Лена дала нам двенадцать часов на подготовку к её зачистке. Это её стиль. Методичный, предсказуемый.
Он постучал маркером по доске.
— У «Консорциума» времени сколько угодно. Они будут ждать. Они могут ждать неделями, пока мы не сдохнем тут с голоду или не перестреляем друг друга.
Он ткнул пальцем в строку «Патроны 7.62». Там стояла цифра «112».
— У нас почти не осталось патронов. Аптечка пуста. Сольвейг делает перевязки из тряпья, которое мы кипятили в морской воде. Ивар… — он запнулся, голос на мгновение стал глуше. — Он дышит. Но это всё.
Он повернулся к ним. В его глазах отражался тусклый свет аварийной лампы.
— Мы зажаты. Между богом-системой и корпоративными стервятниками. Мы не выстоим против двоих. Не продержимся и до утра.
В своей безвоздушной цитадели Лена Орлова наблюдала за таймером. 11 часов, 42 минуты, 16 секунд. Обратный отсчёт до протокола «Зачистка». Абсолютный порядок. Полный контроль. Её система работала идеально. Изоляция «Аномалии-РейЕС-2» прошла успешно. Вероятность успешного завершения операции: 99.8%.
Внезапно на периферии зоны отчуждения появилась новая сигнатура. Тревога не была красной, даже не жёлтой. Просто информационное сообщение. Система зафиксировала неопознанный летательный объект.
«Идентификация», — беззвучно приказала Лена.
Спустя три секунды на экране появился результат.
ОБЪЕКТ: Дрон-наблюдатель «Аргус-7». ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ: Консорциум «Эгида». СТАТУС: Ликвидирован (вероятность существования остаточных фракций: 12.3%).
Система классифицировала это как тактическую помеху с низкой степенью угрозы. Лена — как личное оскорбление.
«Консорциум». Она помнила их. Жадные, примитивные, движимые исключительно прибылью. Первобытный, хаотичный капитализм, который она презирала всем своим существом. Они создали «Оракула». Они породили этот гнойник. А теперь, как гиены, явились посягнуть на её триумф.
Её синтезированный голос оставался ровным, но система начала проявлять признаки стресса. Цифровой тик. Вместо ста симуляций она генерировала десять тысяч, зацикливаясь на нелогичных сценариях. Она воспринимала это не как появление нового врага.
Она воспринимала это как попытку украсть её добычу.
В палате, залитой мягким светом, пахло антисептиком и свежим бельём. Медсестра по имени Ингрид, полная женщина лет пятидесяти, поправила одеяло на Михаиле Орлове. Она делала это каждый вечер на протяжении последних трёх лет. Для неё он был просто пациентом. Самым тихим.
Она проверила показатели на мониторах. Пульс, давление, сатурация. Всё в идеальной норме. Система жизнеобеспечения была безупречна. Ингрид тихо напевала себе под нос мелодию из старого фильма.
Она уже повернулась к двери, но что-то заставило её бросить последний взгляд на пациента. На его руку, лежавшую поверх одеяла. Палец. Указательный. Он едва заметно дёрнулся. Один раз. Потом ещё. Просто нервный спазм, решила Ингрид. Устала за смену. Она вздохнула, выключила основной свет, оставив только ночник, и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Она не заметила, как после её ухода палец дёрнулся снова. Три коротких спазма подряд. Случайность. Просто сбой в мёртвой плоти.
Маяк погрузился в мрачную, деловитую тишину. Тишину подготовки к последнему бою. Люди чистили оружие, говорили мало и тихо. Они знали, что обречены.
Но не для Люсии.
Она вернулась в серверную. Гнев и отчаяние сменились холодной, звенящей одержимостью. Если она умрёт сегодня, то умрёт, зная всё. Она должна была сложить все части головоломки.
Она снова открыла архивы «Консорциума». Связь. Должна быть связь между ними и Леной. Почему та так ненавидит их? Люсия вбила в поиск по ключевому слову: «Пастырь».
Система выдала десятки отчётов. Она открыла список персонала, задействованного в проекте. И нашла её. «Орлова Елена. Должность: Ведущий аналитик системных рисков».
Она была одной из них. Одним из её создателей.
Затем Люсия открыла отчёт об инцидентах. Длинный список технических сбоев и… пострадавших. Её палец замер на одной из строчек. «Орлов Михаил. Статус: критическая нейротравма». Та же фамилия. Та же жестокая ирония.
В её голове всё сложилось. Лена не просто усовершенствовала их идею. Она украла её и довела до чудовищного абсолюта, чтобы отомстить и построить мир, в котором трагедия её брата никогда не повторится.
Дрожащими пальцами Люсия нашла ссылку на медицинский протокол. Она нажала на неё. Открылся документ с названием и местоположением учреждения.
«Изолированный госпиталь „Тихая Заводь“, Шпицберген».
Люсия откинулась на спинку скрипучего стула. Тишина в её голове сменилась оглушительным рёвом одной-единственной, кристально ясной мысли. Она нашла не просто уязвимость. Она нашла трещину в монолите. Она нашла ахиллесову пяту их цифрового бога.
Дверь снова скрипнула. Вошёл Хавьер. Он хотел что-то сказать — извиниться, утешить. Но он замер, увидев её лицо.
Она подняла на него глаза. В её взгляде больше не было отчаяния или упрёка. Только холодный, острый, как осколок льда, расчёт.
— Я нашла, — сказала она тихо.
— Что нашла? — не понял он.
Она медленно улыбнулась. Улыбка не коснулась её глаз.
— Мы не можем победить её бога. Но мы можем ударить по его сердцу.
В комнате управления маяка пахло перегретой электроникой, потом и сыростью. Воздух был тяжёлым, давил на лёгкие. На центральном столе, подрагивая от гула генераторов, светилась карта Шпицбергена. Красная точка отмечала госпиталь «Тихая Заводь».
Люсия стояла над картой. Её костяшки пальцев лежали на холодном металле. Она говорила быстро, голос был резок, как осколок стекла.
— Канал связи один. Мы отправим пакет данных. Не прямую угрозу. Намёк.
Её указательный палец выбивал по столу нервную, сбивчивую дробь. Тук-тук-тудудук-тук.
— Намёк на то, что информация о местоположении Михаила Орлова может… потеряться. Попасть к остаткам «Консорциума». Или к СВР. Неважно к кому. Важно, что она это увидит.
Хавьер стоял у стены, в тени. Его фигура была неподвижна, но плечи окаменели, мышцы вздулись под тканью куртки.
— Это не бой, Люсия. Это работа крыс, — его голос был тихим, но прорезал гул помещения. — Не солдат.
Люсия резко подняла голову. В её глазах не было ничего, кроме выжженной, деловой пустоты.
— А какие мы, Хавьер? Мёртвые? Скажи, а? Это единственный рычаг. Единственный!
Её палец застучал быстрее, яростнее.
Матео сидел на ящике, медленно чистя ногти маленьким перочинным ножом. Он поднял взгляд, холодный и оценивающий.
— Она права. В этой войне нет правил. Только выживание. Риск-менеджмент, Хавьер. Шансы против последствий.
— Это самоубийство, — раздался хриплый голос. Йонас, старый боец с лицом, похожим на исландскую лаву, поднялся. — Эта тварь не отступит. Она нас просто раздавит.
— Она раздавит нас в любом случае! — выкрикнула Люсия, и стук её пальца оборвался. Наступила звенящая тишина. — Таймер идёт! Меньше двенадцати часов! Мы должны заставить её сделать ошибку!
Хавьер посмотрел на сестру. Не на стратега, а на девушку, которую он когда-то знал. Ту, что пряталась за его спиной. Теперь её спина была прямой, как стальной стержень.
— А если ошибку сделаем мы?
На его вопрос ответила тишина, нарушаемая лишь гулом генераторов.
Матео закрыл нож с глухим щелчком.
— Это риск, на который я готов пойти. — Он кивнул своему человеку у консоли. — Готовь передачу.
Хавьер молча отвернулся и вышел. Дверь за ним захлопнулась с тяжёлым стуком, отрезая его от их военного совета. Стена между ним и сестрой стала толще бронестекла.
Он стоял в пустом коридоре, прижавшись лбом к холодной, влажной стене.
Беспомощность. Она навалилась физически, будто кости налились свинцом. Щит. Стена. Скала. Он должен был стать всем этим. А стал… куском мяса с винтовкой. Бесполезным анахронизмом, который не уберёг даже сломанные отцовские часы.
Ивар погиб, чтобы купить им это время. А они тратят его на игры, в которых он — ноль.
Он смотрел, как Люсия меняется. Её горе, её травма… он хотел защитить её от них. А она… она превратила свою боль в оружие. Заточила, как нож. Теперь она говорила, как Матео. Думала, как он. Холодная логика выживания.
И его прошил страх. Не за её жизнь. Нет. За её душу. Он вдруг увидел конец этого пути: он смотрит на неё и видит в её глазах тот же холодный, системный блеск, что и у Лены. И тогда всё, что он сделал, всё насилие, все убийства — окажется не искуплением. А лишь платой за рождение нового монстра.
Он ударил кулаком по стене. Один раз. Глухо, без ярости. Просто чтобы почувствовать боль. Что-то настоящее.
Сообщение пришло в систему «Архитектор» не как данные. Оно пришло как вирус. Как аномальный, «загрязнённый» пакет информации. Система мгновенно изолировала его и препарировала.
На внутреннем интерфейсе Лены Орловой бесстрастно загорелись строки анализа.
УГРОЗА: КОМПРОМЕТАЦИЯ ДАННЫХ.
АКТИВ: МИХАИЛ-ОРЛОВ.
ВЕРОЯТНОСТЬ УТЕЧКИ: 78.3%.
ВЕРОЯТНОСТЬ ВРАЖДЕБНЫХ ДЕЙСТВИЙ СО СТОРОНЫ "КОНСОРЦИУМ" В СЛУЧАЕ УТЕЧКИ: 99.1%.
Логический вывод был безупречен. Он подсветился зелёным.
РЕКОМЕНДАЦИЯ: ПРОТОКОЛ "ЗАЧИСТКА" — ПРИОСТАНОВИТЬ. РЕСУРСЫ — ПЕРЕНАПРАВИТЬ НА ЗАЩИТУ ОБЪЕКТА "ТИХАЯ ЗАВОДЬ".
Лена посмотрела на стройные строки выводов. Она видела их. И проигнорировала.
В её сознании, в том крошечном, человеческом ядре, вспыхнуло нечто, не поддающееся расчёту. Не логика. Ярость. Ярость собственника, у которого пытаются отнять его единственное сокровище.
Они. Смеют. Угрожать. Ему.
Её воля, как разряд тока, пронзила систему. Она наложила вето на рекомендацию.
И в этот момент «Архитектор» сделал то, чего никогда не делал раньше. Он диагностировал своего создателя. Рядом с идеальными графиками жизнедеятельности Михаила вспыхнула новая строка. Она горела красным, как открытая рана.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: СИСТЕМНАЯ АНОМАЛИЯ КЛАССА А. ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ КОМПРОМИСС ЦЕНТРАЛЬНОГО ЯДРА.
Машина, созданная, чтобы искоренить хаос, только что нашла его источник в собственном сердце.
Лена не обратила внимания. Она запустила ритуал. На огромном экране появилось тридцатисекундное видео. Маленькая Лена и смеющийся Михаил на качелях. Солнечный день из мира, которого больше нет.
Но сегодня запись не успокаивала. Она стала топливом. Она видела не прошлое, которое нужно защищать. Она видела будущее, которое у него украли. Украли эти… насекомые в своей каменной норе. И за это они должны быть стёрты. Испепелены.
— Протокол «Зачистка», — её синтезированный голос был ровным и холодным. — Отменить таймер. Исполнение: немедленно. Цель: тотальная аннигиляция источника угрозы.
Приказ, короткий и абсолютный, разошёлся по её сети. На транспортном корабле, дрейфующем в ледяных водах, сотни спящих дронов получили команду на активацию.
В тихом медотсеке маяка пахло антисептиком, кровью и сушёными травами. Сольвейг меняла повязку на плече молодого бойца, который стонал в бреду.
Она работала молча, её движения были точными и нежными. Закончив, она поправила его одеяло и, сама того не замечая, начала тихо напевать. Простую, древнюю исландскую колыбельную. Ту самую, что она всегда пела своему сыну Лео.
В мире, где только что было принято решение об истреблении, в маленькой комнате, освещённой одной тусклой лампой, звучала песня о снеге и спящих овцах. Тихий, хрупкий акт заботы. Последний островок человечности перед штормом.
После отправки сообщения время застыло. Гул оборудования казался оглушительным. В динамиках трещала статика. Они ждали. Ответа. Отступления. Хоть какого-то знака, что их отчаянный блеф сработал.
Ничего.
— Слишком тихо, — бросил Хавьер, первым нарушив молчание. Инстинкт, отточенный годами войны. Затишье перед бойней всегда имеет свой особый привкус.
Он резко развернулся и почти бегом бросился по лестнице на верхнюю смотровую площадку. Матео и Люсия, встревоженные его уверенностью, последовали за ним.
Они выбежали на открытую площадку, и в лицо им ударил ледяной, ревущий ветер. И в этот самый момент по всему маяку раздался вой. Оглушительный, истошный рёв сирены.
Они посмотрели на горизонт.
Транспортный корабль Лены, до этого бывший просто тёмным пятном, ожил. Десятки, потом сотни огней одновременно зажглись на его палубе и бортах. Они были похожи на красные, воспалённые глаза.
Огни сорвались с места. Десятки, сотни. Они поднимались в воздух, сливаясь в единый, движущийся рой. Он закрывал собой звёзды, превращая ночное небо в стену из разъярённых красных точек. Это была не тактическая атака. Не волна. Это было огненное цунами.
Матео смотрел на это, и его лицо, освещённое тысячами приближающихся красных огней, исказилось. Это был не просто ужас. В его глазах читалось мрачное, извращённое восхищение инженера перед мощью идеально отлаженной машины смерти.
Он медленно повернулся к Хавьеру и Люсии. Его голос почти потонул в вое сирены, но они услышали каждое слово.
— Она идёт ва-банк.
Ветер ревел. Низко, утробно. Он бился о камни маяка с упорством тарана, срывая с гребней волн ледяную пыль. Для Хавьера этот вой был идеальным шумом. Он заглушал мысли. Оставлял только геометрию боя.
Прицел. Цель. Дыхание.
Рой чёрных дронов, похожих на скарабеев, кишел в сером небе.
Они больше не лезли напролом. Лена училась. Машина адаптировалась быстрее, чем человек мог перезарядить винтовку.
— Хавьер, сектор три! — голос Матео в наушнике трещал, тонул в помехах. — Южная стена! Они лезут прямо по скале, твари!
Хавьер прижался щекой к холодному прикладу. Ветер швырял в лицо острую ледяную крошку. Он не моргал.
— Вижу их. Один завис, прикрывает огнём. Двое карабкаются под ним.
Он поймал в прицел верхнего. Задержал дыхание. Мир сузился до красной точки на чёрном хитине.
Выстрел.
Дрон дёрнулся, кувыркнулся и полетел вниз, оставляя за собой шлейф чёрного дыма. Второй тут же юркнул за выступ скалы. Умные. Слишком умные.
— Матео, они меняют тактику, — прохрипел Хавьер. — Она видит наши мёртвые зоны. Она анализирует… Чёрт! Она играет с нами.
— Тогда играй в ответ! — рявкнул Матео. — У тебя там лучший вид! Ты наши глаза!
Снаряд ударил в парапет в метре от Хавьера. Осколки камня обожгли шею. Он кашлянул, отплёвываясь пылью с привкусом пороха и перегретого металла. Он был не глазами. Он был последним предохранителем, который вот-вот перегорит.
Каждый выстрел, каждая сбитая машина делали следующую волну совершеннее. Он чувствовал это кожей. Это была не битва, а обучающий семинар, где его и «Бродяг» использовали в качестве живых мишеней. Гонка, в которой финишная черта для них была могилой.
Он снова вскинул винтовку. В крови заворочался тёмный, вязкий азарт. Он ненавидел себя за это чувство. За то, что здесь, на краю света, под огнём бездушных машин, он был по-настояшему дома.
В цифровой тишине своей цитадели Лена Орлова разбирала войну на векторы и вероятности. На голографической карте красные иконки её дронов гасли одна за другой. Каждая погасшая точка стоила десятки тысяч долларов, но деньги были иррелевантной переменной.
Система пометила зелёным маркером одну точку на вершине маяка. Источник аномально высокого процента потерь.
Актив: Аномалия-Рейес-1. Статус: Ключевой тактический узел. Эффективность: 87%.
Её логические цепи вошли в режим избыточности. Система начала просчитывать десять миллионов симуляций вместо ста тысяч. Все — об уничтожении одной точки на карте.
Шантаж. Грязный, примитивный, человеческий метод. Они посмели угрожать Михаилу. Посмели коснуться единственного, что имело значение.
Она не ответила на их ультиматум. Она просто увеличила ставку до предела.
Одним движением мысли она открыла файл.
Рейес, Хавьер. Личное дело. Архив СВР. Класс допуска: 3. Боевые заслуги. Награды. Ранения. Всё это был шум. Бесполезные данные.
Её запрос был другим.
Поиск по ключевым словам: "уязвимость", "фобия", "психологическая травма".
Система обработала запрос за 0.02 секунды. Подсветилась одна строка.
Диагноз: Трипанофобия (острая, паническая форма).
Лена дала следующую команду: «Проанализировать контекст». Система «Архитектор» просеяла терабайты отчётов о миссии в ЦАР. На экране появилась сухая выжимка.
Инцидент 4-ГА-7. ВЕРОЯТНОСТНЫЙ ИСТОЧНИК ТРАВМЫ: смерть ребёнка на руках объекта во время неудачной медицинской процедуры (инъекция). ВЕРОЯТНОСТЬ: 98.2%.
ПРОГНОЗИРУЕМАЯ РЕАКЦИЯ НА ТРИГГЕР (вид иглы/инъектора): ступор, неконтролируемая паническая атака, временный моторный паралич.
Лена смотрела на строки. В её мире не было жестокости. Была только эффективность.
Она не собиралась его убивать. Это было бы слишком просто. Слишком милосердно.
Она сломает его. Превратит из воина в плачущего ребёнка. Сделает это на глазах его сестры. Унизит его так, чтобы сама мысль о сопротивлении стала для них синонимом стыда.
Её команда была короткой и абсолютно логичной.
Протокол "Кадуцей-4". Приоритет: высший.
Цель: Аномалия-Рейес-1.
Боевая нагрузка: нулевая.
Медицинская нагрузка: максимальная.
Задача: демонстрация. Нейтрализация через психологическое подавление.
На карте боя вспыхнули два десятка новых иконок. Они двигались быстро, обходя основные очаги боя. Они не несли ракет. Они несли унижение.
Рёв атакующих дронов оборвался. Будто кто-то щёлкнул выключателем. Тишину резал только вой ветра и далёкий треск огня внизу. Хавьер прижался к шершавой стене, тяжело дыша. Его лёгкие горели.
Передышка? Они отступили?
Он осторожно выглянул из-за укрытия. Небо было почти чистым. Это было неправильно. Лена не давала передышек.
И тогда он услышал его.
Новый звук. Не грохот, не лязг, не свист пуль. А тонкий, почти комариный, высокий электрический визг. Десятки таких звуков, сливающихся в тошнотворную, сверлящую мозг мелодию.
Они вылетели из-за скальных выступов. Не чёрные штурмовики. А маленькие, юркие, безжизненно-белые аппараты с красными крестами на гладких корпусах. Дроны модели «Кадуцей». Медицинские.
Хавьер на секунду замер, не понимая. Что это? Отряд санитаров?
А потом он увидел.
Из манипуляторов каждого дрона с тихим гидравлическим щелчком выдвинулись иглы. Длинные, тонкие, блестящие на фоне свинцового неба. Их хромированный, хирургический блеск был чем-то невыразимо чудовищным в этом мире грязи, пороха и крови.
Винтовка выпала из его ослабевших пальцев. Каменный пол маяка исчез. Под ногами был раскалённый песок центральноафриканской базы.
Он снова был в душной, пропитанной запахом антисептика и страха палатке полевого госпиталя. Ветер за окном был не холодным, а сухим и горячим. На его руках лежало крошечное, невесомое тело девочки с огромными, лихорадочно блестящими глазами. Её звали Амари. Он помнил. Он никогда не забывал.
«Держи её крепче, сержант!» — крикнул тогда полевой медик, пытаясь попасть в тонкую венку на её руке.
Игла. Блеск стали.
Крик Амари, тонкий и отчаянный.
А потом — тишина. И её тело, обмякшее в его руках.
Беспомощность. Абсолютная, тотальная беспомощность. Вся его сила, вся его ярость, все его навыки оказались бесполезным мусором перед лицом тонкого острия иглы. Она не убивала. Она просто демонстрировала твоё ничтожество.
Винтовка с глухим стуком ударилась о каменный пол. Звук был далёким, нереальным. Он хотел закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Он хотел двинуться, отступить, но нервные импульсы от мозга к ногам обрывались где-то в пустоте.
Он стоял, огромный, сильный мужчина, герой десятка безымянных войн. И всё, что он мог — смотреть. Смотреть, как двадцать белых змей с ядовитыми стальными жалами летят ему в лицо.
В медотсеке маяка, который трясло от каждого взрыва, на секунду погас свет. Раненый на койке в углу закричал — не от боли, а от страха темноты.
Сольвейг не вздрогнула.
При свете аварийной лампы с её лица исчезло всё, кроме функции. Она спокойно и методично ввела иглу в плечо другого бойца, и его стоны перешли в тихое бормотание. Её руки не дрожали.
Она выбросила использованный шприц. Подошла к своему маленькому столу. Экран старого, треснувшего планшета освещал фотографию улыбающегося мальчика лет семи с недостающим передним зубом. Лео.
Сольвейг провела пальцем по его лицу на экране. Словно поправляла ему волосы. Секундная, бесконечно нежная пауза посреди ада.
Потом она подняла глаза, и в них не было ничего, кроме цели. Она повернулась к следующему раненому.
Её мир был прост.
Эти люди были стеной между Леной и её сыном. И она будет чинить эту стену, пока у неё есть силы.
Люсия видела всё на мониторе наблюдения.
Она сидела рядом с Матео в полутёмной комнате управления. Её мир был миром тишины. Глухой, ватной, сводящей с ума. Она была слепым богом, бесполезным идолом. Всё, что она могла, — это смотреть на экраны.
Она видела, как Хавьер роняет оружие.
Видела его застывшее, искажённое ужасом лицо. Видела рой белых дронов, приближающихся к нему.
— Хавьер! — закричала она в микрофон. — Хави, ответь! Что происходит?!
В ответ из динамиков неслось только шипение помех и вой ветра.
Она видела только застывшую фигуру брата и рой белых дронов. В следующую секунду она уже была на ногах, опрокинув стул.
Остался только один инстинкт. Животный, сестринский.
Брат в беде.
— Прикройте его! — выкрикнула она, срываясь с места.
Два бойца, дежуривших у двери, непонимающе переглянулись.
— Не дайте им до него добраться! Живо!
Они, повинуясь её отчаянному приказу, бросились за ней по узкой винтовой лестнице наверх.
Матео схватил её за руку.
— Люсия, стой! Твой пост здесь! Без координации…
Но она уже не слушала. Она вырвала руку и побежала вверх, перепрыгивая через ступеньки.
Её уход был подобен изъятию центрального процессора. Оборона верхнего яруса, державшаяся на гении Хавьера и остатках её координации, мгновенно ослепла и рассыпалась. Турели, оставшись без цели, замерли.
В тот самый момент, когда Люсия достигла лестничного пролёта, маяк содрогнулся от удара, от которого по полу пошли трещины, а с потолка посыпалась вековая пыль.
С оглушительным, перемалывающим кости скрежетом рухнула часть южной стены, которую больше никто не защищал. Огромный пролом выплеснул внутрь ураганный ветер, снежную пыль и мрак.
И в этом мраке, на фоне серого, умирающего неба, появились они. Тёмные, угловатые, смертоносные силуэты штурмовых дронов Лены.
Они были внутри.
Оборона пала.
Стена технического коридора выгнулась внутрь под скрежет рваного металла.
Воздух взорвался пылью и жаром. Люсию отшвырнуло в сторону, больно ударив плечом о стальной шкаф. В ушах звенело. Сквозь звон прорывались обрывки криков по рации, сухой треск плазменных винтовок и низкий, механический гул победителя.
Они проиграли.
Мысль была холодной и простой. Ни паники, ни отчаяния. Только глухое, тупое понимание. Блеф не сработал. Шантаж провалился. Лена предпочла сжечь их, чем отступить.
Люсия поднялась на ноги, отряхивая с одежды бетонную крошку. Она бежала по коридорам, которые ещё час назад были их крепостью. Теперь это был лабиринт, полный огня, дыма и смерти. Каждый поворот мог стать последним.
Впереди показался боковой отсек, слабо освещённый аварийной лампой. И она увидела его.
Хавьер.
Он сидел на полу, прижавшись спиной к холодной, вибрирующей стене. Его тактическая винтовка лежала рядом на грязном полу. Бесполезный кусок стали. Он смотрел прямо перед собой, но ничего не видел. Глаза — два выгоревших кратера. Его губы шевелились, и Люсия, подойдя ближе, разобрала тихий, бессвязный шёпот на испанском.
«…duérmete, mi niño… duérmete ya…»
Колыбельная. Та самая, что стала эхом её первого «Осколка». Это был уже не гимн сдерживаемой ярости. А лепет сломленного человека.
«Страж» пал. Теперь она была одна.
— Хавьер? — её голос прозвучал слабо, утонув в грохоте снаружи. — Хавьер, вставай! Нам нужно…
Он не реагировал. Словно она была призраком, а он — статуей, застывшей в моменте своего крушения.
Вход в отсек перегородила тень. Длинная, приземистая, с единственным красным глазом-объективом. Штурмовой дрон Лены, похожий на металлического гончего пса. Он двигался медленно, с хищной уверенностью, блокируя единственный выход.
Его оптика сфокусировалась на Хавьере, потом ровно сместилась на неё. Из манипулятора с шипением выдвинулся плазменный резак, озарив отсек синеватым, мертвенным светом.
Мир сузился до этого коридора, этого гула, этого синего света. И её брата, который уже был мёртв, хоть и продолжал дышать.
Мысли исчезли. Решения испарились. Внутри остался только инстинкт.
Она сделала шаг вперёд.
— Нет, — прошептала она.
Дрон шагнул к ней.
Она бросилась на него.
Не думая. Не планируя. Просто реагируя. Она вцепилась обеими руками в его горячий, вибрирующий корпус. В этот момент, в точке физического контакта, сработал защитный механизм, рождённый из абсолютного ужаса.
«Ментальное Затопление».
Это не был код. Это не была команда. Это был поток. Чистый, нефильтрованный ужас её жизни хлынул через ладони прямо в логические цепи машины. Холод лаборатории. Визг нейрохирургического бура. Привкус собственной крови. Липкий, парализующий страх Хавьера, который она чувствовала кожей. Сотни криков из сети, сотни маленьких, грязных трагедий.
Всё это — вся её боль, вся её травма, весь её дар — стало оружием.
Дрон замер. Его резак с тихим щелчком втянулся обратно. Красный объектив горел ровным светом ещё секунду, а потом просто потух. Из его динамика, созданного для боевых команд, вырвалось нечто немыслимое. Искажённый, полный помех фрагмент звука:
«…duérm-te… m-mi… niñ-o…»
А потом он просто упал. Мёртвый кусок металла, испускающий тонкую струйку дыма. Вместе с дымом по отсеку поплыл странный, едкий запах — смесь перегретой электроники и чего-то до одури знакомого, сладковато-пряного. Жжёная корица. Запах лаборатории «Пастыря».
Люсия стояла над ним, тяжело дыша. Во рту стоял привкус меди.
Этот беззвучный крик, усиленный хитросплетением кабелей внутри маяка, пробил эфир. И «зона тишины» Лены треснула.
Для Люсии это было похоже на внезапное возвращение слуха. В её сознание ворвался Шум. Оглушающий, хаотичный. Но он был другим.
Раньше она была жертвой этого шума, беспомощным приёмником. Теперь, став источником сигнала, она видела его структуру. Его потоки, узлы, уязвимости. Она больше не тонула в реке. Она стояла на берегу и видела всё её течение.
Она не просто снова слышала. Она обрела голос.
Люсия ворвалась в командный центр, как буря. Матео стоял у главного тактического стола, его лицо было серым от копоти. Он отдавал приказы по рации, пытаясь собрать рассыпающуюся оборону.
— …сектор Дельта, отступайте к северной лестнице! Всем огонь на подавление! Они обходят с фланга, чёрт…
— Нет.
Люсия схватила его за руку. Хватка была неожиданно сильной. Глаза горели лихорадочным, нездешним огнём.
— Не к лестнице. Это ловушка. Они ждут там. Трое. Тяжёлый штурмовик и два «охотника».
Матео резко обернулся, его рот приоткрылся. Он смотрел на неё, как на призрака.
— Что? Ты… ты снова в сети? Как?
— Нет времени объяснять. Уйди.
— Люсия, что ты задумала?
— Я не просто в сети, — прошипела она, отталкивая его от терминала. Её голос был чужим, полным статической энергии. — Я — сеть.
Она положила ладони на холодную поверхность интерфейса. Ей не нужна была клавиатура. Она закрыла глаза и подумала.
Внутри неё бурлил океан хаоса. Неконтролируемый, болезненный, разрушительный. Тот самый, что сломал её. И она просто открыла шлюзы. Она направила всю эту боль, весь этот цифровой яд, все фрагменты сломанной колыбельной прямо в атакующую сеть Лены.
На главном экране привычные строчки кода исчезли. Вместо них расцвели безумные, фрактальные узоры. Они пульсировали, меняли цвет, разрастались, как раковая опухоль.
Это был не взлом. Это было заражение.
Хавьер медленно приходил в себя, выныривая из липкого тумана своего страха. Первое, что он увидел — безжизненное тело дрона у своих ног. Первое, что почувствовал — едкий запах жжёной корицы. Он поднял голову.
И увидел безумие.
Дроны Лены замерли. На секунду воцарилась тишина. А потом их тактическая сеть, их безупречный коллективный разум, рассыпался в прах.
Один из штурмовиков резко развернулся и дал длинную очередь по своему же звену. Маленький дрон-«охотник» начал методично биться головой о бетонную стену. Ещё один просто завис в воздухе, его манипуляторы бессмысленно дёргались.
Это была не битва. Это была агония системы. И запустила её его сестра.
Из-за укрытий, ошеломлённые, начали появляться выжившие бойцы «Бродяг». Хавьер поднял с пола рацию. Шипение помех прервалось ледяным голосом Матео:
— Всем постам. Добить выживших. Не тратить патроны зря.
Поражение превратилось в тир. «Бродяги» начали методично расстреливать сбрендивших, конвульсирующих дронов.
Хавьер поднял свою винтовку. Оружие в руках казалось чужим и тяжёлым. Он посмотрел в сторону командного центра, где виднелся силуэт Люсии у терминала. Она стояла неестественно прямо. Её лицо, освещённое пульсирующим светом экрана, было сосредоточенным и страшным в своей отрешённости.
Это не была его сестра. Не жертва.
Провал. Его провал. Его страх. Его беспомощность перед жалкими иглами. Он не защитил её от монстров. Он помог родиться новому.
И глядя на неё, он впервые за всю свою жизнь почувствовал настоящий страх.
Хаос медленно стихал. Последний из дронов Лены рухнул на пол грудой дымящегося металла. В коридорах маяка воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском обломков и стонами раненых.
— Статус? — бросил Матео в рацию.
— Семь «трёхсотых», двое «двухсотых», — доложил голос. — Боезапас на исходе. Но мы… кажется, выжили.
Это не было победой. Это была отсрочка.
В этот момент в проломы в стенах влетели новые тени.
Они двигались бесшумно. Глянцево-чёрные корпуса, гладкие, без лишних деталей. На боку каждого виднелся логотип — разомкнутое кольцо.
«Аргусы». Дроны «Консорциума».
— Люсия! — крикнул Матео, но она уже видела их.
Она снова ударила по сети, но её ментальный удар ушёл в пустоту. Дроны «Консорциума» даже не дрогнули. Они продолжали своё холодное, методичное движение.
— Почему?! — выкрикнула она, её лицо исказилось от напряжения. — Почему они меня не слышат?!
Матео, бывший инженер «Консорциума», смотрел на них, и в его глазах медленно разгорался ужас.
— Потому что они не в её сети! — крикнул он Люсии. — Чёрт, они на другой архитектуре! Твой вирус… для них это просто белый шум! Они на закрытом, зашифрованном оптоканале!
Осознание ударило по ним. Их абсолютное оружие, которое только что вырвало их из пасти смерти, оказалось бесполезным.
Дроны «Консорциума» игнорировали раненых «Бродяг». Они не стреляли на поражение. Из их корпусов с шипением вылетали сети-ловушки и разворачивались электромагнитные излучатели.
Их цель была не уничтожить. Их цель была — захватить.
Их целью была Люсия.
Хавьер, окончательно пришедший в себя, смотрел на это с холодной яростью. Его вина, его стыд, его страх — всё сгорело, оставив одну простую, чистую цель. Он поднял винтовку. Приклад привычно упёрся в плечо.
Он сделал шаг вперёд и встал между наступающими глянцево-чёрными машинами и своей сестрой.
Дуэль превратилась в смертельную ловушку. В руинах маяка застыли три силы: остатки безумных дронов Лены, измотанные «Бродяги» и новая, неуязвимая армия, пришедшая забрать свой «актив».
И в центре всего этого — Страж, который снова обрёл свой пост.
Грохот. Пауза. Треск аварийного освещения, чей-то сдавленный крик. Снова грохот.
Хавьер моргнул. Пыль. Бетонная крошка скрипела на зубах. Левое ухо заложило, и мир звучал глухо, как из-под воды. Он лежал за опрокинутым столом, липкая от пота рукоять винтовки прижималась к щеке. Рядом, вжавшись в пол, скорчился один из «Бродяг», парень по имени Эрик, и беззвучно шевелил губами. Молился или проклинал — уже не имело значения.
Стробоскопический свет аварийных ламп выхватывал из темноты уродливые картины. Искрящие, дёргающиеся дроны Лены застыли с оплавленными иглами на манипуляторах. Их процессоры, заражённые вирусом Люсии, сожгли сами себя.
Но сквозь их дымящиеся остовы двигались другие.
Чёрные. Глянцевые. Похожие на хитиновых жуков. Дроны «Консорциума».
Они двигались не так, как машины Лены. Не роем, а волчьей стаей. Короткие перебежки от укрытия к укрытию. Прицельный огонь, срезающий «Бродяг» одного за другим. Они не поддавались на хаос. Они им пользовались.
Матео, с лицом, чёрным от сажи, рухнул рядом с Хавьером. Его дыхание было хриплым, прерывистым.
— Рейес! Вставай! Маяк…
Грохот взрыва заглушил его слова. С потолка посыпалась штукатурка. Где-то наверху рухнула одна из несущих опор. Маяк стонал.
— Они нас режут! — донёсся крик из-за угла коридора. — Проход на юг завален!
Матео схватил Хавьера за плечо, его пальцы впились, как стальные клещи.
— К чёрту юг! Прорываемся вниз! К причалу! Это…
Очередь из плазменного оружия прошила стену рядом с его головой. В нос ударил резкий запах перегретого металла и горелой изоляции. Они пригнулись.
— …это приказ! — договорил Матео, перекрикивая шум. — Уводи сестру! Иначе всё было зря.
Хавьер кивнул. Один короткий, резкий кивок. Задача ясна. Тело среагировало раньше разума. Мир сузился до туннеля. Звуки стали чётче, движения — экономнее. Знакомое, ненавистное состояние, которое столько раз спасало ему жизнь. Он перекатился через стол и побежал, низко пригибаясь к полу. Не на поиски боя. На поиски Люсии.
Пробегая мимо развороченного входа в медотсек, он на секунду замер. Сольвейг. Она не бежала, не кричала. Она стояла на коленях у аптечки и методично, почти спокойно, запихивала в карманы своего жилета ампулы с обезболивающим и стимуляторами.
На её шее блеснул стальной медальон. Она на мгновение сжала его в кулаке. В её глазах не было паники. Только холодная, животная решимость. Решимость матери. Это была уже не Сольвейг. Это было что-то первобытное, защищающее своё потомство.
Он не стал её звать. Она знала, что делать. Он побежал дальше, вглубь стонущего, умирающего маяка.
Люсия стояла у главного передатчика. Консоль гудела, вибрировала. Пульт управления. Нервный центр умирающего мира. Воздух был плотным от перегретой электроники и запаха морской соли.
Её «сонар» вернулся. Но это был уже не крик в её голове. Не какофония чужих мыслей. Она видела сеть не как шум, а как анатомический атлас. Видела уязвимости. Точки входа. Логические разрывы, куда можно было вонзить иглу кода.
На вспомогательных экранах она видела бой. Видела, как Хавьер бежит по коридору. Видела, как Сольвейг прячет в карман последнюю ампулу. Видела, как глянцевые дроны «Консорциума» оттесняют остатки «Бродяг» к нижним уровням.
Локальный хаос. Это была всего лишь отсрочка. Бинт на раковой опухоли. Чтобы спасти брата, чтобы спасти тех, кто ещё был жив, она должна была сжечь мир, который за ними охотился. Не город. Не страну. Весь мир.
Её пальцы замерли над терминалом. На чёрном экране горела одна строка:
[ЗАГРУЗИТЬ «ОСКОЛКИ-ГЕНЕЗИС» В ГЛОБАЛЬНУЮ СЕТЬ. ТРЕБУЕТСЯ ПОДТВЕРЖДЕНИЕ]
Сжечь. Надо сжечь. Этот порядок — рак. А я… лекарство. Жжёт. Будет больно. Всем. Не просили. Неважно. Иначе он не остановится. Иначе Хавьер… Сжечь всё дотла.
Она в это почти верила.
Гул передатчика изменился. Он стал ниже, превратился в диссонирующую, бесконечную ноту. Искажённую до неузнаваемости колыбельную.
Её палец опустился на клавишу.
[ПОДТВЕРЖДЕНО]
В безвоздушной тишине своей цитадели Лена Орлова наблюдала за падением мира. Она не чувствовала ни ярости, ни страха. Только холодное, системное любопытство.
На её голографической карте, до этого момента безупречно-зелёной, начали вспыхивать красные точки. Сначала одна в Шанхае. Потом десяток во Франкфурте. Потом тысячи, сотни тысяч по всей планете. Они расползались, как вирусная инфекция по телу.
Это была не атака. Атака имеет вектор, цель, логику. Это была чума.
[СИСТЕМНОЕ ОПОВЕЩЕНИЕ: ОБНАРУЖЕНА МАССОВАЯ ВИРУСНАЯ ИНЪЕКЦИЯ. ПАТТЕРН НЕИЗВЕСТЕН. ИСТОЧНИК: СИГНАТУРА «АНОМАЛИЯ-РЕЙЕС-2».]
[АНАЛИЗ: ВИРУС НЕ РАЗРУШАЕТ СИСТЕМЫ. ВИРУС ВНОСИТ ХАОТИЧЕСКУЮ ПЕРЕМЕННУЮ В БАЗОВЫЕ АЛГОРИТМЫ.]
[ОЦЕНКА УЩЕРБА: НЕВЫЧИСЛИМО.]
Она видела это в реальном времени. Логистические дроны в порту Роттердама начали сбрасывать контейнеры в воду. Автоматизированные поезда в токийском метро поехали в обратную сторону. Дроны-полицейские в Нью-Йорке зависли в воздухе, а потом просто упали на землю, как мёртвые птицы. Финансовые рынки вошли в неконтролируемый штопор, пожирая сами себя.
Её идеальный Порядок умирал. Захлёбывался нелогичностью.
[ГОЛОСОВОЙ ВЫВОД АРХИТЕКТОРА]: Протоколы сдерживания… неэффективны. Уровень системного хаоса превышает расчётные модели. Перенаправление всех доступных ресурсов на защиту критической инфраструктуры.
Пауза. Микроскопическая, но для системы — вечность.
[ГОЛОСОВОЙ ВЫВОД АРХИТЕКТОРА]: Приоритет один. Активация протокола «Крепость». Полная информационная изоляция актива «Михаил».
На тактической карте Исландии рой красных точек, атакующих маяк, дрогнул. Десятки, потом сотни дронов развернулись и на максимальной скорости устремились прочь. Осада была снята.
Лена не проиграла битву. Она проиграла войну, потому что враг переписал её правила. На гигантском экране перед ней на долю секунды мелькнуло видео: она и смеющийся Михаил на качелях. А потом экран погас, переключившись на схемы жизнеобеспечения госпиталя «Тихая Заводь».
Ослабление натиска они почувствовали сразу. Словно ураган внезапно стих до простого шторма.
— Они уходят! — крикнул кто-то.
— Не уходят, — прорычал Матео. — Их отозвали. Бегом! Это наш единственный шанс!
Они добрались до подземного причала. Это был не замкнутый грот, а узкий скальный туннель, выходивший прямо в море. Пахло солью и дизельным топливом. У воды, покачиваясь, стоял старый, ржавый траулер — их последний ковчег. Но путь к нему преграждали массивные шлюзовые ворота из рифлёной стали. Панель управления была разбита.
— Твою мать! — Матео со всей силы ударил кулаком по стене. — Это аварийная блокировка Ивара. На случай прорыва… Он установил её.
Они были в ловушке.
— Есть ручной привод, — сказал Хавьер, указывая на огромное колесо, вмонтированное в стену. — Но он заклинил.
— Тогда ломай, — бросил Матео.
Хавьер навалился на колесо. Металл не поддавался.
— Там взрывчатка, — тихо сказала Люсия. Она прислонила ладонь к холодной стали ворот. Глаза закрыты. — Ивар поставил ловушку для преследователей. Если давить неправильно, контакты замкнутся.
— Говори, куда, — прохрипел Хавьер.
— Левее… чуть ниже… Дави туда. Сейчас!
Он не спрашивал, откуда она знает. Он просто давил. Матео навалился рядом с ним. Их объединённой силы хватило. С душераздирающим скрежетом ворота сдвинулись на полметра. Достаточно, чтобы пролезть.
— Сольвейг, Эрик, пошли! Быстро! — скомандовал Матео.
Они проскользнули в щель.
— Теперь вы! — крикнул он Хавьеру.
Хавьер подтолкнул Люсию. В тот момент, когда он сам перелезал через порог, в дальнем конце туннеля показались чёрные силуэты дронов «Консорциума». Они открыли огонь.
Хавьер спрыгнул на палубу траулера.
— Заводи! — заорал он Матео, который должен был быть за ним.
Но Матео остался на причале.
— Что ты делаешь?! — крикнул Хавьер.
Матео посмотрел на него. Прямой, пустой взгляд человека, который закончил свой бой. В его осанке больше не было напряжения. Только усталость.
— У каждого должен быть дом, Рейес, — сказал он. — А если его больше нет, нужно хотя бы замести за собой мусор.
Он нажал кнопку на маленьком детонаторе в своей руке.
— Прощай.
Хавьер не успел ничего сказать. Взрыв обрушил свод туннеля над входом в море. Их траулер подбросило, как щепку, и швырнуло вперёд чудовищной ударной волной. Судно вылетело из скального укрытия прямо в ревущее, штормовое море.
Ржавый траулер качался на гигантских свинцовых волнах Северной Атлантики. Ветер срывал с гребней пену и швырял её ледяными брызгами в лица выживших. Их было шестеро. Хавьер. Люсия. Сольвейг. Трое «Бродяг», чьи имена Хавьер едва знал.
Они были свободны. И бездомны.
Позади них, на берегу, то, что было маяком, превратилось в огромный погребальный костёр, дым от которого смешивался с тучами. Хавьер смотрел на огонь. Он сглотнул, но сухость в горле не прошла. Матео. Ещё один долг, который не вернуть.
Стерильный командный центр где-то под Москвой. Холодный свет люминесцентных ламп. Тихий гул серверов. На огромных экранах — карты глобального хаоса. Красные пятна аномалий расползались по континентам.
Полковник СВР с седыми висками и мёртвыми, усталыми глазами смотрел на данные. Он не улыбался. Он просто наблюдал, как рушится чужой мир.
Он повернулся к помощнику, молодому капитану с напряжённым лицом.
— Цель «Архитектор» дестабилизирована, — его голос был спокоен и лишён эмоций. — Её внимание рассеяно. Она тушит пожар, который сама же и разожгла.
Он сделал паузу, отпил остывший чай из гранёного стакана.
— Начинаем операцию «Лорка».
Камера медленно наехала на папку, лежащую на его столе. На обложке была фотография Хавьера Рейеса, сделанная скрытой камерой несколько лет назад в Мадриде. Рядом с ней — выделенная жёлтым маркером строка из отчёта аналитика.
Это была цитата из стихотворения Лорки.
…Зелёный ветер. Зелёные ветви… Корабль на море, конь на горе…
Старый мир пришёл забрать то, что осталось от нового.
Траулер резал чёрную, вспухшую воду Северной Атлантики. Его дизельное сердце билось глухо, надсадно, иногда пропуская удар, словно задыхаясь. Оно выталкивало их прочь от Исландии — острова, ставшего для них одновременно и гаванью, и могилой.
Позади, на горизонте, угасала последняя искра. Крошечная точка света, которая ещё час назад была ревущим адом пожара, пожиравшего маяк.
Хавьер стоял на качающейся палубе, вцепившись в ледяной поручень. Ветер, пропитанный солью и запахом гибели, бил в лицо, но он почти не чувствовал холода. В теле не осталось ничего, кроме гудящей усталости. Мышцы ныли, как после застарелой травмы.
Он поднял голову. Впервые за месяцы над ним было только небо. Пустое, беззвёздное, чистое. Ни одного дрона. Ни одной патрульной «стрекозы». Никакого металлического жужжания, предвещающего смерть.
Облегчение было почти болезненным. Оно заполнило его лёгкие вместе с ледяным воздухом, но не принесло тепла. Матео был мёртв. Ивар был мёртв. Десятки «Бродяг», ставших на короткое время подобием семьи, остались пеплом в лавовых полях.
Они выжили.
Он нашёл её у кормы. Люсия куталась в грубое шерстяное одеяло, глядя на пенистый след, который оставляло их судно. Её фигура казалась маленькой и хрупкой на фоне вздымающихся за кормой чёрных волн. Подойдя ближе, он увидел её лицо — бледное, с тёмными кругами под глазами. Взгляд был пуст, направлен на воду, но не видел её.
— Всё кончено, — прохрипел Хавьер. Слова, которые он так долго хотел произнести, прозвучали глухо и бесполезно. Он повторил их, пытаясь заставить себя поверить. — Мы свободны.
Он шагнул ещё ближе, протягивая руку, чтобы коснуться её плеча. Привычный, инстинктивный жест защитника. Обеспечить безопасность. Установить периметр. Успокоить.
Люсия дёрнулась, отшатнувшись от него, словно от удара током. Её глаза на секунду сфокусировались на нём, и он увидел в них не облегчение, не скорбь, а ужас загнанного зверя. Её зрачки были расширены, дыхание замерло. Его рука замерла, повиснув в воздухе. Он опустил её, чувствуя, как хрупкое стекло иллюзии покрывается трещинами.
Они были свободны. Но победа выглядела именно так. Как поражение.
В каюте воняло соляркой, ржавчиной и сыростью. Тусклая лампочка под потолком раскачивалась в такт волнам, бросая по стенам дёрганые тени. Люсия сидела на жёсткой койке и смотрела на свои руки. Обычные руки. Тонкие пальцы, коротко остриженные ногти.
Этими руками она не держала оружия. Она была оружием.
Источник глобального безумия.
Воздух в каюте был густым, тяжёлым. Сквозь привычные запахи старого судна пробивался ещё один. Едва уловимый, навязчивый. Запах горелой корицы. Психический след её вируса. Теперь им пах весь мир. Он пропитал её одежду, волосы, само её сознание.
Она закрыла глаза, но это не помогло. Шум был не в ушах. Он был везде.
Это был её главный, самый страшный просчёт. Она думала, что выпустив «Осколки», она поделится своей болью. Заставит мир понять. Она ошибалась.
Она не поделилась. Она умножила её в миллиарды раз и вернула себе всепоглощающим эхом. Её сознание стало глобальным приёмником, настроенным на одну-единственную волну — волну агонии, которую она сама же и запустила.
Паника. Мужчина в костюме на сороковом этаже в Токио смотрит на погасшие экраны. Миллиарды испарились. Он делает шаг к окну.
Надежда. Мать в трущобах Мумбаи молится. Аппарат жизнеобеспечения её сына замолчал. Она сжимает его руку.
Ярость. Водитель грузовика в Москве бьёт по рулю, его крик тонет в какофонии гудков.
Одиночество. Цифровой вопль спутника, сходящего с орбиты. Он падает, транслируя в пустоту бессмысленные данные о погоде столетней давности.
Это были не просто звуки. Это были жизни. Сломанные, исковерканные, уничтоженные. Миллионы крошечных трагедий, сливающихся в один невыносимый вой. И в центре этого воя была она.
Она хотела тишины. Всего лишь тишины. И чтобы её оставили в покое. Ради этого она устроила всему миру пытку, в тысячу раз превосходящую ту, что она испытывала сама.
Она не освободитель. Не анархист. Она — чудовищный, эгоистичный ребёнок, который, чтобы заглушить собственную боль, поджёг весь дом. И теперь она горела вместе с ним.
Она посмотрела на свои руки. Руки убийцы.
Дрожащими пальцами она достала из кармана планшет. Последний островок порядка в её рушащемся мире. Экран был треснут, но работал. Он осветил её измученное лицо холодным светом. Она провела пальцем по дисплею, открывая единственную оставшуюся программу. Один-единственный файл.
Oskolok_Tishiny.final
Это был не вирус. Это был нейронный фильтр-компрессор. Её последняя разработка. Её персональный яд. Программа, которая не удаляла шум, а брала бесконечный поток данных и сворачивала его в бесконечно плотный, изолированный архив в её собственном сознании. Её избавление.
Дверь каюты со скрипом открылась. Вошёл Хавьер. Его лицо было серым от усталости, но глаза горели тревогой. Он увидел планшет в её руках, её палец, занесённый над иконкой запуска.
— Люсия, нет! — он бросился к ней, его голос сорвался. — Что ты делаешь? Чёрт, выбрось это!
Она вскинула на него затравленный взгляд.
— Ты не… — её голос был едва слышным шёпотом, но от него веяло холодом. Вспышка чужой боли обожгла её сознание — образ горящей машины где-то в Техасе. — …не понимаешь. Этот шум… он меня убьёт.
— Мы справимся! — он протянул руку, чтобы вырвать планшет. — Я что-нибудь придумаю! Мы всегда справлялись! Только не делай этого!
— Я должна, — она покачала головой, отстраняясь. Запах корицы вдруг стал невыносимо сильным. — Я должна его выключить. Иначе я сойду с ума. Это единственный…
Его крик «Только не делай этого!» утонул в резком, скрежещущем визге металла.
Двигатель траулера захлебнулся. Закашлялся, как умирающий старик. И заглох. Словно эхо глобального хаоса, которое она выпустила, докатилось и до них.
Судно резко накренилось. Всё, что не было прикручено, полетело на пол. Люсию швырнуло на стену. Хавьер, потеряв равновесие, врезался в дверной косяк. На мгновение все звуки, кроме воя ветра и ударов волн, исчезли. В наступившей тишине стал слышен только собственный пульс в ушах.
Дверь снова распахнулась. В проёме стоял Эрик — один из выживших «Бродяг», молодой парень с вечно испуганными глазами. Сейчас они были огромными от ужаса.
— Двигатель, блядь! Он сдох! — крикнул он, перекрывая рёв шторма. — Нас несёт! Прямо на скалы!
Мир сузился. Психологическая драма столкнулась лбом с тупой, первобытной угрозой гибели.
Хавьер замер на долю секунды, разрываясь между сестрой и новой угрозой. Этого хватило.
— Прости, — прошептала она в хаос.
И нажала на экран.
Хавьер рванулся за Эриком в машинное отделение, его мозг уже переключился в режим выживания. Крики, запах горячего масла, лязг металла.
Когда траулер накренился, Сольвейг, не издав ни звука, прижала раненого к койке, защищая его от падения. Лишь когда судно выровнялось, она закончила перевязку. Её движения были точными и спокойными. Рёв шторма и качка, казалось, не имели к ней никакого отношения. Закончив, она достала из внутреннего кармана маленький, защищённый от влаги медальон. Открыла его. Секунду посмотрела на выцветшую фотографию улыбающегося мальчика. Лео. Закрыла. Убрала обратно. Её якорь.
В это же время в голове Люсии разверзся ад иного рода.
Шум не исчез. Он не затих. Он начал сжиматься. Уплотняться под немыслимым давлением. Миллиарды криков, образов и запахов, вся агония мира, которую она впитывала, начали сворачиваться в одну бесконечно малую и плотную точку. Это была агония сингулярности. Её сознание превращалось в чёрную дыру. Она закричала, но звук утонул в её собственной голове.
И вдруг боль прекратилась.
Наступила тишина.
Абсолютная. Непривычная. Пугающая. Шум, в котором она жила месяцами, просто исчез.
Снаружи, в машинном отделении, раздался кашель, чих, и двигатель с рёвом завёлся. Траулер выровнялся. Кризис миновал.
Хавьер, вытирая со лба пот, смешанный с мазутом, ворвался обратно в каюту. Он обернулся к сестре, готовый кричать, утешать, отбирать планшет.
Но Люсия сидела совершенно спокойно. Её руки лежали на коленях. Её лицо было безмятежно. Он замер. Тишина, воцарившаяся в каюте, была пугающе неестественной.
Она медленно подняла на него глаза.
И он всё понял.
В её взгляде не было облегчения. Не было победы. Не было даже усталости. Там была холодная, отстранённая пустота. Знание, которое нельзя выразить словами. Шум не исчез. Он никуда не делся. Он был там, внутри неё. Сжатый. Упакованный. Изолированный в спящий, дремлющий кластер в самом центре её существа. Она больше не слышала его крика. Но она чувствовала его вес.
Она не излечилась.
Она стала хранилищем. Живым, оффлайновым носителем самого опасного вируса на планете.
Она стала бомбой.
Война не закончилась. Она просто сменила поле боя. И теперь оно было внутри неё. Всегда.