Шарль Диль
Основные проблемы византийской истории
Перевод с французского и предисловие
доц. Б. Т. ГОРЯНОВА,
под редакцией
проф. С. Д. СКАЗКИНА
ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
ПРЕДИСЛОВИЕ........................................... 5
Глава I
МЕСТО ВИЗАНТИИ В ИСТОРИИ СРЕДНИХ ВЕКОВ.......... 21
Глава II
ОСНОВАНИЕ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ. ЕЕ ГРА
НИЦЫ И НАСЕЛЕНИЕ................................... 34
Глава III
ПЕРИОДЫ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИСТОРИИ.................... 43
Глава IV
НАЦИОНАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА............................ 55
Глава V
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА............................ 61
Глава VI
РЕЛИГИОЗНАЯ ПРОБЛЕМА.............................. 69
Глава VII
ВОЕННАЯ ПРОБЛЕМА................................... 79
Глава VIII
АДМИНИСТРАТИВНАЯ ПРОБЛЕМА...................... 91
Глава IX
СОЦИАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА.............................. 103
Глава X
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА..................... 112
I. АГРАРНЫЙ ВОПРОС .......................... 112
II. ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И ТОРГОВЛЯ............ 117
Глава XI
ПРОБЛЕМЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ.................... 129
Глава XII
ВИЗАНТИЙСКАЯ КУЛЬТУРА. ЛИТЕРАТУРА И
ИСКУССТВО........................................ 148
I. ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ ВИЗАНТИИ.................... 148
II. ВИЗАНТИЙСКОЕ ИСКУССТВО..................... 167
Глава XIII
ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО ВИЗАНТИНОВЕДЕНИЯ.... 166
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.......................... 178
БИБЛИОГРАФИЯ..................................... 180
ПРЕДИСЛОВИЕ
Франция заслуженно завоевала себе авторитет классической страны научного византиноведения. Еще при Людовике XI (1461-1483 гг.) в Париже Георгий Героним преподавал греческий язык, а его ученики, среди которых были знаменитые гуманисты Гильом Бюде, Рейхлин и Эразм Роттердамский, копировали греческие рукописи; их копии долго выдерживали конкуренцию с типографскими изданиями. В 1539 г. в Париже была основана Парижская королевская типография, и отлитые здесь шрифты, созданные на основе рисунков лучших переписчиков рукописей, надолго стали образцами форм греческого алфавита. При Франциске I (1515-1547 гг.) была основана королевская, ныне Национальная, библиотека с ее богатым отделом греческих рукописей. В XVI в. во Франции издавались многочисленные произведения византийских историков и писателей.
Для изучения византийской истории много было сделано при Людовике XIV (1643-1715 гг.). Собранная суперинтендантом Фуке библиотека из 30 тыс. томов, в том числе 1050 греческих рукописей, была после его опалы конфискована и попала в королевскую библиотеку. Преемник Фуке Кольбер использовал дипломатических и консульских чиновников для сбора греческих рукописей. Филипп Лабб (1607-1667 гг.), Жак Гоар (1601-1653 гг.), Комбефиз (1605-1679 гг.), Фабро (1580-1659 гг.) {5} опубликовали большое количество неизданных византийских источников.
Но особенного расцвета достигло византиноведение во Франции благодаря трудам Дюканжа (1610-1688 гг.). Ему принадлежит огромный "Glossarium ad scriptores mediae et infimae latinitatis" в трех томах и такой же капитальный труд по средневековому греческому языку, до сих пор служащие незаменимым пособием для медиевистов, главным образом для византинистов, работающих над латинскими и греческими средневековыми источниками. Дюканж особенно интересовался эпохой крестовых походов. Он опубликовал важный для своего времени труд по истории Константинополя во время Латинской империи (1204-1261 гг.). Результатом его многолетней работы над исследованием роли Франции в общеевропейских предприятиях на Востоке явились изданная им хроника историка IV крестового похода Виллардуэна и ряд других хроник, служащих ценными источниками для изучения этой эпохи.
В XVIII в. византиноведение переживает упадок. Идеологи буржуазии Монтескье и Вольтер изображают византийскую историю как самый мрачный эпизод средневекового варварства, а английский историк конца XVIII в. Гиббон рисует эту историю как непрекращающееся разложение. Тридцатитомный труд французского историка XVIII в. Лебо (Ch. Le Beau, Histoire du Bas Empire, 30 vol., Paris, 1757-1784), представляющий скучный пересказ большого материала византийских хронистов, мог вызвать только ослабление интереса к византийской истории.
Вторая половина XIX в. характеризуется резким поворотом в научном византиноведении. Исследователи-византинисты переходят к систематическому изучению социально-экономической истории Византии, классового и сословного строения византий-{6}ского общества. В дальнейшем развитии византиноведения большую роль играет научное творчество выдающегося французского византиниста Шарля Диля (1859-1944 гг.).
Шарль Диль оставил большое литературное наследство. Полный список его научных трудов содержит свыше 300 названий, в том числе ряд капитальных монографий. По своему направлению Диль с самого начала своей научной деятельности примкнул к представителям позитивистской историографии, методология которой отражала историческое мировоззрение либеральной буржуазии. Все положительные стороны позитивистской историографии - широкое использование вспомогательных исторических дисциплин, повышение качества их применения, сравнительно-исторический метод исследования, усиление внимания к "экономическому фактору" - все это стало неотъемлемыми чертами научного творчества Шарля Диля. Несмотря на то, что позитивистская историография оставалась на идеалистических позициях, она все же была реалистической, стремилась к объективному изучению исторического процесса. Шарль Диль, наряду с другими представителями прогрессивной позитивистской историографии, верил, что в исторической науке применимы точно такие же методы исследования, как в любой другой отрасли науки. На протяжении всей большой жизни Диля это было основной чертой его научного творчества.
Серьезную научную подготовку Диль получил во Французской школе в Риме в 1881-1883 гг. Основной задачей этой школы являлось изучение сохранившихся памятников эпохи византийского господства в Италии. Собранные здесь Дилем материалы позволили ему выступить в 1889 г. с первой крупной монографией "Etudes sur ladministration, byzantine dans lexarchat de Ravenne". Эта капитальная работа до настоящего времени остается лучшим исследова-{7}нием, посвященным эпохе византийского господства в Италии в VII-VIII вв. С самого начала научной деятельности Диля интересовала не только политическая и социально-экономическая история Византии, но и история византийского искусства. Изучив большое количество фресок в византийских монастырях Апулии и Калабрии, Диль в 1894 г. издал обстоятельную работу о византийском искусстве в Южной Италии "Lart byzantin dans lItalie meridionale". Продолжая изучение истории византийских провинций, Диль представил на конкурс, объявленный в 1894 г. Французской Академией, свою работу по истории византийского господства в Африке "LAfrique byzantine. Histoire de la domination byzantine", которая получила высокую оценку и была премирована. Интересуясь внутренней историей Византии, Диль не мог пройти мимо вопросов административного устройства Византийской империи и, в первую очередь, мимо фемного строя, игравшего такую большую роль в византийской государственной системе. Сюда относится его работа о фемном строе "Lorigine du regime des themes dans lempire byzantin" и появившийся в печати в 1896 г. в Париже сборник "Etudes dhistoire du moyen age dediees a Gabriel Monod". К этому же разделу относится его работа о византийском сенате "Le Senat et le peuple byzantin au VII et VIII siecles", напечатанная в 1924 г. в первом томе международного византиноведческого органа "Byzantion", и ряд других работ. Диль внес много нового в изучение административного строя Византийской империи. Вместе с тем необходимо отметить идеализацию административного аппарата Византийской империи, игравшего, по мнению Диля, прогрессивную роль на всех этапах ее истории. С идеализацией государственно-административного аппарата не может согласиться советское византиноведение, которое видит в нем орудие угнетения низших классов в руках византийского {8} феодального государства. Изучая в своих работах социально-экономический строй Византии, Диль правильно считает борьбу между крупным и мелким землевладением, с одной стороны, феодальной знати с центральным правительством, - с другой, основной линией развития общественно-экономического строя империи. Тем не менее Диль, как и остальные буржуазные византинисты, не мог показать в своих трудах основные особенности византийского феодализма. В освещение общественно-экономического строя Византии он механически переносит готовые формулы социальных отношений западноевропейского феодализма, злоупотребляет теорией "влияния" Запада на Византию. Эта сложная и недостаточно изученная проблема еще ждет своего разрешения. Ее может решить лишь советская историческая наука, советское византиноведение, вооруженное марксистско-ленинским методом исторического исследования.
В 1901 г. появилась большая работа Диля "Justinien et la civilisation byzantine", премированная Французской Академией и переведенная на многие языки. В 1902 г. вышел и русский перевод этой работы "Юстиниан и византийская цивилизация VI века". Наряду с широким анализом внешней и внутренней политики Юстиниана I (527-565 гг.) Диль в этой работе создал яркую картину византийской культуры VI века. Международная научная критика единодушно дала высокую оценку этому труду, остающемуся лучшим произведением, посвященным столь важной в истории Византии эпохе, несмотря на то, что вокруг нее и до появления труда Диля и после него создана была большая научная литература.
В 1905 г. вышла книга Диля "Etudes byzantines", сборник исследований по различным вопросам Византийской империи. В этом сборнике автор уделил особое внимание малоизученной эпохе Палеоло-{9}гов. Поздняя история Византии и до настоящего времени остается наименее освещенной в историографии. Заслуга Диля в том, что он впервые поставил перед исследователями задачу изучения эпохи Палеологов, напомнив о наличии большого неисследованного фонда источников по истории этого периода и наметив наиболее актуальные темы, нуждающиеся в монографических исследованиях.
Будучи не только одним из крупнейших ученых, внесшим большой вклад в научное византиноведение, но и блестящим стилистом, Диль оставил несколько книг, которые известны широкому кругу читателей как прекрасные образцы художественной литературы. К этому разряду работ Диля в первую очередь должны быть отнесены появившиеся в 1906-1908 гг. "Figures byzantines", известные русским читателям по нескольким переводам ("Византийские портреты"). Вся византийская история представлена здесь в виде серии блестящих биографических очерков византийских императоров и императриц, людей из различных слоев византийского общества, очерков, посвященных описанию придворного быта, жизни византийского города, византийского феодального поместья.
Диль был не только историком, но и выдающимся искусствоведом. В списке его трудов мы встречаем ряд работ, посвященных отдельным вопросам истории византийского искусства. Вышедший в двух изданиях (в 1910 г. и в 1926 г.) "Manuel de lart byzantin" дает тщательный обзор памятников византийского искусства.
Диль был организатором многих коллективных работ по истории Византии. Его заслугой является также организация университетского преподавания истории Византии. В 1899 г. впервые была учреждена кафедра византиноведения в Парижском университете, и Диль впервые начал читать в Сорбонне курс истории Византии. Научные заслуги Диля {10} получили всеобщее признание. За свою работу о Юстиниане он еще в 1901 г. был избран членом-корреспондентом, а в 1910 г. - действительным членом Французской Академии. В 1925 г., по представлению главы русского византиноведения академика Ф. И. Успенского, Академия Наук СССР избрала его своим членом-корреспондентом. Диль был действительным и почетным членом многих иностранных академий и научных обществ, постоянно принимал участие в международных конгрессах византинистов, неизменно возглавляя французскую делегацию.
Многолетняя исследовательская и педагогическая работа Диля позволила ему приступить к созданию обобщающих трудов по истории Византии. К этому разряду относится вышедший в 1920 г. краткий очерк истории Византии и главы по истории Византии в IV томе "Cambridge medieval history", вышедшей в 1923 г. Наибольшее значение имеет появившаяся в 1936 г. работа Диля "Le monde oriental de 395 a 1081", написанная им совместно с востоковедом Ж. Марсэ и составляющая часть многотомной всеобщей истории, издаваемой под редакцией Глотца. Этот труд Диля - лучшая обобщающая работа по истории Византии из числа появившихся за последнее время в западноевропейской научной литературе.
Шарль Диль был чрезвычайно разносторонним историком. Мимо его внимания не прошел буквально ни один вопрос политической, социально-экономической и культурной истории Византии. Глубокое знакомство с византийскими источниками, в которых он чувствовал себя полным хозяином, высокая техника исследования, соединенная с исключительной образностью изложения, способствовали широкой популярности его трудов среди ученых всего мира и всестороннему развитию научного византиноведения. {11}
Книга, которая сейчас предлагается вниманию советского читателя, представляет собою перевод вышедшей в 1943 г. последней работы Диля "Les grands problemes de lhistoire byzantine" и является как бы его научным завещанием. В этой работе Диль поставил перед собой задачу подвести итоги многолетней исследовательской работы византинистов всех стран по различным проблемам византийской истории. Какой широкий круг проблем охватывает эта работа Диля, видно из оглавления книги, где перечисляются эти проблемы. В этой книге Диль в первую очередь поставил своей целью определить место, принадлежащее Византии в истории средних веков, роль, которую она играла в международных отношениях средневековья и в истории человеческой культуры. Как и каждого исследователя, занимавшегося историей Византии, Диля прежде всего интересовал вопрос о различии в судьбах Западной и Восточной Римской империи, о причинах большей устойчивости последней, позволившей ей просуществовать свыше тысячи лет после падения Западной Римской империи. В решении этого вопроса лучшие прогрессивные представители буржуазного византиноведения, в том числе и Диль, близко подошли к марксистскому определению причин "живучести" Восточно-римской империи, усматривая их в том, что в Византии мы не наблюдаем падения городов и городской торговли, возвращения к натурально-хозяйственным формам, характерным для раннего средневековья на Западе. Эти условия позволили в первые века истории Византии сохранить централизованную монархию с разветвленным и широко развитым административным аппаратом, роль которого, как мы уже отмечали, Диль чрезмерно идеализирует. Однако при решении этого вопроса у Диля выпадает революция рабов и колонов. Именно указанные им же самим причины позволили Восточно-римской империи устоять перед революцией рабов и {12} колонов. Но обходить вовсе этот вопрос, как будто он и не существовал для Византии, значит грешить перед исторической истиной.
Как в своих прежних трудах, так и в этой сводной работе Диль, подводя итоги изучения вопроса о роли славянской иммиграции в развитии общественно-экономического строя, правильно изображает рост славянских элементов в составе населения империи и указывает, что Византия выиграла от прилива новых сил. Но вслед за большинством буржуазных ученых Диль недооценивает роль общественного строя древних славян в процессе феодализации Византийской империи. Между тем этот вопрос правильно решен в трудах классиков русского византиноведения В. Г. Васильевского и Ф. И. Успенского, а вслед за ними и в последних работах советских византинистов. Советское византиноведение не может признать и той схемы периодизации византийской истории, которую дает Диль. Этот вопрос Диль, как и большинство буржуазных византинистов, решает, исходя из отдельных периодов возвышения и упадка империи, а не из этапов в развитии процесса ее феодализации.
От многих буржуазных историков-византинистов Диль выгодно отличается правильной оценкой прогрессивной роли иконоборческого движения в Византии. Подводя итоги изучения этого движения в научной литературе, Диль склоняется к положительной характеристике деятельности иконоборческих императоров, проводивших широкую программу социально-экономических и общественно-политических реформ. Подобная характеристика совпадает с оценкой, которая дается этому движению в советской марксистской исторической науке.
Византийская империя была многонациональным государством, что создавало центральному правительству большие трудности в проведении внутрен-{13}ней политики. В настоящей книге Диль тщательно анализирует политику византийского правительства, имевшую целью достижение политического единства среди населения империи. Приобщение варварских элементов к более высокой византийской культуре, стремление превратить греческий язык в общепринятый язык для всего населения империи, распространение общей православной религии путем широкой организации деятельности церковных миссий Диль изображает как орудия византийской политики в деле ассимиляции варварских элементов населения.
В книге Диля изложены основные итоги изучения политического, военного и административного устройства Византийской империи, ее религиозной жизни, освещен еще мало исследованный вопрос о взаимоотношениях церкви и государства в Византии. В отличие от многих исследователей, считавших, что полное сращивание духовной и светской власти в руках императоров (т. н. "цезарепапизм") является особенностью Византии по сравнению с Западом, Диль отмечает борьбу между духовной и светской властью и освещает роль, которую играла эта борьба в политической жизни империи. Широко показано развитие административного аппарата империи. Взяв в качестве отправной точки реформы Диоклетиана и Константина, Диль останавливается на отдельных этапах развития органов управления, доводя свое изложение до последних преобразований государственного аппарата в поздней Византии при Палеологах. В этой книге, как и в основных работах Диля, мы встречаем ту же идеализацию административного аппарата империи. Значительное место, по сравнению с общим объемом книги, занимает анализ социально-экономического строя Византийской империи. Здесь подведены итоги многолетних исследований по внутренней истории Византии, аграрным отношениям, промышленности и торговле. {14} Рост крупного феодального землевладения, расширение иммунитетных привилегий феодальных владений, постепенное превращение их в почти независимые от центральной власти округа, наделенные большими административно-судебными полномочиями, Диль рассматривает как основную линию развития византийского общественного строя. Этот процесс вел в конечном счете к распадению империи на ряд независимых владений, что, по мнению Диля, послужило одной из основных причин гибели империи. С некоторыми утверждениями Диля нельзя согласиться. Положение крепостных пaриков не могло быть лучше положения свободных крестьян, и большинство исследователей, в том числе и советских византинистов, занимавшихся аграрной историей Византии, приходило к совершенно противоположным выводам. Нельзя изображать т. н. "меры в защиту мелкого крестьянского землевладения" как заботу византийского правительства о крестьянстве. Эти меры принимались в эпоху Македонской династии и в последующие периоды лишь тогда, когда правительство стремилось найти опору в борьбе с крупным феодальным землевладением. Но общая картина социально-экономического строя империи дана Дилем правильно, хотя, бесспорно, многие вопросы в этой сложной проблеме остаются еще нерешенными, и над решением их должны будут работать советские ученые-византинисты.
Читатели данной книги найдут в ней обзор византийской внешней политики, а также форм и приемов византийской дипломатии. История византийской дипломатии изучена еще недостаточно, несмотря на то, что она играла первостепенную роль в международных отношениях средневековья. Тем не менее Дилю удалось в ярком очерке наметить основные черты византийского дипломатического искусства и читатели несомненно прочтут этот раздел с большим интересом. {15}
Успехи византиноведения привели уже давно к определению того места, которое принадлежит Византии в истории мировой культуры. Византия в течение тысячелетия сохранила богатое наследие античной культуры и передала его народам всей Европы. Но она создала и свою собственную разностороннюю и оригинальную культуру. Диль в своем очерке убедительно опроверг сохранявшееся в течение долгого времени мнение о застойности византийской культуры, ее исключительно церковном характере, лишенном всякого развития и прогресса.
Подводя итог своим прежним трудам и работам других исследователей, Диль настойчиво подчеркивает наличие всепроникающего воздействия византийской культуры на окружавшие Византию народы. При этом Диль чрезмерно преувеличивает влияние Византии на общественно-политический строй "варваров - славян". Так, утверждение, что "эти варварские племена становились настоящими народами" под воздействием Византии (стр. 31) является, несомненно, грубым искажением исторической истины. Столь же неправильны встречающиеся на страницах этой книги безапелляционные заявления, что Русь "целиком" находилась в сфере политического влияния империи.
Нельзя также согласиться с оценкой роли фанариотского духовенства после завоевания турками Балканского полуострова. Оно не только не было орудием национально-освободительной борьбы, но являлось в руках Турецкой империи орудием гнета и подавления национальной культуры славянских народов Балканского полуострова.
Последняя глава предлагаемой вниманию советских читателей книги Диля, носящая заглавие "Проблемы современного византиноведения", интересна, главным .образом, для специалистов. Она содержит перечень проблем, которыми, по мнению {16} Диля, следует заниматься византинистам. Но она представляет большой интерес и для более широкого круга научных работников в области истории и для студентов исторических факультетов. Она покажет им, как много имеется еще нерешенных вопросов в изучении истории Византии, она, может быть, направит их научные интересы в ту область исторической науки, где исследователей ожидает непочатый край работы.
Научное творчество Диля - большой и ценный вклад в мировое византиноведение. Капитальные монографии, сводные обзоры византийской истории, многочисленные исследования по различным вопросам истории Византии и ее культуры, созданные Дилем в течение его долгой жизни, целиком посвященной научной работе, поныне не потеряли своего значения, и ими долго еще будут пользоваться ученые всех стран. Освоение и критическая переработка большого литературного наследства Диля советскими историками на основе марксистско-ленинской методологии будут содействовать дальнейшему развитию советского византиноведения и превращению его в одну из важнейших отраслей советской исторической науки.
Б. Т. Горянов {17}
ГЛАВА I
МЕСТО ВИЗАНТИИ В ИСТОРИИ СРЕДНИХ ВЕКОВ
В то время как на Западе, в V веке, Римская империя пала под ударами варваров и в Галлии, Испании, Африке, Италии варварские короли заняли место правительства цезарей, на долю Византии выпала особая судьба. Правда, и она подверглась вторжению варваров: гуннов и славян в V и VI вв., аваров в VI и VII вв., арабов и болгар в VII в. Эти вторжения лишили ее, на время или навсегда, важнейших ее областей, а внутри империи утвердились варварские племена, которые, впрочем, скоро слились в единое целое с населением Византии. Но Константинополь никогда не был в руках завоевателей, никогда варварские вожди не занимали места византийских императоров, и в столице монархии по-прежнему была жива память о Риме, римская традиция. Византийский император всегда смотрел на себя как на законного наследника и преемника цезарей, имеющего исключительное право на титул императора; он упорно отказывался признать это право за Карлом Великим, Оттоном, Фридрихом Барбароссой, в которых видел лишь узурпаторов. Не раз Византия ставила себе целью полностью восстановить исчезнувшую Римскую империю. Юстиниан лелеял гордый замысел возвратить империи потерянные провинции Запада; ему действительно удалось отвоевать Африку, Италию, часть Испании и снова превратить Средиземное море во внутреннее море. {21} Завоевания эти, конечно, оказались эфемерными - Африка к концу VII в., большая часть Италии к середине VIII в. ускользнули из рук имперской власти,- но память об этих грандиозных предприятиях долго жила в Византии. В X в. византийцы часто называли славного императора VI в. Великим Юстинианом; в XII в. Мануил Комнин гордился, когда его называли новым Юстинианом,- он тоже мечтал о присоединении Италии к Византийской империи и даже замышлял снова сделать Рим столицей империи. Конечно, во всем этом было много иллюзий; но во внутренней организации империи все еще держалась римская традиция, римские учреждения продолжали действовать и, изменяясь с течением времени, сохраняли свои черты во многих византийских институтах. С другой стороны, наряду с римской традицией сохранялась и крепла эллинская. Запад забыл греческий язык, - известно выражение: graecum est, non legitur; .между тем в Византийской империи он был настоящим национальным языком; даже те, кто не принадлежал к греческой народности, говорили на нем или понимали его, и с конца VI в. латинский язык, -бывший еще во время Юстиниана языком императорских новелл, уступил в императорских указах место греческому. Выдающиеся произведения классической греческой литературы оставались основой образования; Гомер был настольной книгой всех школьников, даже женщины зачитывались его произведениями. В Константинопольском университете комментировали наиболее известных греческих писателей, а с XI в. преподавали философию Платона, предвосхищая таким образом на целых четыре столетия возрождение платонизма в Италии XV в. Немало других памятников воскрешало греческую античность. Константинополь изобиловал произведениями греческого искусства, захваченными Константином для украшения своей столицы в наиболее {22} известных святилищах. Эти изумительные памятники искусства делали еще более живучим величие эллинской традиции.
Но несмотря на эти памятники римской и греческой старины, Византийская империя была средневековым государством, восточной империей, расположенной на границах Европы, где она непосредственно соприкасалась с азиатским миром. Некоторые ее провинции, Египет, Сирия, даже часть Малой Азии, были эллинизированы лишь довольно поверхностно; они не могли не оказывать глубокого влияния на направление византийской идеологии. С другой стороны, Византия поддерживала тесные связи с Арменией, с сассанидской Персией, позднее с арабским миром, и все эти восточные государства оказывали влияние на Константинополь. Так античная традиция смешивалась с влиянием азиатского Востока, и в их взаимодействии родилась оригинальная и блестящая византийская культура.
Чтобы составить себе представление об этой культуре, достаточно ознакомиться с обликом некоторых больших городов империи, прежде всего - ее столицы. Константинополь был исключительно богатым и цветущим городом. Еще в начале XIII в. Роберт де Клари писал, что "две трети благосостояния мира сосредоточены в Константинополе, а одна треть рассеяна по всему свету". В мастерских, руководимых корпорациями столицы, византийская промышленность производила предметы утонченной роскоши, которыми Византия снабжала весь мир. Процветала и торговля. Константинополь, расположенный на стыке Европы и Азии, был огромным рынком, где встречались народы Балканского полуострова, задунайских областей и азиатского Востока; русские привозили туда зерно, меха, икру и даже рабов; арабы из Багдада продавали там драгоценные шелковые ткани как своего производства, так и из далекого Китая; на большом городском рынке, {23} между форумом Константина и площадью Тавра, целый день кипело оживленное движение. В замечательном порту Золотого Рога становились на якорь корабли самых различных стран, и на берегу залива, как и на берегу Мраморного моря, кипела непрекращающаяся торговая деятельность. Не менее блестящей была Фессалоника. Каждый год перед праздником св. Димитрия открывалась большая ярмарка, и город наполнялся толпой иностранцев. Живое описание этой ярмарки сохранилось в любопытной книжке XII века, "Тимарионе".
В долине реки Вардар возникал на несколько дней город из дерева и полотна, длинные улицы которого с утра до вечера были полны оживленной толпой. Сюда приезжали из всех средиземноморских стран. Здесь можно было встретить разноплеменных жителей балканских стран и придунайского края, греков, варваров Скифии, итальянцев и испанцев, кельтов из заальпийских стран и с далеких берегов Океана. Все они привозили продукты своих стран, ткани Беотии и Пелопоннеса, товары Италии, продукты Финикии и Египта, роскошные испанские ковры и все то, что по Понту Эвксинскому отправлялось через Константинополь из больших городов Крыма. Эта масса людей и животных создавала разноголосый шум: ржали лошади, ревели быки, блеяли овцы, хрюкали свиньи, лаяли собаки. Фессалоника в эти дни была одним из величайших рынков империи. Другие византийские города являли подобную же картину, свидетельствующую о блеске византийской торговли.
Этому материальному благосостоянию соответствовал расцвет литературы и искусства. Достаточно хотя бы бегло ознакомиться с историей византийской литературы, чтобы убедиться, насколько широки и разнообразны были пути развития византийской мысли. Мы встречаем там писателей подлинно высокого достоинства, богосло-{24}вов, философов, духовных и светских ораторов, ученых, поэтов и особенно историков, большинство которых было людьми бесспорно талантливыми. Мы находим здесь оригинальные и новые явления, например, религиозную поэзию, созданную Романом Сладкопевцем на заре VI в., или византийский эпос, шедевром которого является поэма о Дигенисе Акрите, сходная в некоторых отношениях с французскими chansons de geste. С другой стороны, в VI столетии наступил первый золотой век византийского искусства; вторым золотым веком были X-XII столетия, и, наконец, свидетелем последнего возрождения этого обновившегося и преобразившегося искусства был XIV век; ошибаются те, кто упрекает это искусство в неподвижности и однообразии, кто утверждает, что оно ограничивается бесконечным повторением мотивов творчества нескольких великих художников. Это было живое искусство, продолжавшее развиваться на протяжении столетий, способное к новым поискам и открытиям: в архитектуре оно создало новые типы церковных зданий, увенчанных куполами, великолепно украшенных мозаикой или фресками, где византийская живопись, передавая темы священной иконографии, сумела создать замечательные композиции; оно произвело предметы изящной и утонченной роскоши, прекрасные пурпурные ткани, отличавшиеся блеском красок, секрет производства которых Византия ревниво охраняла; миниатюры, украшающие знаменитые рукописи; тонко выточенные изделия из слоновой кости, бронзовые изделия, оправленные в серебро, эмаль переливающихся оттенков, изделия из драгоценных металлов. Все это придавало особый блеск византийской культуре, без сомнения, одной из самых ярких и, может быть, единственной, которую в течение долгого времени знали средние века.
Величие Византии создавалось не только ее {25} культурой, но и ее военной силой. Защищенный мощным поясом укреплений, великой стеной, построенной Феодосием II, развалины которой и теперь остаются одним из шедевров военной архитектуры, Константинополь был великолепным военным плацдармом, способным оказывать сопротивление натиску любого врага; действительно, до турецкого завоевания 1453 г., он был взят только один раз, в 1204 г., латинянами четвертого крестового похода. А сколько нападений приходилось ему отражать! Он победоносно оборонялся от натиска славян, аваров, арабов, болгар, русских. В VII в. он выдержал продолжительную осаду арабов, длившуюся пять лет - с 673 до 678 г., а в начале VIII в. - осаду, продолжавшуюся с 717 до 718 г.; этими двумя замечательными победами он сломил порыв арабского натиска и помешал мусульманам вторгнуться на Балканский полуостров, а через него, может быть, и в сердце Европы. Но Византия сыграла еще и другую роль: в течение веков она была на востоке оплотом христианства против ислама. Известно, какое место занимала религия в умах византийцев, какая горячая вера, порою даже суеверие, воодушевляла их. Они не сомневались, что империи обеспечена защита свыше. В глазах византийцев Константинополь был "богохранимым городом"; богоматерь была его признанной хранительницей, и весь мир знал, что во многих случаях Влахернская икона, выносившаяся в торжественной процессии к городским укреплениям, воодушевляла воинов и обращала варваров в бегство. То же происходило и в Фессалонике, где св. Димитрий, патрон и хранитель города, лично, по рассказам летописцев, участвовал в сражениях и обращал в бегство славян и аваров. И, действительно, порою в часы тяжелой опасности казалось, что Византия жила в атмосфере чуда. Византийский император был не только представителем бога на {26} земле, но и его наместником, высокой миссией которого была борьба против неверных и обращение в православие еретиков и язычников. Византийские императоры всегда имели в виду эту двойную задачу, и за несколько веков до крестовых походов Византия предпринимала и осуществляла дело, за которое впоследствии с воодушевлением взялись крестоносцы. В VII в. войны Ираклия против огнепоклонников-персов носят характер подлинной священной войны. В X в. отвоевание Крита у мусульман сопровождается благочестивыми молитвами и чудесами, и военная победа дополняется обращением побежденных неверных в христианство. Еще в X в. воинственные императоры Македонской династии предпринимают смелое наступление против мусульман: Никифор Фока, Иоанн Цимисхий расширяют границы империи в Сирии до Антиохии, а в Малой Азии до Евфрата и дальше, дополняя военную оккупацию хорошо налаженной религиозной организацией. Императорские армии, под командованием великих полководцев, содействуют осуществлению этих обширных замыслов. В начале XI в. Василий II разрушает болгарское царство и доводит до Дуная границу империи, утраченную с начала VII в. В XII в. Комнины еще раз предпринимают в Анатолии успешное наступление против турок-сельджуков. Конечно, в конце XI в. поражение при Манцикерте (1071 г.), где император Роман Диоген попал в руки мусульман, оказалось для Византии тяжелым ударом; в XII в. еще более тяжелым бедствием явилось поражение Мануила Комнина при Мириокефале (1176 г.). Эпоха Палеологов была лишь медленной агонией; но даже в эти времена Константинополь еще не раз выдерживал натиск турок, и в 1453 г. героическая защита города под руководством Константина XI озарила последним лучом славы военные анналы Византии. {27}
Естественно, что византийская империя пользовалась огромным престижем во всем средневековом мире. В то время как большинство крупных городов современной Европы были еще маленькими, бедными, городишками, Константинополь был единственным большим христианским городом Европы. По словам Виллардуэна, этот "город возвышался над всеми остальными, как их господин", и византийцы охотно называли его просто "городом" ( пoлic), то есть городом по преимуществу, единственным городом. И они по праву гордились им. Константинополь был замечательной столицей. Он славился множеством знаменитых церквей, из которых наиболее известна св. София, "великий храм", как ее называли обычно. Она была так прекрасна, что, по словам одного византийского писателя, "когда говорили о ней, не могли говорить более ни о чем другом". Город изобиловал знаменитыми монастырями, из которых многие были центрами культуры и искусства; он обладал большим количеством драгоценных реликвий, более многочисленных, говорит один современник XIII в., чем те, которыми владел весь латинский мир; в глазах путешественников посещение Константинополя являлось почти столь же благочестивым делом, как посещение святых мест. Это был, конечно, восточный город. В бедных кварталах вились узкие улицы, прикрытые сводами, лишенные по ночам освещения, утопавшие в грязи, где вязли экипажи и пешеходы. Здесь ютилось несчастное население, среди которого, говорит один византийский писатель, было столько же воров, сколько бедняков. А рядом простирались проспекты, пересекавшие весь город, роскошные дворцы окаймляли большие площади с высокой колонной в центре. Здесь можно было видеть общественные здания классического стиля, изящные дома, построенные по сирийским образцам; улицы и портики были заполнены античными {28} статуями, - и все это составляло удивительный ансамбль. Поэт X в. Константин Родосский справедливо хвалил "город Константина, знаменитый и почитаемый, царствующий над миром, поражающий множеством чудес, красотой высоких зданий, видом великолепных церквей, галереями длинных портиков, высотою колонн". Блеск императорских дворцов, большого священного дворца и позднее Влахернского, создавался разнообразием построек, красотою окружавших их садов, мозаикой и живописью, украшавшими помещения. Всем этим Константинополь привлекал к себе всеобщее внимание. Весь мир грезил о нем, как о городе чудес, окруженном золотым сиянием; о нем мечтали в туманах Скандинавии, на берегах русских рек, которыми северные искатели приключений спускались к несравненному Царьграду; о нем мечтали в феодальных замках далекой Франции, куда героические поэмы, например поэма о путешествии Карла Великого в Иерусалим, доносили чудесную весть о славе Византии; о нем грезили в венецианских банках, где знали о богатстве византийской столицы и о выгодных сделках, которые можно совершать на Босфоре. И со всех сторон мира Константинополь привлекал к себе иностранцев. Скандинавские викинги приходили сюда, чтобы служить в императорской гвардии, и рассчитывали составить себе здесь состояние; русские записывались в императорскую армию и флот и давали им хороших солдат; армяне входили в состав лучших корпусов византийской армии. В Константинопольском университете вокруг знаменитых учителей толпились ученики со всей Европы, иностранцы, стекавшиеся сюда из арабского мира и даже иной раз с Запада. Константинополь, по одному меткому определению, был Парижем средних веков. Его чудеса приводили в восхищение путешественников. Виллардуэн первый хорошо рассказал нам о том впечатлении, {29} которое Константинополь произвел на крестоносцев в 1204 г. "Многие из тех, кто никогда его не видел, взирали на Константинополь с изумлением, не веря тому, что в мире действительно существует такой богатый город, особенно когда их очам открылись высокие опоясавшие его со всех сторон стены и великолепные башни, богатые дворцы и величественные церкви - а их было столько, что никто не мог бы и представить себе, если бы не видел своими глазами этот широко раскинувшийся город, царствующий над всеми остальными".
Этому блеску Византийская империя обязана была широким распространением своего влияния в средневековом мире.
Миссионерская роль составляла одну из причин славы Византии. Уже в VI в. греческие миссионеры несли христианство в самые отдаленные края - от берегов Крыма до верховьев Нила, к народам Нубии, вплоть до оазисов Сахары. В IX в. поле их деятельности было еще шире. В это время Кирилл и Мефодий, которых называют апостолами славянства, несли православную веру и богослужение из Византии к славянам Велико-Моравского государства. В это же время при деятельном участии патриарха Фотия была обращена Болгария; немного спустя ее примеру последовали сербы. На Балканском полуострове христианство стало господствовать почти повсюду; вскоре оно распространилось и за Дунаем среди племен Валахии и Молдавии. В X в. Русь в свою очередь приняла христианство; киевский великий князь Владимир крестился в Херсонесе; он женился на византийской принцессе и обратил своих подданных в христианскую веру. Всем этим варварским народам Византия несла не только религию: она распространяла одновременно идею государственности, формы управления, новое право, регулирующее общественные отношения, просвещение вплоть до создания алфавита - {30} кириллицы, ставшего основой их письменности. Греческие учителя преподавали в школах, греческие священники совершали богослужения в новых церквах, построенных по византийским образцам и украшенных великолепными мозаиками византийских художников. Вслед за евангелием на славянский язык переводились главные произведения византийской литературы; они служили образцами, подготовлявшими в этих странах возрождение национальной литературы. При дворах варварских правителей вводились пышные костюмы, титулы, сложный церемониал византийского императорского дворца. Киев гордился тем, что подобно Константинополю он имел свою св. Софию и свои Золотые Ворота. Так эти варварские племена становились настоящими народами, нравы и историю которых описывали византийские ученые, и Византия поистине была для всей восточной Европы такой же великой школой, как папский Рим для западной.
Влияние Византии распространялось не только на славян. По ту сторону Босфора, в Армении, это влияние обеспечивалось тесными политическими сношениями и созданием многочисленных епископств с греками во главе; оно достигало и арабского мира, где византийские победы и авторитет Константинополя нашли отклик среди мусульман. Наконец, даже Запад был всецело под влиянием Византии. Церкви Равенны, даже Рима, обнаруживали в своей архитектуре и мозаиках следы восточного влияния. В Риме существовал целый греческий квартал, где было несколько византийских монастырей. Рим VII и VIII вв. представлял собой полувизантийский город, а базилика церкви Санта-Мария-Антика у подножья Палатина и прекрасная часовня св. Зенона в церкви св. Праксиды показывают, что там еще долго оставалось в силе греческое влияние. Венеция, с другой стороны, по своим {31} нравам и вкусам была вполне греческим городом; базилика св. Марка, построенная по образцу константинопольской церкви св. Апостолов, украшенная сверху донизу византийской мозаикой, еще и теперь дает нам в мерцании своего пурпура и золота наиболее точное отражение того, чем был в X и XI вв. византийский храм. Аббаты Монте-Кассино и римские папы, норманнские короли Сицилии и венецианские дожи посылали в Константинополь за архитекторами для постройки храмов, за мастерами мозаики для их украшения и поручали привозить из столицы на Босфоре предметы роскоши, в которых они нуждались: двери, украшенные барельефами, драгоценные раки с блестящими украшениями из эмали, точеную слоновую кость, прекрасные ткани, из которых изготовлялись покрывала для алтарей или одежда для правителей. Во всей южной Италии, которая до конца XI в. составляла часть империи, господствовало греческое влияние. Греческие монахи, скрываясь от вторжений арабов или от преследований иконоборцев, основывали там сохранившиеся до сих пор монастыри и скиты, украшенные фресками с греческими надписями. Греческие епископы управляли там церквами; греческое богослужение совершалось повсюду; греческий язык был официальным и даже общепринятым языком страны; и даже тогда, когда норманнские короли сменили византийских наместников, учреждения еще долго сохраняли византийский отпечаток, и греческий язык еще долго употреблялся как в официальных актах, так и в обиходе. В столице Сицилии Палермо норманнские короли с гордостью носили великолепное облачение византийских императоров и строили украшенные мозаикой церкви - Марторану и Палатинскую часовню, - в которых можно проследить влияние византийской иконографии и византийского искусства. Оно перекинулось и за пределы Италии. В X в. {32} византийская принцесса Феофано, жена императора Оттона II, привезла с собой в Германию греков, познакомивших ее двор с византийской культурой. Дело дошло до того, что сын Феофано, молодой император Оттон III, ввел среди своего окружения титулы и церемониал византийского священного дворца. Рукописи, которые в X в. раскрашивались школами Рейхенау и Трира, в XI в. школами Регенсбурга, носят отпечаток влияния Византии и ее искусства. Во Франции, не говоря уже о церкви Жерминьи-ле-Пре (Луара), украшенной в начале IX в. чисто византийской мозаикой, на юго-востоке группа церквей с куполами, в том числе церковь св. Фрон-Периге, показывает, как много Запад заимствовал у византийских образцов в середине XII в. Наконец, в XIV и XV вв. Запад познакомился с греческим языком через Византию; византийские гуманисты привозили в Италию рукописи с шедеврами греческой классической литературы, и, в то время как до того университеты Запада знали только Аристотеля, с которым они знакомились через посредство арабов, теперь им стала известна философия Платона. Византиец Марсилий Фичино, по желанию Козимо Медичи, основал во Флоренции платоновскую академию. Вплоть до зарождения итальянского искусства XIII в. чувствуется влияние византийской иконографии и византийского искусства, и можно сказать, что Дуччио Сиенский и сам Джотто были в некотором смысле только гениальными византийцами. Было бы наивно отрицать это длительное влияние византийской культуры, - наилучшее доказательство той видной роли, которую играла в истории средних веков Византия. {33}
ГЛАВА II
ОСНОВАНИЕ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ. ЕЕ ГРАНИЦЫ И НАСЕЛЕНИЕ
I
11 мая 330 г. Константин торжественно провозгласил новой столицей империи Византию, получившую отныне название Константинополя. Выбор императора был весьма удачен. Географическое положение Константинополя представляло большие преимущества. С военной точки зрения он был расположен лучше, чем Рим, откуда трудно было наблюдать за далекими восточными границами и оборонять их, если понадобилось бы, от готов, угрожавших им в Европе, и от персов - в Азии. Находясь на стыке Европы и Азии вблизи берегов Черного моря и восточного Средиземноморья, он по своему местоположению обещал стать важным центром торговли, крупным международным рынком. Открытие новой столицы сопровождалось пышными празднествами, и император повелел ежегодно отмечать годовщину его большим религиозным торжеством; конные состязания и другие церемонии придавали празднеству особый блеск и великолепие. Чтобы украсить новую столицу, Константин велел построить величественные здания и несколько христианских церквей, из которых наиболее известной был храм св. Софии. По его приказу были созданы большие площади, в том числе форум Константина; в центре его возвышалась высокая бронзовая колонна, увенчанная золотой статуей, державшей в руке фигуру, {34} которая изображала судьбу города. Император украсил Константинополь шедеврами античного искусства, вывезенными из самых известных языческих святилищ. Наконец, он перенес из Рима в Константинополь многие учреждения, в частности сенат, и велел построить для недовольных этим перемещением сенаторов дворцы по точному образцу их римских жилищ. И на официальном языке Константинополь стал "новым Римом".
В этой новой столице императорская власть также изменила свой характер. Уже давно развивалось новое представление о власти государя; Константинополь завершил этот процесс, доведя его до крайнего предела. Император становился отныне государем по божественному праву, он был избран богом и обладал абсолютной властью; его личность считалась священной, и ко всему, что его окружало, ко всему, что он делал, прилагался тот же эпитет; императорский дворец назывался священным дворцом, указы, издаваемые государем, совершаемые им деяния, охрана, его защищавшая, также именовались священными. Чтобы подчеркнуть этот новый характер власти государя, простая одежда цезарей была заменена пышным облачением императоров: одетый в пурпур император держал в руке скипетр и носил на голове корону, сверкавшую жемчугами и драгоценными каменьями; несколько позже, церемония помазания императора окончательно подчеркнула характер царской власти, как отражения власти божества. Великолепный церемониал, сложный этикет окружили государя, отделив его от остального человечества. Победа христианства внесла в этот процесс еще одну новую черту: император с этих пор сделался христианским государем, его миссией было распространение веры, защита ее против всех врагов и покровительство церкви. Константин осыпал церковь своими милостями, никогда не отказывая ей в защите; церковь же взамен {35} этого согласилась стать под контроль государя и примирилась с его вмешательством в церковные дела. Христианство стало таким образом поистине государственной религией. Этот двойной характер императорской власти сохранялся в течение всего тысячелетнего существования Византийской империи.
Несмотря на перенесение столицы из Рима в Константинополь Римская империя, управляемая одним императором, сохраняла свое единство. Но различие между восточной и западной частями империи с течением времени все углублялось. Поэтому, когда в 395 г. умер император Феодосий и ему наследовали его два сына, империя разделилась на две части - Запад, управляемый Гонорием, и Восток, где воцарился Аркадий. И когда в V в. Западная Римская империя погибла под ударом варварских нашествий, когда в 476 г. сошел с исторической сцены последний римский император, осталась лишь Восточно-римская империя. Родилась Византийская империя, по определению Рамбо, "средневековое государство, расположенное на крайней границе Европы, по соседству с азиатским варварским миром".
II
Каковы были границы этой империи? Чтобы составить себе об этом представление, достаточно ознакомиться с Notitia dignitatum, относящейся приблизительно к 400 году. Восточная империя делилась на две префектуры претория, Восточную и Иллирийскую. Каждая из этих префектур включала в свой состав некоторое количество диоцезов, управлявшихся викариями. В префектуре Востока насчитывалось пять диоцезов: диоцез Востока во главе с comes Orientis, диоцез Египта, управляемый августальным префектом, и диоцезы Азии, Понта и {36} Фракии. Каждый из них делился на определенное число провинций: 15 для Востока, 6 для Египта, 11 для Азии, 11 для Понта, 6 для Фракии всего 49. Эти провинции управлялись чиновниками, называвшимися consulares или praesides; лишь в виде исключения провинцию Азии возглавлял проконсул, под властью которого были Малая Азия, прибрежные острова и Геллеспонт. Иллирийская префектура имела меньшее протяжение; она делилась на два диоцеза - Македонию с 6 провинциями и Дакию с 5, всего 11. Здесь, как и в Азии, существовало исключение для Ахеи, правитель которой носил звание проконсула.
Взглянув на карту, можно с точностью проследить границы империи. На севере рубежом была линия Дуная от устья до слияния с Савой; затем граница спускалась по Саве к юго-западу до Сирмия, шла по течению Дрины и кончалась линией, примыкающей к Адриатическому морю, между заливом Каттаро и озером Скутари. Эта граница отделяла Восточную империю от западной Иллирии, которая была одним из диоцезов префектуры Италии и принадлежала Западной империи. В этих рамках весь Балканский полуостров составлял часть Восточной империи. Однако, когда Западная Римская империя пала, и особенно в VI в., при Юстиниане, предпринявшем ее восстановление, Восточноримская империя отодвинула свою границу на запад до берегов Адриатического моря, и вся Далмация стала одной из ее провинций.
В Азии, в результате договоров, заключенных с персами в 363 и 387 гг., граница следовала приблизительно по следующей линии: она начиналась у Черного моря, от устья реки Чорох, идя по ее нижнему течению и оставляя империи узкую полосу на побережье; затем она направлялась с севера на юг, пересекала Аракс (Карасу), оставляя империи Феодосиополь Армении (Эрзерум) и Арсаний (Мурадсу), {37} следовала вдоль по течению реки Нимфия (Далман-чай) до ее слияния с Тигром, оставляя на западе Мартирополь (Майяфаракин) и Амиду (Диарбекир). Отсюда, по линии, проходящей между Дарой на западе и Низибией на востоке, она достигала течения Аборра (Хабур), по которому шла до Цирцезиума на Евфрате; наконец, через Сирийскую пустыню она направлялась к юго-западу, проходя на восток от Пальмиры до Басры, и достигала восточного берега Красного моря у 25° северной широты, очерчивая от залива Акаба до точки, где она кончалась, узкую полосу вдоль побережья.
В Африке империи принадлежал Египет до Фив и первой катаракты; отсюда граница, поднимаясь к северо-западу до точки пересечения 30° северной широты и 22° восточной долготы, направлялась к Киренаике и кончалась у моря, которого она достигала у южного конца Большого Сирта.
III
Из каких элементов состояло население этой обширной империи? Здесь можно было найти самые различные национальности: большинство населения составляли греки или полностью эллинизированные народы, но жили здесь и славяне, армяне, каппадокийцы, семиты, египтяне. Несомненно, на всех этих людей эллинизм наложил общий отпечаток: Греческий язык был языком церкви, торговли, даже литературы - это был действительно национальный язык, на котором почти все говорили и который, по крайней мере, все понимали. Большие греческие города встречались во всех частях империи; кроме Константинополя, Александрии, Антиохии, Эфеса, Фессалоники было много других; влияние эллинизма сказывалось в этих цветущих городах очень сильно. Но за кажущимся единством существовали глубокие различия, внушавшие правительству империи {38} серьезную тревогу, причины которой следует вкратце объяснить.
Вторжения варваров в V в. не внесли больших изменений в этнический состав европейской части Восточной империи. Вестготы Алариха, гунны Аттилы, остготы Теодориха перешли ненадолго границы империи; но они только прошли через нее и скоро направились к западу, оставив позади себя на Балканском полуострове лишь некоторые племена, не последовавшие за общим движением; это были те, кого называли готогреками. Вторжения гуннов, славян, болгар, аваров в VI в. повлекли за собой большие бедствия, и не раз их отряды появлялись под стенами Константинополя. Правда, полководцы империи постоянно отбрасывали пришельцев от границы; но страна каждый раз жестоко опустошалась, жители истреблялись тысячами или уводились в плен. Прокопий подробно описал зверства, жертвами которых они были, и, если верить его свидетельству, "в каждом из этих нашествий было убито или уведено в рабство свыше 200 тысяч римлян, так что эти провинции стали похожи на скифские пустыни". В этой опустошенной, обезлюдевшей стране находилось место для новых поселений; начиная с VII в. туда притекали варвары. Во время Ираклия хорваты и сербы заняли всю западную часть Иллирии; другие славяне расположились в Македонии, в долинах Вардара и Стримона, и вокруг Фессалоники, которую они тщетно стремились захватить и которая оставалась греческим городом; их племена заселили всю область, образовав небольшие почти независимые государства, которые византийцы называли "славиниями"; императорам VII в. пришлось силой заставлять их признать свою власть. Другие славяне проникли в Фессалию и даже в Пелопоннес; с другой стороны, их пиратские набеги коснулись азиатского побережья и частично даже Малой Азии. {39} Другие славинии существовали на северо-востоке полуострова - например, государство Мизии; когда в конце VII в. болгары овладели этой областью и слились там со славянами, изменения в этнографическом составе еще углубились. Без сомнения, местное население сопротивлялось славянизации Балканского полуострова и оказывало нередко большое влияние на славян. Последствия славянизации оказались очень тяжелыми для империи: они стали особенно заметными, когда в конце IX в. царь Симеон основал большое Болгарское царство, существовавшее до начала XI в., и когда в XIV в. царь Стефан Душан основал могущественное сербское государство, оспаривавшее у Палеологов гегемонию на Балканском полуострове.
В Азии положение было совершенно иное. В отличие от Балканского полуострова Анатолия не испытала вторжений варваров, и ее население, оставшееся более однородным, состояло в своем большинстве из греков или из эллинизированных народностей; тем не менее и здесь происходили довольно значительные изменения в этнографическом составе. Вся область к западу от линии, соединяющей устье Галиса с Родосом, была почти полностью греческой и долго оставалась такой. Но к востоку от этой линии положение резко менялось. Здесь можно было встретить армян, каппадокийцев, киликийцев, исаврийцев, семитов, в равной мере далеких от эллинизма. На всей этой территории персидское возрождение при династии Сассанидов пробудило старые национальные традиции, а христианство, враждебное греческому язычеству, еще их укрепило: проявлялись новые стремления, развивались национальные черты, яркие следы которых можно найти в литературе и искусстве этих областей. К югу от Анатолии находились Сирия и Египет, области еще более беспокойные. Почти целиком заселенные семитами, они были мало связаны с Кон-{40}стантинополем и ненавидели его эллинский дух; они стремились к национальной автономии; таким образом, в провинциях рождалась оппозиция, облекавшаяся обычно в религиозную форму, под которой скрывались, однако, политические претензии. В Месопотамии, Сирии, Египте эта оппозиция, проявлявшаяся в постоянных волнениях, борьбе партий, смутах, восстаниях, которые жестоко подавлялись, имела тяжелые последствия для империи; она способствовала быстрому успеху арабских вторжений VII в., потере Сирии и Египта. Тем не менее греческая Малая Азия сохранила крепкую связь с империей, вследствие чего она надолго оставалась опорой монархии. Только в XI в. здесь произошли этнографические изменения, подобные тем, которые имели место в VII в. на Балканском полуострове. В это время, в результате вторжений турок-сельджуков и вскоре после них турок-османов, в Анатолии появились новые народности, сильно изменившие этнографический состав страны.
Еще один факт, которого не следует забывать, завершил эти изменения. Из религиозных и политических соображений византийские императоры нередко переселяли из одной области в другую значительные массы населения. В VII в. мардаиты Ливана были выселены из своих областей и водворены одни на южной границе Малой Азии, в области, которую называли фемой Кивирреотов, другие в Европе, в областях Никополя и Кефалонии. В это же время император Юстиниан II переселил 30 тыс. славян из Македонии в Вифинию. В VIII в. иконоборческие императоры, чтобы ослабить в столице влияния, благоприятные почитанию икон, призвали из Азии в Константинополь большое количество сирийцев и армян, за которыми последовало появление в столице павликиан. В IX в. император Феофил водворил в Македонии, в долине реки Вардара и в окрестностях Охриды, турков-вардариотов и переселил из Азии {41} в Европу 30 тыс. персов, которых распределил между различными областями Балканского полуострова. В X в. Иоанн Цимисхий создал в Филиппополе большую манихейскую колонию, процветавшую еще в начале XII в.
Таким образом, византийской национальности в собственном смысле слова не существовало, и это отсутствие единства было предметом серьезных забот имперского правительства. Перед ним вставала сложная задача преодолеть эту причину ослабления империи. В дальнейшем мы увидим, какими средствами императоры стремились решить эту проблему и насколько им это удалось. {42}
ГЛАВА III
ПЕРИОДЫ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИСТОРИИ
Чтобы составить себе правильное представление о Византийской империи, необходимо охватить сначала в кратком очерке основные периоды ее истории. Это покажет, что в противоположность распространенной точке зрения Византийская империя обладала необычайной энергией и подлинным величием и что, несмотря на испытанные ею тяжелые поражения и жалкую гибель, она знала также чаще, чем принято думать, периоды блестящих успехов, широко распространенного влияния, дни неоспоримой славы, когда, по выражению одного византийского поэта, "старушка империя казалась молодой девушкой, украшенной золотом и драгоценными каменьями".
Перенеся в Константинополь столицу монархии, Константин подготовил рождение Византийской империи. Этому процессу способствовали и события, которыми ознаменовался V в. Большие вторжения, не вполне пощадившие Восточную империю, которой по временам угрожали Аларих, Аттила, Теодорих, были для нее все же менее опасными, чем для Запада. Но и для нее они имели серьезные последствия. Падение Западной Римской империи и основание на ее развалинах германских государств постепенно отбросили к востоку все, что оставалось от древней Римской империи. С другой стороны, религиозный кризис, выросший на почве ереси монофизитов, до такой степени ослож-{43}нил, особенно после Халкидонского собора (451 г.), взаимоотношения между империей и папством, что между Константинополем и Римом возник настоящий раскол. Когда император Зенон с щелью смягчить религиозную борьбу опубликовал "эдикт единения" (482 г.), когда император Анастасий занял непримиримую позицию по отношению к папству, уже начала складываться концепция чисто восточной независимой империи, с теми характерными чертами, которыми впоследствии отличалась Византийская империя: это была концепция абсолютной монархии по образцу восточных, с сильно централизованной администрацией и с церковью, в которой официальным языком был греческий и которая стремилась обособиться в независимый организм, хотя, с другой стороны, целиком зависела от государства. Эволюция, увлекавшая Византию в сторону Востока, казалась близкой к завершению.
Длительное правление Юстиниана (527-565 гг.) прервало это развитие. Македонский крестьянин, вступивший на трон цезарей, был действительно последним из великих римских императоров. Две господствующие идеи направляли его политику: идея империи и идея христианства. Он поставил себе грандиозную задачу восстановить целостность погибшей Римской империи. Действительно, ему удалось отвоевать большинство потерянных на Западе провинций и снова превратить Средиземное море в римское озеро. Он хотел, с другой стороны, быть олицетворением закона, наиболее полным воплощением абсолютной власти, непогрешимым законодателем и в своей законодательной деятельности успешно продолжал работу великих римских юристов. Юстиниан стремился восстановить взаимопонимание с папством и, видя в себе представителя бога на земле, считал своей миссией защиту христианской веры; {44} он сурово преследовал еретиков и вмешивался во все церковные дела, которыми управлял деспотически. Юстиниан создал для Восточноримской империи VI в. ореол ни с чем несравнимой славы, и церковь св. Софии, которую он велел построить и роскошно украсить, еще и сейчас остается величественным символом этой славы. Но слишком пренебрегая Востоком, не заботясь об опасностях, которые с этой стороны угрожали империи, истощая в своих предприятиях финансовые и военные силы империи, Юстиниан причинил ей больше зла, чем добра; императрица Феодора, уроженка Востока, отдавала себе более ясный отчет в положении империи. Она старалась положить конец религиозной распре, сгладить уступками политические разногласия и этим путем создать более единое, однородное и сильное государство, которое могло бы успешнее сопротивляться арабскому вторжению. Как бы то ни было, после смерти Юстиниана империя была в плачевном положении: в Азии усиливалась персидская угроза, в Европе возрастала опасность со стороны аваров; финансы были расстроены, армия почти обессилена. VII в. является одним из самых мрачных периодов в истории Византии.
Ираклий (610-641 гг.) своими блестящими победами над персами укрепил престиж империи, но через пять лет после триумфа, с большой торжественностью отпразднованного в 629 г., на нее снова обрушилось арабское вторжение. Сирия, Месопотамия, Египет, Армения были потеряны для империи; Малая Азия также подверглась вторжению, и арабы дошли до Халкидона; власть на море ускользала из рук византийцев, а на Западе они потеряли Испанию и немного спустя африканские владения; в Италии, где в руках лангобардов находилась большая часть полуострова, обострились взаимоотношения с папством, что предвещало по-{45}терю этой провинции в близком будущем. Правда, Константину IV удалось героическим сопротивлением (673-678 гг.) сломить под стенами Константинополя натиск арабов; но на северо-востоке полуострова болгары, пересекшие Дунай, основали за счет византийской территории свое государство, ставшее вскоре одним из самых могущественных на Балканском полуострове. В этой территориально уменьшившейся империи происходят в то же время глубокие изменения: в области администрации взамен римских учреждений в интересах обороны установлена система фем, возглавляемых военными правителями, - эта система сохранилась в Византии до конца ее существования; в области социальных отношений эллинский элемент все глубже проникает в язык, идеи и нравы, христианский элемент становится преобладающим в государстве, усиливается роль церкви в государственной жизни, растет монашество. Эти изменения, глубоко обновившие империю, разумеется, не всегда и не во всех отношениях имели положительное значение. Развитию суеверия соответствует одичание нравов; военные восстания, перевороты свидетельствуют о растущей деморализации, и двадцатилетняя анархия (695-717 гг.) ставит под угрозу самое существование империи. Но в этот смутный период решающее значение имел один существенный факт: на смену Римской империи, этой формации всемирного характера, пришла Византийская империя, уменьшенная территориально, но более собранная, избавленная от мертвого груза западных владений и от опасности западного сепаратизма и способная существовать под властью энергичного правителя. Она нашла его в лице Льва III, положившего начало Исаврийской династии (717 г.).
Исаврийские императоры (717-867 гг.) с большим блеском осуществили реорганизацию империи. {46} Часто иконоборческих императоров судят сурово, не отдавая себе отчета в том, что их религиозная политика была лишь частью предпринятого ими дела восстановления империи и что их деятельность не исчерпывалась страстной и жестокой борьбой с иконопочитанием. Лев III и Константин V были энергичными и суровыми правителями, безжалостно преследовавшими своих противников; но это были в то же время великие полководцы, сломившие в 717 г. натиск арабов и помешавшие им пройти в Европу, а также с успехом сдерживавшие наступление болгар; эти правители проделали большую законодательную и административную работу, которой зачастую отдавали справедливость даже их противники. Несомненно, эта политика не всегда была удачной: во внешней политике разрыв с Римом, потеря Италии, восстановление Римской империи Карлом Великим были большими промахами, отбросившими Византию на восток; внутри борьба вокруг икон, продолжавшаяся более столетия (726-842 гг.), поддерживала в империи опасное брожение, которым пользовалась церковь, чтобы освободиться от императорской власти. Но в конечном счете императорская власть вышла из этого смутного периода окрепшей, и, когда в 842 г. был восстановлен религиозный мир, в империи, казалось, наступила пора процветания, какого она давно уже не знала. В правление Феофила (829-841 гг.) византийский двор соперничал с Багдадом халифов роскошью своих зданий, великолепием священного дворца, блеском своей культуры. Литература и искусство обновились и подготовили почву для возрождения X в. Константинопольский университет, восстановленный к 850 г. Вардой, вновь становится центром блестящей культуры. Влияние Византии сильно сказывалось среди славян Моравии, среди болгар, которым византийские миссионеры несли христианскую веру; византий-{47}ская церковь все более и более принимала национальный характер, еще сильнее подчеркнутый расколом, который был подготовлен Фотием (867 г.). Во внешней политике, несмотря на угрозу со стороны болгар в начале IX в. и потерю Крита (826 г.), лишавшую византийцев господства на морях, возобновилось наступление против мусульман в Малой Азии, и все предвещало великолепный апогей, который при Македонской династии должен был дать империи полтора века процветания, величия и славы.
К счастью для Византийской империи, ею в эти сто пятьдесят лет управляли выдающиеся императоры: Василий I, основавший новую династию, затем узурпаторы Роман Лекапин, Никифор Фока, Иоанн Цимисхий, сохранившие, однако, жизнь законным представителям и уважавшие их права, и, наконец, Василий II. На всех рубежах империи эти правители достигли выдающихся успехов. В Азии граница после наступления на мусульман отодвинулась от Галиса до Евфрата и Тигра, была завоевана северная Сирия, и Иоанн Цимисхий довел свои победоносные полки до ворот Иерусалима. Отвоевание Крита возвратило Византии господство в восточном Средиземноморье. В Европе Василий II в результате тридцатилетней войны (986-1014 гг.) разрушил болгарское царство, оспаривавшее у Византии при царях Симеоне и Самуиле гегемонию на Балканском полустрове. Никогда со времени Юстиниана Византийская империя не знала подобной экспансии. Она простиралась от Дуная до Антиохии и Сирии на севере, от присоединенной Армении до отвоеванной южной Италии; вокруг империи группировались вассальные государства: итальянские и славянские, кавказские и армянские; Русь, обращенная в христианство с 989 г., вошла целиком в сферу влияния Византии. Внутри был восстановлен порядок, крупные феодальные {48} восстания подавлены, императорская власть окрепла как никогда; литература и искусство получили блестящее развитие. После смерти Василия II (1025 г.) нетрудно было бы при твердом и разумном правлении продлить это замечательное процветание. К несчастью, управление империей попало в руки женщин и посредственных правителей, и скоро начался упадок. Результатом недоверия центральной власти к крупным феодалам, поддерживаемым армией, было разложение высших военных учреждений; лучшие полководцы попали в немилость, и власть перешла в руки бездарных гражданских правителей. Патриарх Керулларий воспользовался слабостью императорской власти для разрыва с папством, что окончательно освободило православную церковь от подчинения Риму (1054 г.). С другой стороны, империи снова угрожала серьезная опасность извне: на западе норманны овладели Южной Италией, еще принадлежавшей Византии; на востоке турки-сельджуки вторглись в Малую Азию, и поражение при Манцикерте (1071 г.), где император Роман Диоген попал в руки мусульман, угрожало потерей всей Анатолии. В Иконии был основан султанат сельджуков, а в это время в Костантинополе множились придворные интриги, происходили дворцовые перевороты, восстания. В 1081 г., в то время как за престол боролись три претендента, сельджуки дошли до берегов Босфора и стали против Константинополя. Все призывали спасителя. В это время Алексей Комнин овладел императорской властью и основал новую династию (1081 г.). И снова в продолжение целого столетия Византией управляли выдающиеся императоры: Алексей и Иоанн, отличные полководцы, хорошие администраторы, способные дипломаты; Мануил, наиболее привлекательный из этого дома, храбрый до безрассудства и тонкий богослов, изящный, с одинаковым пылом отдававшийся науке и кутежам, соединяв-{49}ший в себе рыцарские качества Запада с традиционным византийским умом, - быть может, последний из великих правителей на императорском троне; наконец, Андроник, романтические приключения которого не должны заслонить от нас тот факт, что при его вступлении на престол современники ставили его в один ряд с величайшими правителями. Благодаря этим выдающимся людям Византийская империя достигла в XII в. последнего блестящего подъема. Против внешних врагов Алексей боролся энергично и успешно. Он нанес поражение норманнам, когда те сделали попытку завоевать восточное побережье Адриатического моря, и навязал Боэмунду унизительный мир; он остановил в Азии продвижение турок-сельджуков. Правда, приход в Константинополь первого Крестоносного воинства вызвал у императора большую тревогу; но искусной дипломатией он сумел заставить крестоносцев признать свою власть и благодаря их победам над сельджуками смог отвоевать значительную часть Малой Азии. У преемников его были широкие замыслы: Мануил (1143-1180 гг.) заставил латинских правителей Антиохии признать свою власть и распространить влияние Византии до Иерусалимского королевства; как некогда Юстиниан, он мечтал восстановить древнюю Римскую империю и снова сделать Рим ее столицей. В течение всего XII в. Константинополь был одним из центров европейской политики; внутри, где был восстановлен порядок и императорская власть была прочнее чем когда бы то ни было, двор Комнинов, изящный и утонченный, покровительствовавший культуре и искусству, выказывал блеск, который всегда сохраняла византийская культура; Константинополь поражал своим богатством и благосостоянием всех, кто его посещал. Но широкие планы Мануила не увенчались таким успехом, какого он ожидал. Ему не удалось разбить в Италии норманнских королей; {50} с другой стороны, вызывала тревогу враждебность папства к еретикам-грекам и домогательства Венеции, сначала заключившей с Алексеем союз против норманнов, но впоследствии вступившей в конфликт с его преемниками. Наконец, и в борьбе против Фридриха Барбароссы, которому Мануил отказывал в титуле императора, он не достиг больших успехов, но своими завоевательными планами обеспокоил весь Запад. Конец его правления был отмечен тяжкими поражениями: борьба, которую он слишком поздно начал против Иконийского султаната, усилившегося в течение XII в., окончилась поражением при Мириокефале (1176 г.), предвещавшим потерю всей Малой Азии. Взятие Фессалоники норманнами (1185 г.) было новым предостережением, как и восстановление Болгарского царства и основание независимого Сербского королевства. И когда после переворота, который сверг Андроника Комнина, власть попала в руки посредственных правителей из династии Ангелов, положение еще более ухудшилось. В 1204 г. под влиянием Венеции, устремившей алчные взоры на богатства Константинополя, четвертый крестовый поход, предпринятый с целью освобождения гроба господня, закончился захватом Византии латинянами; в первый раз со времени своего основания столица империи попала в руки врагов. Латинский государь сел на трон Комнинов; латинские государства были основаны в Афинах и Пелопоннесе; Венеция основала на Средиземном море настоящую колониальную империю; то, что осталось от византийской империи, раздробилось на отдельные государства: Трапезундскую и Никейскую империи, Эпирский деспотат. Казалось, что наступил конец Византийской империи. Во всяком случае разгром 1204 г. был ударом, от которого она никогда не могла вполне оправиться.
Но после великого потрясения пробудилось почти исчезнувшее национальное чувство. Выдаю-{51}щимися представителями византийского патриотизма были правители Никейской империи Феодор Ласкарь и особенно Иоанн Ватац (1222-1254 гг.). Им удалось основать в Малой Азии значительное государство, подчинить своему господству деспотов Эпира и, опираясь на союз с болгарами, повести энергичную борьбу против слабой Латинской империи. В 1261 г. Михаил Палеолог вступил, при поддержке генуэзцев, соперников Венеции, в Константинополь и утвердил на троне династию Палеологов.
Михаил VIII Палеолог (1261 - 1282 гг.) был, без сомнения, последним выдающимся императором Византии. Ему удалось проникнуть в латинский Пелопоннес; он отбил попытки Карла Анжуйского завоевать восточный берег Адриатического моря; он привел в порядок финансы, флот и армию. Но после его смерти начался упадок, который уже не прекращался. Конечно, во главе империи еще стояли время от времени значительные люди: Иоанн Кантакузин (1341-1355 гг.), Мануил Палеолог (1391 - 1425гг.), которые могли бы спасти империю, если бы это еще было возможно. Но ее уже нельзя было спасти. На Балканском полуострове второе Болгарское царство и особенно Сербское государство Стефана Милутина и Стефана Душана оспаривали гегемонию у Византии; в Константинополе венецианцы и генуэзцы без стеснения эксплуатировали то, что оставалось от богатств Византии, и часто распоряжались там, как хозяева; наконец, турки-османы заняли всю Малую Азию, сделав столицей Бруссу, вблизи Константинополя. Вскоре, проникнув на европейскую территорию, они перенесли столицу в Адрианополь (1365 г.). Под их тяжелыми ударами территория Византийской империи вce сокращалась; турки овладели Фракией, Македонией и навязали слабым византийским правителям нечто вроде вассальной зависимости. Теперь {52} в состав Византийской империи входили только Константинополь и территории, отрезанные от столицы - Фессалоника и греческий деспотат Мистры, возникший на месте Ахейского латинского герцогства. В то время как султаны почти уже завершили завоевание Балканского полуострова, разрушив Болгарское царство, уничтожив сербов на Коссовом поле (1389 г.), Византийская империя с каждым днем все более слабела; она лишилась армии, флота, финансов; патриотическое чувство исчезло. Тщетно пытались византийские императоры установить церковную унию, чтобы добиться поддержки Запада; крестовые походы в Никополь (1396 г.) и в XV в. в Варну (1444 г.) не дали никаких результатов; своей политикой унии с Римом императоры лишь вызвали оппозицию церковников и народа. В 1397 г. казалось, что Константинополь, осажденный султаном Баязидом, падет и с ним погибнет империя. Нашествие монголов и поражение при Анкаре Баязида, попавшего в руки Тамерлана, продлили почти на полвека существование империи. Но вскоре Константинополь был снова осажден турками, и Фессалоника попала в их руки (1430 г.); Морейский деспотат дважды испытал на себе их вторжение. Конец наступил, когда в 1451 г. султаном стал Мухаммед II. С огромной армией осадил он в 1453 г. Константинополь, и 29 мая 1453 г. последний византийский император Константин Драгас героически погиб на укреплениях столицы, а на следующий день султан-победитель вступил в храм св. Софии.
Такова в общих чертах история Византийской империи с 330 до 1453 г. Мы видели, что она охватывает много блестящих периодов: в VI в., при Юстиниане, в последний раз была восстановлена Римская империя; в VIII в. исаврийские императоры отражают натиск ислама и реорганизуют абсолютную монархию на новой основе; в X в. выдаю-{53}щиеся правители из Македонской династии превращают Византию в великую державу Востока; в XII в., при Комнинах, греческая империя является одной из самых блестящих во всем европейском мире; в XIV и XV вв. в умирающей Византии возникает мощное интеллектуальное движение, предвосхищающее гуманистические идеи Возрождения, и византийское искусство в последний раз озаряется великолепным блеском. Мы видим, что нельзя говорить только об упадке: надо сказать также и о величии. На протяжении одиннадцати веков перед Византийской империей стоял ряд проблем, которые теперь следует рассмотреть, чтобы исследовать, как они были разрешены. {54}
ГЛАВА IV
НАЦИОНАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА
Среди проблем, стоявших перед правительством империи, одной из наиболее серьезных была национальная. Население Византийской империи, как мы уже видели, не было однородным. Начиная с V в. наряду с сильным большинством греческих и эллинизированных элементов некоторые провинции: Сирия, Месопотамия, Египет, Армения, а в Европе Иллирия, были в значительной степени заселены негреческими элементами. VII в. принес с собой еще более значительные изменения. Если арабское нашествие отделило от империи большинство провинций с негреческим населением, то к этому же времени сильно изменился и этнографический состав Балканского полуострова. Там обосновались славянские народы, хорваты и сербы, в северо-западной части полуострова и к концу века - болгары в северо-восточной части. Эти народы образовали независимые государства. Кроме того, на территории, оставшейся под властью империи, славяне проникли большими массами в области, обезлюдевшие после вторжений VI в.; вся страна, говорит Константин Багрянородный, ославянилась и сделалась варварской, oфлaBwфn пoa хwрa ka yeveto BaрBaрoc.
В Македонии, в областях вокруг Фессалоники, обосновались славянские племена - смолене, верзиты, баюниты, рунчины, дреговичи, сагудаты, образовавшие нечто вроде маленьких государств, которые назывались в Византии "славиниями"; эти {55} племена часто осаждали Фессалонику и пытались захватить город св. Димитрия. Велигосты, верзиты проникли в Фессалию, в Среднюю Грецию и до Пелопоннеса. Другие славяне в своих однодеревках, суденышках, вырубленных из цельного ствола дерева, заняли некоторые из Кикладских островов; славянские племена проникли даже в Малую Азию. Переселения, неоднократно производившиеся по приказу императоров, завершили этот процесс, и население Балканского полуострова являло собой чрезвычайно пеструю смесь различных национальностей. Таким образом, в Европе почти не оставалось византийской национальности, тогда как до XI в. Малая Азия незначительно изменилась в своем этнографическом составе. Тем не менее империя сохраняла свое единство. Какими средствами достигалось или поддерживалось это единство? Прежде всего силой. Императоры VII века, Констант II и Юстиниан II, совершали военные походы против македонских "славиний" и принудили их подчиниться императорской власти; в VIII в. была создана новая фема Стримон - явное доказательство подчинения этих племен. В конце VIII в. императрица Ирина покорила славян, проживавших в Греции, направив против них большую военную экспедицию во главе со Ставракием. Тем не менее покорение отдельных племен было номинальным; еще в IX в. милинги и езериты, обосновавшиеся в области Тайгета, причиняли много беспокойства стратегу Пелопоннеса. Всегда готовые к восстанию, отнюдь не склонные платить установленные налоги, они стремились остаться независимыми; для подчинения их потребовалось несколько военных экспедиций, в результате которых налоги были сильно увеличены. Чтобы обеспечить подчинение всех этих славян, были построены мощные крепости: Фессалоника для Македонии, Никополь и Диррахий для Эпира и части Иллирии, крепости Эвбеи для средней Греции, {56} Патры и Коринф для Пелопоннеса. Наряду с этими мерами, имевшими целью поддержать порядок, императоры охотно пользовались для умиротворения славян поощрительными мерами: понижением налогов, торжественными приемами во дворце и т. д. Все это могло обеспечить лишь внутренний порядок. Но перед правительством стояла и более важная задача: установить единство и приобщить все население к эллинизму и православию.
Греческий язык был языком администрации, церкви, крупных учебных заведений, университета и патриаршей школы в столице, а также епископальных и монастырских школ в провинции. Так всюду распространялась греческая культура. Победоносное наступление Византии в Малой Азии в X-XI вв. имело результатом широкое распространение греческого влияния, например, в Каппадокии. Наконец, Константинополь привлекал к себе из всех провинций людей, которые стекались в столицу для ведения торговых дел, судебных процессов, для внешней торговли на этом большом международном рынке; столица подчиняла своему влиянию всех, кто туда приезжал. Так греческий язык мало-помалу становился национальным языком империи, на котором все говорили, который все, по крайней мере, более или менее понимали.
Но еще значительнее был процесс ассимиляции, происходивший под влиянием общей православной религии. Как хорошо заметил Рамбо, в Византийской империи православие заменяло собой национальность. Сперва пытались обратить в православие, в случае нужды, даже посредством преследований, еще остававшихся в империи еретиков - манихеев, павликиан, богомилов. Но наиболее поучительно то, что мы узнаем из епископальных списков начала X в.; там встречаются весьма ценные сведения. В актах собора 879 г. появляются уже новые епископства со славянскими названиями, как епископ-{57}ства Моравии, Эзера, Другувитов, а в епископальном списке Льва Мудрого целая группа таких епископств, зависящих от митрополитов Филиппополя и Филипп, как, например, епископства Лутица, Великия, Смолен, Драмитца, Ионница или епископства Вундица и Хунавия, зависевшие от митрополитов Навпакта и Диррахия. Все эти новые епископства предназначены были для обращения в христианство славянских племен Македонии и Эпира. Подобные же указания встречаются в списках епископств, подчиненных митрополитам Фессалоники и Лариссы, а для Пелопоннеса - епископств, подчиненных Патрам и Коринфу. Наконец, в области Тайгета, где масса населения была еще языческой, усиленно проповедывалось христианство. Так среди всех славянских племен, издавна обосновавшихся в империи, была проведена великая работа, особенно в правление Василия I, возможно, по почину патриарха Фотия; еще остававшиеся языческими племена были обращены в христианство.
Подобная же деятельность проводилась и на территории, завоеванной византийцами в X в., в восточной Каппадокии, в новых фемах Ликанда и Месопотамии и даже в фемах, существовавших лишь временно, как в Самосате, где была основана резиденция митрополита. В Южной Италии также был создан целый ряд епископств, во главе которых были поставлены греческие священники: 8 в Калабрии, зависевших от митрополии в Санта Северина, 5 в области Отранто, зависевших от митрополии в Отранто. Были созданы новые епископства в Армении с греческими священниками во главе для борьбы с армянской церковью. С X в. Мелитена сделалась резиденцией митрополита, которому были подчинены 9 епископств; при Василии II там же было создано 21 греческое епископство, подчиненное 3 митрополитам. Так, благодаря православной религии империя об-{58}ретала единство, которое язык и народность давали ей лишь частично. Правительство империи стремилось вместе с тем завоевать популярность у населения присоединенных областей. Когда Василий II разрушил болгарское царство, управление новыми провинциями естественно перешло к высшим византийским чиновникам; но Василий хотел, чтобы в завоеванной Болгарии "ничто не изменилось и всюду сохранялся прежний порядок". Болгары продолжали, как и прежде, платить натуральные налоги и были подчинены сложной византийской финансовой системе. Вследствие умелой раздачи титулов и званий верхушка болгарской знати врастала в администрацию империи, а в результате частых браков высшие классы Болгарии сливались с византийской аристократией. Но особенно важно было то, что несмотря на упразднение болгарского патриархата болгарская церковь продолжала существовать, как независимый от Константинополя организм; во главе ее был поставлен болгарский священник, прежний рядовой служитель патриархата. Болгарское духовенство сохранило все свои привилегии и иммунитетные права. В Южной Италии многие должности императорской администрации были тоже поручены представителям местной знати, и эта политика терпимости обещала самые благоприятные для империи результаты.
Тем не менее Византийская империя продолжала называться Римской империей, а император официально именовался Baoiлec tv 'Пwuaiwv. Слово "эллин" издавна было для византийцев синонимом язычника. Но в конце XIV в. и в первой половине XV в. произошло любопытное изменение - внезапное пробуждение греческой национальности. В сочинениях писателей этой эпохи вдруг снова появляются имена Перикла, Фемистокла, Эпаминонда и воспоминания о том, что эти великие предки некогда сделали "для общественного блага, для родины". В этих сочине-{59}нях слово "эллин" принимает новое значение. Гемист Плифон в докладной записке Мануилу II при его посещении Пелопоннеса писал: "Мы, повелителем и императором которых вы являетесь, происходим от расы греков, как об этом свидетельствуют наш язык и традиции нашей родины". Аргиропул умоляет Константина Драгаса принять титул императора греков. "Только этот титул сможет обеспечить благополучие свободных греков и освобождение их братьев-рабов". И в любопытном отрывке почти пророческого характера историк Халкокондил писал: "Влияние греческого языка велико и еще возрастет в тот день, когда греческий император и его преемники восстановят греческую империю, где объединенные сыны эллинов будут сами управлять собой и образуют нацию".
Конечно, эти иллюзии кажутся странными в тот исторический момент, когда турки уже стоят у ворот Константинополя и Мухаммед II готовится разрушить Византийскую империю. Тем не менее остается замечательным фактом, что в умирающей Византии эллинизм снова напряг все свои духовные силы и последним лучом озарил наступивший мрак как бы с тем, чтобы вызвать тени славного прошлого и возвестить о будущем. И, может быть, если бы Византийская империя не погибла, она, усвоив эти идеи, обрела бы свой подлинный национальный облик. {60}
ГЛАВА V
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
Немного было в мире государей, обладавших большей властью, чем византийский император. Немного было государств даже в средние века, развивших более совершенную концепцию монархической власти. Наследник римских цезарей, правитель Византии был imperator, то есть одновременно военный вождь и законодатель. Под влиянием Востока он сделался автократором, деспотом, а начиная с VII в. басилевсом, то есть императором по преимуществу, государем, располагающим абсолютной властью. Наконец, христианство превратило его в божьего избранника и помазанника, представителя бога на земле, его наместника во главе армии и, как говорили в Византии, в равноапостольного государя - isapostolos. Чтобы еще более поднять авторитет личности императора, Византия окружила его всей сложностью этикета, всем блеском церемониала1*; художники изображали императоров и даже императриц с нимбом вокруг головы, как святых. Но, с другой стороны, немногие государства переживали столь частые перевороты. Подсчитано, что с 395 по 1453 г. из 107 государей, занимавших трон Византии, только 34 умерли своей собственной смертью, 8 - на войне или жертвами случая; остальные отреклись, добровольно или {61} уступая насилию, или же умерли насильственной смертью, будучи отравлены, заколоты кинжалом, удавлены, искалечены; за 1058 лет насчитывается в общей сложности 65 дворцовых переворотов, совершенных улицей или казармой, и Моммзен имел право сказать, что Византийская империя - это "абсолютизм, умеряемый переворотом или убийством". Здесь мы встречаемся с очевидным противоречием, вызывающим удивление, и на этой основе выдвигается политическая проблема, причины и последствия которой необходимо определить.
______________ * 1 См. об этом мою книгу: Byzance, grandeur et decadence, p.p. 25-36.
Византийская империя, как и Римская, долго страдала тяжелым конституционным пороком, - отсутствием закона о престолонаследии, регулирующего правильную смену правителей на троне. Первые императоры назначались по выбору сената, при одобрении народа и армии. Не было императорской фамилии, императорской крови; к трону могли придти самые низшие; каждый имел возможность стать императором. Византийская история полна примеров восхождения на вершину власти подобных "выскочек": Лев I, по народному преданию, был мясником, и в Константинополе показывали стойку, за которой он со своей женой торговал мясом. Юстин I был крестьянином из Македонии, пришедшим в Константинополь босиком, с мешком за плечами. Подобно ему, его племянник Юстиниан был простым крестьянином из Иллирии; Фока был только центурионом, когда он занял место Маврикия; Лев Исавр сначала был ремесленником, Лев V и Михаил II - конюшими крупных вельмож. Василий I был крестьянином армянского происхождения, родители которого вынуждены были покинуть родину и впали в глубокую нищету. "Болезнь пурпура" сделалась в Византии страшной болезнью, еще более развитой благодаря суеверию. Среди обещаний, которые давали составители гороскопов, наиболее обычным было обещание высшего звания. Так было {62} со Львом III, Львом V и Михаилом II, которым монах объявил, что они вступят на трон. Так было с Василием I; мать его увидела во сне выходящее из ее чрева золотое дерево, которое все разрасталось и покрыло тенью весь дом; того же Василия I, пришедшего в Константинополь в бедной одежде, с мешком за спиной, приветствовал как императора игумен монастыря, у ворот которого он заснул. Успех немногих счастливцев окрылял надеждой других узурпаторов. Строгости, жестокости, имевшие целью подавить эти попытки, не достигали дели. Как только центральная власть ослабевала, появлялись претенденты и начиналась анархия, в конце VII и начале VIII в. после падения фамилии Ираклия в течение двадцати лет сменилось шесть или семь императоров, возведенных на трон посредством переворота. В начале IX в., с концом Исаврийской династии, три или четыре переворота менее чем за двадцать лет вознесли на трон узурпаторов. Такие же явления происходили во второй половине XI в., от 1056 до 1081 г., после того как сошла со сцены Македонская династия; в конце XII в., когда прекратилась династия Комнинов; в XIV в., в период правления слабых государей из дома Палеологов.
Несмотря на это постепенно развивается идея легитимности. Много было сделано для ее укрепления Василием I, который, по выражению Константина VII, "дал императорской династии более мощные корни, чтобы из них вышли великолепные ветви". С этих пор существует императорская фамилия, члены которой именуются "багрянородными", существуют династии: Македонская, правившая 189 лет, династия Комнинов, правившая 104 года, Палеоло-гов, занимавшая трон в течение 192 лет. Почти всемирный почет окружает императорскую власть. По общему убеждению "тот, кто правит в Константинополе, всегда остается победителем", и восставать {63} против законного императора более чем преступление - безумие. Характерно, что в этой восточной монархии правили даже женщины, чего никогда не было на Западе, и эти женщины, Ирина, Феодора, Зоя, пользовались популярностью. Порой мы сталкиваемся здесь с необычайными и странными явлениями. Как бы для того, чтобы искупить преступление против законности, наследник узурпатора присуждает к смерти тех, кто участвовал в заговоре, подготовленном его отцом: Феофил казнит убийц Льва V, свергнутого с престола его собственным отцом Михаилом II; Лев VI посылает на казнь друзей Василия I, которые помогли ему убить Михаила II. Конечно, это не мешает узурпациям: в X в. они совершаются Романом Лекапином, Никифором Фокой, Иоанном Цимисхием, но эти узурпаторы чувствуют себя обязанными сохранять жизнь законным государям вместо того, чтобы, как прежде, освобождаться от них посредством убийства; и общественное мнение всегда готово поддерживать права законного государя, как это показывает переворот 1042 г., когда народ Константинополя восстал, чтобы восстановить на троне императрицу Зою, свергнутую Михаилом V, "ту, которая законно владела наследием имлераторской власти, ту, чей отец был императором, как и дед и прадед". Однако развитие идей законности не исключает узурпации и переворотов даже в среде самой императорской фамилии. Андроник Комнин свергает сына своего двоюродного брата императора Мануила, Алексей Ангел - своего брата Исаака, Михаил Палеолог захватывает место законного государя Никеи, и в XIV в. сыновья Иоанна V и Мануила II восстают против своих отцов. Интересно взглянуть, как осуществляются эти перевороты и в ком они находят поддержку. Главную роль в них играет армия. Это большая сила; в тяжелых обстоятельствах Византия именно от нее ждет опасения. Именно армия посредством своего {64} рода pronunciamentos возвела на трон некоторых из наиболее выдающихся императоров Византии, как, например, Ираклия, освободившего империю от тирании Фоки, Льва Исавра, положившего конец жестокой анархии начала VIII в., Никифора Фоку, прославившего империю в X в., Алексея Комнина, спасшего ее от кризиса конца XI в. Я не говорю уже о бесчисленных претендентах, вроде Георгия Маниака, Варды Фоки, Варды Склира и многих других, веривших в преданность своих солдат и рассчитывавших с их помощью возложить на себя императорскую корону и надеть пурпуровую обувь, но не сумевших добиться осуществления своей мечты. Все эти недовольные и честолюбивые военачальники, а также все те, кто в дни кризисов беспокоился о величии империи, искали и находили поддержку в военных лагерях, среди преданных им войск. К войскам прибегали и в самом Константинополе, когда боялись за свою личную безопасность, как, например, Исаак Комнин и его военачальники, подвергшиеся нападкам со стороны Михаила VI, Алексей Комнин, которому угрожали слуги Вотаниата, и, наконец, представители крупной аристократии - все эти Дуки, Комнины, Ангелы, выдающиеся военачальники и крупные феодалы, чья оппозиция всегда была опасна для императорского правительства. Перевороты находили поддержку и в столице. Население Константинополя отличалось большой впечатлительностью и возбудимостью; недовольство своим положением порождало в нем склонность к восстаниям, и в этих случаях оно, отдаваясь своим страстям, становилось жестоким и кровожадным. В столице всегда было много людей без определенных занятий, искателей приключений, воров, нищих, постоянно готовых поддержать восстание, из которого они надеялись извлечь пользу. В этом слое находили верных последователей все движения, волновавшие столицу. Иногда население и само поднималось на восстание. {65} Такой именно характер носило восстание Ника в 532 г., которое едва не привело к свержению Юстиниана, или восстание 1042 г., когда Михаил V лишил трона императрицу Зою и когда народ принял участие в борьбе на стороне старой императрицы в великом и неожиданном порыве, таинственном пробуждении народной души, как говорит Пселл в прекрасном и живом рассказе об этом событии. Иногда перевороты совершала церковь: в 963 г., когда Никифор Фока, провозглашенный императором солдатами в каппадокийской Кесарии, стоял под стенами Константинополя, патриарх Полиевкт объявил себя противником старого правительства и с помощью народа, сражавшегося на улицах против солдат императора, овладел городом и открыл ворота Фоке. В 1057 г. патриарх Керулларий принимает в храме св. Софии недовольных военачальников и разрешает им подготовить здесь восстание; он помогает народу выдвинуть Исаака Комнина, заставляет старого императора Михаила VI отречься от престола и, образовав временное правительство, провозглашает Исаака Комнина императором. В этом случае императора возвел на трон патриарх. Наконец, в самом священном дворце, в окружении государя, включая и членов императорской фамилии, возникали постоянные интриги и заговоры против императора; всесильный сановник паракимомен Василий, незаконнорожденный сын Романа Лекапина, составлял заговоры почти против всех императоров, которым он служил; императрица Феофано, когда ей надоел ее супруг, подготовила в тени гинекея убийство Никифора Фоки и взяла себе в любовники Иоанна Цимисхия. Таким образом, императорский дворец нередко становился местом, где развертывались кровавые трагедии: Лев V был убит в рождественское утро 820 г., в тот момент, когда он управлял хором в одной из дворцовых церквей; Михаил III был удушен во дворце {66} Василием и его друзьями, а Никифор Фока заколот участниками заговора, подготовленного в мельчайших деталях императрицей.
Можно легко понять последствия этих бесчисленных переворотов: прежде всего гражданская война между узурпаторами и правительством, например Андроника Младшего против его деда Андроника II, Иоанна Кантакузина против Иоанна V Палеолога; эта гражданская война осложняется тем, что обе стороны обращаются за помощью к врагам империи; в XIV в. императорское правительство, как и его противники, добивается помощи болгар, сербов, турок и не колеблется обещать им взамен значительную часть византийской территории или даже соглашается на вассальную зависимость от них. Перевороты эти ослабляли императорскую власть. Известны, конечно, и в византийской истории периоды, когда императорская власть была сильной и прочной; некоторые императоры занимали трон в течение долгих лет. Юстиниан, сначала от имени своего дяди, а затем в качестве императора, правил почти полвека; Ираклий и Константин V правили - один в течение 31 года, другой 35 лет; Василий II успешно правил 49 лет, это самое продолжительное правление в истории Византии; и, наконец, Комнины Алексей и Иоанн занимали трон - первый 37, второй 25 лет, Мануил Комнин - 37 лет. Но и эти императоры всегда находились под угрозой переворота; это видно на примерах интриг, которые вела против своего брата Иоанна Анна Комнин и против Мануила - его родственники. Когда императорская власть слаба, все стараются этим воспользоваться; младшие члены императорской семьи стремятся получить от императора владения в Фессалонике и Морее, где они чувствуют себя почти независимыми; крупные феодалы, как Варда Фока или Варда Склир, пользуются случаем, чтобы восстать или же создать совершенно {67} независимые небольшие государства, как это было в конце XII в. с Гаврами в Трапезунде, Комнинами на Кипре, Львом Сгуром в Арголиде и Афинах. Вот почему эта империя, где заглохло всякое национальное чувство, всякий патриотизм, накануне IV крестового похода начинает раздробляться. Положение еще ухудшилось, когда крестовый поход 1204 г. сокрушил Византийскую империю. На территории, оставшейся от разрушенной империи, создаются отдельные государства в Трапезунде, Никее, Эпире и других местах. Энергичные никейские правители создали в Малой Азии значительное государство; они подчинили своей власти деспотат Эпира и восстановили в Константинополе Византийскую империю. Но при Палеологах снова начинаются перевороты: идет гражданская война между претендентами и правительством, ожесточенная борьба между сторонниками и противниками унии с Римом, борьба, в которой по очереди играют роль венецианцы и генуэзцы; на помощь призывают турок, которые все чаще вмешиваются в дела империи. Империя все более и более расчленяется. Конечно, эти перевороты не были единственной причиной этого жалкого упадка; но политическая проблема, как она ставилась в Византии, без сомнения сыграла здесь большую роль; эту проблему византийские императоры не могли разрешить до конца, несмотря на все их усилия, несмотря на всю полноту власти, которой они располагали. {68}
ГЛАВА VI
РЕЛИГИОЗНАЯ ПРОБЛЕМА
Религиозная проблема имела в Византийской империи исключительно важное значение. Мы знаем, какую существенную роль играла церковь в византийском обществе. Чтобы в этом убедиться, достаточно ознакомиться с книгой "О церемониях", где описывается церемониал, которому должен был подчиняться император. Справедливо было сказано, что император, выполнявший эти предписания, по существу вел образ жизни первосвященника. С того дня, когда Константин превратил христианство в государственную религию, он дал императорскому правительству право вмешиваться во все церковные дела и самовластно распоряжаться церковью: управлять ее материальными ресурсами, назначать на церковные должности. Власть императора в вопросах религии казалась, таким образом, почти абсолютной. Император созывал соборы; когда он не мог лично присутствовать на заседаниях собора, его представляли высшие сановники. Он утверждал решения "отцов церкви", и эти решения приобретали силу закона лишь после ратификации императора. Многие из них гордились тем, что были выдающимися богословами, и на этом основании они присваивали себе право устанавливать религиозные догматы. Некоторые из них, например Юстиниан, писали длинные трактаты для обоснования своего мнения по тому или иному вопросу религии. {69}
Император вмешивался даже в назначения высших духовных сановников. Когда происходили выборы константинопольского патриарха, синод представлял императору три кандидатуры. Но император оставлял за собой право выдвинуть четвертое лицо, если предложенные кандидаты его не удовлетворяли, так что фактически "патриарха назначал император. И точно так же он имел возможность сместить патриарха, когда считал это необходимым, либо приказывая низложить его по религиозным или политическим причинам, либо заставляя его отречься. Так, при Льве VI патриарх Николай, обвиненный в государственной измене и заговоре против императорской власти, был смещен и заменен другим, близким другом и любимцем императора. При Исааке Комнине патриарх Михаил Керулларий, претензии которого вызывали тревогу у императора, был арестован и заключен в монастырь в ожидании процесса, для которого Пселлу было поручено написать длинную и резкую обвинительную речь. Только смерть избавила Керуллария от неизбежного приговора. При Алексее Комнине патриарх Косьма, поддержавший требование императрицы Ирины торжественно короновать ее на равных правах с мужем, навлек на себя гнев императора и вынужден был отречься.
Подобным же образом действовал император и по отношению к высшим сановникам церкви и даже к римскому папе. Юстиниан велел арестовать папу Сильвестра, дурно обращался с папой Вигилием, прибывшим в Константинополь и не выразившим покорности императорской воле. В VII в. папа Мартин был арестован солдатами Равеннского экзарха и доставлен в Константинополь, где против него возбудили политический процесс; он был приговорен к изгнанию и сослан в Херсонес. В VIII в. папы тоже находились под угрозой насилия, и если они от нее избавились, то лишь благодаря вме-{70}шательству и защите римского войска. Та же политика насилия, чередовавшегося с подкупом, проводилась по отношению ко всему духовенству.
Таким образом, церковь была в полном подчинении у императора. Церковь, впрочем, воспринимала это вмешательство императора в свои дела как вполне законное явление. Патриарх Мина говорил в VI в.: "Ничто не должно совершаться в святейшей церкви против воли и приказаний императора". Один хронист XII в. пишет: "Император является для церкви высшим господином и хранителем веры". К тому же времени историк Никита в любопытном отрывке сообщает, что "императоры считают для себя оскорблением, если в них не хотят видеть существ боговдохновенных, наподобие Соломона, глубоких знатоков божественной науки, основателей церковных канонов, одним словом непогрешимых толкователей дел божественных и человеческих; они полагают, что и в церковных делах император не подчиняется никому и является неоспоримым толкователем, судьей и определителем догматов". Очень характерно поэтому, что из всех светских лиц только один император имел право вместе с духовенством переступать порог царских врат алтаря. Таким образом в отношениях между государством и церковью ничто не ограничивало императорской власти.
Однако константинопольский патриарх был весьма могущественным лицом, с которым нельзя было не считаться. Со времени Халкидонского собора он был в церковной иерархии лицом второго ранга, непосредственно после римского папы. В VII в., когда Александрия, Иерусалим и Антиохия попали в руки арабов, он остался единственным патриархом Византийской империи и намеревался играть на Востоке роль, какую на Западе играл папа. Некоторые патриархи, например в эпоху Григория Великого, принимали титул вселенского патриарха и считали себя равными римскому перво-{71}священнику. И действительно, константинопольский патриарх был как бы папой Византийской империи. Сфера его влияния была огромна. В X в. он управлял 57 митрополиями, 49 архиепископствами и 514 епископствами, вследствие чего обладал ни с чем не сравнимым влиянием в империи. Он руководил всей религиозной политикой Византии - обычно в согласии с императором. Патриарх располагал мощными средствами воздействия на императора. Он мог оспаривать и порицать с высоты амвона храма св. Софии действия правительства, мог отлучить императора от церкви, наложить на него тяжелое покаяние, запретить ему вход в церковь на более или менее длительный срок. Патриарх Николай в день большого праздника осмелился остановить на пороге храма св. Софии императора Льва VI с его великолепной свитой и запретить императору вход в святилище. Патриарх Полиевкт после женитьбы Никифора Фоки на Феофано запретил императору вход в великий храм и наложил на него длительное покаяние. Этот же патриарх под угрозой отлучения от церкви заставил Иоанна Цимисхия отказаться от мер, направленных против церковных привилегий. И перед этими строгими мерами, достаточно унизительными для императорского авторитета, император вынужден был хотя бы временно склониться. Это еще более возбуждало властолюбие патриархов и толкало их на открытую борьбу с императорами. Патриарх Николай дошел до того, что писал: "Если император, по внушению диавола, издает приказ, противоречащий божественному закону, ему не следует подчиняться; надо считать, что безбожный приказ, исходящий от безбожного человека, не имеет никакой силы". Патриарх Керулларий пошел еще дальше: он объявил, что первосвященнику наравне с императором принадлежит привилегия носить пурпуровую обувь в знак того, что его власть в области церковной равна власти императора в области {72} политической. Он говорил: "Между патриархом и императором нет никакой или почти никакой разницы, а что касается почестей, которые должны им воздаваться, то права патриарха даже выше императорских". Таким образом, патриарх обладал огромным авторитетом. Наконец, глава византийской церкви был очень богат, что оказывалось не менее сильным орудием. Он был очень почитаем в столице, пользовался большой популярностью, и это часто толкало его на попытки вмешиваться в важные политические дела. Мы видели роль патриарха Полиевкта в перевороте 963 г., Михаила Керуллария в событиях 1057 г. Успех этих переворотов показывал, какой угрозой могла стать власть патриарха для безопасности императора и благосостояния государства, и бесспорно свидетельствовал о необходимости почтительного отношения к главе константинопольской церкви.
Развитие монашества создавало в церкви наряду с патриархом другую силу, с которой также следовало считаться. Византийское общество относилось к монахам с благоговением; императоры первые выказывали глубокое уважение к людям, отказавшимся от земных благ, чтобы принять "чин ангельский". Юстиниан говорит в одной из своих новелл, что мо-нашество является "не только по природе своей святым, так как оно приводит души к богу и, следовательно, спасительно для тех, кто принимает иноческий чин, но и полезным всему обществу святостью нравов и молитвами, которые оно обращает к богу", и далее: "Если эти чистые руки и святые души молятся за империю, армия будет крепка, благополучие империи упрочится, земледелие и торговля будут процветать под благодетельным влиянием божьим". И все общество рассуждало так же, как император. Богатый византиец считал за честь основать и щедро одарить новый монастырь. Почти все византийцы, даже наиболее с виду равнодушные, в предчувствии {73} смерти проявляли желание вступить в монастырь, надеть на себя облачение монаха и умереть в святости, чтобы обеспечить себе вечное спасение. В столице было множество монастырей, да и во всей империи расцвет монашества вызвал к жизни большое количество монастырских общин. Некоторые из этих монастырей прославились, в том числе Студийский монастырь в Константинополе, монастыри на Олимпе и в Вифинии, на далеком Синае, на "святой горе" Афон. Некоторые монастыри хранили в своих стенах знаменитые реликвии или святые иконы, к которым по временам стекались толпы паломников, поклонявшихся этим святыням и ожидавших от них чудес. Это служило для монахов источником большого· влияния. Другие монастыри, как Студийский, были центрами умственной или художественной деятельности, что также усиливало их авторитет и являлось орудием распространения их влияния. Монашество имело гораздо большее влияние на умы, чем белое духовенство, и поэтому направляло соответственно своим стремлениям развитие сознания византийского общества. Наконец, монастыри были очень богаты, и их богатства благодаря новым даяниям без конца росли. Все это превращало монашество в могущественную силу, и эта сила неоднократно вмешивалась в важнейшие дела государства. Нередко константинопольские монахи целыми процессиями шли в императорский дворец и несли туда свои жалобы и требования. И не раз случалось, что шумные манифестации, производившие большое впечатление на население столицы, определяли решение императора. Известно, какую большую роль играли монахи в борьбе за иконы и какое сопротивление они оказали императорам-иконоборцам. Они пошли еще дальше и под влиянием студитов, в начале IX в., пытались освободить церковь от императорской власти, что несколько напоминает происходившую на Западе борьбу за инвеституру. "Церковные дела, - объявлял Феодор {74} Студит императору Льву V, - касаются священников и ученых богословов; император управляет внешними делами. Первым принадлежит право принимать решения, относящиеся к догматам веры; ваш же долг повиноваться им и не посягать на их права". Студиты также утверждали: "Власть над божественными догматами не была дарована императорам, и если они попытаются ее осуществлять, то это им не удастся". Это были большие новшества, но они не привели к победе над императорской властью. И все же попытка, с большой твердостью предпринятая студитскими монахами, показывает, что монахи, как и патриарх, были силой, которой нельзя было пренебрегать.