Остров

— И это будет совершенно необитаемый остров?

— Почти…

— Любопытная оговорочка. Почти необитаемый остров, то же самое, что почти невинная девушка, — Михаил усмехнулся и добавил любимую свою поговорку: — Нельзя быть немножко беременной.

— Остров необитаемый, — терпеливо повторил администратор. — Но вы же понимаете, что в наше время неоткрытых островов нет. На любой островок, если он чуть побольше салфетки, когда-то высаживались люди, порой что-то строили, и лишь потом он вновь становился необитаемым. В наше время необитаемым считается остров, на котором нет постоянного населения. Нам принадлежит больше двадцати необитаемых островов в различных частях Мирового Океана, но на каждом из этих участков суши есть следы пребывания людей. Это может быть автоматический маяк, который нужно время от времени проверять, на некоторых островах расположены метеостанции; обслуживающий персонал которых объявляется раз в три месяца. На одном вулканическом островке выстроена сейсмостанция, но туда наблюдатели прилетают лишь во время извержений, которых на моей памяти не было.

— Вулкана — не хочу, — быстро сказал Михаил. — Я уже видал Везувий и Тенерифе — ничего интересного.

— Хорошо, вулканический остров мы из списка исключим, — покладистость администратора не знала пределов. — А по поводу метеостанций вы можете не волноваться: вы будете высажены в самом дальнем конце острова, так что отыскать человеческое жильё вам, скорей всего, не удастся, даже если вы специально займётесь этим. Вы не найдёте даже маяк, современные радиомаяки башен не имеют.

— А корабли…

— Корабли, там, где они есть, видно издали, но к берегу они не подходят. Так что, экзамен на выживание будет вполне серьёзным. Помощь можем оказать только мы, остальные даже не будут знать, где вы находитесь.

— Замечательно! Это меня устраивает, как нельзя лучше.

— Теперь несколько организационных моментов. Вы можете взять с собою какие угодно вещи и любое оборудование. Не допускаются только средства связи, а в остальном, берёте с собой что угодно, по собственному усмотрению. Мы не даём даже рекомендательных списков. Единственное ограничение — вес. Общий вес взятого, включая вашу одежду и предметы личной гигиены, не должен превышать ста килограммов. Назад вы можете вывезти также сто килограммов, так что если разживётесь на острове какими-то сувенирами, часть оборудования придётся бросить.

— Разумно, — Михаил кивнул согласно. Вид он сохранял самый деловой, но в глазах забегали чёртики, выдававшие, что хозяин думает вовсе не о сохранении оборудования или, во всяком случае, нечто в этом требовании показалось ему крайне забавным.

— Вы пробудете на острове ровно тридцать дней, — продолжал администратор тоном, каким внушают малолетнему неслуху, что вести себя следует прилично. Говорят внушительно, не ленясь повторить, но знают, что едва сорванец останется один, все наставления и добрые советы будут забыты в ту же минуту. — День приезда и день отъезда в сумме считаются за один день. Так что, вернётесь вы пятнадцатого сентября.

— Продлить срок будет можно?

— Нет. Только перезаключив новый контракт. Но при этом вам, практически наверняка попадётся другой остров, на котором придётся обживаться заново. Но вы не расстраивайтесь, тридцать дней в полном одиночестве, — многие не выдерживают именно отсутствия общества, и через неделю или две посылают сигнал бедствия, хотя их жизни ничто не угрожало.

— А что может угрожать жизни? Насколько я помню географию, на маленьких островах крупных хищников не встречается.

— Не скажите… А остров Комодо? Там водятся драконы. К сожалению, Комодо — остров обитаемый, там имеется постоянно действующая биостанция. Драконов охраняют, изучают, подкармливают… Да и вообще, остров со столь уникальной фауной мы не смогли бы приобрести. И, тем не менее, опасности на островах встречаются, и я не вправе предупреждать вас, какие именно. Если угодно, можете проконсультироваться со специалистами по выживанию, думаю, их адреса несложно отыскать, тем более, что на сборы вам даётся три дня.

— Обойдусь без консультаций, — проворчал заказчик. — Где контракт?

— Контракт у меня, сейчас подпишем. Но, должен заметить, вы слушаете невнимательно. Я только что говорил, что вам нельзя брать средств связи, а через минуту упомянул о сигнале бедствия. Почему вы не спросили, как это можно осуществить?

— Ну, и как?

— Вам выдадут телефон с одной кнопкой. Единственный номер, по которому вы сможете позвонить — мой. Звонок означает разрыв контракта и немедленную эвакуацию. При этом весь ваш залог автоматически пропадает. Так что не советую нажимать кнопку, когда захочется просто поболтать. Вес телефона в общем весе багажа не засчитывается. Всё это прописано в контракте. Будете подписывать?

— Непременно. Давайте его сюда.

Через три дня Михаил появился на вертолётной площадке бюро экстремального туризма. Его багаж умещался в двух преогромных сумках, с какими в недавнее время разъезжали по сопредельным странам челноки, боровшиеся с засильем дефицита в российской жизни. Сегодня такую тару можно встретить только на вещевых рынках и на вертолётной площадке бюро экстремального туризма. Там, где в расчёт принимается каждый грамм, сине-белые сумки из фибропластика оказываются самыми практичными.

Рядом с Михаилом шла миниатюрная блондинка ошеломительных пропорций. На спине у неё красовался крошечный рюкзачок, с какими блондинки ошеломительной внешности обычно выезжают на пленэр. К рюкзачку был пристёгнут болтающийся на цепочке пушистый игрушечный котёнок.

— Вот и мы! — жизнерадостно объявил Михаил.

— Простите… — знакомый администратор с недоумением уставился на спутницу клиента. — В договоре чётко сказано: один человек.

— В договоре сказано, — напомнил клиент, — что я могу взять что угодно, пределах ста килограмм. Вот мой багаж, — Михаил широким жестом окинул сумки и блондинку. — Средств связи там нет, можете проверить. В сто килограмм мы также укладываемся. Вичка, ты сегодня не слишком плотно позавтракала?

— Я в такую рань не завтракаю, — томно произнесла Вичка.

— Ну, как знаете… Но… как бы это выразиться… живая часть вашего багажа также должна дать подписку, что всю ответственность за возможные последствия, она берёт на себя.

— Михаль! — вопросила блондинка. — там опасно? Ты обещал экзотический отдых на море.

— Там ничуть не опасно, только жить придётся не в отеле, а на берегу в палатке.

— Тогда покажите, где надо расписаться. Мы скоро вылетаем?

— Через час.

— После взвешивания мне можно будет покушать? — поинтересовался белокурый багаж.

— Можно, но только из ваших запасов, — очевидно, администратор чувствовал себя задетым за живое и теперь демонстративно изображал формализм.

— Почему через час? — спросил Михаль. — У вас, что, вертолёты уходят по расписанию?

— Час уйдёт на то, чтобы подготовить вас к перелёту. Сейчас вас усыпят, так что перелёта вы не запомните и проснётесь уже на берегу. Выбор острова осуществляется автоматически, за минуту до вылета.

— Меня тоже усыпят? — воскликнула Вичка. — Я не хочу!

— Вас, если угодно, мы можем упаковать в багажный контейнер. Но, боюсь, подобное путешествие не доставит вам удовольствия.

— Нет, я вместе с Мишей!

— Вот и замечательно. Кстати, вот ваши бумаги; заполните и распишитесь. Да, чуть не забыл сказать: источник пресной воды есть на любом из островов. Это может быть родник, река или озеро, причём вас высадят поблизости от источника. Отправить вас на засушливый остров было бы бесчеловечно. А в остальном — счастливого пути и удачного отдыха. Уколы вам сделают прямо здесь, в этих же шезлонгах вы и проснётесь. Шезлонги — за счёт фирмы, их вес не учитывается при взвешивании вашего багажа.

— Могли бы и раньше предупредить, — проворчал Михаил, засучивая рукав куртки. — Терпеть не могу уколов.

Проснулись они действительно в тех самых креслах, в которых сидели перед вылетом. Несколько секунд Михаил сонно взирал на беспокойную водную гладь, затем вскочил и принялся озираться.

Окружающее ничуть не напоминало тропический или субтропический пейзаж. Вспененные барашками волны тускло-свинцового цвета набегали на берег. Вид их не обещал ни купания, ни удачливой ночной рыбалки. Ощутимо несло холодом, казалось, самый воздух пахнет снегом. И это в середине августа!

— Михаль! — послышался капризный голосок. — Мне холодно! Сделай что-нибудь!

На этот раз Вичка имела полное право капризничать. Температура воздуха, конечно, была плюсовой, но ещё немного, и изо рта при дыхании начнёт вырываться пар.

— Блин-компот! — мата Михаил не признавал даже в такой ситуации, но чувств в кулинарную ругань вкладывал не меньше, чем иной прораб в многоэтажную нецензурщину. — Ну, я им выдам пенок, они у меня за этот облом огребут!

Затем до возмущённого разума дошло, что фирма честно выполняет свои обязательства. Был обещан экстремальный отдых на необитаемом острове. Вот он остров, явно необитаемый… а что экстремальный отдых стрёмным получается, так на то и подписывался. Тропиков тебе никто не обещал, большинство необитаемых островов располагаются как раз в Заполярье.

— Живо распаковывай вещи! — скомандовал Михаил. — Давай смотреть, что у нас есть тёплого.

— У меня — ничего. Я думала, если что, здесь купим.

— Дура! Где мы здесь хоть что-то купим? Остров необитаемый!

— В бутике. Возле пляжа всегда бутики есть.

Михаил застонал и принялся потрошить сумки.

Ласты, маска — долой! Подводное ружьё — отложить, может пригодиться. Гидрокостюм… вот оно, самое то!

Быстро стащил шорты, натянул непродуваемый неопрен. Свинцовая океанская вода отбивала всякую мысль о драйвинге, но зато стало тепло. Принялся спешно потрошить второй баул — там должна быть ветровка, захваченная на случай непогоды.

— Михаль, мне холодно!

Кинул взгляд на дурацкий рюкзачок с цепным котёнком.

— У тебя что есть там тёплого?

— Бикини, слаксы, косметичка, крем от загара…

— Вот и намажься своим кремом!

— Я сейчас не хочу загорать, мне холодно.

— Одежду ищи, что потеплее. Первым делом слаксы натягивай… — в чёрном гидрокостюме на первых порах оказалось довольно комфортно, и Михаил смог общаться с Вичкой без раздражения. Встряхнул снятые шорты, кинул девушке.

— Надевай поверх слаксов!

— Они мужские! И потом, они мне велики!

— Не хочешь — сиди так!

— Мне холодно!

— Тогда — надевай!

Вичка уже не спорила, а послушно принялась натягивать джинсовые шорты поверх нежно-голубых слаксов. Михаил, вздохнув, отдал Вичке ветровку, которая оказалась девушке как раз до колен. Покуда Вичка наряжалась, Михаил отыскал среди барахла, приготовленного для отдыха на тропическом острове, тяжёлый, красиво изогнутый нож и направился к куче выбеленного ветром плавника, намереваясь разжечь костёр. Нож с трудом брал просоленную древесину, да и сама она не желала разгораться, медленно обугливаясь под дрожащим огоньком зажигалки. Шашлыки, для которых было захвачено десять килограммов мяса в вакуумной упаковке, откладывались на неопределённое время.

В конце концов, удалось найти сильно расщеплённый и измочаленный волнами ствол, который пошёл на растопку. Костёр разожгли. Правда, при этом оказалась израсходована почти половина бутылки с жидким парафином. Готовый уголь для шашлыков Михаил брать не стал, а бутылочку парафина захватил, рассудив, что без него не так просто будет раскочегарить огонь в тропическом лесу. Теперь выяснилось, что в тундре костёр разжечь также сложно.

Вичку Михаил оставил следить за огнём, а сам занялся палаткой. Палатка была лёгонькая, собственно говоря, не палатка, а тент от солнца. Оставалось надеяться, что от ветра она тоже защитит. Двухместная палаточка была куплена в магазине уникальных товаров и весила четыреста граммов. Состояла она из тончайшей ткани и пяти фибропластовых прутков. К земле она не крепилась ничем, а парусность имела приличную, так что первый же порыв ветра закувыркал невесомое сооружение по камням. Пришлось прижимать пол палатки камнями, сократив полезную площадь до минимума.

Когда Михаил закончил бороться с палаточкой, он обнаружил, что костёр практически погас, а Вичка сидит и задумчиво созерцает гаснущие угли.

— Ты что делаешь?!. — заорал Михаил.

— Слежу. Ты же сам сказал, чтобы я следила за костром.

Ругаться было бесполезно.

Костёр Михаил сумел оживить и даже изготовить некое подобие шашлыка. Заодно обнаружилось, что соли они не взяли. Михаил сказал, что мясо вполне можно приготовить, окунув в морскую воду, но от костра отходить не стал, и шашлыки были съедены несолёными.

Ночь пара провела тесно обнявшись, хотя в объятиях этих было не много сексуальности, Михаил и Вика жались друг к другу, пытаясь согреться. Утром, высунувшись из игрушечной палатки, Михаил обнаружил, что мох и выброшенные на берег брёвна плавника густо серебрятся инеем.

— Ядрён-батон! — более приличных слов для выражения чувств у Михаила не было.

Вичку Михаил мобилизовал на сбор щепочек, палочек, былинок, которые могли бы пойти на растопку. Парафин, также как и ресурс зажигалки приходилось экономить. Сам принялся проводить ревизию: что из захваченных вещей может реально пригодиться для выживания на полярном острове.

Собираясь в путешествие, Михаил рассуждал просто: тридцать дней это не так много, не найдётся подножного корма — можно и поголодать. Поэтому и продукты брались не походные, а скорей для пикника: шашлычок и всё, что к нему прилагается. В дальнейшем предполагалось перейти на рыбу и прочие морепродукты. Суровое море рыбалки не обещало. Вполне возможно, что там полно добычи, но потом придётся переодеваться, а ничего тёплого кроме гидрокостюма нет. Так что, лучше попоститься, чем потом дать дуба от холода.

Из нормальных продуктов упоминания заслуживали две банки сгущенного молока, пара взятых на всякий пожарный случай баночек с консервированной ветчиной и с десяток «бомжей» — именно так в народе называют пакетики с быстрорастворимой без осадка вермишелью.

Вторую укладку Михаил не доразбирал, и без того ясно, что там всякое мелкое барахлишко: футболки, гавайки, запасные плавки, средства от комаров и москитов, а из дельных вещей только упаковка зажигалок и длиннющие туристические спички — разжигать костёр во влажном тропическом лесу. Понадобятся ли спички здесь, вопрос спорный. Очень может быть, что понадобится радиотелефон с одной аварийной кнопкой. Если в августе идут утренние заморозки, то к сентябрю запросто может выпасть снег.

— Эх, — посетовал Михаил, окончив ревизию, — ведь хотел взять топор, но испугался перевеса, а теперь, с одним ножом, что делать?

— Топор есть, — протянула Вичка. — Ты его сам на стол положил, а я завернула и сунула в сумку. Решила, что ты его забыл.

Михаил кинулся к недоразобранной сумке, которую перед отъездом доверил укладывать Вичке, и с самого дна вытащил свёрток: туристический топорик, завёрнутый в махровый банный халат с драконами. Ни то, ни другое брать с собой не предполагалось.

— Вичка, ты гений, когда действуешь интуитивно!

Михаил стащил гидрокостюм, ходить в котором уже не было сил, и облачился в халат, удивительно нелепо выглядевший на диком берегу. Затем он взвесил на руке топор. По совести говоря, не топор то был, а топорик, но всё же лучше, чем красивый нож, которым Михаил пытался орудовать вначале. При виде топора к Михаилу сразу вернулась уверенность и начальственные ухватки.

— Сидишь здесь, — приказал он Вичке, — следишь за костром. По-настоящему следишь, чтобы огонь не погас. На первое время дров хватит, а там я ещё притащу.

Михаил оглядел лагерь, напоминающий разорённое вражеским набегом стойбище, прикинул, что ещё может учудить Вичка, вбил в песок кривую палку, притащенную для костра, поднял валяющийся на камнях аварийный телефон, не найдя иной ёмкости, взял полиэтиленовую упаковку, где прежде мариновались шашлыки, упихал туда телефон и повесил на сучок.

— Это не трогать! Пальцем не прикасаться!

— Я только Анжелке позвонить. Расскажу, какой у нас экстрим, она описается от зависти.

— Это не телефон! С него нельзя позвонить Анжелке, так что не вздумай трогать.

— Хорошо, Михаль. Если он не звонит, так зачем его трогать…

Помахивая топором, Михаил направился к берегу, где громоздился преогромный завал выбеленного временем плавника. Заготовить сколько-то приличное количество дров Михаил не успел, от палатки послышался крик, причём не испуганный, а скорей удивлённый:

— Миша! Миша! — кричала Вичка.

Михаил обернулся и увидел, что к лагерю развалистой походкой направляется белый медведь. К чести Михаила, бежать он кинулся не куда подальше, а на выручку к подруге. Однако миша Мишу есть не стал. Его привлекал запах шашлыка. Шашлык, запаянный в вакуумной упаковке, был недоступен его обонянию, но то, что был вскрыт вчера… Упаковка благоухала на весь казавшийся необитаемым остров, к тому же она висела на самом виду. Медведь подошёл, принюхался…

— Не смей! — закричала Вичка. — Это нельзя трогать!

Медведь и не собирался ничего трогать. Он попросту хапнул вкусно благоухающий полиэтилен вместе со всем, что лежало внутри.

Это был неприкрытый разбой.

Заполярье — край тишины. Здесь заунывно подвывает ветер, с пушечным грохотом лопаются от мороза торосы, сварливо орут на птичьих базарах поморники, но все эти звуки ничто перед извечным безмолвием. Что-то прозвучало и, не нарушив покоя, сгинуло. Есть лишь один звук, оглушающий и ужасный: это рёв корабельной сирены, когда ледокол крушит в океане паковый лёд. Но, как ни будь голосиста сирена, она не может идти в сравнение с тем звуком что издала белокурая бестия. Вичкин визг уходил далеко в ультразвуковую область, что недоступно никакой сирене. Нежный медвежий слух не мог этого вынести. Мародёр подпрыгнул чуть не на метр и кинулся наутёк, разом растеряв всю свою вальяжность.

— Михаил подбежал к Вике.

— Ты цела?

— Цела-а… — пропела Вичка таким тоном, словно только что съехала с американских гор.

— Ну, пироги с котятами! Я на такое не подписывался. Давай-ка отсюда ноги делать… — Михаил перевёл взгляд на палку, сиротливо торчащую из песка. — Телефон где?

— Медведь съел, — сообщила Вичка. — Я говорила, что нельзя, а он не послушал.

— Видал-миндал, — с чувством произнёс Михаил. — нашёл, что жрать, отбивная ходячая. Ну, я тебе покажу завтрак на траве.

Михаил вновь принялся перебирать вещи, расшвыривая ненужные плавки. Искомое нашлось быстро.

— Это пистолет? — спросила Вичка. — Ты пойдёшь стрелять медведя?

— Это ракетница, — пояснил Михаил. — Застрелить из неё никак, но можно напугать. — Ты сиди около костра, огня он тоже должен бояться, а я всё-таки, пошёл за дровами. Костёр погаснет — пропадём.

Дрова были заготовлены, а вот ничего съедобного так и не обнаружилось. Пришлось опять же жарить шашлык, присаливая на этот раз морской водой.

Солнце ещё не садилось, и Михаил активно занялся переустройством лагеря. Если бы Вичка умела понимать состояние своего друга, она бы заметила в этой деятельности некоторую истеричность, но подобные изыски были ей недоступны, и она всего лишь с готовностью взялась помогать.

Для жилья было выбрано место между двумя пологими, окатанными льдом и водой скалами. Каменные горбы должны были прикрывать палатку от ветра. Михаил выкидал из расщелины камни, придирчиво оглядел место и постановил:

— Мох нужен.

— Какой?

— Олений. Называется ягель.

— А где его берут?

— В бутике покупают.

— Ты же сам говорил, что здесь нет бутика.

— Значит, будем искать.

— Бутик?

— Нет, мох! Но ты можешь искать бутик.

Новоявленные робинзоны поднялись на обрыв. Скалистый остров, словно обгрызенный льдами, вздымался над неспокойным морем на сорок, а местами и шестьдесят метров.

Кое-где изъеденные скалы обрывались прямо в море, и там, на отвесных стенах шумели птичьи базары, но чаще скалы отступали вглубь острова, оставляя место для каменистых пляжей, наподобие того, на котором были высажены Вичка с Михаилом. В таких местах подъём оказывался хоть и крутым, но не ноголомным.

Местность наверху была покатой и унылой. Карликовые берёзки цеплялись за трещины в камне, то тут, то там зеленели пятна лишайников, мха и метёлки жёсткой травы.

— Тундра, — резюмировал Михаил.

— Не ругайся, — обиделась Вичка. — Я не тундра.

— Это серьёзно. — сказал Михаил. — И что такое, по-твоему, тундра?

— Это, когда хотят обидеть, то говорят: «тундра дремучая».

— Если дремучая, то так оно и есть. А если просто тундра, то это такая местность. Вот она перед тобой. Давай мох собирать. Зелёный мох брать не надо, он влажный. А белый в сумку клади, это и есть ягель. И повеселее. Медведь где-то поблизости гуляет, как бы он без нас в лагере хозяйничать не начал.

Некоторое время молодые люди молча драли ягель и складывали в клетчатые сумки.

— Ой, ягодки! — закричала Вмчка.

Подошёл Михаил.

— Ты гляди, брусника. Вот и подножный корм.

— А её можно кушать?

— Кушай, — Михаил сорвал несколько ягодин, сморщился от кислой горечи.

— А мне нравится, — сообщила Вичка, отведав брусники. — Знаешь, на что она похожа? На каперсы!

— Ну и лопай свои каперсы, — согласился Михаил.

— А тут ещё грибочки!

— О, да это подосиновики! Живём! Тебе ещё палку-копалку в руки — и будешь настоящая собирательница.

— А их можно кушать?

— Ещё как!

Вичка храбро откусила у сорванного подосиновика шляпку и принялась жевать. Личико её исказилось, недожёванные куски полетели изо рта.

— Фу! Он хуже перца жжёт!

— Ну, ты даёшь, бульон-жульён. Кто же их сырьём ест? Варить надо! Вот из-за таких, как ты, европейцы и объявили подосиновики ядовитыми.

— Так они, что, ещё и ядовитые?

— Это ты ядовитая, что кобра под майонезом. Давай, укладываем грибы и дуем до лагеря.

Стоянка, по счастью избегла разорения, и Михаил начал переезд. Удобную расщелину застелил мохом, сверху, стараясь, чтобы не было комков, разложил ненужные купальники, бикини и разноцветные топики. Срезал с шезлонгов матерчатые полосы и расстелил их поверх всего.

— Нас не заругают, что мы шезлонги испортили? — спросила Вичка.

— Пусть попробуют. Я их так заругаю, такой гуляш по коридору пропишу, что им никакая пастеризация не поможет!

С пастеризацией Вичка согласилась, и дальнейший переезд завершился без дискуссий. Перетаскали вещи, перенесли костёр, которому теперь предстояло гореть на камнях перед входом в палатку. В котелке забулькали нарезанные подосиновики с одним (приходилось экономить) пакетиком быстрорастворимой лапши.

— А тут, пожалуй, неплохо, — заметила Вичка. — Днём солнышко выглянуло, так тепло стало, и сейчас у костра — тоже тепло.

— Потом медведь придёт, так и вовсе задаст жару.

— У тебя пистолетик есть, ты его напугаешь.

— Я с пистолетиком завтра пойду вдоль берега. Ты, вот, не слушаешь, а оттуда шум доносится. Думаю, там должен быть птичий базар.

— Базар? А что там продают?

— Схожу и посмотрю. Думаю, яиц набрать.

— Яйца это замечательно! Я знаешь, как люблю? Пашот! Кипящую воду закручивают и потихоньку вбивают яйца. Здорово получается.

— А цыплёнка в шоколаде тебе не надо?

— На птичьем базаре и цыплята продаются? Тогда возьми парочку.

Михаил застонал и, переводя разговор, произнёс строго:

— А ты не вздумай отходить от палатки и поддерживай костёр. Медведь должен бояться огня.

— Ну, вот, а я хотела за брусникой сходить, а то сегодня её собирать не во что было.

— Одна не вздумай. Потом вместе сходим. А сейчас давай спать. Ночью ещё вставать придётся, дрова подкладывать.

Солнце расплющилось о горизонт, воздух начал резко холодеть, обещая к утру новый заморозок. Вика с Михаилом забрались в палатку, прижались друг к другу. Вот ведь дураки, даже пледа на остров не захватили. Согревайтесь теперь вдвоём под одним халатом.

Ночь прошла спокойно. Михаил раза три вставал, подтаскивал к огню концы перегоревших брёвен. От углей шёл ровный жар, но Михаил всё равно ёжился и торопился в палатку, которая на удивление держала надышанное тепло. Поднялись молодые люди, когда солнце начало пригревать и испарило на припёке утренний иней, так что август и впрямь начал напоминать летний месяц.

Гидрокостюм, казалось бы намертво провонявший потом, был с вечера выполоскан в прибое и сох на вбитых в землю кольях. Михаил не столько просушил его, сколько прогрел у костра, облачился и отправился вдоль берега на поиски пропитания. Вичка осталась на хозяйстве: скучать и подкладывать в костёр сучки и палочки.

Некоторое время Вика, откинув клапан палатки, сидела у костра, кутаясь в переходящий махровый халат, потом сходила к ручейку, петлявшему меж камней, помыться. В рюкзачке с котёнком отыскала косметичку и навела марафет. Больше делать было нечего, и Вичка пошла к берегу, намереваясь принести охапочку дров. Михаил сказал от палатки не отходить, но вот же она, палатка, прекрасно видна от линии прибоя.

Вика кинула скучающий взгляд вдоль берега и в этот миг за ближайшим мысом взлетела зелёная ракета и почти сразу за ней — красная.

Сомнений не было: на Михаила напал медведь.

Вика выдернула из кучи древесного сора дубинку поздоровее и помчалась туда, где взлетали ракеты.

— Мишенька! Я иду!..

Несколько минут суматошного бега по ноголомной местности, и Вика встретила бредущего Михаила. Вид у него был непрезентабельный. С ног до головы его покрывала какая-то пакость. Белесые потёки украшали не только гидрокостюм, но и голову, и даже на лице виднелись разводы размазанной дряни.

— Что с тобой?

— Ты что здесь делаешь?

Два вопроса слились в один, но ответила, как обычно, Вичка.

— Я салют увидала и побежала на помощь. Это тебя медведь оплевал, да?

— Ну, ты голова фаршированная! Какой медведь? Птицы! Обосрали с ног до головы, хорошо ещё глаза не выклевали. И я хорош, раскатал губы на яйца пашот. Мог бы сообразить, какие яйца в августе? Птенцы давно на крыло встали. Такие, вот, пироги с котятами.

— Ты помойся, — успокоительно произнесла Вичка. — Во сколько воды — целое море.

Михаил глянул на Вику диким взглядом; очевидно, такая простая мысль в засранную голову не приходила. Затем всё же зашёл в воду по пояс и принялся смывать с себя гуано. Вичка ждала на берегу, зябко переступая ногами в пляжных тапочках.

— Ггадость!.. — проговорил Михаил, выбираясь на сушу. Даже в гидрокостюме купание в ледяной воде не принесло ему радости.

— Ничего, дома в ручейке домоешься.

В ручейке мыться не пришлось, вернее, пришлось очень нескоро. Последний изгиб берега, перед идущими открылся лагерь, и Вичка удивлённо произнесла:

— Миша!

Медведь развалился перед палаткой, нимало не смущаясь близостью не вполне погасшего костра. Перед носом у зверя лежала одна из тщательно сберегаемых банок сгущенного молока. Когтистая лапа поднялась и веско шлёпнула по банке, обратив её в жестяной блин. Сгущённое молоко растеклось сладкой лужицей. Довольный медведь принялся слизывать лакомство.

— Га-ад! — возопила Вичка и, вздев дубинку, ринулась на грабителя. — Это не твоё!..

Второй уже раз нападала на хозяина тундры визжащая бестия. Всякий зверь знает, что если на него нападают вот так, отчаянно и безоглядно, то на стороне нападающего сила, даже если с виду он кажется шибздиком, и на всякий случай лучше сделать ноги, чем напороться на неведомую опасность. Стартовал медведь из положения лёжа, и через полминуты лишь пятна сгущёнки на камнях указывали направление его бегства.

Волоча дубинку, Вичка вернулась к разорённой палатке. Михаил уже был там и пытался определить размеры катастрофы.

— Всё сожрал, как есть всё. Мясо, восемь упаковок, обе банки сгущёнки… когда только успел?

— Ну, почему же, — попыталась успокоить Вичка. — Кое-что осталось. Кетчуп-Чили остался цел и лапшички два пакетика.

— Как же, оставил хреновину с морковиной! Ты этой лапшичкой будешь весь месяц питаться? Ты хоть понимаешь, что мы тут пропадём? Даже если медведь не тронет, у нас ни одного шанса выжить. Грибочками, что ли, питаться, брусничкой? Блин горелый, это же конец! И на помощь не позвать… — Михаил упал лицом в кучу бесполезного шмотья.

— Ну что ты, Михаль, — принялась утешать Вичка. — Обойдётся. Вот я сейчас схожу на твой рынок и куплю чего-нибудь. Яиц нет, курочку куплю или индюшку. Бульонца сварим.

— Сама ты курица или индюшка, — промычал Михаил, не поднимая лица. — Нет там никаких курочек, одни чайки.

— Значит, чайку куплю. Мало ли, что невкусно, кушать захочешь и чайку съешь.

— Заклюют они тебя — и все дела.

— Вот ещё. На меня даже на Ростовском базаре ни одна торговка хвоста не поднимала.

Вичка взяла свой рюкзачок, вытряхнула из него косметические ненужности, оставив только банковскую карту, которой предполагала расплачиваться на птичьем базаре, и бодрой походкой направилась в сторону дальних скал, где намеревалась найти дешёвую распродажу провизии. Михаил некоторое время лежал ничком, потом всё же приподнял голову. Костёр почти погас, и Михаил принялся торопливо подкидывать сушняк. Огонь разгорелся на славу, но натасканные запасы кончились. Пришлось идти к завалам брёвен на берегу. Самые большие стволы было не стронуть, но хватало и мелкого валежника, и хвороста, сбившегося в кучи. Лишь натаскав запас дня на два, Михаил сообразил, что Вики в лагере нет, и куда она ушла — неведомо. Не на рынок же за курами.

Михаил вскинулся и побежал в сторону скал, где гомонил птичий базар. На ногах кроссовки, на плечах халат, в одной руке топорик, в другой ракетница. Арсенал в самый раз подходящий, чтобы сражаться с белыми медведями.

Вику Михаил встретил на полпути к базару, примерно там, где произошла их первая встреча.

— Ты посмотри, — закричала Вичка, — что я нашла! Это же мидии?

— Мидии, — согласился Михаил, заглянув в мокрый рюкзачок, — хотя и мелкие.

— Ничего, я и мелкие съем. Их там много, только пилочкой для ногтей их от камней отдирать трудно, а ножика у меня нет.

— Погоди… — ошеломлённо произнёс Михаил. — Ракушки в море, а вода ледяная, и волны…

— Так и что? Да, холодно. Что же, из-за этого за ракушками не лазать? Сейчас домой придём, у огня отогреюсь. Ведь он не погас?

— Н-нет… выговорил Михаил так, словно это его бил озноб.

Костёр, конечно, не погас, жаркие угли лежали горкой. Вичка со сладостным стоном опустилась рядом.

— Ох, как хорошо! Ни в одной сауне такого нет.

Михаил поспешно подбросил на угли сучьев.

— А почему у тебя одежда сухая?

— Что я совсем глупенькая, в одежде в море лазать? Я решила, что у нас там будет нудистский пляж. А ты, если стесняешься, можешь купаться в другом месте.

— Полагаю, в скором времени у нас там будет лежбище моржей.

— Но я всё равно стану ходить туда за ракушками. Жаль только у нас вина нет и сельдерея.

— Точно, сейчас хороший глоток коньяка не повредил бы.

— Фу! Ты же знаешь, я не люблю коньяка. А если бы было вино, то мы бы приготовили moules á la sauce. Помнишь, в Аркашоне в ресторанчике нам подавали? Ты лопал и не думал ни о чём, а я рецептик спросила и в книжку записала. Надо взять бутылку вина и пучок сельдерея, всё в кастрюлю, а когда закипит, досыпать доверху мидии. И солить совсем не нужно, они и так из солёного моря.

— Придётся обходиться без сельдерея, — произнёс повеселевший Михаил.

После того, как мидии были сварены, их оказалось всего горстка, но это всё же была животная пища, и у робинзонов появилась надежда.

На следующий день за ракушками вызвался идти Михаил. Облачился в гидрокостюм, в котором не так страшно лезть в ледяную воду, взял нож и клетчатую сумку. Набрать полную сумку ракушек не представлялось возможным, но не Вичкин же рюкзачок использовать под тару.

Вика осталась на хозяйстве. Это означало не отходить от палатки и жечь костёр достаточно большой, чтобы отпугнуть медведя.

Кто-то недалёкий сказал, что можно вечно смотреть на горящий огонь, текущую воду и работающих людей. А вы попробуйте, только так, чтобы без перерыва, не отвлекаясь на иные занятия. Через день вам захочется кого-нибудь сжечь заживо, или утопить в текучей воде, а то взять плётку из кожи гиппопотама и устроиться надсмотрщиком на строительстве египетской пирамиды.

Вичка поскучала, сколько смогла, потом принесла дровишек, хотя их и без того хватало с избытком, затем, захватив свою коронную дубинку, поднялась на скалы, пологие в этом месте. И там она встретила медведя, который ничего дурного не умышлял, а тихо-мирно вытряхивал из нор вездесущих леммингов и аппетитно ими чавкал.

— Вот ты где! — мстительно прошептала Вичка. — Теперь не уйдёшь!

Говорят, белый медведь умеет прыгать с места на двенадцать метров. Этот сиганул не меньше, чем на двадцать. Косолапого можно понять, если два раза его спасало от разъярённой фурии немедленное бегство, то и сейчас следует бежать. Вичка с визгом неслась следом. На этот раз она была в кроссовках, пляжные шлёпки остались в лагере.

О, упоение гонкой! Кажется, ещё немного, и удастся приложить дубинкой по мохнатой спине. Увы, северные просторы искажают перспективу, а медведь бежит куда быстрей разгневанной девы. Вот он достиг верхушки прибрежной скалы, на мгновение силуэт зверя отпечатался на бледной синеве неба и вдруг исчез, словно неведомый оператор переключил кадр.

— Куда? — закричала Вичка. — Стой, тебе говорят!

Она вылетела на вершину и еле сумела затормозить. Прямо перед ней разверзлась пропасть, многометровая стена, смотреть с которой всё равно, что любоваться видами с башни святого Олафа в Выборге: в ногах обнаруживается слабость, и противно тянет в животе. Внизу из песка выпирали окатанные волнами горбы и на них, мёртво распластавшись, лежал медведь.

— Ой, миша, — пробормотала Вичка. — Как же ты так? Я же не хотела…

Михаил возвращался с промысла, таща сумку, в которой лежало килограммов десять мелких северных мидий. В лагере его никто не встретил, бледные языки пламени доплясывали над кострищем. Значит, Вичка ушла куда-то совсем недавно. Следов крови на камнях не видно, так что не медведь утащил Вику, а сама утащилась. И где её теперь искать?

— Миха-аль!.. — Вичка спускалась с горы, и самый вид её и голос были исполнены трагизма. — Михаль, там такая беда!

— Что ещё?

— Я не нарочно, честное слово! Идём скорее.

Оставалось идти и смотреть, какая стряслась беда.

Почему-то Вика пошла не наверх, откуда только что спустилась, а по кромке пляжа, постепенно сужавшегося в этом направлении. Ничего не понимающий Михаил шёл следом.

— Вот, видишь?

Перед ними, нелепо распластавшись по камням, лежала туша медведя.

— Убился, бедненький! — причитала Вичка. — Жалко-то как… Но ведь я не нарочно.

— Представляю, что было бы, если бы ты его нарочно пришибла.

— А ты не издевайся. Лучше скажи, его можно кушать?

— Нет, — твёрдо ответил образованный Михаил. — Гипервитаминоз А гарантирован, вплоть до летального исхода.

— Всё равно. Нужно снять шкуру и сшить шубку. А то здесь прохладно, а у меня шубки нет.

Как ни верти, а красивая женщина без шубки оставаться не должна.

Паника в офисе Бюро экстремального туризма началась с рутинной проверки работы радиотелефонов.

— Что значит, не отвечает? — бесновался директор. — Должен отвечать! Это один из ключевых моментов нашей работы.

— Телефон мог пострадать из-за неаккуратного обращения. Скажем, если его бросить в костёр…

— Не городите ерунды. И, вообще, что означает ваша плановая проверка? Телефоны должны поверяться перед выдачей клиенту.

— Так оно и было. Но потом прошло две недели с момента запуска таймера. Сигнала бедствия не поступало, и мы начали проверку.

— То есть, кто-то уже две недели сидит на острове, а вы мне сообщаете об этом только сейчас. О ком конкретно идёт речь?

— Ну, этот тип, который в счёт багажа взял с собой девчонку…

— Что!? Вы хоть знаете, куда мы их отправили? Они на острове в Карском море, там со дня на день снег выпадет. Они на второй, максимум на третий день должны были послать сигнал бедствия. Но если у них, по вашей милости, не работает телефон…

— Телефон был исправен! — с мужеством отчаяния вскричал техник.

— Ещё трупов мне не хватает! Вертолёт, немедленно!

— Вертолётами занимается транспортная служба.

— Плевать мне, кто этим занимается! Вертолёт — немедленно!

Море, кое-где уже покрытое принесёнными с севера льдами, скалистый остров, каких много в Карском море, бесплодный и негостеприимный. Вертолёт сделал круг над береговой линией.

— Здесь мы их высадили, — сообщил пилот и тут же крикнул: — Вижу дым!

— Слава богу, живы! — директор, лично возглавлявший спасательную экспедицию, перевёл дух.

В расщелине меж двух выходов скальной породы было устроено что-то вроде берлоги или норы, перед которой и горел костерок. На шум винтов из норы выполз человек. В нём было трудно узнать щеголеватого Михаила. Небритый и взлохмаченный, вонючий и бесконечно грязный, в изодранном банном халате, вид он имел самый дикий, и топор в руке только добавлял живописности его облику.

— Вы живы! — воскликнул директор.

— Кажется…

— Мы уже переволновались. Что же вы не позвонили раньше, вам же выдали телефон!

— Его медведь съел.

— Какой медведь?

— Вот этот, — Михаил приподнял край того, что перекрывало берлогу, и стало видно, что это огромная, грязно-белая шкура, растянутая вверх плохо выскобленной мездрой и вниз тёплым мехом. Удерживали её деревянные брёвнышки и варварски изогнутые металлические трубки от шезлонгов.

— О, боже! — выдохнул директор. — А ваша спутница где?

— На рыбалку пошла. Да вот, она идёт.

Вичка, пританцовывая, шла по пляжу. Гидрокостюм не по росту делал её похожей на щенка шарпея. В одной руке у неё были ласты и подводное ружьё, в другой — гарпун, с которого свисала здоровенная, килограмма на три треска.

— Ой, у нас гости! Вот здорово! Как раз к обеду. На обед у нас мидии в брусничном соусе и запечённый на углях буревестник революции. А на ужин будем варить рыбку. Жаль птенцы на базаре уже встали на крыло, и поэтому яиц нет, а то можно было бы сделать треску по-польски. Вы ведь любите треску по-польски?

— Пожалуй. — неуверенно ответил директор.

— Правда, масла у нас тоже нет. Есть медвежий жир, но кушать его нельзя, потому что в нём гипервитаминоз. Им можно только мазать лицо и руки от мороза, как защитным кремом.

Директор потряс головой, пытаясь уложить мысли в подобие порядка.

— Я так понимаю, — наконец произнёс он, что вы хотите прервать ваше пребывание на острове и вернуться домой. Поскольку телефон был утерян по независящим обстоятельствам, мы со своей стороны…

— Ишь, чего придумал? — перебила Вичка. — Раскатал губу! Домой прежде времени вернуться… Не выйдет. Нам ещё десять дней отдыха положено!