Беспокойно ерзая на своем месте в углу зала аэропорта, Ирэн Мередит думала, что такой долгой ночи у нее никогда еще не было.
Да наступит ли вообще утро? А если наступит, появится ли твердое подтверждение отложенного вылета на Кипр?
Тем временем долгожданное сообщение уже не раз прозвучало по громкоговорителю, порождая надежды на то, что погода над Средиземным морем улучшается, неожиданные снегопады стихают. Но Ирэн слишком устала, чтобы радоваться, устала так, что теперь не могла заснуть.
Она взглянула на девятилетнюю Джози и позавидовала ее способности так легко погружаться в глубокий сон. Свернувшись в соседнем кресле, девочка выглядела милой и безмятежной; черные загнутые ресницы касаются щеки, блестящие темные локоны рассыпались в красивом беспорядке.
Но ведь Джози не испытала усталости и тревог, выпавших за последние месяцы на долю ее старшей сестры. Ее худшим испытанием была малоуспешная попытка скрыть от острых глаз тети Этель свой восторг от заманчивой перспективы покинуть ее и уехать с Ирэн на Кипр к своей незнакомой бабушке, о ласке и доброте которой она столько слышала.
Джози благословенно не ведала о мрачных предостережениях в адрес Ирэн, которыми щедро осыпал ее семейный адвокат мистер Блейк: об опасности оторваться от корней, потратить унаследованный в двадцать первый день рождения маленький капитал на, вполне вероятно, рискованное и даже катастрофическое предприятие. Девочке всего лишь пришлось перенести, не без героического стоицизма, взрыв горьких сетований тети Этель на безрассудное бегство от них с дядей Гербертом в благодарность за всю щедрость и доброту, проявленную к ним после смерти их родителей пять лет назад.
Тогда произошла одна ужасная сценка: дядя Герберт отложил газету и, глядя поверх очков, оборвал причитания тети Этель довольно резко для него:
– Этель, дорогая, не преувеличивай. Как-никак, мы слишком много получили по завещанию моего брата за все сделанное для племянниц.
Замечание так разъярило тетю Этель, что Ирэн пришлось увести ребенка из душной маленькой гостиной до начала громкой тирады насчет больших расходов, которых он, похоже, не замечает, причиненных девушками их бюджету из-за их себялюбия и скрытности.
Всегда скорая на язык тетя Этель недавно нашла свежий повод поязвить насчет «этого типа, Гая Косвея» – человека, за которого Ирэн собиралась выйти замуж и о котором после Рождества она ни разу не упоминала. Намеки на тщеславие и глупость девушек, положивших глаз на богачей – сыновей своих хозяев, не меньше! – воображая, что у них серьезные намерения, так и сыпались из нее.
Ответом на такие колкости могло быть только полное молчание, потому что по совершенно разным причинам ни тетя Этель, ни Джози не должны были узнать, почему закончилось «понимание» между молодыми людьми. А закончилось оно потому, что Гай наотрез отказался, чтобы после свадьбы Джози жила с ними.
Свой отказ он обосновал великой любовью к Ирэн. Гай хотел жену для себя – хотел ее свободной и счастливой, без девятилетней девочки на руках. Он утверждал, что ребенок прекрасно может остаться у дяди и тети. Или, если захочет Ирэн, он с радостью оплатит обучение девочки в первоклассном пансионе, ну и, несомненно, позаботится о достойных каникулах – и конечно, она сможет приезжать на уик-энды.
Ирэн не осуждала его. В свои двадцать шесть Гай не понимал, как сильно шок от смерти родителей в авиакатастрофе, а затем пять лет жизни с откровенно невзлюбившей ее тетей привязали девочку к старшей сестре.
– Но, Гай, я обещала, – объясняла Ирэн, – что по достижении двадцати одного года, когда я получу опеку над ней по завещанию отца, мы уйдем от тети Этель и заживем вместе.
– Тогда не делай этого, – сердито ответил он. – Девушка в двадцать один год связана маленькой сестрой. Это безумие, и, если ты действительно меня любишь, признай это и поищи более здравое решение проблемы.
При мыслях о Гае на глаза в который раз навернулись слезы – каким милым и нежным он был до тех пор, пока перед ними не встал вопрос о браке со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его несчастное, сердитое, изумленное выражение лица, когда она заявила, что не оставит Джози.
Вдруг девочка пошевелилась в своем кресле, проснулась и тревожно посмотрела на Ирэн, словно ей передались тягостные мысли старшей сестры.
– Ирэн, я хочу есть. Уже утро?
– Еще нет, милая. И не говори так громко. Люди еще спят.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Не очень. А ты, Джози?
– Отлично. Только очень хочется выпить чего-нибудь горячего.
– Подожди до утра. Сейчас все закрыто.
Девочка тяжело вздохнула:
– По-моему, тетя Этель очень плохо поступила, не предложив нам термос, когда оказалось, что твой разбился. У нее их два. Даже три, с тем большим, что она выиграла на конкурсе.
– Не важно, тетю Этель уже не изменишь. У нас есть ячменный сахар. – Сейчас, когда они спаслись бегством, Ирэн могла отзываться о тете более благосклонно, чем обычно думала о ней.
– У меня есть идея получше! – Тихий мужской голос с легким иностранным акцентом заставил их резко поднять голову: рядом стоял высокий темноволосый мужчина с термосом. – Здесь остался прекрасный суп. Я наполнил термос перед закрытием ресторана. Присоединяйтесь. Томатный суп!
Джози выпрямилась и расцвела: тоненькая, бледная девочка.
– Томатный – мой любимый. Ирэн тоже его любит.
– Это хорошо. – Незнакомец улыбнулся старшей сестре. – Боюсь, вам придется делить одну чашку на двоих. – И затем добавил, глядя на Ирэн: – Если не возражаете, у меня есть дорожный ковер, которым я не пользуюсь.
Он вел себя так мягко и вежливо, что Ирэн не раздумывая приняла предложенный суп, хотя от ковра и отказалась. А когда Джози настойчиво пригласила незнакомца сесть рядом, Ирэн обнаружила, что поддерживает это приглашение улыбкой.
После горячего сестры почувствовали себя лучше, но если Джози почти тут же уснула, Ирэн, все еще усталая и взвинченная, так и не смогла сомкнуть глаз.
– Если вы не собираетесь спать, можно мне посидеть с вами еще немного? – осторожно поинтересовался молодой человек.
– Как хотите.
– Жутковато сидеть одному в молчащей и иногда храпящей толпе. Она чем-то напоминает современную символическую картину, изображающую людей в ожидании Страшного суда.
При этих словах по лицу Ирэн пробежала тень.
– Слишком близко к действительности, вам не кажется? О, я знаю, авиакатастрофы в наше время очень редки, учитывая неимоверное количество полетов. Но пять лет назад у Кипра разбились наши родители.
– Прошу прощения за свою бестактность. Но приятно, что вы летите на Кипр, а не в Афины, как многие наши соседи. Я буду жить в Никосии. Меня зовут Андреас Николаидес. – И он протянул девушке маленькую визитную карточку.
Ирэн вежливо приняла визитку и спрятала в сумочку. «Вряд ли карточка пригодится, – подумала она. – Впрочем, не стоит обижать такого вежливого и доброго человека».
– Наша дорога лежит дальше на север, – сообщила она. – В район Кирении.
– Лучшего места для отдыха не найти. И там вы встретите много англичан, так что у вас не будет никаких трудностей с языком. Впрочем, языковые проблемы там, как правило, не возникают – большинство киприотов более или менее говорит по-английски.
– Вы сами говорите почти без акцента.
– Научился в Англии, – объяснил молодой человек и добавил с улыбкой: – А вы говорите по-гречески? Нет, по-моему.
Ирэн поколебалась. Стоит ли так свободно разговаривать с этим собеседником? Хотя почему бы и нет? Ей ведь нечего скрывать.
Поэтому она спокойно ответила:
– До шестнадцати лет я говорила по-гречески так же свободно, как по-английски. Видите ли, наша мать – гречанка с Кипра. Отец англичанин, он работал на Кипре, там и познакомился с мамой. Я до тринадцати лет жила с ними в Ларнаке. Потом фирма перевела его обратно в Англию. – Смутившись, Ирэн умолкла. – Но вам, я думаю, все это неинтересно.
– Напротив! Пожалуйста, продолжайте. – Темные глаза грека были серьезны и светились искренним участием.
– Добавить почти нечего – во всяком случае, о прошлом. После гибели родителей мы жили у родственников в Англии. Сейчас направляемся к бабушке, она владеет и управляет отелем на побережье, в нескольких милях от Кирении. Отель «Гермес».
При этих словах черные глаза Андреаса широко раскрылись.
– Так вы внучки кириа[1] Вассилу?! Теперь я вижу, что вы похожи на нее – внешностью и цветом волос, только глаза другие. Не воспринимайте мои слова как вольность, но они у вас ярко-синие, словно кипрские первоцветы. – И не успела она сделать сухое замечание по поводу его в буквальном смысле «цветистых» комплиментов или, что более важно, знакомства с бабушкой, как грек с улыбкой продолжил: – При первом взгляде со своего места я подумал, что вы молодая мама с дочкой. Но когда подошел поближе, еще раньше, чем услышал, как девочка зовет вас по имени, понял, что ошибся.
– Я так долго воспитывала Джози, иногда даже забываю, что она моя сестра. Внезапная потеря любящей мамы была для нее ужасным потрясением. А тетя, у которой мы жили, по натуре совсем другая. Она считает детей просто обузой и не скрывает этого. Поэтому Джози привязана ко мне сильнее, чем была бы в ином случае.
– На Кипре детей обожают. Кириа Вассилу ее полюбит.
Лицо Ирэн прояснилось.
– Я тоже так думаю. Бабушка хорошо относилась ко мне в детстве. – Потом спросила: – Так вы знакомы?
– Не совсем. Мои родители – они уже умерли – иногда останавливались в «Гермесе», когда жили в Никосии. Я тоже. Но недолго. И, как я слышал, многое изменилось с тех пор, как она наняла управляющего. По-моему, этот субъект – киприот по матери, правда, по ее дальней родне, а его отец – суровый шотландец. И, видимо, он пошел в отца – не всегда ладит с вашей бабкой.
Впервые Ирэн засомневалась в мудрости своего решения принять, поступившее от бабушки в ее двадцать первый день рождения довольно туманное предложение – поселиться с Джози на Кипре и помогать в семейном отеле.
Бабушке она написала, что не имеет опыта в гостиничном деле, но хорошо знакома с работой секретаря, а еще у нее есть прекрасная способность к языкам, всегда поощрявшаяся родителями; она всегда участвовала в программах обмена студентами. Именно это довольно необычное достоинство позволило Ирэн занять хорошее место в лондонской фирме грузоперевозок. Кроме греческого, она хорошо знает английский, немецкий и немного шведский. Ко всему этому Ирэн добавила, что интересуется кулинарией и домоводством, но, к сожалению, почти не имеет возможности практиковаться в этих искусствах.
Миссис Вассилу, которая говорила по-английски лучше, чем писала, прислала телеграмму с единственным словом: «Приезжай». И вот теперь Ирэн впервые слышит, что бабушка, ранее единолично возглавлявшая «Гермес», сейчас наняла управляющего, да к тому же человека, с которым, судя по услышанному, будет нелегко сработаться.
– Не беспокойтесь, – сказал Андреас, слегка удивившись внезапной тени на красивом лице. – Не принимайте Дэвида Маклеода в расчет. Главная все равно ваша бабка. Она женщина с причудами, но все ее любят. И, несомненно, она с нетерпением ждет вас.
– Я помню бабушку ласковой и нежной, – ответила Ирэн. – Джози, конечно, совсем не помнит ее, зато твердо уверена, что хуже тети Этель, от которой мы уехали, никого быть не может.
– Что же плохого в тете Этель? – лениво поинтересовался Андреас.
– Во-первых, она не выносила нашу мать – называла ее «иностранкой», словно только это в ней было важно. Она вообще любит развешивать ярлыки: дети для нее – «отродье», а образованные люди – «проклятые снобы».
– Тогда почему ваш дядя на ней женился?
– Думаю, она была по-своему красива в молодости. Возможно, разочарование было взаимным. Дядя Герберт мил, но недотепа…
И тут, прервав этот довольно странный разговор, – когда она мысленно внезапно удивилась, каким образом начала обсуждать своих родственников с совершенно незнакомым человеком, – по залу разнеслось долгожданное объявление: «Небо над Средиземным морем быстро проясняется, пассажиров рейса в Афины и на Кипр просят пройти в самолет».
К облегчению Ирэн, Андреас Николаидес не выпустил их с Джози из-под своего крыла. Несмотря на приобретенную независимость, усталость ума и тела сделали ее бесстыдно благодарной ему за заботливое сопровождение, тем более что он хорошо знал, что делать.
Не отставая от Андреаса, они поднялись в самолет, и грек сразу же устроил так, что они сели вместе – Ирэн посередине, а Джози у окна, чтобы, если девочка рано проснется, она могла бы выглянуть в иллюминатор и полюбоваться открывающимся из него видом, пусть даже там будет только бесконечная вата облаков.
Устроившись в своем кресле с дорожным ковриком Андреаса для дополнительного комфорта, Ирэн, как и большинство пассажиров, наконец сморил сон, и впервые за многие недели она спокойно заснула. Во сне в ее жизнь вернулся Гай, со всей его лаской и заботливостью; они обживали новый дом, и Джози, вполне естественно, была с ними.
Переход к реальности оказался болезненным, но счастливое волнение Джози при виде земли внизу и «доброе утро», услышанное от улыбающегося Андреаса, заставили ее стряхнуть с себя путы печали и, по крайней мере, притвориться, что она разделяет их веселое настроение.
Поднятию ее боевого духа помогло и появление завтрака. В Майда-Вале завтрак всегда проходил довольно мрачно: тетя Этель сидит у заварочного чайника и безостановочно жалуется на рост цен, а дядя Герберт прячется за газетой. Но этот был совсем другим.
Розданные подносики очень соблазняли своим видом. И было забавно слышать восхищенные восклицания Джози при осмотре содержимого небольших аккуратных пакетиков: пластмассовые ложки и вилки, сахар, порошковое молоко и еще столько интересного!..
К своему удивлению – последнее время кусок не лез ей в горло, – Ирэн оказалась столь же голодна, как Джози и Андреас, которые быстро опустошили свои подносы. Кроме того, она чувствовала себя гораздо лучше, надеялась, что несчастное прошлое осталось за спиной, и уверенно смотрела в будущее – невзирая на темную фигуру «сурового» Дэвида Маклеода.
Ирэн больше не собиралась говорить с Андреасом о своих делах. И на этот раз заставила его рассказать о себе. Но, быстренько объяснив, что он дипломированный бухгалтер и после нескольких лет учебы и работы на севере Англии вернулся в фирму в Никосии, Андреас спросил, долго ли она будет отдыхать на Кипре – поскольку хочет взять ее и Джози в поездку, если, конечно, бабушка отпустит их на день.
– Мы не на отдых приехали, мистер Николаидес! – обернулась к нему Джози. – Мы едем к нашей бабушке навсегда. Я пойду в школу, а Ирэн будет помогать в гостинице.
На мгновение на лице Андреаса появилось удивление и легкое смущение. Но грек быстро оправился и вежливо заметил, что это хорошие новости, поскольку он надеется, что будет чаще видеться с ними.
Но теперь, когда Джози была поглощена попытками разглядеть далеко внизу греческие острова, он прошептал Ирэн:
– Не обращайте внимания на мои слова об управляющем кириа Вассилу. Он, разумеется, отнесется с полным почтением к внучке своей хозяйки. Однако, если каким-то образом он сделает вас несчастной, не забудьте, что вы имеете друга в моем лице и в лицах моих родственников, в чем я уверен.
Помня доброту и привязанность друг к другу бабушки и дедушки в прошлом, когда дедушка еще был жив, Ирэн не верила, что у нее есть основания для тревоги. Но все же приятно чувствовать, что имеешь друзей – пусть и потенциальных – не только в гостинице и не только в лице своих родственников.
Однако скоро ее настроение изменилось. Как ни глупо это звучало, но, когда после краткой остановки в Афинах самолет пересек береговую линию Кипра и приземлился в аэропорту Никосии, Ирэн охватила непонятная тревога. Может, в конце концов, зря она бросила хорошо оплачиваемую должность в Лондоне ради бабушки, у которой получит только упомянутые в письме карманные деньги? Может, – это даже более насущный вопрос, – она слишком резко порвала с Гаем? Бросила его, не очень вникая в его позицию? А следовало бы не торопиться и терпеливо искать компромиссное решение? Но рука Джози, сжимающая ее ладонь, чуть испуганное восхищение ребенка тем, что она называла «наше приключение», помогли Ирэн выбросить из головы последние страхи. Прощаясь с Андреасом, она безмятежно улыбалась, затем в сопровождении найденного греком приветливого носильщика они прошли таможню и отправились на поиски автомобиля бабушки.
Впрочем, их уже ждал мужчина – широкоплечий, в джинсах, с почти незаметной хромотой. Он поздоровался без особых церемоний и коротко извинился за свою внешность, сославшись на проблемы с новой кухонной плитой.
– Миссис Вассилу сама бы вас встретила, – продолжал он, провожая их к большому автомобилю. – Но ее мучает мигрень.
– У нее, бедняжки, все еще боли? – Память Ирэн всколыхнулась.
Крупный мужчина – шатен с внимательными серыми глазами, «цепкими», как определила их девушка, – кивнул:
– Реже, чем раньше, и не такие продолжительные. Миссис Вассилу встревожила задержка вашего самолета. Несмотря на все уговоры, она очень боялась катастрофы. Вот и прихворнула.
На переднем сиденье автомобиля хватило места для всех троих.
– Так же мы сидели в самолете с мистером Николаидесом, – объявила Джози своим высоким детским голосом. Затем, когда они тронулись в путь, весело продолжила: – Мы думали, что здесь будет холодно, после всего, что сказали в аэропорту про метели, но здесь тепло, сухо и просто чудесно. – И, прижимаясь к Ирэн, она добавила: – Разве не здорово, что мы и вправду здесь? В двух тысячах трехстах милях от тети Этель, как сказал мистер Николаидес.
– Он тоже не любит вашу тетю Этель? – Очевидно, этот управляющий не всегда угрюмый и мрачный; в его голосе слышалось веселое удивление.
– Если бы знал, не любил точно. Ее никто не любит. Мои друзья в школе сказали, что у них от нее мурашки по коже. Мистер Николаидес не испугался бы, конечно. Но мы встретили его только вчера вечером в зале аэропорта. Он поделился с нами супом. Томатным. Мы умирали от голода!
– В «Гермесе» у вас будет много еды, – уверил ее управляющий. – Чего только ваша бабушка не задумала в плане еды на ваш отпуск… – Он оборвал себя и представился: – Ваши имена я знаю. Я – Дэвид Маклеод. Управляющий вашей бабушки или – когда в особенном фаворе – ее младший партнер.
– Звучит странновато! – немедленно последовал комментарий Ирэн.
Дэвид Маклеод улыбнулся с легкой иронией:
– Она – чудесный человек, но с причудами.
– У тети Этель тоже случались причуды, – печально пожаловалась ему Джози. – Особенно после проигрыша в конкурсе. Надеюсь, бабушка не будет ругать меня, как она.
– Оставь тетю Этель в покое, любимая, – одернула ее Ирэн.
А Дэвид Маклеод успокоил девочку:
– Не волнуйся. Бабушка намерена избаловать тебя. Собственно, когда вернетесь к этой вашей тете…
– Но мы не вернемся к тете Этель, – убежденно возразила Джози. – Мы приехали жить с бабушкой.
Маклеод взглянул на Ирэн с явным удивлением:
– Вот как? Для меня это новость. – Потом, явно не собираясь обсуждать этот вопрос дальше, весело продолжил: – Скажите, вы видели что-нибудь прекраснее моря желтых маргариток на обочинах?.. А эти изумительные акации?
– Настоящее золото, – пробормотала Ирэн, но похвала, хотя и искренняя, была высказана ею механически. Страхи, возникшие в аэропорту Никосии, охватили ее с новой силой.
Невероятно, что бабушка не предупредила управляющего – своего младшего партнера или кто он там, – что они с Джози приехали в «Гермес» на постоянное жительство.
Возможно, старая леди, которую она, в конце концов, не видела восемь лет, слегка впала в маразм и, несмотря на письмо и телеграмму, не ожидала, что ее предложение переселиться к ней девочки воспримут всерьез?
В таком случае что же ей, Ирэн, теперь делать? Работа в Англии брошена, а ее крошечный капитал, кроме суммы, отложенной на воспитание и образование Джози, растрачен на оплату этого безумного приключения.
Ирэн обнаружила, что не может поддерживать беседу, но, к счастью, Джози болтала за двоих. Не обращая внимания на молчание двух взрослых, она все продолжала свой возбужденный монолог, с удивлением восклицая при каждом незнакомом виде: пастухов с маленькими смешанными стадами овец и коз, каменных домиков, полей, заросших дикими цветами всех мыслимых оттенков.
Они проехали предместья Никосии, города белых зданий и цветущих кустарников, – «Там живет наш друг мистер Николаидес», – важно объявила Джози, – и свернули на дорогу к Кирении, это было прекрасное шоссе с турецкими деревнями по обочинам – Ирэн вспомнила, что путешествовала по нему с родителями.
– Ты уже проезжала здесь, Джози, – сказала она маленькой сестре. – Я помню, мама держала тебя на коленях, пела греческую народную песню, а я делала вид, что помогаю отцу вести автомобиль, подавая сигналы рукой. Стояла жара, и ты клевала носом.
– Спой песню, – пристала к ней Джози.
Прежде чем Ирэн ответила, Дэвид удивленно поглядел на девочку:
– Не слишком ли трудная задача? В конце концов, после стольких лет в Англии…
Ирэн улыбнулась:
– Я могу спеть, но не сейчас. Слишком многое хочется увидеть. Пусть Джози подождет – а затем, возможно, я ее научу.
Действительно, они продолжали путь по весеннему Кипру в окружении ослепительной красоты. На обочинах все еще росли желтые маргаритки и оксалисы, окаймлявшие поля ярким золотом – поля, на которых в эти ранние дни апреля уже колосились короткие зеленые всходы, готовые, как отметил Дэвид, для уборки через несколько недель.
Птиц она тоже вспомнила, указывая Джози – сама на миг став ребенком – на крошечных черно-белых чеканов, столь же обычных в этой местности, как воробьи в Лондоне.
Когда дорога поднялась с широкой равнины в предгорья хребта Кирения и начала взбираться в горы, местность стала меняться. В садах долин все еще цвели цератонии и маслины, изредка щеголял фиолетовым нарядом багряник, попадались огненно-красные кусты гуайявы, на склонах паслись маленькие стада овец и коз и даже коровы. Но чем выше петляла дорога, тем больше появлялось хвойных деревьев, и пейзаж становился величественнее, даже грознее, но никак не мрачнее.
На горных пиках вздымались знаменитые древние замки крестоносцев, а розовые руины Белла-Паис, готического аббатства, даже в разрушенном состоянии сохраняли мирную атмосферу прошлых монашеских дней, в древней часовне аббатства все еще собирались на молитву жители деревни. По большим серым камням звонко сбегали серебряные ручьи, островки травы все еще давали пищу самым проворным животным, а почву покрывали, словно изящной цветной вышивкой, живописные полянки цикламена и цистуса.
Джози рвалась выйти и исследовать этот захватывающий новый мир, нарвать букетик цветов, но Дэвид непреклонно заявил, что любая дальнейшая задержка встревожит бабушку. Он утешил девочку, что времени у них впереди много, и пообещал, что привезет их с сестрой сюда на пикник.
Хотя его слова прозвучали довольно резко, Ирэн задумалась, действительно ли он так груб, как намекал Андреас. Он, конечно, далеко не красавец по сравнению с Андреасом или Гаем, однако в суровых чертах лица и пронизывающих серых глазах чувствуется характер, а в широких плечах – сила.
Манеры? Он вел себя с разумной предупредительностью. Но похоже, обаянием природа его обделила. Возможно, в ней говорит предубеждение; на фоне Гая, его восхитительной нежности даже комплиментам и мелким знакам внимания Андреаса не хватало непосредственности.
Гай! Почему он не выходит у нее из головы? Явное проявление слабости. Неужели она обречена постоянно сравнивать с ним каждого встреченного ею мужчину!
Мысли Ирэн отвлек вид, внезапно открывшийся ее глазам на вершине горбатой дороги: впереди раскинулось море, мерцающее в солнечном свете, – темно-синяя гладь, пронизанная яркими лазурными оттенками оперения зимородка. Очень красиво!
– О, любимая! – Она взволнованно обняла Джози. – Какой великолепный вид. Сколько ни смотришь, он всегда разный. И эти белые башни!
– Тут прекрасно. Но когда я смогу купаться? – Глаза Джози сияли.
Улыбаясь, Дэвид поглядел на нее:
– Все в свое время! – А Ирэн сказал: – Думаю, вам не покажется, что Кирения сильно изменилась. Я прожил в районе пять лет и все еще считаю его одним из самых красивых мест, которые видел, а это о многом говорит.
– Вы немало путешествовали?
Он кивнул:
– Я служил в британском торговом флоте, пока не повредил ногу и не поступил на работу к вашей бабушке. Вассилу связаны с семьей моей матери, и мои родители живут на юге острова.
– С вами произошла ужасная авария? – сочувственно осведомилась Джози. – Нападение страшных акул или что-то в этом роде?
– О нет! Ничего интересного! Хватит разговоров о разной ерунде, лучше смотрите в окно.
Ответ управляющего снова прозвучал резко, и осаженная Джози замолчала, впрочем, ее быстро отвлекло открывшееся перед ней чудесное зрелище.
Когда они медленно въехали в городок, Ирэн согласилась с теплой оценкой Дэвида: здесь действительно ничего не изменилось. Прекрасная гавань между древними каменными стенами и замком, яркие лодки отражаются в воде, девушки-рыбачки со смехом и разговорами раскидывают для просушки алые и розовые на солнце сети. Как хорошо снова пройти по пристани и мощеным улицам, вспоминая это и то здание, даже, возможно, сталкиваясь с людьми, знакомыми в детстве.
– Нам нельзя сейчас останавливаться. Время для прогулок у вас еще будет, – твердо, но уже спокойно сказал им Дэвид. – Даю вам минуту, посмотрите в море. Различаешь мягкую серую линию, Джози? Ирэн видела ее много раз.
– Вижу. Я думала, это низкое облако, – ответила девочка. – О, и намного выше и дальше него белые тучи.
– Умница! Ты смотришь на побережье Турции в сорока милях отсюда и на снежные горы Тавр.
Джози присвистнула, чего никогда не разрешала тетя Этель.
– Как в сказке! – восхищенно выдохнула она.
Они миновали старый город с его белыми стенами, цветущими кустарниками и с его полускрытыми садами, свернули на восток по дороге вдоль побережья и через несколько миль подъехали к гостинице «Гермес», гордо возвышавшейся фасадом к морю.
И тут, к удивлению Ирэн, чувство узнавания подвело ее. Это был не тот хаотичный старый дом, который она вспоминала с теплотой и нежностью, теперь это было что-то гораздо большее и внушительное.
Она поделилась своим открытием с Дэвидом, и управляющий самодовольно улыбнулся:
– Ваша бабушка и я многое сделали за пять минувших лет. Старый отель был очень привлекателен, но следует идти в ногу со временем. Современному туристу, от которого все более начинает зависеть экономика острова, требуются удобства. Например, номера с ванными здесь больше не роскошь – у нас их очень часто заказывают. Теперь желающих больше, чем номеров.
– Но все равно мне жаль, что старый дом исчез. Я так любила его.
– О, мы его не снесли. Когда начали перестройку, то позаботились включить комнаты, всегда занимаемые вашей бабушкой, в маленькое отдельное крыло и сохранили старый фасад неповрежденной части.
– У вас богатое воображение!
– Боюсь, у меня были другие идеи. Но кириа Вассилу очень упряма.
Ирэн бросила на него задумчивый взгляд, но по пути через двор он уже показывал Джози, широко раскрывшей от удивления глаза, апельсиновые цветы и оранжевые плоды, растущие вместе на деревьях, а еще лимоны, цветущие и плодоносящие таким же образом.
И затем на ступенях старого белого дома, который возник в памяти Ирэн, словно вчера, она увидела бабушку, та была, как обычно, в своем длинном черном шелковом платье, серебряные волосы покрывал черный шарф из шифона. Она все еще была красива лицом и фигурой, несмотря на новые морщины и легкую сутулость, и радостно улыбалась, яркие темные глаза светились счастьем, когда она поздоровалась по-гречески и раскрыла им объятия.
Ирэн взбежала по низким ступенькам и обняла ее, затем пропустила вперед Джози. Поднимая лицо для бабушкиного поцелуя, девочка сначала оробела, но через миг справилась с волнением и произнесла вежливую греческую версию «доброго утра», которой ее научила Ирэн в Майда-Вале, когда еще у них было мало надежды приехать на Кипр:
– Калимера сас!
Старая леди рассмеялась и погладила малышку по щеке.
– Умная девочка, – сказала она на правильном, но каком-то отрывистом английском языке. – Мы должны давать друг другу уроки языка, ты и я.
– Но, бабушка, ты знаешь английский намного лучше, чем я – греческий. – Сейчас Джози улыбалась.
– Моя дорогая, пришлось научиться, чтобы говорить с клиентами-англичанами, – весело сообщила ей бабушка. – Но мой язык все еще путается.
– У меня еще хуже. Ирэн пыталась меня учить, но тетя Этель так сердилась…
– Похоже, эта тетя Этель не идет у девочки из головы, – хмуро вмешался Дэвид, внося в дом чемоданы. И добавил, странно глядя на миссис Вассилу: – Говорит, что не поедет к ней. Останется здесь навсегда.
– Да? – Голос старой леди был ровен. Но к внучкам она обратилась, словно вообще не слышала Дэвида: – Идите, мои дорогие. Ирэн, я поселила вас обеих в хорошую комнату, где вы обычно спали при жизни ваших дорогих родителей, упокой Господь их души. – Она истово перекрестилась.
Хотя сейчас это крыло, похоже, считалось старомодным, комната на первом этаже, в которую провела их бабушка, по английским стандартам была очень просторной, объем подчеркивали белые стены и резное дерево. Французские окна выходили на каменный балкон, Ирэн выбежала на него и объявила, что там растет все то же апельсиновое дерево, оно расцвело и стучится ветками в комнату. В самой же комнате она с восторгом заметила на старом месте знакомую икону Богородицы.
– Но ты увидишь, гостиница во многом изменилась, – сказала ей бабушка с явным оттенком сожаления в голосе. – Мой замечательный управляющий Дэвид Маклеод – дальний кузен моего дорогого мужа со стороны его матери, но гораздо больше шотландец характером – претворяет в жизнь необходимые современные идеи. Он бесценный помощник. Но иногда мы расходимся во мнениях.
Ирэн подняла бровь:
– И что происходит тогда? У него довольно упрямый подбородок.
Миссис Вассилу пожала плечами, немного подумала перед ответом и уклончиво сказала:
– Всякое бывает. Я тоже могу быть упряма.
Внизу в гостиной, стены которой украшали семейные фотографии всех времен и размеров в разнообразных рамках, они сели обедать втроем. На первое был ягненок, ставший еще восхитительнее для Джози после бабушкиного объяснения, что блюдо приготовлено почти так же, как разбойники в старые времена готовили украденную овцу – в глиняных печах, спрятанных в сельской глубинке.
– Ты ведь знаешь о клептомании, – вставила Ирэн, и Джози энергично кивнула.
– Конечно. Тетя Этель говорит – это бесстыдное оправдание краж из магазина самообслуживания.
Участившиеся после отъезда ссылки ребенка на тетю Этель беспокоили Ирэн. Она пришла к выводу, что Джози, при всей видимой веселости, страдала от подсознательного страха, что новая жизнь, которая открывалась для них на Кипре, слишком хороша для правды, что связи между тетей и ею оборваны не навсегда. От этого ей еще больше захотелось выяснить, что подразумевала старая леди под своим приглашением.
Возможность подвернулась быстро. После обеда миссис Вассилу мягко отправила Джози в спальню для краткой сиесты, а Ирэн осталась внизу на дружескую беседу.
Сидя за кофе, Ирэн скоро узнала, что не стоит опасаться за будущее. Миссис Вассилу объяснила, что постепенно хочет сократить время своей активной работы в гостинице. В то же время бабушку крайне тревожила возможная потеря индивидуального подхода к людям, чему она всегда придавала большое значение – «как и твой дорогой дедушка».
– Ты так же очаровательна, как была твоя дорогая мать. По коротким письмам, что все эти годы приходили от тебя на мой день рождения и на Пасху, я знаю, что ты унаследовала ее искреннее расположение к людям и ее способности.
– Надеюсь, вы правы! – с сомнением улыбнулась Ирэн.
– Уверена. Так или иначе, когда в прошлом году доктор сказал, что мне следует меньше работать, я отказалась слушать Дэвида и других о компетентных молодых женщинах, желающих здесь работать. Я подумала: Ирэн, моя внучка, вот кто мне нужен. Скоро ей исполнится двадцать один год, и она будет свободна делать то, что ей нравится, ей и девочке. Ко дню рождения я напишу Ирэн и попрошу приехать, ее дом здесь. Так я и сделала. И вы приехали.
Облегчение окатило Ирэн, словно поток прохладной воды в палящий зной.
– Нам не очень счастливо жилось с родственниками папы, – искренне поделилась она с бабушкой. – Его брат, дядя Герберт, был добр. Но тетя Этель – его жена… ее все время вспоминает Джози! Не думаю, что до нашего появления она много общалась с детьми; она их совершенно не выносит.
– Наверное, удар был ужасен, бедные девочки! Родители так вас любили.
– Джози было намного труднее, чем мне, она намного моложе, и сиротство весьма серьезно повлияло бы на нее, не будь рядом меня, она слишком привязана ко мне, я знаю.
Миссис Вассилу медленно кивнула. Потом продолжила:
– Конечно, я не знала наверняка, что приглашение будет принято. Ты могла выйти в Англии замуж.
Ты красива, как твоя мать. Даже красивее – с этими синими глазами, которые так чудесно контрастируют с темными волосами. Вряд ли ты испытываешь недостаток в поклонниках.
Ирэн могла бы улыбнуться старомодной фразе, так естественно сочетавшейся с правильным, но довольно неестественным английским бабушки. Но ее мысли снова обратились к Гаю, такому преданному, такому милому, он так спешил сделать ее своей женой, пока не остановился перед тем, что назвал «невозможными условиями».
Глаза Ирэн наполнились слезами.
– Я хотела сообщить о помолвке на Рождество. Но теперь она разорвана.
От старой дамы не укрылось, с каким усилием девушка держит свои чувства под контролем.
– Бедное дитя, – мягко произнесла она. – Как-нибудь расскажешь мне все. Но сейчас ты устала. Иди наверх и попробуй поспать. – И с улыбкой добавила: – Помнишь, как мы любим сиесту? Поэтому – часик-другой…
Позже Ирэн и Джози отправились исследовать красочный и ароматный сад; Джози скакала как молодой козленок, Ирэн взяла более неторопливый темп. Ее все еще не оставляла усталость, хотя это была скорее реакция на беспокойные месяцы после дня рождения, чем утомление от самой поездки с ее задержками и расстройствами.
Ирэн была благодарна бабушке за предложение не торопиться с осмотром новой части «Гермеса», где теперь размещались гости. Ей требовалось время, чтобы привыкнуть к переменам.
Ее не покидало чувство, что работа не обойдется без трудностей, даже в роли помощницы бабушки.
Конечно, нельзя осуждать Дэвида за реакцию на ее появление; должно быть, он чувствовал себя несколько униженным скрытностью старой дамы. Если он затаит злобу даже в глубине души, им с Джози нечего ожидать здесь счастья.
Но потом Ирэн сказала себе, что глупо волноваться. Уж не настолько она беспомощна, чтобы предаваться унынию из-за легкой враждебности, которая, без сомнения, со временем исчезнет.
Конечно, по характеру он не добряк, этот Дэвид. Но если она докажет, что она не бесполезный любитель, которого нужно выносить из-за родственных отношений с хозяйкой, все пройдет гладко. Почему она, в конце концов, не пригодится «Гермесу»? Фирма в Лондоне, где она работала, считала ее компетентной. Отец Гая, президент компании, хотя несколько пугал в рабочие часы, всегда был щедр на похвалу.
На третий вечер, когда Джози спала наверху и они с бабушкой болтали за стаканом «Коммандери» – это густое сладкое вино создали крестоносцы во время своего владычества на Кипре, – Ирэн решила поговорить в открытую. Она спросила напрямик, знает ли Дэвид, что она будет заниматься «Гермесом».
– Теперь знает, – последовал беспечный ответ старой леди. – Видишь ли, в некотором смысле ты будешь работать под его началом. – И добавила с легким лукавством в темных глазах: – Он разозлился, что я не подготовила его заранее. Но я уже изрядно знаю Дэвида. Я предположила, что он строит свои планы, и решила поставить его перед свершившимся фактом.
Ирэн встревожилась:
– Хочешь сказать, что он нашел кого-то еще?
– Да. Он продвигал на пост своей помощницы нашего секретаря-администратора, миссис Киприани. Предложил, что после дополнительного обучения и шлифовки именно она заменит меня после отставки, которая, я полагаю, не за горами.
– Возможно, он прав. Конечно, я принимала много посетителей для моего босса в Лондоне, но гости в отеле – совсем другая чашка чая. Возможно, она гораздо способнее и… лучше… меня. – Сердце Ирэн ушло в пятки, перспектива безопасного и счастливого дома для нее и Джози снова начала меркнуть. – Вызвать и поставить меня на руководящий пост только потому, что я – ваша родственница…
Миссис Вассилу решительно покачала головой:
– Моя дорогая, я недвусмысленно говорила ему, и не раз, что Дельфина не добьется успеха – в моем понимании. Он жалеет вдову с маленьким ребенком, и я тоже. И она, конечно, способная, но как она может занять мое место, если не любит людей?
– Разве Дэвид не может справиться сам? Или обязательно необходима женщина?
На лице бабушки появилась легкая сардоническая улыбка.
– Дэвид умен, как черт, и честен, как смерть. Но он унаследовал всю суровость отца и удивительно мало обаяния от матери. Под объединенным управлением Дэвида и Дельфины «Гермес» скоро потерял бы то, что ваш дорогой дедушка и я всегда считали одним из важнейших качеств хорошей гостиницы – личный контакт, который показывает людям, что их помнят и к каждому отнюдь не равнодушны.
Ирэн, поколебавшись, спросила:
– А миссис Киприани знает намерения Дэвида?
Кириа Вассилу пожала плечами:
– В высшей степени маловероятно. Дэвид – настоящая устрица даже для тех, кого любит больше всего. Но это не значит, что она сама не положила глаз на эту работу. – А затем добавила, больше для себя, чем для Ирэн: – Она вообще странно сдержанна и даже равнодушна. Ее сын живет в Кирении с ее матерью – хороший ребенок, но она проводит с ним не так уж много времени.
И затем, вспомнив о другом ребенке, бабушка переключилась на образование Джози. Перед тем как отправить девочку в местную школу, ее нужно баловать и баловать, пока она не потеряет тревожный взгляд, не приобретет хороший цвет лица и не наберет больше веса. К тому же за это время ей следует добиться некоторой беглости в греческом. С этим трудностей не будет. В гостинице живет англичанка, она много лет проработала в Греции гувернанткой и, хотя по возрасту отошла от регулярной работы, вероятно, найдет время позаниматься с Джози. Она отнюдь не бедна. Одна богатая семья в Афинах, два поколения которой она обучила, назначила ей хорошую пенсию. Но она любит детей, любит свою профессию и поэтому создала маленький класс для иностранцев, живущих в окрестностях. Разумеется, она с удовольствием примет Джози и за несколько месяцев подготовит ее к регулярному посещению превосходной школы в Кирении.
Это было прекрасным решением проблемы. Ирэн с иронией вспомнила резкие нападки тети Этель на ее эгоизм, из-за которого якобы в образовании Джози возникнет бедственный перерыв.
Для миссис Вассилу решить значило действовать. После приглашения по телефону мисс Тейлор присоединилась к ним на стаканчик вина, и при виде ее Ирэн почувствовала себя вдвойне счастливой. У маленькой, худенькой и довольно старомодной в своем платье мисс Тейлор были яркие, умные карие глаза, полные доброты и юмора. Ирэн предположила, что ее подопечные горят желанием учиться, которое обычно вызывает действительно хороший преподаватель. И уж конечно, нельзя даже вообразить, что она назовет любого, даже самого непослушного ребенка отродьем.
Через день или два после сиесты миссис Вассилу взяла Ирэн на экскурсию по главной части гостиницы. Несмотря на современный вид, отель был, как и ожидала Ирэн, обставлен с превосходным вкусом, главный акцент был сделан на пространстве и на современных удобствах для туристов. Персонал демонстрировал улыбки, хорошие манеры и дружелюбие, которое, как она помнила, являлось характерным для киприотов, а царящая повсюду безукоризненная чистота свидетельствовала об их гордости своей работой и высоком профессионализме.
Ей понравилось абсолютно все. Наконец, вслед за бабушкой она вошла в комнатку за офисом, где уже собрались на чай Дэвид и женщина по имени Дельфина Киприани. И тут ее поразило ощущение холода.
Дэвид вел себя как обычно – без особой сердечности, но и без видимой враждебности. Однако Дельфина – миниатюрная и стройная брюнетка лет тридцати – сразу не понравилась Ирэн. Улыбка затронула только тонкие, хорошей формы губы, а вот в светло-карих глазах таилось… недоверие – правильное слово?
«И как осуждать ее за подозрения? – подумала Ирэн, внезапно жалея женщину. – Даже если Дэвид умолчал о планах бабушки, она ведь и сама не дура. Она догадается о том, что практически очевидно».
Посторонний наблюдатель мог и не заметить напряженности, повисшей в комнатке, поскольку все четверо пили чай и обменивались вежливыми банальностями то по-гречески, то по-английски. Но Ирэн, подобно своей маленькой сестре, всегда остро чувствовала атмосферу, и теперь она приняла решение прощупать на этот счет Дэвида.
Она знала, что не сможет работать там, где ее отвергают, считают незваным гостем. Следует выяснить у Дэвида свое положение. Расчет только на заверения бабушки может завести в такие дебри, с которыми у нее хватит характера справиться.
И вдруг ее пробрала мгновенная дрожь. Бабушка всегда слыла деспотом.
«Если я отвергну это изумительное предложение, – внезапно пришло Ирэн в голову, – она обидится? Мне придется с позором вернуться в Англию?»
«Ну уж нет», – подумала она. Образование и опыт наверняка помогут ей найти на Кипре другую работу, которая, возможно, даже позволит ей остаться с Джози в «Гермесе», даря бабушке любовь и привязанность, но не работая у нее.
Шанс поговорить с Дэвидом наедине подвернулся весьма скоро, когда по просьбе миссис Вассилу он показывал ей прохладный просторный подвал, где хранились вина для ресторана. Романтические названия взволновали ее. Например, такие, как у марочного кларета – «Афродита», «Отелло»! Но в ответ на его панегирики кипрским винам пришлось неохотно сознаться, что она знакома со вкусом только восхитительного бабушкиного «Коммандери».
– Разве родители не давали вам пробовать?
– Когда они умерли, я была школьницей и жила в Англии. Моим напитком был лимонад. С возрастом и немного пообтершись в обществе, – мысли Ирэн в который раз вернулись к Гаю и его предпочтениям, – я полюбила белый рейнвейн.
– Попробуем расширить ваши вкусы, – весело пообещал Дэвид. – Кстати, мои родители, живущие в Лимасоле, – специалисты по местным винам. Этот город – центр винной торговли, и работа моего отца связана с вином. Ваша бабушка очень доверяет его мнению. Она с вашим дедушкой покупали через него вино задолго до моего появления в «Гермесе».
– Полагаю, Дельфина тоже почерпнула много знаний по этому вопросу.
– Да, верно. К тому же, в отличие от нас с вами, серединок на половинку, она – настоящая киприотка, с детства привыкла к вкусу вина. – Он помолчал, затем добавил странным тоном: – Она – очень умная молодая женщина. Неоценимая здесь, на мой взгляд.
В этот момент Ирэн ничего не сказала, но, когда они поднялись по каменной лестнице на солнечный свет, она резко заметила:
– Вы хотите управлять отелем вместе с ней, когда моя бабушка, в конечном счете, удалится от дел. Не так ли?
На секунду Дэвид опешил, затем пожал широкими плечами:
– Я не специалист в женских разногласиях. Признаюсь, какое-то время я надеялся и воображал, что так и получится. Я посвятил много времени и сил ее обучению. Однако, если ваша бабушка желает, чтобы я заново начал с вами, я, естественно, постараюсь. Она очень щедра ко мне и моей семье.
– Возможно, мне следует отказаться от ее предложения, – сдержанно сказала Ирэн. – Меня не привлекает идея быть навязанной вам только потому, что я – хозяйская родственница. Я не хочу заменять гораздо более компетентную женщину, да к тому же вдову с ребенком.
– Не получится, – отрезал он. – Ваша бабушка видит у вас качество, отсутствующее у нас с Дельфиной, – обаяние вкупе с подлинной симпатией к людям. Оно было у вашей матери и, конечно, есть у вас. Если в руководстве гостиницы не будет кого-то именно с такими качествами, предприятие развалится, несмотря на свою эффективность – таково твердое мнение вашей бабушки.
Ирэн не стала льстить управляющему, притворяясь, что заметила в нем дар общения с людьми. Она просто уныло спросила:
– Если я соглашусь с идеей бабушки, что случится с Дельфиной?
– Надеюсь, она все равно останется здесь. Ваша бабушка ценит ее как бухгалтера, стенографистку да и за многие другие вещи практического толка.
И тут на дорожке появилась сама Дельфина, ее лицо покрывала неестественная бледность.
– Мне только что позвонили. Тео плохо себя чувствует, – сказала она, немного запыхавшись. – Пожалуйста, можно я на вечер поеду к нему?
– Конечно. – Дэвид сразу проникся сочувствием к ее беде. – И если хочешь, оставайся там или привози ребенка сюда…
– Нет, спасибо. Просто моя мать тревожится. – Она повернулась к Ирэн. – Вам прислали большой букет стефанотисов со специальным посыльным, – коротко холодно проинформировала она. – Вы найдете его в офисе.
Ирэн поймала быстрый удивленный взгляд Дэвида, но в следующий момент его внимание снова сосредоточилось на Дельфине.
– Вы ужасно выглядите, – констатировал он, – белая как бумага. Я налью вам бренди и отправлю домой. – Он обернулся к Ирэн и бросил через плечо: – Скоро вернусь, а вы тем временем найдите себе какое-нибудь занятие, если хотите, можете составить меню.
Она кивнула, но ей не понравилось замечание уходящей с Дэвидом Дельфины:
– Я велела Никосу составить меню. Я подумала, так будет лучше. И к тому же художественное оформление стола…
Ирэн глубоко вздохнула.
«Ты меня еще не знаешь, Дельфина», – с негодованием подумала она. Потом, вспомнив про ожидающие цветы, направилась к офису.
Как она и предвидела, букет прислал Андреас Николаидес. Об этом сообщала приложенная карточка, на обратной стороне которой была приписка, что он скоро позвонит.
И хотя он ничего для нее не значил – случайный попутчик по дороге из Англии – ничего, по крайней мере как личность, после бесцеремонности Дэвида и открытой неприязни Дельфины небольшой знак внимания согревал душу.
Ирэн нашла вазу, поставила цветы в воду и водрузила букет на офисный стол, затем разобралась в закорючках, которыми повар накорябал обеденное меню, и аккуратно и изящно переписала его по-гречески на лежавшие рядом карточки.
Она покажет Дельфине и Дэвиду, что после возвращения на Кипр уже восполнила то немногое, что забыла из языка матери.