Впервые я встретил ее в порту, в одном из убогих маленьких чайных салонов, посетителями которых в основном были самые бедные матросы второго класса. Роскошные здания Женского союза авиаторов не предназначались для людей подобного рода.
Трудно определить возраст женщины с сильно обветренным лицом и недоброй усмешкой, но я сразу догадался, что передо мной бывалый морской волк, переживший эпоху турбин и двигателей внутреннего сгорания, живой свидетель тех далеких времен, когда женщины только установили господство над мужчинами и, чтобы подчеркнуть свое превосходство, вели себя сурово, даже если в этом не было никакой необходимости.
Улыбчивые и кокетливые молоденькие особы, механики и пилоты огромных алюминиевых лайнеров в безукоризненных голубых брючках и кофточках с золотыми нашивками бросали любопытные взгляды на реликтовое создание с грубыми чертами лица, сидящее у входа в салон. Что касается меня, то я не обращал внимания на подобные взгляды, адресующиеся также и ко мне. Если я, простой самец, дерзнул появиться в районе господствующего пола, то ничто уже не могло вызвать большее раздражение у представительниц прекрасной половины человечества.
Я заказал полный чайник ароматного чая и вазочку с миндальным печеньем. С самым непринужденным видом я внимательно рассматривал свою соседку. Мой искренний интерес и нескрываемое восхищение были той хитростью, на которую обычно попадались. Так случилось и на этот раз. А может быть, прекрасное миндальное печенье и чай развязали язык старухе. Во всяком случае она сразу отвечала на мои осторожные вопросы, охотно пускаясь в живописные и подробные воспоминания:
— Когда я была совсем еще девочкой, я доверилась старой прожженной морской волчице в резиновых ботах. Вы бы никогда не рискнули выйти в море на нашей развалюхе. Тогда мы ходили, используя солярку и бензин. В случае неудачи нашей последней надеждой оставались резиновые спасательные круги и морские волны.
Она намекала на архаичную практику бросать терпящим бедствие спасательный круг, если вдруг случалась жуткая и маловероятная в наши дни катастрофа, называвшаяся некогда «кораблекрушением».
— Во времена моей молодости, — продолжала словоохотливая собеседница, — в составе экипажей еще были достаточно храбрые мужчины. Мне известны случаи, когда благодаря силе и мускулам этих отважных и дерзких парней было спасено много женщин, уже готовившихся стать едой для акул. Я ничего не имею против мужчин, как вам может показаться. Но о чем я сокрушаюсь, так это о том, что они слишком избалованны. Теперь часто рассказывают тем, кто хочет это слышать, что мужчины ни на что не пригодны, кроме как ходить за покупками и работать в детских домах. На мой взгляд, а я прожила долгую жизнь, мужчина, не обладающий смелостью женщины, не достоин не только иметь детей, но даже заниматься их воспитанием. Но сейчас вопрос не в этом. Мое время прошло, его не вернешь, и я прекрасно знаю это, иначе не болтала бы тут с вами, дружок, тем более перед пустым чайником.
Я с рвением услужливого школяра заказал еще чая и быстро наполнил чашки. Моя собеседница с задумчивым и довольно отрешенным видом надкусывала четырнадцатое по счету миндальное печенье.
— Я никогда не забуду одно путешествие, даже если проживу такую же долгую жизнь, как и славный капитан «Shouter» Мэри Бернэкл. Это было последнее путешествие корабля «Shouter» и капитана Мэри.
Жизнь изрядно потрепала мисс Бернэкл, но с благословения небес она наконец обрела вечный покой в священной морской воде. Достойная кончина для морской души. Я буду помнить мое путешествие не только потому, что нашим капитаном была Мэри, но главным образом потому, что именно тогда едва не вышла замуж. Мой избранник обладал чертовской смелостью и дерзостью, он был лучшим из всех мужчин, которых мне довелось повстречать в моей жизни. И если бы не один маленький случай, обнаруживший его мужскую натуру, презираемую нами, женщинами, то, возможно, сегодня я была бы в его власти.
Наш корабль, нагруженный сатиновыми нижними юбками, покинул порт Фриско и взял курс на Брисбен. Мэри имела слабость почему-то именно к нижним юбкам, хотя за кожаные брюки и женские юбки-брюки платили больше, так как они пользовались огромным спросом. Но капитан Мэри, владевшая тремя четвертями капитала, заявляла, что дамочки, никогда не ступавшие на борт корабля, покупают и юбки, а если и не покупают, то лишь от того, что Господь Бог наградил их весьма скудным разумом.
Стояла отличная погода, когда «Shouter» вышел из порта, а это был прекрасный знак. И вообще тогда по воле всевышнего погода и море считались с нуждами людей. Мы пробыли в море только два дня, когда погода резко ухудшилась. Море штормило; корабль несколько раз чуть было не перевернулся под порывами шквального ветра. Но надо сказать, что наша посудина была надежным и крепким судном. Не хочу даже сравнивать его с вашими скорлупками из всяких сплавов, с газовым освещением, хрупких, как бумага, легких, как гусиное перо. Корабль «Shouter» был весь от кормы до носа сделан из добротного алюминия. Мощная турбина позволяла идти ему со скоростью 45 узлов, а в те времена это была приличная скорость для грузового судна.
Глухой ночью, когда наш корабль, разрезая носом зеленые волны, шел вперед, случилось нечто неожиданное. Я находилась в его носовой части, где пыталась найти потерявшуюся золотую шпильку, которую обронила еще днем. Во времена моей юности золото было редкостью и ценилось высоко. Вдруг я почувствовала, как наш старик «Shouter» сильно качнулся у меня под ногами, словно самолет в воздухе, пораженный снарядом. Еще в течение нескольких секунд корабль дрожал, как живое существо, испытывающее страх. Неожиданно до моего слуха донеслись жуткий грохот, треск; меня подбросило в воздух. Едва ли мне удалось понять сложившуюся ситуацию, я будто оказалась в зубах дьявола. Погружаясь в злые волны, я услышала совсем рядом характерный шум упавшего предмета, хотя и находилась глубоко под водой. Оправившись от страшного потрясения и вынырнув на поверхность моря, я в изумлении увидела, что в нескольких метрах от меня качается на волнах совершенно новая, герметично закрытая холодильная камера. Пустая и не пропускающая воду, она была тем спасительным средством, о котором женщина, попавшая в подобные обстоятельства, могла только мечтать. Ее огромные размеры, десять на двенадцать футов, позволяли ей спокойно плыть по бурному морю. Мне легко удалось забраться на верх камеры, ухватившись за ручку. Я оглядывалась в надежде увидеть кого-нибудь из моих несчастных друзей. Но меня окружали лишь безмолвные беспокойные волны. По только Богу известной причине «Shouter» взорвался и пошел ко дну, а вместе с ним бедная Мэри, обожаемые ею нижние юбки и все остальное.
— Но что же все-таки вызвало взрыв? — осторожно спросил я.
— Я же сказала, лишь Всевышний и капитан Мэри смогли бы пролить свет на эту тайну, — с некоторым раздражением ответила рассказчица. Она молчала несколько минут, думая о чем-то сокровенном.
— Помимо горючего для турбин, на корабле находились большие запасы топлива для дополнительных моторов. Возможно, это и послужило причиной внезапной катастрофы. Я благодарна провидению за его бесценный подарок в виде плавучего холодильника. Распластавшись на нем, я плыла, послушно воле океана. Утром следующего дня шторм прекратился, взошло теплое солнце. Я высушила свои длинные волосы, а затем собрала их в пучок. Боже мой, я была тогда совсем юной и, смею вас заверить, хороша собой. Мне не хотелось умирать, так же, как и вам в ваши годы. Мысль о возможной смерти была мучительной для меня. Я неистово молилась о спасении. И вот ближе к вечеру мои зоркие глаза различили черное пятнышко, появившееся на горизонте. Вначале я приняла его за газовое судно, но затем поняла, что это небольшой одинокий остров посреди безграничного пространства Тихого океана.
«Вот так удача», — сказала я себе и покинула свой плавающий холодильник. Поскольку он был пуст, а возможность отыскать лед в этих широтах казалась мне сомнительной, я не слишком сожалела о подобной потере.
Я добралась до острова вплавь, проплыв одну или две мили, и впервые за три дня ступила на твердую землю. «Неплохое местечко, жаль только, что безлюдное и пустынное, как арктический айсберг», — подумалось мне. Я была на белом песчаном пляже, окаймленном экзотическими пальмами. Вдали тянулась цепочка высоких зеленых гор, напомнивших мне мою родину в Мэне у озера Кукунгомок. Мне казалось, что все на острове улыбалось, приветствуя мое появление здесь. Под легкими порывами ласкового бриза пальмы слегка покачивались и наклонялись, словно говоря мне: «Располагайся поудобнее и отдыхай. Мы давным-давно ждем тебя». Безмятежная природа привела меня в неописуемый восторг. Я чуть не расплакалась от счастья и такого гостеприимства. Тогда, а молодости, я была чувствительна к тому, как ко мне относятся люди. Вы смеетесь, но подождите и вы убедитесь, обманчиво ли было мое впечатление от острова.
Я высушила остатки моей одежды, привела в порядок волосы, тогда их у меня было гораздо больше, чем сейчас. Пройдя в глубь острова, я обнаружила небольшую извилистую тропинку, ведущую в дикий лес. Наличие тропинки в лесу могло означать одно: остров не был необитаемым. Но кто жил здесь: цивилизованные люди или дикари? И все-таки я решила двигаться вперед, не сворачивая с тропинки. Тропинка неожиданно оборвалась возле зеленых деревьев, образовавших своеобразный круг. Совсем рядом я заметила родник с прозрачной водой. Увидев воду, я почувствовала, как сильно мучает меня жажда. Лишь напившись всласть, я смогла перевести дух. Вдруг мой взгляд остановился на доске, прибитой гвоздями к одному из деревьев. Вероятно, доска была оторвана от упаковочного ящика. На ней я обнаружила наскоро сделанную каким-то жирным карандашом надпись.
«Кем бы вы ни были, небо поможет вам. Этот остров подозрителен. Я попытаюсь покинуть его вплавь. Вы правильно поступите, если будете действовать таким же образом. Прощайте. Нельсон Смит», — вот что я прочитала на доске. Что представляло особый интерес, так это орфография. Вероятно, надпись была сделана недавно, за несколько часов до моего появления на острове.
Ознакомившись со странным предупреждением, я почувствовала сильный озноб, словно у меня поднялась температура, несмотря на жаркое тропическое солнце. Что же могло так напугать этого Нельсона Смита, если он сбежал с уютного острова в открытое море? Я осторожно и с недоверием рассматривала все вокруг, но не видела ничего устрашающего. Мне по-прежнему дружелюбно и миролюбиво улыбались пальмы, зеленая трава и цветы. «Располагайся, как у себя дома», — вот что было как бы написано повсюду буквами более разборчивыми, нежели каракули Нельсона.
И вскоре в этой безмятежной тишине мои страхи ушли. Наверно, этот Смит — необычный человек, не переносящий одиночества. У страха глаза велики. Перепуганному, ему мерещилось то, чего на острове нет. Жаль, что он уплыл, не дождавшись меня, но, может быть, я нашла бы его скучнейшим типом. Судя по его посланию, он не блистал образованностью. Приняв решение воспользоваться гостеприимством острова, я неделями наслаждалась его красотой. Рядом с родником находился сухой, как коробка для бисквитов, грот. Дно его было усыпано мелким белым песком. В гроте в изобилии имелись свидетельства пребывания там Нельсона: пустые консервные банки, порванные газеты и другой мусор. Мысленно я поначалу называла моего предшественника Нельсоном, потом Нелли и задавала себе вопрос: высок он или нет, блондин или брюнет? Что с ним произошло? Какие страшные события заставили его покинуть это место? Как бы там ни было, я сделала в гроте капитальную уборку, уничтожив все следы пребывания в нем Нельсона. Он съел все свои консервы. Бог знает, где он их вообще раздобыл. Но меня мало волновало отсутствие консервов. Кокосовые орехи, заполненные молоком, сладкие ягоды, черепашьи яйца составляли мое ежедневное меню.
Почти три недели я жила на острове. Сверкало солнце, ласково щебетали птицы, прыгали непоседливые обезьяны. Мы жили единой и дружной семьей. Чем больше я узнавала остров, тем больше мне нравилась наша компания. Остров простирался приблизительно на десять миль, каждый его клочок был ухоженным, словно я гостила в чьем-то частном владении.
С вершины горы я видела безграничное пространство голубого океана, окаймлявшего остров со всех сторон. Ни единого признака газового судна, ни даже маленького катерка не появилось на горизонте. В то время государственные катера ходили по всему океану, открывая новые морские пути и составляя маршруты для больших кораблей. Но я знала, что если остров располагается в сотне миль от принятых маршрутов, то могли пройти годы, прежде чем меня найдут и спасут. Взобравшись впервые на вершину горы, я увидела, что она представляла собой кратер старого вулкана. Итак, остров был вулканического происхождения. Подобные острова встречались между районами Каприкорна и Кансе[1].
Повсюду в горах и джунглях я находила большие обломки скал, скатившиеся когда-то с потухшего вулкана. Если во время его извержения и изливалась огненная лава, то она уже давно покрылась зеленым ковром растительности. Проверить это без лопаты было невозможно, а ее у меня, разумеется, не было. Поначалу я испытывала чувство безмятежного счастья, совершая прогулки по своим владениям, карабкаясь по горам, купаясь, шлепая по мокрому песку, расчесывая свои длинные волосы. Вы не поверите, но у меня остались гребешок и золотые шпильки. Но затем мне стало скучно, одиноко. Часами я смотрела на голубую гладь в ожидании проходящего корабля. Трудно такое представить, но именно в тот момент, когда настроение мое окончательно упало и я находилась на грани истерики, погода, так радовавшая меня всегда, резко ухудшилась. С утра до вечера небо застилали отвратительные тучи. Солнце спряталось. Теперь большую часть дня на острове царили сумерки. Даже мои единственные друзья — непоседливые обезьяны — утратили веселость, попугаи перестали трещать на своем забавном языке. Создавалось впечатление, что все живое заболело, провалилось в летаргический сон. Однажды я проплакала весь день, не замечая, что вымокла до нитки под дождем. Дождь на острове шел впервые. Так и не высушив до конца свою одежду, я все же заснула в ту ночь, хотя и тревожным сном.
Утром следующего дня я проснулась, злая на себя и на весь мир. Выйдя из грота, я увидела ужасную картину. Небо окутывали черные траурные облака. Завывал дикий ветер, старавшийся вырвать пальмы с корнями. Вдруг, едва ли не на голову мне, с ветки упала отвратительная маленькая обезьянка. Я со злостью зашвырнула в кусты ни в чем не повинное безобидное животное. В ту же секунду вспыхнул ослепительно яркий свет, оглушительно загремел гром, раздался треск, как будто взорвалась целая флотилия таких кораблей, как наш «Shouter». Обезумевшая от охватившего меня страха, я бросилась в грот. Через некоторое время, придя в себя и успокоившись, я поняла, что это была молния. Выйдя из укрытия, я в самом деле увидела вырванную с корнем крупную пальму, в которую попала молния. Упавшая пальма придавила несчастную обезьянку. При виде этой безвинной жертвы мне стало стыдно за свои страхи. Присев на расколотое дерево, я решила еще раз проанализировать сложившуюся ситуацию. К чему приведет моя депрессия? Я должна благодарить благосклонную судьбу за посланный мне божественный остров с готовыми едой и водой. Ведь я могла быть выброшена на безводные голые скалы! Чем больше я размышляла, тем тверже приходила к заключению, что остров — подарок судьбы, улыбка фортуны. Я успокоилась, я уже улыбалась и могла бы петь и танцевать от счастья.
Вскоре впервые за мрачную неделю из-за туч выглянуло ласковое солнце и перестал завывать ветер. Теперь волны не ударялись яростно о берег, а лишь бесшумно накатывались на него, напевая лишь им одним понятную мелодию. Все это было странно: внезапная перемена в погоде и в моей душе. Солнце сменило бурю, и тут же пришел покой в мое сердце. Я поднялась, полная решимости проверить нелепое предположение: может быть, в этом царстве света и безмятежности воскресла и маленькая обезьянка? Но увы! Прекрасные чудеса кончились! Я похоронила несчастное животное под корнями дерева. Внезапно, словно под влиянием некоего импульса, я сделала открытие, ни на мгновение не подвергнув сомнению свои выводы. Вполне возможно, что долгая жизнь в одиночестве на необитаемом острове обострила во мне женскую интуицию и чувствительность. Я стремительно подбежала к пальме, оторвала дощечку с посланием Нельсона Смита и бросила ее в море, желая, чтобы оно унесло доску как можно дальше. Эта ненавистная деревяшка наносила оскорбление моему острову своим присутствием.
Бывалая морячка прервала свой рассказ, закрыла глаза и, казалось, отрешилась от всего — от меня, от чая и от миндального печенья.
— Но почему же все-таки вы пришли к такому выводу? спросил я, чтобы вернуть ее на землю. — Каким образом остров мог быть оскорблен? — Женщина вздрогнула, поспешно налила себе еще чашку чая и протянула руку к вазочке с миндальным печеньем.
— Потому, — произнесла, наконец, старуха, — что этот остров имел сердце. Когда я была весела, он радовался вместе со мной и был залит солнечным светом. Остров испытывал счастье от моего появления и заботился обо мне, как о дочери. Так продолжалось до тех пор, пока со мной не случилась истерика. И когда я подло набросилась на бедное животное, остров опять поддержал меня раскатами грома и ударами молний в моем безрассудном гневе, убив свое родное дитя, чтобы доставить мне удовольствие. И снова вернул мне свою улыбку и благосклонность, когда я поняла, что поступила скверно. Нельсон Смит не имел никакого права утверждать, что остров подозрительный. Нет, это было лучшее место из тех, где я была в моей жизни. Едва я забросила предательскую дощечку в море, все птицы нежно защебетали. Кокосовые орехи падали с деревьев со всех сторон. И только обезьяны оставались немного грустными. Но в этом не было ничего удивительного! Поймите, их родная мать отвернулась от одной из них ради меня.
Я назвала мой любимый остров Анитой, так как не знала его настоящего названия, если оно вообще было. Теперь мы понимали друг друга с полуслова. Но утомительно быть все время веселой и жизнерадостной, петь целый день, как неутомимая канарейка. Я делала все это ради своего блага. Однако, несмотря на признательность и нежность, которые я питала к Аните, постоянное общение с островом, даже с таким милым, не было достаточным для меня. Я прекрасно чувствовала себя одна на острове, и все-таки были дни, когда на голубом небе сгущались мрачные тучи. Но я должна сказать, что больше у нас с Анитой не было больших столкновений. Безвозмездно предлагая мне все свои блага, остров пытался помочь мне, и я это понимала. Но, несмотря на его гостеприимство, должна признаться, однажды мое сердце едва не выскочило из груди, когда я заметила движущуюся черную точку на горизонте. Точка приближалась, и я могла рассмотреть, что это было.
— Наверно, корабль, впоследствии спасший вас? — в нетерпении спросил я.
— Нет, это был не корабль, — с некоторым раздражением отозвалась рассказчица. — Позвольте мне рассказать до конца мою историю и не перебивайте меня своими глупыми вопросами и замечаниями. Приближающаяся точка представляла собой не больше и не меньше, как… другой остров. Вот вы даже подскочили от изумления. В ту минуту я испытала такое же чувство и подпрыгнула выше вас. В ту минуту я не обладала такими знаниями, какими обладаете вы, современные образованные молодые люди. Вы должны знать, что иногда встречаются «кочующие» острова. В нижней части острова переплелись корни и старые лианы. А поверхность покрывали молодые зеленые растения. Иногда под порывами шквального ветра подобные острова отрываются от земли и отправляются в бесконечное путешествие по океану. Плавающий остров, приближавшийся ко мне, был просто огромным — больше двух миль. На нем росли пальмы и жили животные, как и на любимой мной Аните. Я даже часто спрашивала себя потом — не являлся ли плавающий остров частью Аниты? Ну, если хотите, ее дочерью…
Когда плавающий остров приблизился к Аните, я услышала крик и увидела мужчину, который танцевал и прыгал на пляже, как сумасшедший. В следующую минуту он бросился в узкий водный коридор, разделявший нас, и быстро приплыл ко мне. Ну, конечно, это был Нельсон Смит! Я поняла это, как только увидела мужчину. Сейчас у него был вид благоразумного, уверенного в себе человека, не способного написать оскорбительное для Аниты послание и предпочитавшего умереть в открытом океане, чем оставаться на благородном острове. Его глаза светились счастьем возвращения на Аниту. На плавающем острове заметно иссякли запасы кокосовых орехов, не говоря уже о черепашьих яйцах. Я знаю только одно верное средство, которое лечит всех от страха перед неизвестностью, — отсутствие пищи.
Нельсон Смит был аэронавтом. В то время аэронавт разительно отличался от современного летчика.
Опасности подстерегали и в воздухе, и в море. Бак с горючим дал течь, и аэроплан Нельсона упал в океан рядом с Анитой. Ему удалось спасти лишь два ящика с провизией. Обломки затонули почти мгновенно. Вы, наверно, догадались, я горела нетерпением узнать, что же так напугало Смита на острове, что заставило его бежать отсюда без оглядки? Он рассказал мне историю своего появления на острове, совпадающую с моей. Но едва дойдя в своем рассказе до самого страшного места, Смит неожиданно замолчал. Он заупрямился и не хотел больше говорить ничего. Подобное часто случается с вами, мужчинами. Отбросив всякую надежду узнать истинную причину страха Нельсона, я отнесла его на счет глупого мужского упрямства. Мы, однако, остались союзниками и решили детально разработать план нашего спасения.
Во время обсуждения нашего плана Анита немного дулась на нас. Я хорошо понимала чувства, которые она испытывала. Но я объяснила ей, что мы должны вернуться к людям, а оставшись здесь навсегда, закончим тем, что будем мяукать, как кошки, или убьем друг друга из-за обычной человеческой ненависти. После нашего разговора с Анитой она перестала сердиться. Мне даже показалось, что теперь она спешила избавиться от нас. Мы привязали плавающий остров к Аните при помощи длинного каната, сплетенного из пальмовой коры. Необходимо было запастись провизией, достаточной для длительного путешествия на плавающем острове. Анита устроила настоящий дождь из кокосовых орехов. За один день Нельсон нашел черепашьих яиц больше, чем я обычно собирала за неделю. Без сомнения, Анита очень торопилась помочь нам.
Я полюбила Нельсона, храброго и сильного, отличного товарища. Не обладая мужеством, он никогда не смог бы стать аэронавтом. Эта профессия уже тогда считалась трудной даже для женщины, а тем более для мужчины. Нельсон не блистал образованностью, но был скромен и никогда не говорил о вещах, о которых не знал ничего или знал слишком мало. Ведь большинство мужчин хвастаются, когда у них нет даже малейшего повода для бахвальства. Да, Нельсон и я были на волосок от того, чтобы, покинув наши стихии, небо и море, поселиться вдвоем в маленьком спокойном городке, где-нибудь в Новой Англии. Но произошло одно событие, ставшее для меня уроком на всю жизнь. Никогда я не испытывала такого горестного разочарования поведением мужчины — ни раньше, ни после.
Все уже было готово к нашему отплытию, и однажды утром Анита преподнесла нам прощальный подарок: подул ласковый и легкий бриз. Погода стояла восхитительная. Мы, возбужденные и счастливые, побежали к берегу, боясь, что порывы даже несильного ветра могут порвать канаты, прикрепленные к плавающему острову. Мы мчались к острову Смита, наши руки были полны кокосовых орехов. Вдруг Нельсон попал ногой на заостренный камень и рухнул на землю, рассыпав орехи. Но я не заметила его падения, так как бежала впереди и продолжала стремительно мчаться к острову.
Неожиданно земля задрожала у меня под ногами, воздух наполнился страшными стонами и скрипами, словно земле причинили невыносимую боль.
Я обернулась. Нельсон сидел на земле, зажав руками кровоточащий палец и ничего не видя вокруг. Слышен был только поток таких гнусных и омерзительных ругательств, которые не осмелилась бы произнести или слушать ни одна даже самая грубая женщина. Я крикнула ему, чтобы он немедленно замолчал, но было уже слишком поздно. Остров… или нет, Анита, была все же женщиной. Да, она имела мягкое сердце, хотя и знала, как себя вести, когда ее оскорбляли. Из кратера с ужасным ревом вырвался огромный столб пламени и дыма, поднявшись высоко в небо. Теперь Анита разговаривала с нами языком огня и грома, выражая гневный протест против нашего общения с тобой.
Схватив за руку грубого безумца, я потащила его к берегу. Чтобы догнать нашу последнюю надежду — уплывающий остров, мы должны были развить скорость моторной лодки. Без сомнения, никакие канаты не могут удержать остров, когда Анита находится в яростном гневе. Когда мы бежали к берегу, справа и слева с гор скатывались обломки скал. Дико завывающий ветер едва не сбивал нас с ног. Небо покрылось черными тучами. Несколько минут из-за темноты мы с Нельсоном не видели друг друга. Анита так рассердилась, что бросала в нас камни. Но надо сказать, у нее были все основания для подобного обращения с нами. Когда, наконец, мы достигли безопасного места и очистились от пепла, я обратилась к моему спутнику: «Так вот что повергло тебя в страх и вот почему ты покинул свой лагерь. Своим грубым поведением ты вывел из себя мою Аниту, и она вышвырнула тебя!»
Смит раздраженно возражал мне, но я предпочла бы видеть его более смиренным в сложившейся ситуации. Он проявлял обычное мужское упрямство, свойственное ослам. Он постоянно твердил одно и то же: «Черт побери! Откуда я мог знать, что этот дрянной остров — женщина!» Поступки говорят о большем, чем слова. Как можно было догадаться по поведению Аниты, так могла вести себя только изысканная и утонченная дама. Ну разве хоть у одного мужчины есть такие душевная тонкость и интуиция?
Но Смит по-прежнему проявлял тупое упрямство:
— Разве извержение вулкана и выброс горячих камней можно отнести к достоинствам изысканной дамы? Однажды я порезал палец, открывая консервную банку. В сердцах я выругался. И тут же из всех дыр, расселин и даже из родника выползли… как ты думаешь, кто?.. Змеи! Как тебе это нравится?! Большие, маленькие, зеленые, красные и даже ярко-малиновые. Что бы ты сделала на моем месте? Я предпочел бы утонуть, чем быть съеденным мерзкими тварями. Разве могло мне прийти в голову, что змеи выползают из скал, потому что я сквернословил?
Конечно, он не мог догадаться. Змеи были предупреждением, достаточно пока любезным и мягким. А он не мог отдать себе в этом отчет. «Стыдись, Нелли! — сказала я ему сурово. Такой остров, как нежная Анита, старался подружиться с тобой, а ты оскорбил его в самых лучших чувствах. И ты был справедливо наказан».
Больше я никогда не встречалась со своей Анитой. Может быть, она взорвалась и исчезла под водой в гневе из-за вульгарного и отвратительного языка Нельсона Смита. Я не знаю. Мы провели несколько дней на нашем плавающем острове. Вскоре нас подобрало торговое судно из Новой Англии. Я рассталась с Нелли сразу же после прибытия во Фриско. Верьте, он преподнес мне бесценный урок. Мужчины грубы по своей натуре. И даже самый лучший из них не достоин того, чтобы женщина приносила ему в жертву себя и свою чувствительную душу. А потом нужно всю жизнь выносить присутствие рядом мужчины. Нельсон расстроился, узнав, что мы расстаемся. Он извинился, но что мне его извинения! Я никогда не смогла бы терпеть его рядом с собой, поскольку слышала, как он разражался непристойной бранью передо мной и такой почтенной и благородной дамой, как моя бедная Анита!
Меня всегда интересовали морские легенды любых времен. Я с упоением и завистью слушал интригующие рассказы бывалых морских волков, перебиравших в своей памяти самые удивительные случаи из своей жизни. Так было до тех пор, пока представительницы «слабого пола» не свергли мужчин с их почетного пьедестала и не взяли власть в свои руки. Потом мне ничего не оставалось делать, как читать о дальних путешествиях славного Улисса. Я преклонялся перед Гулливером и с благоговейным вниманием знакомился с путешествиями некоего барона Мюнхаузена. Да, это были настоящие мужчины! А теперь женщины взяли первенство во всех областях, ссылаясь на свою утонченную душевную организацию.
Я опустил голову и предался своим невеселым мыслям. Когда я осмелился поднять глаза, старуха уже бесшумно исчезла, предоставив мне возможность только сокрушаться об утраченных мужских идеалах. На столе лежал счет за чай и миндальное печенье в столь необычной пропорции печенья к чаю, что я легко поверил в правдоподобность только что услышанной истории.