Отдана в долг

Глава 6

Спустя несколько недель.

Мои руки дрожат.

По щекам льются слезы.

А сердце рвется на части…

Я сжимаю в руках фотографию своих любимых родителей и не верю, что их больше нет.

Прошло уже несколько недель с момента ужасной трагедии, но для меня будто день. Кажется, только вчера мы виделись и вместе собирались на торжественный вечер. Я помню всё до мелочей, несмотря на то, что сильно ударилась головой.

Память осталась при мне… Я отчетливо помню мамин звонкий смех, когда она сама лично помогала мне надеть платье, помню, как отец прикрепил к платью брошь. А потом их смех в моих мыслях сменяется их последним, предсмертным криком.

– Мама! Папа!

Закричав, я прижала рамку с фотографией к груди и задрожала.

– Рори!

Позади раздался обеспокоенный голос сестры.

– Почему ты встала с кровати, врач прописал тебе постельный режим! Только с этими условиями он позволил тебе вернуться домой из больницы.

Я молчу.

Моти губы дрожат, лицо тонет в слезах.

– Ты слышишь меня? Рори…

Я продолжаю игнорировать сестру. Наверно она меня ненавидит, но не показывает мне свою ненависть.

Кое-как трясущимися руками я креплю на фотографию родителей черную ленту. Эмоции травят меня, уничтожают живьем. Как яд замедленного действия. Медленно и мучительно. Я ненавижу себя за это… Ненавижу. За то, что сделала!

Тая опускается со мной рядом на колени, буквально выдергивает из моих рук фотографию, убирая её в сторону. Заключает в крепкие объятия, утешая.

– Ш-ш-ш, успокойся. Дыши, только дыши…

– Ненавидишь меня? Д-да? Я… я это сделала. Я их убила. Я отобрала у тебя маму и папу. Теперь мы одни. Совершенно одни. Сироты…

Сестра реагирует вспыльчиво. Она хватает меня за плечи и хорошенько встряхивает.

– Прекрати! Что за ерунду ты несешь?! Это был несчастный случай. Это не ты виновата, а тот грузовик, у которого отказали тормоза. Он же будто из ниоткуда взялся, ты не видела его из-за тумана!

– Но я осталась жива, а они нет.

– На всё воля Божья, значит этому суждено было быть… Ты сошла с ума, Рори! Ты обо мне подумала? Что бы было, если бы вы все погибли?! Я бы осталась одна. Совершенно одна. А так у меня есть ты. И твоей вины в аварии нет. Я прошу тебя, не оставляй меня. Молю! Не говори так, не говори…

Мы опять крепко друг к другу прижались и заплакали, поминая любимых родителей, которые дали нам жизнь. Сейчас мама с папой смотрят на нас с небес и тоскуют вместе с нами.

Я пролежала несколько дней без сознания и не смогла присутствовать на похоронах. Когда очнулась, не поверила своим глазам. Свернувшись калачиком на самом краю кровати, дремала моя сестра. И она плакала. Плакала даже во сне, а когда проснулась, сказала мне, что родителей больше нет. Их жизни унесла авария, потому что они забыли пристегнуться.

Удар пришелся на правую часть машины, туда, где сидели папа с мамой. Врачи открывают рты и пожимают плечами, удивляясь, как сильно мне повезло. У меня выявили лишь незначительное сотрясение, ссадины от стекла, порезы и синяки. Серьезных травм нет. Ни переломов, ни открытых ран. Они хором утверждали, что я родилась в рубашке.

– Рори, мы не одиноки! Мы вместе… Мы есть друг у друга и мы справимся. Пожалуйста, только не вини себя, пообещай, что справишься.

Я сглатываю слезы, скопившееся в горле, обнимаю сестру крепче и шепчу. Только ради неё я сделаю все возможное и невозможное, лишь бы она жила, была здоровой и счастливой. Она – всё, что у меня есть. Только ради Таи я соберу себя по осколкам, поднимусь с колен на ноги и заставляю себя двигаться дальше. Жить. Ради своей любимой младшей сестрички.

– Обещаю. Я… обещаю, милая.

– Спасибо, Рори, – тяжко вздохнула она, поцеловав меня в щеку.

– Прости, я не могу сидеть без дела. Когда что-то делаю, двигаюсь я отвлекаюсь. Сейчас мне нужно немного навести порядок и отнести коробки с вещами вниз.

– Пусть слуги помогут.

Уныло качаю головой.

– Нет, это слишком личное, я всё хочу сделать сама. Так я смогу как следует с ними попрощаться и помянуть добрым словом, в последний раз рассмотрев их вещи.

– Тогда я тебе помогу. Тебе бы в кровати еще пару дней отлежаться.

– Не стоит, я нормально себя чувствую. Намного хуже сидеть без дела, а так, когда я хоть что-то делаю, мне становится значительно легче в моральном плане.

– Понимаю.

Мы принимаемся за дело. Но перед этим, я ставлю фотографию родителей на тумбочку и зажигаю перед ней свечу. Прочитав молитву, принимаюсь за дело.

Чувствую я себя в физическом плане намного лучше, уже почти не хромаю. Но синяки еще не сошли – они служат верным напоминанием о том ужасе, который со мной приключился, унося после себя две жизни.

Водителю той фуры тоже досталось, он получил переломы и впал в кому. Если вдруг очнется, его ждет суд. Но экспертиза доказал, что водитель был трезв, тут сработал случайный фактор – туман и то, что у грузовика отказали тормоза.

Я уношу оставшиеся коробки вниз, в сад. Дожидаюсь, когда приедет грузовик, чтобы вывезти все вещи, которые остались после родителей. Я держусь на ногах лишь благодаря успокоительным.

Пока дожидаюсь машину, случайно перевожу взгляд на крытую парковку, где стоят автомобили нашей семью. Смотрю на самый дальний бокс. Меня туда тянет… Ноги сами к нему несут. Я иду туда, оказываюсь внутри гаража.

Мои глаза, полные слёз, застывают на тёмно-синей иномарке. Это подарок родителей мне на моё восемнадцатилетние. Безумно дорогой и редкий подарок. Я ездила на ней всего лишь пару раз и то, вокруг дома. Боялась. А теперь… в жизни к ней не притронусь, после того, что пережила.

Рука сама тянется к блестящей поверхности багажника. Я лишь слегка касаюсь её. Бам! Перед глазами вспышка. Все как на каруселях. Живая мясорубка. Я будто варюсь в котле хаоса…

Секундное прикосновение – перед глазами проносится весь тот жуткий ужас, того самого рокового вечера. Я слышу мамин крик. Она будто стоит сейчас за моей спиной и кричит, умоляя о помощи…

Резко отдергиваю руку.

Обхватываю себя руками и выбегаю из гаража.

У меня моментально начинается паника и лихорадка, всякий раз, как только я вижу автомобиль и представляю себя за рулём.

Неважно какой. Любой.

Я больше никогда не сяду за руль.

Лучше выпью яду…

– Ну что, Тая, вроде закончили, машина всё забрала, – уставшая и выжатая, словно лимон, я собираюсь сесть на кресло, чтобы немного передохнуть.

Тая тоже собирается сесть со мной рядом, как вдруг дверь с силой распахивается и порог нашего дома переступает высокий, важный силуэт. Мы как по команде вскакиваем на ноги, на каком-то интуитивном уровне вытягиваемся по струнке смирно.

Это мужчина.

Полноватый и важный.

Я тотчас же его узнала.

Он наш дядя.

Баграм Кабаев.

На нем сидит безвкусный классический костюм, и будто трещит по швам из-за пухлого телосложения. На груди виднеются остатки хлебных крошек – наверно он только что ел самсу. Я слышала как-то от папы, что дядя обожает выпечку. Именно поэтому он открыл сеть забегаловок за границей. Но его бизнес сейчас переживает не лучшие времена. Спрос на шаурму не велик. Волна ажиотажа стихла, ведь рядом открылись конкуренты.

– Дядя Баграм? Вы без предупреждения…

Он по-хозяйски входит в наш дом. Бросает на пол пухлый, огромный чемодан из натуральной крокодиловой кожи. Морщась, оглядывается по сторонам и генеральским тоном заявляет:

– Теперь я хозяин этого дома!

Полноватый, с черными глазами и жесткой бородой, он как чистокровный Падишах застывает прямо перед нами, уперев руки в бока и выставив вперёд живот.

Оглядывает каждую по очереди прищуренным, снисходительным взглядом. После чего брезгливо чертыхается себе под нос на своём языке.

Делает шаг ко мне, наклоняется ниже. Я погружаюсь в его демонические глаза и мне вдруг становится по-настоящему нехорошо. Будто из меня высосали всю душу.

– Я ваш опекун!

– Как это? Какой опекун? Нас об этом не предупреждали!

Мужчина с тяжким вздохом наклоняется к своему чемодану и вытаскивает оттуда бумаги – живот мешает наклонится. Швыряет их мне прямо в лицо.

– Читай, дылда, если умеешь.

– Да что вы…

– Тихо! – я накрываю ладонью рот сестры. Не хватало еще, чтобы и она получила.

Я принимаюсь вдумчиво изучать документы.

Господи!

Не верю в то, что вижу.

Оказалось, отец составил важный документ, на случай его смерти. Если с ним и с мамой что-то случится, то наш семейный бизнес перейдет в управление к его брату – единственному живому родственнику.

Женщины в нашем обществе не имеют права распоряжаться деньгами и вести бизнес до тех пор, пока им не исполнится двадцать семь лет. Минимум.

Мужчины нашего общества считают, что мы, слабый пол, недостаточно соображаем в делах рабочих. Не умеем рационально пользоваться материальными ресурсами и при первой же удобной возможности спустим всё на тряпки и сумочки дорогих брендов.

Дядя Баграм станет нашим опекуном до того момента, когда мне, как старшей дочери, не исполнится двадцать семь лет. Такие правила.

– Есть вопросы? – деловито складывает руки на груди. Он тщательно обводит взглядом весь дом, я замечаю, как возбуждённо расширяются его зрачки.

– Уйма.

– Хорошо, но мне на это плевать. То, что написано пером – не вырубишь топором. Я ваш опекун, отныне этот дом принадлежит мне, ваши судьбы в моём распоряжении.

Баграм сразу же принимается диктовать свои права, выхватывая из моих рук бумагу. Небрежно комкает и засовывает их обратно в чемодан.

– Ведёте себя покорно – не знаете проблем. Попытаетесь взбрыкнуть – пеняйте на себя. Я всего лишь хочу сделать из вас достойных леди, чтобы не стыдно было перед обществом. По дому всю работу делает прислуга, верно?

Киваем.

– Что ж больше такой халявы не будет! Я давно говорил брату, что он вас чересчур сильно разбаловал! Не слушал меня! Всё на блюдечке по первому зову подносил. Теперь вот выросли две кобылы, которые, я уверен, ни черта не умеют, кроме как жопой крутить, да наряды менять! Прислугу я распускаю. Все обязанности по дому, отныне, выполняете только вы.

– Что?

– Возникать, задавать вопросы, уходить куда-либо без разрешения из дома вам строго запрещается! Иначе… вы будете наказаны.

Мамочка, папочка… На кого же вы нас оставили?!

Мы позеленели.

– Где ваши комнаты? Немедленно показывайте!

Дядя вламывается в наши спальни и начинает нещадно потрошить наши гардеробные. Бранясь и отсчитывая нас по любому поводу, он выбрасывает наши вещи в окно.

– Ужасное, безвкусное, вульгарное тряпье! На улицу, живо! Выметайтесь.

Баграм выталкивает нас в сад и на наших глазах обливает наши любимые платья бензином. Чиркает зажигалкой и бросает её в центр огромной кучи из одежды. Очень дорогой, изысканной одежды, которая теперь вспыхивает за секунду как соломенная палочка.

– Нет! – заплакав, Тая бросается к горящим платьям.

– Стой, дурочка! Оно того не стоит, стой… – я еле-еле удерживаю её на месте, заключив в объятия. Она бьется у моей груди, как раненная птица с перебитыми крыльями.

Наши наряды были более чем сдержанными, нам их покупала мама, а она воспитывала нас с любовью, но в строгости. Дядя не спроста сжег наши вещи. Он сделал это не потому, что они были вульгарными, хотя это вовсе не так, он сделал это для того, чтоб показать, кто в доме теперь главный.

– Не хочу, чтобы он с нами жил, не хочу… – сестра ревет на моем плече, как же мне её жаль! – Я боюсь его, он монстр какой-то. Изверг, сатана!

– А ну повтори, мелочь, что ты там вякнула?!

– Ничего. Она ничего такого не сказала, – я прячу сестру за своей спиной, как за щитом.

– Когда догорит – уберешь здесь всё. Я уезжаю. В магазин. Куплю вам новую одежду. Размеры скажи.

Называю.

Дядя брезгливо хмыкает.

Деловито разворачивается вокруг своей оси и шагает к воротам.

Предчувствую, что теперь мы будем носить мешки.

– Буду через час! Чтобы пожрать мне приготовили, в доме должен быть идеальный порядок. Не будет – будете спать в подвале под замком и останетесь без ужина.

Исчезает, хлопнув металлической дверью.

Прижимая к груди сестру, я смотрю на устрашающие языки пламя и беззвучно роняю слёзы. Там в огне сгорает моя прошлая, счастливая жизнь… А впереди нас ждет много бездушных испытаний.

Со смертью родителей и появлением в нашем доме нового главы семьи, я навсегда забыла про Демьяна Алаева. Мне некогда было думать про ухажеров… С этого дня моя жизнь превратилась в ад.