Отец

«Стать отцом совсем легко. Быть отцом, напротив, трудно»

Вильгельм Буш

Пролог

Смерть. Достаточно произнести вслух, а лучше прокричать, чтобы ощутить бессилие перед комбинацией пяти букв. Чувствуете приближающийся рокот, когда язык толкается в нёбо? Обязательно посмакуйте мерзкое слово, перевоплотитесь в профессиональных дегустаторов красного эликсира. Вдохните белую дорожку, кайфа не почувствуете, только дикое жжение в районе переносицы. Не хватает зрительного образа: вездесущей старухи с косой, выполняющей важную миссию в согласии с совестью. Накопленные за долгую жизнь банкноты не помогут откупиться от беспристрастной сущности, чековая книжка здесь не придет на помощь, и запугать не получится; у смерти нет слабых мест и, когда настанет судьбоносный час, любой окажется во власти костлявых лап.

Страшное слово, пугающее тех, кого жнецы преследуют по пятам, поджидая в темных переулках, на борту самолета, в супермаркете с заложенной бомбой или стирая с лица земли близких людей. Исключим из списка впечатлительных личностей, устраивающих погребальные обряды по каждому мертвому таракану или мухе: независимо от глубины страданий столь ранимых членов общества по неподвижному насекомому. Обратимся к серьезному.

Бывает вокруг с нарастающей регулярностью погибают жители зеленой планеты, в один прекрасный день понимая бессмысленность существования, пока горстка круглых таблеток катится по пищеводу; или пока сквозь тело и сознание проникают адские муки, когда ты находишься в самом эпицентре войны; или пока тебя режут на кусочки жаждущие крови последователи Лукаса, Гейси и остальных, известных в своей среде. Вероятно, сказывается положение луны или политическая ситуация в стране, либо мир сошел с оси здравомыслия. Матерые убийцы и новички испытывают сильнейший зуд, заставляющий наносить первому встречному глубокие раны, у самоубийц аналогичные обстоятельства, только вред они переносят на собственное тело, вот почему совершивших суицид впору назвать посмертными мазохистами.

Ах да, существует еще так называемый «несчастный случай». Когда запах газа неделю щекочущий ноздри не наделенному достаточным обонянием парнишке, и последующая зажженная спичка приводят к огромной дыре в доме. Незнание техники безопасности не вяжется с действительным определением случайности. В определенной мере погибший от неотремонтированных вовремя тормозов или пьяного сна в обнимку с сигаретой сам виноват во внезапно наступившей кончине. С неудавшимися личностями долго разбираться – бессмысленное действо, как говорят, «судьба внезапно настигла». Полная чушь. Объяснение одно – седовласый старец наверху или краснокожий черт внизу, смотря кто заведует ссылкой неугодных в другое измерение, застыдился созданного творения. Знаете, как мальчишка, три летних месяца угробивший на строительство крутой машинки с пультом управления, опозорился, в знаменательный день собрав друзей для презентации чуда инженерной мысли, когда способности машины ограничились механическим чиханием и последующей тишиной. Несложно догадаться о дальнейшей судьбе изобретения.

В любом случае – истекая кровью в руках маньяка, охотящегося на приглянувшуюся жертву неделями или стоя на крыше высотного здания и собираясь познакомиться с асфальтом поближе – испуская последний вдох, каждый оставляет за собой любящих людей. Когда над умершим свершается суд, определяя дальнейшее место жительства бесцветной души, соленые слезы родных, пропитанные горечью и скорбью, прожигают дыры в холодной земле. Они медленно угасают, разрушая еле бьющееся сердце бесполезным страданием: лежащих на глубине пяти метров в темных гробах или сгоревших в раскаленной печи крематория уже не вернешь. Поэтому следует подумать, прежде чем сознательно идти на риск, ощущая близость аромата гниющего мяса.

Случается и другое. Практически кто угодно слышал фразу: «живой мертвец». Речь идет не о вампирах или зомби, а об убийстве, совершенном мысленно. Звучит безумно. Довольно простое объяснение – сжигающая ненависть, направленная на определенного человека и принуждающая тебя закрыть глаза, телепатически нанести не совместимые с жизнью увечья и с почестями проводить в закрытый для живых мир. Отпевание, церковь, кладбище. Яркая картинка предстает перед глазами, заменяя реальность. Неоднократное повторение похоронного процесса приводит к осознанию фактической смерти объекта ненависти, и при случайной встрече с «упокоенной душой» можно ненароком лишиться рассудка. Мертвецы восстают из могил, ну надо же.

Стоит пораскинуть мозгами и уяснить наконец – жизнь на земле, начиная с момента появления на свет и заканчивая уходом в закат, отмеряется одной чертой, выдолбленной полосой между датами на надгробной плите. Независимо от количества прожитых лет за спиной, длина тонкой линии будет одинакова, так представляется наш путь, всего лишь краткое мгновение.

Ни в коем случае не забывайте об этом.

Смерть всегда рядом.

Глава 1

Начало

Если вдруг среднестатистическому американцу приспичит покинуть насиженное за долгие годы место и отправиться искать приключения, какой уголок родной страны он предпочтет? Солнечные пляжи Флориды, или тишину Аппалачской тропы, или бодрящий мороз «холодильника нации», другими словами города Интернешнл–Фоллс, штат Минесота? Прежде чем выбрать подходящее направление, американцу придется ответить: зачем я вообще поднимаю задницу со стула и еду хрен пойми куда? Найти работу? Наметился долгожданный отпуск? Или внезапно открылась перспектива получить наследство от возникшего из ниоткуда родственника? Ответы на зудящие в подкорке вопросы порождают новые: как добираться? Например, сесть на самолет и за шесть часов долететь до желаемого пункта, или купить билет на междугородний автобус и почти сутки трястись, пока мозги из ушей не вытекут. В душном способе передвижения по стране не видится заманчивой перспективы. Другой вариант – взять машину на прокат, но и здесь появляется множество нюансов, заставляющее нас отбросить неудачную затею. В итоге, заманчивая идея дать телу и душе заслуженную порцию волнующих впечатлений обрастает очередными сложностями.

Итак, два человека направляются на юг Соединенных Штатов. Для чего? Что или кто ждет их в жаркой стороне? И снова. Отпуск, наследство, работа? Ни то, ни другое, ни третье. И пока вы не узнаете о них больше, не поймете, почему вместо повседневных домашних дел или семейных посиделок за просмотром вечерней телевикторины они едут за сотни миль от родного города.

Начнем с возраста: оба пассажира несовершеннолетние. Как? – спросите вы. Как они могли уехать без сопровождения взрослых? Не забывайте: Америка – страна возможностей. К тому же парню скоро исполнится восемнадцать и поддельные паспорта не проблема. Второй путешественник – его младшая сестра, точнее ребенок шести лет. Подойдем к ситуации поближе.

Молодой мужчина сидит на дальнем от входа месте у окна и одной рукой обнимает девочку. Она в свою очередь спит. До пункта назначения осталось часов семь пути. Он грезил о жилье подешевле и почище (точно потерял связь с реальностью) и долгожданном сне в обнимку с подушкой. Парень не спал почти двое суток, изредка опуская тяжелые веки: везущий путешественников автобус представлялся ему скопищем преступных элементов, посягающих на младшую сестру. Каждый проходящий мимо пассажир награждался суровым взглядом, пресекающим дружелюбные улыбки.

Приоткроем завесу еще на дюйм, защитника детей зовут Грег Марлоу, любит бег и слушает рок, в свободное время занимается резьбой по дереву. Звучит как данные анкеты для сайта знакомств, но нам нужно смириться, если парень не желает говорить о своей персоне. Младшую сестру зовут Шерри, частенько близкие называют ее «вишенкой». Около года назад она отдала все свои игрушки девочке, живущей по соседству. Их недавно построенный дом сгорел, пока члены семьи в полном составе, держась за животы, смеялись над удачно снятой комедией в кинотеатре на вечернем сеансе. Похоже фильм предназначался специально для них. Картина словно говорила: «Вам теперь негде жить, но вы посмейтесь хорошенько перед предстоящими объяснениями с детьми на тему: временное проживание у сумасшедшей тетушки Роуз». Пока мы размышляли о щедрости вишенки и горестях неудачливой семьи, брат с сестрой ступили на еще не остывший асфальт автостанции. Грег достал из спортивной сумки черную бейсболку и надел ее, закрывая козырьком лицо. Затем протянул девочке миниатюрные солнцезащитные очки.

Через пятнадцать минут они подходили к дому, который им посоветовал водитель такси. Вероятно, смельчак пропустил родительскую лекцию об опасности подозрительных личностей и неосвещенных районов, или вообще плевать на них хотел, поэтому передал деньги за неделю вперед пропахшему потом и безнадегой скелету в лохмотьях с пустотой в широких зрачках, еле сдерживая рвотные позывы. Наркоша. Первая мысль, промелькнувшая в голове парня при виде владельца комнаты. Нет, а чего он ждал? Шикарные апартаменты с бассейном и личной домработницей? Когда сбегаешь из дома стоит проститься с домашними удобствами, но Грегу легко простить явную оплошность, спишем на молодость и постоянное проживание в пределах Реддинга. Дополнительные факты из биографии.

Вот мы стоим перед входом в собственность молодого самоубийцы, ожидая, пока ребята позволят нам посмотреть на внутренности снятого жилья. Хочется, представляя их героями фильма, закричать: «Да открывай ты уже эту долбанную дверь, с тобой поседеть можно!». Услышав наши молитвы, парень открыл проход в новый для них мир и в приступе отвращения скривил губы. Цвет стен напоминал болотную трясину или коктейль из сельдерея, помощник в борьбе с лишним весом тети Трейси. Мерзкая, напоминавшая блевоту, жижа. Рисунок из трещин и потерянных кусков штукатурки придавал кирпичной коробке болезненный вид. Посмотрев вниз, он подумал: если я сейчас рискну наступить на пол, моя нога не провалиться по колено в дерьмо? Усмехнувшись, временный владелец тесной комнаты прошел внутрь, пропуская Шерри вперед.

Местная прачечная станет их постоянным прибежищем в ближайшем будущем: запах, проникающий в ноздри еще перед входом в многоквартирный дом, казалось навечно впитался в одежду и волосы уставших путников. Сделав про себя пометку отдраить новый дом до блеска завтра утром, Грег покрутил шеей, разрабатывая затекшие мышцы.

Настал подходящий момент для проведения описи имущества, искать толстую тетрадь – бессмысленная затея, хватит и клочка бумаги. Довольно широкая для односпальной кровать с грязным матрасом, на удивление крепкая тумбочка и пьяный стул. Ставим точку, опись закончена. По необъяснимым причинам парень решил отложить осмотр второй комнаты, обозначенной дверью слева от входа до лучших времен, несмотря на толкающий в спину интерес увидеть сокрытые от посторонних тайны. На долю секунды он представил себя Гарри Поттером.

– Мы будем здесь жить? – послышался испуганный детский голосок.

Грег вывел на лице уверенную улыбку:

– Понимаю, как это выглядит, но выхода у нас нет, – выдержав паузу, он снова осмотрелся, затем повернулся к сестре. – Вспомни, как мы смогли вычистить подвал мисс Старой Клячи! У нас есть опыт, которого хватит, чтобы вычистить здесь все до блеска.

Мать, не признававшая насилия, просверлила бы мозг сына правилами хорошего тона, услышь она не лестное высказывание о соседской старушке, в полной мере честное: бабуля действительно стерва. Сначала просит о помощи, а после орет благим матом на живущих в округе ребят, называя их исчадиями ада. Конечно, бабка не настолько глупа, чтобы извергать потоки желчи в присутствии родителей маленьких сорванцов, поэтому соседка – милая и добропорядочная женщина, а Грег – хам. Жизнь несправедлива, и парень не может с этим смириться.

По крайней мере, Шерри расслабилась и захихикала, оживляя в памяти картину слезной мольбы соседки. Старушка, проклиная больные колени и слабое зрение, просила помощи детей в уборке подвала за небольшую мзду, а в итоге не заплатила и к тому же соврала о неуемной жадности соседских ребят. Неприятное событие из недалекого прошлого не могло вытянуть из девочки улыбку, вы правы. Милые ямочки на пухлых щечках появились от воспоминания о мести брата. Собранный мусор из подвала парнишка раскидал на участке старухи, в общем вернул принадлежавшее ей по праву. Избежал ли он наказания? В уме всплывает поговорка: не пойман – не вор.

Но вернемся к нашим героям.

Подбодрив ребенка, Грег нехотя дотронулся до ручки и внезапно застыл. На смену уверенности пришло беспокойство, оно тянулось из груди тонкой липкой струей и опускалось в пах. Дыхание сбивалось, пульс зашкаливал. Он провел ладонью по волосам и приказал себе не впадать в панику.

Парень снова обернулся и подмигнул сестре, стараясь прикрыться маской спокойствия и собранности, решительно убеждая себя в отсутствии опасности скрытой за пошарпанной деревянной дверью. Не старайтесь выносить поспешных вердиктов: якобы он трусоват и боится выдуманных страшил и наверняка грязных запертых комнат. И не судите его строго, не узнав произошедшей с ним истории.

Пять лет назад случилась трагедия, перевернувшая мир ребенка. Тогда внутри мальчишки сломалась важная деталь, как в механизме часов, поначалу идеально отлаженном, а затем из–за возникшей поломки, подталкивающим стрелку к безумствам: то сделает ход назад, то три вперед, и хрен ты предугадаешь ее следующий шаг, да она и сама не в курсе, куда дернется через секунду.

Так случилось и с Грегом, парню двенадцать лет, он уже строил планы, не такие глобальные, как устранение экологического кризиса в стране или борьба с наркотиками, но не менее важные для него: смастерить подарок Шерри на день рождение и поехать летом в лагерь бойскаутов. А потом неделю просидел в своей спальне, и, смотря сквозь мать, слушал ее слова о скором возвращении к прежнему укладу. Можно ли действительно верить в восстановлении навсегда разрушенного и думать о предстоящих днях с волнительным ожиданием, если в одно мгновение твоя жизнь, посмеиваясь, перечеркнет заветные мечты?

После недельного отупения пришла следующая стадия: злость. Мальчик срывался на учителей и ввязывался в драки, причем в моменты агрессии желание испытать боль пересиливало искушение переломать кости сопернику. Спустя два месяца безумных попыток убить себя руками одноклассников, Грега отдали в секцию по боксу. Пусть лучше калечит парней, подписавшихся на получение синяков и ушибов, чем угрожает жизням бывших друзей.

Через год агрессия уменьшилась, через четыре сошла на нет. Бывали редкие случаи, когда подросток не мог сдержать горячего потока ненависти, бьющего в мозг, слушая несущиеся в след насылаемые проклятия ему и его семье от попрошайки, не получившего «заработанного» доллара или выкрики учителя химии о способностях «мелкого тупого засранца», сопровождающиеся душем из слюней. В такие моменты агрессия наполняла кулаки кровью, и он вносил в свою воображаемую тетрадь список людей, ожидающих казни.

Прошло пять лет. Грег постиг науку молчаливой угрозы, когда из-под нахмуренных бровей лился свет, убивающий в других позывы к насилию; на помощь благому делу выступали внушительные габариты: шесть футов и сто восемьдесят фунтов. Против такого не попрешь. Себе дороже.

Но сейчас, давно похороненные кошмары вылезли наружу: он топтался перед дверью, не решаясь войти. Детский психолог, назначенный ему в возрасте двенадцати лет, дал единственный дельный совет: когда становится страшно – представить зону комфорта. Грег закрыл глаза и по памяти нарисовал стойку с инструментами напротив входа и блестящий станок, занимающий половину площади гаража. Запахло пряной свежестью деревянной стружки. Парень перестал дрожать и толкнул дверь. Она не сдвинулась ни на дюйм. Неудачная попытка рассмешила его. Удивительный народ – подростки. Несколько секунд назад он воображал нападение неведомого чудовища, а теперь еле сдерживает смех. Большинство голосов склоняется к нервному напряжению или необоснованности страхов. Спрятанный труп в дикой жаре давно дал бы о себе знать, распространяя специфические ароматы разложения или присутствие постороннего, притаившегося за дверью, не прошло бы мимо ушей Грега. Тогда чего бояться? Тараканов или дохлой крысы?

Парень сильнее навалился на нее плечом и толкнул. В каморке площадью около четырех квадратных метров ютились треснувшая раковина в форме квадрата, в желтовато–зеленых подтеках унитаз, кусок зеркала, прибитый к стене чуть выше умывальника, и потемневшая ванная, походившая на тазик. Вот кошмар!

– Что там? – спросила Шерри.

Он обернулся и посмотрел на сестру:

– Туалет, как я и думал.

Ага, как же.

– Грег, мы здесь надолго?

Девочка обняла себя руками. Попытка отгородиться от возникших обстоятельств вызвала в брате жалость. Ей бы сейчас нестись на велосипеде вниз по улице мимо выкошенных лужаек и безудержно хохотать, а не стоять и смотреть на запущенность чужих стен в двух тысячах миль от дома. Он подошел к ней и присел, подгоняя уровень своих глаза под рост ребенка.

– Я не знаю. Надеюсь, не долго. Завтра утром прогуляемся, купим, что надо для уборки. Вдруг тебе город понравится, и уезжать не захочешь.

На последней фразе Шерри сделала кислую мину, рассмешившую брата.

– Окей, я пошутил, – Грег вскинул руки, сдаваясь.

Будучи в приподнятом настроении, юноша подхватил и крепко прижал к себе хохочущую сестру, чувствуя холодные пальчики на больной шее. Вдыхая запах дома, впитавшийся в кожу девочки, парень вспомнил о человеке, занимающем в тетради смерти почетное первое место. Он думал о хрустящем звуке ломающейся переносицы и погружающихся в тело кулаков. Тонкая линия губ, медленно растягиваемая на загорелом лице, внушала ужас. Какую тайну она скрывает?

Пайпер

Теперь настало время познакомиться с Пайпер. Ей шестнадцать, и неделю назад она, преодолевая препятствия на тысячемильном пути, приехала в Новый Орлеан. Причина поспешного отъезда, скрываясь за воздвигнутой перегородкой, к сожалению, не значится в купленных билетах. Наберитесь терпения.

Денег, которые девушка позаимствовала из семейной заначки, обнаруженной ей по счастливой случайности, хватало, чтобы не сдохнуть с голоду и снять на месяц удобное жилье в безопасном районе. Однако Пайпер предпочла альтернативный вариант: сэкономила на квартире и тратит на еду около семи долларов в день. Не так уж плохо, учитывая полученную в первые же сутки работу. Но сейчас разговор о другом.

Изнурительные часы, потраченные на долгую дорогу, отдавались тяжестью в плечах, приходилось разбрасывать за собой маленькие крошки следов, уводящие в никуда. Синий рюкзак за спиной и одежда, свободно болтающаяся на хрупкой фигурке, составляли полный перечень имущества молодой девушки, прихваченный из широкой гардеробной. За тысячу с лишним миль путешествия она успела увидеть больше городских агломераций, чем за шестнадцать лет, пересекая границы штатов и задерживаясь в обозначенных точках. Солнце, извечный спутник, непривычно грело шею, прошел день, маршрут сократился вдвое. Вторая половина странствия готовила для нее не менее трудные испытания. В волосах скопилась горячая пыль, от нескончаемого количества шагов болели икры, отчаянно хотелось лечь прямо на землю и крепко заснуть. Как только автобус въехал в «большую простоту», путешественница выдохнула накопившиеся в легких тревогу и усталость. Она сошла на станции и остановилась, следя за проезжающими мимо автомобилями и вслушиваясь в мотив Нового Орлеана; затем взяла буклет и направилась в сторону Пойдрас–стрит, оттуда, не сбавляя темпа, добралась до Лойоло–авеню, плавно переходящего в Бейсин–стрит. Спустя тридцать минут девушка по записанному в блокноте адресу отыскала дом: перед отъездом она определилась с грядущим пунктом проживания, изучая особенности портового городка.

Здание, к которому Пайпер подошла, согласно собственноручно сделанному путеводителю, стояло последним на короткой улице: три этажа, один вход. Слабый ветерок толкал дверь, заставляя ее протяжно скрипеть. Она подняла голову: в двух окнах из восьми горел свет. Наличие жизни в обветшалой постройке обнадеживало. Несмотря на темноту, поглотившую район, на некоторых участках дома зеленая плесень, ползущая по когда–то молочного оттенка фасаду, привлекала внимание. Внутри держалась тишина. Путница замерла у входа, не зная, как поступить дальше: она просчитала каждый этап, но не учла одной детали – существование собственника жилья. И к кому теперь обращаться по поводу свободных комнат? Ответ пришел из ниоткуда.

– Чего пялишься? Налюбоваться не можешь? – послышался гнусавый голос. Пайпер вздрогнула и отступила, мужчина противно хихикнул. – Не боись. Если хочешь снять комнату, я хозяйку знаю. Могу свести.

Девушка молчала, и благодетель, махнув рукой, развернулся, чтобы уйти.

– Подождите. Я ищу комнату.

– Жди здесь, – сказал мужчина после непродолжительного молчания и исчез.

Ожидание затянулось. Фонари в радиусе пятидесяти метров не работали, улица утопала в концентрированном мраке. Когда нервозность Пайпер достигла пика, послышались приближающиеся шаги. Из черноты ночи вышли двое: помощник страждущих и, по всей видимости, хозяйка. Через десять минут девушка стала обладательницей приза в виде клетки четыре на четыре, ключи от которой грузная, светловолосая женщина с носом на пол лица торжественно вручила арендатору, не забыв смачно плюнуть на пожухлую траву.

Пайпер вошла в здание и, осторожно ступая по трухлявым ступенькам, поднялась на третий этаж. Нужная дверь располагалась в конце длинного коридора. Под ногами лежал засаленный ковер темно–красного цвета. Девушка подумала о подходящем для выбранной дорожки предназначении: сокрытия кровавых улик. Она поежилась и подбежала к двери. Ключ без помех открыл замок, повернувшись оба раза, комната не простаивала зря.

Первую ночь пришлось провести в сумраке: висящая на тонком проводе лампочка перегорела. Поэтому Пайпер лишь с рассветом удалось изучить неповторимость приобретенного «дворца»: узкое окно в серых разводах и крепкая железная кровать, на стенах буграми вздувалась небрежно нанесенная краска, грозящая в любое мгновение лопнуть и осколками посыпаться на пол. Девушка чертыхнулась и вновь легла в постель, желая отоспаться за безумные сорок восемь часов, проведенных в междугородних автобусах и на пыльных дорогах южных штатов. Тогда и начались странности: Пайпер посмотрела на потолок. Да, вы не ослышались.

С тех пор он стал ее навязчивой идеей. Каждую ночь, пытаясь уснуть, ворочаясь и путаясь в простынях и каждое утро, просыпаясь от пугающих снов, бедняжка вглядывалась в потолок, прожигая его глазами, и старательно выискивала необходимый для собственного умиротворения оттенок. Лучше не засорять свой мозг шлаком и отбросить надоедливые мысли, вы несомненно правы, но она с упорством осла не переставала за него цепляться. Страшно представить, чем закончится маниакальная тяга к окраске комнаты.

По дороге в Новый Орлеан беглянка сочиняла сказку о самой себе, приклеивала к ней подробности и вписывала противоречащие ее сущности привычки. Переваривать в подсознании правду – больно, поэтому ее мозг и она сама поэтапно блокировали часть бросающих в дрожь воспоминаний, но иногда, в ночных кошмарах, они представали ярче реальности. Пайпер просыпалась, чувствуя стекающий по спине ручеек холодного пота, и хваталась за потолок, как за спасительный круг, в одиночестве выплывая из бушующего в груди шторма. Сложно выяснить, спустя какой отрезок времени несуществующие факты из ее биографии заменят реальную историю, и в голове развеются тени.

Чужачка понемногу приспосабливалась к новой обстановке, стараясь найти одни плюсы, когда неожиданно возник раздражитель: на рассвете ровно в шесть часов из крана начинала капать вода, распространяя по спальне мерзкие хлюпающие звуки. Она пряталась под подушкой, но мелодия разбивающихся о керамику капель настойчиво проникала в уши.

Очередное утро. Пайпер проснулась, встала со скрипучей кровати и бросив взгляд на черный циферблат, – удивительно, но на нем снова вырисовывалась шестерка – начала собираться на работу (умыться, одеться и на выход), о которой вы сейчас узнаете.

Молодой привлекательной девушке, к тому же в чужом городе, нельзя расслабиться ни на секунду: пристальные взоры и заигрывающие посвистывания делают из тебя жертву для самоуверенных и наглых мужчин. Если не найдешь друга в лице местного жителя, пользующегося уважением у коренных орлеанцев, не выживешь и тебя порвут на клочки. Девчонку оберегают, раз она в скором времени встретила незаменимого человека: Марту Гудман.

По приезде Пайпер решила изведать незнакомую территорию и заодно поискать оплачиваемое занятие. Бурбон–стрит к полудню уже кишел людьми, а девушка, сверяясь с брошюркой, наведывалась в приличные заведения, готовые предоставить молодой беглянке источник дохода. Она зашла в паб Джонни Уайта и Корнет, обошла гриль бары и посетила Текила Хаус. В отдыхе и выпивке нигде не отказывали – работников не приглашали. В итоге, улица длинной в милю, вмещавшая в себя около пятидесяти баров и кафе, ресторанов и пабов, не принимала приезжую девчонку в лоно пищевой индустрии. Пайпер практически сдалась, от отчаяния заурчало в животе. Пройдя пару метров, она увидела выросшее впереди двухэтажное аккуратное строение цвета спелых персиков. Второй этаж был огражден чугунным балконом с миллионом завитков, на котором громоздились горшки с цветами, занимавшие бо́льшую площадь кафе. Красная дверь со стеклянными вставками притягивала магнитом. Девушка знала: она должна туда войти, и, не колеблясь ни секунды, открыла дверь.

На входе ее встретили острый аромат жареной рыбы, заставивший слюнные же́лезы включиться на полную мощь, и идеальная чистота. В обстановке простора и свободы от внешних бед ощущалась уверенная женская рука, по-хозяйски заботящаяся об уюте и моральном удовлетворении посетителей. Поэтому, подошедшая к Пайпер низкая брюнетка лет пятидесяти, показалась девушке владелицей кафе. На ней были надеты чистый фартук поверх тонкого ситцевого платья и мягкие тапочки. Доброжелательность женщины отразилась в теплой улыбке. Она неловко улыбнулась в ответ:

– Здравствуйте, эм… у вас есть в меню… блины? – пальцы безостановочно теребили край блузки.

– Конечно, проходи, милая, – женщина указала ей на свободный столик и ушла на кухню.

Девушка терпеть не могла блины, но обновленная Пайпер, оставившая далеко позади прежние навыки, требует блинов, пусть даже они ей в глотку не полезут. Пока готовился ее заказ, она осмотрелась, и впервые за долгие месяцы в ее сердце послышались отголоски покоя. Свет струился из окон, отражаясь от поверхности барной стойки, со столов свисали отутюженные чистые скатерти с примостившимися в центре глиняными вазами. Пайпер наклонилась и вдохнула сладкий аромат цветов, расставаясь с напряжением. Кроме нее в зале сидело шесть посетителей. Пожилая парочка: оба читали принесенные с собой газеты, женщина с неугомонным ребенком и двое мужчин, живо обсуждающих будущее команды «Пеликанс». Намного позже, прокручивая в памяти «каникулы» в Новом Орлеане, она поняла, что именно тогда она нашла СВОЕ место; возможно причина таилась в окружающей тишине или приятном аромате горячего сливочного масла, или дело в ином: живущие здесь люди – настоящая семья, встречавшая в жизни печаль и веселье, сражавшаяся с невзгодами и получавшая за это награды. В родном доме Пайпер не ощущала доверия и командной сплоченности. Никогда.

Принесли заказ, и девушка, которая не собиралась притрагиваться к политой сиропом гадости, внезапно накинулась на еду. Иначе никак: голодный желудок давал о себе знать, скручиваясь в тугой узел. Горячая пища обжигала язык, однако она продолжала жевать, восполняя дефицит углеводов. Опустевшая тарелка намекала ей на выход. Девушка поднялась, и в этот момент об ее затылок споткнулся чей-то сосредоточенный взгляд, но она его не заметила.

– Добавки? – спросила недавняя знакомая.

– Нет, спасибо. Мне пора, – сказала Пайпер, уставившись в пол.

Пока она слишком энергично натягивала на плечи рюкзак, путаясь в лямках, между женщиной и незнакомым нам мужчиной проходила бессловесная перепалка. Наконец, сдавшись, хозяйка обратилась к посетительнице:

– Послушай, мы ищем сотрудника, как раз, молодую и аккуратную девушку, если тебя это интересует, можешь устроиться.

Брови Пайпер взлетели вверх, и она в недоумении уставилась на женщину. Не послышалось ли ей? Стоило потратить несколько часов на розыск достойного места в пустую, чтобы потом зайти перекусить и обнаружить свободную вакансию. Неужели ее способность поглощать калорийные продукты подтолкнула хозяйку кафе к внезапному предложению. Девушка затараторила, побоявшись реакции женщины на затянувшееся молчание:

– Это здорово. Я с удовольствием…огромное спасибо. Что мне нужно делать? Я почти ничего не умею, но я готова попробовать и, надеюсь, пригожусь вам.

Она подняла уголки губ – вокруг глаз образовалась сетка морщин.

– Ты пройдешь обучение, будешь разносить заказы и иногда помогать мне на кухне. Я быстро научу тебя готовить, – пообещала женщина.

Они пожали друг другу руки, скрепляя устный договор, и условились начать завтра в восемь. Пайпер вышла из кафе, слушая несущийся вслед звон колокольчика. Девушка не спросила про оплату и забыла все те уроки, предостерегающие от контактов с незнакомцами, которыми ее любила пичкать, как индейку на День благодарения яблоками, Эрика, строгая няня.

Иногда кажется сама удача падает тебе прямо в руки, и ты не обращаешь внимания на легкость достижения желаемого и подводные камни. Не переживайте, девушке действительно повезло, ей попались добрые люди, готовые прийти на помощь ищущему спасения. Остаток вечера она провела в магазинах краски, принадлежностей для рисования и моющих средств. До полуночи оставалось достаточно времени на уборку комнаты и ужин в компании с захваченной по дороге домой горячей пиццей. Пайпер чувствовала себя чертовски счастливой, и эйфория не проходила на протяжении последующих семи дней, наполненных хлопотами помощника повара и официантки. Девушка готовила ранее ненавистные блины и училась не дергаться всякий раз, слыша свое имя. Работа ей нравилась, она приводила в порядок мысли и не мешала притворяться нормальным подростком без диких заскоков.

К сожалению, оставалось совсем немного уплывающих минут неги в лучах гармонии и защищенности, скоро прозрачная пленка иллюзии даст трещину, но, когда Пайпер вышла в прохладное утро, она об этом еще не подозревала.

Грег

Каждому, кто хотя бы раз останавливался в непрезентабельных мотелях, не понаслышке известно о тоске по дому и чистой постели. Засаленные простыни, пятна на ковре, и, к тому же замок заедает. Спи, милый друг, с открытой дверью и жди гостей. Единственное, чего требует организм – скорее пережить тревожную ночь и отправится восвояси, выбросив из памяти пункт вынужденной остановки. О чем разговор? Вы по крайней мере спали в мотеле, где есть уборщицы, создающие видимость активной деятельности и управляющий, которому, если быть честным, до вас нет никакого дела, но тем не менее это какой–никакой сервис. Грегу повезло меньше: он проснулся в районе, не входящем в список наиболее посещаемых мест страны. Захотите оказаться в центре клоаки, поинтересуйтесь у любого полицейского в округе: куда отправиться за порцией адреналина? Они обязательно укажут вам путь. Но нас должно волновать другое. Парень лежит на узкой койке рядом с сестрой и мечется во сне. Чем же он так напуган? Придвинемся ближе.

За шесть безумных часов «отдыха» Грег увидел яркий образ дома в Биллингсе, каким он был еще до ремонта – с красной крышей и одним этажом. Он повернулся, оставив за спиной входную дверь и посмотрел по сторонам. Вокруг клубилась тишина: мимо не проезжали машины, сигналя в сторону незадачливых водителей, по тротуарам не прогуливались люди. Парень не обнаружил завсегдатаев спального района – соседских собак и не услышал привычного пения птиц. Он направился в сторону центра в надежде найти жизнь. Во сне одиночество, которого Грег жаждал в реальности, пугало. Через двадцать минут неспешной ходьбы парень заметил вдалеке тень и, не сомневаясь в правильности решения, пустился за ней бежать, ноги не двигались, застревая в возникшем из пустоты песке. Тень оказывалась на шаг впереди, Грегу не удавалось догнать ее. Он ускорил темп, но приблизился лишь на дюйм. Этого оказалось достаточно, чтобы понять: тенью являлась женщина. Она стояла спиной и теперь, когда парень страшился коснуться темной сущности, его потянуло к ней магнитом, он упирался ногами и кричал. Женщина обернулась, испещренное глубокими полосами лицо скрывала серая дымка, оно показалось Грегу смутно знакомым. На уродливой маске зашевелились губы, но звука не последовало. Тень, не замолкая, продолжала высказываться на неизведанном языке, а парень хмурился и пытался разобрать нечленораздельную речь. Глазницы сущности наполнялись страхом. Женщина схватила его за руку, и он проснулся.

При пробуждении Грег не сразу сообразил где находится. Неразгаданное послание из кошмара затуманило мозги, ввергая его в пучину дезориентации. Парень потер переносицу и медленно выдохнул, через секунду он вернулся в действительность. Грег сразу же по старой привычке потянулся к тумбочке, чтобы схватить телефон, но под рукой ничего не оказалось. Парень приподнялся на локтях и огляделся: на стуле лежала спортивная сумка, из расстегнутой молнии торчали полотенце и футболка. К счастью на пол ничего не успело упасть. Дверь в ванную оставалась открытой еще с прошлого вечера. Так Грег чувствовал себя спокойней. Дневной свет, проникающий в комнату, выделял и без этого бросающиеся в поле зрения недостатки. Сколько ночей ему предстоит провести здесь, мечтая о домашней еде и устойчивой к ветру крыше над головой и стараясь не думать, в какой жопе он оказался?

Парень повернулся на правый бок и взглянул на сестру. Девочка спала, свернувшись в клубок и тихо сопела. Шерри – точная копия матери, тот же цвет глаз, те же веснушки на бледной коже, исключение – темные волосы, доставшиеся от отца. И почему она сейчас здесь, лежит на бывшей постели наркомана, не представляя, что ждет ее впереди. Разве нельзя составить план получше? Вместо того, чтобы чуть свет мчаться на станцию, догоняя автобус, стоило купить билет на самолет и отправиться на север страны. Шерри оказалась бы там в безопасности. Позже Грег посчитал себя дураком, согласившись на необоснованные доводы и потащив за собой ребенка в мир, полный опасностей. В сознании менялись кадры, показывающие вероятное развитие событий: испугавшись давящей тишины, она покидает пределы дома и повсюду ищет брата, тогда ничего кроме катастрофы в лице жителей гнилого района не произойдет. Не менее жуткий вариант: в комнату залезает бродяга, надеясь холодную ночь провести под защитой кирпичных стен или наркоман, созывающий друзей собраться в узком кругу специалистов по крэку. Грег опасался за рассудок девочки, признавая свою беспомощность: кулаки выбьют дурь из каждого, кто позариться на его сестру, но они бессильны перед черным страхом, пожирающим ее изнутри. Проходить через злобу и порочность чужого города для маленькой девочки – невыносимый труд. Неужели никто кроме него не печется о ее состоянии?

Наверху заорали соседи. Любой звук, сочащийся из тонких стен, моментально оглушал. Мужчина кричал, женщина не молчала в ответ, поливая сожителя отборным матом. Грег не удивился бы, начни они драться. Наверняка такое случается не в первый раз. И неудивительно. В гнилых местах ссоры разрастаются от брошенного вскользь неосторожного слова, словно само здание вытягивает из когда-то прочных отношений силу. Неожиданно ругань стихла, парень облегченно вздохнул: если соседи так же быстро мирятся, как и ссорятся, то они смогут поладить.

Подумав, что уже не получится уснуть от крутящихся в голове мыслей и недавней сцены гнева, он посмотрел на часы, осторожно встал, не разбудив сестру, и подошел к окну.

Грег наслаждался, выходя на пробежку ранним утром, когда на просторных тротуарах не встретишь ни единого человека; он ощущал себя единственным выжившим после апокалипсиса. В минуты властвования природы бегун поглощал растекающуюся по дороге свободу, чистый воздух врывался в легкие и свежей струей бил в мозг, пространство вокруг не сжималось до размеров крошечной коробки. Живописный уголок в дали от людских глаз, куда по утрам, в один и тот же час, независимо от погоды, бежал Грег, показал мальчику отец. Он открыл священную тайну, посвятив в нее только сына, и парнишка гордился оказанным ему доверием. Майкл казался мальчику божеством, как и многие другие отцы для своих сыновей, но здесь присутствовало нечто большое. То, чего Грег не мог понять.

Все свободное время глава семьи проводил с детьми, не замечая карьерных высот, маячащих на расстоянии вытянутой руки. Он никогда не пропускал соревнования сына по футболу и родительские собрания, упрекая своим присутствием остальных отцов, для которых важнее копаться в бумажках на работе или посмотреть очередной матч за бутылочкой пива в компании офисных планктонов. Майкл научил Грега кататься на велосипеде, плавать и создавать из дерева причудливые фигурки. Звон станка и шлифовка древесины успокаивали и позволяли сосредоточиться. По субботам они заходили в гараж, закрывались в нем от не входящих в клуб «Майкла и Грега» и размышляли над следующим творением. Мужчина терпеливо выслушивал предложения сына и вносил незначительные коррективы. Находиться в одной лодке с отцом и выдвигать новые идеи воодушевляли мальчишку, заставляли чувствовать свою значимость. Несмотря на важность гаражного ремесла, Грегу куда лучшим занятием представлялось взобраться на холм совместно с Майклом. Утренние пробежки отделяли двух мужчин от остального мира расстоянием в четыре километра.

Каждое утро в сопровождении отца мальчик добирался до холма, не жалея сил, карабкался на вершину и падал по пути, сдирая кожу с колен. Несмотря на царапины и боль в мышцах, он ни разу не пожаловался, вставая до рассвета и пробегая заученный маршрут. В пасмурную погоду парень поднимался сам, разбуженный стучащим по стеклу дождем. Солнечные дни перекладывали ответственность на Майкла. Они бежали в полном молчании, слыша лишь свое дыхание и стук кроссовок по уличной плитке. Отец, поначалу идущий бок о бок с сыном, опережал его и впереди белым пятном маячила широкая спина, указывая Грегу на серьезный разбег между ними. Парню потребовался долгий год тренировок, чтобы наконец коснуться холма первым. Он сохранил в сердце мгновение своей победы. Днем ранее лил дождь, пропитывая иссушенную землю, на утро небо осталось таким же хмурым, но синоптики осадков не обещали. Майкл вошел в спальню к Грегу и с удивлением обнаружил, что мальчик уже не спит:

– Где мой сын? Когда его успели похитить?

– Твой сын перед тобой, и он решил, что сегодня день его триумфа! – он гордо задрал подбородок.

Майкл сложил руки на груди:

– Неужели? Покажешь мне класс?

Мальчик усмехнулся и ответил:

– Если ты считаешь вид моей спины крутым, то я могу обещать.

Майкл рассмеялся и, не дожидаясь сына, спустился вниз. Тогда парень не задался вопросом: победил бы он, не узнай отец о его намерениях, но сейчас Грега одолевали сомнения. Мужчина, не обремененный излишней гордостью и самомнением, уступил ребенку, выказывая любовь и давая веру в собственные силы. С воспоминанием об одном из счастливых дней пришла грусть. Не желая впускать в душу мрак, Грег вызвал из памяти картинку, помогающую в трудных ситуациях не падать духом.

Он закрыл глаза и мысленно представил знакомую тропу: выйти из дома и повернуть налево, добежать до перекрестка, оттуда вновь сворачивая влево продолжить путь по Пепертри–лэйн строго до пересечения с Хилтон драйв, где начинается проселочная дорога и, преодолев несколько метров, оставить позади Север–Маркет стрит и выскочить на Лост–Роуд, через пару миль покажется пригорок. Парень внимал свистящему в ушах ветру и шелесту листвы, вдыхал запахи свежескошенной травы на проносившихся мимо лужайках и мокрого асфальта. Грег ощутил плавный переход с твердой дороги на упругую землю и побежал быстрее, прячась за деревьями. До холма оставалось несколько метров, он достиг вершины и обессиленно остановился. Даже воображаемый процесс пробежки накрывал парня приятной усталостью, сменяемой последующей вспышкой энергии.

Грег открыл глаза и снова бросил взгляд на часы, с удивлением обнаружив, что простоял всего три минуты. За столь короткое время солнце успело подняться немного выше и потерять свою нежную блеклость, превратившись в огненный шар. Теперь, когда рассвет перестал привлекать к себе внимание Грега, парень смог рассмотреть окрестности нового «дома». Ветхие здания с обшарпанными стенами и непристойными надписями привалились к друг другу словно вдребезги пьяные приятели в злачном баре, в воздухе витала атмосфера запустения и морального разложения. Переполненные мусорные баки оцепили бездомные, будто охраняя свою собственность. Для правдоподобной иллюстрации банального неблагоприятного района, как их называют органы правопорядка, не хватало проституток и шпаны, толкающей наркотики. Но даже Грег, не видевший изнанку жизни, знал: с наступлением сумерек на улицы выползают не только бродяги и ночные бабочки, но и кое–кто похуже. Подслушав как–то беседу родителей, мальчик в тихом бормотании разобрал фразу Майкла: «Они всегда выходят с наступлением темноты, мне иногда кажется, мы имеем дело с вампирами». Грег давно понял о ком говорит отец, и ожидая услышать в его тоне омерзение или злость на нарушителей спокойствия, он с облегчением отмечал в голосе нотки жалости и сочувствия.

Однажды, натолкнувшись на стоящего под дверью маленького «шпиона», Майкл на вопрос сына о преступниках «особого рода» сказал ему: «Они идут на преступления не ради самоудовлетворения, а для того, чтобы выжить, я не считаю, что кто–либо мечтает оказаться в их числе». Грег соглашался с отцом, вспоминая своих друзей, которые в девятилетнем возрасте боялись пить газировку, по мнению их родителей разъедающую желудок, а спустя несколько лет попробовали первый косяк. Как могут отличники и спортсмены опускаться до разрушения собственного тела и мозга, принимая всякую дрянь. Что они намереваются в ней найти? Наслаждение? Умиротворенность? Какой смысл заключается в яде? Медленно сгнить, теряя часть за частью, не оставляя после себя ни кусочка.

Из глубоких раздумий Грега вырвал телефонный звонок. Парень посмотрел на экран мобильника и почему-то заколебался. В груди закипала злость. Он собирался все сделать по–другому, а его отбросили на задний план. И что ему теперь делать? Черт! После пятого гудка, Грег нехотя ответил на вызов.

Пайпер

Так и кто бы мог подумать: наша маленькая стеснительная девчонка продержалась в чужом штате целую неделю! Вот ведь сюрприз. Но она выдержала, нельзя сказать, что путь длинной в семь дней отличался легкостью, и шероховатостей не наблюдалось. Но тем не менее. Не каждому из нас часто удается похвастаться обнадеживающим результатом. Девчушка заслужила медаль, жаль, мы их не выдаем.

«Курс молодого бойца» или лучше переименуем его в «курс самостоятельной жизни» многому обучил Пайпер. Например, теперь вряд ли, путешествуя по стране, она отправится в незнакомый уголок, не выявив сначала так называемых «особенностей». Или взвесит все «за» и «против», прежде чем подойти и спросить дорогу у мужчины с нездоровым видом и тупым взглядом. Оказывается, чего только не обнаружишь, всего лишь открыв глаза и тщательно поразмыслив.

Каждый новый день оборачивался для девушки тренировкой, уроком выживания. В 7:00 она просыпалась и совершала обязательный ежедневный ритуал: ополоснуть лицо водой, воняющей гнильем, натянуть удобные вещи из скудного гардероба и отправиться на работу в «Кракен». На дорогу Пайпер тратила около тридцати минут, за это время девчонка успевала изучить стоящие впритирку дома на просторных улицах: одни выглядели богато и ухоженно, на нескольких кусками осыпалась штукатурка; разнообразие баров и кафе, начинавшихся в основном на пересечении Бурбон–стрит и Сейнт–Энн–стрит и следующих на юго–запад. Встречая случайных прохожих, Пайпер следила за ними. Некоторые слегка наклоняли голову в знак приветствия (большинство женщин), другие проходили мимо, словно ее не существует, а третьи приводили девушку в ужас, пожирая глазами стройное тело (относится к мужчинам). Вторая категория населения максимально ее устраивала, при любых обстоятельствах они не вспомнят миловидную брюнетку с бледной кожей, сплошное везение. Замечать подозрительных личностей оказалось трудной задачей, которую она сама перед собой поставила и довольно неплохо справлялась.

Выбрав для жилья унылый и опасный район, Пайпер не сомневалась в скорейшем столкновении с рядом сложностей. Иногда жуткий шум, поступающий к ней из широких щелей в каркасе ветхой обители, резко вырывал ее из еще более отвратительного сна, и она, к нашему удивлению, испытывала нечто похожее на благодарность за внезапное пробуждение среди ночи. Крики женщин и пьяные разбирательства мужчин поначалу пугали, не давая расслабиться ни на секунду, девчонка словно часовой на посту охраняла… себя от постороннего вмешательства. Плюсом – если можно так выразиться – было отсутствие стрельбы и предсмертной агонии, сопровождающейся криками. Однако Пайпер, проведшая шестнадцать лет под защитой стен крепости из камня и стекла, именно таким представляла существование людей в полуразвалившихся хибарах на окраинах приличной жизни. Теперь спустя неделю пребывания в Штате пеликанов ей удалось наконец–то, не опасаясь за свою безопасность, покинуть всенощный караул и провалиться в сон. До нее никому нет дела, как приятно!

Прошагав почти две мили, Пайпер требовалось повернуть направо с Орлеан-стрит, и та дам – «Кракен» прямо перед тобой. Ни за что не пройдешь мимо. Кафе–бар числился гордостью его полноправного владельца Арчи Гудмана. Мужчина никогда не покидал пределов штата. Проработав сорок лет за стойкой бара, он успел повидать различных субъектов и услышать душещипательные истории, как живущих во французском квартале орлеанцев, так и туристов, и приезжих в поисках занятости выходцев из Мексики. Арчи умеючи вел дела, находив к любому посетителю нужный подход. Мужчина казался диковинным психотерапевтом для местных, но в его арсенале не завалялось гипноза и кушетки, а только крепкий виски и добрый совет.

Его жена – Марта Гудман, вполне симпатичная кареглазая женщина, в свои пятьдесят сохранившая стройную фигуру и роскошные густые волосы. Она низвергала на каждого гостя, посетившего их кафе, потоки доброты и участия. Вот почему вторым любимцем французского квартала несомненно объявлялась Марта. На хрупких плечах лежала забота об украшении и поддержании уюта в зале и готовке потрясающе вкусных блюд.

Пайпер ощущала необычайную признательность по отношению к добродушной женщине, предоставившей ей возможность не умереть с голоду и заняться полезной деятельностью. Мы не знаем, присутствовало ли здесь подхалимство или желание начать работу в тишине и одиночестве, но девушке нравилось появляться в «Кракене» задолго до открытия. По–видимому, ранее утро привлекало Пайпер сиянием солнца, мягко проникающим сквозь окна и накапливающим тепло в прохладном помещении кафе или витающим в воздухе ароматом свежести и неограниченности пространства. Дабы не потревожить сон хозяев, она включала джаз на своем плеере и отгораживалась от внешнего гула маленькими наушниками. Новый Орлеан, колыбель Джаза и родина Луи Армстронга, который интриговал Пайпер густым, волнующим голосом с осколками хрипотцы, создавая атмосферу джаз клубов 20–х годов. Звучная зажигательная мелодия «Kiss of fire» щекотала уши девушки, заставляя бедра вилять в такт и наполнять блеском глаза: «Love me tonight and let the devil take tomorrow». Играющая композиция в составленном на скорую руку плейлисте светилась первой в постоянно прослушиваемых дорожках. В ней сшибающим с ног потоком несется любовь и страсть, и ты невольно тонешь в нем, наслаждаясь видом улетающих в никуда проблем. Это дает тебе шанс дорожить и радоваться каждым прожитым мгновением. Жаль, что эффект произведенный песней, не вечен.

Взявшись за швабру, Пайпер прошла к задней части бара и начала уборку. Волосы, достававшие лишь до середины шеи, танцевали вместе с ней, темные пряди болтались из стороны в сторону. Маленькие руки с коротко обрезанными ногтями, не знавшие ранее труда, ловко управлялись со шваброй. На девушке точно влитые сидели светлые джинсы и простая черная футболка, первая покупка на заработанные деньги! Определенно успех.

Пайпер, не слыша ничего вокруг, плавно отходила к концу зала, маневрируя среди круглых столиков. Прикосновение теплой руки ударило ее разрядом под двести вольт. Она испуганно дернулась и зацепила шваброй скатерть. Возмутитель спокойствия с легкостью удержал опасно накренившийся стол и, тем самым, спас вазу от неминуемой гибели.

– Эй, эй, спокойно! Я всего лишь хотел поздороваться, а ты смотришь на меня, как на маньяка-потрошителя, – произнес парень, поправляя фиолетовые примулы. К тому же в свое оправдание заявляю: я звал тебя, кричал, умолял, но ты не ответила мне. Что мне оставалось делать? – юноша ехидно улыбнулся.

Несмотря на сердце, продолжающее отбивать бешенный ритм в груди, девушка не удержалась и улыбнулась парню в ответ. Но у кого получится ее обвинить в потере осторожности. Привлекательный молодой мужчина, обаяние льется через край, немногие бы устояли. Между прочим, его зовут Барри Гудман, и он единственный и желанный сын Арчи и Марты. Доставшиеся от отца вечно взъерошенные ярко-рыжие волосы и ореховые с зелеными крапинками глаза матери создавали немного экзотичный облик. Превосходство в росте не подавляло Пайпер, как обычно происходило с остальными мужчинами, а наоборот, накрывало чувством защиты. В первый же день на посту девушка познакомилась с Барри и тут же выяснила всю его подноготную, парня не удавалось заткнуть. Но ей и не хотелось, лучше обсудить историю чужой жизни, чем разбираться с вопросами, в которых она запуталась.

Каков итог? Молодой парень бросил обучение в колледже четыре года назад, не выдержав и пары месяцев, и вернулся домой со словами: «неужели отец, сорок лет управляющий прибыльным заведением, научит меня необходимым правилам ведения бизнеса хуже, чем зазнавшиеся профессора?» Будучи полной противоположностью своей сестре, рассудительной и примечающей любое изменение в окружающих ее людях или событиях, Пайпер впервые сосредоточилась на рассказе парня, и неожиданно для себя поняла, сколько нюансов и подсказок спрятано в речи собеседника. Главное – внимательно слушать. Например, она с уверенностью могла утверждать: Барри вернулся в Новый Орлеан не потому что на него навалились скука, лень и отсутствие стремления к учебе. Главной причиной отказа от колледжа выступал отец. За показной бравадой и критикой глупых профессоров, которые не в состоянии ни грамма полезного вложить в его голову, скрывалось беспокойство за здоровье Арчи. Отец давно уже не молод, тяжелое ремесло, разделявшееся ранее на двоих мужчин, перешло бы на плечи главы семьи. Девушка не выдала тайну парня и взглядом голубых глаз дала знак, что все понимает.

– Сейчас всего половина восьмого, – удивилась Пайпер, посмотрев на часы. – А ты не встаешь раньше десяти. Незыблемое правило!

– Мне пришлось, – вздохнул Барри, изображая вселенское горе. – Отец попросил помочь с выпивкой, нужно навестить Бена и забрать ящики.

Бен приходился единственным и незаменимым поставщиком алкоголя для «Кракена». Доверие, отданное маленькому улыбчивому мужчине, являлось честно заработанным за пятьдесят долгих лет. Дружба длинной в полвека не прекращалась и никогда не обременялась бессмысленными склоками.

– Он же сам всегда приходит, если я не ошибаюсь. Что–то случилось? –поинтересовалась Пайпер.

– Ты серьезно? У Бена дочь вчера родила, он весь вечер просидел с ней в больнице. Роды были тяжелыми, а зять как назло в отъезде, – пояснил Барри.

Увидев на лице Пайпер стыд и печаль, которые ушли так же быстро, как и появились, парень ощутил замешательство, а затем на него по необъяснимой причине внезапно накатил гнев. Вероятно, девчонка не привыкла к мужчинам, с интересом, обсуждающим женские способности к деторождению, и ей откровенные слова кажутся грубыми и пошлыми. Да, Барри определенно не помешает иногда попридержать язык.

– Извини, я думал, ты в курсе, об этом все болтали…Я не…, – мужчина переминался с ноги на ногу, не представляя, как продолжить разговор. Раньше ему и в голову не пришло бы извиниться или растеряться перед кем–либо. К тому же перед привлекательной девушкой. Болтливость не порок. Выражение в точности подходит для рыжеволосого мужчины: он умел завязать диалог на любую тему с любой молодой особой. И похоже та доля посетителей кафе, что с длинными ногами, была вкладом Барри в развитие общего дела.

С приходом Пайпер многое изменилось: парень осторожничал, как только открывал рот, что раньше не всегда у него получалось. Во время первого разговора с нанятой работницей, он почувствовал себя растерянным и сразу же спросил совета у отца. Арчи ответил: «Верь своим инстинктам, Барри». С тех пор парень занял позицию наблюдения и пытался понять, кто она? И в какую передрягу попала? Ведь дураку ясно: девушка слишком молода, следовательно, жить в одиночку по закону не имеет права, да и сказала лишь, что приехала из Техаса, никаких подробностей о детстве и семье. Ничего. Барри оказался бы полным дураком, поверив хоть в одно слово из плохо скроенной выдумки. Очевидно существовала веская причина, вызывающая вранье, и он решил не заваливать ее вопросами, которые либо останутся без ответа, либо повлекут за собой дальнейшую ложь.

– Ничего, ты не виноват, – ее губы дрогнули в неловкой улыбке. – Наверное, я слышала, просто забыла…

Опять ложь. Ничего она не слышала. Сказывается врожденная способность ничего не замечать или все–таки причина в ином, и в конечном счете ей плевать? Девушка не хотела превратиться в бесчувственное существо, ни в коем случае. Вглядываться в зеркало и различать в чертах лица отражение своей матери, постепенно закоченеть и перестать пропускать через себя эмоции – второй из самых страшных ее кошмаров. Временами Пайпер ощущала наплыв апатии, девушка проводила в таком состоянии несколько часов, уставившись в приглянувшуюся точку, а когда приходила в себя, удивлялась тому, как долго она просидела, не меняя положения. Пайпер называла это выбросом из реальности, тогда пелена опускается на глаза, и ты крошечным комочком прячешься в укромных уголках своего сознания. Моя мать – сумасшедшая, и ее судьба – мое будущее. Как бы я не боролась, мне не справиться.

– Ладно, я пойду, а то отец с меня шкуру сдерет, – произнес Барри, в попытке пошутить.

Он бросил последний взгляд на Пайпер, убедился, что она пришла в себя и вышел на оживленную улицу.

Глава 2

Рейчел

Ну что ж, на солнышке погрелись, пора нам двигаться дальше. Следующая точка на карте наших путешествий – северо–восток. Конкретики мало, но мы обойдемся и без нее. Мы ищем определенный дом и очень скоро его находим. К югу от Рокленд авеню и к западу от парка Латурет располагается величественное строение в бельгийском стиле. Особняк, построенный десять лет назад по заказу его единственного владельца, по периметру необъятного участка огорожен трехметровым забором, оберегающим ценную собственность; на зеленой лужайке лентой тянутся кустарники и ели, в центре владений установлен фонтан, охраняемый железными оленями. Спрашивается: для чьих глаз предназначена изысканная красота, если соседям вход воспрещен, и заглянуть за высокое ограждение не представляется возможным? У богатеев в заднице свербит от желания утереть всем нос заоблачно высоким статусом и размером кошелька, поэтому редким гостям и прислуге выдается шанс полюбоваться шикарной обстановкой.

Поднимемся выше, заглянем на второй этаж с восточной стороны. Спальня – интимная зона для любого человека. Здесь же царит атмосфера отчужденности и безразличия. Комната не забита предметами роскоши и блестящими побрякушками. Единственное украшение убежища – широкая кровать с голубым покрывалом. Того же цвета стены и ковер – окружающее царство льда навевает дикий холод – ежедневно умиротворяют хозяйку комнаты. Поворачиваясь на девяносто градусов, мы замечаем бледную женщину со встревоженным взглядом. Лицо, не тронутое косметикой, выглядит молодо, переживания сделали его безжизненным. Она сидит в любимом кресле и как всегда витает в облаках. Но похоже сегодня что-то произошло, и вряд ли инцидент носит счастливый характер. Не терпится выяснить подробности случившегося.

Среда начиналась как обычно, за исключением двух вещей, ускользнувших от внимания Рейчел. Во–первых, тщательно выстроенный распорядок сбился чересчур ранним пробуждением домочадцев, словно они собирались в увлекательную поездку по странам Европы, а не в скучную, по их же мнению, школу, а во–вторых, снаружи распалялся долгожданный для многих дождь. Крупные капли барабанили по стеклу и крыше, предвещая скорую беду. На первый взгляд, не влияющие друг на друга происшествия привели к неожиданной развязке, обрушились на семью непоправимой катастрофой. Рейчел сидела в своей комнате напротив окна и сжимала ледяными пальцами обивку кресла. Ее штормило, качало из стороны в сторону, как матроса на корабле, а в голове билась мысль: «Главное удержаться и не впасть в истерику, иначе…». Страшно вообразить, что женщине доведется испытать при неблагоприятном развитии событий.

Вот уже восемнадцать лет ее жизни каждый следующий день похож на предыдущий, никаких эксцессов или отклонений от намеченного курса. И Рейчел такой расклад вполне устраивал, но сегодня произошел сбой, и женщина не представляет, как вернуться в привычное русло и решить возникшую проблему. Она этого не делала приблизительно…никогда. Сначала ее выручала мать, затем настигали кулаки отца. Приобретенная за долгие годы привычка отстраниться от неприятностей и придавать себе вид, что происходящее вокруг ее никоим образом не трогает, помогли Рейчел окончательно не свихнуться в обстановке домашнего насилия. Очередная история жестокости отца, похожая на сотню других.

Все начиналось довольно безобидно: мужчина тридцати семи лет, протрудившийся двадцать из них на химическом заводе, любит и желает родным лучшего. Редкие склоки между родителями не в счет. Мужчина не имеет образования, и не заглядывает в будущее. К черту мечты, нужно кормить семью. В одну из обычных смен, сложно вспомнить в какую именно, на работников завода обрушивается кризис, естественным ходом затронувший кормильца американской ячейки общества. Сколько в тот год разродилось неблагополучных семей, сколько женщин и детей пострадали от рук опустившихся на дно отцов и сколько мужчин не понесли наказания, не сосчитать и не описать. И случай Рейчел не исключение.

Три месяца поисков нового дела не увенчались успехом, пришлось обратиться за подмогой к выпивке, к сожалению, дьявольское зелье подсказало простой выход: выпустить пар на жене и дочери, обтесать об них кулаки. В первый раз проснулся стыд за себя и боль за семью, затем они ушли, уступив место ненависти. Когда жена не пропадала на трех работах, пытаясь в одиночку прокормить троих, ей попадало по ногам, потом по спине, и в конечном итоге мужчина добрался до лица. Но бо́льшую ярость в когда–то заботливом отце вызывала малолетняя дочь, обвиненная во всех смертных грехах, главный из которых: высасывание денег из родительского кармана. Мужчина уверенно полагал, что, если бы на свет не появилось вечно требующее создание, их брак сложился бы иначе.

Проходили месяцы, в девочке росла неловкость: то с лестницы упадет, то получит мячом по носу от соседского мальчика. Записи в больничной карточке множились – мер не предпринималось. Мать старалась изолировать ребенка от притязаний отца, но ей не удавалось остановить двухметровую глыбу. В приступах ярости и алкогольного опьянения он кричал: «Ты ничтожество, не приносящее никакой пользы, только делаем, что и тратим деньги на тебя». Девочка плакала и пряталась под кроватью, где ее все равно доставали грубые руки. Он бил, и с каждым ударом она умирала. Малышка так его любила, а теперь отец ее предал. Мужчина должен ее защищать, прятать от злого мира, а оказалось он и есть зло. После побоев, лежа на маленькой постели, Рейчел горько плакала. Она страдала, осознавая, что навсегда потеряла отца. Когда девушка подросла, то часто думала: сколько таких семей по всему миру, чувства разные, а результат одинаков – синяки и растравленные души. И я одна из них. Почему мать, слыша горькие рыдания дочери не обратилась в полицию или не попросила помощи у родственников, так и останется нерешенной загадкой.

В результате человеческой слабости и необъяснимой любви в доме на окраине рабочего района умерла жизнь. Больше в его стенах не слышалось смеха и радости. В архиве соцработников данных о несчастной семье не значилось. О людях, лишающих родителей их прав девчонка узнала намного позже, достигнув того возраста, когда машешь ручкой и покидаешь надоевшее гнездо. Закончив школу, Рейчел не поехала учиться в колледж и не нашла себя в роли обслуги, она познакомилась с будущим мужем: короткий роман и скорая свадьба. Старая клетка сменилась на новую. И воспоминания об отцовской ярости и жестоких словах остались с ней.

Со временем раны затянулись и эмоции притупились, тем более, когда она узнала о смерти отца: допился до ручки. Его жена осталась одна. Рейчел не интересовалась судьбой женщины, которую она в далеком прошлом называла матерью, которая рассказывала ей сказки, когда отец не пытался их уничтожить, купала ее в огромной ванной, играя вместе с ней. Куда подевалась та женщина, готовая самое дорогое отдать ради своего ребенка? В каких уголках души спрятался любящий родитель? Почему она выгораживала его? Рейчел не понимала, как реагировать на отношение матери к несостоявшемуся отцу. Маленькая девочка сердилась на несправедливость, взрослая женщина ощущает лишь грусть. Поступила бы она также будь на месте матери или выступила против мужа? Спасла бы своих детей от жестокости? Вопросы, встающие перед ней, оставались без ответа. Они крутились в голове, сводя ее с ума: дети или муж, унижение или благо? Думай, Рейчел, думай. Мы так просто с тобой не расстанемся.

Спустя восемнадцать лет безмятежности в шикарном особняке женщину снова подстерегал страх. Она не боялась новых побоев и издевательств, прошлое давно перестало ее пугать. Страх был другого рода. Видеть, как выстроенные планы, система, доведенная до автоматизма, разваливается на твоих глазах, и ты не можешь остановить процесс разрушения. Я никогда не управляла своей жизнью, он должен сам все распутать. Подняться с кресла и сделать шаг к двери – непосильная задача, требующая от женщины неимоверных усилий. Рейчел ненавидела перемены, была не в силах с ними смириться и не спала по ночам, зная о невозможности возврата к прежнему укладу. Вы несомненно правы, без движения нет прогресса и нет будущего, но она никуда не хотела стремиться, она не мечтала, очерчивая красочные перспективы, вспоминая к чему привели детские желания: к полной пустоте; не грезила о широких горизонтах, о власти и богатстве. Престиж и влияние не привлекали женщину, она понимала, что они преходящи. В одну секунду ты бесконечно счастлив, а в следующую ты брошен и забыт всеми. В ее судьбе не присутствовало ничего, за что хотелось бы держаться. Но она с упорством продолжала жить, медленно сгорая изнутри.

Через пару недель после свадьбы обеспокоенный муж, заверяя Рейчел в своей заботе, отвел жену к доктору. Полный мужчина в тесных для расплывшегося лица очках назначил ей пилюли, подавляющие депрессию. Пациентка порывалась тогда сказать врачу: «У меня нет никакой депрессии, у меня ничего нет». Но она промолчала. В тот момент, когда официальный штамп скрепил союз, ответственность за Рейчел плавно перекочевала на плечи мужа. Он – мужчина, пусть и решает.

Если до похода к врачу у женщины в сознании сверкали отблески, похожие на вражду, грусть или восторг, то после кратких пяти минут, проведенных в больнице, она кардинально изменилась. Чувствовала себя мальчиком со слабым иммунитетом: закрывалась в шаре от любых заразных инфекций: коллеги мужа, надоедливая прислуга и печальный опыт. Удивительно, что по прошествии почти двадцати лет, у Рейчел не возникло идеи одним скопом проглотить выписанные таблетки и попрощаться с миром живых. Перед ней маячила цель – продолжать находиться на этой земле в попытке отомстить отцу: вот, я здесь и у меня все прекрасно, а ты мертв и никогда не сможешь причинить мне боли. Таким образом она мстила и матери: спаси ты меня тогда, жила бы сейчас так же хорошо и беззаботно, как я, а не страдала в одиночестве и нищете. Вероятно, такие мысли слишком жестоки для сломленной женщины, но у кого получится, преодолев ужасное детство, в чем-либо ее обвинить. Она справляется по мере возможности, пусть даже желая матери зла.

Снаружи покачнулся размашистый кипарис: единственный друг и собеседник Рейчел. Она наблюдала за процессом посадки, рассматривала его, замечая, как дерево растет с наступлением новых суток. С каждым дюймом женщина испытывала эмоции, не сравнимые с теми, когда на свет появились ее дети. Через пару лет в окне показались тонкие ветви, заставившие Рейчел в изумлении ахнуть. С того дня она разговаривала с густой кроной кипариса, а он отвечал ей стуком в стекло или шелестом листьев. Только безмолвному дереву она доверяла свои печали, мужа не заботили ее горести. Он и не догадывался, почему жена грустит. Прекрасный дом, репутация, деньги. Безделушки, которые занимали большую часть его сердца – если оно вообще существует – у нее вызывали лишь скуку. Поэтому женщина уже давно не обсуждала с ним свою жизнь и не интересовалась его. За короткими семейными ужинами, куда муж приказывал ей являться, говорил он один. Его неуемное веселье и бурлящая активность смущала остальных. Дети опускали головы, ковыряясь в тарелке, а Рейчел сидела, не притронувшись к еде. Когда ужин заканчивался, она сбегала к себе в спальню и с облегчением выдыхала: наконец то кошмар кончился.

Отвернувшись от окна, женщина взглянула на часы. Минутная стрелка прошла полный оборот, а ответ так и не найден. Не чувствуя ног, Рейчел поднялась с насиженного места и направилась в кабинет мужа. Комната дочери маячила впереди словно красный флаг, раздражая до чертиков воспаленное сознание хозяйки дома. Женщина приложила ладонь к двери, закрыла глаза и отдышалась, за прошедшие несколько секунд она поняла, что скажет мужу. Оставалось сделать пару шагов вглубь коридора, и темный портал как пасть дикого зверя откроется пред тобой. Она на негнущихся ногах подошла ближе и схватилась за ручку.

Джеймс

Мы плавно скользим по ковру, передвигаясь вместе с натянутой как струна Рейчел. В противоположной части дома, куда направляется женщина, расположен кабинет хозяина дома. Он сидит в кресле, закинув ноги на стол, и предается размышлениям. На привлекательном лице застыла гримаса безмятежности, глаза закрыты. Светлые волосы немного взъерошены после трудового дня, проведенного в здании суда. Следующее слушание назначено через неделю. Мужчина не сомневался в тотальном разгроме противника.

Последние полгода дела шли как по маслу. Он чувствовал себя богом, способным сворачивать горы и осушать моря. Работа наполняла его сознание и смешивалась с кровью как наркотик, входя в зал заседаний, адвокат вдыхал запах лжи и чуть слышный аромат «справедливого» суда. Уголки губ незаметно приподнимались в хитрой ухмылке, а внутри мужчина хохотал, уверенный в очередной победе.

Еще будучи школьником, Джеймсу удавалось вытащить наружу тщательно скрываемые страхи и слабости других людей, а потом с наслаждением управлять ими. Он притягивал к себе толпы одноклассников и считался их предводителем, мальчишки заглядывали командиру в рот и ждали его приказаний, девчонки боролись за счастье находиться с ним рядом хотя бы один вечер. Странно, если спросить каждого из бывших «друзей» Джеймса о нем как о личности и человеке, любой отзовется о мужчине с теплом, несмотря на унижения и прислужничество, продолжавшееся одиннадцать лет за право быть поглаженным за ушком словно преданная собачонка. С возрастом он стал тем, кого мужчины ненавидели, а чаще завидовали как ошеломительному успеху у женщин, так и полезному таланту заворожить собеседника глубоким тембром голоса с нотками таинственности. Представительниц слабого пола к нему влекло, причем назвать влечение здоровым, язык не повернется, единожды заглянув в темноту его души, они уже не находили пути назад.

Джеймс упивался властью, впитывал ее и не мог насытиться. Поэтому единственным верным для него решением оказалось поступить на юридический факультет Стэнфорда и с отличием его закончить. Сразу после окончания школы парень собрал вещи и, не колеблясь, двинулся в сторону Калифорнии. Несколько незаменимых знакомств, налаживание отношений с преподавателями, которые в дальнейшем окажут ему огромную услугу, согласившись посодействовать в продвижении по карьерной лестнице. Джеймс не страдал глупостью, и семья, владеющая солидными сбережениями, не внесла за него ни цента, свыше положенного. Изучаемые дисциплины не несли в себе осложнений: молодой тогда парень оттачивал умения в области манипулирования живыми ресурсами и считал свое мастерство дороже любых денег и знаний. Подходящее слово и незначительная похвала и жертва уже у твоих ног. Бери и пользуйся.

В студенческую пору Джеймс не заводил приятелей среди студентов за ненадобностью. Наконец, теперь пропала необходимость собирать вокруг себя армию из бесполезных олухов, он придирчиво отбирал кандидатов, которые пригодятся ему в будущем. Парень видел потенциал своего окружения и заставлял учащихся жаждать его дружбы. После полного истощения он выбрасывал их как сломанные игрушки, позабавившись вволю и взяв от них требуемое.

Покинув стены родного университета, Джеймс рванул в Нью–Йорк, вознамерившись начать практику в большом яблоке. Желания выклянчить деньги на перелет у отца не возникало, поэтому мужчина пользовался попутками и общественным транспортом. По дороге в наполненный людьми и жизнью мировой центр ему пришлось остановиться – если быть честным, новоиспеченный юрист попросту заблудился – и передохнуть от избыточно жаркого лета. Джеймса принял в свои объятия городок Спрингвилл в штате Юта с населением около тридцати тысяч жителей. Он спрятался на севере штата, охваченный с запада заливом Прово и с востока горой Бакли. Подумав, что проведет здесь всего одну ночь, он, следуя указаниям местных, нашел мотель и провалился в сон. Утром мужчина собрал вещи и отбыл на станцию, среди грязных домов с забитыми окнами и разбитых тротуаров он обнаружил девушку и… конечно же не влюбился. Это не про Джеймса. Адвокат понял: задержка в глухом, всеми брошенном районе обернется приятным сюрпризом. Мозг мужчины работал отлаженным механизмом и заглядывал далеко вперед. Он не забывал о своих мечтах и твердо обещал себе добиться признания и уважения. А для полной картины ему не хватало жены. Юная красивая девушка предстала перед мужчиной затравленной овечкой, она в точности соответствовала предпочтениям Джеймса. Пара коротких свиданий и недорогих подарков, и девчонка попала под воздействие самонадеянного охотника. Они встречались три недели, до того, как он забрал ее в Нью–Йорк и объявил родителям о готовящейся свадьбе. Отец не пожалел денег: роскошные кольца и куча знаменитых в узких кругах гостей. Джеймс светился то ли от радости, то ли от ожидаемых перспектив.

После свадьбы начался трудный период наработки часов. Перед ним встала задача: набраться опыта и навыков, изучить тонкости судебной системы. Мужчина, не покладая рук, засиживался допоздна, штудировал юридическую литературу и знал к чему стремиться. Безбедная старость маячила впереди.

Коллеги и начальство давало лестные отзывы о Джеймсе и его заслугах перед обществом, несомненно повлиявшие на его блестящую карьеру. В свои двадцать пять он ясно представлял грядущее. Шикарный особняк на Форест–Хилл–Роуд, красавица жена и пара детишек (последний штрих для завершения образа «достопочтенного» гражданина США). И если для того, чтобы через двадцать лет попивать марочный виски в богато обустроенной гостиной, следовало ублажать властных ублюдков, то это стоило всех приложенных усилий.

Через три года после свадьбы появился ребенок и с тех пор радость Джеймса не иссякала. В отличие от жены, он постоянно уделял время дочери, успокаивал ее, когда она болела, кормил и менял пеленки. Мужчина делал вклад в благополучие семьи. Проходили месяцы – девочка росла и становилась точной копией отца, те же светлые волосы, тот же пронзительный взгляд голубых глаз. Когда малышке исполнилось восемь, жена родила второго ребенка, снова девочку. Джеймс был расстроен. Девочка! К тому же походившая на Рейчел, которая в свою очередь никогда не волновала мужчину, выполняя свои функции и не отвлекая его от цели. Но спустя несколько недель разочарование прошло, он пророчил скорое рождение сына. Мальчика, которого отец научит выживать в мире конкуренции.

Джеймс работал длинными днями и холодными ночами, и вскоре о нем услышали, распространившаяся известность помогла ему в открытии собственной адвокатской конторы на Манхэттене. Небоскреб, декорированный стеклом и окнами размером со стену, открывал панораму кипящего города. Дорого обставленный кабинет с кожаным креслом и столом из черного дерева и личная секретарша. В высотном здании Джеймс занимал целый этаж, – что уже было неплохо для начинающего адвоката – сдавая свободные помещения в аренду другим юристам, в последствии перешедшим на его сторону. Мужчина выбрал достойное направление – область уголовного права, и через его офис проходило около тридцати дел в год, прославлявшие его и приносящие огромные деньги. Невиновные отправлялись на свободу, а он принимал дары.

Но вы однозначно плохо знаете Джеймса Брукса, если полагаете, что частная адвокатская практика – предел его мечтаний. Продумывать стратегии ведения боя и раз за разом пересматривать на новостных каналах неотступный триумф каждого процесса, которое он вел, доставляло удовольствие, сродни оргазму. Но в последнее время мужчине в спину дышала скука, и, хотя жаловаться ему было не на что, и он обрастал популярностью среди юридических коллегий, Джеймс потерял остроту ощущений, будто утратил обоняние или ослеп. Предсказуемая слава от выигранного дела, неловко брошенный заинтересованный женский взгляд, зависть коллег и ненависть врагов не возбуждали как раньше, не заставляли сердце биться быстрее словно перед встречей с предметом обожания. Такие чувства его не пугали, не впервой. Это знак, точнее предзнаменование того, что его ждет величие и могущество. Для развития необходим толчок, пинок в задницу, иначе останешься стоять на месте. Поэтому вот уже два месяца Джеймс строил планы, держа их в секрете ото всех. Ото всех, кроме одной. Он улыбнулся и воссоздал ее по памяти, мягкий образ будоражил кровь и дурманил мозги. Неповторимая и любимая.

Неуверенный стук в дверь прервал его размышления. Мужчина открыл глаза и плавно будто пантера поднялся из глубокого кожаного кресла и, подойдя к окну, пригласил посетителя войти.

То, что произошло в следующие десять минут, Джеймс долго будет переваривать в мозгу, пытаясь осознать, как он мог не заметить перемен, витающих в воздухе, пропитавших его кожу и сверлящих черепную коробку. Они жужжали в голове, настойчивым роем трупных мух, словно шептали: «Джеймс – ты кретин, тебя провели как мальчишку». После рассказа Рейчел о недавних событиях мужчине показалось, что пол ушел у него из–под ног, в груди собирался жгучий комок злости, обиды и отголоски давно забытой эмоции – страха. А в эту самую секунду миссис Брукс смотрела мужу прямо в глаза и видела в них бушующий огонь, лишь взгляд выдавал его состояние, маска, высеченная из камня, никогда не меняла своего выражения: легкая дружелюбная улыбка и слегка приподнятые брови на смуглом гладко выбритом лице.

Рейчел посчитала, что муж приблизится к ней достаточно близко, чтобы с присущей ему невозмутимостью влепить звонкую пощечину. Любопытно, откуда у нее взялись такие мысли, если он за восемнадцать лет брака ни разу не поднял на жену руку. Да, это правда, Джеймс не проявлял насилия, но сейчас обстоятельства изменились.

Простояв несколько секунд в кататоническом ступоре, мужчина вынул из карманов брюк сжатые кулаки и подошел к супруге. Рейчел непроизвольно задрожала, не в силах отвести от него взгляд, однако, сдавшись слишком скоро, резко опустила голову. Почувствовав сильные горячие ладони на своих плечах, женщина вздрогнула: настолько не слышны были его шаги. Джеймс слегка сжал руку жены повыше локтя и заговорил, тщательно подбирая слова:

– Не волнуйся, Рейч, я разберусь. Придумай, что сказать миссис Стоун, например, ветрянка или тяжелая простуда. Нам понадобиться какое-то время, чтобы найти выход. Доверься мне, и молчи об этом. Ты поняла?

Рейчел, не поднимая головы, кивнула и вышла из кабинета мужа, стараясь быстрее добраться до своей комнаты, где она хотела восстановить утраченные силы. Поэтому женщина не присутствовала при звонке с одноразового телефона мужчине, способному решать самые деликатные вопросы.

– Мне нужны твои услуги, – он вкратце описал ситуацию.

От резкой фразы Джеймс поморщился и сжал руку в кулак.

– Хорошо, я подожду. Но я рассчитываю на положительные результаты.

Безымянный человек задал вопрос, требующий незамедлительного ответа. Джеймс поколебался долю секунды и произнес со стальными нотками в голосе:

– Сделай сначала то, что я сказал, затем я объясню, что делать дальше.

Телефон упал на ковер с глухим ударом, после чего его встретила смерть под каблуком итальянского ботинка. Можно подумать, спектакль был необходим, но успешному адвокату иногда жизненно важно выпускать пар, иначе сосуд из плоти и крови с динамитом внутри за мгновение взлетит на воздух.

Теперь на пути защитника обездоленных появились большие проблемы, и он знал, кого в них стоит винить.

Глава 3

Грег

Прогулка по окрестностям Нового Орлеана не принесла долгожданных плодов. Грег рассчитывал на гостеприимство портового городка и изобилие подходящих для него вакансий, что в конечном счете оказалось заблуждением. Конечно, он сомневался по поводу распростертых объятий и устроенного в его честь торжества: чужак, и лицо как у дикого зверя, такой видок любого оттолкнет, но хоть крошечная возможность обязана быть, всего один шанс, и он вгрызется в него зубами. Парень сохранял в себе честность: людская природа проста, они скорее доверятся местным, чем примут на работу проходимца со злобным взглядом. Даа, его успели уже так назвать. И нет, он не врезал жирному козлу в морду. К тому же сегодня ужасный день еще и потому, что за последние девять лет Грег впервые не вышел на пробежку. Энергия, не нашедшая выход наружу била в нем ключом, он скрипел зубами от каждого отказа и постепенно закипал.

И, наконец, судьба решила добить его миксом из трех ингредиентов: в кармане болталось четыре десятидолларовых купюры, ужасно хотелось есть, и к тому же парень остро ощущал беспокойство, оставив сестру в пустой комнате. Ранним утром они провели время вдвоем, прогуливаясь по насыщенным жизнью улочкам, наслаждаясь теплом. Они дошли до парка Луи Армстронга, спрятавшись от шума города, полюбовались фонтаном в центре небольшого пруда и цветущими клумбами. Грег представил каково прийти сюда поздним вечером, следуя за светом фонарей и отчетливей слыша пение птиц.

Они находились под охраной тяжелых крон около часа, тем самым парень подарил сестре надежду, надежду на свободу от серых стен, а теперь она без защиты сидит в запертой клетке. Смело вручаем Грегу награду «Брат года». Радует одно – у них получилось избавиться от липкой, воняющей болотом грязи, и в чистое раскрытое окно ворвался свежий воздух. На короткое мгновение они забыли прошлое, зачеркнули свои имена и терзания, они смеялись будто ничего не изменилось, будто дышать стало легче. Шерри улыбалась, как и должен улыбаться шестилетний ребенок: быстро и часто. Когда из комнаты выветрился затхлый запах, и стены посветлели, Грег с трудом произнес:

– Мне нужно уйти, но я обещаю, что это ненадолго.

По лицу девочки пробежала тень, грубый мальчишка почти довел сестру до слез, но Шерри не заплакала и не попросила брата остаться, она молча приняла свою участь. Закрывая за собой дверь, он увидел ее глаза, в них застыла обреченность. Сердце невольно сжалось.

В характер молодого парня при появлении на свет врезалась определенная черта: он почти не чувствовал вины, точнее она рождалась где–то в подкорке, но Грег моментально подавлял ее, призывая злость. Вот такой простой приемчик. Обязательно возьмите на заметку. Поэтому, когда он начал обвинять себя в одиночестве сестры, гнев заполнил вены, смешиваясь с кровью. Он не в состоянии исправить выпавшие на ее долю горести и спасти их положение. Ему необходимо найти работу, чтобы они выжили здесь. В чем его вина?

Единственным положительным событием хренового утра стал звонок, который в какой–то степени прояснил будущее Шерри, как он думал безоблачное будущее. Разговор длился всего минуту, но Грег успел ее простить и узнать, что она в полном порядке, и в скором времени он вместе с сестрой вернется домой. Шерри проснулась от голоса брата, и он, в спешке попрощавшись, положил трубку. Парень не сообщил ей о звонке, посчитав за лучшее не обнадеживать девочку раньше времени.

Грег не переставая бродил по переулкам французского квартала, обходя Дамейн–стрит, Ерсулайнс–авеню и центр – Бурбон–стрит. Восемь лет назад Майкл передал сыну рассказ своего отца, посетившего в путешествиях по миру юг страны. Чарли восхищался живописными видами и с интересом изучал историю старого порта. Грег держал в памяти некоторые детали. В начале XVI века испанцы открыли город. Однако недолго им оставалось праздновать освоение новых территорий, в восьмидесятых годах XVII века его захватили французы, приступившие к колонизации южных провинций. И только в 1718 году возник Новый Орлеан. Та земля, по которой сейчас ступает нога Грега, являлась центром старой части современного города – французский квартал. Он помнил обрывки информации о Филиппе Орлеанском, в чью честь дали имя завоеванной земле, но парень не знал кого он из себя представлял, кроме того, что мужчина со стопроцентной вероятностью был французом. Спустя год после завершения семилетней войны французы уступили Новый Орлеан испанцам и лишь в начале XIX века город был продан США.

Чарли с воодушевлением описывал карнавал Марди Гра, куда он по счастливой случайности попал, но внутреннее чутье подсказывало Грегу, что его охочий до веселья дед подготовился к ежегодной встрече весны заранее. Радость, музыка и яркие костюмы – все вокруг предаются веселью, забывая про беды, настигшие их в прошлом. Парень нарисовал в памяти его любимую фотографию: улыбающийся дед с болтающимся фотоаппаратом на шее приобнимает стоящую рядом женщину в купальнике и торчащих в разные стороны перьях на голове, ее лицо скрывает маска. Чарли похоже был единственным участником карнавала без соответствующего образа.

Подарки, привезенные из Луизианы пугали маленького Грега: черные фигурки, проткнутые иглами и всевозможные кресты. Мрачная атрибутика носила в себе зло африканской религии. Как говорил дед, в Новом Орлеане не обращают внимания на католический пост, там практически правит вуду. Тайны и магия. Внук никогда не размышлял о тяге Чарли к сказочным мифам и небылицам, к тому, во что Грег отказывался верить. Гуляния, смех и безделье – то лучшее и незабвенное, что старший Марлоу изведал в Городе-полумесяце. Не зря его девиз гласил: «Пусть текут хорошие деньки».

Но разве легко похоронить горе? Горе, влекущее за собой моря слез и незаживающие раны. Горе, также затронувшее мирных обитателей, поселившихся здесь. Когда на дорогой сердцу деда город обрушилась катастрофа в лице урагана Катрина, унесшего жизни более полутора тысячи человек, он уже отошел в мир иной. Мужчина не видел, как Новый Орлеан громят его же жители, как на улицы выходят мародеры и бездействует полиция и как население заметно оскудевает. Он не смотрел на снимки затопленной земли и не слышал криков пострадавших, не наблюдал зрелища разрушенных зданий и искалеченных детей, получивших статус сирот. Но кто знает, возможно Чарли видел больше, чем любой в скорбящей Луизиане.

После многочисленных рассказов Грег, приехав сюда, не чувствовал себя посторонним. Он смотрел на фотографии и сразу же их фиксировал, поэтому, гуляя по Новому Орлеану и натыкаясь на заснятые достопримечательности, ему легко удавалось вспомнить даты основания, особые события и связанных с ними знаменитых личностей. К тому же мальчику нравились уроки истории в школе: изучай подноготную места, куда собираешься, тогда не окажешься там потерянным или лишним. Город примет тебя, если ты облачишься в доспехи из подробностей о его секретах.

Проделав путь длиной в пять миль и три часа, Грег подумал было вернуться к сестре, как ему показалось, что кто–то зовет его:

– Эй, парень! Да–да, я к тебе обращаюсь, – добавил мужчина, когда подросток обернулся. Помоги–ка, – он указал на тяжелый ящик.

В другой день Грег приметил бы в неожиданной просьбе грубость и не замедлил бы отказаться, да и послать куда подальше. Но он нуждался в работе, которую обратившийся к нему незнакомец вполне мог ему предложить. Несмотря на раздражение, накопившееся за бессмысленно потраченные минуты, парень сохранил спокойствие и дал выходной кулакам. Подойдя поближе, Грег с легкостью поднял ящик, и посмотрел мужчине в глаза.

– Куда нести? – вопрос прозвучал враждебно.

– Тут недалеко, пойдем, – незнакомец улыбнулся подростку, раздражая его еще сильнее. И чего это он такой любезный?

Грег не горел желанием разговаривать, никогда не отличался болтливостью и не терпел тех, кто страдал зловредным пороком. Мужчина каким–то образом ощутил отстраненность спутника, потому что на протяжении недолгого пути не произнес ни единого слова. Подросток следовал за мужчиной и исподтишка изучал его: лет шестьдесят, много времени проводит на ногах, женат. Похоже парень старается походить на Шерлока Холмса, выведывая обстоятельства личной жизни по истесанным пальцам и пятнам на одежде.

Они быстро дошли до пункта назначения, и Грег приятно удивился обстановке заведения: чисто и ухоженно, вкусно пахло едой и цветами, напоминая ему о доме.

Он осторожно переступил порог, оглядываясь по сторонам. Барная стойка, начищенная до блеска, витая лестница, ведущая на второй этаж и темный деревянный пол создавали атмосферу уюта. На кухне слышалась возня и потрескивание кипящего масла. За столиками сидели люди, набивая животы домашней едой, они непринужденно болтали и приветственно кивали женщине, разносящей еду. Возвращаясь на кухню, она бросила на него мимолетный взгляд и, как привиделось Грегу, подбодрила его.

Сколько раз парень пытался понять к какой ячейке он принадлежит, и сейчас на другом конце страны, он вдруг почувствовал себя в своей тарелке как много лет назад в обстановке семейного тепла. Испытает ли он это снова или так и останется чужаком? Внезапное озарение и возникший за ним вопрос испугали его. Парню везде чудился подвох. Тем более, когда к нему относились по–доброму. Он не привык к такому отношению, слыша лишь непрекращающееся недовольство в свой адрес.

– Можешь поставить ящик на стойку, – сказал мужчина, вписывая что–то в толстую тетрадь.

Руки Грега мертвой хваткой вцепились в ящик, не желая его отпускать, если он выпустит его из рук, ему придется уйти, а так хотелось продлить секунды спокойствия, тихой умиротворенности. Мысленно выругавшись и прозвав себя нытиком, парень поставил ящик и торопливо прошел к двери.

– Стой, погоди! – крикнул мужчина. – Я еще не успел тебя поблагодарить, а ты уже уходишь. Присядь, Марта принесет тебе поесть. Должен же ты перед тем, как приступить к своим обязанностям, ознакомиться с рабочим местом, – он открыто ему улыбнулся, закрывая тетрадь.

– Но…я…не понял.

Сказать, что он был ошарашен, ничего не сказать. Кажется, ему предложили источник дохода, а он мямлит как идиот. Конечно, Грег этого ждал, вернее жаждал, но напористость мужчины и его уверенность в положительном ответе казались парню внезапными и не совсем обычными. Хозяин кафе не удосужился спросить, он констатировал факт: ты принят и точка. Была ли это своеобразная благодарность за доставленный ящик или все–таки в глазах подростка читалась мольба.

– Когда мне начать? – спросил Грег, приняв, по его мнению, верное решение.

– Попридержи коней, парень! – захохотал мужчина. – Ты даже не знаешь моего имени. Я – Арчи Гудман, владелец пристанища для нуждающихся, как в выпивке, так и в работе. Как тебя зовут?

С этого момента началась их дружба.

Пайпер

В кафе на углу Бурбон стрит разворачивалась драма. Точнее трагедия бушевала в душе милой девушки. Она была единственной, кто не поддерживал нарушения заведенного порядка в стенах «Кракена». Негоже наблюдать за людьми через окна, лучше зайдем и подслушаем их разговор.

Они сидели за одним столом, женщины напротив мужчин. Кусая губы, Пайпер с обидой смотрела на Арчи, несущего им «хорошую» весть. Новый работник. Только этого не хватало. Еще утром жизнь била ключом, она чувствовала, как постепенно возрождается, а теперь…

Девушка проснулась, разрешая превосходному настроению растекаться под кожей и, напевая под нос, вышла навстречу жаркому дню. Проходя мимо католической церкви, стоящей в не богатом районе на углу Хенриетт–Делил–стрит и Говернор–Николс–стрит, она улыбнулась. Здание из белого кирпича, покрытое разводами, стекающими из ржавых решеток, впитало в себя старину. Вершину темного купола украшал покосившийся крест, на территории церкви находилась могила неизвестного раба с железными цепями. Она являлась символом свободы для афроамериканцев, поселившихся в Новом Орлеане.

Пайпер наткнулась на собор в первую рабочую смену, привлеченная собравшейся перед входом толпой, и вот уже целую неделю она навещала церковь Святого Августина. Девушка посещала ее не из–за веры в Бога или высшие силы, это наваждение испарилось, когда ей исполнилось десять. Причина была иной: святыня пропагандировала заповеди и безгрешность, отличающиеся от политики остальных церквей. Пайпер прослушала джазовую мессу лишь раз, но уже влюбилась в храм, одаривший ей надеждой, которой сейчас она безумно желала.

Всего за несколько часов действительность перевернулась с ног на голову. Пайпер ощущала себя счастливой и полезной, строила планы на ближайшее будущее, а теперь Гудманам не терпится ее заменить. Возможно дело в том, что она – девушка и не справляется должным образом с возложенными на нее обязанностями. Тогда почему они ей этого не объяснили, почему делали вид, что ничего не изменилось? Пайпер за столь короткий срок не успела привыкнуть к семье Гудманов, предстоял еще долгий путь, а тут, нарушая ее планы, заявился чужак. Да, она и сама здесь не родная, только вот уже долбанных семь дней Пайпер доказывает свою преданность и выказывает благодарность за предоставленное место. А что он? Кто сказал, что ему можно открыть двери и впустить в святая святых? Откуда он и почему оказался на юге? В своем городе он всех перерезал, поэтому приехал в Новый Орлеан за очередными жертвами?

Арчи долго уговаривал парня поесть, прежде чем он уйдет, но, заметив неловкость подростка, отпустил его, приказав прийти утром. И только дождавшись вечера, вздумал сообщить семье о молодом парнишке. Поэтому никто из сидящих за столом не успел с ним встретиться. Только Марта вспомнила о неожиданном посетителе, заявившемся около четырех часов. Краткое описание увиденного не вселяло в Пайпер уверенности в собственных силах: молодой привлекательный парень с добрыми глазами и явными намерениями заполучить работу. Слишком уж положителен отзыв женщины. Именно поэтому девушка так нервничала. Что, если он приглянулся Марте больше, чем врунишка Пайпер? Она знала каждую слабость, запрятанную в сознании и довольно четко определяла свои способности к вранью. Гудманы давно раскусили обман, но, несмотря на все это, регулярно ее прощали, а теперь новичок без труда покорит их честностью. Полный кошмар.

Перед Пайпер крутились сменяющие друг друга образы, в ушах звенело, подступали слезы. Только не здесь, успокойся, они не поймут. Вдохнула, выдохнула, ущипнула себя за руку и с трудом пришла в себя. Как раз вовремя, Арчи ждал пока остальные выразят свое мнение. Он сидел, облокотившись на стол и сцепив руки в замок. Первой высказалась Марта:

– Арчи, я на твоей стороне, если ты считаешь, что этот мальчик нуждается в работе, то мы поможем ему, – женщина мягко улыбнулась мужу. Следующим на очереди был Барри

– Я думаю, не для кого ни секрет, как я люблю соперничать, даже по мелочам, поэтому я надеюсь ты возьмешь этого парня, пап… и тогда у нас будет численный перевес, – он с хитрой ухмылкой оценил реакцию женщин.

Все засмеялись кроме Пайпер. Она угадывала обращенные на нее в ожидании ответа взгляды присутствующих.

– Милая, а ты что скажешь? – тихо спросила Марта, дотрагиваясь до плеча девушки.

Что она должна сказать? Разве у нее есть выбор, разве ей позволено решать?

– Я…Как большинство, – девушка запнулась на полуслове и замолчала, чтобы ненароком себя не выдать.

– Значит, можем считать, в нашей команде прибавился еще один игрок! – Арчи громко хлопнул в ладоши.

Обратив внимание на девушку, мужчина немного умерил свой пыл. Реакция Пайпер на его заявление не удивляла, он был свидетелем ее робости и недоверия к посторонним, в начале не избежать сложностей, но Арчи не покидала убежденность: знакомство с Грегом пойдет ей на пользу. Мужчина незаметно от остальных кивнул жене, и она, разгадав его замысел, обратилась к девушке:

– Пайпер, помоги мне убраться на кухне.

Мужчины покосились на официантку, и ей пришлось молча отправиться за Мартой. Женщина заперла за ними дверь и огляделась в поисках отвлекающего от мрачных мыслей задания. Кухня сияла чистотой.

– Это ты здесь все вымыла?

Пайпер кивнула.

– Почему ты не сказала мне, что уже убралась?

– Я задумалась, – виновато ответила девушка.

Она стояла, прислонившись к стене, будто в любую секунду готовилась опуститься на пол; холодная плитка поддерживала ее в вертикальном положении. Марта не подходила к ней, уважая очерченное пространство девушки.

– Ты расстроена из–за этого парня?

Пайпер резко подняла голову:

– Нет, я не расстроена, – она старалась растянуть губы в улыбке, убеждая женщину в лживых словах.

Марта посмотрела на девушку и вздохнув, заговорила:

– В любом случае, я хочу тебе сказать, что мы относимся к работникам, как к членам семьи, не поощряя бесполезной конкуренции. Не рассчитывай на увольнение и не опасайся парня. Мой муж разбирается в людях, и он никогда бы не принял на работу человека, если бы не мог ему доверять. Просто знай это.

– Спасибо, для меня это важно.

Пайпер наконец–то перестала сжимать руки, избавляясь от сдавливающих оков. Девушка не сомневалась, что Марта ее не подведет и не предаст. Эта вера, пусть даже преувеличенная, помогала ей не сойти с ума.

– На сегодня с тебя хватит, иди домой и отдохни хорошенько.

Пайпер вышла из кафе, не забыв попрощаться с обеспокоенным Арчи и свернув на Эспланаде авеню, заметила Барри.

– Ты что здесь делаешь?

– Тебя жду, хотел проводить. На улице темнеет.

Ей льстил оказанный дружеский жест, но девушка не могла позволить Барри лицезреть халупу, в которой она временно обитает. Пускаться в пространные объяснения девушка не намеревалась, к тому же если он узнает об этом, то растреплет родителям и ничего, кроме порицаний и обвинений в беспечности, она не услышит. За кого Гудманы ее сочтут: за проститутку или избалованного подростка, пытавшегося наказать родителей спонтанным побегом? К тому же у нее возникла очередная проблема, и усугублять без того шаткое положение – крупная ошибка. Если они узнают, куда ей останется податься? У нее никого нет, кроме этой семьи. Пайпер подумала, что молчание опасно затянулось и пробормотала:

– Я живу недалеко, в паре кварталов отсюда. Со мной ничего не случится.

– Ты уверена? – с нажимом спросил Барри.

– Абсолютно.

Парень пожал плечами и сдался:

– Тогда до завтра.

Пайпер попрощалась с ним и развернувшись, быстрым шагом удалилась по направлению к Треме. Еще несколько метров она чувствовала на спине изучающий взгляд Барри. Мы–то с вами понимаем с какой неохотой парень отпустил девушку, жаль, что она слепа к ухаживаниям мужчины.

Пайпер шла в сторону дома, на автомате обходя препятствия и сворачивая в надлежащих переулках. Иногда приятно и даже полезно побыть наедине с собственными мыслями, когда никому не удастся прочитать написанное на лице. Сейчас девушка размышляла только о том, что приготовил для нее завтрашний день.

Грег

На следующее утро Грег проснулся полный энтузиазма. Впереди маячила перспектива продержаться здесь хотя бы неделю, а при удачном стечении обстоятельств и месяц. Благодаря рабочему месту непростое существование в Новом Орлеане стало не таким ужасным, как виделось еще вчера. У него появился стимул, возможность сделать все необходимое для младшей сестры.

Придя в свой временный дом после разговора с хозяином «Кракена», Грег обрадовал Шерри свалившимся на него чудом, но он ошибся в ожидании последующей реакции, девочка даже не улыбнулась. Ему и так нелегко, а она не осознает, что сегодня возникла высокая вероятность заработать денег, которых у них и так в обрез. Неужели нельзя…А потом вдруг, сняв пелену радости с глаз, до него дошло, ведь действительно нельзя, сестра не понимает. Ее вырвали из родной среды и привезли хрен знает куда, а теперь ей к тому же придется сидеть одной, пока Грег займется делом. И к тому же, ей всего шесть, чего можно требовать от шестилетнего ребенка? С трудом усмирив гнев, парень повел Шерри на прогулку по окрестностям портового городка. Так он убьет двух зайцев сразу: выведет сестру к солнцу и понаблюдает за местными. Парень был уверен: сегодня его заключительный выходной, с завтрашнего дня он забудет об отдыхе. К тому же девочка наверняка проголодалась, и он, принимая на себя функции старшего брата, должен позаботиться о том, чтобы ее накормить.

Грег понимал, искушение бездумно потратить оставшиеся деньги – не самый умный ход, Арчи вполне способен ему не заплатить или вычесть его оклад на оплату многочисленных штрафов, выдуманных из воздуха. Он не знал, стоит ли довериться мужчине, и кого он из себя представляет. Да, владелец кафе несомненно вел себя дружелюбно и гостеприимно, даже предложил ему поесть, но парень с ранних лет выучил незыблемое правило: когда человеку что–то нужно, он становится очень услужливым, тем более стоимость обеда намного меньше той суммы, которую парень заработает за месяц. Так что, согласись Грег перекусить в «Кракене», Арчи получил бы большую прибыль, отделавшись меньшими затратами. И если его обманут, тогда им с Шерри не останется ничего, кроме как вернуться домой. За парнишкой не сохранялось никакого права подводить семью, поэтому ему нужно относиться к обязанностям брата и защитника со взрослой рассудительностью. В общем Грег как обычно не изменял настороженности и подозрительности, видя в окружающих лишь желание навариться на его осложненном положении. Когда уже подросток поймет, что не все вокруг такие скоты, какими он представляет людей. Некоторые бескорыстно отдают последнюю рубашку ради спасения нуждающегося.

Перед Грегом, как и перед большинством из нас остро вставал вопрос финансов. Расходы росли, доходов не прибавлялось. Загвоздка по поводу бюджета у подростка вызывала противоречия, где–то в груди рождался соблазн порадовать сестру любимым мороженным или новенькой игрушкой. Так что же ему выбрать? Потратить часть средств на мимолетную радость или все–таки использовать их с умом?

Они обошли самые красивые улочки Нового Орлеана, избегая Треме, нашли дорогу к порту и гуляли вдоль него, ощущая прохладу Миссисипи. Мимо проходили люди, для которых этот город был родным. Они счастливо улыбались и болтали друг с другом, им не нужно бежать и скрываться, снимать непригодную для жилья комнату и беспокоится проснутся ли они завтра или уже никогда не откроют глаз. Их жизнь шла своим чередом, они прятались от негатива в родных стенах, набираясь сил. А как поступить Грегу, когда опустятся руки, когда не будет больше надежды и смысла? Что случится тогда? Парень посмотрел на сестру, вовремя долгой прогулки он ни на секунду не выпустил ее руки. Девочка шла рядом с ним, подставляя лицо вечернему солнцу. Грег подумал, что в ней и есть его цель. Оберегать ее – это, то что остановит его от необдуманных поступков, позволит восстановить курс, по которому он двигался ранее.

Закончив знакомство с рекой, парень решил отвести сестру в кафе неподалеку и накормил до отвала. Возвращаться домой в темноте Грегу показалось плохой идеей, рядом с ним ребенок, и ее сложно будет защитить если на их пути появится пьяный сброд, жаждущий проявить насилие (а он не сомневался, что так и произойдет). Поэтому, как только горячая звезда сменила краски, он повел сестру в сторону Эспланаде-авеню, перед этим посетив магазин игрушек в паре кварталов от Баррекс–стрит.

В подсвеченной витрине теснились куклы разных форм и размеров, со светлыми и темными волосами, с длинными платьями и сарафанами, с голубыми и карими глазами. Кто-то из них умел говорить, кто–то вечно молчал. Они ходили вдоль стеллажей, рассматривая игрушки, в конце концов, после долгих раздумий и тщательного выбора, Грег купил сестре весьма милую и недорогую куклу, чем вызвал благодарность Шерри в виде румянца на детских щечках и широкой улыбки. Все–таки детей легко отвлечь от насущных проблем.

Мысли о вчерашних событиях крутились в его голове, пока он бежал вдоль портовых доков ранним утром его первого рабочего дня. Перед сном парень попросил маленькую девочку ничего не бояться, когда он будет оставлять ее одну. Он рассчитывал на поддержку сестры: брату затруднительно содержать их, и он не в состоянии позволить себе ежечасно сидеть с ней. У него возникало огромное желание увезти ее туда, где она оказалась бы в безопасности, но он не мог поступить так без предупреждения. Такая возможность существовала, но Грегу не хотелось обнадеживать Шерри и говорить о звонке, в то же время невысказанные слова не давали ему уснуть, заставляя ворочаться и постепенно закипать от злости. Парень провалился в беспокойный сон только около трех часов ночи.

Проснувшись в шесть тридцать, он успел заскочить в ближайшую кофейню и купить сестре завтрак, быстро забежал домой, положил пакет с едой на тумбочку и поцеловал спящую девочку в лоб.

Утреннее солнце мягко согревало его голую спину, волосы промокли насквозь, а он не переставал бежать, огибая реку. Бегать с надрывающейся музыкой в ушах Грег не любил, куда приятней наслаждаться естественными звуками природы и пробуждения города. Ему казалось, он кожей чувствует, как его пытается догнать река, переливчато смеясь или слышит, как искрит, поднимаясь все выше и выше, золотой диск. Вместе с давно знакомой музыкой жизни и яркими ощущениями прибавились новые, незнакомые звучания: тихий скрип деревянных весел, стук проносящихся мимо товарных вагонов и шаги проснувшихся пораньше рабочих.

Пробежка от улицы Сейнт–Энн–стрит до Уолденберг парк и обратно заняла где–то сорок минут. Приближаясь к дому, чтобы привести себя в порядок, Грег заметил черную помятую тойоту у соседнего забора, солнце слепило в глаза, и ему не удавалось рассмотреть, сидел ли кто–то в машине, или она пустовала. Сделав вид, что ничего не увидел, парень отвернулся, пряча лицо. Забежал в здание, спотыкаясь на каждом шагу и успокоился, увидев сестру, неподвижно сидящую на постели.

Пакет с остатками завтрака скомканным клубком лежал на прежнем месте, Шерри грела руки о стаканчик с давно остывшим чаем.

– Давно проснулась? – спросил Грег из ванной комнаты, стараясь не смущать ее пристальным взглядом. Не хватало еще вызвать в сестре чувства лабораторной мыши, которую изучают под микроскопом.

– Нет, где-то пол часа назад, – ответила она с завидным спокойствием, а потом чуть тише добавила, – я думала, ты уже не вернешься.

Слова Шерри прозвучали так, словно он по–быстрому собрал свои вещички и смылся в какое–нибудь Тимбукту, лишь бы от нее подальше.

– Послушай, я тебя не брошу, но ты должна понимать: мы сейчас в полной жопе, – гнев в груди разрастался с новой силой.

Грег знал, что девочка ни в чем не виновата, кто угодно из них, но не она. Но ему тоже было трудно и больно, раньше не приходилось отвечать за кого–то кроме себя. Это ноша. И он обязан ее нести. Парень вышел из ванной и, подойдя к сестре, осторожно взял ее за руку:

– Будь сильной, мне очень нужна твоя помощь, один я не справлюсь.

Она отважно кивнула, смахнув слезы, и Грег посчитал, что еще не все потеряно.

Глава 4

Сара

Отправляемся на запад, нет–нет, забудьте о диком западе и безбашенных ковбоях. Обычный штат. Обычный дом. Но ситуация не совсем простая. Подслушивать, конечно, не хорошо, но у нас нет иного выхода. Поэтому подберемся поближе.

– Джерри, ты уверен в этом? – спросила Сара с нотками боли в голосе.

После услышанного женщине казалось, что она грохнется в обморок. Только сила воли и пара пощечин привели ее в чувство. Молодой высокий мужчина смотрел на собеседницу, и в его взгляде читалось беспокойство за рассудок друга. Он подвел ее к дивану и усадил как ребенка, а сам устроился в кресле напротив женщины. Наклонившись вперед, Джерри доверительным шепотом рассказал все подробности, избегая наиболее щекотливых моментов. Ей не стоило знать кровавую подоплеку давней истории.

– Сара, я сочувствую твоему горю и понимаю твое желание ничего не замечать вокруг, но так нельзя, – он осторожно подбирал слова, ступая на зыбкую почву. – Тебе есть о ком позаботиться, не забывай об этом.

Женщина сидела прямо, словно ей вогнали спицу в позвоночник, по щекам текли слезы, а в голове пойманной птицей билась мысль: как я сразу не сообразила, как я могла так поступить?

Через секунду, взяв себя в руки, она посмотрела на Джерри, ее глаза наполнялись решимостью:

– Что мне нужно делать?

Мужчина ободряющее улыбнулся ей и объяснил свой план.

После того разговора Сара почему–то подумала о своей бывшей работе в службе доверия. Она устроилась туда сразу после школы, огорошив родителей заявлением об бесполезности высшего образования. После этого девушка сменила много мест, от сотрудницы почтового отделения до няньки, но несколько недель бесед со страдающими людьми навсегда останутся в памяти. Особенно запомнился один.

Каждый вечер, ровно в шесть, Саре звонил мужчина, назвавшийся Генри Скофилдом. Он отличался от остальных звонивших тем, что не жаловался на жизнь, а просто коротал время за беседой. Он был дружелюбен и вежлив, развлекал девушку описанием событий из его прошлого и не задерживал линию дольше пятнадцати минут, ценя важность благого дела. Сара понимала: Генри стар и одинок, телефон доверия – единственное средство, разгоняющее скуку. Молодой девушке становилось тогда очень страшно от того, что она и любой другой может оказаться на месте старика. Потерять всех и остаться ни с чем.

Проходили дни, и мужчина неизменно и без опозданий звонил на телефон доверия, и Сара узнавала всю его подноготную: где он родился и вырос, куда поступил после школы, кем работал и в каких уголках зеленой планеты успел побывать. Когда от него не поступило звонка, девушка решила, что наконец внуки или дети решили побаловать Генри своим вниманием, и он в данный момент счастлив, качая на коленях маленьких карапузов. А потом, спустя сутки, читая газету, наткнулась на некролог, сообщавший о кончине Генри Скофилда, уроженца Миннесоты. Сара вглядывалась в черные строки не в силах поверить, что это произошло именно с тем человеком, который регулярно звонил ей.

Девушка пришла на похороны и провела там много времени, так никого и не дождавшись. Она смотрела на гроб, погружаемый в раскопанную могилу и ощущала, как осознание мира круто меняется. В голове перекликались сменяющие друг друга вопросы. Но среди них четко выделялся один: каково умирать в пустом доме, не чувствуя присутствия родных?

Прошло пару дней, и когда девушка немного пришла в себя, она вспомнила о разговоре с Генри за несколько часов до его смерти:

– Служба доверия, меня зовут Сара. Поделитесь своей бедой.

В трубке раздался хриплый смех:

– Какие могут быть беды у древнего старика? Я лишь хотел побеседовать с вами.

– Я знала, что это вы, Генри. Но над нами стоят надсмотрщики, и я должна четко следовать инструкциям, – девушка не сдержала улыбки. – Что вы расскажете мне сегодня? Мне не терпится послушать.

– Сегодня я спрошу о ваших делах. Ваша задача – поддерживать страдающих людей, но есть ли те, кто помогут вам, когда станет совсем уж тяжело?

– Об этом не беспокойтесь, я не унываю, иногда мне кажется, моей энергии и жажды жизни хватит на десятерых.

– Молодость – прекрасная пора. Только в юные годы в сутках недостаточно часов для осуществления ваших планов, вы спешите навстречу мечте и приключениям, не думая притормозить. Затем, к сожалению, боевой настрой падает и все вокруг не кажется таким ярким, как раньше, тогда и приходит понимание, что ты уже не молод. Но надеюсь, на вас не распространится уныние старости. – добавил мужчина, сменяя горький тон на обнадеживающие нотки.

– Я уверена, что буду бодрой старушкой и еще дам фору молодым.