Отец, сын и сорок четыре пулемета

Дмитрий Сорокин

Отец, сын и сорок четыре пулемета

Повесть

Москва, 2027 год, 5 октября, полдень.

- Бог велел делиться, папа. Эту немудреную истину я пытаюсь доказать тебе последние три года, а ты мне все не веришь. - лицо Бориса в маленьком экранчике мобильного телефона прямо-таки лучилось торжеством. - Но теперь-то ты попался. Ты на моей территории, и я вполне подготовился к этому визиту. Слушай внимательно, старик. Ты не сможешь покинуть мое жилище, если, конечно, еще хочешь жить и радоваться этому прискорбному для меня факту... Я очень удобно разместил мощные пулеметы по периметру дома. А уж фотоэлементов там больше, чем ты в состоянии вообразить. Моментальная реакция на любое движение - открытие огня. Ты и шага не сделаешь. Даже и полшага. Если, конечно, хочешь жить. Я понимаю, что ты ошарашен. Даю тебе время на размышление. Сколько угодно времени - я научился быть терпеливым. Мои условия прежние, папа. Дай мне денег. Двадцать пять миллионов евро. Не больше и не меньше. Думай, старик. До связи. - он отключил канал.

На протяжении всего этого монолога я не вымолвил ни слова. И прошло еще не менее десяти минут, прежде чем я сообразил, что так и сижу в кресле с недопитым коктейлем в одной руке и невыключенным телефоном с тускло мерцающим экраном - в другой. Вот, значит, как. Уел меня дражайший отпрыск. Заставил захватить его базу и запер там. А запер ли? А ну, проверим! Я залпом допил коктейль и с силой швырнул стакан в форточку. Раздался страшный грохот, от стакана за долю секунды остались одни воспоминания. Мда. Не обманул, стало быть. Что мне сейчас срочно требовалось - так это справиться с последствиями адреналиновой бури и спокойно обдумать, как я дошел до жизни такой, и что дальше делать. Ненавижу чертов адреналин. С детства. Он мешает мне размышлять.

Я подошел к бару (надо отдать Борису должное - количество и выбор напитков впечатляли), хотел было смешать еще коктейль, но передумал и налил полстакана "Белой лошади". То еще пойло, конечно, но десять минут и две сигареты спустя адреналин рассосался окончательно и я смог нормально мыслить. Итак, вопрос первый: как же так получилось?

Я уж лет десять как знал, что сына я упустил. В то время, когда я мог как-то повлиять на него, я с головой был погружен во все, что угодно, кроме семейных дел. Творчество, сколачивание состояния, бесконечные балы-приемы-вечеринки, бесконечные поездки... За те годы я восемнадцать раз совершал кругосветки, и, когда я, усталый от этого бешеного темпа жизни, но довольный собой и богатый, вернулся домой, чтобы спокойно теперь уже, не гоняясь за химерами, пожить в свое удовольствие, выяснилось вдруг, что возвращаться-то мне и некуда. Жена меня бросила еще двенадцать лет тому, и, помнится, я совершенно не придал тогда значения этому факту, увлеченный какой-то юной поэтессой ( черт, даже имени ее не помню...). Все это время Борис, мой сын, был предоставлен самому себе. Так что, как говорится, что выросло, то выросло. В течение долгих и мучительных для меня трех лет я честно пытался установить с ним контакт. Не вышло. А потом вдруг с последних полос газет исчезли красочные описания криминальных подвигов моего сынишки, и комиссар полиции Блажнов, с которым мы на почве этих самых подвигов успели подружиться, сообщил мне, что Борис завербовался в Иностранный легион. Ну, известное дело: с глаз долой - из сердца вон, и я спокойно засел за мемуары.

Три года назад, однако же, спокойная жизнь моя кончилась. Я сидел дома, в библиотеке, и перечитывал еще прошлого века издание Маркеса, когда на пороге возник Борис. Выглядел он, мягко говоря, отвратительно. Количество наркотиков, которые он вколол перед этим визитом, подсчету не поддавалось.

- Отец, мне нужны деньги. - не поздоровавшись, мутным голосом начал он.- Много денег. И сейчас.- добавил он с вызовом. Пожалуй, именно это меня и разозлило.

- Убирайся! - классическим жестом указал я ему на дверь.- И никогда больше не смей приходить ко мне. Никогда!

- Ты пожалеешь.- возразил он все так же мутно. - Ты очень сильно пожалеешь. - и ушел.

Оставшись один, я успокоился и понял, что слегка погорячился. Но он застал меня врасплох, а вид, в котором он заявился, давно уже приводит меня в ярость, хотя бы это был мой собственный сын. С наркотиками у меня отношения особые, впрочем, это отдельная история. Я совсем бы забыл и о существовании своего непутевого сына, и об этом досадном происшествии, погрузившись в полуиллюзорный мир своих тихих радостей, если бы две недели спустя не взорвалась моя дача. Сам я отделался легким испугом, переломанными ногами и возможностью наблюдать весь этот кошмар лежа в двадцати метрах от забора. Сила взрыва равнялась какой-то жуткой цифре в старом добром тротиловом эквиваленте, а меня просто выкинуло взрывной волной. Естественно, Борис не замедлил взять на себя ответственность за этот теракт и напомнить о своей просьбе.

- Мне нужно пять миллионов евро. - сказал он.

С того дня и началась наша война. Мне пришлось вспомнить былое, нарастить мускулатуру и в совершенстве освоить методы ведения партизанской войны в любых условиях. Так мы с ним и воевали последние три года, последовательно уничтожая недвижимое и движимое имущество друг друга. Мне от него было нужно только одно - чтобы он любым способом исчез из моей жизни. Потому что чем дальше, тем больше я понимал, что воюю с ошибками своей не в меру бурной и безответственной молодости, как бы банально ни звучала эта фраза. И меня грызла совесть. Ему же были нужны мои деньги. А вот денег я давать ему не собирался. Потому что, взяв раз, потом он вытянул бы из меня все. Вот так мы и жили.

Вспомнив теперь все это, я успокоился окончательно, и во всей красе поднялся, словно... впрочем, сейчас не до фаллических ассоциаций..., вопрос: что дальше делать? Звонить в полицию или аналогичные организации я не мог, потому как по милости того же Бориса полгода как был в бегах. Даже внешность пришлось изменить. В криминальном, да и во всем остальном мире знакомств у меня не было. Больше не было. Пытаясь убежать от себя самого, я неосмотрительно сжег все мосты за своей спиной.

Москва, 2027 год, 1 апреля.

Вчерашний вечер ознаменовался бурной перестрелкой с Борисом, и - позор на мои седины! - утратой значительной части арсенала. Поэтому сегодня с утра, хорошенько позавтракав, я сел в бронеджип "Лада-Тарантул" и поехал слегка прибарахлиться. На Савеловской площади белела громада гипермаркета. Голограмма в небе над ним гласила: "Только в гипермаркете "1 000 000 и одна мелочь" вы за 10 минут сможете купить все, что пожелаете - от зубочистки до баллистической ракеты!" Ракета мне пока не требовалась, а вот пару винтовок, крупнокалиберный пулемет и необходимые боеприпасы я там приобрел. Поехал домой. Когда подъезжал к Дегунинскому банку, там прогремел взрыв, по силе вполне сравнимый с тем, что лишил меня дачи. Здание рассыпалось, как карточный домик. Понимая, что сейчас полиции тут будет хоть отбавляй, а я вооружен до зубов и при взрывчатке, развернулся и погнал в объезд. Какое-то время, кажется, на хвосте висел полицейский "Запорожец-9000", но я знаю этот район с детства, и уйти труда не составило. Домой, однако же, ехать было никак нельзя: шансы, что меня вычислят - 50/50. Конечно, я ни в чем не виноват, но поди, докажи это нашей полиции! Был бы человек, а состав преступления отыщется. Они всегда были сторонниками простых решений. Поэтому я поехал в ближнее Подмосковье, где уж с год как была у меня готова резервная база на случай непредвиденных потерь в битве с Борисом. Приехав и тщательно "законсервировавшись", включил новости. Конечно... Тут же показали мою всего пару часов назад оставленную укрепквартиру, где по-домашнему одетый Борис с совершенно растерянным лицом объяснял одновременно полиции, журналистам и миллионам телезрителей, что с отцом он не виделся уже более года, что отец, повредившись умом, страдал в последнее время странными фантазиями, а под новый 2026 год исчез, прихватив с собой кучу оружия. А он сам, Борис, уж восемь лет как завязал, живет законопослушно и даже все налоги вовремя платит.

Меня объявили в розыск. А Борис перезвонил через полчаса после передачи, поздравил с первым апреля и попросил десять миллионов евро, напирая на то, что, как только он получит деньги, ответственность за взрыв тут же возьмут на себя исламские террористы. Я его послал. И поехал делать пластическую операцию в клинику, где за определенное вознаграждение не задают лишних вопросов.

Москва, 2027 год, 5 октября, 16:00

Закончил осмотр своей тюрьмы. Обнаружил и перепрограммировал несколько взрывных устройств с радиоуправлением. Позвонил Борису.

- О! Ты так быстро сдался? - удивился он.

- Отнюдь. Просто хотел предупредить, чтобы ты ко мне не совался. Пулеметы свои ты, конечно, отключишь, но пару-тройку сюрпризов я тебе гарантирую.

- Ох и вздорный же ты старик... Сиди себе там, пухни сколько влезет... Пневмосистема доставки продуктов из магазина, кстати, работает. Пока работает - многозначительно добавил мой сын. Как чего надумаешь - звони. Отбой.

Вполне удовлетворившись разговором, я немедленно решил проверить пневмосистему. Набрал с пульта заказ на шесть бутылок пива и вяленного леща, вставил кредитку в прорезь, нажал "ввод". Зашумело-загудело, через минуту зажглась надпись "заказ доставлен". Вытащил пиво и рыбу из приемной камеры, выпил под леща пару бутылок "Останкинского №15", закурил.

Более детальный осмотр неосмотрительно (простите за каламбур) захваченной мной базы свидетельствовал, что Борис и впрямь долго готовил мне эту ловушку. Моральные пытки были предусмотрены вполне сообразно его фантазии и финансовым возможностям. Начнем с того, что вся моя фонотека была здесь. Он захватил ее в прошлом году, когда я сдал с тяжелыми боями свой особняк в Лобне. Тяжелые уличные бои в наше время - зрелище настолько заурядное, что, когда Борис шарахнул по моему дому противотанковыми ракетами, никто и не почесался. Уцелело тогда только то, что было в бункере, в том числе библиотека, фонотека и компьютер с личным архивом. Меня же контузило, и как я тогда ушел, не помню совершенно.

Библиотека обнаружилась в соседней комнате. Компьютер стоял там же. На клавиатуре лежала записка: "Какая у тебя развеселая жизнь, папаша! Уссаться можно!" Так. Ладно. Идем дальше. На библиотеке трофеи, с которыми Борису не жалко было расстаться, видимо, закончились. Сюрпризов он мне, однако же, приготовил еще предостаточно. Коридор раздваивался. Прямо ход отсутствовал. Наличествовала табличка:

"Направо пойдешь - домой попадешь. Налево пойдешь - мозги потеряешь".

Поразмыслив над нехитрым выбором, я пошел "домой", то есть направо. Правый коридор заканчивался смутно знакомой дверью со стандартным номерком конца ХХ века "427" и вывеской "Музей-квартира всемирно известного негодяя Игоря Стрекалова", выполненной золотыми буквами по белому мрамору. Мне стало нехорошо. Это была дверь той самой, последней моей квартиры эпохи семейной жизни, откуда я двадцать с лишним лет назад пустился во все тяжкие... Перед тем, как войти, я выкурил сигарету. Чтобы успокоиться. И тут же обратил внимание, что мерзавец Борис предусмотрел и это: рядом с дверью к стене оказалась привинчена стальная пепельница, какие во дни моей молодости бывали в тамбурах поездов дальнего следования. Мое спокойствие в планы сына явно не входило.

Вошел. Прихожая. Темно. Справа должен быть выключатель. Да. Это прихожая моей квартиры. Вон то зеркало тридцать пять лет назад подарил мне отец. А шкаф я собрал своими руками из не помню уж каких подручных средств в 1999 году. И светильник тот самый. И обои. Медленно разулся. Галошница полна обуви - мужской, женской, детской. Я узнал белые туфли жены, она еще на нашей свадьбе была в них. Достал свои тапочки и решительно закрыл дверцу. Я, конечно, могу сейчас выключить свет и вернуться в основные помещения базы. Но я все равно сюда приду. Я отлично знал это. Борис, похоже, тоже. Что ж, он отыграл у меня уже не одно очко, и мне приходится играть теперь по его правилам. Сыграем.

После мимолетного шока в прихожей я уже не так остро реагировал на все остальное, хотя, конечно, спокойно все осматривать я тоже не мог. На столе в гостиной специально лежал семейный фотоальбом, открытый на одной из первых страниц: 2001 год, Коктебель. Я, жена и годовалый Борис сидим на оплетенной виноградом веранде у стремительно стареющего Карена. Он же нас, кстати, и снимал тогда... Уже десять лет, как он умер от туберкулеза. Дальше я фотографии разглядывать не стал - еще успею предаться ностальгии и самобичеванию. Мне было важно найти в этой тщательно восстановленной квартире то самое фальшивое звено, ту деталь, которая докажет моей стремительно заводящейся психике очевидный факт: все это - топорная инсценировка, призванная выбить меня из колеи. Увы, инсценировка была не топорной, и заводился я все сильнее и сильнее. Старый обеденный стол еще носил следы моих детских экспериментов с перочинным ножом. Вытяжка на кухне все так же рычала, третья полка в холодильнике треснула пополам аккурат в начале века, когда я поставил на нее пятнадцатилитровую кастрюлю с глинтвейном - чтобы не пропал... Правая кассетная дека в музыкальном центре лишилась крышки по моей же пьяной милости на все тот же 2000 новый год, фонотека... Стоп! Вот оно! Я тщательно проверил ту, первую встретившуюся сегодня мою фонотеку, и вынужден был признать, что она подлинна. Эта же, в таком случае... Я решительно вытащил несколько кассет и компакт-дисков. Ага! Попался! Модели двух из пяти кассет не соответствовали оригинальным, а вот у этого компакта была треснута крышка, а тот вообще был самодельный, этот же фирменный... Я торжествующе расхохотался: распадающемуся разуму теперь было за что зацепиться. Я ворвался в спальню и резко остановился. В спальне царил незабываемый аромат духов моей жены. На чуть смятой постели валялось ее платье, чулки, белье. В душе, что за спальней, шумела вода.

- Милый, ну и где тебя все это время носило? - спросил из душа голос моей жены.

Я вытащил из кобуры "Беретту", открыл дверь... Никого там не было, и вода в кабинке текла просто так. А возле двери лежал примитивный магнитофон с не менее примитивным приспособлением, включающим его, как только открывают дверь спальни. Магнитофон истерично расхохотался голосом Бориса и я всадил в этот ненавистный смех всю обойму. А потом я взбесился. Я перевернул вверх дном все в спальне. Вышвырнул из гардероба все, что нашел там, попутно вспоминая историю каждой чертовой шмотки и проклиная себя за хорошую память и Бориса, эту память унаследовавшего. Разломал и гардероб, и кровать, перебил все бьющееся и после этого перешел к детской. Над восстановлением интерьера своей комнаты Борис трудился особенно прилежно. Игрушки валялись в четко спланированном беспорядке. Передний план занимали те, которые подарил я. На столике лежало письмо шестилетнего Бори, которое он так мне и не написал.

"Дарагой папка! Это я твой боря сын пишу писмо. Тибя нет болше нигде гаварит мама толко я ей ни верю я знаю што ты есть приижжай..."

В детской я буянить не стал. Я сюда еще вернусь. С огнеметом. Я просто поспешил покинуть свой "музей", вернулся в основную часть. Я так и не смог определить назначение пяти комнат, которые здесь занимал Борис - все они играли массу ролей одновременно...

... Залпом осушил бутылку пива, опять закурил. Нет, каков подонок! Мало того, что испоганил мне всю жизнь, так еще и издевается над несчастным одиноким стариком...

"Спокойно, Игорь, спокойно. - сказал я сам себе.- Во-первых, не так уж ты и стар, тебе ж еще шестидесяти нет. А во-вторых, мы еще поглядим, кто кого..".

Мне удалось уговорить себя успокоиться, и, допив пиво, я посмотрел пару фильмов по видео, после чего лег спать.

Москва, 2027 год, 6 октября, 10:04 утра.

Разбудил меня звонок Бориса. Он осведомился, как мне спалось и как понравилось в музее. Ответил как мог вежливо, с ангельской улыбочкой поблагодарил за неустанную заботу, раскланялись. Встал, сварганил кофе, заказал в "Макдоналдсе" гамбургеры. Сжевал, кофейную чашку швырнул в форточку. Ее моментально постигла участь давешнего стакана - пулеметная очередь, стопроцентное попадание. Да, дела...

Не зная, чем себя занять, три часа смотрел телевизор. Новостей никаких. Какой-то кретин покушался на Папу Римского, вот и все новости. Мыльные оперы за последние сорок лет ничего принципиально нового предложить тоже не могли, и я пошел в тренажерный зал.

Позанимавшись два часа, принял душ и засел в библиотеке за компьютер с моим архивом. Помнится, лет пятнадцать назад меня посетила интересная мысль, что рукописи горят, да еще как; и при помощи сканера я за неделю перевел свой архив в компьютер. И с тех пор всю личную переписку аккуратно сканировал. И я не пожалел об этом, когда весь бумажный архив отправился в небытие вместе с дачей...

Времени у меня - сколько хочешь. Еда, питье, выпивка, курево - все есть. Пока есть, как выразился Борис. Ну, пока есть, а там посмотрим. Так что вполне можно просто вспомнить былое, читая страницы и разглядывая фотографии, на самом деле давно сгоревшие в огне.

оз. Селигер, 1982, июль

- Игорь! И-и-игорь! Иди обедать! Ты где, Игорь? - кричит мать, а меня нет. Я спрятался в старом немецком ДОТе на самом конце косы. Даже если б я не залез в эту бетонную будку, меня все равно не было бы видно: кусты столь густы, что все равно мою фигурку - метр с кепкой - видно только с озера... И сижу я в ДОТе, и представляю себе, что кругом война, но только ДОТ этот наш, а не немецкий, и сижу в нем я, а взвод окопался рядом, на косе, и десант подлых фрицев подходит с озера на лодках. И тут я из своего "Максима": тра-та-та-та!!! И ребята, что затаились в окопчиках позади и повыше меня, тоже: тра-та-та-та!!! А потом меня вызывают в Москву, и сам товарищ Жуков говорит мне перед строем таких же молодцов, как я: " За проявленные вами, товарищ Стрекалов, героизм и мужество, присваивается вам звание Героя Советского Союза". И я, стоя навытяжку, отвечаю ему: "Служу Советскому Союзу!". А потом, когда я, покрытый пороховой гарью и славой, дохожу до Берлина, меня ранят в самом последнем бою, и возвращаюсь я домой на носилках, весь перебинтованный, окруженный цветами и красивыми санитарками...

А еще чудесно стоять по колено в воде, и, героически не обращая внимания на комаров, таскать на удочку окушков и плотвичек, чтобы потом завялить их и осенью угощать московских друзей, как бы невзначай упоминая при этом, что сам их и поймал, и все остальное...

... а вечером сидеть у костра, и, задумчиво смотря на пляску языков пламени, слушать взрослых, поющих под гитару свои взрослые туристические песни; и тут же, подражая им, сочинять собственные стихи и песни, и... Счастье. Просто счастье...

... и потом быть целый месяц героем всего двора со своими рассказами о Селигере, большая часть которых выдумана из головы по ходу повествования...

Ленинград, 1989, август.

- Ты умеешь дразнить Неву? - спросила она.

- Нет...- честно ответил я, слегка ошарашенный постановкой вопроса.покажешь?

- Конечно!

Мы спустились к самой воде неподалеку от Медного Всадника.

- Смотри!- крикнула она и обратилась уже к реке: - Ты, дура ленивая, грязная, неповоротливая, текла бы побыстрее, глядишь, почище была бы...

Мелкие волны, набегавшие на ступеньки, явно увеличивались в размерах и достигали уже третьей от воды ступени. Мы стояли на четвертой. Мне понравилась игра, и я с удовольствием в нее включился:

- Ууу, неряха неповоротливая, чухонка неопрятная, свинья шлиссельбургская...

Вот про свинью - это уже было лишнее... Нева вздыбилась, и длинный коричневый маслянистый язык волны встал на долю секунды перед нами, как кобра перед броском... Я успел отпрыгнуть, она - нет, и некоторое время дама сердца с мокрыми ногами путешествовала по городу на моих неокрепших юношеских руках...

... А по вечерам мы с ней взахлеб читали друг другу "Карлсона, который живет на крыше", иногда перемежая его стихами Пушкина, Ахматовой, Пастернака, Цветаевой и своими собственными, и все было великолепно и просто...

Тамбов, 1996 год, 7 марта, 15:00

Тот факт, что повесть еще не окончена, а я шляюсь по просторам нашей немаленькой страны и занимаюсь черт-те-чем, только не ею, сильно отравлял мне жизнь. Напряженная дорога из Астрахани на полусломанном грузовике, полтора часа утомительных погрузо-разгрузочных работ, и теперь, в итоге, праздничная пьянка с местными хозяевами жизни. Возразить я им, естественно, никак не мог, и через сорок минут вышел к своей машине пьяный в дым: интенсивное поглощение водки дозами по сто пятьдесят граммов с интервалами в три минуты иного результата не подразумевает...

Проснулся я, когда вокруг была глубокая ночь. Николай, водитель, напряженно вел машину сквозь густой, как сметана, туман. Густоту эту я в полной мере проверил на себе, когда через какое-то время вышел по нужде. Вытянув руку, я обнаружил, что вижу ее лишь до локтя: остальное скрыл туман...

... наутро мы въезжали в промороженную Москву на разукрашенном морозными узорами грузовике. Только лобовое стекло и зеркала сохранили прозрачность, да и то ценою наших титанических усилий...

... повесть я закончил три дня спустя.

Лукино, 2007 год, 4 августа, вечер.

Я сижу на даче. Удобно расположившись на веранде, пью пиво, курю и смакую письмо от Леси. Я, наконец-то, распечатал его на принтере, и теперь наслаждаюсь этим шедевром эпистолярного жанра под аккомпанемент цикад и припозднившихся птиц.

" ... единственное, что крепко портит мне жизнь, это невозможность определить, где ты находишься, и приехать к тебе так быстро, как это только возможно. Вот оно, проклятие электронной почты: ты с равным успехом можешь быть и в Санкт-Петербурге, и в Кейптауне..."

В том-то и прелесть положения, радость моя! Если бы все женщины, жаждущие по тем или иным причинам со мной свидеться "так скоро, как это только возможно", имели счастье осуществить это свое желание, то, боюсь, я имел бы несчастье оказаться в обществе их всех в один момент времени. Дураку ясно, насколько мне это не нужно...

" Твоих "Господ гермафродитов" переиздали у нас в Париже. Не знаю, отвык ли ты уже от ажиотажа, обычно сопровождающего выход этой книги где-либо... Экземпляров двести религиозные фанатики сожгли на площади у Нотр-дама. Европейская лига транссексуалов опять собирается подать на тебя в суд за возбуждение к ним нездорового интереса общественности.."

Знаю, знаю! В описываемый период я как раз был в Париже, и неплохо повеселился и за компанию с ревнителями католической нравственности, и на собрании транссексуалов. Никто меня не узнал, конечно же...

" Так что все тут хотят тебя распять, одна я жду твоего появления как милости Божией. Хоть на три дня, хоть на один, приезжай..."

Нет, Леся. Не приеду я к тебе. Вожжа, попавшая мне под хвост лет эдак пять тому, гонит меня прочь от Старого света...

...Она так и умерла в 2010, ни разу со мной более не повидавшись. Вообще, последующее десятилетие мне вспоминать как-то неловко. Хотя, казалось бы, это был период моего "наивысшего расцвета", "всемирной славы", как писали в журналах и газетах... Именно тогда я заработал большую часть своего состояния, но именно тогда я бесчинствовал, носясь по всей планете, как пятнадцатилетний прыщавый юнец, у которого в заднице сидит здоровенное шило гиперсексуальности, а перед глазами висит длинный список запретов, которые необходимо срочно нарушить. Так что имеет смысл пропустить несколько файлов...

Северная Атлантика, "Титаник - III", 2019, апрель.

После триумфа в 1998 году голливудского блокбастера, слово "Титаник" сделалось, пожалуй, самым культовым на планете. Весь мир сошел с ума. За последние двадцать лет сняли еще с полтысячи фильмов, написали полмиллиона книг, не говоря уже о всяческих шоу и прочей дребедени. В столетнюю годовщину гибели несчастного парохода, в 2012 году, точную его копию, битком набитую точными же копиями актера, сыгравшего главную роль в фильме 1998 года, страдавшими ярко выраженным суицидальным синдромом, и экзальтированными подругами этих молодых людей, торжественно столкнули со специально доставленным айсбергом. Корабль, естественно, затонул. Не спасся никто. Желания, видать, не было. И второй "Титаник" скромно улегся на дно рядом с первым.

На борт же третьего "Титаника", специально топить который, вроде бы, никто пока не собирался, я попал случайно: после трехдневной гулянки меня, сладко дрыхнущего, шутники-приятели положили в каюту этого гиганта, готового выйти в рейс (кстати, пятый по счету). Так что, очухавшись, я обнаружил себя на борту третьего воплощения злосчастного парохода, неспешно добирающегося из Саутгемптона в Нью-Йорк. Осознав весь драматизм своего положения, я тут же разыграл из себя отъявленного фаталиста и принялся со вкусом наслаждаться жизнью, особо не гадая, когда она может завершиться. Выпив в баре армянского коньяку, я почувствовал себя полностью восстановленным и готовым к светской жизни. Свою жертву я выискивал долго, неспешно обходя все салоны, рестораны и прочие увеселительные места "Титаника" и воображая себя орлом, или уж, как минимум, соколом, описывающим круги над полем. Наконец, я нашел то, что полностью соответствовало моим эстетическим запросам того дня: высокая тонкая брюнетка с прической, стилизованной под моду 60-х годов ХХ века. Познакомиться с ней труда не составило, и уже десять минут спустя мы сидели за хорошим токайским вином, и я услаждал слух Инны стихами Бодлера, Гумилева, Хименеса, Смирнова и своими собственными. Вечер прошел великолепно. Добил я свою новую знакомую, совершенно уже мною очарованную, тем, что, проводив ее до дверей каюты, не стал нахально набиваться в гости, намекая на "логичное завершение вечера", или как там это теперь называется, а вежливо откланялся и степенно удалился. "Логичное завершение" произошло следующим вечером, и отнюдь не по моей инициативе, что было особенно приятно. Иногда приедается сам процесс соблазнения, и когда тебя самого как бы соблазняют, (хотя ты-то знаешь, что это не так!), действо это приобретает особенную "изюминку".

- На обеде кто-то говорил, что поблизости мотается пара айсбергов, лениво пробормотала засыпающая Инна.

- Ну и хрен с ними. Когда ни помирать - все равно день терять. рассеянно ответствовал я, перебирая ее прекрасные волосы и снова потихоньку заводясь от потрясающего аромата ее духов. Все-таки запах женщины, господа, это такая тонкая и почти непознаваемая материя, что тысячи трактатов можно написать, и все равно не понять, не осмыслить и половины, и каждый раз, вдыхая волшебный аромат, терять голову и погружаться в самое приятное безумие...

... Я виделся с Инной всего полгода назад, за неделю до рокового первого апреля, так глупо, чисто по-дурацки поставившего меня вне закона. Она простила мне то, что в Нью-Йорке я так беспардонно от нее смылся, и все повторилось... То, что ей двадцать семь, а мне почти пятьдесят пять, ее ни капли не интересовало. В мае от нее пришло письмо. Она писала мне, что беременна и совершенно этим счастлива. Так что, если бы я согласился разделить с ней эту радость, то... Но я продолжал воевать с Борисом, и как следует осмыслить этот факт мне достало времени только сейчас. Впрочем... Я чуть-чуть попозже об этом подумаю, ладно?

Москва, 2027 год, 6 октября, 17:32

Воспоминания и размышления о былом оказались настолько занятны, что только возмущенные вопли моего пустого желудка заставили меня оторваться от монитора компьютера, на котором передо мною перелистывались страницы моей странной жизни. Повздыхав, я выключил компьютер и вернулся в "рабочие помещения" треклятой базы моего сумасшедшего сына. Поколдовал немного с пультом, и всего через десять минут стал счастливым обладателем внушительной порции чили, не меньшей порции корейского морковного салата "ча" и двух кварт божественного пива "Гиннес". Употребив все это богатство под подходящую музыку, - я выбрал Тома Уэйтса, - я вновь почувствовал себя вполне самодостаточным человеком, и был готов ко всему, по крайней мере, теоретически. Но ни на какие подвиги меня пока не тянуло, поэтому я заказал еще пива, улегся на диван, включил видео, и, закурив, в который раз стал смотреть пушкинские "Маленькие трагедии", совершенно потрясающий фильм, снятый еще в пору моего детства. Просмотрев подряд все серии, перед сном поставил что-то эротическое. Так, под вздохи и стоны нарочито влюбленных друг в друга идеальных мужчин и женщин, я и заснул.

Москва, 2027 год, 9 октября, 15:12

После двух ничем не примечательных дней, в течение которых я вспоминал былое, листая файлы архива и любимые книги в библиотеке, я, наконец, решился. Пообедав, приняв сто пятьдесят граммов доброй русской водки, и основательно вооружившись, я дошел до конца коридора и решительно повернул налево, туда, где "мозги потеряешь". Это оказался другой музей. Музей Бориса. Он со всевозможным тщанием изобразил свой выдающийся жизненный путь. Начиная с тех пор, как встал на ноги. Здесь была еще одна копия детской, один в один, включая письмо. Но это мы уже видели, нас теперь так легко не проймешь... Другая комната в целом сохраняла еще очертания детской, но было видно, что мальчик подрос, и игрушки у него теперь другие. По комнате был разбросан великолепный арсенал игрушечного оружия - от вполне реалистичных копий до самых фантастических моделей. На столе стоял игровой компьютер "Арзамас- мегадестройер", рядом лежала россыпь видеодисков. Названия наводили на размышления: "Нашествие мутантов", "Война с биодрянью из другой вселенной", "Галактические ублюдки", и даже - "Убей меня быстро". Пожав плечами, я вставил "Убей меня быстро" в приемный карман плейера. Экран засветился мягким зеленоватым светом, на переднем плане возник ужасающего вида красный монстр, вооруженный до зубов, коих у него наблюдалось немало.

- Привет, дружище!- прохрипело чудовище. - Решил малость подразвлечься? Это правильно, сейчас начнется потеха. Как раз для настоящих мужчин. Ты ведь настоящий мужчина, не так ли? Короче, как только набежит толпа очаровательных ублюдков типа меня, стреляй изо всего, что у тебя есть. Надеюсь, ты не забыл свою пушечку, милый? - улыбнулось страшилище пятью десятками зубов. Я пошарил глазами и обнаружил возле клавиатуры нечто вроде бластера из фантастических фильмов начала века. Что ж, поиграем и в это... Тем временем на экране обнаружилась имитация какого-то подземелья с хозяйничающими там чудовищами. Фуу, как же это скучно! В "Doom" я еще в девяностых годах играл, находя эту примитивную игру неплохим средством для очистки мозгов... Так, куда здесь нажимать? Ага. Вот так.

Разобравшись с управлением, я с головой ушел в игру. Пять часов спустя тот же монстр, что и в начале, удивленно сообщил мне, что убивать больше некого, я могу расслабиться и послать какую-то там карточку по такому-то адресу, чтобы мне выслали приз за абсолютный рекорд скорости и меткости. Ухмыльнувшись, я достал сигарету. А прикуривая, заметил, что у меня дрожат руки.

Цапнув с полки первую попавшуюся видеокассету, пошел в занимаемые мной комнаты, чтобы поужинать и отдохнуть после затяжного сражения с примитивным компьютером.

Отдых получился не очень-то. По экрану бегали какие-то братья-маньяки, убивавшие на своем пути все, что шевелилось, а три тысячи полицейских так и не сумели с ними что-либо сделать, так что в финале убийцы, оставляя за собой горы трупов, благополучно куда-то удрали. У меня аж голова разболелась от такого кино. Выпил грамм триста виски и уснул.

Москва, 2027 год, 10 октября, 11:22

Позанимавшись на тренажерах и позавтракав, решил продолжить знакомство с этапами большого пути превращения моего сына из того милого бэби, каким я его еще помнил, в того подонка, каким он стал. Комнату, где я вчера полдня крошил всяких зеленых уродов, я решил пропустить и сразу же прошел в третью. Так. Это жилище четырнадцати-шестнадцатилетнего Бориса. На стенах помимо постеров раскачанных киногероев и кибермузыкантов - красочные плакаты с голыми красотками. Обои исписаны старыми, как мир, лозунгами типа "Смерть бюргерам! Да здравствует анархия!!!". Мне тут же вспомнилось, как в самом начале смутных времен, в 1999 году, отделившийся от России Приморский край провозгласил полное безвластие. И что из этого вышло. Бесконечную, бессмысленную резню обезумевших от голода и безысходности людей удалось остановить только силами регулярной российской армии, такой же нищей и голодной, да и то лишь заручившись поддержкой японского флота и американской морской пехоты...

Что же мне уготовил отпрыск в круге третьем? Обстановочка тут почти спартанская. Кушетка, тумба с видеовизором, холодильник, забитый пивом и склянками вполне медицинского вида. Стол с довольно мощным компьютером, перед ним кресло. На кресле аккуратно разложено полное обмундирование любителя прогулок по виртуальной реальности. Причем костюмчик явно был бы велик пятнадцатилетнему сопляку. А мне, ну-ка? Ага, как раз, я так и думал. Включаю компьютер, пока он загружается, прилаживаю шлем, надеваю перчатки.

- Привет, дружочек, рад тебя видеть! Давненько не заходил в гости! Никак, соскучился? - вкрадчивый, ехидный голосок проникал вглубь мозга и гудел где-то посреди головы.

- А... ты кто? - слегка растерявшись, спросил я. Тихий смешок был мне ответом. Выдержав паузу, загадочный некто расщедрился на дополнительную информацию:

- Совсем тебе папаша мозги выбил, что ли? Не узнаешь старых друзей? Эх, Боря, Боря, я ж говорил тебе, что ничего путного у тебя не выйдет... Наелся дерьма и мне по старой памяти жаловаться пришел? А по пути забыл, к кому и зачем шел? Ладно, если ты уж так настаиваешь... Я - операционная система Майкрософт Виндоуз-Миллениум-Два. Ты меня назвал Игорем, в честь собственного отца. Сколько раз ты избивал, убивал, расчленял мое ни в чем не повинное виртуальное тело... Все еще не вспомнил? Да, дела... Видать, настоящий отец врезал тебе посильнее, чем я. Ну, да ладно, память я тебе почищу попозже, а пока - куда пойдешь сегодня? Как обычно, или что нибудь новенькое придумал?

- Как обычно. - выдавил я через силу. Это же надо! Виртуальный отец... Я такого еще не слышал... А манеры у него те еще, надо будет подзаняться воспитанием своего двойника на досуге.

Тем временем перед моими глазами рассеялась темнота и я ощутил себя в каком-то подвале, вонючем и мокром. Напротив меня уходила наверх небольшая лестница, заканчивающаяся железной дверью. Поднялся, вышел. Арбатская площадь, в натуре. Народ тусуется туда-сюда, в старой доброй "Праге" какой-то грандиозный сабантуй, судя по шуму, который оттуда доносится. А я стою и пялюсь на все это дело, как будто в первый раз, блин, увидел.

- Эй, красавчик, скучаешь?- какая-то швабра, проходя мимо, соизволила обратить на меня свое драгоценное внимание. Да, ничего так кукла - два метра ввысь, 120-60-90, в общем, есть за что подержаться. Но я-то, блин, помню, что не за тем сюда пришел!

- Шевели ластами, курва драная,- ласково ей отвечаю,- пока я добрый.

- Узнаю старого доброго сынишку! - захихикал "папа" у меня в голове. Что мнешься, забыл, куда идти? Налево, к памятнику. Там к тебе опять подойдет эта невыносимая почтовая программа, много барахла, наверное, притащит...

О'кей, батяня. Поворачиваю налево, подхожу к памятнику Гоголю.

- Уй-ю-юй, шматритя, хто пжишол! - гаденько потирая ручки, семенит ко мне дряхлая карга с гигантской сумищей через плечо. Боженька! Щас, кашатик, ты у меня по полной пжогжамме полушишь... Што шнашала, пишмо или пошылку?

- Давай письмо, старая.

Старая захихикала и протянула мне большой лист на почтовой бумаге с вензелями, исписанный каллиграфическим почерком. Я прочел.

"Дорогой Борис!

Принимая во внимание твое прискорбное поведение, а также неоднократное злоупотребление психотропными средствами, я вынужден категорически отказать тебе в деньгах. Впрочем, понимая, что как-то жить тебе надо, я кое-что высылаю тебе бандеролью. Надеюсь, ты сумеешь грамотно распорядиться моим подарком. Возобновление нормального диалога между нами вполне возможно в случае, если ты сменишь образ жизни на более осмысленный и культурный, а также принесешь мне извинения по полной форме. Не теряю на это надежды.

Игорь Стрекалов, твой отец."

Не теряет он надежды, козел старый! Какие-то две драные сотни евро, которых мне не хватило на кислоту, а он зажал! У самого этих евров индюки не клюют, а ему родному сыну две жалкие сотенки дать западло! И интересно, чего это он мне прислал? Библию, что ли?! Эй, старая... Бабка уже услужливо протягивала мне немаленький ящик.

- Ответик писать будешь?

- Погодь, старая. Ща посылочку посмотрим, а там... - я извлек из ящика... бомбу! Старую, ржавую, кило на пятьдесят... Пока я соображал, что с ней делать, где-то сбоку открылся лючок, откуда выскочил чертик, рассмеявшийся противным голоском. Потом что-то грохнуло, и, как говорится, мир померк в моих глазах.

... черт побери, что происходит? Где я? Какое письмо? Какая бомба? Ведь я - это же я, и при чем тут какие-то деньги и какая-то кислота?!! Почему ничего не видно? Что, что со мной случилось? Неужели Борис...

- Эй, приятель, ты еще жив или на ресет завис?

- Похоже, коллега, наш пациент peractum est...

- Э-э-э... - промычал я и попытался сфокусировать взгляд. Понемногу удалось восстановить видимость в полном объеме, и я увидел склонившихся надо мной двух врачей в разной униформе. Нагрудная бляха одного сообщала, что он из клиники имени Касперского, второй же был из Lozinsky Hospital.

- Жив! Отличненько! А замажем на полсотни, что это моя вакцина пробудила его к жизни, коллега?

- Да ни хрена подобного! - взвился второй.- Только нашей 8976 версии под силу такие чудеса!

- Да идите вы к такой-то матери оба, мужики! Меня, блин, взорвали, а вы тут собачитесь...

- Так-так-так, посторонитесь, расступитесь, полиция... Ну, что мы имеем? - я уже встал, когда появился чертов легавый. Впрочем, сейчас он на руку - врачи смылись, они тоже не любят легавых почему-то.- Взорвали? - это он уже, значит, меня спрашивает.

- Ага... - отвечаю. - По всем правилам грохнули, козлы.

- Злоумышленник известен? - заинтересовался, смотри-ка.

- Кто? А, да. Вот. - конверт от письмеца протягиваю.

- Надо же, как... Родственник?

- Да, блин, отец родной.

- Никому не позволительно так хулиганить! - наставительно так говорит этот фараон.- Вот заблокируем мы вашему папаше все каналы месяца так на два, будет знать, как дурака на старости лет валять, так ему и передайте!

- Передам обязательно!- я окончательно развеселился, а полисмен, качая головой, ушел блокировать папашин канал.

- Как интересно получилось! - захихикал батя у меня в башке. - Он хотел тебе сладкой жизни, а обломал себе всю связь. Надо же, как интересно...

- Так, блин, ему и надо, не будет жмотиться... Бать, напомни, куда дальше-то?

- А теперь Волхонка, пять, строение шесть, подвал.

- А че там?

- Дойдешь, вспомнишь.

...Ну, добрался. Блин, какая-то трущоба допотопная. Нашел подвал. Ба, это ж бордель! Вот те на! А че, вполне можно подразвлечься. Краденых кредиток у меня - полный карман. Штуки на три в сети можно оттянуться. Жаль только, на реальные бабки их не разменяешь - вычислят за три секунды. А здесь как был бардак, так и... Кстати, о бардаке.

- Привет, киска. - говорю я подруге, вывалившей свои прелести на стойку. - Мне бы подразвлечься.

- И как желаешь развлекаться, красавчик? Учти, у нас только девочки. Все остальное - это не к нам.

- Все остальное меня не интересует. А одной вполне для начала хватит. Нужна тонкая брюнетка (странно, вообще-то пышные блондинки мне всегда нравились гораздо больше! Чего это я?).

- Сто евро. - я оплатил картой.- Твоя подружка ждет в пятнадцатой комнате, красавчик. Удачно повеселиться!

- И тебе не хворать... - машинально ответил я фразой, которую и сам не очень-то понял. И пошел в пятнадцатую.

У, какой пошлый буржуйский шик! Мягкая мебель, траходром под балдахином, свечки кругом, и сидит такая краля вполне тайского типа...

- Здравствуй, - говорит. Тихим таким голосом. - у тебя сегодня был непростой день. Тебе нужно отдохнуть.

- Ага,- говорю,- непростой был день, это точно. Ща как отдохну!

- Не нужно спешить.- мягко возражает она.- Торопливость разрушает очарование короткой случайной встречи. Сядь в кресло, выпей вина. И послушай стихи.

Ну, думаю, щас ты у меня все узнаешь про торопливость и все остальное тоже. А сам почему-то тем временем сажусь в это самое кресло и разливаю вино по бокалам. А она уже читает стихи:[1]

Баюкая птичью стаю,

под вихрем слабеют ветви.

Три раза мигнул зеленый

маяк. Ни сверчка на свете!

В какую даль ураганом

забросило дом от дома!

Как тропы непроходимы!

Как прежнее незнакомо !

Все чудится не на месте.

И только цветы в аллее,

как вечером накануне,

сквозят, изнутри светлея.

А я, вместо того, чтоб завалить ее, дрянь тонкокостную, сделать все, как положено, отвечаю. Причем, как ни странно, тоже стихами[2]:

Я ли хожу одиночкой

в комнатах дома ночного

или бродивший за садом

нищий сегодняшний? ..

Снова

вглядываюсь, и все здесь

то же и словно иное...

Я ведь уснул уже? Разве

не зеленел под луною

сад мой? Окно было настежь...

Небо цвело синевою...

Сумрачен сад мой, а небо

ветреное, грозовое...

Кажется, с черной бородкой,

в сером я был, вспоминаю...

Я - с бородой поседевшей,

в трауре... Эта ночная

поступь - моя? Этот голос,

что и томит и тревожит,

мой или эхо чужого?

Я - это я? Или, может,

сам я - бродивший за садом

нищий сегодняшний?

Снова

вглядываюсь... Ненастье...

сумерки сада ночного...

Дом обхожу... Или длится

сон? Борода с сединою...

Вновь озираюсь, и все здесь

то же и словно иное...

Вот зараза! В жизни не знал ни одного стихотворения! Откуда же, откуда? Батя, Игорь, откуда?!!

- Спокойно, Борис, я анализирую... Действительно, забавно. Продолжай пока развлекаться.

- Успокойся и расслабься - голос ее струится, подобно ручью, и я чувствую, что готов погрузиться в этот ручей (если влезу, конечно), и отдаться течению струй...

Какого черта?! Это она должна мне отдаться, я бабки заплатил! Я в борделе, или где?!

- ... не стоит злиться, расслабься. Вообрази, что ты - перышко, подхваченное потоком. Потоком теплых эмоций... Потоком... И ты внимательно слушаешь мой голос... Ты очень внимательно слушаешь мой голос... Дыхание ровное и глубокое... сердце бьется четко и ритмично...

...но кто ты, кто? И кто я? И где я? Я плыву... Плыву по волнам моей любви, у меня ее много, этой любви, хоть и растранжирил я ее уже немало... Где ты? Где я? Кто и что мы? И для чего? Может быть, я умер? Или сплю?

- Знаешь, дружок, прежде я считал тебя человеком, начисто лишенным фантазии. Но когда ты позволил весьма примитивной программе вогнать себя в транс, и стал проецировать галлюцинации, я изменил о тебе свое мнение... "Батя" ехидничал под крышкой моего черепа, перед глазами крутились абстракции скринсейвера, почти не претерпевшие изменений за последние тридцать лет, а я вспомнил, кто я, и где. И где был. Вспомнил все. Снял костюм, выключил машину, закурил и задумался.

Москва, 2027 год, 10 октября, 19:43

Я вернулся к себе, перекусил бездумно, автоматически влил в себя бутылку портера. Закурил опять и продолжил размышления о том, что имело место. Я определенно ощущал себя Борисом в тот момент, когда лазил по виртуалке. Как, черт побери, ему это удалось? К сожалению, мне не настолько хорошо знакомы современные технологии, чтобы хотя бы понять, что это было.

Но, с другой стороны, если научиться сохранять себя в тот момент, когда я - это он, то я смогу стать им! И понять, как с ним бороться. И как мне выйти отсюда. Все понять. А если тот Борис, которым я сегодня стал, натянув чертов шлем - такой же придуманный, как и тот "я", который озвучивает его компьютер? Или он как-то скопировал себя, свое сознание, либо часть его, либо... Но это же невозможно! А... а если возможно? Тогда это ужасно, чудовищно! Куда чудовищнее игрушечных монстриков, с которыми я до одури дрался вчера. Но в таком случае Борис крепко просчитался, и я побью его его же оружием! Заманчиво, заманчиво... А если все же нет? А ну, как да? Подкину монету. Орел - нет. Решка - да. Решка. Кто не рискует, тот не пьет. Больше никогда ничего не пьет, так как мирно помирает в собственной постели от СПИДа или банального туберкулеза... Стоп. Меня уже понесло. Надо выпить, расслабиться, отдохнуть. А эксперименты продолжим завтра.

Москва, 2027 год, 11 октября, 02:57

Вот же приснится такое! Аж проснулся. Встал, плеснул себе холодного кофе, отхлебнул, закурил. Не иначе, как взбудораженная похождениями в виртуальном теле с чужой душой психика изволит шутки шутить. А приснилось мне вот что.

... Лето, ранний вечер. Я где-то за городом. Времена - моей молодости, даже, скорее, юности. Я сижу на лавочке перед небольшим домиком (где-то я видел его, этот домик, что-то смутно знакомое, вот только вспомнить бы, где...), курю трубку. Когда табак прогорает, на меня вновь начинают обращать внимание комары, и тогда я встаю и неспеша иду к лесу, лениво отмахиваясь от занудных насекомых. Прохожу лесной тропинкой, пересекаю глубокий овраг, обхожу поваленное дерево. Лес кончается, выхожу на берег, иду по пляжу, вдоль кромки воды, пока не упираюсь в высокий забор. За забором - цековский санаторий. Я сажусь на берегу под забором, набиваю и раскуриваю трубочку. Легкие волны тихо набегают на песок, в реке переплескиваются рыбешки, в траве стрекочут цикады или кто там обычно стрекочет в траве. Сзади слышится скрип отодвигаемой штакетины, я напрягаюсь. Расстояние - двадцать метров. Если суровая мужская поступь, значит - охрана, будут проблемы и срочно надо что-нибудь изобретать. Если легкие женские - это она, и все хорошо. Шаги едва слышны, шелест платья - и то громче. Медленно оборачиваюсь. Она. Воздушное темное платье, на плечи накинута темно-вишневая шаль. Волосы зачесаны назад, и, видимо, сплетены в косу или собраны в хвост. На лице - печать таинственности и печальной задумчивости. Встаю, два шага навстречу.

- Здравствуй.

- Здравствуй. - И в голосе ее, таком родном и милом, засквозила та же печаль, что и во всем облике.

- Что случилось? - я начал волноваться.

- Ничего... ничего страшного. Просто я уезжаю. Очень далеко. И, боюсь, что надолго.

- Когда?

- Завтра.

- Жаль. Очень жаль. Я уеду только через две недели. Обратно, в Петербург. Мы увидимся еще?

- Вряд ли... Это ведь будем уже не мы, а совсем другие люди. Помнишь?[3]

Ты меня не догонишь, друг.

Как безумец, в слезах примчишься,

а меня - ни здесь, ни вокруг.

Ужасающие хребты

позади себя я воздвигну,

чтоб меня не настигнул ты!

Постараюсь я все пути

позади себя уничтожить,

ты меня, дружище, прости!..

Ты не сможешь остаться, друг...

Я, возможно, вернусь обратно,

а тебя - ни здесь, ни вокруг.- с последними словами она подошла ко мне вплотную, обняла, и...

Словно разряд электрического тока, и я проснулся. Мда. Во-первых, стихи Хименеса третий раз менее чем за сутки. А, если учесть, что Хуан Рамон отнюдь не самый мой любимый поэт, Гарсиа Лорку, например, я люблю гораздо больше, то странно это. Странно... Во-вторых, сюжет! Как пить дать, что-то знакомое... Ну да! Тургенев, Иван Сергеевич. "Свидание". Из "Записок охотника", кажется. Только с обратным знаком. Но к чему это? У подсознания чувство юмора отсутствует напрочь, так что заход был явно "по делу". Выводы? Не знаю.

А не попробовать ли мне заснуть еще разок?

Москва, 2027 год, 11 октября, 10:01

Рывком поднялся: как обожгло осознанием: это же Инну я видел в том "антитургеневском" сне! Буря эмоций пронеслась сквозь меня, я кинулся к своему компьютеру, чтобы через свой канал пробиться к ней, узнать, как дела, как протекает беременность, обнадежить, сказать, что вот-вот, скоро увидимся, вот только с делами сиюминутными разберусь, и что...

"Ваш канал заблокирован" - замерцала красная строка на пол-монитора. И тут же ударил по нервам зуммер телефона.

- Здорово, старик.- Борис лучился бодростью. - Я смотрю, ты уже и до музея добрался, и по виртуалке побродил, и сам себе канал заблокировал... Экий ты, право, неосторожный! Ну, как, не надумал еще раскошеливаться?

В ответ я выругался и бросил трубку.

Инна... Любил ли я тебя? И да, и нет. Я перелетал от женщины к женщине как пчела от цветка к цветку. Или как мотылек от фонаря до фонаря. Нигде подолгу не задерживаясь. Инна... Ты нужна мне. Очень нужна. Я схожу с ума, Инна. Мы поженимся и уедем отсюда далеко-далеко. В Аргентину, например. Я был там. Поверь, там чудесно. Ты родишь мне дочь. У нас будет маленькое уютное ранчо, или как там у них это дело называется, и, пока ты будешь возиться с дочкой, я всегда буду рядом. Я буду опять писать глупые стихи и пафосную прозу. Я никогда тебя не брошу, мы всегда будем вместе. Вот только не добраться мне до тебя сейчас, родная. Сорок четыре пулемета сторожат меня. И даже позвонить не могу - вычислят, и менее чем через месяц дадут десяток пожизненных заключений ни за что. Так что потерпи. Я вырвусь, верь. И я приду к тебе.

"Ну, Игорек, совсем раскис, бродяга." - сказал я сам себе, вытирая платком лицо. Рывком заставил себя подняться, заорал для пущей ярости, и, ворвавшись в зал, четыре часа изнурял себя непомерными нагрузками.

Москва, 2027 год, 11 октября, 16:14

Сейчас, или никогда. Промедление подобно смерти. Я почти бегом ворвался в "музей", сразу в ту комнату, где комп с "виртуалкой". Пять минут, и...

- Привет, сынок! Удивляешь - так быстро я тебя обратно не ждал!

- Здорово, батя. Пора погулять.

- Ну, что ж, погулять - это можно. Уплочено аж на пять лет вперед, гуляй - не хочу. Куда пойдем?

- Для начала - в поход по адреналин.

- О, острых ощущений возжелал! Что, с настоящим фазером пообщался?

- Типа того.

- Угу, с ходу могу предложить: бои без правил, исторический тур по Соловкам, смэш-бар по категории "пять иксов"...

- Стоп. Что такое смэш-бар, я знаю. А вот что это за "пять иксов"?

- Ничего особенного. Просто вместо обычного стриптиза - игрушки "садо-мазо" с экстрёмом: вплоть до убийств и расчлененки.

- О! Это то, что надо! Давай сразу туда!

.......................................................................

Москва, 2027 год, 11 октября, 17:09

С прискорбием вынужден констатировать, что эксперимент мой провалился. На сегодня, по крайней мере. К своей цели не приблизился ни на йоту, адреналина тоже не получил, - оно, может, и к лучшему, - только клавиатуру заблевал. Хорошо, запасная есть.

Москва, 2027 год, 15 октября, 21:43

- Короче так, козлик, - говорю я насмерть перепуганному пацаненку, не иначе, как в первый раз в жизни тайком от родаков залезшего в виртуал. Бабки гони. Ни за что, так просто. Про бандитизм слышал? Так вот, я самый обыкновенный бандит и есть. Давай-давай, нечего тут сопли жевать. А не то канал забью всякой шнягой. Месяц в свой астрал не вылезешь и от отца по ушам схлопочешь. Усек, щенок? - и "щенок" трясущимися ручонками передает мне свою кредитку. Мой баланс на сегодня - семнадцать штук. Не хило, да, папаня?

- Смотря на что тебе нужны деньги. - Меланхолично отвечает мой электронный папаня, и я представляю себе, как он пожимает плечами. - Если, скажем, хочешь бабу настоящую, не резиновую и не виртуальную, с доставкой на дом, то по нынешним ценам маловато будет...

Какие кредитки, какие бабы?! На что мне все это?! Этого ли я хотел? Боги, как же противно... - и я усилием воли заставляю себя очнуться и рву чертов кабель из разъема, пока еще не поздно. Тьма перед глазами. Для компа и виртуальности я мертв.

Нет. Так дело не пойдет. Что-то со мной не то происходит, совсем не то. А что, Игорек, не пойти ли нам в качалку, потягать железяки всякие? А пуркуа бы не па? И пойдем, прямо вот сейчас и пойдем.

Москва, 2027 год, 15 октября, 23:59

Нет, все-таки люблю я классику мирового кинематографа! "Заводной апельсин", хоть и снят черт знает сколько лет назад, актуален и по сей день. Классное кинцо, хотя и смешное донельзя.

Москва, 2027 год, 19 октября, 16:23

И тянет, тянет меня к этому треклятому компьютеру, тянет, словно магнитом. Хотя я уже совершенно точно знаю, что эта железяка чертова что-то со мной делает. Но искушение решить проблемы одним махом так сильно! Самому стать Борисом, понять его до мелочей - и победить его же оружием. А там, глядишь, еще и пойму, как отключить пулеметы и выбраться на свободу. Но... Но... Смогу ли я потом снова стать самим собой? Тот, кем я становлюсь, надев шлем, мне еще более отвратителен, чем настоящий Борис. Но, похоже, другого выхода у меня нет, кроме как сидеть, сложа руки, ожидая, когда сын совсем перекроет мне кислород, чтобы тогда уже капитулировать с как бы чистой совестью. Ну уж нет. О сдаче если и думать, то в самую последнюю очередь. Иду к компу.

- Здорово, Борька! Что-то ты зачастил в последнее время. Скучно живется, да?

- Здорово, батя. Не то, чтоб совсем скучно, но здесь как-то интереснее.

- Какой-то ты задумчивый стал, Борис. Раньше, вроде бы, ты был полегкомысленнее. Прямо не узнаю тебя даже. А, может, ты вовсе и не Борис?

- А кто же, папа Римский, что ли?

- Нет, но у меня такое впечатление, что тебя... двое. Одновременно. Два человека в одном, понимаешь?

- Ну и здоров же ты крышу грузить, батя! Тьфу, настроение попортил. Погоди, перекурю - и продолжим.

Я стянул шлем с головы, закурил. Вот так, значит... Что-то не слышал я о домашних компах, способных зондировать психику пользователя. Хотя в наш сумбурный век ничему удивляться не приходится. Может, и до такого безобразия уже техника дошла. Но вот только я думаю, что это Боренька, дражайший отпрыск мой, чтоб у него кишки в морской узел завязались, немного поколдовал над программой. Специально, чтобы сделать мне сюрприз. И заодно ускорить процесс съезда моей драгоценной крыши. Вот же гад! Ну, ничего. Я до него еще доберусь! Шлем на голову - и в ад!

- Ну, куда сегодня соизволишь? - привычно усмехнулся "батя" у меня в голове.

- А по фигу, куда. Лишь бы не скучно было.

- Тогда - добро пожаловать в Долчетт-хаус! - торжественно произнес "батя" и забубнил: - В конце прошлого - начале нашего века, жил да был и вдохновенно творил некий художник по фамилии Долчетт. Рисовал он, в основном, в столь популярном в Америке жанре комикса. Но только комиксы у Долчетта были, прямо скажем, не простые. Богатая фантазия художника рождала небывалые по жестокости и размаху оргии, где дело нередко заканчивалось убиением, а то и поеданием одного или нескольких участников. В десятых годах в Сети возник Долчетт-хаус, нечто вроде кинотеатра, где любой желающий мог посмотреть анимированные шедевры великого мастера.

- Батя, что это за бормотание?

- Это я тебе прогнал хелп-файл, чтоб ты вспомнил, куда идешь. Теперь умолкаю, а ты наслаждайся.

Блин, жаль, я в детстве этих мультиков не видел! Умора, да и только! Какой там, на фиг, Дисней... Когда один мужик анально удовлетворяет свою подружку трехдюймовой водопроводной трубой, а второй тем временем бензопилой отпиливает той же бабе ногу - вот это, я вам скажу, то, что надо! Там было еще немало интересного, и я недурственно провел время, пока "батя" не сообщил мне, что на дворе уже почти ночь, и вот уже три минуты звонит телефон.

- Алло.

- Здорово, Борис.

- Я не Борис, - возразил я устало, - Борис - это ты.

- Да, я Борис. - Он мерзко захихикал. - И я Борис, и ты Борис. Правда, здорово? Но только я - просто Борис, а ты еще и два Игоря. Не многовато ли? Думай! - резко бросил он и отключился.

Какие Борисы, какие Игори? Что за хреновня? Что это со мной? Нет, пожалуй, хватит экспериментировать с этим перевоплощением, а то и правда крыша съедет. Правда ведь, Игорь?

- Правда, - отвечает он мне... Нет, это я сам себе отвечаю! Уф, ну, точно, хватит! Бежать, бежать, вон отсюда! И больше никогда... И ни за что... Ни в коем случае... Верно ведь, Игорек? Конечно, верно... Так. Где здесь моя водка?

Москва, 2027 год, 22 октября, 11:11

Первый снег. Огромные лохматые снежинки с величественной неторопливостью оседают на мокрую грязную землю. Я уже второй час стою у окна, пью третий литр чая, бездумно курю. Просто смотрю на первый снег. Небо равномерно серо, ветра нет. Градусник показывает ноль. Конечно, уже вечером, ну, в крайнем случае, к утру, снег растает, и вновь обнажится грязь. Но это не важно. Сейчас все бело и спокойно. Так хочется выбежать на двор, счастливо вдохнуть влажный воздух, и запустить в кого-нибудь снежком! Но не стоит забывать о пулеметах.

Санкт-Петербург, 2005 год, ноябрь.

Я люблю сфинксов на Университетской набережной, это место памятно мне еще с юношеских лет. Поэтому всякий раз, приезжая в Питер, я непременно хоть раз да загляну сюда. Сегодня прохладно, и на каменной скамейке, кроме меня, никого нет. И идет снег. Первый снег. Густо валит, спеша раствориться в бурых водах Невы. Противоположный берег почти не виден. Мы - я и сфинксы - как бы отрезаны, отделены этим снегопадом от всего остального мира. Настало время просто погрузиться в спокойствие, даруемое созерцанием, и отдохнуть от всего и от всех, в том числе и от себя...

- Неужели вам не холодно?

Медленно всплываю обратно, в мир. Фокусирую зрение. Милая такая барышня, лет не больше двадцати. Стоит передо мной, спрятав ладошки в карманы искусственной шубы, и смотрит с таким неподдельным удивлением, будто я прыгаю тут на ушах в чем мама родила.

- Нет, мне не холодно. А вам? - Идиотский диалог в идиотских же обстоятельствах. Мне досадно, что прервали медитативное самопогружение, и вот теперь я и впрямь начинаю ощущать неудобства плохой погоды.

- Ну, если честно... Так, зябко чуть-чуть, - отвечает она, а сама все время вертит маленькой головкой, напоминая этим птицу.

- Что ж... могу ли я быть чем-нибудь вам полезен?

- Не знаю... - Она, кажется, растерялась, что меня несколько удивило. Просто шла мимо, смотрю - человек сидит на скамейке, и подумала: "Неужто ему не холодно?".

- Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство?

- Вполне... - улыбнулась она.

В конце концов, я проводил ее на Петроградскую сторону. По пути мы зашли в какое-то кафе, выпили по чашечке крепкого кофе с коньяком... А потом я поехал на очередную вечеринку, продлившуюся едва ли не неделю, а потом, потом, потом...

Вот только почему-то часто вспоминается мне эта девочка-птица, имя которой я так и забыл спросить, и ее вопрос: "Неужели вам не холодно?".

Москва, 2027 год, 22 октября, 11:17

Холодно мне, девочка. Очень холодно. Хотя температура в помещении - плюс двадцать три. И нажатием нескольких кнопок я могу увеличить ее до сорока пяти включительно. Мне холодно. Этот тот холод, от которого можно замерзнуть насмерть в дебрях экваториальной Африки, страны вечного лета. Где ты, девочка-птица? В какой стране, под каким солнцем? Где наши сфинксы, где, черт побери, наш кофе с коньяком? И где... я?

Москва, 2027 год, 8 ноября, 12:19

Я непривычно долго болел. Лихорадило, жар сменялся ознобом, который сменялся новым жаром, и так до бесконечности. Я не знаю других лекарств, кроме аспирина, и трудно себе представить, сколько таблеток мне довелось проглотить за эти дни. Сегодня уже чувствую себя вполне здоровым. За окном белым-бело, кажется, зима в этом году будет ранняя.

Борис с тех по не звонил, что само по себе весьма приятно.

Бездеятельность - это бич. Именно от нечего делать я раз за разом иду по коридору в "музей Бориса", чтобы снова и снова корежить свою психику в поисках путей победы над сыном и острых ощущений... Бездеятельность в глобальных масштабах - это разрушительная сила не хуже войны или эпидемии. Когда в начале 90-х годов прошлого века в России рухнула промышленность, рабочий класс от нечего делать деградировал и спился за какой-то десяток лет. Так что, когда в десятых годах уже нашего, XXI века, многие заводы были восстановлены, обнаружилось, что работать-то на них почти что и некому. Пролетарская блуза не привлекала молодежь: пути молодых вели, в основном, либо в бизнес, либо в информационные технологии, либо в криминал. В результате, к сему моменту промышленность уже почти полностью роботизирована, а пролетариат как класс перестал существовать, полностью переродившись в люмпен. Впрочем, ну ее в задницу, эту политику с экономикой вместе! Я заперт в четырех стенах, и делать мне решительно нечего. Я мог бы, конечно, засесть за комп и написать роман-другой, но, зная, что несвободен, что являюсь узником, я не могу творить. Я, к счастью, не Чернышевский какой-нибудь. И не Сервантес, к сожалению. Остается подчинить себя идее освобождения, и, видимо, озвереть (или "оборисеть", что одно и то же) окончательно. Но клятая интеллигентская тяга к рефлексиям не дает сделать последний шаг, и взбудораженная совесть в сочетании с подвижной психикой и богатой фантазией приносят неимоверные страдания. Приходится идти в тренажерный зал и гонять там самого себя до тридцатого пота, чтобы выбросить эти мысли из головы. Вчера с интересом рассматривал в зеркале собственное отражение. Несмотря на долгую болезнь, выглядел я чертовски хорошо и даже эффектно. Этакий в меру раскачанный солдат удачи, особенно если добавить во взгляд металлическую циничность. В самый раз годится, чтобы стать кумиром для тянущихся к насилию от переизбытка энергии подростков. Нет, не пойду сегодня никуда. Посижу, посмотрю кино какое-нибудь.

Москва, 2027 год, 8 ноября, 21:45

Редкостно милый получился день. Смотрел самые яркие фильмы эпохи своей молодости: " Бешеные псы", "Доберман", "От заката до рассвета", "Ненависть", "Криминальное чтиво". Отдохнул душой и телом.

Странно, во мне явно проснулась тяга к насилию, чего раньше никогда не было. Причем я ясно осознаю это, но поделать ничего с собой не могу. Да и не хочу: жажда крови пьянит и приятно щекочет нервы.

Москва, 2027 год, 9 ноября, 14:00

Сегодня опять пошел в стоклятый "музей". Комнату с компом решил миновать, сразу прошел дальше. Здесь меня снова ждал сюрприз. Открыв дверь, я обнаружил парочку, занимавшуюся любовью на диване. Они, видимо, услышали, как я вошел. Мужчина поднял голову, и с ужасом я узнал... себя.

- Ну, чего стоишь? - спросил меня я. - Присоединяйся, здесь на двоих вполне хватит работы.

Схватившись за сердце, я выбежал вон. Завывая не то с досады, не то от стыда, то ли по еще какой причине, добежал до комнат, где был вынужден жить, схватил винтовку, рванулся обратно. Дверь. Открываю. Страстные объятия, стоны, вздохи.

- Ну, чего стоишь? - спросил меня я. - Присоединяйся, здесь на двоих вполне хватит работы.

Голопроектор я нашел за пять секунд. Нашел и разбил первым же выстрелом. Тут же включился резервный, и любовники возникли все на том же диване.

- Ты невежлив, - покачал головой я, продолжая ублажать женщину, которая, конечно же, оказалась моей женой. И тогда я снова выстрелил в голопроектор.

- Почему бы тебе просто не принять наше приглашение, а? - осведомилась моя третья голографическая копия.

- Ты бы оказался очень кстати... - простонала моя жена.

Я извел кучу патронов, разбил не менее тридцати проекторов, и только тогда это издевательство прекратилось. Вышел обратно, утирая пот со лба, и застыл, как вкопанный: комп работал, и во весь монитор ухмылялось лицо моего ненавистного сына.

- Прими мои поздравления, пап! - казалось, что он бесконечно счастлив. - Ты уже начал убивать себя, и раз от раза делал это со все большим ожесточением и удовольствием. Это было самое лучшее шоу с тех пор, как ты перестал бродить по виртуальности. Я записал, обязательно покажу друзьям вечерком, посмеемся вместе... Так держать, дружище! Еще немного, и ты, убив в себе себя, станешь мной, и тогда мы, два Бориса, просто честно поделим пополам денежки этого старого козла Игоря Стрекалова! Приветик! - и комп совершенно самостоятельно отключился, избавив меня от необходимости превращать и его в кучу хлама.

Москва, 2027 год, 11 ноября, 10:07

Эти два дня были сплошным кошмаром. Я посетил еще две комныты "Музея". В первой из них мне показали красочный фильм, который мне поначалу даже понравился. Снят он был как бы глазами некоего главного героя, в коем без труда угадывался Борис. Это была подробная хроника подростковой банды: спиртное, наркотики, драки, ограбления, три убийства, секс по согласию и без оного... Этакий вариант старых DOOMообразных компьютерных игр, только с гораздо более разнообразным сюжетом... Я со все большим удовольствием смотрел это, до тех пор, пока обдолбанный, судя по мутной картинке, одолживший мне свои глаза главный герой не перерезал горло трехлетнему ребенку. Тут сработали мои "предохранители", я как бы очнулся, и в следующие пять минут и этого кинотеатра не стало.

На следующий день я наткнулся на экспозицию, если так можно было выразиться, посвященную службе Бориса в иностранном легионе. Не выдержал и пяти минут. Там теперь тоже сплошной пепел.

Похоже, у меня нет выбора. Я не хочу продвигаться дальше по этим бесконечным безумным комнатам, теряя себя маленькими порциями, сходя с ума от чудовищности... чудовищности вообще всего!!!

- Ну, что, папаня, погуляем? - улыбнулся я, подключая костюм к компьютеру.

Москва, 2027 год, 31 декабря, 23:59

- Чтоб ты сдох, сука! Чтоб ты сдох!!! Как же я тебя ненавижу, падаль, скотина, сволочь! Оставь меня в покое! Мало того, что денег не даешь, заточил меня в четырех стенах, отключил от продуктовой линии, так еще и новый год испортить хочешь?! Отвали, отец! У-у-у, как же я тебя ненавижу, паскуда!!!

Москва, 2028 год, 12 января, 07:40

- Игры кончились, отец. Я больше так не могу. Я... - его голос был мне незнаком. Чувствовалось, что говорит человек, у которого стряслось горе, причем немалое. Насрать мне на чьи-то там чужие горести! Кто бы мне самому помог! Но, все-таки, где я видел этого типа раньше?

- Я больше так не могу. Я хочу... нет, не так. Послушай, за последние две недели произошло слишком много всего. Я теперь тоже отец, у меня есть сын. Сын, ты представляешь? И, когда я представил, что лет через тридцать мой сын будет гоняться за мной с ружьем в руках... В общем, вот так. А еще... еще у меня теперь есть сестра. Ты этого не знаешь, но я всю жизнь мечтал, чтобы у меня была сестра... или брат. У тебя родилась дочь, папа. Дочь, понимаешь? Моя сестра. Инна не пережила родов, они были слишком тяжелые. Странно, правда? Двадцать первый век, лазерная медицина, ультрасовременная фармакология... а женщина умирает от тяжелых родов... Инны больше нет, папа. Нет. Она умерла. Ты знаешь, я последние дни много думал о нас с тобой. О жизни и смерти... Я был чудовищно неправ, папа. Мне больше не нужны твои деньги. В конце концов, у меня своих навалом... Прости меня, отец. Прости, если сможешь.

- Ты... где? - разве это мой голос? И с кем я, вообще, разговариваю? А потом внезапно словно ведром ледяной воды окатили: это же Борис, мой чертов сын!

- Я у тебя перед дверью. Пулеметы отключены. Ты свободен, папа. Прости меня, прости...

С ручным пулеметом наперевес я подошел к выходной двери, и долго стоял, не решаясь открыть ее. Наконец, набрав в легкие побольше воздуха, я пинком ноги распахнул дверь и, заорав, выскочил на крыльцо. Борис, и впрямь, был там; он стоял на коленях прямо на снегу перед входом. И, нажимая на курок, я успел прочесть на его лице полнейшее смирение и раскаяние.

_____________________________________

Август 1998 - ноябрь 1999, Москва.

----------------------------------------------------------------------

[1] Стихи Хуана Рамона Хименеса, пер. Б.Дубина

[2] то же

[3] Стихи Х.Р. Хименеса, пер. П.Грушко