Отомщу за развод

Глава 26

(Почти три года назад)

— Очень трогательную речь вы произнесли, Антонина Евгеньевна. Вот только в одном ошиблись — Кирилл Станиславович не захотел ждать, пока у вас родится ребенок. Он отдал приказ убить вас прямо сейчас. В горах.

Голос Михаила тихий и вкрадчивый. С каждым предложением он делает шаг, который сокращает спасительную дистанцию между нами.

— Не подходи….Я буду кричать… — между тем, я едва шепчу, сама еле-еле себя слышу.

— Кричите, мне так даже выгоднее. Записку вы мне на руку оставили. Ушла моя хозяйка в горы, а там ее бандиты прирезали. Извините, не доглядел, буду наказан.

А ведь и правда…Никто не видел, как Михаил покидал наш домик. Сделает растерянное лицо, будет метаться, искать меня со всеми, зная, под каким именно камнем я тут погребена…

— Пожалуйста, умоляю тебя, не делай этого! Сколько он тебе заплатил? Я смогу перебить цену!

И в ту же секунду поняла, какую глупость я сморозила.

— Спасибо за наводку. Я не планировал обыскивать ваш труп, но теперь вы сами признались, что у вас с собой крупная сумма денег. Я получу долю за заказ, и ваши наличные, о которых Кирилл Станиславович, видимо, не знает.

Что же делать, что же делать?! Ведь не может все закончиться так!

Угрожать не поможет. В драке я его не одолею. Бежать некуда. Подкупить не удалось. Осталось только…

Встаю на колени и поднимаю к Михаилу руки. Сначала просто захлебываюсь в слезах. Он молча ждет, но с места не двигается. Начинаю вымаливать себе жизнь.

— Прошу тебя! Разве у тебя поднимется рука зарезать беременную женщину?! Ведь я не мафия, не бандит, сама никого не убивала и не грабила — моя смерть будет камнем висеть на твоей душе. И смерть моего маленького сыночка.

Вижу на его лице проблеск сомнения.

— Умоляю, Михаил, отпусти меня, я никому ничего не скажу. Ведь ты сам слышал — я уже продумала план побега. Я сама хотела подстроить свою смерть. Зачем убивать меня по-настоящему?!

Он все еще продолжает молчать. Эта тишина кажется мне бесконечной. Я не слышу звуков природы, своих мыслей. Мне в уши как будто залили цемент, и теперь мне доступны только оглушительные удары собственного сердца.

Помилует или занесет в воздухе нож? Отпустит или нанесет смертельную рану?

Михаил убирает нож за пазуху!

— Наверно, вы тоже в детстве читали «Белоснежку», Антонина Евгеньевна. Охотник, которого послали вырезать сердце невинной девушки, не смог сделать этого, и прирезал вместо нее оленя.

— И ты не убьешь меня тоже, правда?! — все еще сидя на коленях, обхватываю его ноги руками и реву пуще прежнего. Ведь я уже приготовилась к худшему. Я уже попрощалась со своей земной жизнью.

— Нет. Вы были правы. Я не смогу.

Я думала, что киллеры привыкли ко всему, к любой жестокости — вряд ли это было его первое дело. Но, наверно, все-таки существует разница, кого убивать.

— СПАСИБО! Я никогда не забуду твоей доброты, я обязана тебе всем, что у меня есть. Хочешь — забирай деньги. Правда, забирай. Моя жизнь мне дороже любых бумажек! — от счастья я обезумела и забыла о том, как я сама нуждаюсь в своем наследстве. Что без него я даже город не покину.

— Не надо, Антонина Евгеньевна. Я ведь не из-за денег передумал. Просто хоть раз в жизни должен был поступить по-мужски. Сделать все правильно.

— Правда. Это правильно. Это самое верное решение.

Михаил подает мне руку: «Ну ладно вам, хватит. Вставайте. Засиделись вы на земле. Простите за эту нервотрепку. Надо было либо сразу вас отпустить и не высовываться, незаметно вернуться в домик, а утром начать поиски. Либо молча перерезать вам горло, чтобы вы не мучались».

На этих словах у меня закружилась голова, и я рухнула на руки Михаилу, который едва успел меня подхватить.

— Тихо, тихо, Антонина Евгеньевна. Я так, вслух рассуждаю. Я же не маньяк какой-то, не садист. Вы не думайте, это для меня не хобби. Просто со временем привык, что одни богатые мрази заказывают других грязных ублюдков, и я этих подонков перестал принимать за людей. Уж поверьте, если бы они в ворота рая постучались, в них бы сам архангел плюнул и лично за шкирку в ад вышвырнул. Но все равно, даже за них, за каждый «заказик» мой я потом ставлю свечку. Прошу простить меня — ведь у каждого работа разная. Мне такая выпала.

И как в нем уживаются хладнокровие и милосердие? Впрочем, может быть, все мужчины такие? Все, кого я встречала, когда надо, были добрыми, но, чуть что, стискивали руки у горла. Может, в них это заложено генетически?

— Еще раз спасибо, что ты передумал, Михаил. Значит, ты поможешь мне бежать? Времени до рассвета осталось мало.

— Да, я подскажу вам, что нужно будет делать. Только предупреждаю сразу — будет больно.

— Я готова на все. После сегодняшнего я все перетерплю.

— Хорошо, тогда встаньте у этого камня рядом с обрывом и дайте мне свою кофту. Теперь вытяните вперед левую руку. Когда я досчитаю до пяти, я полосну вас своим острым ножом.

Что-то я уже не такая храбрая, как уверяла пару секунд назад…Но деваться некуда. Даже хорошо, что это делает Михаил. Кто знает, может, я бы струсила наносить себе такое масштабное увечье.

Встаю, протягиваю руку и зажмуриваюсь.

— Раз.

Я смогу, я смогу, я все выдержу.

— Два.

Господи, как же сейчас, наверно, будет больно. Но я справлюсь, я должна справиться.

— Три.

Нет, я соврала!

Хочу отдернуть руку, но Михаил, не досчитывал до пяти, проводит по моей руке холодным лезвием.

От шока я только охаю, но все еще не открываю глаза — боюсь потерять сознание. Однако прихожу я в себя уже с крепко перемотанной рукой, Михаил бьет меня по щекам — ласково, но твердо.

— Некогда вам разлеживаться, Антонина Евгеньевна. Идите, посмотрите быстро на место происшествия, и выдвигайтесь в путь. Я написал вам на бумажке адреса пары чуваков, они занимаются поддельными документами.

— Не знаю даже, как тебя благодарить. Разве только назвать сына в честь своего спасителя?

Однако Михаилу этот вариант не понравился: «Не надо детей называть в честь кого-то. А то перекинется на них судьба этого человека. Пусть сын вырастет без налепленной на него с пеленок грязи».

Я подхожу к краю склона. Вон там, на камнях — моя окровавленная кофта. И на земле тоже много алых брызг. Что ж, прощай, Нина. У тебя была горькая жизнь. Богдана будет вместо тебя. «Б», как «Белоснежка» из сказки.

— От всей души и в последний раз — огромное спасибо! Прощай! — разворачиваюсь и бреду дальше по склону. Если ничего не изменилось, там, дальше, должен быть тайный спуск, который проведет меня мимо всех туристических локаций.

— Прощайте, и проживите новую жизнь так, чтобы ни о чем вам не пришлось сожалеть! — Михаил говорит это с нежностью. Я слышу, как он тоже торопливо начинает спускаться.

Ну что ж, дорогой мой муженек. Сначала в моих планах был только побег. Но раз уж в тебе не осталось ничего святого, и ты был готов похоронить собственного сына…У меня для тебя найдется самая страшная месть на свете.