Отряд Д

Отряд Д

Билли Клеусон погиб вместе с девятью из десяти членов Отряда D 8 апреля 1974 года. Мать последовала за ним через два года, но она взяла решительный старт в этом направлении сразу же в тот день, когда пришла телеграмма, извещающая о смерти сына. Дейл Клеусон в течение пяти минут просто сидел, словно прибитый, на табуретке в холле, тонкий желтый листок бумаги свисал с его пальцев, не уверенный, что ему следует сделать — упасть в обморок, блевануть или зайтись криком. Когда он все же смог встать, и пошел в гостиную, то успел заметить, как Андреа сделала последний глоток своей первой рюмки и налила вторую, вступая, таким образом, в пост-Билловскую эру. За этим последовали множество других рюмок — было на самом деле удивительно, как много алкоголя эта маленькая и, казалось бы, хрупкая женщина смогла влить в себя за этих два года. Письменная причина — та, что значилась в ее свидетельстве о смерти — нарушения функций печени и почечная недостаточность. Но Дейл и семейный врач оба знали, что реальной причиной смерти было злоупотребление чрезвычайно алкогольным тортом, скорее всего, на основе ямайского рома «Каруба». Но только Дейл знал, что есть еще две причины, тесно связанные между собой и приведшие к непоправимому. Вьетконг убил их сына в местечке под названием Ки Дое, а смерть Билли убила его мать.

Через одиннадцать лет — одиннадцать лет, почти день в день — после смерти Билли на мосту, Дейл Клеусон начал подозревать, что он, должно быть, сходит с ума.

Девять, — подумал он. Их было девять. Их там всегда было девять. До сегодняшнего дня.

А так ли это? его разум спорил сам с собой. Ты вполне уверен? Может быть, ты не правильно считал- …

Но в письме лейтенанта говорилось, что их было девять, да и Бортман писал, что их было девять.

Но почему же ты в этом так уверен? Может быть, это просто твои предположения.

Но это были не просто предположения, и он был не просто уверен, а точно знал, что их не могло быть больше девяти там, на фотографии Отряда D, которая пришла по почте, вместе с письмом лейтенанта Андерсона.

Ты можешь ошибаться, настаивал его разум с истеричной уверенностью. Ты многое пережил за последние годы, с потерей сначала Билли, а потом Андреа. Ты можешь ошибаться.

Что на самом деле удивительно, подумал он, на какие ухищрения может пойти человеческий разум, чтобы доказать собственное здравомыслие.

Он положил палец на новое фото — парень в возрасте Билли, только со светлыми волосами, стриженными коротко «под ежик», на вид ему было чуть более шестнадцати, уж слишком молодой, чтобы оказаться на той убийственной земле. Он сидел, скрестив ноги, перед Гибсоном, который, согласно письма Билли, играл на гитаре, и Кимберли, который знал так много грязных шуток. Мальчик со светлыми волосами слегка щурился на солнце — как и несколько других, но те всегда были там и раньше. Его новая военная гимнастерка была расстегнута на пару пуговиц, а его армейские жетоны поблескивали на безволосой груди.

Дейл пошел на кухню, стал копаться в том, что он и Андреа всегда называли «кавардак-ящиками», и вытянул на свет старую потертую лупу. Он взял её и вместе с фотографией подошел к окну, при этом наклонив изображение так, чтобы не было бликов, и подвел увеличительное стекло к армейским жетонам нового парня. Но не смог прочесть, что на них написано. Он подумал, что, скорее всего, жетоны перевернулись и лежали лицом к коже.

И еще одно озарение пронзило его мозг и застыло там, словно часы на камине. Он как раз подумал о часах, когда заметил изменения на снимке. Теперь он положил фотографию обратно на свое привычное место, между фотографией Андреа и фотографией Билли с выпускного, нашел ключ к часам. И завел их.

Письмо лейтенанта Андерсона было достаточно простым. Дейл нашел его в ящике рабочего стола и снова перечитал его. Набранное типичными для армейской канцелярии строчками. Для того чтобы в последствии было легче составить телеграмму, предположил Дейл. Первая: Телеграмма. Вторая: Слова Соболезнования от лейтенанта. Третья: о доставке Гроба, с Еще Одним Настоящим Парнем. Он заметил еще тогда, и отметил сейчас, что пишущая машинка Андерсона была с надстрочной «о».

Клеусон постоянно выходило как Клеус^он.

Андреа хотела порвать письмо. Дейл настоял на том, чтобы они сохранили его. Теперь он был этому рад. Отряд Билли и еще два других должны были обойти оборону противника с фланга и занять определенный сектор в джунглях, в которых Ки Дое была единственной деревней. Огневое соприкосновение с противником было возможно, говорилось в письме Андерсона, но их там не оказалось. Вьетконговцы, которые по достоверным сведениям командования должны были держать оборону в данном секторе просто растворились в джунглях — трюк, с которым американские солдаты были хорошо знакомы на протяжении последних десяти или около того лет. Дейл мог представить, как они возвращаются на свою базу в Хомане, счастливыми, с видимым облегчением.

Отряды A и C вброд перешли речку Ки, которая почти пересохла. Отряд D, воспользовался мостом. На полпути через него, прогремел взрыв. Возможно, кто-то из конговцев засел под мостом и привел в действие взрывчатку. Но скорее всего, кто-то — возможно, даже сам Билли — просто наступил на детонатор и привел в действие заложенную под мостом бомбу. Все девять погибли на месте. Никто не выжил.

Бог — если действительно есть такое существо — мог бы быть и добрее, подумал Дейл. Он положил письмо лейтенанта Андерсона, вернулся и достал письмо Джоша Бортмана. Оно было написано на голубой линованной бумаге, как будто вырванной из детского альбома. Почерк Бортмана итак почти неразборчивый, усугублялся примененным пишущим инструментом — мягким графитовым карандашом. Очевидно, тупым, с самого начала, который становился все более тупым по мере приближения Бортмана к написанию своего имени внизу письма. В нескольких местах Бортман давил на карандаш так сильно, что прорвал бумагу.

Именно Бортман, тот, который должен был быть десятым, и выслал Дейлу и Андреа фото Отряда D уже в рамке, стекло на фото чудесным образом не разбилось за время своего долгого путешествия из Хомана в Сайгон, затем в Сан-Франциско и, наконец, в Бингхэмтон, штат Нью-Йорк.

Письмо Бортмана было пронизано страданием. Он называл девятерых погибших «лучшими друзьями, которые когда-либо были в моей жизни, я любил их всех, как братьев».

Дейл пробежал взглядом по голубой линованной бумаге в руке и безучастно перевел взгляд через дверь кабинета на тикающие часы на камине. Когда письмо пришло, в начале мая 1974 года, он был слишком занят своими собственными страданиями, чтобы на самом деле понять эмоции, переполнявшие Бортмана. Теперь он полагал, что смог бы понять их — впрочем, не вполне. Бортман испытывал глубокое чувство вины, которое тяжело было выразить словами. Девять писем с больничной койки на базе Хоман, все в том же страдальческом стиле, все, наверняка, были написаны одним и тем же мягким карандашом. Плюс издержки на девять копий фото Отряда D, рамки и пересылку. Обряд искупления с мягким карандашом, подумал Дейл, снова складывая письмо и положив его обратно в ящик рядом с письмом Андерсона. Как если бы он их убил, взяв себе это фото. А ведь это действительно то, что читается между строк, не так ли? «Пожалуйста, не ненавидьте меня, мистер Клеусон, пожалуйста, не думайте, что это я убил вашего сына и своего друга-…»

В другой комнате на камине часы тихо отбили пять часов.

Дейл вернулся в гостиную и снова взглянул на фото.

То о чем ты думаешь — это безумие.

Посмотрел на мальчика с короткими светлыми волосами.

Я любил их всех, как братьев.

Перевернул фотографию.

Пожалуйста, не думайте, что я убил вашего сына — всех ваших сыновей — забрав эту фотографию. Пожалуйста, не ненавидьте меня, только потому, что я был в медсанчасти на базе Хоман с кровотечением при геморрое, а не на мосту в Ки Дое с лучшими друзьями, которые когда-либо были в моей жизни. Пожалуйста, не ненавидьте меня, потому что я наконец-то их догнал, у меня ушло на это десять лет, но я, наконец-то, их догнал.

На обратной стороне фото, тем же мягким карандашом, была сделана такая запись:

Джек Бредли, Омаха, Небраска.

Билли Клеусон, Бингхэмтон, Нью-Йорк.

Райдер Дотсон, Онеонта, Нью-Йорк

Чарли Гибсон, Пейсон, Северная Дакота

Бобби Хендерсон Кейл, Айова

Джек Кимберли, Правда или Смерть, Нью-Мексико

Энди Фарадей Моултон, старший сержант, Луизиана

Джимми Бесон Олифант, Делавэр.

Эшли Сент-Томас Андерсон, Индиана

*Джош Бортман, Касл-Рок, Мэн.

Он приписал себя в конце списка, Дейл видел — он видел это, конечно же, и раньше, и давно обратил на это внимание… но никогда не придавал этому значение, до сегодняшнего дня. Он поместил свое имя последним, как и положено в алфавитном порядке, да еще со звездочкой.

Звездочка означает «все еще жив». Звездочка означает «не ненавидьте меня». То, о чем ты думаешь, это безумие, и ты чертовски хорошо это знаешь.

Тем не менее, он подошел к телефону, набрал 0, и удостоверился в том, что код штата Мен — 207. Он набрал справочную штата Мэн, и удостоверился, что в Касл-Роке живут лишь одни Бортманы. Он поблагодарил оператора, записал номер, и посмотрел на телефон.

Ты действительно хочешь позвонить этим людям?

Нет ответа — только звук тикающих часов. Он положил фотографию на диван, и еще раз взглянул на неё — посмотрел сначала на своего сына — волосы зачесаны назад, небольшие усики пробиваются над верхней губой, все замерло навсегда, в возрасте двадцати одного года, — а затем на нового парня на этой старой фотографии, парня с короткими светлыми волосами, парня, чьи армейские жетоны были скручены так, что лежали лицом вниз и не читались, у него на груди. Он подумал о том, как путь Джоша Бортмана разошелся с девятью остальными, подумал о звездочке, и вдруг его глаза наполнились теплыми слезами.

Я никогда не ненавидел тебя, сынок, — подумал он. Андреа тоже, несмотря на все ее горе. Может быть, я должен был взять ручку и написать тебе письмо, все так, но ради Христа, эта мысль не приходила мне в голову.

Он поднял трубку и набрал номер Бортманов в Касл-Роке, штат Мэн.

Занят.

Он повесил трубку, и просидел минут пять, глядя на улицу, где Билли научился ездить сначала на трехколесном велосипеде, потом на велосипеде со вспомогательными колесиками, потом на двухколесном велике. В восемнадцать лет он привез домой верх своего совершенствования — Ямаху 500. На мгновение он увидел Билли с парализующей ясностью, как будто тот мог пройти через дверь и сесть рядом.

Он снова набрал номер Бортмана. Звонок прошел. Голосу на другом конце удалось передать неповторимое впечатление настороженности всего в двух слогах:

— Алло?

В тот же миг, взгляд Дейла упал на циферблат своих наручных часов и дату — не в первый раз за этот день, но это был первый раз, когда это его реально тронуло. 9 апреля. Билли и остальные восемь парней умерли вчера одиннадцать лет назад. Они -

— Алло? — резко повторил голос. — Отвечайте, или я вешаю трубку! Кто вы?

Кто вы? Стоя в гостиной, где раздавалось тиканье часов, он услышал, как какое-то блеяние выходит из его рта.

— Меня зовут Дейл Клеусон, мистер Бортман. Мой сын-…

— Клеусон. Отец Билли Клеусона.

Теперь его голос стал безжизненным и суровым.

— Да, это-…

— Что вам надо?

Дейл не мог найти ответа. Впервые в его жизни, он действительно почувствовал себя косноязычным.

— И ваша фотография Отряда D изменилась тоже?

— Да.

Он с трудом придушил крик.

Голос Бортмана хоть и остался безжизненным, но наполнился яростью.

— Послушайте меня, и передайте остальным. После обеда на мой телефон установят записывающее устройство. Если это какая-то шутка, вы, ребята, будете смеяться всю дорогу в тюрьму, я могу вас в этом заверить.

— Мистер Бортман-…

— Заткнитесь! Первым звонит человек, который называет себя Питер Моултон, якобы из Луизианы, и говорит моей жене, что наш мальчик внезапно появился на фотографии Отряда D, которую ему прислал Джош, и она впадает в истерику сразу после того, как ей звонит какая-то женщина якобы мать Бобби Кейла все с той же безумной историей. Далее, Олифант! Пять минут назад, брат Райдера Дотсона! Он повторяет ту же историю. Теперь вы.

— Но мистер Бортман-…

— Моя жена лежит наверху, накачанная транквилизаторами, и если все это ваших рук дело, да хоть принца Альберта, — я клянусь перед Богом-…

— Вы знаете, что это не шутка, — прошептал Дейл. Он почувствовал, как немеют его пальцы — превращаются в лед. Он посмотрел через комнату на фотографию. На светловолосого мальчика.

Щурясь, улыбается в камеру.

Молчание на другом конце.

— Вы же знаете, что это не шутка, так что случилось?

— Мой сын вчера вечером покончил с собой, — произнес Бортман безжизненным голосом. — Разве вы не знали этого?

— Я не знал. Клянусь.

Бортман заплакал.

— И вы действительно звоните с большого расстояния, не так ли?

— Из Бингхэмтона, штат Нью-Йорк.

— Да. Скорее всего, вы звоните издалека, есть разница — местный звонок или звонок с дальнего расстояния, я имею в виду. На дальних расстояниях голос звучит с определенными… шумами…

Дэйл понял, с запозданием, что безжизненные нотки окончательно покинули его голос.

Бортман плакал.

— Он был подавлен с тех самых пор, как вернулся из Вьетнама, в конце 1974 года — сказал Бортман — это всегда обострялось весной, пик приходился на 8 апреля, когда другие парни… и ваш сын…

— Да, — произнес Дэйл.

— В этом году, он просто не… не пережил пик. Последовало приглушенное «хррр» — Бортман воспользовался носовым платком. — Он повесился в гараже, мистер Клеусон.

— Иисус Христос, — пробормотал Дейл. Он очень плотно закрыл глаза, пытаясь отогнать навернувшийся образ. Но образ не уходил, стало даже хуже — его улыбающееся лицо, расстегнутая гимнастерка, веревки с армейскими жетонами. — Мне очень жаль.

— Он не хотел, чтобы люди знали, почему его не было с остальными в тот день, но, конечно же, история всплыла. — Длинная, медитативная пауза от Бортмана. — Такие истории всегда всплывают.

— Да. Я предполагаю, что это так.

— У Джошуа не было много друзей, когда он рос, мистер Клеусон. Я не думаю, что у него вообще были настоящие друзья, пока он не попал в Нам. Он любил вашего сына, и остальных.

Теперь это он утешал меня.

— Я сожалею о вашей утрате, — сказал Дейл. — И простите, что побеспокоил вас в такое время. Но вы поймите… я не мог иначе.

— Да. Он улыбается, мистер Клеусон? Остальные… они сказали, что он улыбается.

Дейл посмотрел на фотографию рядом с тикающими часами.

— Он улыбается.

— Конечно же. Джош, наконец-то, догнал их.

Дейл выглянул в окно в сторону тротуара, где Билли когда-то ездил на велосипеде со вспомогательными колесиками. Он полагал, что должен что-то сказать, но никак не мог придумать что. У него разболелся живот. Его руки как будто покрылись льдом.

— Я должен идти, мистер Клеусон. Моя жена может проснуться в любую минуту. — Он помолчал. — Я думаю, что надо отключить телефон.

— Это может быть неплохой идеей.

— До свидания, мистер Клеусон.

— До свидания. Еще раз мои соболезнования.

— И мои тоже.

Щелчок.

Дейл пересек комнату и взял фотографию Отряда D. Он еще раз посмотрел на улыбающегося светловолосого парня, который сидел, скрестив ноги, перед Кимберли и Гибсоном, сидел небрежно и удобно на земле, как будто у него никогда в жизни не было геморроя, как будто он никогда не стоял на верхушки стремянки в темном гараже с петлей на шее.

Джош, наконец-то, догнал их.

Он стоял неподвижно, глядя на фотографию в течение длительного времени, прежде чем понял, что тишина в комнате усилилась. Это остановились часы на камине.