Ее звали Кхаштра. Она жила в эпоху зарождения Аа-ша-ках. Когда только начали зарождаться пять великих домов, образовав империю и только-только начинали набирать сил и влияния. Это было темное время. Ее искусство было в почете и уважении. Дар богини, ее благословение. Щит и карающий меч империи. Ибо враги были сильны и многочисленны. А людей катастрофически не хватало. С кем не удавалось договариваться, они сражались. Являясь тем клином, что от удара молотка разбивает камни.
Ее искусство не было единственным. Их враги поклоняясь своим языческим богам так же прекрасно умели повелевать мертвыми. И случалось так, что масштабные битвы иногда происходили без единого живого. Только хозяева стояли с разных концов поля, вели свою ужасающую игру, играя своими фигурами. В зловещей тишине был слышен только тяжелый топот, глухие удары, треск разрываемой плоти и хруст костей. Ведь мертвым не нужен свет, они не чувствуют боли, усталости или страха. И они проигрывали, о да!
Они часто проигрывали.
Кхаштра умела учиться на своих ошибках и прекрасно чувствовала свой дар. Совершенствуя его и изучая. Она брала качеством, создавала особых…слуг под каждую задачу. Она стала мастером кожеплетения. Плоть в ее руках была подобно глине. Мягкая и податливая. Кости плавились, становясь крепче стали, лишь кровь не была ей подвластна. Кровь являлась символом жизни и была подвластна только дому Крови. А он был слаб. Его главное оружие это переговоры, интриги и заговоры. И когда не справлялись они, приходили такие как Кхаштра.
Ее основной задачей была борьба с такими же как она. С хозяевами. Нейтрализация их и уничтожение их многочисленных слуг. И она преуспела в ней. Каждая страница этой толстой книги была создана из побежденных врагов. Из хозяев мертвых. Повинуясь ее воле они рассказывали. Именно рассказывали, рисунки и схемы были лишь сопровождением, малой частью. В трактате было подробно изложено очень много способов как чувствовать и находить, управлять и защищаться, перехватывать и уничтожать слуг других хозяев. Тут было сказано как создать белый огонь, что безвреден для живых, но губителен для мертвых, он плавил их как свечки. Болезни, что выкашивали целые города за пару дней, словно пожар сухой лес. А потом эти города вставали, все разом. Это было оружие врагов, Кхаштра гонялась за создавшим эту заразу долгих сорок лет. И теперь он занимает почетное место в ее коллекции, рассказывая, как бороться с этой напастью. Но больше всего тут было как создавать слуг. Не простых мертвых, не-е-ет. Такой примитив ее не интересовал. Только высшая некромантия. Тут были и собаки сложенные из человеческих костей с могучими челюстями, способные легко перекусить толстенные цепи от подъёмных ворот. Высохшие мумии, пропитанные специальным маслом, обладавшие огромной силой сравнимой с ушедшими в века гигантами. Способные легко проломить кулаками тяжелые щиты панцирной пехоты. Невидимые чужому глазу духи, что способны быть глазами хозяину. Могучие големы высотой с осадную башню, способные разнести крепкие стены словно они были из песка. Костяные колоссы, чьи кости не проломить ни одному мечу. Они оставляли большие прорехи во вражеском войске. Венцом ее творений были умертвия, закованные в броню, обладающие сознанием. Все это было в книге.
Что угодно, под любую задачу.
Я никогда не считал себя глупым, но с этой книгой я почувствовал себя умственно отсталым, изучающим высшую математику. Она оказалась просто запредельно сложной. Это не был учебник или пособие для новичка, в котором шаг за шагом подробно объясняли прописные основы. Постепенно подходя от простых вещей к сложному. Кхаштра создала свой труд для таких же как она, опытных, уже познавших смерть, умеющих повелевать ею и легко подчинять своей воле. Это как вручить обычному человеку трактат по квантовой физике. Без основ и базовых наборов знаний. Непонятно нихрена.
Я забился в уголок, и сказал, чтобы меня не трогали. И утонул в зловещих рисунках и схемах. В шепоте мертвых магов, вещающих на забытом языке. Вещи, от которых у простого человека волосы встанут дыбом. Уже прошла неделя как я сидел в углу. Летиция было просила, чтобы я помог ей пробудить дар, но я понятия не имел как это сделать. Так что я ей сказал, чтобы ждала своего деда. Может Полночь увидела то, что он не видел, и это ей действительно поможет. Они так же сидели и смеялись, танцевали и пели, смотря на дождь. Звали меня, но у меня не было времени, я пытался хоть немного разобраться. Карлотта проснувшись посмотрела на все это происходящее и сказала, что не собирается тут торчать. Она ушла в город и занималась своими делами. Придя лишь раз за неделю.
Оказалось у Летиции действительно никогда не было друзей. Ее родители погибли когда была совсем ребенком, и она их почти не помнит. Подруг как таковых не было. Кто был ее ровесник, или презирали, или давились от зависти. Были дальние сестры, но она им как кость в горле. Были слуги, которые ее похоже действительно любили. Но слуги это слуги. Маленькой девочке сложно дружить со слугами, да и не по статусу. Так что они с Мари постоянно щебетали обо всем подряд. Мари возлагала большие надежды и действительно старалась с ней подружиться и я надеялся, что как Наместник вернется и Летиция попадет домой, она не забудет Мари. Иначе это будет большим ударом для нее. Она останется одна на улице, с разбитыми мечтами, которые только-только начала возводить вновь.
Маркос засобирался домой, на родину. Он влюбился в Аннет и собирался забрать ее с собой. И я бы рад за них, Аннет была милой девушкой, очень красивой. И казалось созданной из наивности, при ее то работе это была крайне сложно. Но тем ценнее это. И Калеб хотел поехать с ними. Город продолжал стоять на ушах в поисках наследницы. Награду за любые новости о ней увеличили и теперь ее искали абсолютно все. Ее дядя Лоренцо сбежал под покровом ночи, поняв, что ничего не получилось. И опасаясь возмездия со стороны Наместника поспешно слинял. Про то когда вернётся сам Наместник мы ничего не слышали, но было ясно, что он спешит изо всех ног назад. Старейшина настоятельно советовал нам пока выходить из лачуги, еду и дрова нам приносили. Он похоже тоже питал надежды, что если поможет спасти внучку Наместника. Про его помощь тоже не забудут. Так что община бедняков нас ревностно оберегала от чужих взглядов и слухов.
У меня уже откровенно начинала поджимать пятая точка. Хоть мелкая и говорила, что мне ничего не грозит, а наоборот светит большая награда. Иллюзий я не питал, одно дело наивный ребенок. Другое дело после недавних событий ее жутко злой дед и его правая рука. Карло черный гребанный барон Бранкати. Смело можно предположить, что ныне, после моего недавнего хреноподвига, я вычеркнут из списка людей, которым он вручает подарки на праздник урожая. Если не можешь навредить тем, кто причинил тебе боль, то порой для этого подойдет любой. А кто еще лучше подходит для этой цели как не беглый убийца, который к тому же тебя еще и обокрал. Ценность этого фолианта я даже представить не мог, у меня просто не хватало воображения, сколько теоритически могла стоит эта книга в золоте.
Я сидел на влажном песчаном берегу залива и курил, смотря на луну в ночном небе, размышляя обо всем этом.
— О чем задумался.
— Честно, о том как свалить.
— Летти же тебе сказала, что не даст тебя в обиду.
Я взглянул на нее, отражаясь от моря лунный свет играл в ее больших глазах. Переливаясь всеми оттенками серого.
— Ты же понимаешь Мари, что мелкая пока может говорить, что угодно. А конечное решение всегда за ее дедом.
— Но ты же помог спасти его внучку. Когда никто другой не был способен это сделать, защищал ее. Хотя совершенно не должен был.
Молчание, наполненное шепотом морских ветров.
— В тебе наивности еще больше чем в Аннет.
— А в тебе нет веры людям.
— Мари, я грязный вор, подлый убийца и мерзкий некромант. Конечно у меня нет веры людям.
— Неправда, ты не грязный вор, не подлый убийца и уж тем более не мерзкий некромант.
— Я убивал людей за деньги, а теперь слышу голоса мертвых, чувствую их. Могу ими управлять, естественно я некромант. Вот сейчас защекочу тебя будешь знать, как связываться с повелителями мертвых.
Она переливчато засмеялась, отбиваясь от рук. Села рядом и положила голову на плечо. Все мое существо было наполнено шумом моря. Мы были одни с Мари под луной и сначала вели беседу, как это делают одинокие люди, — какие-то обрывки жалоб, фрагменты разговоров, которые мы уже вели, оставаясь одни. Она поцеловала меня, и мы опустились на податливый песок. Сцепив пальцы и вытянув руки над головой, мы занимались любовью, в то время как луна, покорив море своими молитвами, заставляла его гнать на сушу волны, разбивающиеся о береговую твердь.
Это была близость, не требовавшая долгих разговоров.
Мы обменивались любовными ласками, которые хотя бы создавали иллюзию любви. Мы оба знали, что этому очень скоро придет конец и скорее всего мы больше не увидимся. И потому, наверно, позволяли своим телам высказывать вещи, которые не могли высказать наши сердца.
Насытившись друг другом мы пошли обратно в свою лачугу. Еще было темно, но утро уже незримо ощущалось, собираясь вступить в свои права, неся на плечах новый день. Мари легла рядом с Летицией. А я лег на свой коврик. Рядом с Маркосом и Аннет, что спали в обнимку. Но я не успел провалиться в сладкую дрему. Как почувствовал подергивание. Это столь забытое чувство, когда Полночь предупреждает об опасности.
–…Дарий проснись, кто-то идет. Кто-то чужой. Сильный…
Меня как на батуте подбросило с земли. Выхватив мечи я шикнул Мари. Чтобы просыпалась и пнул Маркоса с Калебом. Они сначала не поняли и сонно щурили глаза. Потом увидели выражение лица и острые мечи. Сон с нашей лачуги сдуло сильным ветром страха и тревожных ожиданий. Я вышел из лачуги и столкнулся глаза в глаза с самим Наместником. Он как раз повернул из-за переулка в десяти ярдах от нас, безошибочно идя прямо к нам.
Дон Сальваторе де Моранте. Я видел его лишь раз издали, на арене, когда проходили Игры гладиаторов. Но даже если бы не видел, я бы узнал его сразу, даже если его переодеть в обычную одежду. Он был уже стар, это сразу читалось. Но высок, подтянут и силен. Прямая спина какие бывают только у солдат, его осанка, положение головы. Но в его худом и жестком лице была сила, какой не чувствовалось в фигуре, а глаза. В его темных глазах блестела мудрость, приобретенная за долгие годы правления. Хоть дон Сальваторе и был стар, его глаза все еще были способны разжечь огонь на берегу моря. И вот сейчас эти темные глаза столь интенсивно излучали ярость и злобу смотря на меня, что я, казалось, начал ощущать это излучение кожей, как ощущал легкий, едва моросящий дождь.
Мы смотрели друг на друга, и в промежутке между нами сгустилась энергия — жгучая, целенаправленная, неотвратимая, вроде той, что возникает между хищником и жертвой перед решающим броском. И вся эта жгучая потрескивающая злоба именно сейчас целиком была направлена против меня. Он был весь в грязи и пыли. Из оружия только легкий меч в ножнах. Но его просто распирало от силы, он буквально чуть ли ей не светился. Пальцы причудливо сплетены на обеих руках. Я прекрасно ощутил, он едва сдерживается, чтобы не раздавить меня как таракана. И он это мог легко сделать, отпустив то плетение, что держал. Сзади него высыпали шумя доспехами гвардейцы, с мечами наголо. Сверля меня глазами.
— Где. Моя. Внучка⁈ — Он четко выговаривал каждое слово. Даже голос у него был под стать, глубокий и насыщенный. Повелевающий.
Мелкая пискнула в лачуге, услышав голос родного человека. И выбежала к нему, пробежав к нему навстречу мимо меня. Путаясь в одеждах что Мари на нее одела. Она постоянно поддерживала и подтягивала спадающую одежду. Дон Сальваторе с чувством выдохнул когда увидел бегущую внучку, будто сбросил гору с плеч. И потом произошло то, чего никак нельзя было ожидать. Наместник помедлил, и быстро притянул ее к себе, сжав в объятиях так, что Летиция снова пискнула когда кости затрещали.
И это при свидетелях! При беженцах и охране! Вопиющий моветон. Наверное, в нем все же есть что-то человеческое, не полностью он бессердечный. Видно же, что он переживает за Летицию. Но момент воссоединения семьи был очень коротким. Он отвесил легкий подзатыльник и оторвал от себя, осмотрев. Заметил перебинтованную руку.
— Почему ты так одета? И что у тебя рукой?
— А, это, все в порядке деда. Это Дарий сказал, чтобы я была незаметна, а руку замотал чтобы кольца спрятать.
— Дарий? — Он посмотрел на меня уже по новому. Без пылающей жажды убить сию секунду.
— Не обижай его деда, хорошо? Он меня спас.
— Да? — Это был уже вопрос для меня. Но я не знал, что ему ответить. Поэтому опустив мечи сказал первое что пришло в голову.
— Хотите кофе дон Сальваторе?
Вокруг опасливо выглядывали люди, раздумывая бежать или нет. Они несомненно узнали эмблемы хозяина города. Он о чем то думал, возможно сомневался. Но мелкая вцепившись в его руку потащила его на буксире. Рядом с ним топая железными сапогами шли рыцари из его свиты. Все костеродные. Они с брезгливостью кривились и осматривали жалкие лачуги. Собранные буквально из мусора, палок и старой парусины. И бедняков, что ютились в тесноте и нищете. Мари испуганно ойкнула, увидев, кто именно зашел в нашу лачугу. Но воспитание сразу взяло вверх. Она присела в вежливом книксене, приветствуя старшего. Наместник окинул взглядом, нашу халупу и тех, кто ютился тут. Мгновенно определив кто есть кто. И это ему судя по всему не понравилось. С ним зашли двое громил в пыльных вычурных доспехах, даже сквозь грязь и пыль была видна витиеватая вязь выполненная мастером. Они поджав губы осматривали нашу лачугу, я провел взглядом за ними. Оглядывая наше жилище. Оно было все в дырках, соломенных циновках. На земляной пол постелили тряпку чтобы хоть как-то скрыть. И неожиданно я разозлился на них. За то, что они заставили меня ощутить всю убогость обстановки, в которой мы прятались. Мы жили тут и не видели нищеты, мы были даже рады. Смеялись и шутили. А теперь должны пресмыкаться. Перед зажравшимися, ни разу не голодавшими. Надменными.
Один из них почувствовав мой взгляд исподлобья оглянулся, поджал верхнюю губу и выдвинул челюсть. И взялся за витую рукоять меча. Ну да, такие как он привыкли, что челядь даже посмотреть биться. А тут неприкрыто смотрит исподлобья, сверля взглядом. Его движение заметил Наместник и перевел на меня взгляд. Недовольно посмотрел, но все же велел им подождать на улице. Ему принесли стул и пока ждали кофе он слушал внучку. Она щебетала, рассказывая ему все, как гости вероломно на нее напали, как убивали его людей. Как разрушали его дом. Скрип его челюсти можно было услышать даже в среднем городе. Потом про то, как я ее вытащил из замка спасаясь по трубе. Про нашествие крыс, про то, как Мариэль заботилась он ней. Как мы тут прятались. Кофе принес сам Старейшина, он где-то умудрился найти дорогую фарфоровую посуду. Кланялся ему до земли.
Оказалось, Наместник прямо с марша к нам. Он с отрядом спешил вперед армии. Одно из колец Летиции было как маяк. И он точно знал где она находиться. В итоге он безапелляционно заявил, чтобы все собирались. Он желает всех видеть в гостях, это не озвучил, но и так понятно, что со мной он хочет поговорить. Так что я с кислой физиономией еду в карете самого Наместника. Он посадил Летицию и меня с Мари к себе, а остальных в другую карету, к своему советнику. Тот скривил губы осматривая нас как будто ему кучу навоза в карету подбросили. Но молча выполнил что ему велели. И теперь я смотрел в окно, осматривая разрушения нанесенные наемниками. Они были словно уродливые проплешины. Целые кварталы лежали черными сгоревшими кучами. Дон Сальваторе был чернее тучи, что висели над нами, его взгляд потяжелел еще больше. Мы без остановки ехали к замку. Стража в городе выстраивалась в ряд приветствуя хозяина. Люди ликовали и приветственно махали колонне Наместника.
Отделанный охристым кирпичом замок в солнечных лучах смотрелся совершенно по другому. Свет играл, переливаясь всеми оттенками золотого. Хозяина встречали с помпой и тревогой в глазах. Выстроившись в ряд те, кто уцелел в ночной бойне. И я скривился еще больше. Потому что мы остановились возле парадного входа. И первый кто встречал хозяина, это было то ископаемое с тросточкой. Что едва не прирезало меня в библиотеке, выжил старый хрен, ничем его не прибьешь. Целый и невредимый, видно зелье выпил. Он было хотел что-то сказать но из двери кареты кубарем выкатилась Летиция размахивая длинными рукавами своей серой шерстяной рубахи, и кинулась к нему обниматься. В глазах и лице старика отчетливо читалась огромное облегчение и радость, так не смотрят на хозяев. Так смотрят только на тех, кого искренне любишь. Рядом с ним стояла чуть полноватая женщина в костюме служанки. Она подвывала всхлипывая, вытирая слезы фартуком. У нее после плача нос покраснел так, что даже через ее смуглую кожу настоящей южанки просвечивал румянец. Для костеродных этикет превыше всего, поэтому Наместник сначала выпустил гостей пусть даже таких, а только потом вышел сам. Старый хрыч замер увидев меня, его глаза округлились, лицо вытянулось. Но он быстро взял себя в руки. Смотря лишь на своего владетеля.
— Летиция де Моранте. Перестаньте вести себя неподобающе.
— Да, дедушка. — Она сразу отпустила старого слугу и выпрямилась, держа осанку, одев на лицо холодную маску.
— Герцогиню дель Рау разместите в общем крыле. — Он рукой указал на Мари. — Остальных в левом. Все вопросы позже, через двадцать минут жду вас у себя с докладами. — По его мановению руки все пришло в движение.
— Герцогиня. — Служанка позвала Мари. Вот за что я не люблю костеродных, а так же тех, кто слишком много с ними общается, так это за их манеру речи. Вроде все как и должно быть сказано, легкий поклон и вежливое обращение. Но в эту интонацию вложили столько издевательства и показного уважения пропитанного желчью. Что становится противно. Я подмигнул Мари ободряюще и пошел за прислугой, что повела нас в левое крыло.
Левое крыло было для слуг. Там проживала основная часть прислуги, что работала в замке. А так же там селили тех, кто прибыл с гостями. Хоть и следы недельной бойни были видны. Всю основную часть тут прибрали. Все было чисто и прибрано, лишь кое-где выломанные двери и небольшие разрушения. Ковровые дорожки на мраморном полу, барельефы и картины, все с позолотой и показным благосостоянием. Даже потолок был произведением искусства. Артефакты освящения и не пойми, чего еще. После голимой нищеты трущоб это смотрелось дико.
Расселили нас очень грамотно, вроде служанка вела. А видно у них тут все отработано. Хотя после недавних событий было бы странно этого не ожидать. Нас всех расселили в разные комнаты подальше друг от друга. Даже Аннет. Они с Калебом, они как два маленьких ребенка, которых привели в Лувр. Откровенно пялились на все подряд открыв рот, тыкали пальцем. На что слуги лишь презрительно строили гримасы, надеясь, что хозяин быстро очнется от наваждения. И прогонит в шею эту голытьбу. Они еще не знают кто мы, вор, убийца и проститутка. Их наверное хватит удар, когда узнают.
Комната была большой, широкая двуспальная кровать занимала центральное место. Резной вычурный стол и такой же стул с мягкой сиденьем. Шкаф в углу и даже отдельная ванная комната. Все было в бежевом стиле с позолотой. Не знаю, как других, но меня заселили в глухую комнату без окна. Через двадцать минут пришли двое слуг принесли кадушку теплой воды. Сменную одежду и сказали, что завтрак подадут позже. Полночь тут же вынырнула в коридор посмотреть, ее было бесполезно останавливать. С ее вечным шилом в заднице из теней. Она побродила по окрестностям, доложив. На каждом проходе поставили охрану. И в комнате со мной неподалеку «заселили» еще две звезды гвардейцев с магом в усиление. Это было своего рода тюрьма, тут как и там, я ничего не мог изменить и ни на что повлиять.
Пользуясь случаем я наконец вымылся, четыре вида мыла, все превосходное и душистое. С остервенением оттирая себя тряпкой, что служила вместо мочалки. Все раны оставленные старым муднем снова открылись и начали кровоточить. Но меня это мало интересовало. Но самое главное, тут в ванной комнате было большое зеркало. Я подробно рассматривал во что превратилось мое тело, все мышцы и огромное количество шрамов. Рассмотрел как мог спину, вернее тот большой бугристый уродливый рубец, в который она превратилась. Уверен, что кто я такой уже прекрасно всем известно. Так что особо скрываться я не стал, насухо обтеревшись мягкий махровым полотенцем оставляя на нем кровавые подтеки, одел штаны и с голым торсом сел за столом, разрывал зубами свою старую рубашку. Делая новые бинты. Все оружие у меня забрали. А тут предусмотрительно ничего отдаленно похожего на острое и в помине не было. За этим занятием меня и застала служанка, которая принесла аппетитно дымящийся завтрак на серебряном подносе.
Увидев меня вскрикнула и выронила поднос с тарелками. Все это с грохотом упало на пол. Раздаваясь звоном подноса и разбитых тарелок по всему коридору. Тут же все охранники как по команде сорвались, услышав звон разбитой посуды. Толпясь в проходе, глазея на юнца сплошь покрытого шрамами и метками. А я забавлялся, перевязывая свои кровоточащие раны. Смотря на них, на то, как они стискивают рукояти мечей, на их лица. На перепуганную служанку. Пока разобрались что к чему и из-за чего переполох. Мне настоятельно советовали сидеть в комнате и не выходить. Поставили у дверей еще пару дуболомов и принесли новый завтрак.