Анатолий Домашев ОВИДИЙ И ДИВО Поэма

«NISPONANOMIMATAMIMONANOPSIN»[1]

«Madam, I’m Adam»[2]

* * *

Риму — Рим, а миру — мир.

«У моря рому

я дал главу, вал гладя:

и

лавры вырвал,

обид ибо

боле, чем в мече лоб.

Я — рог горя…»

Витии пером он речь. Черно море, пиит, и в

зореве роз

закат — ак аз.

* * *

Озеро Резо —

дур пруд,

зал глаз.

Хохот — ох, ох!

«Мыло — голым!»

О-хо-хо!

А-ха-ха!

У Гере — баня на берегу,

а

стен — нет-с.

Тела — балет!

Мужи — жум,

и нагиши — шигани!

А бабы — баба:

гам, шуму шмаг,

хохот — ох, ох!

И-хи-хи!

К избе — бзик,

топот

и

того — гогот.

* * *

И

тут

Овидий и диво

видит и див.

А диво вида —

лун краше. Шаркнул.

Косы девы — веды сок,

нежен!

Тело — полет!

Им от сил истоми

меня — я нем.

Ноги — на лани гон.

И волос соловьи

у живота-то вижу.

Но соло голоса

выводит и довыв:

«Алела я раз, как заря алела…»

* * *

В

черепе — речь;

в речи — червь:

«А ведь дева…»

Череп, перечь!

Но он

черен мне речь.

А, зараза!

Не диво — виден

пуп

да зад,

а розы зора.

У

девы ведь

и розы — зори.

Ен не

лето хотел

иметь теми,

а тело лета —

дебело лебедь.

* * *

Овидий и диво,

яд жаждя,

от семи и место:

— А буду у дуба.

— Будь, дуб…

— Буду дуб.

* * *

Нищ — нежь женщин.

* * *

И дара ради

у скифа на фиксу

липу купил.

Ладе дал, Ладе дал.

Е-хе-хе!

Жадна баба. Бандаж.

И след делси:

не муж умен,

а баба.

* * *

Лебедь Ясе сяде бел

на кукан.

Ударит тираду

он теперь трепетно,

во! — соло голосов.

Тени нет,

а ниши тишина.

Речевой, о вечер!

И

ало — колокола…

А золото то — лоза.

* * *

А кара рака, а кара рака…

Во — миф Ефимов.

— Тю! А вызяб он! — Обязывают…

— Бузина — ни зуб.

— Кабы, рыбак,

бацнуть тунца б…

— А цо? Хоца?

То иди, идиот,

и деву веди…

— Кабы решить тише, рыбак,

а то неучем мечу енота.

— И тропу веди, и деву порти!

— Тс!.. У, куст!..

— Хорошо… (Шорох).

Учел — лечу.

* * *

Ё-о-о м-о-о-ё!..

Дева Вед!

Идет — еди.

К

балке текла б…

А соло голоса

выводит и довыв:

«Алела я раз, как заря алела…»

И лад вдали.

А диво вида:

тога, фагот

и — рог гори.

Фуга — «Гуф»!

Коря теку — букет ярок:

— Королева! Навело рок

на вас, как саван!

Увижу — живу.

Удубени и не буду

я стараться…

— Пить, тип,

вино нив

будем?.. — Мадам, меду б!..

Голоден! — Не долог…

Дался слад.

О, ласкал ак сало!

Не девы в пуп пуп выведен,

а розы зора.

А ценил сам — масленица.

* * *

А в два —

утро ко рту.

Казак!

Бур, груб

едет, еде.

Бережно — конь жереб.

— Я — Славич! (Наказ заканчивался).

Чиж, Ян, Княжич.

Он ревнив, ин верно:

в оке — вытупь путы веков

Яр псарь. Распря.

И

он розог озорно,

кипу пик

и

лавры вырвал.

Ужас: сирень — не рис сажу.

Дарениям я и не рад.

* * *

Плотно кокон толп.

— Ирой, ори!

(Увидел еле Диву).

— Нагы цыган,

ударь Раду!..

Сунь им в минус!

Так, кат?

Но за ними — Назон:

— Вы — раздора народ… зарыв…

Они к нему. Но он — умен. (Кино!)

— Я, дядя…

— А куды, дука,

зело лез?

— Я не лез в зеленя,

я нем… а меня…

— А для лапал, ялда?

— Ен не

лапал!..

(и-хи-хи…)

Я — рев зверя.

— Цыц!

Вершит, ишь, рев.

Удивлял, а валял виду.

Обмен нем бо

и

на день не дан.

— И о перси с репой

не облажал боен

и чести: бить, сечи!

Еще и еще.

И

били б.

Не зело полезен.

Но он,

казак,

лишил

о лед дело.

Иже в сентябре все свербят не свежи,

а

тут

ак беда — все свадебка.

И рок кори,

и

беду судеб.

А

Риму — Рим, и миру — мир:

мол, сам жен нежь маслом.

Как бы б как.

22 января 1967

Загрузка...