Падение владык (СИ)

Глава 3

Глава третья.

Эвитан, Лютена.

1

Ну, влипли. И что? Октавиан прав. Паниковать рано.

Можно подумать, в монастыре под занесенным мечом приговора было безопаснее? Опасность — та же, зато не было вооруженных союзников и заложника-короля. Так что считай, Ирия, ты сильно выросла. Стала более везучей.

А если из дворца найдется выход через катакомбы — и вовсе отделаемся легким испугом. А если повезет совсем — он станет еще и последним. В хорошем смысле.

Кати жмется то к матери, то к сестре. А иногда бросает восторженные взгляды на Октавиана. Как недавно сама Ирия — на Всеслава.

В монастыре всё дышало тоской и смертью. А тут даже подземелье — теплое, почти светлое. С таким-то количеством факелов. Слишком уютно. Всё равно, что смертников перед казнью запереть в хорошо протопленных личных покоях.

Хотя выдают же им вполне приличный ужин.

И всё равно — странно. Не удается проникнуться ужасом ситуации. Ни сырости, ни банальной плесени. Будто обычный дворцовый этаж. Даже багровые факелы зловещности не добавляют.

Опасность позади кольнула затылок, скользнула мимо, зацепила краем жгучего плаща…

Сглазила сама себя, дура!

Рунос оседает на пол — молча и без стона. Закричала Жанна — дико, по-звериному. Склонилась над… любовником?

И едва не заорала Ирия. Такая же рукоять чернела из груди отца. Там из груди, здесь — из спины.

Только трусы бьют в спину! И вообще — последние сволочи.

Но почему — его?

А позади что-то хрипнуло, булькнуло, осело…

— Рун! — Октавиан отшвырнул окровавленный нож, кинулся к другу…

Трус и ничтожество король Карл погиб в бою — пародия на героическую смерть. Но почему он выбрал именно Руноса? За что? Тут каждый первый сделал Карлу больше.

И когда он успел развязаться?

— Он хотел убить меня… — простонала принцесса. — Меня!

Жанна шла рядом с целителем. А Карл никогда не был воином. Такой промажет и по мишени в полстены. С двух шагов.

Или Рунос успел закрыть принцессу. Последним усилием. Инстинктом почуял опасность спиной — это он смог! — но сделать уже ничего не успел. Только спасти любимую.

— Диего, помоги, — Октавиан осторожно приподнял Руноса.

— Нож! — кричит Жанна. — Вытащите нож!

— Тогда он умрет. Нам нечем остановить кровь.

— Тогда нужны носилки.

— Их нет.

— Тогда разрешите нам вернуться…

— Как вы объясните смерть Карла? — оборвал ее Октавиан.

— Я или Полина могли бы…

— Для армии вы обе — никто. Престол займет Гуго… до возвращения Эрика. Если, конечно, корону не напялит на себя Всеслав. Этот не допустит напрасных жертв… но вы обе — не напрасные. Да и врачей во дворце нет. Разбежались все, кроме Руноса. Последнего он лично в глушь отправил.

Очередная дверь в коридоре распахнулась — ее не ожидал никто. В полушаге от Ирии. В кого у нее столько невезения — в папу?

Солнечный свет заката ударил в глаза. Резко, неожиданно. Ослепил — как в то утро казни.

На воле всё еще вечер! Даже не ночь.

Медленнее время ползло только под взглядом Карлотты.

И беспомощно щурятся глаза. На закатное солнце, на освещенный им двор, на чеканно-прекрасного белокурого князя.

Круг замкнулся. Тогда было утро, теперь — вечер. От рассвета до заката — два с половиной года. От спасения до смерти.

Всеслав Словеонский и его воины. Ветер треплет черный плащ — цвета войны.

Конец. Князя упомянули всуе — и он пришел.

Он — там, на свету. Они — здесь, в полутьме. Как и положено пленникам.

— Что вы здесь делаете, дамы и господа?

Собираемся дорого продать жизнь. Потому что больше ничего не остается.

— Хорошо, изменим вопрос. — Если раньше здесь холода и плесени не было, то теперь вырастут. От этого голоса. — Кто из вас убил Его Величество?

Кто хочет умереть?

— Что ж. Выбор невелик. Передо мной беглая графиня-отцеубийца…

— Такая же, как вы, сударь, честный человек и верный друг! — прошипела Ирия. — И защитник беременных принцесс!

Терять уже всё равно нечего. Сколько бы Полина ни кривлялась, называя невезучей себя, судьба лучше знает, по кому садануть. Давно выбрала — сегодня решила завершить игру. Надоело.

Жанна покосилась на Ирию — смесь горя и изумления. Этого еще не хватало!

А Диего неуловимо скользнул вперед — заслонил Ирию. Вот только не хватало, чтобы теперь за нее дрались мальчишки явно младше!

— … королевский фаворит и его кузен. Королева — дважды… уже трижды вдова. И ее дочь — жертва домогательств Его Величества…

— Вы еще и об этом знали! — презрительно бросила Ирия. — И давно?

Диего скривился не хуже. Крепче стискивая эфес шпаги.

— … и еще его сестра — претендентка на престол. И опять же — с любовником.

— Оставьте в покое хоть Руноса! — выкрикнула Жанна. — Он здесь вообще ни при чём. Он меня спасал. Ему нужен врач. Ради Творца…

— Врач у меня есть, но не раньше, чем мы разберемся. Так что это в ваших же интересах. Я всегда считал глупым лечить приговоренных к казни.

— Вы перечислили всех, включая десятилетнюю девочку! — с ненавистью прошипел Диего. — Значит ли это…

— Именно то, что я сказал. Умрет убийца. Кем бы он ни был. Или все — по очереди.

— Я, — спокойно ответила Полина.

— Повторите, сударыня.

— Я убила Карла, — отчеканила она. Впервые вдруг показавшись… королевой. — Как мужа-изменника и предателя, покушавшегося на честь моей дочери. Как подлеца и насильника.

Выстрелил Всеслав не целясь, но Полина упала сразу. Алое окрасило голубое. Если не сердце, то рядом.

— Тела Их Величеств оставить здесь, — обернулся князь к своим. — В жизни и в смерти — как обещано церковникам. Остальных забрать. Королевского целителя — к лекарям.

— Убийца!!!

Перехватила сестренку не Ирия. Октавиан.

Всеслав перевел на Кати тяжелый взгляд:

— Казнь преступника не является убийством.

— Да кто вы такой? — услышала Ирия собственный голос. — Судья? Палач?

— Держите себя в руках, сударыня. А заодно и свою сестру. Для юной девицы нет ничего отвратительнее дурных манер.

Так вот за что она схлопотала второй приговор. А Ирия-то думала-гадала…

— Или что? Убьете нас обеих?

— Это я его убью! — всхлипнула Кати. — Гад, сволочь, урод!..

— Я сказал: держите ее в руках. Или поедет связанной и с кляпом. — Он вновь обернулся к словеонцам. — Поторопитесь. У нас мало времени.

2

Змеи… Скользкая чешуя, гибкие смертоносные тела, налитые ядом зубы. Гады кишат. Ползут из трескающейся земли. Валятся с озверевшего неба — на головы погибающих людей, что неумело закрываются от смертоносного «дождя». Пытаются закрыться.

Крики умирающих рвут в клочья раскаленный от невыносимого жара воздух. На пересохшей земле бьются в агонии тела. Еще пытаются уползти, увернуться от расползающихся во все стороны змей. А те кишат, кишат, кишат…

Он напрасно взывал к высшим силам. Напрасно молил пощадить невинных. Хотя бы детей… Ответом ему стали лишь змеи и кровавый дождь, что обрушился на головы мертвых и еще живых. Тот, что прожигает даже стены домов.

Небо рыдает алыми слезами. И ничем не может помочь. Не «не хочет», а именно не может. Не в его силах. Уже — не в его.

Смертные выбрали сами. И теперь не изменить ничего. Слишком поздно…

Он проснулся резко и сразу. Змей — нет. Есть лишь до боли знакомая комната. Уже пятнадцать лет как его собственная.

Наглухо задвинуты портьеры, ровный золотистый свет. Свечи. Ночь.

Шорох у двери.

— Ваше Высокопреосвященство! — Все, кто хоть раз видел Жерара, ни за что не поверят, что он способен так улыбаться. Светло, по-детски радостно, во весь рот! — Ваше Высокопреосвященство, вы пришли в себя!

Он не спал. Выходит… был болен?

— Жерар!

Как же слабо подчиняются мышцы!

Мозолистая рука ободряюще сжала его собственную — старчески-бессильную. Верный секретарь умеет не только улыбаться. Еще и плакать.

— Жерар…

Старый друг отводит взгляд. Знает, что за вопрос сейчас прозвучит.

Как плотно задвинуты шторы. Болезнь опасна для глаз?

— Сколько прошло времени?

В комнате лишь мягко горят свечи. Ни жаровни, ни меховых одеял. И камин не горит. Но при этом — не холодно.

— Сегодня двадцать седьмой день месяца Заката Лета, Ваше Высокопреосвященство.

Почти шесть месяцев. Сто семьдесят один день. Чуть ли не полгода.

Следующий вопрос задавать труднее. А еще тяжелее — добиться от Жерара ответа. Честного.

— Что произошло за это время?

Жерар явно хотел сказать: «Вам нельзя волноваться, Ваше Высокопреосвященство». Это читается в его глазах. И так там и запеклось — не сорвавшись с побелевших губ.

— Жерар, говори.

— В Мидантии в один день сменилось два императора. Иоанн Кантизин умер, его сын Константин заточен в монастырь. Трон занял кузен покойного — Борис Второй, тоже Кантизин. — Слезы на небритых щеках Жерара кажутся данью памяти покойному. И жалости к Константину и его семье — чья участь тоже наверняка незавидна.

Впрочем, кто сказал, что Жерар сорвался лишь из-за возвращения старого друга из царства мертвых? Из змеиного царства.

— Бедного мальчика… Константина хоть не искалечили?

— По моим сведениям — нет. Но точно не знаю. Борис Второй уже тоже в прошлом. Свергнут собственным сыном, Евгением. Сейчас правит он. Вместе с Октавианом Мидантийским Барсом — злейшим врагом Эвитана, в качестве канцлера. Про Константина точных вестей нет, но… Хорошо в этом перевороте лишь одно — если Константин уцелел при Борисе, то уж при Евгении-то выживет. Тот мягче отца. И много моложе. Еще не нарастил такой жесткой шкуры.

— Что еще?

— Армия Эрика Ормхеймского вторглась в Аравинт. Вместе с «игрушечной» шайкой Гуго.

И грабят вовсе не «игрушечно».

— Жерар, продолжай.

— Император Мидантии Борис Аравинту не помог. При нем Отлучение всё еще было в силе. Евгений невесть по каким мотивам Отлучение отменил, но это сейчас мало что изменит. По слухам, король Аравинта Георг скрылся, но с тех пор известий о нем не было.

Александр устало прикрыл враз заболевшие глаза. Едва не перепугал этим Жерара. Тот уже кинулся «приводить в чувство» воскресшего кардинала.

Всё погибло или еще нет?

— Жерар, — Александр проиграл почти всё, но и это — еще не причина сложить оружие, — что с семьей Арно и Алексиса? О них тоже… не было известий?

— Не было, — совсем помрачнел секретарь. — То, что Виктора Вальданэ Георг Третий объявил наследником, спасает парня от Мидантии, но не от Эвитана. А Арабелле помолвка с бывшим императором не поможет вообще ничем. А Евгений, увы, уже не только женат, но и отец. Причем, женат он вторично. На собственной кузине. Судя по скороспелости брака, тот или по любви, или с целью не усиливать ни один из нынешних знатных домов Мидантии. Тогда это разумно.

— Александра и Элгэ Илладэн?

— Александра по-прежнему в монастыре. Регентский Совет разрешил Гуго жениться на ней. Витольд Тервилль якобы погиб. Его отец даже похоронил… кого-то.

Проклятие! Вот почему отмена Отлучения «сейчас мало что изменит».

— Но принц, — брезгливая гримаса тронула лицо Жерара, — стал жертвой покушения. Прямо на свадьбе. Жаль, не до нее. Нет, на сей раз это не герцогиня Элгэ. Убийц не нашли. Герцогиню Александру тоже ранили, но легко. Правда, это помогло ее вернуть в монастырь. А потом принц Гуго поспешил в Аравинт. На хвосте у принца-бастарда Эрика. Вступить в супружеские права, к счастью, не успел.

И не успеет — если «Его Высокопреосвященство» выживет. В кои-то веки жадность Гуго пошла на пользу. Несчастному Аравинту что Эрик, что его дядя — разница невелика, а для бедняжки Алексы здесь вопрос жизни и смерти.

— А когда вернулся — Александра была больна… уже выздоравливает. Элгэ Илладэн… простите, Ваше Высокопреосвященство. Валериан Мальзери обвенчал ее со своим сыном. В Месяце Заката Весны они оба погибли — и Элгэ, и Юстиниан. При очень странных обстоятельствах.

Элгэ… Не может быть! Не может быть, чтобы судьба столько раз сохраняла жизнь старика и уносила — молодых.

Может, старый дурак. И здесь винить некого, кроме себя. Следовало уговорить Элгэ стать послушницей ордена михаилитов. А теперь — слишком поздно.

— Обвенчал — насильно?

— Вряд ли добровольно. Мы ошибались в графе Мальзери, Ваше Высокопреосвященство.

…Танец гибкой, стремительной тени — в кругу нелепых, неповоротливых гуговцев. Пантера и свиньи. Но пантера — одна, а свиней — много.

Два острых клинка в девичьих руках, ручейки крови на полу… Там, куда оседает очередное мертвое тело.

Илладийская пантера среди гуговских шакалов…

Она справилась со свиньями и поверила в помощь доброго кардинала. Сдала оружие. А тот вручил ее жизнь ядовитой змее.

— Александр… Ваше Высокопреосвященство, вы еще не всё знаете.

Не всё⁈ Что ж, беда в одиночку не ходит. И даже вдвоем-втроем. Ей нужна шумная компания.

— Среди михаилитов Эвитана не нашлось способного спасти вас. И я позволил лечить вас чужаку. Королевскому лекарю, Руносу. Он приходил сюда тайно.

— Спасибо, Жерар. Спасибо, что сказал, кому я обязан жизнью.

— И даже это еще не всё. Совсем недавно успел вернуться Гуго, но не успел Эрик. Что происходит во дворце — толком не знаю, но михаилитам королевским указом запрещено покидать аббатство, под угрозой обвинения в измене. В Лютене которую неделю не просыхают городские бездельники, а в Ауэнт с сегодняшнего дня едва успевают свозить арестованных. А во дворец — знатных дам. Против воли.

Так нового короля зовут еще не Гуго? Согласится ли с этим Эрик — вопрос непраздный. Но Эрик — далеко. Да и жив ли еще…

Впрочем, может и согласится. Лишь бы ему самому не мешали жить по-прежнему.

— Ваше Высокопреосвященство…

— Что вы собирались делать, Жерар? Со всем этим?

— Теперь это уже неважно, — уловил его тон верный секретарь. — Теперь я жду ваших распоряжений.

— Тогда выводи людей на улицы. Всех, кроме десятка стариков — охранять Орден. Остальных как можно скорее веди к Ауэнту. — Старик возглавит стариков. Крепкий и сильный Жерар — крепких и сильных воинов. — Хоть кого-то, да отобьем. И будем держать оборону.

3

По Лютене Гуннор мог бродить хоть вечно. Огромный город. И красивый. И еще вчера — спокойный.

Какого Темного Гуннор отложил прогулку на сегодня? Столько стражи на улицах. Перегорожено то там, то здесь. И как тут, скажите, посещать вожделенную Академию? Как учиться?

Да еще и прохожие шарахаются. Вместо того чтобы нормально дорогу указывать. Гуннор еще в Лютене столько не видел! Лишь тот, кто родился, вырос и всю службу тянул лямку на Севере, способен его понять.

Свернув в обход в третий раз, ормхеймец заблудился окончательно. Проще повернуть назад. Ну ее, эту прогулку. Вместе с посещением троюродной родни. Всё равно им сейчас не до виденного змеи знают когда родственника. И не до даром не нужных приветов из Ормхейма.

А Академия и завтра будет стоять, где стояла. А вот родная голова Гуннору дорога, как память. За столько-то лет привык. А еще он в нее ест. Даже если на большее она и не годна — по утверждениям папеньки.

Кстати, о еде. В таверну, в таверну и еще раз в таверну. Если еще все не закрылись — с такой-то жизни.

Тогда обойдемся своими запасами. Хлеб, сыр и вино найдутся и в комнате.

Перекусить, выпить… и провести оставшийся день за книгой. И неважно, что все прихваченные с собой уже перечитаны на три-четыре раза. А новых прикупить еще не успел, хоть в Академии и настрочили длиннющий список.

Но, увы — книжная лавка тоже далековато. А прохожих, опять же…

Ну снова конный разъезд, да что же это… Теперь уже назад не попасть. А где тут очередной обход?

Шарахнуться в переулок Гуннор успел на остатках воинского чутья. И вовремя.

Королевские гвардейцы конвоируют целую шеренгу тюремных карет. И все, как одна, черные — с глухо зашторенными окнами. Кареты — темные, охрана — вооруженная. И пьяно ржет. Вместо коней. Те как раз — трезвые и воспитанные.

Вовремя ты, Гуннор, учиться собрался.

Да что же здесь творится? Стоило бросать службу, чтобы и в Лютене угодить в Бездну?

Обход нашелся. У самого Ауэнта. На пути очередных карет.

Только место уже оказалось занято. Но ничего — эти потеснятся.

Стоят сомкнутыми рядами. Небольшой отряд бойцов в черном, выступивший на защиту несчастных женщин. Черная одежда — против черных душ и сердец. И черных карет.

Гуннор прибыл в Лютену, чтобы стать студентом. Начать новую жизнь.

Наверное, здесь очень не хватало порядочного боевого офицера.

А если бы Гуннор когда-то не уступил отцу — толку от него бы сейчас?

Прости, Академия. Грызть гранит науки в твоих стенах станут другие. И любоваться твоими величественными колоннами — тоже.