Падение владык (СИ)

Глава 5

Глава пятая.

Мидантия, Гелиополис.

1

Даже странно — о мидантийских тюрьмах Алан вроде как наслышан. Тогда где жуткая подземная яма? Каземат, где не разогнешься, зато так темно, что ослепнешь за месяцы? Если раньше не задохнешься в собственных миазмах.

Или ему, как смертнику, расщедрились на поблажку?

А чего еще ждать? Особ императорской крови помилуют запросто. Ну, кроме, может, Юлианы — слишком уж опасна. Но надо же кого-то еще показательно казнить. Так почему не пленного офицера?

Кстати, что тут принесли? Куриные жареные ножки? Не «пятнадцать способов приготовления жаркого», но тоже ничего. Тело будто не понимает, что скоро сдохнет. Жрать хочет как вполне себе живое.

Да и последний ужин для смертника — хило как-то. Точнее, завтрак. С другой стороны — почему не сэкономить на мелком дворянине, да еще и иностранце? Принц Евгений никогда не слыл транжирой и мотом. А императору тем более казну беречь надо. Мало ли кого еще подкупать?

Да и смертником Алану прежде бывать не приходилось. Так откуда ему знать точно? И оттуда никто пока не вернулся — поделиться из первых рук. Может, всё преувеличивают?

Свечей аж три — и вполне себе приличный подсвечник. В Лютене у Алана в комнате был почти такой же.

А кто это у нас явился прервать последний скудноватый ужин-завтрак? Неужели сам император? Еще не привык к новому титулу? Не научился всё перепоручать холуям? Или просто хочет позлорадствовать лично?

— Приятного аппетита, кавалер Эдингем, — император уселся напротив. Как какой-нибудь капитан. Эвитанский. В Мидантии и у капитанов правила другие.

А если узник набросится? С другой стороны, он не вооружен. В отличие от императора. А какова здесь правящая семья — Эдингем уже убедиться успел. А уж этот, переигравший всех, наверняка полон и других сюрпризов.

Да и казнь за нападение на члена императорской семьи запросто из легкой и быстрой превратят в долгую и мучительную. В Мидантии это умеют. Хуже только на Востоке.

А Алан-то Евгению еще сочувствовал. Когда считал смертником.

А тут овцы и волки меняются как погода в Ритэйне.

— Спасибо, Ваше Величество. — Эдингем отложил не слишком вкусную курятину. — И здравствуйте.

Не воспроизводить же в камере ритуал приветствия правящей пурпуророжденной особы. И места не хватит, и император явился не при регалиях. Таскать тяжеловато?

Да и вроде — в пурпуре рожден только Константин. И Зоя. Потому как их папаша тогда уже запихнул свой эфедрон на трон.

— Рассказывайте.

— О чём, Ваше Величество?

— Кавалер Эдингем, — император не повысил голоса. И не улыбнулся. Всё же не принцесса Юлиана. — В Мидантии еще больше способов развязать чужой язык, чем в Эвитане. И вам это прекрасно известно. Так что вы отдаете себе отчет, что заговорите — и очень быстро. Еще вам прекрасно известно, что ваш покровитель Бертольд Ревинтер не успеет вас спасти — даже если захочет. А он вами легко пожертвует ради политики — это вам тоже известно. Октавиан Мидантийский Барс, даже если что-то вам и обещал, не назвал вашего имени в списке своих условий. И вы вряд ли выдадите кого-то действительно вам дорогого. Если вы, конечно, не любовник одной из принцесс. Или принца. Так что я вас слушаю.

Не любовник. Всего лишь случайный и подневольный партнер. Для обеих — в заговоре, для одной — за ратной доской.

Чего? Принца⁈ Алан едва не подавился вином. Хорошо еще, курицу откусить не успел.

А как быть, если тебя вот так запросто в любители квиринской любви записали? И в морду императору не дашь.

— Я расскажу всё, что знаю. Но у меня есть условие, Ваше Величество, — обнаглел он.

Эдингем — хороший ученик, прекрасная и ужасная принцесса Юлиана? Тройку с минусом поставишь?

— Даже так? Называйте.

— Вы не удивлены?

— Вы — такой же преступник против трона, как и Октавиан. А его условия я выполнил.

Значит, как Октавиан. И как сам Евгений. Если бы ему не повезло. Сейчас бы в соседних камерах сидели. Остывающих куриц лопали.

Или нет? Принцу даже перед казнью положен куда больший комфорт. Небось бы вместо курицы и впрямь «пятнадцать способов» приволокли. И вино поприличнее. Еще дыбу бы позолотили. Палача обрядили в пурпур. А то и вовсе назначили бы из знатнейшей семьи. Десяток родов за такую честь передерутся.

Где ты, прекрасная принцесса-лисица? Примеряешь пурпурную предсмертную рубаху? Закалываешь пышную гриву? Репетируешь, как изящнее класть голову на плаху?

Такая и плаху запросто в камеру попросит. Чтобы всё было безупречно. Идеально. Точнее, она сама. А враги — небезупречны и неидеальны.

Уж Юлиана-то покрасуется в последний раз, не сомневайтесь. Если, конечно, прежде не заглянет на ту самую золоченую дыбу.

Из-за Мидантийской Лисицы сейчас тоже десяток знатных павлинов место палача делят?

Просить помилования? Тут так помилуют…

Заодно еще полное прощение и свободу? Не дадут.

Один шанс — заинтересовать. А заодно и удовлетворить собственное любопытство. И… тревогу.

— Тогда, Ваше Величество, я прошу вас узнать, что было известно вашему покойному брату Роману о близких мне людях в Эвитане.

2

Глупо было на что-то надеяться. И потому надежду Евгений оставил за порогом. Вместе с верой — она больше подойдет его аравинтскому тезке.

Чего ждал отец — смерти, заточения в каземат? Ослепления? Всего того, что сам уготовил Константину, а Роман — Евгению. Ну и покойный Иоанн — Зордесам.

Церковники верят, что грешников после смерти ждет Бездна. Огненного Льда и Ледяного Пламени.

Нет. Грешники просто рождаются снова — в Мидантии. Или на худой конец — в Мэнде. Или по очереди. В зависимости от греховности.

— Среди бумаг Романа… — Звучит-то как! — Обнаружилось нечто любопытное. Он готовил мятеж.

— Это ты мне говоришь? После того, как сам меня сверг? — отец хрипло смеется. — Да еще и убил Романа — своей рукой, я слышал. Надо же — хватило пороху. И даже слезы не пролил. Тебе нет смысла врать теперь. Как и оправдываться. А Роман и так получил бы всё — после моей смерти.

Значит, правда. Отец и впрямь уже нашел себе нового наследника. Более достойного.

— Значит, он устал ждать. Ты мог протянуть до его старости. А Роман никогда не отличался терпением. В этом он — не ты. Но почему, отец? Роман — безумный садист, но ты… Зачем?

Борис Предатель, преданный всеми детьми абсолютно, глотает вино залпом. Одна пустая бутылка уже стоит рядом. Да и в этой виднеется дно.

— Лучше Роман, чем мягкотелая тряпка, вроде тебя. Которой может вертеть любая баба. Даже твоя София. Я присматривался к тебе долго. Ты ни на что не годен.

— Ты и сейчас так думаешь?

— Плевать, что я думаю сейчас! Я теперь — не ценнее ее! — Опустевшая посудина летит в стену.

Темные брызги на бежевых пятнах. Прислать отцу в следующий раз золотое? Какая разница, чем спиваться — в таких количествах?

— Ты не вернешь мне трон — даже ты. Раз уж тебе сдуру повезло.

Да, Октавиан и впрямь держит слово. В Мидантии такое — везение.

Потому Евгений ему и поверил.

— А мысли проигравших не волнуют никого, — прорычал бывший император. — И никому не интересны. Ни мои, ни покойного Иоанна, ни Зордесов.

— Тогда — вообще ничьи. Все проигрывают смерти.

— Наконец-то ты прозрел, сынок. Именно так. Важна лишь жизнь. Историю пишут победители. Бери всё — раз уж сумел взять трон.

— Спасибо, отец. Я пытаюсь.

— Я всю жизнь тебе это долдонил! Рад, что ты усвоил хоть сейчас. Ради этого можно и сдохнуть.

— Ты не сдохнешь.

— Значит, отца пока не можешь? Только брата? Я знал про Романа. И мог остановить его — в любой миг.

— И позволял играть в заговорщика? Потому что лучше он, чем я? Спасибо, я тебя понял.

— Да, лучше он. Роман просто убил бы меня, а не явился жалко оправдываться.

— Конечно, убил бы. Именно этого от него и хотели его друзья.

— Я же не хотел вырастить из него второго Константина… Какие еще друзья?

— Стало вдруг интересно, отец? Друзья, что тоже очень хотели видеть его на троне. Или их ты тоже контролировал? И мог остановить в любой миг? Кстати, патриарху они очень не понравились.

— Этот старый маразматик… Яд по нему плачет! Избавься от него, чтоб наконец заткнулся! — отец вдруг захохотал. — Я тебя понял. Неприятно разочаровываться, да? Но я и об этом знал.

— Что?

Не нужен ли ему лекарь?

И поменьше вина?

Третья бутылка запрокинута над жадным горлом. Прежде Борис Предатель столько не пил.

— Если я видел насквозь Романа — неужели не разглядел Юлиану? Разумеется, его толкала под руку она. Вообразила себя великой интриганкой. Но у него хватало честолюбия желать трон и самому. Эту наглую шлюху он получил бы в любом случае. Либо сам, либо я бы ему ее подарил — в утешение. Перевязанную голубым бантиком. Или зеленым — в ее любимых цветах. Пусть мальчик развлекается, как хочет.

— Что значит «получил бы» и «развлекается»? Мидантия — пока еще не Хеметис.

— Императору можно всё, глупец. Если ты этого еще не понял. Можно монашку, монаха, кузину, кузена, сестру, брата, собачонку сестры. Зачем я, по-твоему, так жаждал трона? Власть, деньги и чужое соблазнительное тело — вот всё, ради чего ведутся войны. А не твои паршивые книги, написанные неудачниками. И не та чушь, что они же и сочинили. Читай их и дальше — и удержишь трон не намного дольше Константина.

А как насчет тебя?

— Ты и впрямь подарил бы Роману — Роману с его вкусами! — дочь твоего брата? Твою приемную дочь? Ты же вырастил Юлиану.

И Марию тоже. Но чуть ее не убил. Публично, на площади.

— Да я вообще не знаю, чья она там дочь. Сходства с моим братом я в ней особо не заметил. К тому же, это — ее выбор. Она сама предложила себя Роману. Первой. Ее роскошные прелести — не спорю, и впрямь роскошные! — в обмен на мою седую голову. Ей не понравилась моя идея отдать ее за Карла Эвитанского, и девочка оскалила зубы. Но я уже знал, как их вырву.

— Ты собирался…

— За Карла или за его родного дядю Гуго — кто возьмет. Оба — принцы Эвитанского дома. Или в Мэнд. Всё польза. Не Марию же туда отдавать — свихнется быстрее, чем можно что-то получить с такого родства. Но девка — я о Юлиане — решила, что Роман — не хуже Карла. И ехать тогда далеко не придется. В любом случае, я держал всё под контролем. Тогда в Эвитан пришлось бы все-таки отправить Марию, а Юлиану объявить незаконнорожденной. Не хочет быть принцессой — станет невесть чьим бастардом. Надо было с самого начала это сделать, а не, как ты сказал: «растить ее». После этого я мог отдать ее хоть Роману, хоть капитану его стражи. Принц ведь имеет право на игрушку.

Вот так. Стоит Евгению умереть, а кому-то объявить незаконной Вики — и отдадут ее кому угодно. Если не принцесса, то уже всё можно, так?

— Ты — чудовище, отец.

— Не я один, мой мальчик. А ты вспомни сказку о рыцаре, победившем дракона. И взгляни теперь в зеркало — твои клыки и чешуя уже растут. И не забудь еще кое о чём. Мария-то, конечно, овца овцой. Но Юлиана обросла чешуей уже давновато. И собиралась править даже при Романе. Или отравить и его. Это я объяснил ему, что даже дорогую девку получить проще, чем он думает. И, кстати, твое выживание не входило в планы их обоих.

3

Книги, старые свитки, еда от императорского повара, лучшее вино.

Мария — в соседней комнате. Принцессе разрешено выходить, принцу — нет. Точнее — свергнутому императору.

Нынешние покои Константина во дворце — куда удобнее и больше его прежней камеры. Только сути дела это не меняет. И им обоим это ясно. Как и Марии.

— И что же ты теперь будешь делать со мной? — горько усмехнулся Константин. — Когда трон — твой. И даже Октавиан поддержал тебя.

— Думаю, ты сам понимаешь: трон я тебе не отдам. Точнее — не верну. И не только потому, что однажды ты его уже не удержал. Уйти из императоров можно только в могилу. Я знаю себя и доверяю себе до конца. Но больше никому. Даже если ты меня благодарно обнимешь и назовешь братом, найдется слишком много готовых оказать тебе услугу самостоятельно. И твой Октавиан — в первых рядах. Мидантия не прощает слабости, Константин.

— Разве мы когда-то не клялись, что будем другими?

— В детстве? Лично я все-таки вырос. Эта клятва лишила тебя трона. И искалечила бы — если бы я ее не нарушил.

— Тогда я повторю, Евгений: что ты сделаешь? Со мной и с Марией?

— Похороню тебя, — глядя в глаза кузену и бывшему другу детства, произнес узурпатор престола и братоубийца. — Да, ты был убит моим братом Романом. Вы взаимно закололи друг друга. Ты был тяжело ранен, врачи не сумели сохранить твою жизнь. Моя сестра Мария будет молиться за упокой твоей души… очень далеко отсюда. Где и зачахнет с горя.

— Евгений! — ошалел Константин. — Она же твоя сестра! Когда ты успел превратиться в чудовище?

— Сегодня. Убийство брата, свержение отца и куча новостей тому способствуют. Еще покушение на меня собственной жены и предательство Юлианы. На чём я остановился? На вашей с Марией скоропостижной смерти. А тем временем вы будете жить да поживать где-то на задворках империи. Как нетитулованные дворяне. А еще лучше — отправитесь в Вольные Города. Или в Идалию — к очень теплому морю. Да хоть в Хеметис или в Ганг. Главное, не на Элевтерис — вас там сожрут. Это Юлиана стала бы в Южных Морях королевой пиратов. В общем, держись подальше от Гелиополиса. И никогда не пытайся вернуть трон — не выйдет. А потеряешь всё.

— Что будет с Юлианой? — поборол изумление Константин.

— Ты хочешь прихватить с собой и ее? Кузен, если она вам и помогала, то исключительно по собственным мотивам. И уж ее-то мне на свободе оставлять нельзя. Даже в теплой приморской Идалии.

— Евгений!

— Я вижу, ты настолько изумлен, что забыл поблагодарить? Ах да — за узурпацию спасибо не говорят. Я решу, что делать с Юлианой, Константин. Раз уж я теперь — император. Да еще и глава семьи.

— Об этом не забудь, — совсем тихо произнес Константин. — Что мы — семья. Что Юли выросла на твоих глазах.