Падение владык (СИ)

Глава 7

Глава седьмая.

Мидантия, Гелиополис.

1

Странное ощущение, что к тебе никто не может войти без стука. И тем более — потребовать, чтобы куда-то немедленно мчался ты сам.

В одиночестве кабинета уютно думать. И вспоминать…

Что такое мачеха, Евгений знал еще из уроков истории. Шанс протолкнуть на трон собственного отпрыска вместо чужого — искушение не только для прожженной злодейки. И уж точно для любой мидантийки. Свой ведь еще и лучше, достойнее, разве нет? А у чужого всегда куча недостатков.

И всё же нежную, тихую Анну Евгений возненавидеть не смог. А если честно, то и не пытался. Во-первых, уже знал ее, как добрую тетушку — жену младшего дяди. А во-вторых — не за что было ненавидеть. Да и никаких других наследников она отцу не родила. Кроме явно не подходящей по срокам Юлианы.

Никаких детей — за четыре с лишним года.

И желала бы травануть кого из пасынков — времени нашлось бы до и больше. Но опять же — кого пропихивать вместо них?

Да и чужих отпрысков аж трое. Многовато травить.

В тот день отец — правая рука императора Иоанна! — творил суд в Церемониальной Зале. Почти десятилетнего наследника он взял с собой. Хотел устрашить? Напомнить, кто он сам? А заодно и где они живут? В какой семье? Или просто в очередной раз решил «закалить»?

Увы, время, когда хотелось брать с отца пример, Евгений тогда уже перерос. Других примеров не было вовсе, они с Константином занимали из книг. Не начни один из них читать другие книги — кончили бы оба одинаково.

Насколько недопустима внешняя слабость, Евгений тогда уже знал. Просто полагал, что допустима с близкими. С настоящими близкими. И еще не успел понять, что их у него нет. Даже всегда прятавшейся за старшего брата Марии. Или упрямого рыжика Юли.

Ожиданиям отца соответствовать уже было невозможно. Радовало лишь одно: Евгений — хоть не наследник трона. Вот Константин — тому совсем не повезло, бедняге.

Ощущение давящей громады зала помнится до сих пор. Он не стал приятнее и взрослыми глазами.

Та бывшая придворная дама, Мария Родос, была богата и далеко не юна — за сорок. И жена когда-то уважаемого сановника. Тоже бывшего.

Но обвиняли ее в воровстве. В Мидантии это приравнивается почти к убийству. Карается отсечением обеих рук, что для простолюдинов — та же смерть, только медленная. Мало чья родня станет кормить бесполезного калеку.

Да и дворянам лучше бы сразу башку секли, что ли. Всё честнее. Увы, Мидантийский Кодекс сочинял явный единомышленник Романа.

Евгений тогда был уверен, что дама Родос невиновна. Просто ее муж сейчас в опале. И нужна показательная экзекуция. Ну и зрелище для простолюдинов.

А заодно — устрашение для всех дерзких. Императорская длань настигнет любого — кем бы он ни был. Настигнет и жестоко покарает.

Но патрикианке не было смысла красть эти драгоценности — хватает своих.

Тогда он впервые услышал, как Анна возразила отцу. Она приняла сторону Евгения! И не воспользовалась случаем, чтобы упрочить свое положение за счет него.

Принцесса умоляла мужа если не помиловать несчастную, так хоть заключить в тюрьму для знати. Оттуда можно выйти, если драгоценности найдутся. А мертвеца или калеку прежним не сделаешь.

Вряд ли отец прислушался к ним из жалости. Или хоть из справедливости. Разве что, может, в пику ратовавшим за казнь министрам. Чтобы тоже не наглели. И не вздумали диктовать свою волю принцу. Брату и правой руке императора.

Но Мария Родос и впрямь отделалась тюрьмой, а ее муж уплатил в казну немалый штраф.

Тогда Евгений пообещал себе, что как только Константин займет Пурпурный Престол, все публичные пытки и медленные казни они тут же отменят. Смерть, тюрьма, каторга, штраф — или ничего. Устаревший древний Кодекс давно пора пересмотреть. У них ведь не дикий Восток, в самом деле.

А чернь гонками колесниц обойдется. Или бродячими театрами. Или в цирк пусть сходят — там весело.

На худой конец можно отсечь дурную башку отпетому душегубу. Пусть любуются — раз так охота.

Увы, на трон Константин так и не взошел. И уже не взойдет. Придется слово держать одному.

«Евгений Кантизин, волею Творца император…»

Никакой Творец здесь ни при чём. Иначе придется решить, что и Константина лишил трона он, и отца туда возвел…

Теперь осталось только дать чернилам просохнуть.

Осторожный стук в дверь. Совсем в покое не оставят никого.

— Ваше Величество.

За ним все-таки пришли. Император Мидантии вот-вот опоздает на собственную свадьбу — непорядок.

Вики, скажешь ли спасибо за такую мачеху?

Нужен ответ?

2

Спальню на сей раз приготовили другую. Здесь Евгения еще не травили и не резали. Всё впереди.

И при нем здесь никто еще не рыдал. Пока.

Впрочем, Юлиана точно скорее прирежет.

Наверное, это было безумием. Нет, жениться на Юлиане и сейчас кажется наиболее верным решением во всём их мидантийском мире кривых зеркал. Вернее, чем отправить ее с Константином и Марией. Навстречу приключениям и новым интригам.

Но Евгений и впрямь собрался сегодня лечь с ней в постель? С Юли, что выросла на его глазах, — как сказал оставшийся наивным идеалистом Константин? С той девочкой, что после смерти матери не говорила три месяца — и тогда Евгений не знал, почему?

Или с интриганкой, ненавидевшей его змеи знают сколько лет? За то, что случилось, когда они оба были детьми. И уж точно не прекратила ненавидеть, когда он предложил ей выбор между венцом и смертью. Как наверняка когда-то — его отец ее матери.

Оба варианта — одинаково дикие.

И это он-то — не одну неделю не смевший дотронуться до тихой, пугливой Софии? Столько месяцев мучительно ломавший голову, как до нее достучаться?

А нужно было не достукиваться, куда не просят, а просто отпустить. Юлиану тоже нужно было отпустить, а не… Как это будет теперь называться?

Спроси у покойного Романа. Ему такое весьма нравилось.

Да и отцу — временами. Иначе не тащил бы беременную вдову брата под венец чуть ли не за шкирку.

Служанки, оказывается, помнят и это.

Тем не менее, вперед. Свадьба отгремела, молодая жена — в опочивальне.

Заныл давно заживший шрам чуть выше колена. Резать руку — заметят. Поэтому когда-то Евгений остановил выбор на ноге. Крови было столько, что служанки утром косились дикими глазами. И распускали слухи, что у сыновей Бориса наклонности одинаковые. Старший не трогает прислугу — уже повезло, а то бы…

А София просто грохнулась в обморок. По второму разу. Она вида крови никогда не переносила. И еще как-то собиралась кого-то там резать…

Юлиана про девственность наверняка вообще солгала, но это — последнее, что сейчас важно. А у императора — хоть одно полезное преимущество. Не нужно ни перед кем отчитываться и оправдываться. Так что на сей раз обойдемся без кинжалов. Если, конечно, их не прихватит с собой молодая жена.

Хорошо, что обошлось заодно без розовых и голубых тонов. Или без белых. Евгений уже не в состоянии умиляться.

— Эжен, заходи, я не кусаюсь, — насмешливо крикнула из глубин спальни Юлиана.

Она отложила книгу, демонстрируя название — как бы случайно. «История самых малоизвестных и смертоносных ядов пятнадцати стран подлунного мира».

Если бы собиралась что-то сегодня подсыпать — точно обошлась бы без предупреждений.

Юлиана всегда была грациозной. И удивительно гибкой. Выскальзывая из-под пушистого одеяла, она себя не посрамила.

Полупрозрачный пеньюар подобран хорошо. Даже виртуозно. Где нужно — скрывает, где нужно — наоборот. Природный талант, или посоветовалась с Феофано? Лучшая куртизанка Гелиополиса обожает ту же тактику.

Пять шагов Юлиана преодолела легко. Изящные руки скользнули по его плечам — будто всегда так делала. Будто Евгений прожил с ней лет десять.

Впрочем, это почти так. Прожил совсем рядом. В одном дворце, в одних виллах, в одних садах. Совершенно ее не зная.

Он даже полуголой уже Юли видел многократно. С детства. Купались-то вместе.

Легкий флёр — неужели фиалки, никогда бы не угадал, — окутал еле уловимым облачком. Тоже совет Феофано? У той совсем другие ароматы, но подобрать Юлиане что-то необычное — могла.

Впрочем, кто сказал, что ей вообще нужны советы?

А огненный шелк — это, конечно, смело. Под оттенок бронзовых локонов.

Такое идет далеко не всем. Юлиане, как ни странно, весьма.

— Я решила, что белое — это устарело. Но если ты сейчас намерен уйти, то хоть сначала скажи: как мне? — Она легко закружилась по комнате, шелк — вместе с ней. — Я же полчаса наряжалась, служанок гоняла.

Тех же самых, что и тогда?

— Да уж, для Романа было бы проще! — вырвалось у него.

И зачем? Юли и так ведет игру за двоих. Раз уж победитель и завоеватель в последний момент готов сам спастись бегством.

Точно — брякнул зря. Она будто погасла. Шелк опадает крыльями бабочки. Огненной. Вместе с кружевами.

Ощущение, что сейчас Юли зябко обнимет себя за плечи. Как в детстве. А то еще и колени подожмет к подбородку. Забьется в угол.

Но нет. Наоборот — выпрямилась. Расправила плечи. Чуть повела плечом — позволяя пеньюару сползти. Хотя вроде бы — куда уж еще?

Всегда есть куда.

— Ты все-таки хотел… иначе? — ее голос чуть построжел. Но не дрогнул. — Почему не сказал заранее?

Отлично. Теперь он еще и обзавидовавшийся Роману садист и извращенец. Юли тоже слушала тех служанок? Под примерку нарядов?

Или просто изучала вкусы предыдущих женихов? Их было немало.

— Считай, что я сморозил глупость, ладно?

— Эжен, я всё понимаю. И слов назад не беру. Я — твоя. Как ты хочешь. Как пожелаешь. Здесь, там, как угодно. Я держу обещание.

Ну да. Евгений же купил ее. Как Софию — только тогда сдуру не знал, что покупает. А здесь озвучил всё весьма откровенно.

Или как Феофано. К которой теперь тоже тянет не особо. Даже к ней. Хоть куртизанка — давно взрослая женщина. И продает себя добровольно. И осознает, что делает. И, может, даже находит в этом удовольствие.

Зачем он женился на Юлиане вообще? Еще и потому, что императору всё равно нужна жена? А еще одной купленной рыдающей девочки он просто не выдержит. А их теперь начнут подсовывать толпами. И нещадно лупить дома, что не смогла заинтересовать нового императора.

Юли хотя бы смеется, танцует в шелках и предлагает попробовать больные фантазии Романа. Пусть это и просто бравада.

Почему бы не закрыть глаза? И не представить рядом… хотя бы Феофано? Моложе нынешней лет на десять, еще красивее?

Кого представит Юлиана? Не Алана же Эдингема, в самом деле. Может, Константина? Он лучше их всех.

— Эжен, я, конечно, знаю всевозможные отравленные помады, но собираюсь жить долго. Так что целовать меня ты можешь спокойно. Если, конечно, мы не в пещере, и начинать не полагается с дубиной мне по черепушке?

А еще у нее колотится сердце. И вряд ли от внезапно вспыхнувшей страсти.

Еще бы — если он еще и молчит. В ответ на всё.

Прямо восточный султан в гареме. Султан, затащивший туда ненавидящую его одалиску.

И ведь она не так уж и шутит. Змеи побери, Юлиана и впрямь ждет от него Темный знает чего.

А Феофано он зря не навещал давно. Проще было бы уйти.

Аромат кружит голову. И что-то неуловимо напоминает… тоже из детства. Не вспомнить. Слишком много утекло… крови.

Слишком всё переменилось.

Что плещется в глубине малахитовых глаз?

— Ну наконец-то, — совсем тихий шепот.

Гибкое тело скользнуло в его объятия. Шелк, мягко шурша, стекает на пол.

— Почему фиалки? — совсем тихо, но она услышала:

— А ты не помнишь? Не помнишь? Тогда — забудь…

3

Опасность разбудила вовремя. Евгений не воевал ни дня, зато родился и вырос во дворце. Поспишь тут спокойно! Особенно после той выходки Софии.

Тут кто крепко спит — вообще не просыпается. Или в таком виде, что лучше уж сразу в Бездну.

Полуодетая Юли — еще прекраснее, чем в пурпуре. Конечно, совсем без пеньюара — вообще божественно, в этом он убедился вчера. И еще убедится — если они оба переживут это утро. Если никто друг друга не убьет.

Бронзовая грива пышных волос, малахитовая глубина глаз, недрогнувшие руки. Юлиана даже в детстве была удивительно красивой девочкой. Когда Евгений еще гордился ею совершенно по-братски.

Ну еще изящная шея, хрупкие линии ключиц, пышная грудь… а дальше некстати — одеяло. Совершенно лишнее. Кстати, и в драке помешает. И не только Евгению.

Да, еще более лишний — кинжал. Не будем забывать о главном. Милая острая игрушка — в дюйме от горла будущей жертвы. Чтоб не слишком расслаблялся. И не отвлекался на другие детали. Менее сейчас важные.

Взгляд сквозь не дрожащие ресницы можно держать долго. Заодно подумать, сколько выдержит Юли.

Девушка удобно оперлась локтем о смятую постель — как вчера о плаху с гардиной. Одеяло сползло еще на дюйм. Рыжее на синем смотрится неплохо.

Теперь Юлиана небрежно поигрывает кинжалом. Ждет, когда жертва проснется. И наконец испугается.

Накидывать пеньюар, кстати, было излишне. Больше времени жертве на пробуждение.

Ладно. Не до полудня же так валяться.

Рывок. Кинжал летит в сторону. В угол. Далеко. Чтобы не мешал дальнейшей беседе.

Долетел. Мягко шлепнулся о ковер. Наверное, повредит. Зато больше не мешает.

Перекат. Вместе с жертвой. Только роли сменились. В Мидантии так бывает часто. Особенно в последнее время. Оглянуться не успеешь.

Снизу Юли еще соблазнительнее. Да и одеяло в пылу борьбы вежливо уползло куда-то в ноги. Тоже, чтобы больше не мешать.

— Рука не затекла? — заботливо поинтересовался Евгений.

— А ты полагал, я тебе спущу все угрозы? — прошипела Юлиана.

— Я могу добавить новых: приковывать тебя на ночь, чтобы спать спокойно. С твоей стороны это была дурацкая шутка, Юли. И мне сейчас очень хочется отлупить тебя до крови. И вовсе не потому, что я — садист и извращенец.

Хотела бы убить — уже убила бы. Не факт, что получилось бы, но это уже другой вопрос.

— Прямо сейчас? — деловито уточнила она. — Тогда выпусти, я перевернусь. Ты ведь не по лицу меня бить собираешься. Или подождать, пока принесут цепи? Ты, кажется, собрался кого-то приковывать? Руки — к спинке кровати, или как? Кстати, это займет какое-то время. Может, сначала позавтракаем? Или будешь кормить меня с рук?

Юлиану можно или прикончить, или терпеливо сносить ее выходки. Другого не дано.

— Кстати, тогда лучше другую кровать. Эту кузнец может разломать в процессе напрочь.

— Я подумаю, Юли. Неплохая мысль — прихватить в постель нож, но в следующий раз заранее предупреждай о своих вкусах, пожалуйста. Может, я их и разделю, кто знает? Больно уж часто намекаешь.

— Только учти, что на сегодня у меня открытое платье. Так что предлагаю расправу со мной отложить до вечера.

— Я подумаю. Тем более, платье открывает не всё — даже твое. Или ты намерена выйти голой?

— Я подумаю. Ладно, если ты пока не надумал меня казнить или что попроще, собирайся — опоздаем на ипподром. Тем более, насчет завтрака я не шутила. Ты еще помнишь, что я люблю?

Во весь рост она тоже хороша. Только осторожнее босиком по ковру. Там где-то неподалеку бесхозный кинжал валяется.

Надо бы получше обыскать спальню. Что тут за склад оружия, в самом деле?

И еще бы забыть, что вчера она собиралась убить его на самом деле.

— Ты меня коронуешь, — не оборачиваясь, проронила Юлиана. Уже от туалетного столика. Тянется за черепаховым гребнем. — Рано или поздно.

Евгений рассмеялся. Вполне искренне и весело:

— Всё же ты всегда была мечтательницей, Юли.

4

Мидантийский Скорпион скончался от желудочных колик. Переел рябчиков в ананасах. Или золотого идалийского перепил. Печень у бедняги отказала.

Всё лучше, чем многоступенчатая на площади. Гораздо лучше. Алан это может утверждать с чистой совестью. Сам ее ждал. Почти сутки. Точнее — первые часы. Потом уже просто казни. Всё же на помилование особо не рассчитывал. Скорее, что конверт со сведениями о шпионах Романа вручат перед казнью. Вполне в духе самой ядовитой из стран, не считая Шахистана. Но там Эдингема нет.

Оставалось надеяться лишь, что дадут хоть полчаса. Прочесть последний дар. С таким трудом выцарапанный. С риском угодить-таки в застенки. Где вежливого императора сменит невежливый палач.

На свободе эвитанец провел не больше двух часов. В посольстве встретили с вытаращенными глазами — как воскресшего покойника. А еще дипломаты.

Но пока со службы не прогнали. Ждут вестей с родины. Без них не смеют.

Что устроит Ревинтер — лучше даже не думать. Новый император Алана освободил, но покрывать не станет.

Едва успел вылезти из ванны, как подоспело письмо. С пурпурным вензелем.

Чуть было не решил, что сейчас вернут в тюрьму. Или вежливо попросят застрелиться лично.

Или как принято в Мидантии — яд. А может — шнурок. Тоже, небось, ядовитый. На всякий случай.

«Юлиана, милостью Творца императрица Мидантии…»

Скорее, попущением Творца. Тем, что он прошляпил.

А не успей Алан побывать в посольстве — решил бы, что в Мидантии еще один переворот. Они тут теперь часто.

Но нет. То ли гремучая, то ли подколодная змея Юлиана просто умудрилась опять выскользнуть сухой из воды. И захватить-таки трон — не сама, так через брак с добившимся успеха претендентом.

Приглашение в ложу императрицы застало невезучего (или наоборот — что-то подозрительного везучего) эвитанца врасплох. Как и вообще приглашение на ипподром.

Конечно, лучше, чем предложение самоубийства или новый арест. Но только мести за предательство Алану еще и не хватало. От той вечной счастливицы, что вновь выкрутилась лучше всех. И опять на коне. И не на тех, что соревнующиеся наездники.

Этот Евгений, конечно, сам хорош. До сих пор от его нейтрального тона мурашки пробирают. Будущую судьбу Алана он обрисовывал, как скучный урок зануды-ментора. Но при этом на записной стерве-то зачем жениться? Нашел бы тихую, скромную девочку…

Хотя после предыдущей жены ни одной девочке уже не поверишь. Всю жизнь будешь проверять, пока бедняжка от страха не помрет — если и впрямь тихая и скромная.

— Его Величество скоро вернется. Дела-дела, — обольстительно улыбнулась Юлиана. Нежный голос, сияющая улыбка, ледяные глаза.

Прекрасная и опасная.

И Алан наконец ее понял. Он же видел Гизелу — Мидантийскую Пантеру. Вот кто мог стать идеалом юности принцессы Юлианы! Все мы кому-то подражаем.

Но Гизела, хоть и ступает по грани, следует собственному кодексу. И весьма строгому.

А если ли хоть что-то святое для этой полубезумной красавицы? Так нежданно взлетевшей вверх. Откуда рухнуть можно только в могилу. Хотя как раз туда путь ведет из любого места.

— Осуждаете, Алан?

Называла ли она его так раньше? Уже не вспомнить.

Если ему вдруг (что за жуткая мысль⁈) предложат роль любовника? И вовсе не потому, что он Юлиане чем-то приглянулся, а… Да змеи знают почему! Новая императрица Мидантии если и советуется, то лишь с ними.

А ему останется лишь застрелиться. От внезапно свалившегося счастья.

Такое как свалится, так сразу придавит.

— Разве я на такое осмелюсь, Ваше Величество?

— Вы могли погибнуть, — мягко улыбнулась она. Не меняя взгляда.

Да выпустите же уже Алана отсюда, кто-нибудь, а? С ипподрома, из Гелиополиса, из Мидантии! Домой.

— Вы тоже, Ваше Величество, — брякнул он.

— Вы правы: я тоже. Но вряд ли вам жаль меня.

— Как и вам — меня.

— Мне никого не жаль, вы правы. Даже себя. Я свободна. Мне некого жалеть.

— А ваша сестра? — уточнил очевидное Эдингем.

— Еще братца Романа вспомните. Да, конечно, мне было жаль Марию. Но считать ее сестрой? Она — дочь убийцы моей матери. Я пыталась воспринимать ее иначе, но плохо выходило. Я — чудовище?

Да. Как и все вокруг тебя. Кроме, может, бедняги Константина.

Каурый чемпион опередил соперника аж на три корпуса. Следом растянулись прочие. Последний отстал ровно на полдистанции.

— Вы — мидантийка, принцесса и императрица. Скажите, это вы замолвили за меня словечко?

Зрители радостно воют. Под дешевое, разбавленное вино и пирожки. Горячие. Вкусные.

Хорошо им. Зрителям, а не пирожкам. Каково последним — Алан вполне себе представляет.

И их хоть съедят быстро.

Прохладный тент заслоняет от жаркого мидантийского солнца. Но рядом с Юлианой дышать нечем. Будто ее взгляд стискивает горло.

— В смысле, выбрала ли я темной ночью подходящий момент и страстно прошептала: «Да, еще, не забудь про Алана!»? Простите, Эдингем, но вроде бы нет. Если, конечно, я не сделала это во сне. Нет, просто Евгений сам полон сюрпризов. И, знаете, Алан?

Изящная рука играет с бокалом, а дерзкий, пробившийся и сюда луч солнца — с гранями ее малахитового перстня. Сколько там яда? Не в бокале — в кольце, под камнем.

— Я была бы счастлива, будь у меня и впрямь сестра. Дочь моей матери и моего отца. Или хоть любого из них — если нельзя сразу обоих. Сестра, брат, тетя, бабушка, собака, кошка, полярный тигр. Кто-то, оставленный мне матерью. Кто-то, чье имя можно произнести без ненависти. Кого я могла бы любить, не чувствуя себя предательницей. Но чего нет, того нет.

Потому что проще считать Марию дочерью убийцы, чем своей сестрой. Так можно ненавидеть, не чувствуя вины.

Поджарый илладиец цвета воронова крыла медленно, но верно выходит третьим. И скоро догонит второго.

Белый взвился на дыбы. Явное нарушение, но вмешается ли хоть кто-нибудь? Кто-то, имеющий право?

Юлиана слегка кивнула. Алан перевел взгляд — так и есть, Октавиан.

Барс повелительно вскинул руку. Кажется, всаднику белого сейчас не поздоровится.

Точно. Пришлось сойти с дистанции.

И можно не сомневаться, что Октавиан остался союзником Юлианы.

— Простите, императрица, что не полон сочувствия, но по вашей милости я едва не подох. Вчера.

И еще не вечер.

— Именно поэтому вы — такой замечательный собеседник, Алан. Мне не нужно думать, искренни ли вы. Вы настолько меня ненавидите, что не боитесь хамить. Если вас это успокоит, я тоже не надеялась выжить. Шансы были пятьдесят на пятьдесят, а то и ниже. У меня был при себе перстень с ядом… Эжен забрал его, когда мы договорились. Просто я не удержалась доиграть эту партию. Подвел азарт игрока. В итоге я — императрица и мачеха наследницы престола.

Эдингем содрогнулся. Бедный ребенок!

— Вдруг я на это еще гожусь, как думаете, Алан? Вдруг гожусь даже я? Будете вино?

Лучик солнца скользнул по перстню в последний раз. Юлиана поймала зайчика кольцом, а взгляд несчастного собеседника — своим. Шаловливо рассмеялась:

— Алан, это обычная безделушка. Красивая, но безопасная. Как теперь я…

Сейчас тебе кто поверит!

— И чего же вы хотите от меня, Ваше Высо… Величество?

— Да, с некоторых пор я — Величество, — усмехается она.

— Поздравляю с блистательной победой, моя императрица.

— Ваша? Вы с некоторых пор — подданный мидантийской короны? И давно?

Творец упаси!

— Может, с тех пор, как влез в мидантийский заговор и угодил в мидантийскую тюрьму? — взбесился Эдингем.

Он уже устал бояться. Да и с возможной казнью успел свыкнуться. Почти. Сначала с ним, как хотел, играл новый император. А теперь еще и любезно уступил забаву императрице.

Гроссмейстеры ратной доски, чтоб вам! В следующий раз, может, обойдетесь партией на доске? Всё меньше посторонних жертв.

Впрочем, козырям всегда плевать на всякую мелочь. Особенно тузам.

Только в Эвитане Алана защищали. А здесь… Его и Ревинтер теперь смахнет с доски.

— И подслушали не предназначенные вам мидантийские тайны — забыли вы добавить. Или и в этом виновата я? Что вы любите уединяться с красивыми дамами? Впрочем, как раз те тайны теперь действительно — вчерашний день. Да и императрица в Мидантии — не София. За такое уже не убивают.

Может, еще и спасибо сказать? Ради спасения некоего эвитанца сменили на престоле императора? Не говоря уже о такой мелочи, как чья-то супруга.

— Еще раз мои поздравления с победой.

' — Кавалер Эдингем, Константин жив. Как и моя сестра Мария. Вам это известно. Вы знаете, что Роман его не убивал. Не знаю, почему я позволяю вам жить с такой тайной. Наверное, из сентиментальности. Но если об этом заговорят — я буду знать, у кого слишком длинный язык, Алан. И можете не сомневаться — вам его укоротят даже в Эвитане'.

Алан и не усомнился.

— Вы совсем забыли нашу вчерашнюю игру? А заодно и всё, чему я вас столь любезно учила? Я не победила, я просто не проиграла.

— Вы так и не сказали, чего вы от меня хотите⁈ Игрушку нашли!

Где-то в глубине души жалко рыдают остатки осторожности. Гордость отшвырнула их увесистым пинком.

— Может, мне полагается вас еще и пожалеть? Так вы сейчас отнюдь не в Бездне и не в застенках, а на троне. Лошадиными бегами любуетесь, посылаете мне письма с вензелем. Предлагаете вина, а я должен гадать, отравлено оно или нет. И синяков на вашем лице я что-то не заметил, хоть вы и вышли замуж за того, кого едва не прикончили. А я эту ночь провел в ожидании казни, а не мял шелковые простыни брачного ложа!

Вот теперь казнят точно! Как за три заговора.

Он всё же умудрился испугаться. А она лишь рассмеялась:

— А вы хотите поменяться? У Евгения вроде вкусы традиционные, но ради вас могу уточнить.

— Что?

Вчера он хотел дать в морду императору. Кажется, императрице — это еще хуже? Даже если такая и сдачи отвесит — мало не покажется.

Может, проще молчать? Как умеет монсеньор? Только уже поздновато.

Или в Мидантии вообще считается нормой подозревать любого в… такой гадости?

— И простыни были льняные, Алан. Сразу видно, вы не из самой богатой семьи. Вы вообще когда-нибудь пробовали спать на шелке? Или «мять» его? Захотите отшить надоевшую любовницу — стелите шелк, рекомендую.

— Вы надо мной издеваетесь? — похоронно вздохнул он.

— А что мне остается делать? Императрица я совсем недавно, могу плохо знать правила. Казнить вас за оскорбление? Или предложить место моего любовника?

Эдингема прошиб пот. Накаркал! Эта девушка вчера отыграла жизнь с огромным трудом. Ее ведь наверняка уже все хоронили — не хуже, чем его самого. Юлиана выбралась с грани Бездны.

И теперь равнодушно вновь бросает эту жизнь на кон. И свою, и Алана.

Ей ведь всего восемнадцать лет. Этой жестокой, порочной интриганке, этой записной стерве. Она же ровесница Эйды.

В этой Мидантии каждый второй — сумасшедший. А во дворце и вовсе нормальных нет и быть не может. Они тут не выживают.

— Вы уже говорили, что принцессы не имеют дела с бедными дворянами.

К счастью для бедных дворян.

— Так-то принцессы, а я — замужняя императрица. Ситуация изменилась, не находите?

— Вы так хотите, чтобы меня всё же казнили? Зачем вам это?

— А разве любовь принцессы не стоит жизни? А как же баллады и куча модных романов? Ах да, я же больше не принцесса. Простите, Алан. Но вы так забавно прицепились к простыням, а у меня так мало развлечений.

Да. Со вчерашнего дня больше никто не умер. Как скучно.

И заговоры ныне уже, похоже, не в моде. За неимением претендентов на трон. Если, конечно, Октавиан вдруг не решит туда усесться сам.

Но у него уже есть супруга. И этот ради Юлианы разведется вряд ли.

Да и поддержат ли его?

Что она вчера устроила Евгению, хотелось бы знать? Приворотный порошок подсыпала? Или сразу яд, а свадьбу потребовала взамен противоядия? А заодно и помилование. И кучу условий оговорила. С привлечением толпы лучших крючкотворов империи.

С этим Евгением нужно список размером с трактат составлять. И всё равно учтешь маловато. Пропустишь наверняка самое важное.

— Я просто не смогла удержаться. Вы так забавно реагируете. Но забудем о такой чудовищной мне. Я вас вообще-то вызвала, чтобы отдать долги.

Так и знал.

— Воспользоваться перстнем с ядом?

— Алан, вы чем меня слушали? У меня его больше нет. Эжен — мидантиец, как и я. У меня больше нет перстня и моей чудесной коллекции отравленных помад. А я их так долго собирала. Думала, какой осчастливлю Романа, а какая подойдет к ночной сорочке вашего Карла. Еще одна была для принца Гуго. А самая великолепная, с самым чудным ароматом — для моего дорогого отчима. Если вдруг решит, что я похожа на маму больше, чем он считал до сих пор. Впрочем, целовать вас я всё равно не собиралась. Это мы уже обсудили.

Мягкий шелест дорогой бумаги. Письмо перешло из рук в руки. Толстое, увесистое. Без вензеля.

Осталось надеяться, что хоть его не траванули, но гарантии нет. Эта девица помешана на ядах. И на странных играх.

А с ее лица вдруг стерлись малейшие следы шаловливого веселья. Принцесса Юлиана — не дитя. Даже жестокое и испорченное.

— Евгений честно с вами расплатился, о чём бы вы ни договорились. В нем я даже не сомневаюсь. Но у несостоявшейся любовницы Романа есть свои возможности. А я обещала вам помочь, помните?

— Зачем я этим людям? — безнадежно вздохнул Алан.

— Вы связаны с Регентом Эвитана. А этим людям очень нужен Эвитан. Эвитан, Мидантия, Квирина, Бьёрнланд — всё. Такие же, как мой дядя-отчим. Им всегда мало.

— Будьте осторожны! — вдруг вырвалось у Эдингема.

— Вам всё же станет меня жаль? — смеются губы, смеется удивительно прекрасное лицо. Холоден взгляд. — Напрасно. Даже если я умру сегодня — согласитесь, я сделала немало? Я — злодейка и интриганка, но отомстила за мать, погубила убийцу и разрушила всё, что он сделал. А между делом спасла Марию и Константина. Ну, еще помогла вам. Короткая и яркая жизнь лучше длинной и скучной. Разве не так говорят романисты? А еще вчера я получила слишком много непрошеных даров, Алан. Всё, о чём мечтала… но несколько иначе, чем мечтала.

— Вы настолько мечтали о мидантийском престоле?

— Что? А почему бы и нет, Алан? Достойная мечта для мидантийской принцессы. Сиденье на редкость удобное. И красивое. Правда, вчера я мечтала только о смерти.

Это заметно.

— Не сочтите за дерзость, но это никогда не поздно, Ваше Величество.

— Сейчас? Это уже будет несколько смешно, не находите? Я все-таки не героиня баллады. Ладно, Алан, вы свободны. Это я — в клетке.