Папа, спаси меня

Глава 19

Кирилл достает с подставки рядом со своей огромной кроватью сигареты, щелкает зажигалкой и над нами проплывает едва заметное дымовое облачко. Этот аромат мне не кажется неприятным — он пропитан Кириллом, и я тоже вся им пропитана, так что мы в каком-то смысле с ним породнились.

Туман в голове развеивается, и я жду, что он скажет что-то, может быть, очень обидное, а может быть, вообще отстранённое. Ведь это же Дикий — не всегда можно угадать его реакцию на то, что будет дальше, если что-то происходит не по его плану.

Но он молча курит и думает о чем-то, напряженно нахмурив брови. Между ними залегает глубокая складка, и я ловлю себя на том, что в пальцах покалывает знакомое электричество — так хочется нежно провести подушечками пальцев по ней, разгладить, забрать эту печаль.

Это молчание постепенно становится гнетущим, когда сигарета заканчивается, и больше ничего не происходит. Думаю, он не понимает, что я делаю здесь, в его постели, а я…не могу ему рассказать всего.

За окном начинают свистеть ранние пташки, оповещающие о начале нового дня, новой жизни, и только в этот момент я замечаю, что в комнате достаточно посветлело. Прохлада и свежесть раннего утра обвевает кожу, опаленную страстью, и я кутаюсь в белоснежную, хрусткую простынь, которую выуживаю из-под огромной мягкой подушки.

Кирилл замечает это и хмыкает.

— Поздно стесняться, Малая, — говорит он и тушит окурок о пепельницу рядом.

Робко улыбаюсь. Неопределенно повожу плечами.

— Я — в душ, — негромко говорит он мне, и в его глазах проблескивает ожидание. Он прищуривается, словно не может прочесть чего-то важного в моем лице, и медленно встает. Идет медленно к двери, совершенно не стесняясь своего обнаженного, могучего, совершенного тела, а я прячу нос под ткань, но не могу набраться смелости и спрятать глаза, которые невозможно оторвать от мужчины.

Как только слышу шум воды, резко вскакиваю. Кутаю свое тело на манер тоги в тонкую простынь и скольжу к двери.

Утро после бурной ночи между двумя людьми, которые ненавидят друг друга — это не самое страшное, странное, неприятное, что может случиться в жизни. Но я не хочу продолжения неловкости, которая обязательно опадет на нас тяжелой горой, которая состоит из камней обид и груза недоговоренностей.

Дверь негромко отворяется, я ступаю босыми ногами по полу, осторожно, как шпион на задании, и возвращаюсь в свою комнату, которая безмолвно и порицающе смотрит на меня неуютной, остывшей за ночь кроватью.

Ну и пусть.

Пусть думает, что ему угодно. Главное — это то, что я смогла вобрать в себя его часть, и совсем скоро она поможет мне спасти Егорушку.

Я, привычно хмурясь, смотрю на сотовый телефон, думая о том, что пять утра — слишком рано, чтобы вызывать такси и ехать одной к сыну или звонить няне, будить ее и спрашивать, как себя чувствует мое единственное сокровище.

Вдруг слышу грохот закрывшейся двери и в страхе напрягаюсь, вжав голову в плечи.

Если это Кирилл пришел за разговором, который уже не нужен, и доставит только неприятные ощущения и мне, и ему, то я скажу ему…Даже не знаю, что.

Но в дверях отведённой мне комнаты появляется Женя. Глядя в его помятое лицо, на вчерашние футболку, и джинсы, которые он не снял, неосознанно поправляю выше уголок простыни, украденной из комнаты Кирилла.

— А, вот ты где, — хрипловато говорит он. И умывает руками лицо, заспанные воспаленные глаза. — А кстати, где ты была?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍