Папа, спаси меня

Глава 37

Говорят, что на войне не бывает атеистов. Я бы хотела добавить к этому еще одно замечание: атеистов нет и в детской больнице. Потому что в глубине души за здравие детей молятся все: и те, кто верит в бога, и те, кто не верит, и особенно те, кто проклинает высшие силы за те болезни, которые точат изнутри маленькие, еще не успевшие нагрешить, сердца.

Мы находимся в клинике с Егором уже почти месяц. И если меня кто-то спросит: ну как ты? Как дела? Я не найду ответа. Каждый день у меня слился с ночью, а ночь — со следующим днем. Мне кажется, я не вижу просвета, не вижу жизни, не вижу солнца.

На фоне ежечасных волнений за Егорку у меня у самой начались проблемы со здоровьем — утренняя тошнота и частые головокружения. Но, как солдат на войне, не обращаю внимания ни на одно из этих изменений и не подхожу к врачам за лекарствами: само пройдет, все это не так важно, как то, как себя будет чувствовать мой единственный малыш.

— Привет. Как дела, боец? — в палату входит Кирилл. По обыкновению он не смотрит в мою сторону, а сразу идет к Егорке. Сын улыбается и берет в руки протянутую мужчиной яркую и большую книжку.

— Пока будете читать с мамой, а потом — и ты сам, — Кирилл садится на кровать к Егору. — Ну, рассказывай, как у тебя дела?

— Опять кормили кашей, — морщится малыш.

— Ты что, не любишь кашу? — деланно изумляется Кирилл. — Все бойцы любят кашу, едят круглые сутки с утра до вечера. А в перерывах жуют шашлык, конечно же.

Егорка хохочет.

Эти ежедневные посещения Кирилла в разное время дня с небольшими или, наоборот, большими детскими подарками, стали для ребенка настоящей отрадой в череде длинных серых дней боли и уколов. Кирилл как будто знает, что нужно в настоящую минуту малышу и приходит именно с тем, что ему хочется. Вчера он принес небольшой квадрокоптер, который мы все вместе запускали в больничном коридоре до тех пор, пока нас не выгнала из него уставшая от топота ног медсестра, а на днях — большой планшет, чтобы смотреть мультики и не скучать во время установки системы.

Я не могу найти слов — настолько благодарна ему за все, что он сделал. За то, что взял все в свои сильные руки и устроил то, что, казалось бы, было невозможно: нашел еще один выход из патовой ситуации, заложниками которой мы стали с малышом.

Его биоматериал подошел, и, благодаря тому, что Кирилл нашел врачей с другим подходом к лечению, нам не нужно ждать девять месяцев для рождения ребенка, чтобы взять пуповинную кровь и использовать ее для лечения Егора.

Это невероятное совпадение, подарок судьбы, не иначе: что Кирилл появился на пороге моего дома именно в такое нужное время…

— Почитаем вместе, — говорит Егорушка и Кирилл впервые кидает на меня свой взгляд, от которого у меня по всему телу бежит озноб. Я складываю руки на груди, будто бы хочу отгородиться от его сильной ауры, которая проникает под мой простой спортивный костюм, стремится попасть прямо в кровь, но это не помогает, я чувствую каждой клеточкой тела его присутствие — такое сильное действие он оказывает на меня.

Мужчина кивает своим мыслям и усаживается поудобнее.

— Давным-давно в одном королевстве жил да был один разбойник, — делает вид, что читает книгу Кир, а сам только перелистывает страницы, чтобы Егорка лучше рассмотрел красочные картинки. — И не было у этого разбойника ничего, только одно лишь горячее сердце. И однажды он влюбился в принцессу, и он думал, что она тоже влюбилась в него.

Егорке слушать про это не интересно: он явно хочет слышать про драки и взрывы, а эти сказки для девочек ему не нужны. Он вошкается и ерзает, а Кирилл подглядывает на него и посмеивается тихонько.

Эта картина, когда он беседует с сыном, делая вид, что читает книгу, буквально режет меня по живому. Женя не особенно любил заниматься ребенком. Он всегда просил оставить его в покое — меньше криков, меньше шума, и Егор не особенно привык к мужскому вниманию, и потому сейчас не может найти слов, чтобы высказать Кириллу, что ему что-то не нравится…

Я убираю волосы в высокий хвост, чтобы они не мешались и отхожу к окну, прямо напротив прозрачной двери в нашу отдельную палату, которую обустроил нам Кирилл. Здесь есть все, что нужно: телевизор, холодильник, микроволновка, нет только одного — ощущения будущей свободы, предчувствия скорого положительного исхода.

Сейчас мы ждем последних анализов, которые должны прийти на днях, и только тогда нас с Егором выпишут из клиники.

Я не знаю, куда мы пойдем с ним. Возвращаться домой к Жене я не готова. После этой некрасивой сцены у ворот дома Кира мы толком не разговаривали еще, потому что тот сразу же начинал повышать голос и кричать на меня, обвиняя во всех грехах.

К отцу — не вариант. Ему вообще все равно на меня. Он отзванивается раз в неделю только для того, чтобы убедиться в том, что его внук жив, а я нахожусь с ним неотступно.

Мне хочется оставить квартиру Жене, попросить прощения за все у Кирилла и въехать в какую-то маленькую квартирку возле парка, чтобы можно было гулять с малышом каждый день, давая ему возможность насладиться прелестью природы, готовящейся к осени.

Я верчу в руках сотовый телефон, и вновь и вновь пишу и стираю сообщение, которое пишу Жене. «Хочу развестись как можно скорее», — эту мысль я пытаюсь донести до него уже не первый день с тех пор, как была проведена операция. Мне не до того, чтобы заниматься бумагами, но я хочу скорее разделаться с этим, расквитаться, чтобы, когда мы выйдем из больницы, муж стал бывшим, а мы с сыном начали жизнь с чистого листа.

— УФ! — вдруг восклицает Кирилл. — Чуть не забыл! Я принес тебе многое всего вкусного.

Егорка хлопает в ладоши, а мужчина медленно встает с кровати, подходит к большой сумке, в которой он постоянно приносит нам что-то из ресторана рядом. Аппетит у малыша никакой, я тоже сейчас ем очень мало, да и отец также обеспечил нас всем необходимым, хоть я его и не просила, но эта забота Кирилла мне греет сердце. Он такой человек: конкретный, не пасующий перед трудностями, и то, что думает о таких мелких и бытовых вещах, как подарки сыну, вкусности, чтобы подогреть его аппетит, заставляет каждый раз посмотреть на него по-новому.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кирилл медленно достает фрукты, контейнеры с разными пирожными и открывает одно. По больничной палате разносится аромат вкусной выпечки с курицей, покрытой сыром, и я ощущаю, как мне снова неожиданно становится плохо.

Горло сдавливает спазм, из глаз буквально сыпятся искры.

Закрыв рот рукой, спешу в уборную. Не успеваю даже до конца закрыть дверь, но мне не до сантиментов.

Кирилл, наверняка, недоумевает, но у него хватает такта не заходить в ванную комнату, чтобы добавить мне еще больше неприятных мгновений. Он увлекает Егора, они вместе смотря на улицу. Не такой я хотела бы предстать перед ним…Не такой…

Спустя томительные минуты мою рот и руки с мылом и смотрю в зеркало. Оттуда на меня глядит измученная бледная женщина с запавшими глазами. От той красоты и ухоженности, что была совсем недавно, не осталось и следа. Теперь я просто стала тенью совсем другого человека, обременённого страхом, болью, безвыходностью…Не знаю: вернется ли она когда-нибудь обратно? Сможет ли вернуть себя?

— Ты в порядке? — поворачивается Кир ко мне. Егор спрыгивает с табурета и бежит ко мне, но у меня не хватает сил, чтобы поднять его на руки и просто сажусь рядом, чтобы приобнять.

— В полном.

— Позвать врача? — в его голосе слышны горечь и волнение, но я отметаю их одним движением руки.

— Не нужно, это просто от усталости, да и больничные стены не очень хорошо действуют. Скоро мы выйдем отсюда, и все наладится.