Дом кажется пустым — темнота в нем окутывает сильнее самого холодного северного ветра. Но я знала, что в этот час в доме находится один человек. Тот, кто был мне нужен.
— Спасибо, обратно я доберусь на такси, — повернулась я к Кириллу, но его глаза предостерегающе блеснули в полутьме. Вечер опускался на город медленно, но здесь, под тенью огромных деревьев, казалось, что уже ночь вступала в свои права.
— Я пойду с тобой, — медленно и внятно проговорил он. Я вытянула вперед руку, желая жестом показать ему, что не хочу ничего слышать, но Кир уже вышел из машины, как всегда все взяв в свои руки.
Мне же не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Погремев сумочкой, извлекла из нее ключи. Нажала на кнопку, отворяя ворота. Медленным шагом прошла вперед по брусчатке. Фонари, которые реагировали на движение человека, тут же приветливо замигали, засияв этакой взлетной полосой до самой двери огромного, холодного дома.
Дома, в котором я росла.
Кирилл медленно шел за мной, и я на самом деле была благодарна ему за такую поддержку. Конечно же, я бы не сбежала в самый последний момент, но волновалась перед разговором как минимум в два раза больше. Как все пройдет? Смогу ли я найти те нужные слова? Получится ли донести свои мысли до него?
Нужно отдать ему должное, Кирилл ничего не говорил, не комментировал, не пытался залезть в душу. Понимая, что я собираюсь с духом, он просто молча сопровождал меня в моем нелегком пути.
Дверь поддалась легко, и мы оказались в полутемной гостиной.
Небольшие светильники на полу подсвечивали дом, иначе он бы вообще погрузился в могильную темноту. В большой комнате никого не было. Как и в огромном коридоре. Никто не вышел нам навстречу, и это тоже было очень в его характере.
Я пожала плечами, и прошла вперед. Прошагала мимо черно-белых фотографий, развешанных дизайнерами, даже не взглянув на них. Потому что там, на фото, были незнакомые мне люди. Со стен улыбались женщины, мужчины, дети, — разные люди, которые должны были сделать дом чуточку теплее, больше похожим на жилье человека, а не робота. Но они делали только хуже. Потому что никто не удосужился заменить их на настоящих родных людей, которые соприкасались с ним. Думаю, отец даже не понимал, что фото на стенах должны были принадлежать членам его семьи. Он просто проходил каждый день мимо них, даже не обращая на это внимания.
Оказавшись в конце коридора, потянула дверь на себя.
— Привет, — тихо поздоровалась с отцом, чтобы не напугать своим внезапным появлением. Он медленно поднял глаза на меня и, кажется, нисколько не удивился. Только пальцы, которыми он сжимал бокал с виски, немного напряглись. Кирилл замер позади. Спиной я почувствовала, что он сделал шаг вперед, даже протянул руку, чтобы коснуться меня, но в последний момент передумал. И этот его порыв буквально опалил мое сердце ожиданием счастья, света и тепла, прибавил сил.
— Что с Егором? — тут же спросил отец, даже не вставая с кресла, в котором сидел возле камина, любуясь огнем.
— Он в больнице, под присмотром, — тут же ответила я.
— Тогда что ты… — он явно хотел спросить, что я тут делаю одна, в такой час, без звонка, но тут же изменился в лице, увидев за моим плечом Кирилла.
— Так, так… — он вскочил на ноги и упругой походкой приблизился к нам. — Кого я вижу, да еще в такой компании! Тоня, отойди от него. Сейчас же.
— Отец! — негодуя, воскликнула я.
— Я сказал! — зло бросил мужчина.
Но Кирилл тут же сделал шаг вперед и быстро задвинул меня к себе за спину, будто бы намереваясь уберечь от нападения врагов. Я дотронулась до его спины, и почувствовала, как он вздрогнул под моим прикосновением.
— Я пришла разобраться в том, что случилось много лет назад, — выходя из-за спины Кирилла, сказала я отцу, надвигаясь на него. Впервые за много лет я добавила в свой голос твердости и решительности, и он не мог этого не заметить, судя по вздернутым бровям.
— Там нечего вспоминать и не о чем говорить, — с легкой хрипотцой, выдающей волнение, сказал он. И Кир заметно хмыкнул, выражая недоверие к его словам.
— Ты обманул нас. Обманом заставил расстаться! — взвизгнула я, чувствуя надвигающуюся злость от того, как спокойно он себя вел при нас — свидетелях его скотского поступка.
— И сделал бы это еще раз, — процедил он, скривив губы. А потом отпил из своего стакана излюбленный виски. — Дикий, ты зачем сюда пришел?
— Он — со мной! — нервно прикрикнула я. Мужчины же продолжали смеривать друг друга злыми, колючими взглядами.
— Ты всегда говорил, что нужно отвечать за свои поступки, — брезгливо сморщив губы, проговорил Кирилл, обращаясь к моему отцу. Кажется, между ними шел какой-то безмолвный разговор, который был начат много лет назад. — И я отвечаю за них. Егор — мой сын. Тоня — моя…моя женщина.
— Ты посмотри на него, — насмешливо протянул отец, демонстративно обращаясь ко мне. — Это же преступник, убийца, вор. То, что он сейчас стоит тут такой весь чистенький, не делает его приличным членом общества.
— Зато делает меня мужчиной! — мрачно и веско бросает Кирилл и отец резко поднимает на него свой пылающий непонятным огнем взгляд.
— Отец, зачем…зачем ты так поступил… — заломив руки, спрашиваю, хотя и понимаю, что говорю в пустоту.
Покачав головой, он, сгорбившись, и устало передвигая ногами, добирается до своего кресла у камина. Грузно садится в него.
— Ты залетела не от того, кого нужно было. Какой-то придурок без рода и племени, да еще и из низшей иерархии воров. Зачем он тебе был нужен?
— А Седой у нас принц крови, — едко шутит Кир.
— Седой был не против ее беременности, а я — против того, чтобы у нее был внебрачный ребенок! Тем более от кого?
— Отец! — кричу я, не в силах больше терпеть того, что он оскорбляет Кирилла.
— Да! Я — отец — с ноткой гордости говорит он. — И сделал то, что посчитал нужным. Вы — не пара. Я так решил.
— Знаешь, что! — резко бросаю я. — Не тебе решать за меня что-либо! Ты и без того испортил жизнь. Причем не одну!
Оттолкнув с пути напряженного Кира, выбегаю из комнаты и буквально мчу по коридору, мимо этих безликих холодных стен, на волю, на свежий воздух. В висках колотится злость и ярость, негодование и боль.
— Ты ничего от меня не получишь, поняла? — кричит вслед отец, но я отмахиваюсь от этих глупых слов. Как будто мне от него что-то нужно!
Мне хочется скорее сбежать из этой темницы, в которой отец чахнет над своим богатством, своими странными нравственными устоями, как Кощей, не понимая, что мне всегда нужны были только добрые слова и поддержка.
— Поехали отсюда, — на мои плечи ложатся теплые ладони, и я понимаю по едва заметному аромату табака, что это Кир. Благодарно киваю ему.
— Да, пора в больницу. Егорка там совсем один.
Кирилл заводит мотор, мягко нажимает на газ, и мы едем отсюда, а я чувствую только облегчение от того, что все наконец между нами прояснилось.
И вдруг понимаю, что не хочу, чтобы между нами были какие-то недоговоренности, черные пятна. Мне нужно быть с ним честной и открытой. Что бы он ни решил.
Захочет прогнать из своей жизни — пусть так и сделает. Захочет принять участие в нашей с детьми судьбе — так тому и быть. Но молчать, скрывать от него ничего я больше не имею права. Это было бы нечестно к такому человеку, как он.
— Кир, мне нужно тебе кое-что сказать, — тихо говорю, смотря вперед на дорогу. — Это важно.
— Что ты сожалеешь о том, что сделал отец? — устало хмыкает он, и я ощущаю волны горечи, которые волной идут от его сильного тела.
Мотаю отрицательно головой.
— Значит, о том, что, не разобравшись ни в чем, сделала свои выводы и поверила сразу тому, чему верить было нельзя.
— Да нет же, — поворачиваюсь к нему и жду, пока он посмотрит на меня своими снова ставшими родными глазами. — Я должна тебе сказать это.
Выдыхаю, собираясь с силами, и выпаливаю, не отпуская его взгляда:
— Кирилл, я беременна.