Парад обреченных

Глава 1: Я не здесь

Утро. Рассвет заставляет открыть мне глаза. Встав с кровати, я пошел в уборную. Мое небритое лицо говорило мне, насколько я отвратен себе. Я почистил зубы, пошел на кухню. Типичная кухня неудачника – немытая посуда, остатки пиццы на столе, все говорило мне пора что-то менять. Вообще, я не люблю понедельники, мне надо было идти на учебу. Вечером я подрабатывал у своей бабушки в магазине. Я доел остатки пиццы и начал одеваться. Надев свое черное пальто, я вышел из квартиры на улицу. Теперь мне следовало ехать в автобусе, 40 минут, в душном автобусе. Осознавать, что ты обречён, жить среди них. Что твои соседи, отцы одноклассников твоего будущего ребенка или отморозки из соседней офисной высотки – что это "они". Что это общество подонков. Что это куча мусора, в которой ты как крыса обречен, копошиться, иначе сдохнешь от голода, ведь нельзя жить в обществе и вне его.

Осознавать, что в твоей душе океан ненависти, не находящий себе покоя, пускающий вслед за первой каплей вторую, третью, ручей, реку, океан мыслей, которые заполняют тебя после размышления над пустяковым явлением в обществе. Мои мысли поглощали меня. Многие мои бывшие одноклассницы были модными. Многие – богинями, общающимися только с "клёвыми" парнями за 20 и с машиной. Многие – выскочками, решившими, что пойдут к успеху. И почти все они смотрели на нас, ровесников, свысока. Они были неприступны. Сейчас, я зачастую встречаю их в родном городе. Выучившихся, вернувшихся, а большая часть – даже не пыталась уехать. И почти все они с колясками, гуляющие по парку с важным видом. Я часто вижу их детей, но я никогда не видел их отцов. Ещё я никогда не видел искренних улыбок на их лицах или материнскую любовь в глазах. Я видел одну из них с коляской, в одиночестве гуляющую по улице, а по щекам её текли слёзы.

Годы спустя она будет заедать рюмку. Затягиваться и смотреть в пустоту. Некрасивая, с плохой фигурой, жёлтыми зубами и поседевшими от нервов волосами. Она будет жаловаться, жаловаться такой же, как и она, матери-одиночке, жизнь потрепала, судьба жестока и прочее. И она никогда не признает себя в чём-то виноватой…

Я развернулся в сторону остановки, голова жутко болела. Каково понимать, что ты незаменим, что кто-то нуждается в тебе? Не всякий может похвастать такой роскошью. Есть и те, кто каждый вечер проводят в глухом одиночестве, пытаясь заполнить внутреннюю пустоту мусором из интернета, или напиваются в обществе себя, тешась надеждами и мечтами… У этих людей нет друзей, нет любимых. Родственники считают их неудачниками из-за их нелюдимости, неудач на работе или проблем с учебой. Эти люди сами себя считают никем. У них нет мечты, нет целей, они ничего не хотят. Им не для кого стараться. Для себя. Зачем? Это как всегда никто не оценит. В случае неудачи они услышат "ну кто бы сомневался" или что-то в этом духе, и закроются еще сильней в своем сером безжизненном мирке, полном тихого отчаяния. Возможность успеха даже не рассматривается.

Слабаки, скажете вы. "Лишь бы пожалели, только этого и просят". Неправда. Есть, конечно, исключения типа несчастных страдальцев, которые хотят внимания. Я же говорю о людях с проблемами, с такими проблемами, которые утянули их в вязкое мрачное болото печали и, лишив возможности двигаться, начали медленно засасывать их в себя, ожидая, когда мутная поверхность топи сомкнется над человеческой головой. Этим людям не нужна ваша жалость. Этим людям нужна поддержка. Простая, человеческая поддержка, искренняя и добрая. Если у вас есть кто-то из знакомых, у кого сейчас не лучший период жизни, не высмеивайте его, а помогите. Будьте нужными друг другу. В наше время тяжело достучаться до людей. Думать и развивать критическое мышление сейчас не модно. Или быть искренним и порадоваться за кого-то. Или просто пойти погулять с хорошим человеком, прочитать интересную книгу. Или по-настоящему любить, уважать людей за настоящие поступки, а не за то, что кто-то выжрет залпом бутылку водки. Кто знает, может сейчас в людях слишком много ненависти и злости, а может, безразличия? Может поэтому и мир такой? Спустя двадцать минут приехал автобус. Я сел на пустое сидение, достал свой телефон и наушники. Каждый человек в толпе – одинок. Никому нет дела до других. Все куда-то спешат, у всех дела, и все дела – важные. Никто из людей никогда не подойдёт к тебе на улице и не скажет: "Эй, дружище, почему ты такой грустный? У тебя проблемы? Давай я помогу тебе, и мы решим их вместе". Никто не подарит девушке цветок со словами: "Это вам. Просто за то, что вы есть". Почему люди не решаются на такое? Потому что никому нет дела до других. Есть только он, его личность, возможно семья. Остальное не важно. И поэтому мир такой. Проехав пару остановок, я вышел. Решил прогуляться. От многой мудрости много скорби и умножающий знание умножает печаль. Да ты знаешь правду, ты подвергаешь всё сомнению, ты прекрасно знаешь и понимаешь, что никакого счастья, нет. Забавно,

мир перед глазами начинал терять краски и приобретал серые тона. Все что ты сделаешь за свою "жизнь" – Ничего.

Всем хочется жить "нормально", все хотят спокойствия и стабильности – это природа человека. Даже те, кому нечего терять, цепляются за общепринятые стандарты жизни, за привычные эталоны бытия. Открой глаза. Впусти в свой мозг знания. Почувствуй бесконечное величие вселенной и попробуй найти красоту в многочисленных уголках нашего общего дома. Живи хотя бы на долечку интереснее и отвязнее. Надеюсь, это поможет. Я уже дошел до своей квартиры. Открыл дверь, снял свою одежду и лег в кровать. Каждый мечтает о своем. И это в порядке вещей.

Но бывает, что этот процесс мечтания становится чем-то большим, чем обычная мыслительная деятельность. Находясь на уроке/паре/месте работы твои мысли, бывает, улетают в направлении счастья. Мечты о лучшем… Ты все чаще и чаще погружаешься в этот мир, где у тебя может быть все. Вместо того чтобы в реальной жизни идти к своей мечте я запираюсь в маленькой комнатке у себя в мозгу и смотрю красочные фантастические фильмы.…Наступит ли то время, когда я смогу освободиться от этого и начать жить реальной жизнью? Думаю, каждый из нас перед сном, лежа в своей кровати, не только вспоминает моменты из жизни, анализирует прожитый день, но и мечтает. Мечты о более счастливой жизни, об ответной любви, о полете на Венеру и многомиллиардном наследстве. Я при всех своих возможностях, убиваю свое время на удовлетворение своих биологических потребностей, на всевозможные удовольствия. Я трачу свое время на совершение определенных действий, которые дают мне социальное благо, которые я трачу на результаты совершений других действий, другими людьми. Целый мир построен на этой системе. Но зачем? Для чего? Есть ли смысл? Нет, смысла нет. Дым сигареты щекотал ноздри. Поднимаясь выше, рассеивался, образуя причудливые фигуры и образы, словно сотканные из тончайших нитей. Снаружи сгущалась ночь. Стоя на балконе, я затягивался своим любимым «Marlboro», получая извращенное наслаждение от бессонницы, мучавшей меня уже третий день. Я сам себе не нужен. Огни города не давали сосредоточиться, сконцентрировать мысли, в голове царил бардак. Периодически щёлкала зажигалка, мне нравилось смотреть на язык пламени, вырывавшийся из «Zippo». Черный корпус с гравировкой дракона – этот подарок на 18-летие, сделанный мне отцом. Я ее бережно хранил. Неудивительно, ведь это была последняя вещь, оставшаяся от отца. Глядя на город, я постоянно вспоминал тот инцидент. Автокатастрофа. Врачи сказали, что смерть наступила от ожогов. Меня тогда трясло от беспомощности. Я мог что-то сделать, но боялся адского жара, объявшего водительское сиденье. А теперь, спустя 2 года, он полюбил проводить время, глядя на пламя свечи или зажигалки. В них ему виделась недоступная людям мощь. Вот и сейчас замер, в задумчивости рассматривая огонёк. Затушив сигарету, вернулся в комнату. Разбросанные вещи, одежда, тарелки, смятые банки энергетиков – квартира была отличной демонстрацией того хаоса, что творился в голове. Хотелось выбросить всё это, все мысли, все вещи, весь мусор и дурные воспоминания – просто сгрести и вышвырнуть из окна. А лучше сжечь. Мне снилось детство. Солнце на чистом небе, такое яркое в глазах ребёнка. Тёплый ветер обдувает лицо. Чувство беззаботности, свободы, радости. Вот я сижу с другом около муравейника. Насекомые внизу копошатся, строят что-то, таскают ветки, камешки и прочий хлам. Друг загадочно улыбается. В его руках я видел зажигалку – стащил, наверное, у отца. Пара неуверенных щелчков и вот уже пламя медленно опускается на муравейник. Маленький огонёк разгорается всё ярче и ярче. Насекомые недоумевают и паникуют – их дом, до некоторых пор казавшийся таким защищённым, вдруг начал рушиться, объятый не на шутку разбушевавшимся жаром. Мне по нраву разрушение. Ты можешь покалечить себя, но не можешь уничтожить себя, можешь убивать себя, но никогда не убьешь. Весьма назойливая, мрачная, правда. Но это не совсем то, что ты можешь про это подумать, не совсем то, что ты видишь это чуть больше чем страх, но чуть меньше чем ужас, это можно заметить, но невозможно понять, по крайней мере, если тебе 14 или 18. Это повреждение твоего разума, некая травма. Жизнь – это боль, пока среди нас существуют люди, которые считают, что задают "правильный" ритм и думают, что они короли мира. Хотя на самом деле, просто идут на поводу у тех, кто держит их у основания. Мир – информационная помойка, в которой нет места всем твоим потенциалам и энергиям. У всего есть свой “тон”, и этот "тон" задают тебе, а не ты! А те, кто утверждает, что способен держать свой ритм, быть в своем тоне, подвержен даже большему влиянию этого мусора вокруг нас, который велит думать и делать так, как следует кому-то. Что не так с этим временем? Кажется, все не так. Честность? Мимо. Преданность? Мимо. Верность? Все одноразовое. Обувь на один сезон, фильм на один раз и девочки на одну ночь. Отношение ко всему потребительское, и это постепенно входит в привычку. Что не так с этим временем? Его нет. Ты не успеваешь спать. Потому что либо ты после работы делаешь английский, чтобы сдать экзамены и поступить в университет, либо спишь. Ясен пень, ты никуда не поступишь и умрешь на помойке, если ляжешь спать. Перспектива так себе. Поэтому ты пьешь кофе. Утром, вечером и даже ночью. Кстати, кофе на вкус – невероятная гадость. Но какая разница. Залей в себя чашку и чеши на автобус. Если очень повезет, то никто не осыплет тебя проклятьями. Если не очень, то хотя бы узнаешь о себе что-нибудь новое. Что бы ты ни услышал, не плачь, потому что ты не тряпка. Если ты тоже не успеваешь. Просто, ну совсем никак. Поэтому ты нервный. Оттого, что ты нервный, ты куришь. На нервы курение никак не влияет, зато на здоровье – очень даже. Поэтому все ходят больные. Раньше умирали от чумы, от испанки, от чахотки, от пули, полученной на дуэли, а теперь умирают от рака легких.

Что не так с этим временем? Оно диктует тебе свои правила. Домой идешь без сил и с вакуумом в голове, а еще с осознанием того, что заработанные деньги тебе не нужны. Тебе вообще ничего не нужно. Можешь попробовать запихать в себя больше умных книжек, посмотреть больше фильмов Феллини. Ну а толку? Что не так с этим временем? Оно правит тобой и оно – твой Бог. Ты пытаешься его догнать, и знаешь что? Ты никогда его не догонишь. Можешь кинуться на стены, размазать свои сопли по страницам бумажных дневников, можешь начать вышивать крестиком. Время всегда будет на шаг впереди тебя, как бы ни было грустно это осознавать. Мой сон прошел, решил выйти из квартиры. Едва освещенная улица. Пронизывающий до костей ветер. Юная девушка брела по переулку. Ее платье, ослепительно белое до сегодняшнего вечера, ныне было лишь призраком былого. Ее молодое прекрасное тело сводила судорога, глаза ранее небесно-голубые распухли от слез, приняв цвет от ярко алых губ, пятна крови напоминали о страшном. Татуировку в виде клубка ниток на левом запястье было почти не видно из-за крови. Серый и мрачный переулок, каких сотни в этом городе казался безжизненным, лишь мерцающий фонарь вновь и вновь возвращал девушку к реальности. Тишина. Стороннему наблюдателю было бы слышно, как струиться кровь темным ручьем на холодный асфальт, потоки жизни, уходящие из безжизненного тела, лежавшего в тени, в конце переулка. Однако сердце девушки все еще билось, кровь буквально в любой момент могла порвать барабанные перепонки своим стуком, заставляя жертву бежать с места происшествия. Мы были незнакомцами, но я чувствовал тепло в её глазах.

Наутро я встретил Эли, и мы отправились ко мне. Она не хотела появляться в своем доме. Элизабет не хотела идти домой из-за ее ревнивого парня. Она была в страхе каждый день, каждый вечер. Он громко зовет ее сверху, заботливо наблюдая за ней по причине искренней преданности и любви, безрассудство близко к совершенству, но ранит так же, как все остальное. Эли еще долго рассказывала про своего парня, но я уже не слушал её. Потягивая сигарету, я погрузился в мысли. Если бы ты могла видеть красоту тех вещей, которые я не мог описать, тех удовольствий, непостоянных развлечений… Она обняла меня. Выпитый виски начал действовать.

– Ты уверена, что хочешь этого?

– Да… милый…– она посмотрела на меня.

– А сколько у нас будет времени?

– Не очень то и долго…

– Зато потом нас ждёт вечность.

Я стал стягивать носок с её ноги, а стянув, встал перед ней на колени и стал целовать оголившуюся ступню, закрыв глаза от наслаждения.

Она откинулась назад на кровати, упав в мягкие подушки, и, так же закрыв глаза, покорно отдалась одним лишь ощущениям. Руками я полез ей под футболку, поднимая и стягивая эту ненужную одежду с её ароматного тела. Она подняла руки, чтобы помочь, потом опустив их, чтобы стянуть футболку уже с меня. Язык уже, который раз исследовал дорожку от пупка и выше, между её голой груди, всё ощущалось особенно остро. Она прикасалась кончиками пальцев к его животу, пытаясь, преодолевая неудобство, пролезть ко мне под джинсы. Выкинув в сторону остатки её нижнего белья, я прижался к ней всем своим обнаженным телом, было немного холодно, но прикосновения необычайно согревали.

Когда он вошёл в неё, она почувствовала вместе с нестерпимым наслаждением секундную острую боль в сердце и, стоная от удовольствия, заплакала. Я прижимался к ней животом, продолжая входить всё глубже, целовал её шею, дыша жарким дыханием, чувствовал на губах солёный вкус слёз и не пытался понять, от чего эти слёзы, чтобы всё не испортить. Оргазм достиг их одновременно, сопровождаясь жгучей болью в сердце, эта странная смесь самого яркого и самого чистого удовольствия с ощущением невероятной боли.

Я всегда считал, что человек может быть полностью автономен, что сознание – это близкая к совершенству субстанция, которая способная определять самостоятельно приоритеты, границы и среду обитания. Что человек может полностью контролировать свои источники получения удовлетворения. Я думал, что при условии удовлетворения элементарных физических потребностей человек может быть полностью счастлив, лишь простой установкой на то, что ему ничего не нужно для этого самого счастья.

Предположение основывалось на убеждении, что бесконечные потребности сформированы природой, то есть, внутренней работой организма, либо привиты в процессе социализации – начиная с самого рождения в процессе прохождения различных социальных институтов.

Я отчаянно цепляюсь за свои старые, уютные ценности, за образ жизни, образ мыслей. Вот скажите, как можно любить свою работу и вообще наслаждаться жизнью, если тебе каждый день надо просыпаться по будильнику в половине седьмого утра. Подниматься с постели, одеваться, насильно впихивать в себя завтрак, чистить зубы, причесываться, трястись в переполненном общественном транспорте. Для того чтобы не опоздать на работу, где ты будешь вкалывать целый день, делая немалые деньги, только не для себя, а для какого-то дяди, и при этом еще от тебя будут требовать, чтобы ты был благодарен, что тебе предоставили такую возможность?! Давайте на чистоту, так будто сидим за одним столом на кухне, а под ногами путается котенок, жаждущий внимания, где-то вверху жужжит назойливо муха, а за окном стрекочут сверчки и форточка открыта т.к. душно и воздуха катастрофически не хватает. Беседа, а точнее мой монолог сейчас тоже душный и воздуха мне правда не хватает, дышать забываешь, когда мысль пишется быстро. Так вот… Вы же понимаете, что все люди меняются со временем? Я считаю, что абсолютно все меняются, просто кто-то это закрепляет и внешне, а кто-то сохраняет для себя, закрывая изменения от чужих глаз. Я первый вариант, мне не жалко и не стыдно и даже порою весело менять в себе что-нибудь, а потом наблюдать, как образ развивается, как мысли и чувства раскрываются, и кажется, что не сделай чего-то эдакого, то и не случилось бы чего важного и значимого для меня после. Для меня внешность и внутреннее связаны накрепко, сшиты стальными нитями, изолентой замотаны и сверху забетонированы, ну так чтоб уж наверняка… Потому что хочу, потому что я так чувствую, мне так комфортно и все… больше это никого не должно волновать вроде бы, но волнует, почему? Займитесь своими делами, почитайте книжку. Как приятно копаться в чужой жизни, ведь тогда ты отдаляешь момент разгребания собственных проблем, верно? – верно. Разберись со своими, а после сил и желания за чужие браться уже не будет. И еще у вас нет собственного мнения, как впрочем, у любого человека, ибо мысли – есть ответная реакция на среду обитания. Я уверен, что каждый в своей жизни слышал такие слова: "Моя цель в жизни это найти себя". Сейчас это особенно популярно. Что? Что это вообще значит? Ищут то, что потерялось. И где эти новоявленные философы собрались искать себя? Есть какое-то особое бюро находок?

Души нет. Есть лишь сумма воспоминаний и знаний, накопленных за определенный промежуток времени, который просуществовал индивид.

Я бы с радостью тонул в этом бездонном омуте её зелёных глаз. Часами, днями, годами… Рядом с ней ничего не имело значения. Я ненавидел стрелки на своих часах. Это были самые прекрасные десять часов за очень долгое время. Их не портил даже тот унылый бред, что несли преподаватели абитуриентам, просто моя голова лежала на её коленях. Вечные звонки телефона оставались где-то там, за гранью восприятия. Плевать. Не сегодня. Не в этот день. Никто кроме неё. У меня всего десять часов. Слишком мало света во мраке моей жизни.

– Нам пора идти. – Тихо сказал я. Кто бы знал, чего мне стоило это произнести. Как вскрыть себя тупым кухонным ножом. По её глазам становиться понятно, что и она отгоняла от себя эти мысли.

Мысли о прощании и разлуке. Обнявшись, мы вышли из квартиры.

– Я вообще боюсь влюбляться, потом только страдаешь от этого.

– Нет, страдают люди, из-за привязанности к человеку.

– Меня дома ждут….

– Я тебя провожу.

У нее был сидящий на героине муж, который никакой проблемы своей наркозависимости не видел. Он вообще мало что видел, поэтому регулярно принимал жену то за футбольный мяч, то еще за какой-то предмет, который нужно бить ногами. Вместо того чтобы собрать вещички и подать на развод, она носилась с ним, как с тухлым яйцом. Потому что он без нее не выживет и нельзя бросать человека, которому и так плохо.

– Ты понимаешь, что он тебя убьет или заразит, а может, ты на пару с ним станешь колоться? – взволнованно спросил я

–– Это мой крест! – отвечала она, закатывая глаза. – Он на самом деле не такой, я же помню, какой он был до того, как….

– Этого человека больше нет, понимаешь? У него распад личности, он уже тащит из дома вещи и не интересуется ничем, кроме очередной дозы. Ты не сможешь ему помочь – это не в твоих силах. А вот угробить собственную жизнь ты вполне способна. Ломай свой синдром зависимости и уходи. Лучше одна загубленная жизнь, чем две.

Иногда мне кажется, что впереди, в будущем, царит одна сплошная неопределенность. Когда я понимаю, сколько всего мне нужно для того, чтобы достигнуть того статуса, который позволит мне заниматься любимым делом, мне становится страшно. Меня тошнит, знобит, я ненавижу того, кто возложил на меня эту чудовищную ответственность, ненавижу акт творения, возложивший венец на мою голову. Этот страх выедает изнутри и не дает двигаться дальше. И чем дольше о нем думаешь, тем большую власть над тобой он приобретает.

Однако я чувствую, что просто его игнорировать – это не дело. И если я не пойму, что мне нужно сделать, то в какой-то момент, возможно очень скоро, он заставит меня отказаться как от ответственности за существование, так и от самого существования.

Ведь размазывающийся потолок перед глазами и вечное небытие – это так соблазнительно. Манит, зовет к себе, как теплая кровать, приглашает завернуться в теплое одеяло, не спеша потянуться, свернуться калачиком и заснуть. Навсегда.

Заскочив в небольшую забегаловку, чтобы перекусить, я вдруг увидел знакомое лицо.

Вечно улыбчивый, добрый парнишка с моего класса, уже порядком потрепанный жизнью, пил кофе в углу зала. Спешить мне было некуда, поэтому я, взяв поднос с заказанной едой, подошел к нему. Он, подняв глаза, обрадовано воскликнул:

– Неужели ты? Пять лет с последней встречи. Садись скорее!

Он суетливо стер крошки со стола, промокнул салфеткой маленькую лужицу пролитого кофе и пододвинул стул от соседнего столика. Я видел, что он был рад меня видеть, только смущала его вымученная улыбка.

Я присел, надкусил бургер и заинтересованно замер в ожидании. Сколько его помню, Он много говорил, но всегда интересно и по делу, поэтому не был надоедливым. А тут почему-то повисло неловкое молчание. Я решил взять на себя ответственность начала разговора, но в голову пришла только банальная фраза:

– А ты все тот же.

Это было не так. У него появилась седина на висках, он обзавелся морщинками и серым костюмом с немного помятым воротником. Не было больше симпатичного паренька с серьгой в ухе, в джинсовой импортной куртке, стучащего ночью в мое окно, чтобы попросить сигарет. Был глубоко загруженный работой и проблемами мужчина, такой же как я сам.

Он улыбнулся и спросил:

– Как ты?

– Живой. Ты откуда здесь? Я тут постоянно бываю, а встретил тебя впервые.

Он, что работает неподалеку, когда-то из-за переезда пришлось сменить привычное место. Сейчас трудится в небольшом мебельном магазине.

– Сегодня у главного день рождения, отпустил всех пораньше, устроил корпоратив по этому поводу. А я что? Я не люблю эти корпоративы, поэтому ушел.

Он и в школе не любил праздники. Мы усаживались на забор напротив окон, смотрели на мелькающие огоньки внутри, слушали музыку, пробивающуюся через открытые форточки. Там, в здании царили радость и веселье, а у нас было спокойствие.

– Здесь неплохо кормят, – перебил Костик мои мысли.

– Да, неплохо, – я снова принялся за остывающую еду.

– Как ты живешь теперь? – он смотрел на меня с неподдельным интересом.

«Никак» – хотелось ответить мне. Никак я не живу.

Он достал из кошелька потрепанное фото и протянул мне. На меня смотрели маленький мальчик с большими удивленными глазами и веснушчатая девочка чуть постарше. Ваня был копией отца, даже вечно торчащий хохолок на голове тот же. Катрин, скорее похожая на маму, открыто улыбалась на фотографии. Костик показал на нее пальцем:

– Видишь, без зуба, а все равно довольная.

Он задумчиво посмотрел в окно. Я боялся спросить, что произошло. «Была жена. И двое ребятишек», – пронеслось в голове. Воображение выстраивало нехорошие картинки. Вот почему он такой.. не такой. Он поймал мой вопросительный взгляд и продолжил:

– Я ушел. Пришлось. Давно их не видел.

Ну хоть все живы.

– Жена не пускает?

– Да нет, обстоятельства.

Он замолчал.

Я огляделся, пытаясь найти причину, чтобы сменить тему. На глаза мне попалась уличная кошка. Она, петляя между ногами прохожих, гордо и целенаправленно вышагивала по тротуару. Я привлек внимание Костика, кивнув на нее:

– Смотри какая. И ничто не остановит.

Он неожиданно оживился:

– Они все такие. Ты представляешь, я одну взял себе. Буквально вытащил из-под колес. Она, глупая, хотела дорогу перебежать, а там машины. Беременная, живот по земле волочится, когда ходит. Рыжая, как солнце…

И когда он рассказывал про свою кошку, что она утром будит его, осторожно касаясь лапкой щеки, что вечерами ложится на его колени, пока он работает в сети, что всегда просит, чтобы ее погладили, я вдруг понял, как он одинок. И как цепляется за меня, говоря все быстрее, чтобы я не успел сказать, что мне пора. Я слушал его и наблюдал, как у него подергивается щека, когда он замолкает, как он искренне улыбается, когда я смеюсь над его шуткой, как поглаживает ладонью затылок, когда задумывается. Я смотрел на него, а он все говорил и говорил.

– Слушай, тебе котенок не нужен? Она ж родит на днях. Я тебе клянусь, такой же рыжий будет.

Я, неожиданно для себя, согласился. Он обрадовался и снова повторил:

– Такой же рыжий будет.

Я посмотрел на часы. Он, заметив это, погрустнел.

– Уже уходишь?

– Да, пора. Знаешь что, а давай на выходных мотнемся за город на рыбалку, развеемся.

Он сразу заметно повеселел:

– И правда! Отличная идея, потом котят покажу, выберешь заранее себе как раз. Напиши свой номер, – он достал из кармана маленькую записную книжку и ручку.

Я записал номер и накинул пиджак. Костик добавил на прощание:

– Я позвоню.

Он не позвонил. Я решил, что возится с кошкой или работает. А может и не нужен я ему сейчас, а нужен был именно тогда, когда он один пил кофе в углу зала.

Через несколько после нашей встречи я случайно наткнулся на блокнот с номерами бывших одноклассников и решил позвонить Костику сам. Трубку взяла молодая женщина. Голос ее звучал чуть глухо.

– Алло.

– Здравствуйте, а можно Константина?

– А кто это?

– Мы дружили в детстве.

– Его нет.

Видимо, жена – решил я, он же сказал, что ушел, а номер старый записан.

– Не можете дать его новый номер?

– Нет, к сожалению, не могу.

Она его ненавидит, наверно, он же бросил ее и детей. Это было очевидно, но я все равно спросил:

– Почему?

– Он умер.

Я не сразу понял, что она имеет в виду.

– Что значит умер?

Женщина вздохнула, скорее всего, сочтя мой вопрос глупым, и тихо ответила:

– Разбился на машине. Кошка выбежала на дорогу, он не хотел сбивать. Не смог выкарабкаться, умер в больнице.

Меня будто ледяной водой окатило. Вот куда ты пропал, Костик..

– Когда?

– Два года уже как.

Я молчал. Она вежливо подождала, а потом сказала:

– Вы извините, мне пора, нужно детей забрать из школы и положила трубку.

Я вышел из квартиры, спустился вниз, присел на скамейку во дворе и закурил. Ветер волочил по асфальту целлофановый пакет. Тот то и дело пытался зацепиться за камни и ветки, но ветер не сдавался. Мимо прошла пожилая соседка с первого этажа. Я кивнул в ответ на ее приветствие.

В штанину мне что-то забралось. Я достал вырывающегося, царапающегося котенка и посадил на колени. Он прижался к рукаву, спасаясь от ветра.

Константин не обманул. Котенок был такой же рыжий.

Однажды ты постареешь и не заметишь этого. Старость придёт к тебе молодому и здоровому, тихо зайдёт в комнату, молча сядет в твоё любимое кресло, устроится поудобнее, поправив подушки и начнёт ждать. Ждать пока ты её заметишь. Тебе и в голову не придёт, что она уже пришла, ты ведь молодой, здоровый, только начал жить во всю силу. Только получил работу и съехал от родителей. Машину купил, старенькую, но на ходу, женился или собираешься, закончил училище или университет, открыл холодного пива, включил компьютер, хочешь плюхнуться в любимое кресло, чтобы наконец пожить, но нет, место занято.

Старость придёт к тебе в дом и убьёт твою молодость. Задушит ту птицу свободы, ради которой ты рвал все оковы и безумствовал. Убьёт то, ради чего ты ругался с родителями, убегал из дома, попадал в неприятности и набивал шишки. Просто вычеркнет твою молодость из реальности тогда, когда ты уже всё сделал для того, чтобы начать ей наслаждаться. Ты же только взял разбег, накопил немного денег, оставил школу позади, решил, что сам всему хозяин…

Обидно, но обо всех клёвых вещах, о которых ты мечтал, придётся забыть. Мир вокруг постарел и тянет тебя за собой. Стареньким родителям нужна помощь, деньги надо зарабатывать, за квартиру нужно платить, машину нужно заправлять и чинить, а твоей женщине нужно внимание. Старость взяла тебя за руку и приглашает присесть. По ночам ты начинаешь просыпаться в холодном поту из-за своих взрослых проблем и детские страхи уже не волнуют тебя. Боишься зубного не из-за боли, а из-за счёта, который он тебе выставит. Ты несёшь ответственность. Каждый день ты несёшь ответственность за всё. За себя, за близких, за мир вокруг и вот ты уже читаешь политические новости перед завтраком. Ты думал, что ответственность это весело и это сводится к принятию решений, да не тут-то было. Ответственность заключается в том, что когда возникает проблема, а она случается часто – виноват ты. Делал ты что-то, не делал, не важно – ты крайний. И вот ты уже обзваниваешь всех родных перед тем как вечером выпить пару пива, ведь ты уже не сможешь сесть за руль, если нужно будет срочно вести бабушку в больницу. И телефон ты больше никогда не выключаешь. Начинаешь предугадывать все неприятности и капризы судьбы, перед выездом в магазин проверяешь количество оставшегося стирального порошка и лампочек . На короткий миг молодость возвращается к нам, маяком, разрывающим ночь вечной старости и зажигает наши ледяные сердца. И не только наши. Все дети мира рвут оковы, ломают барьеры и набивают шишки, убегая из дома, грубя родителям и круша правила в попытке добраться до нашей молодости, которая ярко светит им в ночи. Как мотыльки, они летят на свет, обжигаясь и страдая, ударяясь о подростковые проблемы и раннюю старость, готовые на всё, только за один глоток этой молодости. И они его получат. Получат, как и мы, как и миллионы поколений до нас. Не так как казалось и виделось детям, не так как показывают в кино и клипах, но обязательно получат. В этом мире каждый получит свой глоток молодости, потому что истинная молодость вечно живёт у каждого в сердце и никуда не уходит. Никогда.

Приятные воспоминания окутали меня нежным облаком, погрузившим в приятный сон.

– У нас с краном что-то, не поможете?

На пороге стояла полная женщина лет сорока, с некрасивым лицом и в старой затертой одежде. Пробасив эти слова, она шмыгнула и утерла нос грязным рукавом. Я, слегка озадаченный, спросил:

– У вас вроде муж есть?

– А муж… объелся груш, ― то ли с усмешкой, то ли со злобой ответила баба ― слово «женщина» к ней подходило с трудом. ― Поможете?

Я оглянулся на выглядывающую из коридора Веру. Та, расценив уровень угрозы как невысокий, кивнула и продолжила пылесосить. Вздохнув, парень проследовал за соседкой на этаж ниже.

– Вы уж извините, что я вас беспокою, ― продолжала басить тетка. ― А то у нас почти весь дом пенсионеры, даже обратиться не к кому. Вот мы и пришли.

Первое, что я заметил ― не облезшие обои и не голая проводка, а запах. Вонь была тяжелой, ядреной, словно кто-то на кухне варил в кастрюле нестиранные носки. Уже потом, вежливо сделав вид, что он чихнул, парень обвел взглядом прихожую и увидел все эти малоприятные детали. Толстый плешивый кот что-то агрессивно промяукал на чужака и скрылся под шкафом.

– Кого ты там привела? ― заплетающимся языком проорало нечто, лежащее на диване в соседней комнате.

– Кран человек посмотрит, алкаш ты старый! Совсем сбрендил, уже. Вы извините нас.… Вот, посмотрите,… ― извиняющимся тоном проговорила баба и указала на ржавую раковину.

Я опустился на корточки. Причина поломки была найдена быстро, решение ― еще быстрее. Я вспомнил, как мой собственный отец, принимаясь что-то чинить по дому, подзывал меня, чтобы я смотрел и запоминал. Многому он, конечно, не научил, но кое-что в памяти осталось.

– Хозяин, инструменты есть у вас или за своими сходить?

С руганью преодолев заслон в виде жены, в дверях кухни появился грузный небритый мужчина в безрукавке и в спортивных штанах, словно сошедший с самых стереотипных карикатур на алкоголиков.

– Я говорил, сам могу сделать! ― мужчина был слегка пьян. ― Один раз прилег отдохнуть человек, уже всяких молокососов в дом тащит!

– Что ты можешь! Неделю уже можешь, алкоголик! Вы извините нас, я сейчас…

С поразительным для ее габаритов проворством баба шмыгнула в какой-то чулан и достала оттуда чемоданчик с инструментами. Я принялся за дело, стараясь не обращать внимания на едкие комментарии хозяина.

– Ну, кто так делает! Что за молодежь пошла, ничего не умеют! Дай сюда!

Но в тот самый момент, когда мужик протянул свою внушительных размеров ладонь, из крана хлынула вода. Тетка благодарно затараторила, пытаясь всунуть в мою руку мятую купюру.

― Да не надо, спасибо.… Всего хорошего, рад был помочь…

Только оказавшись в подъезде, я вздохнул полной грудью. После соседской квартиры воздух в подъезде казался мне чище алтайского высокогорного.

– Ну что там? ― спросила Вера, встретив его.

– Да так. «В мире животных» с Дроздовым знаешь? Вот это оно.

Короткий пересказ произошедшего приберег на время после ужина,― не хотелось портить аппетит.

– Не представляю, как так можно жить. Люди так не живут, даже свиньи живут лучше, ― от переполнявшего его отвращения парень даже слегка запинался. ― Но мы же такими не станем, верно?

Вера задумалась. Ее круглое личико с забранными назад волосами слегка погрустнело. «Слишком уж серьезно она это восприняла», ― подумал парень и приобнял девушку.

– Да ладно тебе, это я так…

– Слушай, а давай их на новоселье пригласим?

Я посмотрел на нее в надежде увидеть улыбку, но та говорила совершенно серьезно.

– Ты это без шуток?

– Да. Ну, ты только подумай, какая жизнь у людей. Должно же быть что-то радостное хоть иногда!

– Да ну хрен с ними, живут себе и живут, нам-то что?

– А так? ― девушка улыбнулась и, встав на носочки,― иначе она просто не доставала ― обвила меня за шею и поцеловала. Много раз фантасты придумывали секретное оружие, порабощающее людей ― ерунда, все давно уже придумано. Я вздохнул и почесал голову.

Дзинь!

Вера торопливо поставила последнюю тарелку.

– Ну, открывай, ― шепнула она и слегка поправила нарядное платье в цветочек.

Я посмотрел на нее с легкой укоризной, моль – «Ну смотри, сама напросилась».

– Ой, здравствуйте! Спасибо, что позвали!

Вместо бабки в нестиранном халате на пороге стояла аккуратная женщина в стареньком, но чистом платье и по-советски безвкусном колье. Даже небритый алкаш в майке каким-то чудом перевоплотился в относительно приличного мужичка в сером пиджаке и брюках.

– С новосельем! ― засуетилась соседка, вручая Вере какой-то пакет из-под косметики. Сосед вежливо пожал мне руку, хотя по нему было видно, что чистая одежда жжет его хуже огня. От него даже почти не пахло перегаром ― настолько, насколько это возможно для алкоголика с десятилетним стажем.

– Да что ж мы стоим, вы проходите! ― позвала Вера. ― У нас уже все накрыто.

Я, не прекращая таращиться, как идиот, пропустил гостей на кухню. Там уже и правда все было готово: что-что, а готовить Вера любила и умела. В воздухе висела какая-то легкая неловкость ― трудно объяснить, что это было: то ли соседи стыдились чистой и ухоженной квартиры, то ли хозяева стыдились, что затащили их сюда.

– Давайте есть! ― вдруг прервала молчание Вера.

– Какой салатик вкусный, ― протараторила соседка, накладывая себе побольше. ― А помидор пробовала добавлять?

– Ой, я попробую обязательно. А вы готовить любите? ― обрадовалась Вера.

– Я тебе такой рецепт расскажу сейчас…

Разговаривали долго и обо всем. Женщины (почему-то больше не хотелось разграничивать их на бабу и девушку) о кулинарии, хозяйстве, детях. Мужчины ― об автомобилях, хоккее, а уж про политику говорили с удовольствием все четверо. Я сидел, слушал и не верил, что вот эти люди живут в дрянной берлоге с облезшими стенами.

― Пойдем, покурим, ― позвал сосед.

Мы вышли на балкон, и сосед затянулся дешевой сигаретой. На улице было совсем темно, но даже в свете луны было видно, что его глаза ― маленькие, пристыженные, как у мопса ― блестят.

– Я Гальку такой счастливой, поди, лет двадцать не видел, ― проговорил он, старательно не глядя мне в глаза. ― Она ж у меня по гостям не ходит, все дома, то стряпает, то убирает ― да на все рук-то не хватает, а еще я, алкаш безработный.… И чего она еще не бросила меня?

– Валентин Павлович, вы что, ― смутился я.

– Валентин Павлович, ― усмехнулся сосед. ― Я уж и забыл, когда меня последний раз так называли. А Вера у тебя хорошая, ты береги ее.

– Хорошая, ― вздохом подтвердил я. Я присел на хлипкую табуретку, убранную на балкон от греха подальше.

– У вас если начнется, ну это.… Как у нас с Галькой, ― всхлипнул сосед. ― Вы постарайтесь не собачиться. Хоть вы людьми останьтесь. А то сам видишь, ― живем как свиньи, как тараканы какие. А все водка эта.… И видеть ее не могу, и без нее не могу, понимаешь? Руки дрожат, башка болит, думаешь, ну зачем тебе это надо? И все равно пьешь и пьешь как проклятый… Ты, не пей, не пей, парень, скотом не становись…

Сосед, уже не сдерживаясь, плакал. По его синим, небритым щекам текли крупные слезы, оставляя дорожки на грязном, плохо умытом лице.

– Я же когда-то на заводе работал. Меня весь район уважал, приходили к дяде Вале, кому починить чего, кому выточить, кому подлатать.… И Галька тогда красивая была, не то, что сейчас. Ты бы видел ее тогда – коса до пояса, румяная, веселая. Как же так вышло-то, Господи…

Я смущенно похлопал мужика по плечу. Тот всхлипнул, совсем как ребенок, и утер слезы.

– Ты прости меня, дурака, что-то я совсем поник. Пошли, дамы нас заждались нас.

Соседка сидела за столом рядом с Верой. Едва мужчины зашли, она шмыгнула носом и суетливо засобиралась.

– Спасибо, что пригласили! Вера, про рецепт не забудь!

– Не забуду, Галина Николаевна!

– Ну, ты хоть до свидания-то скажи, ― подтолкнула соседка мужа ― беззлобно и даже с какой-то доброй укоризной.

– Пока, ― сосед пожал парню руку. Дверь закрылась.

– Представляешь, а Галина Николаевна в театральном училась, ― тихо сказала Вера, приобняв меня.

Я ничего не ответил. Только поцеловал ее ― так крепко, как только мог.

Быть в этом мире, порою, словно ощущать себя едущим в трамвае. Ты прикипаешь, привыкаешь к некоторым людям, не хочешь с ними расставаться, но они пассажиры и рано или поздно им приходит время, сходить на своей остановке, встречать там своих людей и ты осознаёшь, что никогда больше с ними не увидишься, это поселяет в душе глубокую грусть. И происходит это так незаметно: общаешься с человеком как со своим в доску, ловишь кайф, сидишь до утра, делишься любой мелочью, ощущаешь взаимность. И однажды наступает момент, когда улетучивается то эмоциональное единение, что было между вами. Вы отдаляетесь, реже контактируете и в итоге он сходит на своей остановке, а ты едешь дальше, гадая, кто же доедет с тобой до конечной и зашёл ли такой человек в трамвай вообще.

И вот так все мы друг для друга пассажиры трамвая, как и сами для себя с одной разницей, что мы то точно едем до конечной. Вообще, этот поиск своих людей и расход с теми, с кем не вышло крепких контактов, всё это не является чем-то плохим, но мы грустим, в нашей культуре нет понимания, что это лишь часть нашего бытия как жизнь и смерть и стоит относиться к этому как к данности.

Порой, в одностороннем порядке, приходится отдаляться тебе. И вдвойне грустно, когда ты-то всё это понимаешь, а тот человек и не думает о таком, он просто хочет видеться с тобой, ощущать тот настрой и крепкую связь между вами, какого бы рода она ни была. И хочется просто остаться с человеком, забить на свои векторы и пути и остаться, даже если этот человек никогда не поймёт твоей грусти и одиночества, не поймёт, что такие процессы есть и ты остаёшься с ним, наплевав на них здесь и сейчас. Не поймёт ввиду разных причин. Впрочем, рано или поздно каждый такой человек сам придёт к пониманию, что многие люди ни просто не будут с ним всю жизнь, а что они и не должны с ним быть. Так к чему это я?