Паренек из Уайтчепела

5. Колокольчик в ночи.

Тодд, задремавший было под монотонное стрекотание сверчков, неожиданно пробудился...

Звенел колокольчик.

Мелко потренькивал, оглушая сонную тишину ночи своим тревожным бренчанием.

Неужели он прав, и красавица Этель Эдвардс жива?

Тодд едва мог поверить, хотя искра сомнения гложила его от начала... Ещё с того самого дня, как их с мистером Фостером, его нынешним работодателем, пригласили запечатлеть серию снимков с умершей девушкой, Этель Эдвардс. Укрепляя её тело штативами и располагая, словно живую, Тодд, будучи подмастерьем фотографа и вдоволь насмотревшись на посмертные снимки, всё-таки подивился не только её удивительной красоте, но и пластичности тела. Цвету кожи, не тронутому распадом, длинным ресницам, готовым вот-вот распахнуться, и даже, как ему на миг показалось, трепетанию пульса на тонком запястье, когда он укладывал руку покойной на пышную юбку красивого платья.

Этель Эдвардс казалась ему не умершей – слегка задремавшей и готовой проснуться в любую минуту.

Но могли ли это быть правдой?

Никак.

Доктор зафиксировал её смерть, убитые горем родители, более неживые, чем дочь на её посмертном портрете, утирали бегущие слезы, не в силах справляться с собой.

Тодд списал своё отношение к девушке на её волшебную красоту: она было феей, явившейся на недолгое время и опять покидавшей бренную землю. Этель Эдвардс заворожила его, затронула сердце и разум…

Он хотел, чтобы она оказалась живой, вот и придумывал разное…

Доктора же – не дураки, они знают множество способов убедиться в смерти покойника. Например, тычут кожу булавкой или подносят к губам специальное зеркальце…

С Этель они тоже были уверены.

Но, несмотря на все доводы разума, сомнение не отпускало его... Эти карминно-красные губы, копна белоснежных волос, уложенных в замысловатую прическу, и нежная, бледная кожа, прикосновение к которой не отзывалось чувством отвращения, – всё разом манило к девушке, как к живой.

И побудило парнишку пробраться на Хайгейтское кладбище в первую ночь после похорон и засесть в засаде позади прикопанной могилы.

Он полагал, что если Этель Эдвардс в самом деле жива, то колокольчик над ее могилой непременно зазвонит – родители девушки не поскупились на самую современную конструкцию безопасного гроба. Не потому, что сомневались, подобно Тодду, в смерти своей любимой дочери, просто так было заведено.

Поговаривали, что некоторые «умершие» просыпались на собственных похоронах – Тодд относился к таким рассказам скептически, а потому полагал подобные приспособления бессмысленным расточительством, однако нынешней ночью он порадовался их изобретению.

Колокольчик звонил не переставая...

Где же кладбищенский сторож?

Неужели напился и не слышит призывного перезвона?

Тодд выбрался из кустов и подошёл к могиле мисс Эдвардс: веревка, протянутая из земли к закрепленному на могильной плите медному колокольчику, ходила из стороны в сторону... Он встал на колени и, понимая, что вряд ли будет услышан, все-таки произнес:

– Мисс Эдвардс, всё хорошо. Мы вам поможем... Я только позову сторожа!

Только теперь, распрямившись, он заметил группу людей, направляющихся к могиле мисс Эдвардс: по крайней мере, у троих из них были лопаты. Тодд выдохнул с облегчением: сторож услышал звон колокольчика. Поднявшись на ноги, он дождался их приближения и вскоре услышал мрачный вопрос:

– А ты что здесь делаешь? Прочь пошел.

Парнишка замялся, испуганный гневным голосом говорившего, и только пролепетал:

– Тут колокольчик звонит...

Его собеседник, крепкий мужчина с лопатой и фонарем, равнодушно плечами пожал.

– Тревога ложная, как пить дать, – произнес он. – Я такое много раз видел. Пальцы покойника, раздуваясь, натягивают веревку, и колокольчик трезвонит сам по себе. Бьюсь об заклад, и сейчас что-то подобное… Эх, беда одна, столько усилий, да зазря всё! – посетовал он.

Тодд только-только хотел возразить, что пальцы конкретно этой покойницы никак не могли раздуться так быстро, что её схоронили только вот-вот, не прошло даже суток, но что-то кольнуло его в основание шеи... Словно пчела укусила. Или воткнулся железный гвоздь... Он хотел было приподнять руку и смахнуть несносное насекомое, однако так и не успел этого сделать: темнота поглотила его, словно захлопнулась крышка безопасного гроба.

Джек шагал по Фленнаган-стрит к Ислингтону, вдыхая такие привычные, но одновременно подзабытые запахи большого города.

Фабричный смог.

Смрад мочи, крови и разложения со стороны кожевенных мастерских.

Зловоние Темзы с нотками прогорклого масла, доносившегося от ларьков уличных торговцев.

Лондон не благоухал розами, подобно цветущей провинции... Но именно запахи помогали парнишке ощутить себя дома, на своем месте. Казалось, он вернулся из ссылки, на которую сам же себя и обрек...

– Молодой джентльмен, не проходите мимо! – зазывал его улыбавшийся торговец, указывая на разложенный на прилавке товар. – Лучший йоркширский пудинг во всем королевстве. Гарантирую!

Джек запустил руку в карман и нащупал монету. Есть не хотелось, но само обращение «молодой джентльмен» приятно польстило его самолюбию, захотелось отблагодарить подхалима. Тем более, Джек действительно был неплохо одет: отлично скроенный и подогнанный по фигуре костюм, сидел на нем как влитой, а шляпа-котелок на заказ впервые была его личной, не ношеной прежде кем-то другим. Таким образом Джек ощущал себя почти франтом. Джентльменом… Почему бы и нет?

Это все мистер Баррет подсуетился: сказал, что его личный помощник должен выглядеть презентабельно, и отвез Джека к портному на Харли-стрит. Джеку было очень неловко стоять истуканом, позволяя вёрткому старикашке обмерять каждую пядь своего тела, тыкать иголками и сдабривать все эти действия подобострастными похвалами своей «статной, красивой фигуре». Мол, портной никогда еще не встречал такого ладного джентльмена, не беря, конечно, в расчет самого мистера Баррета... И новый костюм якобы лишь подчеркнет его исключительность.

Хотелось верить, шил он так же прекрасно, как льстил… Так оно и оказалось.

В любом случае, в новом костюме, как бы там ни было, Джек действительно ощущал себя обновленным: он как будто сбросил старую оболочку и вышел из кокона совершенно другим человеком. Не тем, кто был до Хартберна: Джеком Огденом нового образца. И этот пока еще незнакомец нравился Джеку во много раз больше прежде человека… Быть может, он просто стал старше, и дело было лишь в этом, но, в любом случае, данную метаморфозу он старательно усугублял самообразованием и дисциплиной, не желая останавливаться на достигнутом.

Ради достижения своей цели, мечты, он готов был трудиться изо дня в день. А желал он ни много ни мало стать инспектором вроде мистера Ридли. Эта мысль пришла к нему как-то вечером после возвращения инспектора в Лондон, когда он, глядя в звездное небо, ясно понял, чего действительно хочет… Для начала, конечно, придется работать констеблем, показать на что он способен, пробиваться наверх медленно, но упорно. И Джек был готов… Он знал, что способен на большее. Он докажет мистеру Ридли, что тот не зря поверил в него.

С инспектором, кстати, Джек свиделся две недели назад, когда тот, поприветствовав парня в своей привычной насмешливо-ироничной манере, похлопал его по плечу и сказал:

– Мистер Огден воротился в родные пенаты. Похвальная преданность! Если не человеку, то месту. Надеюсь, у вас получится покорить неприветливый Лондон. Дерзайте, мой друг, все в ваших руках!

На самом деле, больше чем Лондон, Джек мечтал покорить сердце мисс Блэкни, но она так и осталась недосягаемым идеалом. Теперь не невеста – жена, она еще месяц назад стала миссис Уорд, связав себя узами брака с богатеньким нуворишем с пятью тысячами годового дохода.

Джек не сразу, но все же смирился с утратой… В конце концов, именно это она и хотела: угодить своим браком семье и вернуться в светское общество полностью восстановленной в своем статусе. Так, чтобы местные злобные языки позабыли о прошлом скандале, связанном с ней… Что ж, у нее получилось.

– Джек, постой! – Окрик отвлек парня от безрадостных мыслей, и он узнал Тодда, спешившего к нему через улицу.

Выглядел он, признаться, чудаковато: волосы дыбом, в беспорядке одежда, на коленях пятна от зелени, глаза дикие.

– Помоги, – взмолился он, вцепившись Джеку в рукав. – Я больше не знаю, к кому обратиться.

– Что случилось-то? Выглядишь жутко.

Тодд мотнул головой, вроде как отмахнувшись от такой мелочи, как собственный вид, и выдал взволнованно:

– Этель Эдвардс похитили, Джек. Я в этом уверен!

– Этель Эдвардс? – удивился приятель. – Ту самую Этель Эдвардс, которую похоронили на днях? – В его голосе проскользнуло тревожное беспокойство, которое не осталось незамеченным Тоддом.

– Ту самую, – подтвердил он, добавив: – Знаю, как это звучит, но ты выслушай, как всё было. Сам поймешь, что я не придумываю...

Джек хлопнул приятеля по плечу:

– Тогда рассказывай, слушаю.

Они как раз подошли к зеленому скверу, и, найдя пустую скамью, оба сели.

Тодд начал рассказ такими словами:

– Я знаю, Джек, что мисс Эдвардс не умерла, я все-таки не ошибся.

Джек удивился сильнее, но постарался не выказать этого слишком явно.

– Почему ты так говоришь? Что случилось? В последний наш разговор ты, помнится, говорил, что ошибка исключена, и ты просто, должно быть, поддался минутному помутнению.

– Помню, – покраснел Тодд. – Но несмотря на эти слова, на душе у меня было муторно и тревожно, я не мог выбросить девушку из головы, вот и решил… провести первую ночь подле могилы покойницы, – признался смущенный парнишка. – В общем, я затаился в кустах, готовый ждать пусть бы и до утра… Ни на что толком и не наделся, просто хотел убедиться, снять камень с души, понимаешь? – он вскинул на Джека взволнованные глаза. – И когда зазвонил колокольчик…

– Колокольчик безопасного гроба? – уточнил его собеседник, по всему заинтересовавшись.

Тодд дважды мотнул головой.

– Эдвардсы приобрели самую дорогую модель. Не поскупились на любимую дочь... Я сам видел, как могильщики укрепили веревку от колокольчика на могильной плите. Все чин чином... Как полагается.

Джек в задумчивости глядел на приятеля, вспоминая, как тот рассказал о мисс Эдвардс впервые. Он тогда вернулся с работы таким возбужденным, что его большие глаза светились как звезды. Тодд ходил из угла в угол, не в силах остановиться, и говорил, говорил, говорил…

– Казалось, тронь ее за руку, и девушка пробудится, откроет глаза. Поглядит на тебя и что-нибудь спросит… Клянусь, Джек, у нее даже кожа была не как у покойницы: теплая, представляешь? Я даже касаться ее не решался, все думал, она меня отругает, когда вдруг очнется. Воскликнет: «Да как вы посмели, Тодд Хит, прикасаться ко мне своими руками?» – он усмехнулся. – А Фостер не унимался: поддержи её голову, уложи руки на платье, придержи покойницу за спину... – Парень сглотнул: – Фотография, знаешь ли, вышла прекрасной: мисс Эдвардс на ней как живая. Но что, если она, в самом деле, живая? – вскинул рассказчик на Джека большие глаза. – Что, если доктор ошибся, и это, к примеру, летаргический сон? Я читал о таких. Да ты и сам тоже знаешь…

Джек осведомился тогда:

– А как же тамошний доктор, он разве не засвидетельствовал ее смерть?

Тодд мотнул головой.

– Засвидетельствовал. И что с того? И на старуху бывает проруха.

Джек покачал головой, не зная, как сказать так, чтобы не обидеть приятеля.

– Возможно, конечно… но я все-таки положился бы на его профессиональное мнение, – с расстановкой произнес он. – Девушка умерла, Тодд, и, какой бы живой ни казалось, ее не вернуть!

Тодд тогда согласился, что слишком близко все это воспринял и обещал успокоиться.

А теперь выясняется, что он и не думал этого делать: пошел не только на похороны усопшей, но и после караулил в кустах у могилы. Тут, если по существу, еще и не такое померещиться может... Не только звон могильного колокольчика, но и кое-что хуже.

– Расскажи, что было дальше, – попросил он товарища, то и дело чесавшего шею за воротничком рубашки.

– А дальше пришли люди с лопатами, я полагал, что сторож с подручными. Они говорили, что у покойницы, верно, раздулись пальцы, и потому натянувшаяся веревка заставляет звенеть колокольчик. Такое, мол, повсеместно бывает…

– Так они раскопали могилу?

Лицо Тодда сделалось совершенно несчастным, он признался:

– Не знаю, случилось кое-что странное… Прямо во время разговора с одним из мужчин меня будто что-то цапнуло в шею, – паренек снова почесал шею, – и я отключился... Казалось, что умер. Очнулся около часа назад в кустах за могилой мисс Эдвардс...

Тодд потер пятна от зелени на коленях, и Джек, наблюдая за ним, не на шутку встревожился, не зная, что, на самом деле, и думать.

– В тех кустах, в которых прятался ранее? – на всякий случай уточнил он. Подумал, вдруг Тодд просто-напросто задремал в карауле на кладбище, вот ему и приснился красочный сон.

– В тех самых, – подтвердил Тодд. – Но дело ведь даже не в этом, – вскинулся он, – дело в похищенной девушке, Джек. А мисс Эдвардс похитили, я уверен! – И, понизив голос до едва слышного шепота, сообщил: – Земля на её могиле потревожена, Джек. И цветы лежали не так, как за день до того, можешь поверить.

Тодд выглядел таким убежденным в своей правоте, что Джек не решился противоречить.

Спросил лишь:

– Ты говорил с могильщиком утром? Если он слышал колокольчик в ночи и приходил на могилу, то мог бы сказать, что именно там случилось.

Тодд мотнул головой.

– Могильщика я не видел. Сглупил... Просто очнулся в кустах, с больной головой и с будто прилипшим к небу, сухим языком, так что и думать не мог ни о чем, кроме как выпить пару галлонов воды… – Он помолчал, взволнованный, нервный, и, вскочив с места, воскликнул: – Я думаю, это похитители тел! Выкопали мисс Эдвардс и продали ее какому-то докторишке на опыты. Сам знаешь, как это бывает…

Джек знал: как-то и сам очень недолго помогал одному похитителю тел, правда, его взяли «бобби», а Джеку посчастливилось убежать. С тех пор он подобным не занимался…

А Тодд все не унимался:

– А она, быть может, живая была… Представь только! Колокольчик ведь почем зря не звонит! А эти её – мяснику... на опыты. – Голос Тодда пресекся, он судорожно вдохнул, а потом схватил друга за руку: – Мы должны найти ее, Джек. Найти прежде, чем мясники... – он с мольбой поглядел на приятеля.

Джек хотел было сказать, что мисс Эдвардс может по-прежнему находиться в земле, похороненная, как полагается, но видя состояние друга, передумал.

– Предлагаю пойти и переговорить с могильщиком, – предложил он.

Тодд, явно обрадованный, расцвел благодарной улыбкой. И снова почесал шею…

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Джек, тот скривился:

– Пить очень хочется. Но это не страшно, пошли!

И, не добавив ни слова, зашагал в сторону Хейгейтского кладбища, Джек направился следом.

Джеку нравились кладбища: среди серых, надгробных камней, представляя, кем были люди, похороненные под ними, вчитываясь в их имена, он будто приобщался к чему-то более значимому, чем одна отдельно взятая жизнь. В частности, его собственная…

От надгробий с давно забытыми именами веяло тайной, загадкой…

А Джек любил разгадывать тайны.

– Сторожка в той стороне, – сказал Тодд, прерывая их затянувшееся молчание.

Они как раз вошли воротами на кладбище, и он, не сбавляя шага, последовал по дорожке вдоль будто шепчущихся между собой лип. А, быть может, шептались это не липы, а призраки упокоенных здесь годами людей…

В любом случае, вскоре перед ними предстало небольшое строение, домик могильщика, и друзья, постучав в дверь, прислушались к звукам дома. В нем, казалось, никого не была, да и на стук никто не ответил. Тогда, не сговариваясь, они обошли сторожку по кругу, заглянув в окна…

– Здесь, вроде как, никого, – разочарованный, констатировал Тодд.

– Похоже на то, – Джек подергал дверную ручку.

– Что будем делать?

Джек задумался, прикидывая в уме, как лучше им поступить, и попросил:

– Отведи меня на могилу мисс Эдвардс. Может, дорогой и сторожа встретим... Уверен, он где-то неподалеку.

– Пойдем.

В северной части кладбища, затененной листвой могучих дубов, они замерли подле свежей могилы мисс Эдвардс, семнадцатилетней дочери клерка средней руки, мистера Томаса Эдвардса. При жизни девица обитала на Карнаби-стрит в районе Сохо и даже не представляла, какие душевные треволнения вызовет ее смерть в душе абсолютно ей незнакомого человека.

– Вот этот букет лежал с другой стороны, – указал Тодд на уже порядком увядший букет с белыми лилиями. – Сам видел, как его уложили вот здесь, – тычок пальцем, – а утром он оказался на другом месте. А еще эти ромашки, – у парнишки вспыхнули уши, – были положены тут, по центру могилы, а теперь их под самые лилии запихнули...

Джек понял, что ромашки принес девушке Тодд, а значит, хорошо знал, где именно их положил. Стало быть, сомневаться в его рассказе не приходилось…

– А где те кусты, в которых ты прятался? – спросил он у друга, и Тодда указал на кусты бузины, ютившиеся близ склепа из серого камня.

– В них и сидел, пока не зазвонил колокольчик, – сказал он со вздохом, – в них и очнулся. Сам видишь, здесь отличная видимость...

– Вижу.

Джек осмотрел указанные кусты, прошелся от склепа к могиле, и вдруг его гневно окликнули:

– Эй, что ты здесь делаешь? Проваливай, парень. – Кричал тощий мужчина с рабочей лопатой в руках.

Неужто нашелся кладбищенский сторож?

– Вы случайно не местный сторож? – спросил его Джек. – Мы как раз вас искали для разговора.

Мужчина подозрительно покосился то на Джека в его щегольской одежде, то на молчаливо стоявшего Тодда.

– Какого еще разговора? – настороженно осведомился он. – Мне некогда лясы точить – работать надо.

Джек сделал шаг в его сторону.

– Мы много времени не займем. Просто хотели поинтересоваться насчет могилы мисс Эдвардс...

– А что о ней интересоваться? – посерев лицом, осведомился мужчина. Как бы сильно он ни пытался, скрыть панику у него выходило не очень. – Померла девка, похоронили ее – вот и весь сказ. Еще и могилка не успела просесть...

Парни переглянулись, и по лицу Тодда Джек понял, что говоривший ему не знаком: этой ночью он не был у могилы мисс Эдвардс, по крайне мере, молодой человек не видел его. Однако, он слишком нервничал, чтобы быть непричастным…

– А не слышали ли вы звон колокольчика этой ночью? – спросил Джек, не отводя от сторожа взгляда. – Мой приятель уверен, что видел мужчин, пришедших с лопатами на его звон.

Тут высокого, жердеобразного сторожа аж на месте подкинуло: лопата вывалилась из рук, кадык дернулся, готовый, казалось, прорвать тонкую кожу, после чего он сорвался с места и припустил со всех ног.

– Он что-то знает, так я и знал, – крикнул Тодд, срываясь вдогонку за сторожем.

Джек несся следом, отставая на пару шагов... Новый костюм, не предназначенный для спринтерских забегов по дорожкам Хейгейтского кладбища, стеснял движения. Еще и шляпу приходилось удерживать на голове... Прежде Джек таких неудобств не испытывал, и, как итог, могильщик оказался проворнее. Сумел не только пересечь кладбище, но и выскочить за ворота, призывно размахивая руками. Проезжавший кэб замедлился самую малость, и мужчина, вскочив на подножку, велел кэбмену поторопиться. Тодд ругнулся сквозь зубы, глядя вслед уезжавшему экипажу, но Джек закричал: «Лови кэб! Догоним его», и парнишка бросился наперерез следующему вознице.

– Если не упустишь тот кэб, – сказал Джек вознице, указывая на удаляющийся экипаж, – заплачу шестипенсовик.

Тот окинул его внимательным взглядом и, должно быть, удовлетворенный осмотром, кивнул.

– Будет сделано, сэр, – отозвался, пришпоривая лошадей.

Преследуемый ими кэб, между тем, обогнул Ватерлоу-парк и направился по Найгейт-хилл в сторону Хэллоуэя. Ехал он не спеша, должно быть, не ожидая погони, и могильщик с ужасом понял, что просчитался, когда, сойдя на Митфорд-роуд, заметил обоих парней, бежавших к нему через дорогу.

Он выпучил большие глаза, взмахнул руками и снова сорвался на бег, так высоко вскидывая ногами, что казался нескладным, членистоногим в человеческом облике. Так они пробежали еще целый квартал… Парни вспотели, выбиваясь из сил, готовые сдаться (Тодд уже еле дышал). И тут могильщик, юркнув в узкий проулок, пронесся по куче осклизлого мусора, едва не растянувшись на нем, и, распахнув чуть приметную дверь, скрылся за ней в долю секунды.

– Куда это он? – прохрипел Тодд, уткнувшись руками в колени и со свистом, задыхаясь дыша.

– Понятия не имею. Но сейчас мы это узнаем! – произнес Джек, решительным шагом направляясь к двери и потянув ручку.

Та неожиданно поддалась, и Джек с Тоддом вошли внутрь. Пересекли кухню, даже не удосужившись отозваться на удивленный окрик кухарки: «Эй, кто вы такие?» и вышли в просторный холл, являвшийся чем-то вроде роскошно обставленный гостиной. Здесь стояли элегантные диваны в стиле рококо, заваленные ворохом шелковых подушек с восточным орнаментом. Цвет стен был розово-алый, потолок украшали золотые виньетки. Жардиньерки, столики для вина – все недвусмысленно намекало на саму суть этого места.

Джек с Тоддом оказались в борделе.

Не в самом захудалом из них, где продажные куртизанки отрабатывали еду, получая по несколько пенсов с клиента, но и не в престижном доме терпимости, вроде «Строптивой миледи», что в Пейденктоне (Джек слышал, что некоторые из местных девиц зарабатывали по соверену за час). Это был тот самый середнячковый бордель, который в иерархическом реестре борделей стоял где-то между тем и другим…

– Кто вы такие? – послышался с лестницы женский голос. – Как здесь оказались? – Голос был недовольный и явно привыкший повелевать.

Приятели поглядели в его направлении и заметили яркую даму, взиравшую на них грозно, как смотрел бы, наверное, цербер на пробравшихся незаконно в подземный чертог. Рыжеволосая, запахнутая в кружевной пеньюар, она прожигала их взглядом, и несколько девушек помоложе стайкой толпились у нее за спиной.

– Здравствуйте, мэм, – Джеку пришлось взять инициативу предстоящего разговора в свои руки. – Простите, что ворвались без приглашения, однако обстоятельства таковы, что человек, которого мы преследовали долгое время, и разговор с которым очень важен для нас по многим причинам, вошел в двери этого дома, и мы последовали за ним до этого места. Понимаем, что поступили невежливо, – Джек улыбнулся, демонстрируя искреннее смирение, – но такая приятная дама, как вы, без сомнения, сможет войти в положение двух джентльменов, нуждающихся в ее помощи.

Хозяйка борделя – а это могла быть только она – спустилась на пару ступеней, внимательно глядя на обоих гостей (взгляд был профессионально-оценивающий, такой мгновенно решал, достоин ли новый клиент оказанного доверия).

– Вы уверены, что этот мужчина, который вам нужен, вошел в двери именно этого дома? – наконец, осведомилась она. – Как видите, в данный момент здесь только женщины. – И хозяйка взмахом руки указала на маленький, женский цветник у себя за спиной. Тот восторженно захихикал, наслаждаясь неожиданным представлением.

– Он вошел через заднюю дверь, мэм, – ответил Джек, не давая отвлечь себя. – Удивительно, что он знал, где она расположена… А потому, стало быть, он частый гость в этом месте и, возможно, – Джек выдержал паузу, – скрывается в этот момент где-то в доме.

Женщина улыбнулась.

– Желаете обыскать комнаты, юные джентльмены? – чуть насмешливо осведомилась она.

По всему, хозяйка борделя не воспринимала их с Тоддом всерьез, ошибочно полагая их какими-то скоморохами, вознамерившимися тем или иным путем пробраться в бордель и поглазеть на полуобнаженных красоток.

– Для нас очень важно переговорить с этим мужчиной, – сказал Джек намеренно твердым тоном. – Задать ему пару вопросов, не более.

Его собеседница притушила сияние своей белозубой улыбки и с любопытством поинтересовалась:

– Что натворил этот мужчина?

– Именно это мы и хотели бы выяснить.

Женщина смерила Джека пристальным взглядом, а потом обернулась к девушкам за спиной.

– Кто-то знает об этом мужчине, что якобы прячется в нашем доме? – спросила она.

Ее цепкий взгляд прошелся по каждой девице, и потупленный взгляд шатенки с волнистыми волосами не остался ей незамеченным.

– Клара? – строгим голосом вопросила она, и девушка съежилась, явно испуганная.

– Это Марк, миссис Коллинз, – выпалила она. – Он прячется в моей комнате.

Миссис Коллинз сверкнула глазами.

– Кажется, я просила тебя не обслуживать этого человека бесплатно! И вообще не пускать его к нам. Приведи его и немедленно! – приказала она таким строгим тоном, что даже Джеку стало не по себе. Эта женщина явно умела держать работниц в повиновении и не терпела непослушания.

Перепуганная девица бросилась к своей комнате и вскоре вернулась с тощим могильщиком, таща его за рукав. Тот и сам выглядел ненамного лучше нее: с перекошенным от испуга лицом, он глядел то на Джека с приятелем, то на хозяйку борделя, и оставалось неясным, кого именно он страшился сильнее.

По всему выходило, что их с незадачливой Кларой связывала романтическая история…

– А вот и наш «неизвестный», – саркастически заметила миссис Коллинз, окинув незадачливого любовника насмешливым взглядом. – Кажется, я запретила вам появляться в моем заведении. Вы не восприняли мое предупреждение всерьез, мистер Гилберт? – Тот открыл было рот, чтобы что-то ответить, но женщина отмахнулась от его жалких попыток себя оправдать и поглядела на Джека: – Спрашивайте всё, что вы хотели и уходите. В конце концов, я устала и хочу отдыхать!

Джек кивнул и сразу же обратился к мужчине:

– Мы хотели бы расспросить вас о событиях этой ночи... эм...

– Гилберт. Марк Гилберт к вашим услугам, сэр!

– … мистер Гилберт. Что именно произошло этой ночью на могиле мисс Эдвардс, похороненной накануне? Вы слышали, как звонил колокольчик?

Могильщик совсем спал с лица – темноволосая Клара, подхватив его под руку, поддержала пошатнувшегося мужчину.

– Слышал, – простонал он в конце концов тихим голосом. – Только не в эту ночь – в прошлую... Сразу после её похорон.

Тодд, молчавший все это время, словно очнулся:

– Как это в прошлую? Мисс Эдвардс похоронили только вчера...

– Позавчера, – поправил его Марк Гилберт. – Похороны состоялись позавчера. – И пока озадаченный Тодд продолжал бубнить себе под нос нечто нечленораздельное, продолжил такими словами: – Я никогда таким прежде не занимался, клянусь могилой родителей, поверьте мне, молодой джентльмен. А тут будто нечистый попутал: как раз перед самыми похоронами пришли эти люди и попросили за хорошую плату всю ночь, что бы там ни случилось, не высовывать нос из сторожки. Мол, один джентльмен хорошо платит за свежее, юное тело, и я, коли позволю копать, получу славный куш... – И могильщик, как бы вымаливая прощение, воскликнул с надрывом: – А мне деньги, знаете, как нужны? Позарез просто. И вовсе не для себя: для нас с Кларой. Мы пожениться хотим, зажить своим домом, а Клара не может так просто уйти: она должна миссис Коллинз огромную сумму на откуп. И как ее выплатить, коли я получаю гроши?! А тут это дело… И девочка ведь мертва: ей уже все равно, а нам с Кларой подспорье. Вот я и согласился!

Миссис Коллинз выгнула бровь: «Ох уж мне эти влюбленные дураки!» так и читалось на ее недовольном лице.

– Кто были те люди? – спросил у Гилберта Джек. – Вы прежде их видели?

– Ни разу, – мотнул тот головой. – И, надеюсь, что впредь не увижу. Когда зазвонил колокольчик, я подумал, что это они, похитители трупов, орудуют на могиле мисс Эдвардс. Заперся у себя да так и сидел до рассвета. А утром пошел проведать могилку: с виду никаких перемен, кто его знает, лежит там покойница или нет. Я было и успокоился... А тут появились вы оба с расспросами, я и перепугался.

– А имя того джентльмена, который якобы хотел купить тело мисс Эдвардс, вам случаем не известно?

Гилберт замотал головой.

– Не известно, сэр. Сами они-то не шибко со мной говорили, а я ни о чем не расспрашивал. Получил свои деньги, – и дело с концом!

Джек с Тоддом переглянулись. Догадки приятеля отчасти оправдались – тело мисс Эдвард было похищено – и что теперь с этим делать, Джек совершенно не понимал.

– Как вы могли?! – голос Тодда пресекся от переполнявшего его чувства. – Поступили хуже убийцы... Отдали тело несчастной на поругание и живете себе преспокойно. Обогащаетесь на чужом горе... Гореть вам за это в аду.

Бедняга Гилберт скукожился еще больше, стал похож на подсохшую кожуру апельсина, – по всей видимости, анафема Тодда по-настоящему его напугала.

– Я ж только ради нас с Кларой... – простенал он совершенно несчастный. – Из-за любви…

Но Тодд уже не слушал его, обращаясь к приятелю:

– Джек, мы просто обязаны отыскать тех безбожников, что похитили тело мисс Эдвардс. – Робость его совершенно прошла, праведное негодование сделало паренька смелым. – Нельзя позволить им измываться над ней, пусть даже мертвой.

Он, казалось, был совершенно уверен, что у Джека непременно есть какой-нибудь план. Он ведь вырос на улицах Лондона, знает, чем дышат самые мрачные закоулки Ист-Энда, кто скрывается в них, а значит, всегда сумеет помочь…

Вот только сам в себе Джек был уверен намного меньше: хирурги, покупающие тела, плодились нынче, как тараканы, и который из них приобрел тело мисс Эдвардс узнать было сложно. Если в целом возможно…

И вдруг:

– Я могла бы свести вас с одним из хирургов, работающим здесь, в районе. Это доктор Уильям Максвелл... – Говорившая шагнула вперед. – Полагаю, он мог либо сам приобрести тело нужной вам девушки, либо подсказать, к кому обратиться в первую очередь.

Девушка, выступившая вперед, выглядела немного иначе, чем остальные девицы борделя: светловолосая, конопатая, она открытым, бросающим вызов взглядом глядела на Джека. Высокого роста, в простом, скромном платье без единого украшения, она могла оказаться, как обычной служанкой, так и подопечной миссис Коллинз, собравшейся по делам в город. В любом случае ее предложение было кстати, и Джек, готовый за него ухватиться, без промедления отозвался:

– Мы были бы благодарны за помощь.

– Тогда не станем терять времени даром, – сказала девушка улыбнувшись, и тут же направилась к двери.

Недовольное «Мара!» из уст миссис Коллинз заставило ее обернуться.

– Это не займет много времени, – кинула она женщине. – Отведу двух джентльменов к доктору Максвеллу – и дело с концом. – И парням: – Ну так что, вы идете или решили остаться? – Ее насмешливый голосок заставил обоих поторопиться.

– Всего доброго, дамы, – попрощались с хозяйкой борделя и ее цветником смущенные парни, а потом устремились за дерзкой девицей, уже выходившей на улицу.

Подстроившись к ее шагу, они вместе зашагали по тротуару. День был солнечный, ясный, прогуливаться в такой одно удовольствие, и даже мрачные мысли, какими бы гнетущими они ни были, делались чуточку легче.

– Мама всегда такая зануда, – посетовала вдруг спутницу. – Полагает, что я веду себя недостойно благовоспитанной леди, так я и не леди, а уж тем более не благовоспитанная, – констатировала она, закатив голубые глаза. – Не тогда, когда ты родилась в борделе и знаешь всю его подноготную!

Джек удивился:

– Так эта женщина – твоя мать?

– Удивлен? – улыбнулась девчонка. – Это можно понять. У меня, знаешь ли, и братья имеются, правда, они много старше и живут своим домом. А я вот всё еще с матушкой… – И заметив, должно быть, пораженный взгляд Тодда, взмахнула руками: – Да нет, ты чего, – она хлопнула она его по плечу, – я в борделе пока не работаю. Но это пока… – Лицо ее, несмотря на вполне бодрый голос, сделалось мрачным: – Мама надеется сбыть меня богатенькому клиенту на содержание... Вот и бесится, когда я правил не соблюдаю. А мне эти правила вот как осточертели, – она стиснула свое горло руками. – Я все равно ей не дамся. И мужику не позволю творить с собой разное. Сбегу в Новый свет! Я давно все решила. – И мечтательно: – Там хорошо, говорят. Каждый живет так, как захочет... Нет ни маменьки, ни короля. Ни этих чертовых правил!

Ее развязность и сквернословие заставили Тодда смутиться, в деревне, даже девицы из простонародья, не позволяли себе таких слов, а Мара ни много ни мало была почти куртизанкой. О таких, помнится, пастор Райт особенно предостерегал в своих воскресных проповедях… И пусть в Маре не было ничего устрашающего, даже наоборот, Тодд ощущал себя рядом с ней как-то скованно и неловко. Быть может, будучи по природе достаточно робким, он просто-напросто сторонился бойких девиц. А Мара была именно из таких: все говорила и говорила, так что Тодд и слова не вставил в их с приятелем разговор до самой прозекторской искомого ими доктора Максвелла.

– Доктор Максвелл – свой человек, – сообщила, между тем, о докторе Мара. – Берет недорого и завсегда помогает, коли в том надобность возникает. Вы понимаете... – вскинула она тонкие бровки. – Маменькины девицы вечно что-нибудь да подцепят, вот и приходится доктора звать. А услуги их нынче недешевы, дерут втридорога, да еще прибедняются. Но доктор Максвелл не из таких… – Мара Коллинз дернула плечиками. – Я наведываюсь к нему время от времени, просто так, без причины, – призналась она, – он не считает женщин глупыми курицами, ни на что, кроме... ну, вы понимаете, не способными. Интересные вещи рассказывает: например, про строение сердца или кровообращение, – произнесла она по слогам. – Я до него и слов-то этих не знала... Меня только бренчать на рояле да колоть пальцы иголкой и учили по существу. Пустая трата времени, признаюсь я вам! – И заключила: – Вот мы и пришли.

Небольшое приземистое строение, стоящее в глубине одичавшего сада, никак не ассоциировалось с приемной известного доктора. Им и не было: пациентов знакомец мисс Коллинз принимал в другом месте. Они прошли к нему через калитку в щербатом заборе и высокий бурьян, и Джек спросил неуверенно:

– Ты уверена, что мы пришли, куда надо?

– Конечно, уверена. Считаешь, я совсем глупая? – И девушка побежала вперед по дорожке.

– ЧуднАя какая-то, – озвучил Тодд свои мысли, глядя ей вслед. – Болтает без умолку, да еще водится с мясником.

Джек возразил:

– Доктор Максвелл – не мясник, Тодд. Он – анатом, изучающий человеческое тело...

Но Тодд стоял на своем:

– Он покупает человеческие тела и режет их ножичками. По-твоему, он не мясник?! По-моему, никакой разницы.

Ответить Джек не успел, да и не шибко хотел вступать в прения... Только зажал нос пальцами, пытаясь заглушить пахнувшее зловоние мертвечины, принесенное ветерком. И скривился от омерзения…

– Поторопитесь, – окликнула их с Тоддом Мара, постучав в дверь.

Та вскоре скрипнула, отворяясь, и перед тремя посетителя предстал мужчина лет сорока-сорока пяти в порыжевшем от крови и других малоприятных телесных жидкостей фартуке, утирающий руки грязной тряпицей. Его в целом приятное, привлекательное лицо, выражавшее любопытство, глядело на них умными, проницательными глазами.

Сладковатый, приторный запах сделался четче, им потянуло из-за открытой двери за спиной доктора Максвелла, и Джек невольно сглотнул, борясь с тошнотой, взбаламутившей ему внутренность.

– Доктор Максвелл, мы к вам по делу! – жизнерадостно провозгласила мисс Коллинз, казалось, не замечавшая ни жуткого фартука доктора, ни отвратительных ароматов разлагающейся плоти из его лаборатории.

Тот улыбнулся ей, продолжая глядеть поверх ее головы на парней.

– Поговорим внутри, – коротко кинул он, развернувшись и последовав в секционную.

Здесь, внутри, куда парни последовали за Марой, смердело особенно невыносимо. Зловоние мертвечины, карболовой кислотой и керосиновых ламп, смешавшись в один смертоносный коктейль, ударяло буквально под дых. Заставляло слезиться глаза… И, казалось, лишало способности мыслить.

В самом центре, на секционном столе, лежал человек, вернее его бренное тело, жалкая оболочка, бесстыдно выставленная на их обозрение до самых внутренностей.

– Итак, какое у вас ко мне дело? – спросил доктор Максвелл, явно надеясь, как можно скорее вернуться к своей жуткой работе. – Я несколько занят и тороплюсь.

Джек хотел бы ответить, но слишком явственно ощущал мертвеца за спиной, и Мара опередила его.

– Эти двое молодых джентльменов, – сказала она, – разыскивают мертвое тело, захороненное третьего дня.

– Не третьего дня, а вчера, – возразил девушке Тодд.

– Третьего дня, – настаивала на своем Мара. – Гилберт сказал именно так. А уж он-то не ошибется… в отличие от некоторых других. – Одарила она паренька скептическим взглядом.

Ее слова возмутили парнишку.

– А я говорю, он ошибается. – Стиснул он кулаки. – Я сам присутствовал на похоронах и потому знаю, о чем говорю.

Доктор Максвелл вскинул бровь, заинтересованный перебранкой.

– Объясните толком, в чем дело, – попросил он. – Я совершенно запутался.

Мара и тут оказалась проворнее:

– Эти двое уверяют, что некую девушку...

– Этель Эдвардс, – подсказал имя Джек.

– … Этель Эдвардс, – продолжила Мара, – схоронили третьего дня на Хейгейтском кладбище. Той же ночью покойницу умыкнули похитители трупов, и этот молодой человек, – она указала на Тодда, – желает отыскать ее тело. – А потом добавила совершенно не к месту: – Похоже, бедняжечка был влюблен в девицу при жизни. И теперь сильно страдает!

«Бедняжечка», злой как черт, ожог девицу ненавидящим взглядом и настойчиво повторил:

– Ее схоронили вчера... вчера, а не третьего дня. Этот могильщик не смыслит, что говорит... – и почесал зудящую шею.

Доктор Максвелл, внимательно за обоими наблюдавший, решил уточнить:

– А я здесь при чем? – При этом он приблизился к Тодду и слегка оттянул край его воротника.

– Ну, – улыбнулась доктору Мара, – мы хотели узнать, не искомая ли нами покойницу на вашем столе, доктор Максвелл. – И доктор тоже ей улыбнулся.

Сказал:

– Прошлой ночью я трупа не покупал. А этот свеженький, так сказать, цирроз печени и тому подобные прелести. Вряд ли этот пропойца ваша исчезнувшая девица!

Тодд побледнел… А доктор, приблизившись к телу, указал на мужчину рукой: мол, вот, убедитесь, что я вам не лгу. Тодд, старавшийся не глядеть на труп все это время, теперь увидел оголившуюся грудину с пурпурным оттенком внутренних органов и, сделавшись много бледнее прежнего, бросился прочь из дома, где изверг содержимое пустого желудка в кусты у порога.

– Так это мужчина, – констатировала мисс Коллинз с разочарованием. – Мне жаль. – И она поглядела сквозь распахнутую дверь на корчившегося от рвотных спазмов Тодда...

Доктор Максвелл, проявив понимание, прикрыл тело простыней и обратился к Джеку:

– След на шее вашего друга подозрительно напоминает инъекцию. Не подскажете, кто мог сделать укол?

– Укол шприцем?! – Джек даже опешил. – Понятия не имею.

– Любопытно, вы не находите? – Доктор в задумчивости потер подбородок. – Возможно, этим и объясняется выпавший из его памяти день. Я хотел бы исследовать его кровь. Как полагаете, он согласится?

Джек не знал, что ответить: пораженный, он думал о том, как Тодд постоянно тер шею и как рассказал, что его укусила пчела. Но пчела ли?

– Не думаю, но я постараюсь его убедить, – сказал он и направился к другу со стаканом воды.

– Ты все еще думаешь, что он не мясник? – простенал Тодд хриплым голосом.

Пить воду из докторского стакана ему совсем не хотелось, однако он себя пересилил и осушил его полностью. В горле стоял тошнотворный привкус исторгнутой желчи.

– Доктор сказал, что тебя укололи шприцем, – вместо ответа просветил его Джек. – Он говорит, у тебя на шее след от инъекции. Помнишь, ты говорил о пчеле…

– След от инъекции? – Тодд схватился за шею. – Не понимаю. Пчела… да, меня будто что-то кольнуло. – Глаза его сделались просто огромными, рот распахнулся. – Полагаешь, это меня так иглой? Но зачем?

– Доктор предполагает, что тебе что-то вкололи. Может быть, потому ты не помнишь вчерашнего дня…

– Боже! – Тодд привалился к стене, пытаясь осмыслить услышанное. – Не понимаю…

– Доктор кажется неплохим человеком, – поспешил сказать Джек, воспользовавшись замешательством друга, – он может помочь выяснить, что за дрянь вкололи тебе. Нужно только дать ему твою крови на анализ...

Глаза Тодда выпучились от страха, и Джек схватил его за руку, пресекая любую попытку к возможному бегству.

И продолжил увещевая:

– Не глупи, Тодд. Это всего лишь капелька крови... К тому же, признайся, как на духу: ты хочешь выяснить, что случилось с телом мисс Эдвардс или же нет?

Тодд опустил голову и сглотнул. Пальцы его мелко подрагивали.

– Хочу, – прошептал он так тихо, что Джек его еле расслышал.

Расставшись с мисс Коллинз у дверей ее дома, оба приятеля замерли в нерешительности. Доктор Максвелл обещал провести необходимые тесты с кровью уже к завтрашнему дню, однако этого было мало: им следовало рассказать о случившемся кому-то надежному, способному не просто выслушать, но и помочь по необходимости.

В голову Джека приходил только один человек: им был инспектор Энтони Ридли.

Именно потому он сказал:

– Предлагаю поведать эту историю инспектору Ридли, Тодд. Так будет лучше всего... Сами мы мало что можем.

Тодд молча мотнул головой, слишком погруженный в собственные мысли, чтобы прерывать их ответом, и они отправились ловить кэб до Уйтхолл-плейс номер четыре – Джек логически рассудил, что искать инспектора стоит именно в участке. Дома он появлялся глубокой ночью, спал несколько часов урывками и уходил подчас еще затемно... Так что миссис Вилсон, экономка, только руками разводила.

А теперь было не так уж поздно: шел седьмой час вечера, и Ридли, конечно же, был на рабочем месте. Туда они и направились…

– Кукольный мальчик?!

Джек непроизвольно скривился, услышав старое прозвище, и обернулся, чтобы припечатать болтуна недовольным взглядом, однако увидел знакомое веснушчатое лицо констебля Дрискоула и невольно смягчился.

Все, случившееся до Нортумберленда, казалось Джеку чем-то давно минувшим, канувшим в небытие, он и сам канул туда же – теперь он стал как будто бы взрослее и чуточку терпимее.

– Здравствуйте, констебль, – поздоровался он с мужчиной, и тот даже присвистнул, пройдясь взглядом по его франтоватой одежде.

– Вы только посмотрите, – отозвался Дрискоул, широко улыбаясь, – наш Кукольный мальчик выбился в франты! Помнится, не так давно и причесаться лишний раз не удосуживался, а теперь поглядите-ка, чудеса, да и только, – при шляпе и в новом сюртуке.

– Времена меняются, констебль, – улыбнулся на это Джек.

– … как и люди, я полагаю, – хмыкнул его собеседник.

Джек поинтересовался:

– Могу я поговорить с инспектором Ридли?

Констебль вскинул густые черные брови под самую линию волос и с многозначительностью осведомился:

– Что, опять? Тебе все неймется, Кукольный мальчик? – Джек шутки не поддержал, и Дрискоул махнул рукой: – В кабинете он у себя. Хотите, чтобы о вас доложили, многоуважаемый сэр? – насмешничая, осведомился он.

– Сам справлюсь, благодарю, – отозвался на его кривляние Джек.

И уже направляясь в сторону кабинета инспектора, услышал, как Дрискоул насмешливо передразнил: «Благодарю», ишь, какие мы стали вежливые». Ему припомнилось, как он приходил в этот участок вместе с Мейбери... как Ридли подарил ему чистые вещи для аудиенции у Риверстонов... Все это было как будто бы не про него.

Сердце невольно сжалось.

– Войдите.

Джек приоткрыл дверь и увидел устремленные на себя глаза старого знакомца: тот сидел за рабочим столом, заваленным кучей бумаг, и, кажется, что-то писал, прежде, чем его отвлекли стуком в дверь.

– Джек Огден. – Ридли отложил перо и слегка усмехнулся в своей привычной манере, только ему одному и свойственной. – Какими судьбами? Проходи, рассказывай. Полагаю, это не простой визит вежливости... – он поглядел на Тодда, оценивая того с головы до ног, и парнишка совершенно смешался, переступив с ноги на ногу, подобно неуклюжему медведю.

– Мы пришли по делу, – Джек хоть и привык к полицейским повадкам инспектора, все-таки и сам ощущал себя не в своей тарелке (наверное, из-за новой одежды), – не совсем обычному делу, если быть точным. – И он указал на своего спутника: – Это Тодд Хит, мой приятель по Хартберну, мы вместе вернулись в Лондон.

– Понимаю. – Ридли встал, обошел стол по кругу и облокотился о столешницу. – Так в чем заключается ваше «не совсем обычное дело», молодые люди? Я весь внимание. Говорите…

– Так вот, – продолжил объяснять Джек, – Тодд работает помощником фотографа на Корделиен-стрит... Того зовут Кори Фостером – возможно, вы слышали это имя...

– Что-то не припоминаю, – мотнул головой инспектор. И попросил: – Ближе к делу, пожалуйста…

Джек не заставил просить себя дважды.

– Несколько дней назад их с фотографом пригласили сделать посмертные фотографии некой мисс Этель Эдвардс, дочери банковского клерка, преждевременно почившей из-за сильной простуды.

И Джек пересказал инспектору Ридли все произошедшие с тех пор события. Не умолчал и об их визите к доктору Максвеллу, обещавшему узнать, что конкретно вкололи бедолаге Тодду в ночь похищения тела мисс Эдвардс.

Закончив рассказ, Джек замолчал, позволив Ридли осмыслить услышанное, тем более, что тот казался весьма увлеченным данной историей: глядел невидящими глазами в пустое пространство над дверью да постукивал указательным пальцем по губам.

– Когда, вы говорите, упокоили эту девицу? – осведомился он, глядя на обоих парней сразу.

– Третьего дня, если верить могильщику, – отозвался на это Джек. – Тодд же полагал, что это случилось вчера.

Ридли оттолкнулся от стола и сделал несколько шагов по комнате.

– В самой краже тела мисс Эдвардс нет ничего особенного, если подумать, – произнес он обыденным тоном. – Тела крадут повсеместно, и мы бессильны против этой напасти. Хотя нынче стало поспокойнее, – заметил он мимоходом. И продолжил с задумчивым выражением на лице: – Примечателен сам факт инъекции, и это да, интригует. Какой похититель трупов может позволить себе новомодный шприц с довольно неожиданным содержимым? Сомневаюсь, что, хотя бы один из них знает о его существовании, не говоря уж об использовании... Вы правы, во всем этом что-то есть.

– Вот и я о том же, – вскинулся Джек. – Здесь какая-то загадка, и мы с Тоддом хотели бы ее разгадать. Не говоря уж о том, что тело несчастной девушки должно быть возвращено в могилу, из которой ее похитили...

Ридли усмехнулся.

– Норовист, как и прежде. Даже дорогая одежда не сделала тебя другим… Натуру не переделать, в какие бы одежки ее не облачить, не так ли, мой юный друг? – И похлопал юношу по плечу: – Ну-ну, не дуйся, я это не со зла. Ты же знаешь...

В этот момент раздался вежливый стук, и в проеме двери показалась веснушчатая физиономия Дрискоула.

– Инспектор Ридли, сэр, тут некий господин желает сообщить об исчезновении человека. Явно из богатых... Желаете сами переговорить с ним или мне поручить это Коллинзу?

Ридли, на секунду задумавшись, осведомился:

– Имя заявителя?

– Оливер Френч, сэр, бизнесмен. Так написано на его визитной карточке...

– Он сообщил имя пропавшего?

– Говорит, это его друг, некий, – констебль сверился с зажатой в руке визиткой, – Клод Гарднер. Тот со вчерашнего дня не подает о себе признаков жизни. Он, по его же собственным словам, за него крайне волнуется...

– Клод Гарднер, – повторил за сотрудником Ридли, и Тодд, прежде упорно молчавший, встрепенулся.

– Я, кажется, знаю это имя, – произнес он взволнованным голосом. – Слышал однажды... только не припомню, где именно.

Джек с Ридли вперили в парня любопытные взгляды.

– Тебе знакомо имя пропавшего? – Ридли подобрался, словно гончая перед началом гона. – Весьма любопытное совпадение.

А Тодд, мучительно соображавший, где мог слышать данное имя, хлопнул себя по лбу:

– Вспомнил: это было в доме Эдвардсов, сразу после того, как мы закончили с фотографированием. Старая кухарка, которой велели угостить нас обедом, упоминала его несколько раз... – Тут юноша в смущении замялся: – Только я был слишком занят размышлениями о мисс Эдвардс, чтобы вслушиваться в ее слова. Представления не имею, почему она о нем говорила...

Ридли, явно разочарованный, все-таки сумел примирительно улыбнуться.

– Что ж, напиши-ка ты мне, дружок, вот здесь на этом листке бумаги свой и Эдвардсов адреса, – попросил он Тодда, подавая ему лист писчей бумаги и чернила. – И, Джек, – теперь он смотрел на старого приятеля, – полагаю, тебя бесполезно просить не вмешиваться в это дело, не так ли?

Джек только пожал плечами.

– Мы, вроде как, уже замешаны, инспектор. Позвольте помочь вам в расследовании по мере сил и возможностей!

И Ридли попросил.

– Только обещайте, что будете слушаться меня во всем, никакой самодеятельности.

– Обещаем, – поручился Джек за обоих сразу.

Работа у мистера Баррета была чистой воды синекурой: от Джека всего-то и требовалось, что коммуницировать с пока еще немногочисленными клиентами своего работодателя, да содержать в полном порядке папки с делами.

Джек втайне подозревал, что со всем этим мистер Баррет мог бы справиться сам, но, посчитав себя должным за оказанную им с миссис Чендлер почтовую услугу, он и придумал для него эту неплохо оплачиваемую, но необременительную должность.

И Джек выкладывался по полной... Тоже во имя благодарности. Вот хотя бы за свой новый костюм и отличную фетровую шляпу.

– Ты вчера поздно вернулся, – сказал мистер Баррет, подняв голову от документа. – С мистером Кортом появились какие-то трудности?

Джек как раз вымучивал очередную строку делового письма, которое мистер Баррет поручил парню размножить в трех экземплярах, и потому рад был отвлечься.

– Никаких трудностей, сэр: мистер Корт подписал сделанное признание, как вы того и хотели. А задержался я из-за приятеля Тодда...

– Это тот самый сын булочника, что уехал с тобой из Хартберна?

– Да, сэр, он самый, – подтвердил Джек, мотнув головой. – Дело в том, что с ним приключилась одна странная, непростая история...

И он в очередной раз пересказал историю о похищенной из могилы покойнице, дополнив её сообщением об исчезновении мистера Клода Гарднера, чье имя многократно упоминалось в доме все той же преждевременно почившей мисс Эдвардс.

И заключил он все это такими словами:

– Что-то подсказывает мне, сэр, что оба этих события – похищение тела мисс Эдвардс и исчезновение мистера Гарднера – каким-то образом связаны между собой, и потому я хотел бы... – тут он замялся, не решаясь договорить, и мистер Баррет подбодрил его тихой улыбкой. – … Поучаствовать в расследовании инспектора Ридли, – закончил Джек свою мысль. – Быть в курсе происходящего...

Мистер Баррет поинтересовался:

– Хочешь иметь разрешение отлучаться время от времени по этому делу?

– Да, сэр, если вы не будете против.

Молодой человек на секунду задумался, скорее просто для вида.

– Не против. – Его улыбка сделалась шире. – Но только с условием...

– Каким, сэр? – насторожился Джек.

– Ты будешь держать меня в курсе этого дела, рассказывать обо всем, что удастся выяснить, договорились?

Джек с облегчением выдохнул.

– Договорились. – И тут же спросил: – А не мог бы я отлучиться прямо сейчас? Быть может, доктору Максвеллу удалось к этому времени выяснить, инъекцию какого лекарства сделали Тодду... Уверен, инспектору Ридли это поможет в расследовании.

Вскоре он опрометью бежал по садовой дорожке к неприметной калитке, выводящей узким проулком на оживленную Карнаби-стрит. Там, подозвав свистом проезжающий кэб, он вскочил на подножку и уже минут через двадцать подходил к лаборатории доктора Максвелла.

Мертвечиной здесь нынче пахло поменьше, но амбре все равно вышибало из легких весь воздух. И Джек, задохнувшийся в первый момент и даже закашлявшийся, заметил, как доктор расплылся в улыбке… Его вытянутое лицо с окладистыми бакенбардами так и светилось радостным предвкушением чего-то особенного... Похоже, ему не терпелось поделиться деланным открытием.

– Барбитал-натрия, молодой человек. Вот что я нашел в крови вашего друга! – сообщил он без промедления. И так как Джек, демонстрируя полнейшее недоумение, никак на это не отреагировал, пояснил: – Сильнодействующее снотворное. Применяется в психиатрии при лечении буйных больных... Малоизученное и крайне опасное в больших дозировках. Просто так в аптеках не продается, как вы понимаете!

Джек мало что понимал в медицине, однако главное уразумел: просто так по ночному кладбищу с таким препаратом в кармане не ходят.

– Не могли бы вы записать это название, сэр? – попросил Джек доктора Максвелла, боялся не удержать в памяти столь заковыристые слова. – Я покажу его инспектору Ридли. Вдруг это поможет полиции разобраться в том, что случилось.

– Так вы сообщили в полицию? – удивился мужчина. – Что ж, вполне разумно, хотя и весьма неожиданно.

Джек отчего-то смутился и посчитал необходимым сказать:

– Вчера в Лондоне пропал некий Клод Гарднер, американец французского происхождения, который, как мы полагаем, может быть связан с семейством мисс Эдвардс. Весьма странное совпадение, вы не находите?

Доктор Максвелл вскинул кустистые брови, хмыкнул и произнес:

– Согласен, во всем этом есть что-то странное. – И предложил: – Если будет нужна медицинская консультация – можете смело обращаться ко мне. Буду рад помочь!

– Спасибо, доктор, так и сделаем при необходимости, – пообещал ему Джек, складывая бумагу и убирая ее в карман.

Теперь его путь лежал в сторону Скотланд-Ярда.

– А вот и наш мистер Огден. – Джек столкнулся с инспектором Ридли в дверях полицейского управления – стоящий неподалеку кэб определенно дожидался именно его. – Ты едва успел застать меня на месте. – И поведал: – Пропавший Клод Гарднер так и не нашелся, я как раз еду побеседовать с Оливером Френчем, его близким другом и работодателем.

– Можно мне с вами? – выпалил Джек на ходу, почувствовав волнение сыскной лихорадки сразу во всем теле одновременно. Противиться ей было бесполезно: зуд проходил только вместе с удачно раскрытым делом. А тут все самое интересное только начиналось...

Напряжение буквально витало в воздухе.

– Что, никак неймется? – не удержался Ридли от привычной насмешливости в адрес своего юного приятеля. – И тут же взмахнул рукой: – Что ж, поехали, посмотрим, что сможет нам поведать мистер Оливер Френч.

Джек не заставил себя ждать и легко запрыгнул на подножку экипажа, заняв место подле инспектора, и едва колеса кэба загрохотали по булыжной мостовой, он поведал Ридли о недавно состоявшемся разговоре с доктором Максвеллом. Подытожил он его извлеченным из кармана сюртука листком с названием снотворного препарата...

Ридли выслушал его в сосредоточенной задумчивости, пробежал глазами замысловатое название на бумаге, а потом погрузился в молчаливое раздумье... И отмер только под сообщение констебля Дрискоула об их прибытии на место.

Все это время Джек не произнес ни слова – он и сам был полон тем для раздумий. Хотелось понять, связаны ли между собой события на Хейгейтском кладбище и исчезновение Клода Гарднера, неким непонятным пока образом имеющего отношение к умершей девушке... А если связаны, то как. Чтобы увязать все это между собой, нужно было обладать большим количеством фактов, и Джек собирался разжиться ими именно сегодня, во время разговора с Оливером Френчем. Кем бы он там ни был...

А был он, определенно, не из бедных: красивый маленький особнячок на Мэрилебоне мгновенно притягивал досужие взгляды. Медный дверной молоток сверкал, как отполированное золото... Недавно начищенная лестница, казалось, никогда не знавала ни пылинки, а вышедший на стук дворецкий так высоко задирал свой курносый нос, что Джек едва не прыснул в кулак при виде щетки волос, торчащей из его правой ноздри. Инспектор, должно быть, любовался тем же видом с его левой стороны.

– Мы хотели бы переговорить с мистером Оливером Френчем, – произнес Ридли без тени улыбки. – Не могли бы вы сообщить ему о нашем визите, будьте так добры. – И он протянул дворецкому свою визитную карточку.

Тот принял ее облаченной в белую перчатку рукой и удалился, всем видом демонстрируя оказанное незваным гостям снисхождение.

Ридли пожал плечами.

– Его хозяин и то кажется меньшим снобом, – хмыкнул он себе под нос.

Вскоре их препроводили в кабинет мистера Френча, и Джек опешил при виде маленького пухлого человечка, буквально кинувшегося им навстречу.

– Инспектор Ридли. – Он вцепился в руку инспектора и несколько раз энергично ее встряхнул. – Удалось ли вам узнать что-то о моем исчезнувшем друге? Я буквально места не нахожу от беспокойства. Пропадать вот так, без единого слова предупреждения, совсем не похоже на Клода... Боюсь, с ним случилось нечто ужасное.

Ридли произнес:

– К сожалению, мне нечем вас порадовать, мистер Френч. Ваш друг все еще не обнаружен... Будем надеяться на лучшее.

– На лучшее... Да, конечно, – повторил за ним собеседник, и его тон сказал больше, чем сами слова: Оливер Френч на лучшее, увы, не надеялся. – Я и сам говорю себе то же, однако памятуя о прошлом... обо всех преступлениях, совершающихся повсеместно в этом проклятом городе. – И извиняющимся тоном: – Надеюсь, я вам не обидел, инспектор? Этот город исполнен порока, и вам ли не знать об этом.

Ридли молча кивнул, как бы соглашаясь с утверждением маленького человечка, а потом вдруг осведомился:

– Могу я задать вам несколько вопросов, касательно мистера Гарднера, вашего поверенного...

– И лучшего друга, – присовокупил хозяин дома. – Мы через многое прошли вместе... – И чуть менее патетично: – И да, буду рад ответить на ваши вопросы, инспектор. Так о чем вы хотели спросить? Я весь в вашем распоряжении.

Инспектор Ридли задал вопрос:

– Скажите, были ли у мистера Гарднера враги?

– Враги? – Мистер Френч даже подскочил на месте. – Что вы, не думаю, что это возможно. Он крайне миролюбивый и богобоязненный человек. К тому же, родился и вырос за океаном – полагаю, ни один из недругов, даже имейся у него таковой, не последовал бы за ним в Старый Свет только для того, чтобы свести старые счеты.

– То есть никто определенный вам в голову не приходит?

– Абсолютно никто, инспектор.

– А как же вы сами, – задал новый вопрос инспектор Ридли, – имеются ли враги лично у вас, мистер Френч? Возможно, исчезновение вашего друга связано с одним из ваших недоброжелателей... – И снова: – Вы, насколько я понимаю, владеете собственным делом, а это всегда чревато определенными сложностями...

– Если под «сложностями» вы подразумеваете наличие, как вы сами их называете, недоброжелателей, то могу вас уверить, инспектор, таковых практически не имеется. Не скрою, у нас были некоторые неприятные инциденты, однако столь незначительные, что не стоит и поминать... Да и было то опять же за океаном. – Мистер Френч дернул плечами, потер свою идеально выбритую щеку, и, вскинув голову, осведомился: – Полагаю, вам неизвестно, чем именно мы с Клодом занимаемся? – И сам же ответил: – Продаем «Эликсиры Френча» – одно из самых действенных средств при любых видах психического недуга. – И все в том же духе: – Сейчас мы только начинаем пробиваться на местный рынок, но в Нью-Йорке, где собственно и находится наш головной офис, «Эликсир Френча» давно зарекомендовал себя, как наипервейшее незаменимое средство не только при подавленном состоянии духа, вызванном телесными воспалениями, но и при таком наисложнейшем недуге, как истерия, – здесь мистер Френч понизил голос до едва различимого шепота, вроде как поверяя некую тайну. – И, скажу вам как на духу, результаты просто ошеломляют.

– То есть вы продаете «тоник от нервов»? – решился уточнить Ридли, и мистер Френч с энтузиазмом кивнул.

– Вы непременно должны его попробовать, инспектор. – Мужчина подхватился со стула и бросился к массивному дубовому шкафу, полки которого, стоило ему распахнуть его дверцу, так и ощетинились бутылочками с чудодейственным эликсиром. – Вот, принимайте по пять капель перед едой – и все ваши хвори, как рукой снимет.

Ридли принял флакон синего стекла и взвесил его в ладони – Джек уловил нотку насмешливости, залегшую в уголках его глаз.

– Благодарю, – произнес инспектор в сторону дарителя. – Обязательно воспользуюсь вашим подарком. – И переменил тему: – Насколько я могу судить по вашим же словам, мистер Френч, это не первое ваше знакомство с Лондоном...

Френч с энтузиазмом кивнул.

– Вас, должно быть, удивляет отсутствие акцента, – присовокупил он к кивку, – понимаю ваше замешательство, инспектор. Однако должен заметить, что я родился и вырос на улицах этого города. Лондон – моя несчастная родина! – Ридли, если и был удивлен, вида не подал, только чуть вопросительно поглядел в глаза собеседника, и тот продолжил: – Прежде у меня не было ни дома в Марилебоне, ни дорогой одежды, даже еду приходилось добывать тяжелым трудом на кожевенной фабрике в Элдинге... Это было тяжелое, полное беспросветного мрака существование, вспоминать о котором совершенно не хочется. – Мужчина вздохнул, задумавшись на секунду, а потом поглядел прямо на Джека: – Я был примерно вашего возраста, молодой человек, когда «зайцем» пробрался на один из судов, отплывающих в Новый Свет. Терять мне было нечего, и я простился с родными берегами ровно на двадцать лет...

– Похоже, удача сопутствовала вам в этом приключении, – Ридли слегка улыбнулся. – Вы вернулись богатым человеком.

– Вы правы, удача мне улыбнулась... Пусть и не сразу, коварная кокетка, однако, проявила благосклонность.

Мужчина замолчал, задумавшись на мгновение, и Ридли снова произнес:

– Однако вернемся к мистеру Гарднеру. Расскажите, когда вы видели друга в последний раз...

– Позапрошлым утром, – с готовностью отозвался Оливер Френч. – Мы выпили чаю, обсудили некоторые деловые вопросы... – И, на секунду запнувшись, заключил: – А потом Клод ушел. С тех пор я его больше не видел...

В этот самый момент в дверь кабинета постучали, и появившийся на пороге дворецкий сообщил о визите констебля Дрискоула... Весьма смущенный подобной помпезностью, тот тенью просочился мимо сноба-дворецкого и что-то зашептал на ухо инспектора Ридли.

Едва тот перестал говорить, Ридли поглядел на мистера Френча и произнес:

– Не могли бы вы рассказать, что стало причиной вчерашней ссоры между вами и мистером Гарднером? Судя по словам некоторых очевидцев, вы были весьма раздражены, и мистер Гарднер выскочил из дома в расстроенных чувствах.

Джек навострил уши: такого поворота событий он вовсе не ожидал.

– Ссора имела место, – не стал отрицать очевидное мистер Френч, только кончики ушей у него слегка покраснели – Мы, действительно, сильно поссорились, наговорили друг другу разного... Клод выскочил из дома, хлопнув дверью. – И невесело мыкнув: – Обозвал меня глупым ослом... Если бы я только знал, что не увижу его больше. Если бы только знал...

Ридли поинтересовался:

– Могу я узнать о причине вашей ссоры?

Френч, продолжая качать головой, выдохнул:

– Всего лишь частный вопрос. Мы обсуждали смерть моей дочери... Бедная девочка скончалась несколько дней назад, и третьего дня была похоронена на Хейгейтском кладбище.

Тут уж голос окончательно подвел несчастного предпринимателя, и он замолчал, пытаясь унять дрожь в голосе.

Ридли с Джеком переглянулись.

– Как звали вашу дочь? – поинтересовался инспектор Ридли, взволнованный не в меньшей степени, пусть и по другому поводу.

И Френч просипел:

– Этель Эдвардс. Почему вы спрашиваете, инспектор?

– Итак, вашу дочь звали Этель Эдвардс. – Ридли поглядел на маленького человечка пристальным взглядом. – Простите мою непонятливость, мистер Френч, но каким образом дочь банковского клерка мистера Томаса Эдвардса могла оказаться и вашей дочерью одновременно?

Теперь пришла пора удивляться самому мистеру Френчу.

– Откуда вам известно о Томасе Эдвардсе? – спросил он в видимом волнении, и не в силах усидеть на одном месте, вскочил на ноги. – Как такое возможно?

А Ридли попросил:

– Расскажите нам всю историю целиком, мистер Френч. После и я сделаю то же самое... Обещаю.

Его собеседник дважды прошелся от стула до книжных полок вдоль стены и только потом заговорил:

– Мне было восемнадцать, когда я покинул родные берега... Безусый мальчишка с большими амбициями и тощим кошельком. Я тогда был влюблен в одну девушку, Мэри Корбетт, дочь булочника с Сент-Терренс – ее родители и слышать обо мне не хотели. Говорили, что ничего путного из меня не получится, мол, как был, так и останусь сыном нищего жестянщика, а их Мэри заслуживала лучшего... И так горько мне было, так невыносимо тяжко, что я дал себе клятву: либо разбогатею, либо никогда не вернусь в родные края. С тем и отправился в Новый Свет... – Френч полностью отдался воспоминаниям, даже лицо сделалось отсутствующим. – Удача не очень мне способствовала, как вы понимаете, – продолжил он глухим голосом, – таких искателей легкой наживы, как я, там было пруд пруди, и каждый верил, что ему повезет в первую очередь... – Рассказчик грустно улыбнулся: – Везло единицам. Причем без какой-либо системы... И я много чего перепробовал, прежде чем мне в руки попался рецепт старого индейского снадобья – они называли его «Ваби-манидо», что значит «Белый дух» – которое буквально подняло меня на ноги после особенно продолжительной лихорадки. Я думал тогда, что проживаю последние часы своей жизни... – Френч снова улыбнулся, только теперь уже радостной улыбкой: – Однако не умер. Да еще упросил научить меня делать такое же снадобье самому. С того все и началось... Я разъезжал по городам, торгуя чудодейственным «Эликсиром Френча», и встреча с Клодом во многом помогла мне стать тем, кем я сейчас и являюсь. Это если кратко, инспектор, – пожал Френч плечами. – Полагаю, вас больше интересует мое возвращение на родину, нежели мытарства на чужбине?

– Вы правильно полагаете, – Ридли утвердительно мотнул головой. – Расскажите, что произошло после вашего возвращения в Лондон.

И мистер Френч снова заговорил:

– Вполне естественно, что мне захотелось узнать, как сложилась жизнь Мэри Корбетт. И благодаря помощи Клода, мне удалось выяснить, что она вышла замуж за банковского клерка, живет в Ислигтоне и воспитывает восемнадцатилетнюю дочь... Поначалу я не придал этому обстоятельству особо значения – я и сам являюсь отцом шестнадцатилетней девушки – однако стоило мне только ее увидеть... как прошлое настигло меня в один момент. Это было подобно удару...

Мистер Френч замолчал, как бы действительно получив заставивший его умолкнуть удар, и Ридли задал вопрос:

– Мисс Эдвардс была настолько похожа на вас?

– Не на меня, – затряс головой мужчина, – на мою бедную матушку. Я подумал тогда, что повстречал призрака... Буквально онемел, даже сердце на миг остановилось.

– Что было после?

– После я выяснил, что сразу после моего отплытия в Новый Свет, Мэри разродилась маленькой девочкой... моей дочерью. Что, стремясь избежать скандала, ее отец посулил Томасу Эдвардсу (тогда еще бедному студенту) хорошие деньги, и тот женился на Мэри, взяв на себя воспитание девочку, подобно собственной дочери. Если бы я только знал, – буквально простенал мистер Френч, сцепив пальцы в крепкий замок, – то ни за что бы ее не оставил... Я так ей тогда и сказал, но Мэри... она была непреклонна. Велела покинуть их дом и никогда не возвращаться... Сказала, у Этель уже есть отец и другой ей не нужен. Даже деньги брать отказалась... Хотя я обещал внести девочку в завещание и обеспечить ей безбедное будущее.

Мэри и слушать не желала... – Мужчина сник, лоб прорезала глубокая морщина. – Запретила и на пушечный выстрел к дочери приближаться, мол, они столько лет обходились без моих денег, что и теперь как-нибудь обойдутся. Даже знакомить нас с дочерью не хотела... Сказала, та считает себя дочерью Эдвардса, и впредь пусть так и остается.

– То есть с дочерью вы так и не свиделись?

– Если бы, – Френч снова вскочил со стула и в волнении заходил по комнате. – Теперь я думаю, что лучше бы и в самом деле, не виделись... А то ведь вон как получилось, инспектор. Словно проклятие какое-то...

Инспектор Ридли позволил Френчу еще два взволнованных круга по комнате, а после, совершенно сбитый с толку, как самими метаниями собеседника, так и его двусмысленными словами, попросил:

– Расскажите все поподробнее, пожалуйста. Миссис Эдвардс запретила вам свидания с дочерью, но...

– … Но Этель нашла способ, чтобы увидеться со мной. – Френч наконец-то остановился, как бы обессилев упал на прежнее место и продолжил рассказ: – Это было, примерно, на второй день после нашего с Мэри разговора: в дверь постучали, и Грэнджер, мой дворецкий, – нашел нужным уточнить мистер Френч, – доложил о визите юной особы, желающей увидеться со мной. Я и подумать не мог, что этой юной особой окажется моя крошка Этель... Смущенная и крайне взволнованная, краснеющая и бледнеющая без меры, она стояла на моем пороге, и я сразу сообразил: девочка знает, кто ее настоящий отец. – Нотки отцовской гордости явственно прорезались в голосе говорившего, он даже слегка улыбнулся: – Никогда бы не подумал, что кто-то, прежде тебе незнакомый, может в столько краткий срок стать для тебя столь незаменимым... – Френч поглядел прямо в глаза инспектора Ридли. – Так случилось с Этель. Мы сразу же прикипели друг ко другу, могли часами вести беседы на самые разные темы...

– Мать девушки знала о ваших встречах?

– Что вы, инспектор, Мэри ни за что бы этого не одобрила. Этель приходила тайком... Ссылалась на встречи с подругами, на походы по магазинам... – И с блеском в глазах: – Я познакомил их с Матильдой, своей другой дочерью. Бедняжка очень больна и почти все время лежит в постели... Визиты Этель, такой жизнерадостной и веселой, доставляли девочке настоящее удовольствие. Было приятно видеть, как обе мои доченьки щебечут, словно говорливые горлицы...

– Вы рассказали Матильде правду о мисс Эдвардс?

Мистер Френч утвердительно кивнул.

– Я не стал скрывать этого от дочери. Она была только рада обрести в ее лице единокровную сестру... – На этом месте мистер Френч снова помрачнел: – К сожалению, наше счастье длилось недолго, и я никак не могу простить себя за это. – Джек даже сглотнул от нетерпения. – В один из дней Этель слишком припозднилась – мы просто потеряли счет времени, инспектор! – и так как день был достаточно ветреный, а бедняжке по дороге домой не повезло попасть под дождь, то простуда уже на следующий же день уложила ее в постель... И девочка, – голос рассказчика пресекся, – моя бедная девочка... так и не оправилась после этого. – Чувство вины явственно читалось на лице несчастного отца, когда он простенал: – Мне бы следовало дать ей свой экипаж, насильно усадить ее в него, и дело с концом, только упрямица и слышать о том не хотела: мол, ее матушка и без того чрезмерно подозрительна в последнее время, так и незачем попусту рисковать, выдавая себя. Поцеловала меня на прощанье, да с тем и ушла...

У мистера Френча увлажнились глаза, и Ридли сконцентрировал внимание на довольно безобразном натюрморте над камином.

– Это был последний раз, когда я видел Этель живой, – произнес несчастный отец, взяв себя в руки, и Ридли осведомился:

– В чем же была причина вашей ссоры с мистером Гарднером? Вы сказали, она касалась смерти вашей дочери...

Мистер Френч покачал головой.

– Не знаю, как и сказать, инспектор... Клод, вроде как, обещал мне устроить наше с Этель будущее, сказал, что разрешит наше с ее матерью недопонимание, что девочка сможет получить причитающееся ей по закону. Каждый раз, стоило мне только начать сокрушаться о потерянных даром годах, о несговорчивости Мэри, о невозможности дать девочке то, чего она заслуживает по праву наследования, как Клод с жаром увещевал меня, твердил, что все рано или поздно разрешится. Велел набраться терпения и положиться на него... – Френч стиснул бескровные губы. – Я и положился. Я привык полагаться на его интуицию и смекалку... Но Этель умерла! Просто взяла и умерла. Именно по этому поводу мы и ссорились, инспектор: я укорял Клода в пустых надеждах, которыми он забил мне голову, а он обозвал меня глупым ослом, не готовым смотреть дальше собственного носа. – Френч вздохнул, и, полностью покорный судьбе, вцепился в лацканы своего сюртука. – Мы тогда много чего друг другу наговорили, инспектор, но, не думаю, что это сыграло хоть какую-то роль в исчезновении Клода.

В этот момент новый стук в дверь прервал их разговор.

– Мистер Френч, сэр, – на пороге показалась внушительная фигура дворецкого, – у мисс Матильды очередной приступ... Прикажете вызвать доктора?

Хозяин дома мгновенно подорвался со стула.

– Отправьте за ним экипаж немедленно! – И в сторону инспектора Ридли: – Простите меня, инспектор, не могли бы мы продолжить наш разговор в любое другое удобное для вас время? Моя дочь очень больна и нуждается в моей помощи...

На этом они простились и разошлись каждый по своим делам.

– Ну, что скажешь обо всей этой истории? – спросил Ридли, с любопытством поглядывая на Джека. – Есть какие-то предположения?

Джек, приятно польщенный его интересом к своим умозаключениям, с энтузиазмом зачастил:

– Я бы в первую очередь пригляделся к мисс Френч, инспектор: выяснил, настолько ли она больна, каковой хочет казаться на самом деле, и что за болезнь в целом якобы не дает ей подниматься с постели. Быть может, законная наследница не настолько благосклонна приняла названную сестру, как то живопишет сам мистер Френч...

Ридли хмыкнул.

– Что ж, такая мысль и мне приходила в голову, не скрою, – произнес он без тени иронии. – Пожалуй, подряжу Дрискоула дождаться вызванного к ложу больной доктора и после расспросить его о симптомах ее болезни. Хотя, – здесь он поглядел на Джека в упор, – я ставлю скорее на самого Френча... Что-то в его рассказе, наверняка, окажется неправдой, вот и поверенный, во всем его тайны вовлеченный, таинственным образом исчезает... Не верю я, Джек, в случайные совпадения, ох, как не верю. – Ридли похлопал себя по оттопыренному карману сюртука: – Нутром чую: есть у нашего уважаемого Оливера Френча камень за душой. – И он извлек наружу «Эликсир Френча». Поглядел на него не без удивления: вроде как, не понимая, откуда он вообще мог появится в его кармане, а после откупорил крышечку и поднес пузырек к носу.

Пах эликсир дикой смесью полевых трав – одуванчиковой горечью и приторной сладостью гречихи – Ридли закупорил флакон и снова опустил его в карман.

– Ты все еще мечтаешь стать полисменом? – спросил он вдруг, без всякого перехода. – Не передумал при новой-то должности? Мистер Баррет, похоже, расположен к тебе...

Джек, поначалу растерявшийся, мучительно покраснел. Пусть мечта о полицейской карьере и была одной из заветнейших в его душе, говорить о ней вслух, особенно с Ридли, казалось, чем-то неловким и... даже чуточку кощунственным.

– Мистер Баррет – хороший человек, – вот все, что удалось выдавить Джеку сквозь враз осипшее горло.

К счастью, Ридли не стал задерживаться на этом вопросе (возможно, выяснив все, что хотел) и, заприметив подъезжающий кэб, снова спросил:

– Хочешь поехать со мной?

Джек отрицательно мотнул головой.

– Мне пора к работе возвращаться. – И несколько смущенно: – Спасибо, что позволили присутствовать при разговоре с мистер Френчем, инспектор. Знаю, вы могли... – и смолк, смутившись еще сильнее. Уж больно проницателен был обращенный на него взгляд... Ридли как будто бы в душу ему заглядывал, препарировал, как жалкого лягушонка. – Могли бы и отказать...

– Тебе откажешь, – только и усмехнулся Ридли. Похлопал Джека по плечу и забрался в дожидающийся кэб... – Увидимся позже.

– Да, сэр. Всего доброго!

Мужчина снова усмехнулся, и Джек, провожая глазами удаляющийся экипаж, думал о том, что пора бы уже нарастить кожу потолще: Ридли, похоже, менять свое отношение к нему не намеревался. А значит, стоило уже привыкнуть к его снисходительному тону...

А еще Джек подумал, что, несмотря на нежелание злоупотреблять добрым расположением мистера Баррета, он все-таки страстно желает увидеть дом таинственной мисс Эдвардс. Той самой, что то ли умерла и таинственным образом воскресла, то ли просто была похищена будучи мертвой... Если вообще куда-нибудь пропадала.

Между мыслью и делом не прошло более трех минут, а Джек уже направлялся по известному ему адресу... Юноше показалось крайне необходимым, увидеть, где жила эта девушка. Как будто бы само это знание могло каким-то образом пролить свет на произошедшие события.

И вот, замерев на другой стороне улицы подле фонарного столба, Джек вгляделся в плотно занавешанные темными портьерами окна. Казалось, мрак, поселившийся в душе скорбящих родителей, автоматически распространился и на их жилище... Ни единый луч света не мог бы пробиться сквозь эту несокрушимую штофную преграду.

А значит, и подсмотреть, что творится в доме, было решительно невозможно...

В остальном же каменные стены и клочок зеленой лужайки перед входом не сообщили жаждущему новых подсказок парню ничего примечательного, и он уже собирался покинуть наблюдательный пост, когда входная дверь неожиданно отворилась, и на пороге показалось женское личико... Крайне знакомое, если на то пошло, личико. Улыбающееся скорбной, полной сопереживания улыбкой, адресованной высокой женщине в глубоком трауре. Миссис Эдвардс, как мог догадаться Джек...

Что, королевы ради, Мара Коллинз делает в доме умершей мисс Эдвардс?!

Джека настолько поразило увиденное, что он даже не потрудился закрыть рот и хоть сколько-нибудь замаскировать свой явный интерес к происходящему... Так и стоял в полном недоумении, пока перешедшая дорогу Мара не прихлопнула его челюсть своей маленькой ручкой в кружевной перчатке.

– Неужели Джек Огден следил за мной? – осведомилась она кокетливым тоном, одарив парня по-настоящему насмешливым взглядом. – Весьма польщена, дорогой. – И чмокнула Джека прямо в щеку.

Джек, готовый было возмутиться на ее предположение о слежке, так и подавился залипшим в горле воздухом.

– Что, дар речи потерял? – рассмеялась осчастливленная его реакцией девушка. Подхватила парня под руку и поволокла прочь по тротуару...

– Что ты делала в доме мисс Эдвардс? – в конце концов сумел произнести Джек. Вырвался из ее хватки и замер, изобразив на лице маску полнейшего недовольства... Мара, однако, не испугалась: только в очередной раз кокетливо ему улыбнулась и провела рукой по лацкану его же сюртука. Как будто бы испытывая Джека...

– Хотела тебе помочь, – ответила при этом. – Подумала, «старой подруге» мисс Эдвардс удастся выяснить что-нибудь интересное по нашему делу.

– По НАШЕМУ делу?! – удивился Джек. – У нас нет никакого «нашего» дела.

Мара пожала плечами.

– Ошибаешься, есть, – возразила она. – Дело о похищенном теле мисс Эдвардс. – И заявила: – Я хочу помочь вам его найти. Ну, – она схватила Джека за щеки и растянула его губы в мнимой улыбке, – не будь букой и выслушай, что мне удалось узнать.

Джек, крайне недовольный ее рукоприкладством, помрачнел еще больше. Наверное, он просто отвык общаться с девушками, подобными Маре Коллинз... Что-то в ее поведении напомнило ему собственную сестру, ту самую, вспоминать о которой, он старался как можно реже... Просто ради душевного равновесия.

– Ты не должна была вмешиваться в это дело, – отчеканил он недовольным тоном, и Мара лишь закатила глаза.

– Но уже вмешалась... Так мне говорить или нет? – только и спросила она.

Джек, продолжая молчать, едва приметно мотнул головой. С победоносной улыбкой девушка заявила:

– Я выяснила, какой доктор засвидетельствовал смерть бедняжки мисс Эдвардс. Один из самых дорогих, между прочим, – Мара поцокала языком. – Любопытно, откуда у Эдвардсов нашлись на него средства... Один кабинет на Харли-стрит чего стоит.

– А ты их, значит, об этом не спросила? – почти язвительно осведомился парень. – Я думал, ты у нас теперь настоящий детектив.

Мара демонстративно вздохнула.

– Ну вот, ты все еще на меня сердишься, – говоря это, она тронула парня рукой, – а я, между прочим, с маменькой ради тебя поругалась. Ей, видите ли, уборку приспичило затеять, а я сказала, что уйти должна... Уж больно меня наша история захватила.

Чуть отодвинувшись в сторону, Джек пробурчал:

– Могла бы и не ругаться. – И чуть менее мрачно осведомился: – Как ты вообще к ним в дом попала?

– Так я у Тодда адрес узнала, – с готовностью поведала Мара. – Тебя у дома так и не дождалась, вот и решила одна действовать... Поверь, миссис Эдвардс ни о чем не заподозрила: слишком убита горем, бедняжечка. – И уже с улыбкой: – Так мы пойдем к этому доктору или как? Хочешь, выдам себя за богатую наследницу с нервическими припадками? А ты можешь назваться моим женихом...

Вот уж чего Джеку по-настоящему не хотелось, так это «называться» женихом Мары Коллинз, однако сходить к дорогому доктору все-таки стоило, и потому он сказал:

– К доктору я один пойду. Если хочешь, можешь дожидаться меня на улице...

– Что, думаешь, мне не под силу богачку изобразить? – фыркнула девушка с оскорбленным видом. – Я, может быть, лучше любой из них.

Спорить с ней Джек не собирался, только прикинул дорогу до Харли-стрит и направился ловить проезжающий кэб. Так было намного быстрее...

Мара, подхватив юбки пышного платья, втиснулась в кэб следом за ним. Светло-сиреневая материя накрыла колени ее вынужденного кавалера, заполнив каждую пять тесного пространства... Джек попытался было отодвинуться, однако это оказалось тщетной попыткой. Локоть девушки буквально впивался ему в ребро...

– У тебя есть девушка, Джек? – спросила вдруг Мара, и ее голос завибрировал, словно тронутая ветром струна.

– Тебе это к чему? – пробубнил Джек, взмокнув от неловкости. И снова попытался отодвинуться... С девушками, особенно с красивыми, у Джека как-то не особо складывалось. Они заставляли его нервничать... Вот как сейчас, к примеру.

Мара стиснула оборку своего красивого платья, явно подобранного по случаю, и произнесла:

– Я тут подумала... быть может, ты со мной согласился бы уехать... Ну знаешь, в Америку, как я вам с приятелем и говорила. – И чуть более уверенно: – Не то, чтобы мне нужен был кавалер, понимаешь, – она поглядела на Джека в упор, – просто в паре путешествовать завсегда легче и безопаснее. А я решительно настроена уехать... Маменька в последнее время все чаще на меня поглядывает: никак с рук сбыть хочет; наверное, и толстосума какого-нибудь подыскала... С волосами в носу и обвисшим брюхом. – Она вдруг накрыла руку Джека своей горячей ладонью и с горячностью же заключила: – Ты мне, Джек, сразу понравился – между нами много общего. Мы легко понимаем друг друга...

Вот это уж было совсем неожиданно... Джек даже не знал, как к такому предложению отнестись. Просто опешил...

– Мара...

Но она его опередила:

– Не отвечай сейчас, ладно? Не надо. Просто подумай над моим предложением, взвесь все, как следует. Время терпит... Не стоит торопиться.

Джек не нашелся, что ответить. Да этого от него пока и не требовалось...

Доктор Энглманн оказался крепким орешком, и Джеку мало что удалось из него вытянуть.

А вернее, не удалось вовсе...

Если женщина-секретарь в его приемной еще хоть как-то купилась на «инспектора Джека Огдена», то ее начальник, стоило Джеку переступить порог его кабинета, сузил глаза и с вызовом осведомился:

– Кто вы такой и что вам от меня нужно? Вы, юноша, слишком молоды для инспектора, не пытайтесь меня обмануть. Бесполезное дело... Итак?

Доктор обладал внушительным видом и зычным голосом – два немаловажных фактора в работе с богатыми пациентами – Джек даже несколько оробел под этим решительным напором. Однако вида не подал...

– Я всего лишь хотел расспросить про вашу бывшую пациентку, Этель Эдвардс, умершую не так давно от затяжной простуды... – начал было говорить он, и умолк: лицо доктора Энглманна, еще секунду назад полное праведного негодования, передернулось, как при нервном тике. Цвет лица же сравнялся с белоснежной рубашкой...

Длилось это, однако, недолго: уже в следующую секунду доктор сумел взять себя в руки и только указал ухоженным пальцем в сторону двери.

– Убирайтесь из моего кабинета. Немедленно! – то ли пробасил, то ли прохрипел он.

Сама эта реакция была достаточно красноречива, и Джек поспешил заметить:

– Если вам есть, что сообщить о смерти мисс Эдвардс, то лучше бы вы сделали это добровольно. Полиция все равно явится с вопросами, и тогда вам не сдобровать...

– Убирайтесь из моего кабинета! – повысил голос доктор Энглманн.

И Джек, взявшись за дверную ручку, произнес:

– Если захотите облегчить душу, доктор Энглманн, инспектор Энтони Ридли из центрального участка – к вашим услугам. – И заключил: – На вашем месте я бы не стал долго отмалчиваться... А посему, приятного дня. Прощайте!

Он тщательно прикрыл дверь и вышел за порог. На душе было невероятно приятно... Ему понравилось, как он вел себя в разговоре с высокомерным доктором: так по-взрослому выдержанно, терпеливо, даже по-своему обходительно.

Аманда могла бы им гордиться...

… будь ей, действительно, до этого дело.

А ей все равно: она нынче ублажает богатого мужа. И, верно, тоже мечтает, чтобы он ею гордился...

Джек невольно скривился, и радостное расположение духа испарилось, как ни бывало.

Одно хорошо: его симпатичная сопровождающая тоже куда-то испарилась. Осмотревшись по сторонам, он так ее и не увидел... Что ж, так даже лучше: можно отправиться в участок и рассказать Ридли о что-то скрывающем докторе.

В конце концов, не мог же он умалчивать это до завтра! Авось мистер Баррет простит ему эту длительную самоволку. Джек очень на это надеялся...

Деньги в кармане стремительно таяли: постоянные разъезды по Лондону готовы были вот-вот его разорить. Однако в отлично пошитой одежде и при шляпе особо-то не побегаешь...

Джек свистнул кэб и отправился в обратный путь на Уайтхолл-плейс.

Ридли в участке не оказалось. Один из констеблей сообщил, что в Темзе выловили утопленника, и Ридли отправился по его душу.

– Это где-то близ Баттерси. Инспектор думает, что это тот самый, исчезнувший, как его там...

– Клод Гарднер? – подсказал констеблю Джек, и тот согласно кивнул.

– Он самый. На нем дорогие одежки с метками... Так нам сказали, по крайней мере. – Мужчина глубоко затянулся. – Вот тебе и прогулка по Лондону, а, Кукольный мальчик?! Шмяк – и ты покойничек, – он загоготал и закашлялся одновременно.

Джек оставил его давиться своим неуместным весельем, а сам отправился в сторону Баттерси... К счастью, это было не так далеко, и он осилил дорогу в неполные полчаса.

Констебли сновали на берегу, под опорами каменного моста... Ридли наблюдал, как двое из них перекладывают мертвое тело на носилки. Взгляд у него был сосредоточенный, погруженный в себя... Такой же, как и всегда во время тщательного раздумья.

– Инспектор. – Ридли обернулся. – Это и в самом деле тело мистера Гарднера?

Завидев Джека, мужчина ничуть не удивился, только кивнул.

– Метки на одежде говорят именно об этом, – ответил он на заданный вопрос и поглядел в сторону носилок.

Джек тоже перевел взгляд на утопленника... Синюшная кожа, одутловатое лицо. Он видел таких многократно: и женщин, и мужчин – мертвецы его не пугали. Пугала человеческая жестокость...

– Как он умер? – спросил он инспектора. – Есть какие-нибудь следы на теле?

– На первый взгляд ничего особенного. Нужно дождаться отчета коронера...

В этот момент констебли подхватили носилки и потащили их в сторону возка. Тело покойника накренилось на правый бок, и из его рта побежала тонкая струйка воды... Зрелище малоприятное, вызывающее желание отвернуться, однако Ридли, наоборот, подался вперед и грозно скомандовал: «Стойте!»

Джек даже вздрогнул.

– В чем дело, инспектор? Что вы заметили?

И тот произнес:

– У него во рту. Приглядись хорошенько…

Джек присмотрелся: изо рта покойника торчал крохотный уголок белой бумаги.

– Бумага. У него во рту клочок бумаги, – произнес он взволнованным голосом.

Ридли скомандовал:

– Опустите носилки и подайте нож.

И то, и другое было мгновенно исполнено, и Ридли, просунув тонкое лезвие между плотно стиснутых зубов покойника, вытянул наружу скомканный клочок мокрой бумаги.

Действуя крайне осторожно, боясь лишиться важной улики, он разложил его прямо поверх кожаного сидения в полицейском возке.

Полуразмытыми чернилами красного цвета там было написано только три слова: «Это ты виноват».

Джек с инспектором Ридли молча переглянулись: похоже, это не было простым утоплением. Дело Этель Эдвардс, как ни крути, принимало еще более зловещий поворот...

– Умер... – Оливер Френч стянул с носа очки и, потерев близорукие глаза, осел на стоящий позади себя стул. – Боже... боже мой! Бедный мой Клод... – И почти заикаясь: – Как... как это произошло? Как он умер?

Инспектор Ридли, не сводящий с него пристального взгляда, смягчать удар не собирался.

– Возможно, утонул. Доподлинно пока не известно, мы дожидаемся отчета коронера... В любом случае, – здесь он все-таки сделал небольшую паузу, – вашего друга нашли в Темзе, близ моста Баттерси. Внешних признаков насильственной смерти обнаружено не было, однако... – Ридли запустил руку в карман и извлек теперь уже просохший клочок белой бумаги. – Мы нашли это. – Он протянул его собеседнику, и тот нехотя, но принял его. И, снова нацепив на глаза очки, пробежал полуразмытые слова глазами...

– Что... что это такое? – рука у Френча затряслась, и бумага затанцевала между пальцами.

– Вам знаком этот почерк, мистер Френч? – ответил вопросом на вопрос Ридли. – Или, возможно, вы уже встречали когда-то эти слова? – И как будто бы решив добить бедолагу: – Мы нашли эту записку во рту мистера Гарднера. Полагаю, кто-то намеренно ее туда поместил...

Оливер Френч вскрикнул, разжал бессильные пальцы, и записка плавно спланировала на пол, где он и продолжил глядеть на нее с ужасом в глазах.

– Итак, мистер Френч, – Ридли не собирался давать ему передышку, – что вы можете сказать по этой записке? Слова «Ты это заслужил» как бы недвусмысленно намекают на некоего мстителя, на то, что смерть мистера Гарднера не была случайной...

И Френч простенал:

– Но этого не может быть, инспектор. Это просто нелепица какая-то...

– Расскажите мне все, – попросил его Ридли. – Любая «нелепица», как вы говорите, может привести нас к пониманию происходящего.

И тот снова простенал:

– Но в этом нет никакого смысла. То событие имело место больше года назад... Всего лишь небольшая печально завершившаяся неурядица с работником. – И наконец-то отведя глаза от записки на полу: – Бедняга наложил на себя руки после увольнения. Его нашли в местной речушке... с клочком бумаги во рту. Он написал... те же самые слова.

Ридли наклонился и подхватил с пола упавшую записку.

– Осталась ли у этого человека семья? – спросил он, распрямившись. – Возможно, кто-то из них решил отомстить за смерть близкого человека? Будет лучше, если вы припомните все, что сможете.

Френч замотал головой.

– Здесь нечего припоминать, инспектор. Этот О`Доннелл... так, кажется, его звали, повредил руку в уличной драке и больше не мог выполнять свою работу, что управляющий мне и сообщил. Я дал распоряжение уволить его, выплатив полагающееся за неделю... – И как бы в отчаянии: – Я даже в глаза его ни разу не видел. И уж если по существу, инспектор, так только он сам и был виноват в собственных бедах! Каждому известно, эти ирландца только и могут, что пить да кулаками махать... Следовало думать о последствиях, ввязываясь в драку. – Он замолчал, переводя дыхание, и заключил: – А семья... кажется, у него остались жена и двое малолетних детишек... Не думаю, однако, что кто-то из них пересек океан ради мести. У них бы просто не нашлось для этого денег...

И Ридли неожиданно произнес:

– Ваша дочь, мистер Френч, я вынужден буду запросить постановление на эксгумацию ее тела. В свете новых событий любая подозрительная смерть в вашем окружении требует особенно пристального изучения...

– Что вы такое говорите?! – воскликнул Френч, подскакивая на месте. Казалось, его сейчас хватит удар, настолько покраснело его лицо. – Вы же не думаете, что Этель... Что моя крошка Этель... – тут он запнулся. – Девочка умерла от затяжной простуды, – с напором констатировал он. – Я даже распорядился отправить к ней лучшего доктора... Только в этом Мэри и сделала мне уступку. – И снова: – Нет-нет, вы не можете и в самом деле полагать, что кто-то желал ей зла... Это невозможно.

– У нас есть свидетельство молодого человека, утверждающего, что колокольчик на могиле умершей звонил в ночь после ее похорон, – произнес Ридли абсолютно серьезным тоном. – Он уверен, что ваша дочь, мистер Френч, была похищена некими недоброжелателями… Живой или мертвой – это уже другой вопрос.

– Немыслимо. – Хозяин дома повалился на диван, схватившись за грудь. – Это просто немыслимо...

Джек, молча присутствующий при этом разговоре, подался в сторону Ридли:

– Спросите его о докторе, – попросил он инспектора. – Пусть расскажет, что связывало их между собой.

Брови Ридли вопросительно вздернулись – Джек не успел рассказать ему о визите к доктору Энглманну. Уж слишком неожиданной оказалась находка с тела покойника...

Джек прошептал:

– Мне стало известно, что свидетельство о смерти мисс Эдвардс было выдано доктором Юлиусом Энглманном с Харли-стрит. Я наведался к нему этим днем, и он точно что-то скрывает...

– Мистер Френч, – Ридли только и сделал, что ожег юношу недовольным взглядом, – какие отношения связывают вас с доктором Юлиусом Энглманном?

– С доктором Энглманном? – удивился все еще не пришедший в себя Оливер Френч. – Не понимаю, что вы подразумеваете под «отношениями», инспектор, однако доктор Энглманн является лечащим врачом моей дочери Матильды. Я обратился к нему сразу же после возвращения в Лондон – этого джентльмена рекомендовали, как одного из лучших докторов столицы.

– Мисс Эдвардс тоже пользовал тот же доктор? – осведомился Ридли, и мистер Френч утвердительно кивнул.

– Едва узнав о болезни дочери, я упросил Мэри позволить доктору Энглманну осмотреть девочку и заняться ее лечением. Мэри не отказала: здоровье дочери оказалось важнее уязвленной гордости. Поэтому да, Этель тоже пользовал тот же доктор. Однако не понимаю, почему вы спрашиваете?

Ридли с Джеком обменялись многозначительными взглядами, и последний вдруг поинтересовался:

– Чем больна ваша дочь, мистер Френч?

Так и не получив ответа на свой вопрос, мужчина уставился на до этого молчавшего Джека в полном недоумении.

– На самом деле, я этого не знаю, – произнес он совершенно бесцветным голосом. – Если быть точным, никто не знает. Это какая-то разновидность чахотки, сопровождающаяся постоянным насморком и зудом во всем теле. Зимой Матильде становится несколько лучше, начинает казаться, болезнь отступила... Произошло долгожданное чудо. Однако с приходом весны симптомы возвращаются. Не скрою, – Оливер Френч тяжело вздохнул, – я не в последнюю очередь надеялся, что лондонским эскулапам удастся совершить то, что не удалось их нью-йоркским собратьям.

Ридли, верно, припомнив подозрения Джека в отношении болезной наследницы, попросил:

– Не могли бы мы видеть вашу дочь, мистер Френч? Возможно, она могла бы рассказать нам нечто полезное.

Тот собирался было что-то ответить, возможно даже, возразить, однако, полностью покорный судьбе, мотнул своей поникшей головой.

– Пойдемте, я отведу вас к ее постели. – И только попросил: – Не говорите девочке о смерти Клода, пожалуйста. Я сам ей сообщу... Позже. И об Этель не говорите тоже. Ей ни к чему лишние волнения... Она и так сильно переживала ее потерю.

И он повел посетителей вверх по лестнице в комнату дочери. Та располагалась в южном крыле дома, и стойкий цветочный аромат безошибочно указывал верное направление...

– Матильда любит цветы, – нашел нужным пояснить мистер Френч, стуком сообщая о своем присутствии. Дверь открылась в ту же минуту: на пороге показалось женское личико с печальным, если не сказать более, выражением.

– Миссис Адамс, – представил ее хозяин дома. – Сиделка моей дочери.

Та одарила незваных гостей вежливым книксеном и тут же произнесла:

– Мистер Френч, сэр, – обращалась она в первую очередь к хозяину дома, – простите мою смелость, но я посчитала необходимым вызвать доктора Энгманна, снова – девочке стало хуже. И я...

– Вы правильно поступили, миссис Адамс, – оборвал ее покаянную речь Оливер Френч. И поглядев на обнаружившегося в комнате дочери доктора Энглманна, произнес: – Как ваша пациентка, доктор? Ей уже лучше? – И, даже не дождавшись ответа, повернулся к девушке на постели: – Как ты, родная? – он коснулся бледной руки дочери, выпростанной поверх теплого покрывала. – Чувствуешь себя лучше?

– Все хорошо, – прошелестел тихий голосок.

Джек, как бы ни был он занят высокой фигурой доктора Энглманна, глядящей на них с инспектором перепуганными глазами, все-таки разглядел бледную тень мисс Матильды Френч, обложенной подушками и всякого рода женскими вещицами. Пяльцами, альбомом для рисования... Фарфоровой куклой в платье с рюшечками. И большим букетом белых лилий, поставленных здесь же, у кровати... Именно они источали приторно-сладкий, почти головокружительный аромат, доносившийся до них еще в коридоре.

Мистер Френч с дочерью продолжали переговариваться тихими голосами, и Ридли, предоставив их на время самим себе, обратился к доктору:

– Доктор Энглманн, не могли бы мы с вами переговорить с глазу на глаз? Пожалуйста.

Кадык эскулапа непроизвольно дернулся.

– С кем имею честь? – осведомился он, пытаясь скрыть собственную нервозность, и Ридли, ласково улыбнувшись, произнес:

– Энтони Ридли, инспектор уголовной полиции. Главный уполномоченный по делу мистера Клода Гарднера... Надеюсь, этого достаточно для вас?

Доктор Энглманн мотнул головой.

– Весь в вашем распоряжении, инспектор.

Джек видел, как тот поглядел на него с обреченным видом бредущего на эшафот.

Разговор состоялся в небольшом, смежном спальне мисс Френч будуаре, в который миссис Адамс и препроводила инспектора Ридли, Джека и доктора Энглманна соответственно.

Доктор, к счастью, решил не ходить вокруг да около и сразу же заявил:

– Я не сделал ничего плохого, инспектор, всего лишь поддался на уговоры мистера Гарднера о помощи. Если вам и есть, с кого спрашивать, так это только с него... Я здесь совершенно не при чем.

Ридли выдержал внушительную паузу, такую, что несчастный доктор успел покрыться испариной, и только после проговорил:

– Боюсь, с мистера Гарднера нынче спрос небольшой, доктор Энглманн. Увы... Названный джентльмен, пропавший третьего дня, как вы, должно быть, слышали, сегодня же был найден мертвым... – И пояснил: – Выловлен из реки близ моста Баттерси. Мы склонны подозревать убийство...

– Убийство, – эхом отозвался его собеседник. – Как такое возможно?

Ридли пожал плечами.

– Я полагал, вы сможете ответить на этот вопрос. Вам, определенно, есть, что мне рассказать, не так ли, доктор Энглманн?

Тот потер переносицу, широкий лоб, руки одну об другую и только тогда произнес:

– Видит бог, это произошло помимо моей воли... просто дружеская услуга, как обозначил то мистер Гарднер, – доктор запнулся, произнося имя умершего.

– Расскажите, что это была за услуга, – попросил его Ридли, и доктор снова заговорил:

– Однажды я пришел проведать мисс Френч – у нее снова случился удушающий спазм, и миссис Адамс вызвала меня. Гарднер был в доме: сначала сопроводил меня к постели больной, после вызвался проводить... Тогда-то он и спросил, существует ли препарат, способный погрузить человека в настолько глубокий сон, чтобы его могли счесть умершим. Я удивился вопросу, однако ответил утвердительно... Полагал его интерес проявлением банального любопытства, не более того. Однако Гарднер не отступился: сказал, что готов заплатить за такой препарат хорошие деньги. За препарат и небольшую услугу... – тут он снова умолк, и только вежливое понукание собеседника заставило его продолжить рассказ. – Он попросил меня засвидетельствовать смерть некой девицы... Мнимую смерть, как вы понимаете. Сказал, что между ним и этой девушкой существует негласная договоренность: якобы только ее родители, люди крайне суровых взглядов, стоят преградой на пути к их счастливому воссоединению в законном браке, на что мистер Гардер, судя по его же словам, всем сердцем надеялся. Ситуация была пикантная, – доктор Энглманн дернул плечами, – крайне щекотливая, и мне было неловко расспрашивать, однако мистер Гарднер не казался пустым шутником, к тому же...

– Предлагал хорошие деньги? – подсказал инспектор Ридли.

Эскулап утверждающе кивнул.

– Двести фунтов. Он предложил за эту услугу двести фунтов, – вскинулся седовласый доктор. – Я подумал, что грех было бы не помочь влюбленным и...

– И пошли на подлог, – снова подсказал его собеседник, на что Энглманн отозвался:

– Если бы я только знал, чем все закончится...

Ридли возразил:

– Боюсь, еще не закончилось, доктор Энлманн. Мисс Эдвардс... теперь мы знаем, далеко не умершая мисс Эдвардс, так до сих пор и не найдена.

Доктор смертельно побледнел.

– Вы же не думаете, – просипел он, – что она все еще... все еще закопана?

– Нет, – решил успокоить его инспектор, – полагаю, мисс Эдвардс извлекли из могилы сразу же в ночь после похорон. Однако, где она сейчас, никому доподлинно не известно... Имеются ли у вас какие-то предположения?

Тот замотал головой.

– Мы не вели с мистером Гарднером задушевных бесед, инспектор. Я передал ему препарат, назначил точную дозировку... После подписал свидетельство о смерти.

– И вас не насторожило желание покойного обозначить свою якобы невесту мертвой перед всем миром? – осведомился Ридли, глядя на доктора с чисто исследовательским любопытством. – Разве вам это не показалось чем-то весьма необычным... противоестественным, я бы сказал?

Доктор Энглманн прокашлялся в кулак.

– Я полагал мистера Гарднера настоящим джентльменом, сэр, и потому не брался анализировать причины его поступков.

Ридли согласно кивнул, вроде как удовлетворенный таким ответом.

– Спасибо за откровенность, – только и произнес он. – Буду очень признателен, если пока что эта история не выйдет дальше стен этой комнаты.

– Обещаю, так и будет, – с готовностью отозвался незадачливый эскулап.

И едва за доктором успела закрыться дверь, Джек, не в силах сдержать эмоций, восторженно воскликнул:

– Значит, Тодд оказался прав: мисс Эдвардс была жива все это время. Поверить не могу...

Однако Ридли его восторга не поддержал:

– Жива-то жива, только где она сейчас... – произнес он задумчивым голосом. – Кроме того, меня интересует другое: зачем Гарднер все это устроил? Эту якобы смерть... похороны. Все.

– Вы не верите рассказу доктора об их взаимной влюбленности? – спросил его Джек. – Полагаете, доктор обманывает?

– Нет-нет, доктор нас не обманывает, – отозвался на это инспектор. – Он слишком перепуган, чтобы недоговаривать. Тут дело в другом... Лгал ли сам Гарднер нашему доктору? И если так, то почему? Знала ли сама мисс Эдвардс о планах Гарднера на свой счет и, если нет, как ему удалось все это провернуть? Ну и, конечно же, кто убил самого Гарднера... В любом случае, – заключил Ридли, – мы должны раскопать эту могилу... Пожалуй, этим и стоит заняться в первую очередь.

Джек же решился присовокупить:

– Не доверяю я этому Энглманну, инспектор. Можно я приглашу к мисс Френч другого доктора?

– Что, все еще не доверяешь бедняжке? – насмешливо заметил инспектор Ридли. – Ты же сам видел, она едва ли способна с кровати подняться...

– И все же...

Ридли кивнул.

– Есть кто-то на примете?

– Я подумал о докторе Максвелле, – ответил Джек. – Он кажется человеком прогрессивных взглядов... И я ему доверяю. – А потом встрепенулся: – Так это же, получается, Тодду вкололи тот же препарат, что и мисс Эдвардс, правильно? Именно потому он проспал в кустах целые сутки, так ни разу и не проснувшись.

Ридли мотнул головой.

– Что лишний раз убеждает нас в том, что одним из «похитителей трупов» являлся наш уважаемый мистер Гарднер. Только он мог носить в кармане шприц с названным препаратом... И это лишь делает дело еще более запутанным.

Доктор Максвелл явился в дом Френчев следующим же утром, как и было сговорено между ним и Джеком. Любознательный «потрошитель трупов», как прозвал его про себя Джек, с радостью откликнулся на возможность поучаствовать в столь запутанном деле, как дело исчезнувшей Этель Эдвардс, – глаза его так и горели азартом.

Джек распознал в нем ту же сыскную лихорадку, что снедала его самого... В этом, несмотря на разницу в возрасте, они были очень похожи.

– Когда, говорите, у вас случается очередной рецидив? – Доктор Максвелл улыбнулся новой пациентке. – Ранней весной, не так ли? Как раз, когда зацветают первые травы. Распускаются березовые сережки и начинает плодоносить ольха.

С этими словами доктор крутанулся вокруг своей оси, и, выхватив букет с лилиями из стоящей на прикроватном столике вазы, бросился к распахнутому окну, в которое его и запустил с особенным удовлетворением на лице.

Миссис Адамс вскрикнула от неожиданности, даже мисс Френч издала что-то воде мышиного писка. Джек так и вовсе выпучил глаза от удивления...

– Зачем вы это сделали? – возмутилась едва пришедшая в себя миссис Адамс. – Мисс Матильда очень любит эти цветы... Их специально доставляют по приказу хозяина. Каждое утро в одно и то же время...

Доктор Максвелл со значением поглядел в глаза возмущенной женщины:

– Эти цветы убивают вашу пациентку, – произнес он безапелляционным тоном. – Впрочем, как и любые другие подобные им растения... – И совсем строго: – Впредь ни одно из них не должно появляться в этой комнате. Никогда и не при каких обстоятельствах, слышите вы меня или нет?

Чувство собственного достоинства не позволило миссис Адамс отозваться безоговорочным согласием на это нелепейшее, по ее размышлению, повеление сумасбродного доктора, и она, заприметив появившегося в дверях хозяина дома, поспешила воскликнуть:

– Мистер Френч, сэр, этот человек не позволяет девочке любоваться вашими цветами: уверяет, что ей от них плохо, – последнее она произнесла с едва скрытой насмешкой. – И только что выкинул чудесный букет прямо в окно!

Оливер Френч поглядел сначала на возмущенно выпячившую грудь сиделку своей дочери, потом – на доктора Максвелла и, наконец, произнес:

– О каких цветах идет речь, миссис Адамс? Не совсем понимаю причину вашего возмущения.

Та в удивлении распахнула глаза.

– О тех самых цветах, что каждое утро привозят из цветочной лавки в Кенсингтоне, – ответила она. – Посыльный сказал, вы специально распорядились о том на месяц вперед.

Теперь пришла очередь удивляться самому мистеру Френчу.

– Не представляю, о чем вы говорите, миссис Адамс, – покачал он головой. – Никакого распоряжения, касающегося цветов, я не давал... Можете мне поверить.

И доктор Максвелл подытожил:

– А вот это уже по-настоящему любопытно. Где, говорите, находится эта цветочная лавка?

Колокольчик над дверью предупреждающе звякнул, и к ним навстречу вышла немолодая уже женщина: опрятная, с заплетенными в косу волосами, она улыбалась дружелюбной улыбкой.

– Чем могу помочь, господа? У нас лучшие цветы в столице, – сказала она и обвела рукой полки с расставленными по ним цветочными вазонами.

– Мы не за цветами пришли.

Мистер Френч даже не пытался казаться приветливым, и улыбка женщины увяла, подобно одному из ее же цветков.

– Тогда чем же я могу вам помочь, господа? – с тревогой осведомилась она.

И Френч произнес:

– Просто ответьте на наши вопросы. – И сразу же поинтересовался: – Доставляете ли вы букеты на заказ? В дома в Марилебоне, к примеру... В частности, имеется ли у вас распоряжение доставлять букеты с лилиями в дом под номером двадцать четыре по Монтгомери-авеню?

Женщина, не совсем понимающая, чего ожидать от подобных расспросов, кивнула незамедлительно:

– Да, у нас действительно имеется распоряжение доставлять букеты свежих цветов в дом по названному вами адресу. Я делаю это исправно каждое утро... – И снова: – Если вы чем-то недовольны, господин...

– Кто отдал такое распоряжение? – прервал ее испуганное лепетание собеседник, и женщина с готовностью отозвалась:

– Мистер Оливер Френч, сэр. Я хорошо запомнила имя, так как он один из лучших наших клиентов... – и замолчала, глядя на переглянувшегося со спутниками мужчину. Тот казался крайне взволнованным, почти лишившимся голоса...

– Как выглядел человек, сделавший заказ? – решил перенять эстафету Джек. – Вы могли бы нам его описать?

Женщина задумалась на секунду, припоминая внешность заказчика, кивнула.

– Да, конечно, – сказала она. – Это был джентльмен среднего роста... примерно вашего, сэр, – указала она на доктора Максвелла, – и волосы у него были черные.

Френч, заслышав такое описание, неожиданно ободрился:

– Вы уверены, что это был именно черноволосый джентльмен среднего роста? – решил уточнить он у все еще перепуганной цветочницы. – Не рыжие, к примеру… Или любые другие, – взялся добавить он.

Женщина решительно покачала головой.

– Нет, сэр, именно, черные. Я сама принимала заказ и хорошо запомнила этого господина.

Осчастливленный полученной информацией, Оливер Френч не поскупился вознаградить цветочнику фартингом и благодарной улыбкой.

И уже за дверями цветочной лавки Джек в растерянности произнес:

– Ничего не понимаю: выходит, заказ на цветы был сделан не мистером Гарднером. – И вопросил: – Тогда кем?

А доктор Максвелл добавил:

– Меня, как доктора, не столько интригует личность самого преступника, сколько его осведомленность в вопросах пока неизученных. – И пояснил: – Откуда он узнал о вреде цветочной пыльцы на организм мисс Матильды. Это очень неожиданно, должен признаться...

Но Френч, казалось, не слышал ни одного из них: припав к шероховатой поверхности стены, он с болью в голосе простенал:

– Клод никогда бы не стал вредить моей девочке, я знал это. Он любил ее, словно собственную дочь... Все это какая-то бессмысленная чепуха! Несуразность... – И крепко утверждаясь на своих ногах: – Нет, я решительно не верю в его причастность к этому делу. Отказываюсь верить, если быть точным... Всему происходящему есть более рациональное объяснение! Клод – не убийца. И наличие нового, пока еще неизвестного нам лица лишь укрепляет мою уверенность…

– А как же показания доктора Энглманна? – решил указать на очевидное Джек. – Он самолично передал снотворное в руки мистера Гарднера, еще и деньги за это получил.

Тут уж Френч снова затряс головой.

– Не верю я в это, молодой человек. Не могу поверить! – И с уверенностью в голосе: – Тут только одно из двух: либо этот докторишка безбожно врет, либо Клод приобрел снотворное по какому-то иному, пока непонятному для нас поводу... – И все с тем же напором: – Этель умерла от затяжной простуды, – он поглядел в задумчивые глаза доктора Максвелла. – Я сам присутствовал на похоронах, – теперь он говорил в сторону Джека. – И девочка была определенно мертва.

Голос его пресекся, блеснувшие слезами глаза уткнулись в собственные ботинки.

Поверить в предательство близкого друга было непросто, и Оливер Френч выбрал стратегию отрицания. Джек ничего не мог с этим поделать...

Большие усилия, приложенные инспектором Ридли на получение разрешения на эксгумацию тела мисс Этель Эдвардс, полностью окупились. Несмотря на кажущееся кощунство по отношению к умершей... якобы умершей девушке, суперинтендант не мог не признать целесообразность данного действия, и, пусть и нехотя, но все-таки подписал долженствующую случаю бумагу.

Именно потому этим туманным утром, промозглым, пробирающим для костей, группа людей собралась на Хейгейтстком кладбище и наблюдала за спорой работой двух специально нанятых по случаю могильщиков. Те с легкостью раскидывали еще не успевшую затвердеть землю и, кажется, совершенно не страдали от холода.

Не в пример оным, одетая во все черное женщина под глубокой вуалью, едва умела справиться с сотрясающей ее дрожью: вцепившись скрюченными пальцами в рукав мужнина пиджака, она ни на секунду не отводила взгляда от раскапываемой могилы своей дочери.

Возможно, трясло миссис Эдвард вовсе не от холода – от нервов, и последующие слова являлись тому подтверждением. Бросив очередной быстрый взгляд в сторону печально поникшего Оливера Френча, она с ненавистью в голосе прошипела:

– Это все из-за тебя. Ты во всем виноват! – Даже сквозь вуаль ее глаза казались двумя раскаленными углями, прожигающими предмет ее неприятия. – Тебе не следовало возвращаться в Англию... И с девочкой нашей не следовало видеться! Все это, – она указала в сторону могилы, – цена твоих проклятых денег.

Рыдание хриплым всхлипом вырвалось из ее горла и положило конец обличительной тираде – Оливер Френч совершенно спал с лица, глубокие морщины бороздами испещрили его лицо.

– Мы закончили, сэр.

Могильщики, последним усилием раскидав тонкий слой земли, поглядели на Ридли в ожидании дальнейших распоряжений.

– Вскрывайте крышку, – распорядился он, и один из мужчин, подхватив услужливо протянутый ему ломик, поддел крышку гроба.

Воздух, буквально наэлектризованный общим нетерпением, казалось, замер в неподвижности, упал тяжелым саваном на плечи каждого из присутствующих.

Миссис Эдвардс протяжно вздохнула... Как будто бы задыхаясь под его тяжестью.

– Крышка не прибита, сэр, – разорвал тишину мужчина с ломиком. Отступил в сторону и потянул ее на себя...

С тихим шуршащим звуком остатки земли посыпались с приподнимаемой крышки, люди затаили дыхание и… выдохнули.

Мисс Эдвардс в гробу не было…

Только пустое атласное нутро, усыпанное землей. И засохшие лепестки желтых роз...

Секунда – столько понадобилось несчастной матери на осознание увиденного – а потом, придушенно вскрикнув, она повалилась на руки супруга.

– Милая моя девочка, – прошептал глухим голосом Оливер Френч, и Джек, наблюдавший за действиями инспектора Ридли с противоположной стороны могилы, заприметил высокую девичью фигурку, призраком скользнувшую из тумана.

Мара.

Это точно была Мара!

Даже не поглядев в его сторону, она направилась напрямую к инспектору и что-то произнесла... Что-то такое, от чего тот враз подобрался. Подозвал двух констеблей и отдал распоряжение.

Любопытство, смешанное с обидой, заставило Джека обойти навороченные груды земли и поинтересоваться у девушки:

– О чем вы говорили с инспектором? Что ты ему сообщила?

Мара пожала плечами.

– Тебе это действительно интересно? – осведомилась скучающим голосом. – Мне казалось, ты был не рад моему вмешательству в ваше расследование.

Пришлось пересилить себя и произнести.

– И все же, о чем вы с ним говорили?

Теперь она улыбнулась. Довольной, полной превосходства улыбкой.

– Я сообщила ему имя одного из «похитителей трупов», того самого, что подвязался в ночь после похорон мисс Эдвардс. – И пояснила: – Мне все-таки удалось разговорить бедняжечку Гилберта. Он хоть и отнекивался, утверждая, что отсиживался в сторожке до самого утра, однако после признался, что из любопытства одним глазком да подсмотрел за происходящим у могилы несчастной мисс Эдвардс... Ровно минутку, до того самого момента, как покойницу, то бишь почти покойницу – она ведь жива, не так ли? – девушка бросила взгляд в сторону пустого гроба, – должны были извлечь из могилы. Сразу перед тем он и сбежал...

– Но сумел узнать одного из похитителей? – скептически заметил Джек.

– Именно так. Он с этим Грисби прежде приятельствовал... Еще до того, как тот в «похитители трупов» подался. Сказал, честным трудом много не заработаешь... – И заключила, ничуть не обиженная недоверием в голосе собеседника: – Так что, молодец я или нет?

При этом с таким восторгом поглядела Джеку в глаза, что тот даже смутился. Промямлил что-то насчет лживых могильщиков и весьма своевременной способности некоторых вытянуть из них правду...

Мара Коллинз была весьма этим довольна.

Грисби оказался огромным детиной самого сумрачного вида: его густая шевелюра, занавешивающая половину лица, казалась жесткой, словно щетина дикого зверя, а из-под густых, иссиня-черных бровей глядели черные омуты подозрительно сощуренных глаз.

Джек не встречался с ним прежде и нельзя сказать, чтобы жалел об этом.

Такие, как Грисби, в закадычные друзья мало годились...

– Расскажите о ночи с первого на второе октября. Чем вы тогда занимались? – обратился к задержанному инспектор Ридли, и тот ухмыльнулся.

– Должно быть, дрых в своей берлоге, инспектор. Слыхал, ночи именно для этого и предназначены... Спать, набираться сил перед новым трудовым днем.

– А я слыхал, – губы Ридли изогнулись в не менее насмешливой улыбке, – что некоторые... ночами... откапывают трупы с Хейгейтсткого кладбища. Что скажете на это, мистер Грисби?

– Скажу, что мне нет дела до этих шастающих по ночам дураков. – И с наглой самоуверенностью: – Лично я такими богомерзкими делами не занимаюсь!

Их с Ридли взгляды пересеклись, даже искры, кажется, брызнули во все стороны.

– А вот мне из верного источника стало известно, что именно названной ночью вы, мистер Грисби, – Ридли сделал особое ударение на имени собеседника, – занимались тем самым богомерзким делом, против которого так ратуете. Откапывали труп юной девушки: мисс Этель Эдвардс, если быть точным. Припоминаете теперь или мне освежить вашу память с помощью виселицы?

Насмешливая улыбка, не покидавшая лица заключенного с самого начала допроса, впервые несколько сгладилась, притушила свое сияние.

– Вы меня виселицей-то не пугайте, – мрачно заметил детина, глядя в глаза инспектора, – пуганный я уже. Не впервой тут сижу... Да и вы у меня не первый. – Потом мотнул черноволосой головой и осведомился: – Чего от меня-то хотите? Я человек подневольный: мне говорят – я исполняю. – И снова: – Коль отпустить пообещаете, так я, быть может, и вспомню чего. Это как повезет...

Ридли улыбнулся. С полным осознанием собственного превосходства...

– Выходит, в ночь с первого на второе октября вы все-таки не спали в своей постели, как уверяли нас ранее, мистер Грисби? – осведомился он у мужчины напротив.

– Может быть, и не спал, – с мрачным видом отозвался тот. – Может, даже смогу быть вам полезен... В обмен на определенное обещание.

Ридли задумался, вроде как гадая, какое решение принять, и наконец произнес:

– Расскажете все, что знаете, и можете быть свободны. Советовал бы к тому же оставить ваше «богомерзкое дело»... Будете задержаны снова – уже не отвертитесь.

Грисби, враз повеселев, пообещал:

– Уверяю вас, инспектор, снова это не повторится. – И касалось ли обещание самой перемены рода деятельности или Грисби всего лишь обещал не быть пойманным вновь, так и осталось не ясным.

Ридли понудил:

– Итак, расскажите, что произошло интересующей нас ночью. Желательно, с самого начала...

– Тут и рассказывать-то нечего, – нехотя начал говорить задержанный. – Нас с Тайлером наняли могилку одну раскопать, деньги большие пообещали: мол, если споро управимся, получим вдвойне от уже причитающегося. Человек этот, наниматель то бишь, с нами собирался пойти, сказал... девица в гробу не совсем чтобы мертва... Мол, сговорились они с ней таким образом от родительского запрета на брак уйти. Целая любовная баллада, инспектор. Мы с приятелем так ей прониклись... так прониклись... Копали, аки проклятые! Тем более, что колокольчик этот могильный трезвонил без остановки, всю души вынимал... Никак девица со страху ополоумела! – И осклабился: – И есть почему: меня бы в гроб ни за какие коврижки не уложить. А уж ради любви и подавно... Это ж каким пристукнутым на всю голову надо быть, чтобы на такое решиться. Впрочем, – тут рассказчик выдержал многозначительную паузу, – девица эта, как выяснилось, не совсем чтобы и согласна была.

И Ридли интересуется:

– Ее насильно захоронили?

– Полагаю, что так, – Грисби явно наслаждался своим рассказом, эффектом, им производимым. – Иначе, думаете, стала бы она кричать, едва мы крышку-то подняли? Глаза краснющие такие, щеки слезами залитые, а она – с ходу: «Вам это с рук не сойдет, Гарднер, папенька этого так не оставит». А тот – в ответ: «Если сейчас же не перестанете истерить, мисс Эдвардс, вколю вам очередную дозу», и шприц из кармана достал. Он им еще прежде парня одного попотчевал: тот у могилы мисс Эдвардс нас поджидал, колокольчик, верно, услышал. Засада такая!

– И что девушка, послушалась угрозы?

– Ничуть не бывало, – ответствовал Грисби. – Хоть и шатало ее изрядно, ноги совсем не держали бедняжечку, кричать, однако, у нее выходило знатно... – И после секундной паузы: – Вот этот джентльмен и исполнил свою угрозу.

– Вколол ей снотворное?

– А черт знает что было в том шприце, только девица сразу как-то притихла, едва успел на руки ее подхватить... Так осоловевшую и отнес в поджидавший у кладбища экипаж. Уложил на сидение да отправился могилку закапывать... Наниматель особенно на этом настаивал, на приведении места захоронения в первозданный порядок, так сказать.

– И что же девушка? – осведомился Ридли. – Что с ней стало потом?

– А мне почем знать, – пожал плечами говоривший, – я получил причитающееся и пошел доделывать работу, а экипаж этот покатил незнамо куда.

– Так уж незнамо? – решил надавить на задержанного Ридли.

Что-то в мимике говорившего заставило инспектора усомниться в искренности его последних слов. И, похоже, он не ошибся: Грисби мотнул головой, осклабился и провозгласил:

– А что, если и знамо? Деньжат приплатите? Я бы не отказался.

Ридли отозвался в тон:

– Пеньковый галстук по тебе плачет, приятель. Не хочешь ли примерить перед уходом?

Грисби иронии не оценил.

– Слыхал, как джентльмен этот назвал улицу где-то в Сохо, – произнес он недовольным голосом, с трудом проталкивая слова, ворочащиеся во рту, подобно булыжникам. – Точного адреса не было... Да там и нет ничего, кроме складов и опиумных притонов. – И стиснув кулаки: – Это все, что я знаю, инспектор. Можно уже идти? Засиделся я тут у вас. Тошно...

Ридли, глубоко задумавшись, никак на это не отозвался.

Джек подвязался обходить доки вместе с Дрискоулом... Не потому, что хотел зависеть от констебля-переростка, просто, в противном случае, Ридли велел ему убираться восвояси. Сказал, не желает отвечать за гибель «глупого мальчишки, сующего нос, куда не следует».

– Мы достоверно не знаем, кто удерживает мисс Эдвардс, – сказал он, пытаясь смягчить резкость своих же слов. – Достаточно вспомнить джентльмена, сделавшего заказ у цветочницы. Возможно, он же является убийцей мистера Гарднера. Нет, – подытожил он решительным тоном, – бродить по докам одному тебе решительно невозможно.

И кликнул Дрискоула.

Они обошли уже половину пустующих зданий к северу от Вардур-стрит, однако ничего подозрительного так и не обнаружили. Джек заскучал, справедливо полагая, что вот-вот раздастся полицейский свисток, и кто-то другой сообщит об обнаружении мисс Эдвардс.

Этого ему хотелось меньше всего...

Джек надеялся первым отыскать похищенную девицу и тем самым доказать Ридли свои детективную хватку и незаменимость. Все-таки в полицию попадали только по протекции, а ему, кроме как на Ридли, и надеяться было-то не на кого. Тот же продолжал видеть в нем всего лишь нищего паренька из Уайтчепела, едва ли способного к чему-то серьезному... По крайней мере, именно так все и выглядело на первый взгляд.

И вдруг Дрискоул произнес:

– Гляди, замок взломан.

Джек встрепенулся, вскинул поникшую было голову, стиснул в руке подаренный Гриром нож.

– Входи, я подстрахую.

– Лучше не лезь, – отозвался на его предложение констебль. – Оставайся здесь и наблюдай за входом. – Сам толкнул отозвавшуюся тихим скрипом массивную дверь и засветил во тьму фонарем. Его бледный желтоватый свет выхватил ряды деревянных ящиков и узкий проход между ними, которым Дрискоул и направился, выставив перед собой руку с полицейской дубинкой.

Едва он скрылся из вида, продолжая указывать свое местонахождение лишь блуждающим огоньком потайного фонаря, как Джек услышал шаги... Торопливые, несущиеся в его направлении.

Кто-то бежал по тому же осматриваемому констеблем проходу...

– Дрискоул, – выкрикнул Джек, невольно попятившись.

Вместо ответа – замершее перешептывание незримого приближения.

– Дрискоул! – его повторный крик эхом отозвался от стен, а потом отрикошетил прямо... в его же солнечное сплетение.

Джек задохнулся, согнувшись вдвое, захрипел, успев лишь заметить тяжелые ботинки стремительно удаляющиеся по дороге. Только тогда и догадался, что это кулак неизвестного вышиб из него весь дух.

Вот же ж олух, Ридли ему этого не простит! С этой мыслью он и припустил следом за незнакомцем... Дыхание все еще не нормализовалось, однако и преследуемый не особо спешил: крался вдоль парапета, стараясь не привлекать внимание других констеблей. Никак был уверен, что надолго вывел Джека из строя...

Вот только не тут-то было: юноша сдаваться не собирался.

– Эй! – Джек удобнее перехватил рукоять ножа. – Стоять, иначе выстрелю.

Темный силуэт отозвался едва слышным фырканьем.

– Так стреляй, чего медлишь?

Джек метнул нож. Собирающийся перемахнуть через ограждение беглец глухо вскрикнул и мешком повалился на землю с другой стороны стены...

В этот момент тишину ночи и вспорол пронзительный полицейский свисток.

Ее обнаружили на том самом складе, связанной и изможденной, с черными кругами под глазами...

Дрискоул обнаружил мисс Эдвардс и засвистел в свой свисток.

Джек прибежал одним из первых – констебль как раз перерезал веревки, стягивающие ей руки, – и помог вынести девушку наружу. Она рыдала, не переставая...

Белое платье, в котором она была похоронена заживо, пропахло затхлой сыростью заброшенного склада и стойким ароматом прелой земли.

– Снимите его с меня! – было первым, что потребовала девушка, оказавшись в доме своих родителей.

Миссис Эдвардс в очередной раз потеряла сознание, только теперь уже от счастья.

Тем временем Ридли присутствия духа не терял, да и расслабляться не собирался. Только выслушал рассказ Джека о схватке в подворотне, ранении и бегстве неизвестного и сразу же заявил:

– Необходимо, как можно скорее переговорить с мисс Эдвардс и выяснить личность таинственного сообщника Гарднера. А также узнать мотивы, им движущие... Уверен, девушка, сумеет пролить свет на интересующие нас вопросы.

Сказано – сделано. Они появились в доме Эдвардсов сразу после полудня, едва дав отдых уставшему телу и позволив самой мисс Эдвардс хоть малость, но прийти в себя после свалившихся на нее ужасов.

Впрочем, миссис Эдвардс полицейского такта не оценила: завидев инспектора Ридли на своем пороге, в сердцах воскликнула:

– Неужели вам мало горя, выпавшего на долю бедняжки, что вы готовы усугубить его своими неуместными расспросами? Дайте девочке отдохнуть и набраться сил, вернуть душевное благополучие... Она крайне истощена и нуждается в бережном уходе.

Ридли терпеливо выслушал укоры в собственном бессердечии, справедливо рассудив, что несчастная мать именно так и должна опекать свое чудом воскресшее дитя, и только после произнес:

– Миссис Эдвардс, я был бы рад более никогда не тревожить покоя вашей дочери, однако обстоятельства требуют задать ей несколько вопросов. – И присовокупил: – Убийца мистера Клода Гарднера все еще на свободе. Уверен, вы хотели бы, чтобы он ответил за свои деяния, не так ли, миссис Эдвардс?

Женщина открыла было рот для явного возражения (оно так и читалось на ее искаженном эмоциями лице), однако спустившаяся по лестнице дочь пресекла его на корню.

– Я поговорю с этими джентльменами, матушка. Так будет вернее всего! – сказала она четким, уверенным голосом. – Пройдемте в гостиную. Там нас никто не потревожит! – обратилась она уже к Ридли.

Скользнула по Джеку слабой улыбкой и повела обоих в сторону гостиной.

– Распоряжусь подать чай, – покорилась желанию дочери миссис Эдвардс и позвонила в колокольчик.

Едва его мелодичное дребезжание разлилось в воздухе, как ее дочь спала с лица, дыхание ее сделалось судорожным, зрачки больших карих глаз поглотили собой всю сетчатку.

– Прости, милая! – охнула женщина, отбросив колокольчик и притянув дочь в свои нежные объятия. – Распоряжусь впредь никогда не использовать их в нашем доме, обещаю тебе. – И в сторону Ридли: – Теперь вы видите, к чему приводят ваши визиты?!

Укор был явно неуместен (оплошность была проявлена самой миссис Эдвардс), впрочем, Этель уже успела взять себя в руки, и, расправив пышное платье, опустилась на маленькую оттоманку. Ридли и Джек последовали ее примеру...

– Мне жаль, что приходится просить вас об этом, – начал инспектор сочувственным тоном, – однако нам крайне необходимо узнать, что произошло с вами в эти минувшие несколько дней, мисс Эдвардс. Надеюсь, вы будете в состоянии рассказать нам об этом...

Девушка молча кивнула.

– Я постараюсь помочь всем, чем смогу, инспектор. Что вы желаете знать? – спросила она наконец.

И Ридли попросил:

– Расскажите нам все с самого начала. С того момента, как вы узнали о наличии родного отца...

После недолгого раздумья Этель начала свой рассказ такими словами:

– Это произошло абсолютно случайно: я выходила из галантерейной лавки на Карнаби-стрит, когда какой-то джентльмен... Не мистер Гарднер, нет, – вставила она поспешно, – передал мне конверт с неким посланием. Велел ознакомиться с его содержимым без лишних свидетелей, сказал, в нем важная информация для меня. Исчез он так же внезапно, как появился – я едва ли успела что-либо понять. – Миссис Эдвардс, должно быть, впервые слышавшая эту историю, протяжно выдохнула, и дочь стиснула ее ладонь. – Я вернулась домой и... прочитав послание, не сразу ему поверила. Ни разу за все свои семнадцать лет мне не приходилось усомниться в отцовстве... мистера Эдвардса. Он был неизменно добр и терпелив по отношению ко мне... – Она замолчала на секунду. – В общем мне было сложно поверить в написанное в том письме. Впрочем, в конверте был указан адрес... другого отца в Мэрилебоне, и я решила выяснить все достоверно.

– Ты должна была прийти ко мне, милая, – попеняла дочери миссис Эдвардс со страдальческим выражением на лице. – Ты должна была поговорить со мной в первую очередь.

И та призналась:

– Я боялась, вы не скажете мне правды, маменька. Неизвестный аноним предупредил о вашем нежелании устроить наше с отцом свидание. Именно потому я и решила отправиться в Мэрилебон самостоятельно...

Ридли решил уточнить:

– То есть некий джентльмен, имени которого вы не знаете, сообщил вам о наличии родного отца. Откуда у него подобная информация, вам что-нибудь об этом известно?

– Боюсь, нет, инспектор. В письме об этом ничего не говорилось...

– Могу ли я видеть это письмо, мисс Эдвардс?

Девушка в смущении покачала головой.

– Увы, я спалила его в камине. Сразу же после первого визита в Мэрилебон... Не хотела, чтобы матушка узнала о наших встречах с отцом. – И совсем тихо: – Мне нравились наши неспешные беседы за чашечкой чая, инспектор, – мы, словно родственные души, легко нашли путь к сердцу друг друга. К тому же, у меня появилась сестра...

– Мисс Френч?

– Матильда, именно она. Вы, верно, видели ее, инспектор: в нее просто нельзя не влюбиться. – И с тихой полуулыбкой: – Я очень дорожила этим общением...

Ридли поинтересовался:

– А как же мистер Гарднер? Он тоже присутствовал при ваших встречах с отцом?

Этель Эдвардс опустила глаза, ее щеки зарделись ярким румянцем.

– Мне кажется, мистер Гарднер проникся ко мне сердечной склонностью, инспектор. Он неизменно пытался присутствовать при каждой нашей встрече с мистером Френчем, проявлял определенные знаки внимания... Сетовал на жестокосердие матушки, принудившей нас к секретности наших с отцом и с ним соответственно отношений.

– Полагаете, мистер Гарднер желал официально озвучить свои намерения по отношению к вам?

– Именно так я и полагаю, инспектор.

Миссис Эдвардс в очередной раз полузакатила глаза, готовая вот-вот лишиться остатка своих взвинченных до предела чувств. И Ридли, спеша пресечь всякие попытки к оному, задал новый вопрос:

– Каким образом... вы оказались заживо захороненной, мисс Эдвардс? По свидетельству доктора Энглманна, между вами с мистером Гарднером существовала некая договоренность... Якобы сердечное чувство к оному побудило вас освободиться таким образом от самодурства матери и расчистить путь к вашему совместному будущему.

Миссис Эдвардс схватилась за сердце.

– Что за ужасные мысли приходят вам в голову, инспектор! – воскликнула она писклявым фальцетом. – Моя девочка никогда бы не совершила ничего подобного. «Самодурство», подумать только, – процедила она оскорбленным тоном.

Ее дочь печально улыбнулась.

– Все это чистейшей воды фантазия, инспектор, – произнесла она спокойным, полным глубокой снисходительности голосом. – Возможно, именно так мистер Гарднер и думал, устраивая этот... весь этот кошмар. – Глаза ее в одночасье увлажнились, и девушка уткнулась носом в скомканный клочок батистовой материи. – Простите, инспектор Ридли, одно воспоминание о пробуждении в полнейшей темноте... под толстым слоем насыпанной сверху земли...

– Вы поняли, где находитесь?

– Не сразу. Контраст был слишком разителен: я уснула в своей постели, сразу после укола доктора Энглманна, и очнулась... в этой могиле. С привязанной к пальцу нитью... Доктор сказал, новое лекарство уже к утру поставит меня на ноги, а вместо этого... – она схватилась за горло, – я оказалась в том ужасном месте.

– Полагаю, мистер Гарднер не рассчитал дозировку, и вы проснулись раньше положенного срока.

Этель Эдвардс промокнула повлажневшие уголки глаз.

– От этого мне не легче, инспектор. – И с неведанным доныне чувством: – И он еще полагал, что после всего этого я стану его женой. Соглашусь уехать в Америку... Займу место несчастной Матильды, время которой, как он уверял, подходит к концу. Богатая наследница – вот кто была ему нужна, инспектор Ридли. Сердечное расположение было только прикрытием... Так я полагаю.

– Он сам говорил вам об этом?

– Полагаю, догадаться было не сложно. Состояние моего отца не давало ему покоя... Он неоднократно указывал на то, как много делает для развития его предприятия, как само его существование зависит от ума и смекалки мистера Гарднера.

И миссис Эдвардс, поджав бескровные губы, заметила:

– Так и знала, что эти проклятые деньги ни до чего хорошего не доведут. Именно потому и не хотела иметь с ними ничего общего, теперь-то ты меня понимаешь, Этель? Еще в Писании сказано: «Не можете служить богу и маммоне...», а Оливер продал душу дьяволу.

Хлесткость ее яростных слов заставила каждого онеметь на мгновение. Дочь так и вовсе поежилась, как при ознобе...

– Расскажите о сообщнике мистера Гарднера, – решился увести разговор от больной темы инспектор Ридли. – Как он выглядел? Знаете ли вы его имя? Что их связывало между собой?

Этель обхватила себя руками. Ее хрупкая, трепетная красота проступала четче в моменты глубокого душевного волнения...

– Я мало что могу поведать вам об этом человеке, инспектор. Знаю только, что это именно он передал мне конверт у галантерейной лавки, что звали его... – она задумалась, пытаясь воскресить в памяти имя своего похитителя, – Брадан... Броган... Имя было донельзя странное.

– Ирландское? – предположил Ридли, и девушка вскинула голову.

– Полагаете, он мог быть ирландцем? – И в задумчивости: – Что ж, в этом есть определенный резон: я улавливала некий акцент в его разговоре, правда, наивно полагала, что это что-то американское. К тому же, – поспешила добавить она, – у него была рыжая борода.

Впервые за весь разговор Ридли напрямую поглядел на Джека. Должно быть, припомнил рассказ Френча об уволенном рабочем, покончившим жизнь самоубийством... Неужели все-таки месть, так и читалось в этом приправленном глубокими размышлениями взгляде?

Спросил он, однако, о другом.

– Заброшенный склад, на котором вас нашли, мисс Эдвардс, именно там вы и очнулись после своего... воскрешения? – закончил он с некоторой заминкой.

– Да, именно там я и находилась все время.

– Кто за вами присматривал?

– В основном тот второй, рыжебородый, инспектор. Приносил воду и немного хлеба... Мистера Гарднера я почти не видела. А после ссоры, когда они о чем-то яростно спорили в соседнем помещении – до меня доносились приглушенные стеной голоса – он и вовсе перестал приходить... Остался только рыжебородый. По мне, так лучше бы мистер Гарднер... Он пугал меня намного меньше своего сообщника. – И вдруг спросила: – Вы уже арестовали его? Отец должен знать, каков мистер Гарднер на самом деле.

Миссис Эдвардс в очередной раз с надрывом выдохнула, и дочь в недобром предчувствии поинтересовалась:

– Что происходит? Что еще вы от меня скрываете, маменька?

Мара любила появляться как чертик из табакерки: неожиданно, в самый неподходящий момент. Вот и сейчас, стоило Джеку выскользнуть за ворота и слиться с шумным потоком на оживленной Карнаби-стрит, как девушка окликнула его:

– Здравствуй, Джек. Ты не заставил себя ждать...

– Здравствуй, Мара.

Приветствие вышло довольно сухим, и девушка сразу это заметила.

– Ты все еще дуешься из-за этого Грисби? – спросила она. – Полагаешь, я обратилась к инспектору в обход тебя?

Джек, голова которого была забита абсолютно другими вопросами, только отмахнулся.

– Ничего такого я не думал. Вот придумала тоже... – и зашагал еще быстрее.

Мара тоже прибавила шагу, ничуть от него не отставая.

– Куда ты идешь? – полюбопытствовала она, приплясывая на ходу.

– В доки, – нехотя отозвался Джек.

И Мара снова спросила:

– А зачем?

– Ты прямо как инспектор полиции, – возмутился юноша, сдвинув брови на переносице. Впрочем, Мару его реакция не отпугнула, и потому на ее прописанное на лице любопытство Джек отозвался простым:

– Хочу осмотреть место заключения мисс Эдвардс. Вдруг что-то подскажет, где искать таинственного сообщника мистера Гарднера...

– Полагаешь, полиция могла что-то просмотреть?

– Полагаю, ты слишком много болтаешь. – И наставительно: – Шла бы ты домой, Мара. Твоя матушка определенно не рада твоим частым отлучкам.

– Матушка по жизни ничему не рада, окромя денег, конечно, – пожала плечами его собеседница. – А мне в радость другие вещи... – она зыркнула в сторону Джека особым взглядом. – Вот, например, в расследовании поучаствовать. Тебе помочь... Что в этом плохого? – И так как Джек продолжал молчать, взмолилась наигранно смиренным голосом: – Ну можно я с тобой в доки прогуляюсь? Пожалуйста, Джек.

Даже под руку его подхватила, заглядывая прямо в глаза.

– Только если не будешь болтать всю дорогу, – решил хотя бы в этом проявить твердость Джек, и Мара вспыхнула улыбкой.

– Буду нема, как рыба, – ответствовала она, покрепче стискивая пальцами локоть парня.

Так они и прошли до Вардур-стрит, смешавшись с прокуренными докерами и другим рабочим людом, суетливо заполонившим весь Лондон с утра пораньше, и дошли до стоявшего особняком заброшенного склада некогда строительной компании «Балдур-энд-Ко». Джек толкнул уже знакомую дверь и направился по узкому проходу между уже не первый год гниющими ящиками в сторону маленькой комнатушки с зарешеченным окошком под потолком. В ней-то и содержали бедняжку мисс Эдвардс... Веревки от связывающих ее пут все еще лежали тут же, у деревянного табурета, и Мара, прижавшись к Джеку еще плотнее, позволила себе подать голос:

– Какое жуткое место. Аж мурашки по коже!

Ее внезапная робость пришлась парню по вкусу, и он решил усилить эффект такими словами:

– Полагаешь, в гробу было лучше? – Джек зловеще улыбнулся. – Открываешь глаза, а вокруг – темнота. И только могильный колокольчик к пальцу привязан...

– Дурак какой, – Мара пихнула Джека в плечо. – Зачем всякие ужасы говоришь? Я теперь спать спокойно не смогу.

И Джек, довольный освободиться от ее хватки, принялся осматривать помещение.

– Сама хотела в расследовании поучаствовать, – заметил он между делом, – вот и прочувствуй, каково было несчастной жертве.

– Бедняжечка, – выдохнула Мара, и на какое-то время в помещении воцарилась полнейшая тишина. А потом она снова произнесла: – Знаешь, некоторые клиенты моей матери предпочитают быть связанными... Никогда этого не понимала.

Джек обернулся и увидел, как девушка, сидя на табурете мисс Эдвардс, обкручивает руки срезанными с ее же рук веревками.

– Что ты делаешь? – осведомился он не без возмущения, и Мара тряхнула головой.

– Сам советовал прочувствовать, каково было «несчастной жертве». Вот я и вживаюсь в роль... Хочу прочувствовать. – И она попыталась в очередной безуспешный раз обкрутить обе руки разом. Стягивающий прежде оба конца узел все еще был на месте – Дрискоул разрезал веревки ножом – и этот примерно метровый кусок бечевки внезапно показался Джеку каким-то неправильным...

– Давай помогу.

Мара выставила перед собой сложенные руки, и Джек принялся обкручивать тонкие запястья веревкой. На последнем обороте ему не хватило буквально нескольких дюймов, чтобы соединить оба конца вместе, и он потянул чуть сильнее. Девушка вскрикнула...

– Ты делаешь мне больно, – возмутилась она. – Хочешь, чтобы у меня отнялись руки?!

Джек прикрыл глаза, пытаясь припомнить следы от веревки на запястьях мисс Эдвардс. Он обратил внимание на ее руки в тот самый момент, когда девушка подносила к глазам батистовый платок...

Следов от веревок на руках не было.

Джек открыл глаза и, оставив руки Мары обернутыми веревкой, ослабил натяжение и соединил оба конца... Слишком слабо, чтобы действительно удержать кого-то.

– Попробуй освободиться, – попросил он девушку, и та с легкостью это исполнила.

– Что происходит, Джек? – спросила она, заметив тревожную складку у него на лбу. – О чем ты думаешь?

И Джек в задумчивости произнес.

– Либо у мисс Эдвардс запястья тоньше твоих, либо... – Он стиснул бечевку в кулаке. – Я должен это проверить!

С этими словами Джек стремительно зашагал в сторону выхода. Мара побежала следом...

– Джек, куда ты? – окликнула она парня. – Я хотела поговорить насчет нашего совместного путешествия... Ты подумал о моем предложении? Готов убраться из этого города? Я хотела бы знать заранее. – И снова: – Джек, ну куда же ты, в конце концов? Остановись уже и поговори со мной.

Однако он так и не остановился: свистнул проезжающий мимо кэб – и был таков. Маре только и оставалось, что в бессилии взмахнуть руками...

Джеку было не до разговоров о возможном в скором будущем путешествии в Новый свет – все его мысли занимала прожигающая карман веревка. Наверное, стоило бы показать ее Ридли, посоветоваться со знающим человеком, мол, что вы об этом думаете, инспектор... Вот только не хотелось попасть впросак, выставить себя полным болваном, глупым, надумавшим не бог весть что ребенком. И потому следовало проверить все самому... Мисс Эдвардс не откажет ему в маленьком эксперименте, Джек в этом не сомневался.

– Дочери нет дома, – с недовольным видом сообщила миссис Эдвардс. Ее траурное платье сменилось на платье приятного голубого цвета, вот только приятность эта, увы, не затрагивала лица. – Она вознамерилась встретиться с отцом... этим язычником, деньги которого принесли нам столько страданий, – с кислой миной поведала она Джеку. – Однако я не могла воспротивиться... Девочка и так перенесла слишком много страданий. Мой муж вызвался быть ее сопровождающим...

Джек произнес приличествующее случаю сожаление и отправился ловить кэб до Мэрилебона. Это маленькое препятствие – отсутствие мисс Эдвардс – лишь усугубило его врожденное любопытство, и отложить осуществление намеченного было никак невозможно... Добравшись до дома мистера Френча, Джек подошел к двери заднего входа и тихонько постучал. Востроглазая горничная, откликнувшаяся на этот призыв, ахнула на полном серьезе:

– Инспектор Огден? – и этим совершенно смутила незваного гостя.

Должно быть, она видела Джека в компании инспектора Ридли и сделала свои поспешные выводы. И пока Джек придумывал, как бы с наименьшей потерей для собственного достоинства указать девочке на ошибочность ее умозаключений, та поспешно произнесла:

– Хозяин сейчас в кабинете вместе с мистером Эдвардсом, мне приказано подать туда чай. Могу проводить вас туда же, если желаете...

И Джек поинтересовался:

– А как же мисс Эдвардс, где она сейчас?

– Мисс Эдвардс поднялась в комнату сестры, – ответила горничная. И вздохнув: – Возможно, туда мне тоже придется нести поднос с чаем.

Джек положил руку на хрупкое плечико девчушки и сочувственно произнес:

– Ты занимайся чаем, не отвлекайся – я сам отыщу дорогу в кабинет мистера Френча. – И щелкнув ее по носу: – Мы, полицейские, легко с этим справляемся. Не переживай!

Девчушка расплылась в широкой улыбке, и Джек, воспользовавшись ее замешательством, скользнул в сторону двери на хозяйскую половину. Прошел коридором в сторону широкого холла и поспешил вверх по лестнице...

С точки зрения общественного мнения врываться в комнату юной леди без приглашения, да еще и без сопровождения было верхом светского неприличия, однако Джек рассудил, что решительные обстоятельства требуют решительных мер. В конце концов, он даже не джентльмен... Всего то безродный паренек из Уайтчепела. Таким, как он, простительно быть грубыми и невежественными.

И так разволновался предстоящим разговором с мисс Эдвардс и собственным дерзким поведением, что, запнувшись о стоящие здесь же на пороге комнаты мисс Френч женские туфли (должно быть, их принесла вычистившая их горничная), влетел в комнату вперед головой...

Вскрикнувшая от неожиданности мисс Эдвардс отняла от лица сестры плотную диванную подушку и уставилась на Джека большими, испуганными глазами.

Испуг ее, однако, длился недолго. Убедившись, должно быть, что Джек ввалился в комнату в полном одиночестве, девушка приказала:

– Прикройте за собой дверь, будьте так добры.

Все еще не совсем осознавший увиденное, юноша послушно выполнил ее просьбу.

– Разве мисс Френч уснула? – спросил он вслед за негромким щелчком дверного замка. – Горничная сказала, вы собирались пить чай. – И Джек, обходя мисс Эдвардс по кругу, сделал несколько шагов в сторону постели названной девушки. Та лежала неподвижно, почти, кажется, не дыша.

Совершив столько же шагов в противоположном от постели сестры направлении, ангелоподобная мисс Эдвардс пожала плечами и, опустив в кресло стискиваемую в руках подушку, похлопала по ней ладонью, как бы придавая ей должный вид.

– Боюсь, бедняжка уснула прямо посреди разговора. Кажется, ей становится хуже день ото дня...

– А доктор говорил обратное.

– Который доктор? – взмахнула ресницами мисс Эдвардс.

Джек с готовностью ответил:

– Доктор Максвелл, что пользовал ее после доктора Энглманна. Он уверял еще, что девушке противопоказаны цветы... – И, указав на букетик полевых цветов на прикроватном столике, поинтересовался: – Откуда они здесь? Их нужно немедленно убрать.

– Так убери, если нужно. Я только хотела сделать приятное сестрице! – ответствовала мисс Эдвардс.

Что-то незримо переменилось во взгляде и поведении вчерашней жертвы: Джек не смог бы сказать определенно, однако это было очень похоже на превосходство. Осознание собственной силы... Безнаказанность.

Джек вынул из кармана срезанную с запястий мисс Эдвардс веревку.

– Позволите провести небольшой эксперимент? – обратился он к так и замершей у кресла девушке. – Всего лишь обвернуть ваши запястья этой веревкой.

Она с интересом поглядела на обрывок веревки и улыбнулась.

– Зачем тебе это? Хочешь тоже помучить бедную девушку?

Джек был уверен, что мисс Эдвардс откажет в его маленькой просьбе, однако она вдруг выставила вперед обе руки и с неким вызовом поинтересовалась: – Ну, что за эксперимент ты хотел провести? Проводи же, я не против.

И Джек пошел в ее сторону... Шаг, другой, третий. Сократил дистанцию до минимума, не отводя взгляда от красивого лица. Этель Эдвардс как будто бы приманивала его, подобно мифологической сирене, зазывала своей сладкоречивой песней прямо на смертельно опасные скалы.

– Так зачем тебе это? – снова осведомилась она, и Джек задал встречный вопрос.

– А зачем вы стояли над мисс Френч с подушкой в руках?

Их взгляды схлестнулись с новой силой. Голубые и серые глаза сошлись в своеобразной схватке...

– Уверен, что хочешь знать ответ на этот вопрос? – пропела мисс Эдвардс нежнейшим из голосков. После взмахнула сцепленными перед собой руками и угодила Джеку прямиком в переносицу. Удар оказался достаточно сильным для трепетной леди, и он, охнув, схватился за буквально взорвавшийся болью нос, перед глазами так и затанцевали кровавые всполохи...

– Зря ты сюда пришел, – прошипела девушка злым, изменившимся до неузнаваемости голосом и пихнула Джека в живот, опрокидывая его на ковер. – Лучше бы бегал по городу в поисках таинственного злопыхателя, убийцы мистера Гарднера. Разве не этим ты и должен был заниматься, маленький проходимец?

Ничуть не готовый к столь дерзкому нападению со стороны женщины, да еще и леди, Джек утер брызнувшую из носа кровь и поглядел на нее в немом изумлении. Истина, рожденная через боль, оказалась весьма непривлекательной на вид...

– Так это вы все устроили? – гнусавым полушепотом произнес он. – Вы сами позволили похоронить себя... И в доках вас никто не удерживал, вот почему веревка оказалась такой слабой на поверку.

Мисс Эдвардс улыбнулась.

– А ты не глуп, верно все понимаешь, – заметила она зловещим полушепотом. И добавила: – Именно потому и придется от тебя избавиться... – Она вынула из складок платья медицинский шприц. – К сожалению, у меня только снотворное, – сказала она, глядя на Джека по-прежнему сверху вниз. – Однако это намного гуманнее, чем смерть от яда, дружок. Когда ты уснешь, мы с Грисби обо всем позаботимся...

– Грисби.

Имя отозвалось в памяти довольно неприятным обликом «похитителя трупов», того самого, что якобы случайно услышал названную Гарднером улицу в Сохо.

– Грисби – ваш сообщник, – констатировал Джек с внезапным озарением. – И нет никакого рыжебородого ирландца, только вы и этот человек.

– Верно, – улыбнулась мисс Эдвардс. – Этот ирландец существует только в больном воображении столичной полиции. Он своего рода находка, вовремя подвернувшийся персонаж, извлеченный из памяти влюбленного простака Клода. – И как будто даже с сожалением: – Он был так красноречив в своих рассказах о прошлой жизни отца, что вытянуть подробности старого происшествия на отцовском предприятии не составляла особого труда. Некий ирландец, покончивший жизнью после своего увольнения... Обличающая записка у него во рту. Таким нельзя было не воспользоваться, и мы с Грисби легко свалили на несуществующего мстителя собственное преступление.

– Так это вы убили мистера Гарднера?

– Пришлось. – Теперь на Джека был наставлен маленький короткоствольный револьвер. – Он, поначалу очень горячо принявший мою задумку с похоронами и отъездом в Америку, после сильно разнервничался, сказал, что мы поступаем нечестно, подвергая моих родителей и Оливера такому жестокому испытанию... Совесть побуждала его открыться не только другу (что было бы еще допустимо, если подумать), но и моим родителям (а уж этого я допустить не могла!). Столько усилий и все понапрасну? Нет, не для того я ложилась в гроб, чтобы восстать всей той же нищенкой, что и прежде. – Девушка тряхнула головой, как бы отгоняя саму мысль о подобном: – Нет, следовало освободиться от маменькиных нравоучений раз и навсегда. Занять место, предназначенное мне по праву рождения. И это место – во главе отцовского предприятия!

– А как же ваша сестра?

– Матильда?! – презрительный смешок камнем сорвался с ее искривившихся в насмешке губ. – Да что она может, это едва живое создание с полным отсутствием характера? Только полусуществовать, готовясь вот-вот отдать богу душу.

– И вы решили ускорить процесс с помощью букетов с цветами, заказанных вашим сообщником Грисби?

Девушка пожала плечами.

– На ее месте должна была быть я, – сказала она так просто, словно речь не шла о жизни и смерти родного для нее человека.

И Джек спросил:

– Как вы узнали о болезни сестры? Даже доктор Энглманн находился в полном неведении.

– Доктор Энглманн – полный кретин, – охарактеризовала эскулапа девушка с револьвером. – Деньги значат для него намного больше здоровья собственных пациентов. Он и лечит-то всех сплошными кровопусканиями... Откуда ему знать о всяких там задыхающихся по весне девицах? Я и сама узнала о том лишь случайно: отдыхала у подруги в Норфолке прошлым летом и познакомилась с ее хворой сестрицей. У той те же симптомы, что и у Матильды... Местный доктор запрещал ей любые прогулки в саду, говорил, цветочная пыльца забивает ей легкие. Стращал смертельным исходом...

Мисс Эдвардс опустила шприц на пол и подтолкнула его носком туфли в сторону Джека.

– Будь хорошим мальчиком, – сказала она, – и сделай себе укол самостоятельно. Мне бы не хотелось стрелять тебе прямо в сердце...

Джек поглядел на подброшенный ему шприц, однако в руки его не взял.

– Значит, все это только ради денег мистера Френча? – поинтересовался он через силу. Кровь из разбитого носа неприятно хлюпала в носоглотке...

И девушка вскинулась.

– Все это ради свободы, – сказала она. – Ради возможности жить по собственному желанию! Без необходимости пересчитать каждый цент, чтобы не выбиться из семейного бюджета. Без оглядки на злобного бога, карающего грешника за малейшую провинность. – И еще более эмоционально: – С этими деньгами я сама стану богом. И ни маменька, ни подставной отец не станут указывать, как и что мне делать... Ради этого никакая цена не кажется слишком высокой. – И приказала: – Коли себе это снотворное. Немедленно!

Джек покачал головой.

– Я не стану этого делать. – Поднялся на ноги и расправил плечи.

– Хочешь, чтобы я выстрелила? – спросила мисс Эдвардс металлическим голосом.

И Джек пожал плечами:

– Вы этого не сделаете. Побоитесь огласки... – И снова: – В любом случае, вам придется самой сделать мне этот укол – я вам здесь не помощник.

Лицо девушки полыхнуло неприкрытой ненавистью. И, схватив все ту же диванную подушку, она приставила к ней дуло револьвера...

– А что, если я выстрелю прямо вот так, грязный проныра? – сверкнула она злющими глазами. – Слыхала, подушка способна заглушить звук выстрела. Желаешь проверить?

Они замерли друг подле друга… И вздрогнули от раздавшегося в дверь стука.

Джеку хватило доли секунды, чтобы броситься к отвлекшейся на сторонний звук противнице и схватиться за руку с зажатым в нем револьвером. Однако вырвать его из рук мисс Эдвардс оказалось не так уж просто: утробно зарычав, она извернулась и нажала на курок. Звук выстрела оглушил обоих, и Джек краем глаза заметил, как пулей сорвало одну из подвесок хрустальной люстры под потолком... Силами девушка не уступала самому Джеку, и они, перелетев через боковину кресла, как были, в схватке за револьвер, повалились на пол.

Здесь и прозвучал второй выстрел... Пуля чирком прошла по Джековой щеке и вошла в стену над платяным шкафом. Вот тогда-то он и вырвал оружие из буквально припаянных к нему пальцев: отбросил его в сторону и прижал мисс Эдвардс к полу, более не делая скидку на ее женское платье и ангельское личико.

– Что, думаешь, победил? – прохрипела она, тяжело дыша. – Думаешь, тебе спасибо скажут? Как бы не так. Ты просчитался!

Джек спросил:

– Где ваш сообщник? Или вы желаете отвечать за содеянное самостоятельно?

Мисс Эдвардс улыбнулась. Прикусила губу и произнесла горячим полушепотом:

– Давай разрешим все к взаимному удовлетворению... Пожалуйста, Джек. Спишем случившееся на нелепую игру... разделим отцовское наследство на двоих. Обещаю, ты не пожалеешь...

И с такой беззащитной трогательностью поглядела на удерживающего себя юношу, что тот невольно ослабил хватку. И тогда-то повисшая было тишина распалась на десяток разрозненных звуков одновременно: кто-то громыхнул распахнутой дверью за спиной, кто-то закричал... Зазвенела упавшая на пол посуда. А мисс Эдвардс, высвободив прижатую к полу руку, потянулась... и с всадила Джеку в плечо шприц со снотворным.

– Он напал на меня! – услышал он ее истерический вопль, обращенный в сторону обоих отцов сразу. – Хотел, чтобы я молчала о принесенных в комнату сестрицы цветах. Он помогает ирландцу – сам мне в этом признался! Едва не убил меня из револьвера.

В ушах странно звенело... Звуки растягивались, плавились и плыли по комнате длинными туманными нитями, убаюкивая Джека, подобно колыбельной.

Последнее, что видел Джек, закрывая глаза, – это бьющуюся в объятиях отца девушку со всеми задатками талантливой актрисы.

Он лежал в тесном пространстве деревянного ящика, в полной темноте... Где-то, так далеко, что это казалось простой галлюцинацией, мерно трезвонил колокольчик.

Где он?

Почему здесь так темно?

Неужели...

Осознание взорвалось болью в разбитом носу и ломотой в костях: он похоронен заживо.

Его заживо похоронили!

Нет... нет, только не это. Только не так...

Он даже не успел проститься с Амандой.

Не успел ничего... никому сказать...

Слезы ужаса и отчаяния вскипели, брызнув из иссушенных жаждой глазниц. Кулаки невольно заколотили по крышке над головой...

…Джек приоткрыл глаза, и яркий дневной свет буквально ослепил его на мгновение.

– Он просыпается! – послышалось над головой, и гомон нескольких голосов мерно потек в его направлении. Присутствующие обступили его со всех сторон и замерли в ожидании...

Ожидании чего?

Джек огляделся по сторонам. Он лежал в своей постели на Карнаби-стрит двадцать один, во флигеле, выделенным ему мистером Барретом, и солнечные зайчики, отражаясь от зеркальной поверхности маленького трюмо, скакали по шелковым обоям, как оглашенные.

Горло казалось сухим, словно пески Каракума, глаза... Джек потянулся и ощупал их пальцами. Сухие... Слава богу! Еще не хватало ныть, как девчонке. А судя по последнему кошмару, у него неплохо получалось это делать.

Воспоминание дрожью прошлось по всему его телу.

– На, промочи горло, – Мара, а она почему-то тоже была здесь, протянула ему полный стакан воды.

Джек с жадностью опрокинул его в себя и только тогда рассмотрел остальных присутствующих: инспектора Ридли, мистера Баррета и Тодда. Все они глядели на него с нескрываемым интересом...

– Что происходит? – с трудом прохрипел он, силясь припомнить предшествующие события. Кошмар, пережитый во сне, все еще казался слишком реальным, заслоняя собой все остальное.

– Ты все-таки проснулся, и это самое главное, – произнесла Мара с так непохожей на нее серьезностью. И, заметив недоумение в глазах собеседника, поспешила добавить: – Доктор Максвелл волновался за дозировку препарата. Говорил, что ее могло быть слишком много... К счастью все обошлось.

И тут-то Джека прошибло:

– Мисс Эдвардс, она – главная злодейка! Вы должны немедленно взять ее под стражу. – Он даже принял вертикальное положение, от чего в голове изрядно зашумело.

– Ну-ну, герой, – донесся сквозь шум голос инспектора Ридли, – побереги силенки, приятель. Все уже сделано без тебя. Мисс Эдвардс арестована и дожидается суда в ньюгейтской тюрьме.

Джек выдохнул от облегчения.

– Значит, вы обо всем догадались? Это она сама пошла на подлог с похоронами, и все ради денег мистера Френча, ее родного отца.

– Мы знаем, Джек. Рассказ Мары про ваше посещение склада в Сохо лишь подтвердил мои и без того достаточно весомые подозрения в адрес мисс Эдвардс. Когда же нас вызвали в дом мистера Френча, и я увидел шприц, которым тебя укололи, все сразу же встало на свои места. Множество мелких нестыковок так и вопияли о причастности девушки к данному делу... – И присовокупил: – Я распорядился найти и арестовать проходимца Грисби. Не знаю, каким образом эта парочка спелась между собой, но они явно стоят друг друга.

Джек поинтересовался:

– А как же мисс Френч, с ней все в порядке? Мисс Эдвардс не успела ей навредить?

– Она проснулась еще вчера, – отозвался инспектор. – Ей тоже вкололи снотворное, собираясь, должно быть, удушить ее во сне.

– У мисс Эдвардс была подушка...

Слова Джека погрузили комнату в гнетущую тишину: подобное вероломство казалось немыслимым. Тодд тяжело сглотнул...

– А ведь мисс Эдвардс казалась такой... невероятной, – произнес он совсем тихо, никак не решаясь поднять на приятеля опущенных глаз. – Такой красивой... снаружи. Мне жаль, дружище, – покаялся он перед Джеком, – жаль, что я втянул тебя в это дело. Лучше бы ей и в самом деле лежать в гробу... Прости меня за все.

Джек улыбнулся.

– Все не так уж и плохо, дружище. Не казни себя понапрасну!

И Тодд невесело хмыкнул.

– А ты себя в зеркало видел? Доктор Максвелл подправил твой нос, однако он все равно выглядит ужасно.

– Придется тебе заниматься бумажной работой до самого его заживления, – заметил с улыбкой мистер Баррет. – Иначе распугаешь всех моих немногочисленных клиентов.

И Ридли, хмыкнув в кулак, произнес:

– Я тут вот о чем подумал, Джек. Чутье у тебя есть, смекалка тоже... Совать нос в мои дела ты в любом случае не перестанешь. Так вот... взвесив все хорошенько, я подал запрос в департамент полиции по зачислению тебя в рядовые констебли. Это, конечно, самое начало, но если у тебя есть мечта...

– Инспектор Ридли... – Джек подорвался с постели и, схватив руку инспектора, затряс ее со всей возможной силой. – Вы и представить себе не можете, как много это для меня значит. Спасибо большое! Я никогда этого не забуду.

Ридли, порядком смутившись, искренне улыбнулся.

– Надеюсь, ты меня не подведешь, приятель.

И Джек с жаром уверил, что именно так и будет: не подведет.