Ева
— Я могу подождать в машине, пока ты вещи собираешь, — предлагаю я Воронцову, как только мы заезжаем на подземную парковку многоэтажного дома.
— Мне нечего скрывать, — отвечает он и вынимает ключ из замка зажигания.
— А вдруг там не прибрано? — нахожу очередную отмазку.
Я не хочу идти в квартиру Кирилла Сергеевича. Для меня квартира это, что-то личное, интимное и до жути душевное. Побывав в квартире человека можно узнать его лучше.
Я не готова еще настолько сильно узнавать Воронцова.
— Там не прибрано, — засмеявшись отвечает мужчина — Пойдем уже, Мицкевич! Хватит ломаться! Обещаю не приставать!
— Как в тот раз в аудитории? — спрашиваю с издевкой и все же выхожу из машины.
— Тогда… — начинает он, потирая затылок — … я разозлился на тебя. Не понимал, что творю.
Это он разозлился?
А ничего, что это меня уволили из-за него?
И я потеряла деньги из-за него?
— Это уж точно. Вы даже не подумали о том, что возможно ваши действия могут противоречить моим религиозным убеждениям.
— Мицкевич, какими мы умными словами можем говорить… — откровенно заржал Воронцов — И где ты эту религию подцепила? Не заразно?
— С родителями год жила в Иране. Там у меня была няня мусульманка и часто читала мне религиозные книги. Хоть я и не приняла ислам, но многих правил Корана придерживаюсь и по сей день.
— Иран? Ты жила в Иране? — спрашивает удивленно, пока мы идем к лифту.
— Всего год. Наша семья часто переезжала из одной страны в другую из-за бизнеса отца. — рассказываю я.
Ничего такого я не рассказывала, поэтому не переживаю.
Обычная жизнь.
Трагическая история.
Маленькой девочки.
— Так ты у нас из богатых деточек. Золотая молодежь, так сказать? — ухмыляется он и нажимает на кнопку семнадцатого этажа.
— Нет, я никогда не была представителем этих пустоголовых. — фыркаю — Да, в детстве я просила у родителей игрушки, но очень редко. Я не видела смысла в куклах, мишках и прочей ерунде. Меня привлекали настольные игры, шахматы и книги.
— А сейчас? — спрашивает внимательно смотря на меня.
— А сейчас у меня нет времени на это все. Работа, учеба, дом. — пожимаю плечами и отворачиваюсь.
— Если твой отец владел бизнесом, то почему ты сейчас не владеешь им? Почему сама зарабатываешь?
— Какая разница? — поворачиваюсь к нему, ожидая, увидеть ухмылку и злорадство, но вижу правдивую заинтересованность.
— Прогорел? — выдает догадку Воронцов.
— Да, — вру я.
А хотя, это правда. Бизнес прогорел… вместе с папой и мамой. Живьем.
— У тебя классная бабушка. Мне бы такую. — заметив печаль в моих глазах, сменил тему Воронцов.
— У тебя нет бабушки? — спрашиваю его.
— Нет, у меня есть только отец, сестра и дядя. — счастливо улыбается. — И племянники.
— А мама? — спрашиваю нахмурившись.
— Ну и она, — бросает как-то небрежно и улыбка сходит с его лица.
Почему он это сказал так?
До этого он говорил, что ему важно, чтоб он приехал на отдых с девушкой из-за мамы, а тут он даже ее в список не включил… Странно.
— У меня только бабушка, — отвечаю и выхожу в открытые дверцы лифта на семнадцатом этаже.
— Ева, а что случилось с твоими родителями? — прилетает мне в спину неожиданный вопрос.
— Я не хочу об этом говорить! — сквозь зубы цежу, не оборачиваясь. — Их нет! Они умерли!
— Извини, — тихо говорит он и я разворачиваюсь с удивленными глазами.
— Извини? Кирилл Воронцов умеет извиняться? — хлопаю ресницами, глядя на него.
Закатив глаза он идет вперед и останавливается у одной из десяти дверей. Достает ключи из кармана и вставляет их в дверной замок. Пока он проворачивает ключ, замечаю на его ключах необычный брелок. Такой обычно дети делают родителям.
— Прошу, — открыв дверь полностью, приглашает Воронцов.
Делаю пару шагов и оказываюсь в полностью темном коридоре. Слышу, как в квартиру заходит и сам Воронцов, а затем щелкает выключатель.
Мы оказываемся в небольшой практически серой квартире-студии. Тут веет холодом и одиночеством. Уютно, но чувствуется, что тут редко бывают. В квартире нет души и тепла, который обычно присутствует в домах людей.
— Я пока пойду вещи соберу, а ты можешь себе кофе сделать. Пошарь по ящикам и найди все нужное, — говорит Воронцов.
— Спасибо, — благодарю его, но он уже скрылся в спальне.
Пройдя до кухни быстро нахожу все необходимое, только вместо кофе решаю сделать чай. Наполняю чайник водой и ставлю на специальную подставку, что греет воду.
Минуту честно жду, но потом, чтобы скоротать время, начинаю перемывать посуду из раковины.
Ну а что? Мне не сложно. Там всего три кружки и одна тарелка.
— Что ты делаешь? — ловит меня за мытьём кружки Воронцов.
От неожиданности подпрыгиваю и чуть ли не разбиваю последнюю немытую кружку.
— Мою кружку! — разворачиваюсь и демонстрирую ему намыленную посудину.
— Зачем? — спрашивает непонимающе и пройдя к шкафу, где набор посуды — Тут есть чистые.
— А тут есть грязные, — с улыбкой смотрю на него.
— Вживаешься в роль девушки? — спрашивает рассмеявшись.
— Немного, — отвечаю улыбнувшись искренне.
— И как это быть девушкой Кирилла Воронцова? — самодовольно улыбаясь, спрашивает. — Нравится?
— Не очень, — признаюсь — Не убирает, цветы не дарит, милых сообщений не пишет, всяких смешных прозвищ не дает.
— Ну для уборки у меня домработница есть, которая приходит два раза в неделю. А другое мы быстро исправим… Вонючка.
— Вонючка? — пищу я.
— Ну да, сама же прозвище хотела, — конкретно издевается он
— Если я Вонючка, то ты Индюк! — заявляю я и демонстративно иду к дивану. Плюхаюсь в него спиной к хозяину дома и сижу скрестив руки на груди.
— Какой чай будешь, Вонючка? — спрашивает спустя пару минут, когда чайник подал сигнал о выключении.
— Зеленый, Индюк!
— Вонючка, — зовет он меня, но я не оборачиваюсь — Вонючка!
— Ты как маленький ребенок! — повернувшись заявляю я. — Даже хуже.
— А зачем мне строить из себя того, кем я не являюсь? — спрашивает Кирилл Сергеевич и ставит кружки с нашим чаем на журнальный столик — Мне хватает того, что я делаю то чего от меня ожидают. А уж как говорить с тем или иным человеком я решаю сам.
— Тут ты прав, но зачем обижать человека, который помогает тебе, — надуваю губы.
— Не знаю, — берет кружку с чаем и улыбается — Просто с того момента, как мы поднялись в мою квартиру ты скованная и чересчур спокойная.
— Хочешь, чтобы я стала буйной и разгромила тут все? — улыбаюсь во весь рот и заставляю Воронцова также улыбнуться в ответ.
— Нет, хотел проверить ту ли я Мицкевич в свою квартиру привел. Та, что моя студентка уже давно учудила бы хоть что-то, — прячет улыбку в кружке чая.
— Смешно! — натягиваю улыбку — Почему тут так темно? — спрашиваю про квартиру — Красиво конечно, но как-то пусто. Безжизненно.
— Это простая квартира, — отвечает он мне — Я тут только сплю и завтракаю.
— Это не простая квартира. Это дом! Место, в которое вы должны возвращаться и хотеть сюда.
— Я и так сюда возвращаюсь, — делает последний глоток чая.
И как ему удалось выпить такой горячий чай за пару глотков?
— Потому что спишь тут?
— Да, — ставит кружку на журнальный столик и откидывается на спинку дивана.
— Кирилл Сергеевич, вы меня не понимаете! Дом, это место, что отражает человека. Показывает его сущность. — делаю глоток и затем продолжаю — Для меня дом это там, где мы живем с бабушкой сейчас и я каждый раз бегу домой, потому что там моя комната и моё личное пространство. Место, в котором я могу спрятаться от всего мира. А еще там есть бабуля, — улыбаюсь воспоминаниям — Она приготовит мне сырники, а потом будет сидеть напротив и смотреть как я их ем — от понимания, что возможно этого больше не случиться, на глаза наворачиваются слезы.
— Ты хочешь туда возвращаться, потому что там твоя бабушка. У меня же нет того, к кому я хочу вернуться.
— Так найдите! Заведите кота или собаку на крайний случай, — предлагаю я. — И прекратите разменивать свою жизнь на одноразовые развлечения!
— Мицкевич, ты учишь меня жизни? — спрашивает, выгнув бровь.
— Ни в коем случае, — печально смотрю на него — Не в моих правах.
— Верно, не в твоих. Допивай чай и поехали!
— Хорошо!
Почему так больно на душе сейчас?
Почему я чувствую себя так паршиво?
Почему откровенничаю с Воронцовым?
Зачем советую ему что-то сделать в будущем, если планирую убить?
Почему переживаю о его будущем, если его у него не будет?
Почему мне больно от мысли, что у него не будет будущего?