Парик

Алло? Синьорина? Нельзя ли ускорить Милан. 80–18–96. Я также просила принести мне яйцо всмятку. Чай — принесли, а вот яйца все нет. Ни чай, а одна вода. Да, синьорина. Не имеет значения. Нет, мой муж не пьет чая, он выпьет кофе с молоком, но попозже. Итак, ускорьте мне, пожалуйста, Милан. А? Тот номер, что я называла вам раньше. О, боже теперь никак не могу найди его. 80–18–96. Нет, по автоматической связи не надо. Я уже говорила, что не хочу по автоматической.

Массимо? Послушай, я попросила ускорить Милан. Когда-нибудь ты кончишь свистеть!

Кожа у меня стала какой-то сухой, желтой, просто жуть. Это все из-за того, что я плохо спала. Матрас словно набит камнями. К тому же, мне было холодно. В этой гостинице в одеялах буквально гуляет ветер. Знаешь, у меня ужасно болит нос. Он весь вздулся. И не прекращает кровоточить. Массимо, вата до сих пор у меня вся в крови. Я совершенно не выношу собственной крови. Других — могу. Своей же — нет. Если тебе еще когда-нибудь придет в голову дать мне пощечину, я уйду, и ты меня больше никогда не увидишь.

У меня болит вся челюсть и нос. О, боже, да выйдешь ли ты когда-нибудь из этой ванны!

Все равно нет пользы от твоего купания — после ванны ты выглядишь еще более грязным. Просто немыслимо! Я даже, если не моюсь, все равно выгляжу чистой.

Всё — нет у меня парика. Это больше не парик, а какая-то тряпка. Ты его так швырнул, что другого и нельзя было ожидать. Никак не могу очистить его от грязи. Жаль. Это был твой подарок. Единственный подарок за шесть лет нашей совместной жизни. Это оттого, что ты жадина. И жаден ты, прежде всего со мной. Себе же ты ни в чем не отказываешь.

К примеру — купил эту куртку. Еще никогда мы не устраивались так плохо, как в этот раз.

Между прочим, она тебе совершенно не идет. Ты слишком мал ростом, чтобы носить одежду из бархата малинового цвета. Проклятая гостиница! Когда я еще заказала себе яйцо всмятку, но они даже не думают нести его.

Наконец-то. Это моя мать.

Алло, мама? Чао, мама! Прошел уже битый час, как я попросила соединить меня с тобой. Нет, не по автоматической связи — потому что Массимо против. Он — жадина. Однако, он совсем не жадина, когда это касается его костюмов, скажу тебе — он купил себе куртку малинового цвета, это просто тихий ужас. Он же коротышка, ты просто не представляешь, на кого он похож в ней.

К тому же ты его уже порядком не видела, сейчас он отрастил себе волосы; ты вообще его не видела с длинными волосами. У него теперь длиннющие усы золотистого цвета и такого же цвета грива до плеч.

Да, я тебе уже давно, как не звонила, но я тебе посылала письмо. Как, я тебе не написала, что он отрастил себе волосы? Любопытно.

Знаешь, откуда я тебе звоню? Из Монтезауро. Это деревушка, раскинувшаяся на вершине одного холма. Здесь идет снег. Мы находимся в гостинице под названием Коллодоро [Золотая шея]. Нет, хорошей ее не назовешь. Скорее наоборот. Я заказала себе яйцо и все никак не дождусь его. Я была вынуждена надеть на себя шерстяной свитер, прямо поверх ночной сорочки, так как совершенно заледенела от холода. Что мы здесь делаем? Я и сама толком не знаю, что мы здесь делаем. Нет, девочек здесь нет. Девочки остались в Риме. За ними присматривает служанка. Нет, они очень довольны, что остались с ней. Она жизнерадостная женщина. Все время поет. Да, на нее можно положиться. Одним словом — она молодец. Правда, она ничего не может делать, но, тем не менее, молодец. Счастлива ли я? И в чем я счастлива? Со служанкой? Да, со служанкой мне повезло, но зато в остальном — я бесконечно несчастна. Это сущая правда. Хорошо еще, что мы не привезли сюда наших детишек. Потому что здесь идет снег. Так вот — мы направлялись в Тоди, но случилось все наоборот — наш автомобиль «Дофин» неожиданно остановился прямо на шоссе, в начале что-то прорычал, а затем заглох. Шел снег, у нас не было никакой надежды на помощь. Мы подняли оба наших чемодана, картины и пошли пешком по дороге. По всей видимости, мы прошагали с полчаса. После чего, наконец, набрели на станцию обслуживания. Ноги у меня промокли насквозь. Я была без сапог. Почему без сапог? Потому что я их не взяла — когда мы выехали из Рима, там стояла чудесная погода. На мне была только куртка из оленьей кожи и юбка — макси черного цвета. Нет, колготки я не взяла. Со станции мы позвонили механику, и наш «Дофин» был отбуксирован. Кажется, придется менять батарею. Механик как раз нам и посоветовал эту гостиницу. Ужин наш составили котлеты столетней давности, после чего мы тут же легли спать. Я еле волочила ноги. Массимо был чертовски зол. Он перетащил свою постель в ванную. Говорит, что спит лучше, когда находится один.

Мама! Я тебе позвонила с определенной целью. Нам нужны деньги. Мы выехали из Рима почти без гроша. Почему так случилось? Потому что мы тогда не могли знать, что у нас выйдет из строя батарея. Поэтому, вышли мне, пожалуйста, телеграфным переводом двести тысяч лир. Ну, да. Мне очень жаль. Пожалуй, я их тебе потом верну. Восемьдесят тысяч пойдет на приобретение батареи, остальные деньги — пригодятся нам. Более того, они нам просто необходимы. Мы выехали в субботу и, естественно, не могли зайти в банк. И потом, что у нас есть в банке? Ничего. Почти ничего. Мы рассчитывали прибыть в Тоди в тот же вечер; там мы смогли бы как-то еще уладить наши затруднения, поскольку в Тоди у нас имеются друзья. Перевод обязательно шли телеграфом. Ни в коем случае почтой. Массимо стал раздражительным, злым, словно черт ему вселился в голову. При такой гриве это и неудивительно. Прямо перед отъездом он закатил мне такую пощечину, что у меня тут же из носа фонтаном потекла кровь. Нос у меня по — прежнему заложен ватой. А ночная сорочка перепачкана кровью. Нет, мама, это правда, я ничего не выдумываю. Я? Что я ему сделала? Ровным счетом — ничего. Я только ему сказала, что не нахожу его картины прекрасными. Они все одинаковые. Он все время рисует какие-то лужайки с цветочками и сверху — обязательно глаз, огромных размеров. Я тебе говорю сущую правду, я сыта по горло этими видами с глазом. Я вижу этот глаз даже по ночам. Это какой-то вытаращенный глаз, с длиннющими ресницами, закрученными кверху. Он невероятных размеров, желтого цвета и похож на яичницу — глазунью.

Мама! А теперь, пожалуйста, запиши адрес. Пиши. Одень обязательно очки, иначе ты запишешь плохо и затем ничего не разберешь. Гостиница Коллодоро. Не Поллодоро [Золотая курица]. Коллодоро. Монтезауро, Провинция Тоди. Как нет такой провинции?! Нет, это провинция. И потом, прими к сведению, что здесь идет снег. В прочем, я тебе это уже говорила. До тех пор пока не придет перевод, мы не сможем продолжить наш путь. Мало, очень мало. То, что у нас имеется, не хватит даже, чтобы расплатиться за гостиницу. Мы лишены здравого ума? Возможно. В Тоди мы едем к одной нашей подруге, некой Розарии, которая работает в отделе социального обеспечения. Эта Розария должна будет представить нас одному пожилому адвокату, который покупает картины. Мы везем ему шесть картин. Как всегда, все с тем же глазом. Нет, мы не можем позвонить отсюда Розарии и попросить у нее в долг. Массимо говорит — это неприлично. И затем, эта Розария сама сейчас сидит на мели. Массимо захватил с собой книгу, мне же совершенно нечего читать. Я здесь случайно отыскала старый номер журнала «Аннабеллла» и это всё.

Транзистор? Я его не взяла. Массимо сейчас находится у себя — он залез в ванну вместе со своей книгой. Книга называется «Психология неосознанности». Думаю, что Фрейд. У него привычка брать с собой книгу, когда моется. В ванне он может сидеть часами, после чего вылезает оттуда еще более грязным и взъерошенным, чем был до этого.

Наконец-то! Только то мне принесли яйцо. Нет, не клади, пожалуйста, трубку, подожди.

Я буду есть и одновременно говорить. Я попросила принести хлебных палочек, мне же принесли булочку, жесткую что камень. Что? Свежее ли яйцо? Да, кажется свежее. Мама, я нахожусь на краю пропасти, а ты спрашиваешь меня свежее ли яйцо?!

Мама, мне кажется, что мы с Массимо не сможем далее жить вместе. Не знаю, но я его больше не переношу. И он тоже меня не переносит. Ссоримся постоянно. Это не трудный момент, мама, а что-то гораздо хуже. У нас произошел грандиозный скандал, перед самым отъездом. Мы сидели за столом. Я заметила Массимо, что у меня нет никакого желания ехать с ним в Тоди. На что Массимо ответил мне по-английски, что, если я не поеду туда с ним, он вышвырнет меня тут же за дверь. Он говорил по-английски, поскольку в комнате были девочки. Я тоже отвечала ему по-английски, что он не сможет меня вышвырнуть меня за дверь, потому что этот дом — мой, и, что я его купила на деньги, завещанные моим отцом. Дом записан на детей, а мне принадлежит право пользования им. Массимо как раз в этот момент ел хурму. При тех словах, что я сказала ему, он тут же вышел из себя и швырнул хурму изо всех сил об пол. Я взяла ложку и решила почистить пол. Нет, дети совершенно не испугались, наоборот, им было весело. В то время как я, нагнувшись, чистила пол, он сорвал с моей головы парик и выбросил его в окно. Мой бедный парик, порядочно пролетев по воздуху, упал на крышу соседнего дома, прямо в дождевую лужу. Мне пришлось послать вниз служанку, и та, вместе с фармацевтом, что живет у нас внизу, с трудом выловила мой парик там, в луже, весь промокший и перепачканный. Затем я приказала служанке одеть девочек и погулять немного с ними в парке Вилла Боргезе.

Когда я осталась наедине с Массимо, на меня неожиданно нахлынула дикая ярость, и, я, что есть сил, принялась пинать ногой его полотна, сваленные в прихожей на полу. Массимо завопил как дикий зверь; тогда я, испугавшись, заперлась в своей комнате на ключ и начала потихоньку расчесывать парик. Немного погодя, видимо, успокоившись, Массимо стал просить меня, чтобы я ему открыла дверь; он чуть ли не плакал, попросил прощения и стал умолять, чтобы я поехала с ним в Тоди, потому что в моем присутствии он чувствует себя, якобы, более решительным. Не понимаю, каким образом я могу вселять в него решительность, если я постоянно, в самой различной форме, повторяю, что его картины мне не нравятся, и, что его глаз это ничто иное, как паясничание. В общем, я согласилась поехать, но правильнее было бы, если я осталась дома, потому что, едва мы выехали из Рима, как тут же снова поссорились. Мама, да, я это знаю. Он не вредный. Добрый и безвольный. Хотя и задиристый, но совершенно безвольный. Я это знаю. Но я его больше не выношу. Да, он имеет успех. Довольно-таки. Да, значительный успех. Конечно. Да, он совершенно здоров. И я тоже совершенно здорова. И девочки. Мама, но причем тут здоровье? Да, я это знаю. Однако, я его больше не переношу. Я знаю, что он отец моих девочек, но, что делать, если я его больше не переношу. Мама, я должна сказать тебе правду — у меня есть некто. Что? Нет, Массимо в курсе дела. Я рассказала ему все, со всеми подробностями. Нет, нет же. Только не причитай, или же я тебе больше ничего не скажу. У меня есть некто. Его зовут Франческо. Какой там любовник! Любовник — не то слово. Он почти не уделяет мне внимания. Разве, что иногда. У него просто нет на то времени. Он очень занятый человек. Руководит каким-то журналом. Увлечен политикой. Да, известен. Богат ли? Что ты! — полностью сидит на мели. Ему приходится содержать всех этих детей. Своих. У него их шестеро. Нет совсем не красавец — парень. О нем не скажешь, что он красив. Он даже не парень. Ему сорок девять лет. Да, мама, нельзя сказать, что он красив, поскольку он лысоват, и, кроме того, у него огромный нос. Да, огромный. Что я нахожу в нем? Право, я и сама этого не знаю.

Но я вовсе не собираюсь разбивать его семьи. Его жене абсолютно наплевать на все. Они живут даже в какой-то мере порознь. Он занимает весь верхний этаж. У него громадная квартира. На улице Виа Джезу [Христа]. На нижнем этаже живет жена с детьми. Однако, дети все время поднимаются наверх. В этой квартире творится жуткий беспорядок. То и дело раздаются звонки, слышится треск пишущих машинок, все время к телефону подходят какие-то люди, снуют дети. Невозможно пройти, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из детей.

Да и жена тоже постоянно поднимается наверх со своими покупками, поскольку стряпают они порознь. Жена? Да, со мной она вежлива. Она довольно-таки приятная женщина, хотя немного и толстовата. Они буквально помешаны на стряпне, он и она. Так, несмотря на свою занятость, он то и дело бегает на кухню взглянуть на свой соус. Они, к тому же, еще и ревностные католики. Левые, но, тем не менее, католики. Видно, судьба моя, провести остаток моей жизни с этими двумя католиками.

Самое неприятное, это то, что я боюсь, что я забеременела. Нет не от Массимо. От Франческо. Нет, он почти не уделял мне внимания, однако, и одного раза хватило, чтобы я забеременела. Это было в воскресенье. Мы закрыли дверь на щеколду. Нет, это было не в нашем доме; в его доме. На улице Джезу. Дети звонили беспрестанно, но мы не открывали; Это был какой-то ужас. Я говорю тебе тихо, потому что Массимо еще не знает об этом. Нет, о моей беременности он ничего не знает. Я ему еще ничего не сказала. Я скрываю это даже от Франческо. Когда вернусь в Рим, обязательно скажу ему об этом. Нет, я не хочу делать аборта. Даже и не подумаю. Я хочу этого ребенка. Согласна, мама, у него будет огромный нос, но меня это ничуть не беспокоит. Я хочу жить с Франческо. Нет, я не потеряла голову, Я влюблена. Проблема в том, что он не воспринимает всего этого. Он занят своими делами по горло. И у него совершенно нет места для меня. Нет, квартира у него огромная; если я уйду к нему, найдется место и для меня, и для детей, — комнат там полно. Просто, для меня нет места в его жизни. А жизнь у него бурлит. Так и бьет через край. Просто не знаю, что делать. Я — в отчаянии. Это пройдет; и это мне говоришь ты, что это пройдет! Но я хочу жить с ним, во что бы то ни стало! Я настроена решительно. К сожалению, он не хочет. Но я постараюсь все же его убедить. Ведь и он тоже сильно влюблен в меня; однако, он крайне нерешителен и до сих пор не считает вопрос окончательно решенным. К тому же он полагает, что у нас с ним будет там самый настоящий детсад. Ты поняла?

Что ты собираешься делать? Приехать в город и переговорить с кем, с Массимо? Тебе совершенно не о чем говорить с Массимо. Нет. Никуда не двигайся. Сиди на месте. Сиди на месте и лучше пошли мне этот денежный перевод. Обязательно телеграфом. Все, мама чао! Должна тебя оставить. Ты напугана? Да, нет же. Не пугайся. Вот увидишь — все уладится. Как именно, я этого не знаю. Нет, я не сошла с ума. Мне, наверно, будет лучше попрощаться с тобой — этот разговор будет стоить нам кучу денег. Очень прошу тебя за перевод. Гостиница Коллодоро. Коллодоро. Да, спасибо, мама.

Массимо! Обрадую тебя — моя мать завтра вышлет нам деньги. Бедная мама. Она была немного напугана. И потрясена. Напугана и потрясена. Я ей рассказала все. Я даже сказала ей нечто такое, чего ты еще не знаешь. Что я — беременна. И занимались-то мы с Франческо любовью всего каких-нибудь пару раз, а вот возьми, да и забеременела. Ты меня слышишь? Да, должно быть слышишь, потому что перестал насвистывать.

Этот снег, наверно, никогда не прекратится. Что будем делать сегодня — одному Богу известно. Ну, и влипли — же мы с этой дырой! Был бы, хотя бы энигматический еженедельник — еще куда ни шло! Массимо! У нас здесь целое озеро; вода из ванны уже добралась до меня. И замочила немного твои картины. Я их протру сейчас осторожно ваткой. Видишь, я забочусь о твоих картинах, хотя они мне и не нравятся. Ты же, наоборот, с моими вещами обращаешься прескверно. Ты их берешь и уничтожаешь. Мой бедный парик, в чего ты его превратил?! Без слез — не взглянешь! А ведь мне его купил — ты! Ты помнишь? На деньги, вырученные от продажи твоей картины. Одной из твоих первых картин. На ней изображался ничем не примечательный луг. Однако, уже тогда можно было различить там маленький глазок, прямо над цветком, похожий на майского жука. Это было четыре года назад. Мы тогда были так счастливы. Иногда я вспоминаю с грустью о тех временах. Я так любила тебя. У тебя еще не было этих длиннющих усов. Не было и этой беспорядочной гривы. Волосы у тебя были ежиком. Словно зубная щеточка. Знаешь, я не верю, что синьор, к которому мы едем, сможет купить у тебя хотя бы одну картину. Это просто фантазия Розарии. Не имело смысла ехать сюда. Мне невероятно холодно. Послушай — а, ну, вылезай из своей ванны, или я пристрелю тебя. Я беременна, тебе это понятно? И забеременела я от Франческо. Девочек я обязательно заберу с собой. Ты все равно ими не очень-то интересуешься.

Ты же можешь оставаться себе спокойно в нашем доме на виа Черви, я тебе это разрешаю. Дома я тебе не могу подарить, так как он принадлежит девочкам. И будешь мне платить за аренду. Шестьдесят тысяч в месяц. Нет, восемьдесят. Я же перееду на улицу виа Джезу. О, боже, у меня снова из носа пошла кровь. Да, выйди же из этой ванны, помоги мне, дай мне полотенце, я перепачкала весь свой свитер. А другого свитера у меня больше нет.

О, Мадонна, да его здесь нет и в помине! Куда это он мог запропаститься? Одежды — не видно. Должно быть, вышел через дверь, ведущую на террасу. Не может быть, чтобы он уехал. Не мог же он оставить меня одну в этой идиотской деревушке! (Подходит к телефону).

Алло, синьорина? Случайно, не видели моего мужа? Да? Он там, в обеденном зале? И, что он там делает? Пьет кофе с молоком? Скажите ему, чтобы он тут же поднимался наверх. Скажите, что мне плохо. Очень плохо. Скажите, чтобы он тут же прекратил есть и срочно поднялся наверх Я здесь совершенно схожу с ума. Мне плохо и холодно, и всё ужасно надоело. К тому же — я в полном отчаянии, если он тут же не поднимется наверх, я возьму ножницы и изрежу все эти его глупейшие картины на мелкие кусочки!

Январь 1971