Под звуки заводного канкана, исполняемого развеселыми цыганами в красных рубашках, перезрелые красотки на сцене демонстрировали весьма несвежее французское белье. Толстые красномордые финны пили пиво, хлопали в ладоши и громкими криками поощряли танцовщиц повыше поднимать кривые ноги.
Феликс Эдмундович мутным глазом закоренелого подпольщика взглянул на сцену и откупорил третью бутылку коньяка. Погладив клинообразную бороденку, он ловко опрокинул стопку, вынул из кармана соленый огурец, откусил и, прикинув, хватит ли закусить еще одну стопку, сунул остаток назад, в карман.
Он ждал. Ждал уже давно.
«Бить морду или нет?» — подумал Железный Феликс, с неудовольствием глядя на веселящихся финнов. В стране — революция, а эти гады тут…
Шел март семнадцатого года. Погода была на редкость мерзостная, часто шел снег, Финский залив хоть и трещал, но вскрываться не собирался.
Феликсу хотелось домой. О, как ему надоели эти отвратительные финны…
На плечо Дзержинского легла тяжелая рука. Он оглянулся, автоматически замахиваясь, чтобы дать нахалу в зубы. Но на него смотрело улыбающееся лицо Владимира Ильича.
— Владимир Ильич! — замычал Феликс. — А я тут жду и жду…
Друзья радостно обнялись.
Ульянов выпил из горла с полбутылки, с интересом взглянул на сцену. Феликс с любовью смотрел на поздоровевшее лицо вождя.
— Как там в Разливе? — спросил он, чтобы хоть что-то спросить и услышать любимый голос.
— Курорт, — сказал Ильич. — Только, что телок нет. А здесь девочки ничего!
— По три рубля штука.
— У меня еще есть три сорок партийных денег. Можем взять одну на двоих. Пойдем?
— Да я тут коньячок поназаказывал, — потупился Феликс Эдмундович, — а денег нет. Лицо будут бить.
— А! — Ульянов посуровел. — Буржуйские отродья! Ну, тогда девочки подождут. Партийная работа главнее всего!
И Владимир Ильич достал из кармана кастет, который совсем недавно ему подарила на день рождения Надежда Константиновна Крупская.