Пентаграмма [СИ]

Свечи горели ровным жёлтым пламенем — обычные для ритуала не годились, только магические, причём самые лучшие. Несмотря на отсутствие малейшего ветерка, способного поколебать пламя свечей, по стенам круглого подвального помещения прыгали разноцветные сполохи — пентаграмма на полу начинала светиться.

Ритуал просто обязан был увенчаться успехом. Амалит, маг Восьмого Круга, готовился к нему много лет. Много лет он рыскал в древних библиотеках, изучал ветхие фолианты, приносил в жертву своему божеству беспомощных пленников, доставленных наёмниками, понемногу, шаг за шагом подбираясь к главной тайне волшебства древнего мира.

Тайне открытия Врат.

Лишь Врата, по преданию, могли дать проход мощи, которой никогда не видал этот мир.

Скорее всего, демоны, легендарные обитатели Нижних Миров. Лишь они, связанные ритуалом, заключённые в пентаграмму, полностью подвластные воле призвавшего их мага, способны служить вечно, обращая против врагов свою мощь, дарованную им преисподней.

Это стоило всех возможных усилий и затраченных средств. Понятия морали у Амалита давным-давно не было — ради великой силы он готов был отдать даже свою душу… хотя крестьяне и горожане, знавшие о мрачной башне мага, одиноко торчавшей, словно сломанный клык, на окраине городка, скорее всего сказали бы, что души у мага давно уже нет.

Свечение пентаграммы усиливалось. В третьих по счёту песочных часах ссыпались вниз последние крупинки… Так, время! Амалит схватил банку с человеческой кровью и выплеснул её в центр начертанного на полу рисунка.

По кругу, ограничивающему пентаграмму, вспыхнул синий огонь — да, всё идёт как надо! Так, книга… вот оно, нужное заклинание, давно уже выученное наизусть.

Голос мага эхом разнёсся по гулкому подземелью.

Существа неведомой мощи. Существа с запредельным боевым духом. Существа, способные убивать жестом на расстоянии, недоступном даже для выстрела из мощного композитного лука.

Существа из пентаграммы.

Внезапно синий огонь погас. Пламя свечей дёрнулось… и исчезло, словно сдунутое порывом ветра. Лишь пентаграмма на полу продолжала сиять.

Амалит знал — теперь будет небольшая передышка. Можно даже уйти из палаты… но нет, он не уйдёт. Теперь — ни за что не уйдёт, пока не будет результата. И маг продолжал мерить комнату шагами. В очередных часах неторопливо сыпалась сверху вниз тоненькая струйка мелких, как пыль, песчинок. В голове Амалита крутились слова заклятья, которые он скажет тем, кто появится в центре пентаграммы…

Свечи вспыхнули все одновременно — сами по себе. Маг улыбнулся краем рта, поворачиваясь лицом к пентаграмме, скинул с головы пурпурный капюшон.

— Придите и служите мне! — загремел под сводчатым потолком его голос.

Он ощутил мелкую-мелкую вибрацию — словно пол, стены, свод и вообще всё, что есть вокруг, затрясло крупной дрожью.

— Придите! — громогласно повторил он ключевую фразу.

Дрожь становилась всё сильнее, трясло столик с фолиантами на противоположном краю, ходили ходуном книжные полки вдоль стен — лишь огонь свечей, казалось, был неподвижен.

Над пентаграммой сгустилось рыжее, подсвеченное пламенем, облако мутного тумана. Гулкий хлопок — скорее ощутимый, чем слышимый…

В центре пентаграммы стояли трое.

Они были похожи на людей — две руки, две ноги, человеческие лица. Двое одеты в сапоги, балахонистые пижамы зелёно-коричневатого цвета, перетянутые ремнями, в руках они держали длинные пики с несуразно толстыми древками. Третий — в аккуратной зелёной рубахе и синих штанах, на голове — странная шапка с кроваво-малиновой полосой по краю и твёрдым козырьком. На шапке и на рукаве рубахи — пентаграмма, в руке какой-то чёрный кургузый предмет, похожий на маленький бумеранг.

Но их позы… они были совершенно нечеловеческими.

Тройка выглядела как хищные звери, затравленные охотниками. Амалит в молодости бывал на охоте — ему приходилось видеть, как стая гончих псов кидается на волка, а тот, озираясь и оскалив клыки, вертится на месте, стараясь не дать зайти сзади, но это невозможно, и зверь в этот момент готов на всё, лишь бы вырваться из сжимающегося круга…

Он не боялся ни капли — демоны не смогут выйти из пентаграммы, пока он им этого не позволит. И пентаграммы — вот они, на призванных тварях. Значит, ритуал удался! Теперь весь мир будет лежать у его ног… Надо лишь приказать.

— Служите мне! — поднял он руку. Голос ничуть не дрожит, отметил с удовольствием.

— Тищенко, что за херня? — внезапно сказал человеческим голосом тот, что с бумерангом. Он оставался в той же позе — ноги расставлены, чуть присев, рука готова к удару по какому-то противнику, словно внезапно ставшему невидимым. Лицо, покрытое чёрной гарью, заливает пот. — Кто это такой? Где фрицы, их десятка два было?

— Не знаю, тащ политрук! — отозвался один из «пижамников», постарше, усатый, и Амалит мог бы поклясться, что в его голосе были удивление и облегчение. Демон, кажется, вот-вот был готов кого-то ткнуть своей неудобной пикой.

— Ванюшин, живой?

— Живой, тащ политрук! — отозвался второй «пижамник», молодой, с рассечённой щекой, покрытой запёкшейся кровью. — Где мы?

— Служите мне! — в очередной раз загремел Амалит.

— Я не понял, — тот, кого назвали политруком, медленно выпрямился, затравленное выражение сходило с его лица, словно смытое влажной губкой. — Это что такое? Свечи, стены, чисто Гоголь… Счас Вий появится. Тищенко, что во фляге было, которую мы перед контратакой пригубили?

— Ей-крест, тащ политрук — чистейший, медицинский, мы ж по пол-глотка сделали, вы ж сами сказали — не больше!

Амалит почувствовал, что теряет контроль над происходящим — подобное нигде не описывалось. По спине пополз холодок — он видел, как тройка озирается, видимо, оценивая место, куда была призвана.

Так. Собраться! Нельзя терять над ними контроль, ни на секунду. Надо сразу показать им, кто тут главный… Они не смогут покинуть пределы пентаграммы.

— На колени! — поднял руку маг. — Я, призвавший вас, именем принесённых в жертву повелеваю…

Дальше произошло то, чего он не мог представить даже в страшном сне — тем более, он сделал в своей жизни столько дел, именуемых за пределами этой башни «злодействами», что давным-давно не видел никаких снов, не то что страшных.

— Чтоооо??? Какие, нахрен, колени? Какие жертвы? Ванюшин, утихомирь этого сумасшедшего, с ним потом разберёмся.

Тот, что с окровавленной щекой, сделал шаг вперёд, и Амалит почувствовал, как подступает дикий, животный страх — демон спокойно перешагнул линию пентаграммы, словно даже не заметив её! Зачарованные свечи, которые невозможно сдвинуть даже волшебством, покатились по полу, сбитые его поношенным сапогом.

Несуразное копьё в руках демона, описав полукруг, изо всех сил шарахнуло Амалита окованным железом широким затыльником в скулу. Мир взорвался цветными искрами…

Сознание возвращалось медленной, мутной волной. Голоса звучали словно и далеко, и близко.

— Ничего не понимаю, тащ политрук… Это башня какая-то. Я в окно выглянул — ни одного города в округе, деревня недалеко. Глушь какая-то, только поля возделанные…

— Фрицев видел?

— Техники ваще нет, одни телеги и лошади. И дыма нет, нигде ничё не горит.

— Так… Тищенко, у тебя?

— Какой-то пыльный подвал, тащ политрук… И свечки везде, как у нашей деревенской бабки Авдотьи. Ну, знахарка которая. Книги старые, язык непонятный, но не яти-ижицы. А там… там… в клетках… трупы там, тащ политрук. Мужчины, женщины… — голос говорившего сорвался.

— Трупы, говоришь… — голос сделал паузу. — Ерунда какая-то, бойцы… Где мы? И что он молол про жертвы? Странный мужик… и не нравится мне его морда. Ванюшин, воду нашёл?

— Да, тащ политрук!

— Давай!

И Амалит почувствовал, как его окатило ледяной водой с ног до головы. С трудом открыл глаза — скулу саднило, в голове плыло. Дёрнулся… и понял, что не может пошевелиться.

Он сидел на стуле в своём же подземелье — крепко привязанный к спинке. Подземелье несколько преобразилось — пентаграмма на полу уже не светилась, представляя собой полустёртый рисунок. Свечи выставлены на стол — горят, оплавляются…

А напротив, на расстоянии вытянутой руки — глаза того самого, в странной шапке. Над козырьком — красная пентаграмма со скрещёнными молотком и крестьянским серпом. На вороте зелёной рубахи с малиновым кантом — малиновые же нашивки с эмалевыми квадратиками…

Глаза не демона. Серые усталые глаза человека, который видел слишком много боли.

Амалит знал такие глаза. Он видел их частенько. У крестьян, например. Или у тех пленников, которых притаскивали ему наёмники.

Перевёл взгляд — двое других стояли чуть сзади, сжимая свои странные копья в натруженных ладонях, какие бывают у тех же крестьян… или у солдат.

И лица их не предвещают ничего хорошего.

Первый выпрямился. Повертел в руках свой странный предмет, похожий на маленький бумеранг. С лязгом передёрнул на нём что-то — вбок улетел и со стуком откатился по полу маленький цилиндрик латунного цвета.

Снова присел:

— Рассказывай. Рассказывай с самого начала. И подробно — про жертвы.

И маг понял со всей ясностью — это начало конца…