Перед началом истории (Заметки пишущего SF)

1. Пир! Пир, господа!

У многих, очень у многих сложилась иллюзия «конца истории»... Да – та иллюзия, что после долгого марша по колдобинам истории мы пришли к счастливому финишу, каковым является построение на отдельно взятой планете Земля «развитого общества потребления», замешанного на дрожжах популистской демократии западного образца «разрешено все то, что не запрещено» и расцветающего на здоровых рыночных отношениях типа «все продается и все покупается». Чем-то эта забавная иллюзия, посеянная в оптимистических умах европейцев хитроумным Фукуямой, напоминает уверенность Гегеля в том, что свое высшее воплощение идея государства нашла в прусской монархии... Что до этого фантасту? Что всему этому до фантастики? Да вот что: идеология «конца истории» автоматически ликвидирует предмет литературы, милостиво оставляет за ней одну лишь функцию – чисто развлекательную. В самом деле: дальнейший поиск путей к лучшему мироустройству прекращен за ненадобностью – более того, признан пагубным – а «доводкой» частных – и скучнейших по сути своей – проблем социологии, демографии, общественной психологии и иных, некогда всем интересных дисциплин займутся специалисты, в дела которых литераторам глубоко вдаваться не след. Прошло время, когда «властители умов» от пера и чернильницы ставили и решали мировые проблемы. Искусству и, в частности, литературе следует позабыть о былой – прогностической – функции и заняться чем-то вроде массовой психотерапии... Вот именно: психотерапия, психоделия – развлекаловка, вот они – удел и предназначение писателя и фантаста – тоже – в прекрасном новом мире. Бульварное чтиво – одним, «игра в бисер» – другим. Вячеслав Рыбаков – не последний человек в русской SF – пишет в «Неве»: «Из коллективного агитатора и пропагандиста литература становится коллективным психоаналитиком* [1]. Но отнюдь не для того, чтобы лечить (sic! – Б. И.). За лечение, как таковое, деньги получают врачи, это их дело. Литература получает деньги за то, что заставляет потребителя переживать сладкую боль мимолетного понимания себя». То есть, выполняет роль некоего наркотика, скажем напрямую. «Есть и другая колоссальная группа переживаний, не менее важных, чем переживания углубляющие и усугубляющие, – продолжает В. Рыбаков. – Это отвлекающие, развлекающие, экранирующие от реальности переживания. Они не дают людям сойти с ума... (характерно, что автор даже не обсуждает неизбежность такой деформации психики в „отважном новом мире“ индивидуалистической цивилизации. Она ему очевидна...). Здесь успех – а следовательно и коммерческий успех – достигается прямо противоположным образом: как можно большим уходом от действительности».

Опять, в общем, наркотик.

Напрашивается грустная мысль о том, что подобное искусство и подобная литература просто не выдержат сколь-либо длительной конкуренции с производными лизергиновой кислоты и «виртуалкой»... «Забавно, – пишет в этой связи Александр Архангельский в „Новом мире“, – что „виртуальная“ теория появилась практически одновременно с философией „конца истории“ Фукуямы. Если историческое время само себя исчерпало, если последнее равновесие достигнуто, – вполне логично придать пространству компьютерной кажимости сверхисторический статус: отныне именно в этом условном пространстве будет свершаться „ход времен“, именно тут предстоит разыгрываться бескровным баталиям, сталкиваться глобальным интересам, утверждаться и рушиться идеологиям... То есть именно тут начнет разворачиваться история после истории.»

Вот так.

Король умер: да здравствует призрак его величества!

Но не будем, не будем о грустном! За дело, господа! Совершенствуем навыки и умения смешить, пугать и трогать за сердце его величество потребителя... И пируем от щедрот его.

Пир, пир, господа!