Есть ли бог? Лет до пятнадцати я как-то не задумывался серьезно над этим вопросом. Родители мои хотя и не были воинствующими безбожниками, однако с церковью ничего общего не имели. Жили мы в Оренбурге около Никольского собора, но ни отец, ни мать не ходили туда. Не было у нас в доме ни икон, ни других предметов, которые изобличали бы в хозяевах людей верующих. Не отличались религиозностью и мои сверстники, с которыми я дружил.
Живя сызмала в такой обстановке, я, естественно, не испытывал никаких религиозных чувств, и мне казалось дикостью ходить в церковь или, проходя мимо нее, креститься, как это делали некоторые старухи. Рядом с нами жил священник. Когда он проходил мимо нашего дома, я всегда с чувством неловкости смотрел на него, удивляясь нелепости его одежды, длинным волосам и не понимая, зачем ему нужно таскать на себе бронзовую побрякушку— крест, который болтался у него на животе.
Словом, с детских лет я был неверующим. Но, как теперь это мне ясно, я тогда считал себя неверующим не потому, что был твердо убежден в правоте атеизма, а лишь по той причине, что с детства мне никто не старался привить религиозных взглядов. Однако ни отец — рабочий лесхоза, ни мать — малограмотная женщина не могли преподать мне глубоких уроков атеизма, да и в школе, где я учился, атеистической пропаганде не уделялось в то время должного внимания. Этим и сумели воспользоваться многоопытные церковники, которым удалось на долгое время затянуть меня в свое религиозное болото.
Произошло это в трудные годы Великой Отечественной войны. Отец ушел на фронт на другой же день после нападения немецко-фашистских захватчиков на нашу Родину. Через несколько месяцев мы получили извещение о его гибели. Это вызвало тяжелые переживания и у меня, и у матери.
Нашим горем не замедлил воспользоваться сосед — священник Виктор Утехин, о котором я уже упоминал.
Вначале он просто выражал нам соболезнование, высказывая слова утешения, а потом постепенно при встречах стал заводить со мной разговоры на религиозные темы.
Я не придал особого значения этим беседам. Но мне было даже интересно посостязаться с ним в спорах, я был уверен, что сумею разоблачить перед ним несостоятельность религиозных взглядов и доказать правильность материалистических взглядов на природу, на жизнь.
Но увы, я переоценил свои силы. Когда мы впервые беседовали с ним в 1944 году, я учился лишь в седьмом классе и мне шел только пятнадцатый год. А ему в то время было за пятьдесят, и у него был большой опыт по «улавливанию душ» в религиозные сети.
Во время наших диспутов я часто не находил достаточно веских доводов, чтобы опровергнуть утверждения противника, зато он нередко ставил меня в тупик и в конце концов сумел поколебать мою веру в материальность мира.
И вот примерно год спустя после моей первой беседы с ним я не ответил отказом на предложение одного из приятелей зайти в собор послушать пение. Отец Виктор заметил меня там, и в конце службы церковный староста преподнес нам с приятелем по червонцу.
— Помяните погибших на поле брани воинов, — сказал он, вручая неожиданную подачку.
А какая-то женщина в монашеском одеянии в дополнение к деньгам вручила нам по небольшой сдобной булке. Как она была кстати: мы с матерью в тот день ничего не ели, кроме пустых щей без хлеба, так как полученное по карточкам израсходовали раньше, а новые карточки еще не получили.
Только после я понял, что эти подачки были не чем иным, как приманкой. Никакими средствами не стесняются церковники, лишь бы заполучить новую овцу в свое стадо.
С этого времени всякий раз, когда у нас дома истощались запасы продуктов, я стал украдкой от товарищей ходить в церковь. И не было случая, чтобы я возвращался оттуда без куска хлеба или лепешки, которые обычно раздавали там старушки, прося помянуть «усопших и убиенных».
Так постепенно я все больше и больше отдалялся от товарищей, уходил из-под влияния школы, все крепче опутываемый церковниками, залучившими меня в свои тенета.
Дело кончилось тем, что в 1947 году по окончании средней школы я, мечтавший о получении профессии врача, сбитый с толку церковниками, подал заявление в духовную семинарию.
Сначала я сделал попытку поступить в Московскую семинарию, но меня не приняли туда по состоянию здоровья.
Вернувшись домой, я подал заявление в медицинское училище и был принят туда. Но в январе 1948 года новый архиерей Оренбургский и Бузулукский Борис, до этого являвшийся ректором Саратовской духовной семинарии, пригласил меня к себе и стал уговаривать, чтобы я бросил медицинское училище и поехал учиться в Саратовскую семинарию, уверяя, что туда я буду принят.
Мне не хотелось расставаться с училищем, которое могло дать мне хорошую, уважаемую профессию фельдшера и открыть путь в медицинский институт. Но дома у нас сложилась тяжелая обстановка в связи с тем, что у матери был обнаружен рак желудка. Она была прикована к постели. Ей требовался уход. Архиерей узнал об этом и воспользовался нашими затруднениями. Он заявил, что церковь возьмет мою мать на свое обеспечение и выделит для ухода за ней одну из «христовых служанок» — монашку. Этим, собственно, меня и купили.
С января 1948 года я стал воспитанником духовной семинарии.
Церковники, таким образом, не ограничились только тем, что затянули в свое темное царство меня самого. Они решили сделать из меня активного деятеля церкви, научить умению околпачивать простачков, искусству одурманивать головы верующим, научить приемам улавливания в религиозные сети недостаточно грамотных, слабых духом людей, неопытных юнцов, каким был в свое время я.
Конечно, нельзя винить только церковников, виноват был и я в случившемся. С самого начала сближения со священником надо было рассказать об этом товарищам, учителям, поделиться с ними своими сомнениями. Но мне мешал в то время какой-то ложный стыд, я боялся насмешек, недобрых взглядов и осуждающих слов. Вот, мол, учили-учили его, а он перед попом спасовал. Словом, не хватило у меня духу быть прямым и откровенным в коллективе, среди которого я рос и воспитывался.
А стыдиться было нечего. Ведь религия имеет вековые традиции и опыт, и ее дурман способен затуманивать, опьянять несознательные головы людей, которые почему-либо не сумели или еще не успели выработать в себе твердых материалистических убеждений.
Надо сказать, был тут в какой-то степени повинен и коллектив, членом которого я являлся. Он почему-то не замечал, что происходило во мне и со мной, не интересовался, где и как я провожу время. А между тем последние три года учебы в школе я вел замкнутый образ жизни. Пропускал занятия без уважительных причин, плохо готовился к урокам, отказывался от общественных поручений. В общем я решил готовить себя к другой, «загробной жизни».
И вот я в семинарии. Первое знакомство с церковной средой, с семинарскими порядками произвело на меня удручающее впечатление. Сейчас диву даюсь, как мог я в то время безропотно выполнять такие нелепые, несогласуемые с разумом занятия, как целование икон, соблюдение постов, челобитие, «причащение телом и кровью господней» под видом вина и хлеба и т. д.
Но затем постепенно религиозная мишура увлекла, я стал по нескольку часов в день тратить на заучивание религиозных догм, старался неуклонно соблюдать правила поведения, установленные для воспитанников семинарии. Как и другие семинаристы, бил сотни поклонов в день, постился, простаивал, не шелохнувшись, дневное богослужение (около трех часов).
Одновременно слушал поучения наших наставников на занятиях, читал так называемое священное писание.
При поступлении в семинарию я был, если можно так выразиться, умеренно верующим. Но посты, моления, поучения сделали свое дело: вскоре я стал настоящим фанатиком и по нескольку раз в день исступленно повторял слова христианских молитв. И искренне удивлялся, как это раньше я мог быть неверующим и не ходить в церковь.
Были среди семинаристов и такие, которые поступали в духовное учебное заведение, руководствуясь лишь материальными соображениями. Большинство из них, даже став попами, так и остались неверующими. Но кое-кто из таких людей, против своего ожидания, стали верить. Такая метаморфоза чаще всего происходила с очень молодыми семинаристами, которых семинарская обстановка лишала психической устойчивости и собственной воли.
Из этого следует, что не так уж трудно заставить некоторых подростков верить — немножко внушения, немножко принуждения — и на чистом воске детской психики могут надолго отпечататься одурманивающие разум фантастические образы религиозных мифов, библейской мистики. Говорю эти слова для того, чтобы люди, ведающие воспитанием детей, имели это в виду и не оставляли их без своего влияния и надзора, как это было когда-то со мной.
Вначале семинария представлялась мне средоточием непорочной чистоты, высокой правды, христианской любви. Однако внимательно присмотревшись, я заметил многое такое, что шло вразрез с моими представлениями.
Как-то один из наших преподавателей заметил семинариста-новичка с книгой избранных произведений В. И. Ленина.
— Увлекся трудами Владимира Ильича, — пояснил семинарист в ответ на вопросительный взгляд преподавателя. — Удивительно глубоко и интересно.
— Да, да, — кивнул головой преподаватель, — Ленин — это же гениальный ум, величайшего благородства человек…
А на другой день семинариста вызвали в канцелярию и заявили, что он отчислен из семинарии.
— Почему? — с недоумением спросил юноша.
— Из тех, — ответили ему, — кто интересуется сугубо мирскими делами, к каковым прежде всего относятся политика, а также материалистическая философия, едва ли получатся духовные пастыри, на которых могла бы полагаться церковь…
И с этими словами вручили любознательному юноше справку об отчислении из семинарии.
Таких случаев было немало.
Часто во время отсутствия воспитанников в спальнях делались обыски, и если у кого-либо в тумбочке, в подушке или под матрацем находили спрятанные антирелигиозные книги, виновные в хранении «недозволенной» литературы, как правило, исключались из семинарии.
Но почему-то не подвергались исключению воспитанники, которые вели аморальный образ жизни. Замеченным в пьянстве, сквернословии, в случайных связях с женщинами легкого поведения, даже в драках, обычно делали лишь словесные «внушения», и этим дело ограничивалось.
Было мне известно и то, что в семинарский котел попадает далеко не все из закупаемого, что главная экономка Вера Васильевна греет возле него свои пухлые руки, наживаясь за счет желудка воспитанников.
Ну что же, думал я с христианским смирением, видя все это, в семье не без урода, и в стаде не без паршивой овцы. И сам с еще большим усердием молился, зубрил церковные тексты. Я закрывал глаза и уши на все, что творилось, прикрываясь, как щитом, известной евангельской формулой: «Не судите, да не судимы будете».
Иногда мне случалось быть участником или свидетелем споров между «ортодоксальными» сторонниками церкви, религии, слепо веровавшими в непогрешимость «священного писания», и теми, кто не верил ни в бога, ни в черта. А таких среди воспитанников было большинство. Они поступали в семинарию, чтобы обрести себе легкую жизнь. Став служителями церкви, они оставались в душе неверующими. Это — самые бессовестные, самые беспардонные циники, которым все равно кому служить, лишь бы за это хорошо платили.
Здесь же упомяну, что отсев из семинарии был очень большой. Некоторые, осознав, что они поступают бесчестно, готовясь служить тому, чему не верят, сами ушли из семинарии. В классе, в котором учился я, вначале было тридцать пять воспитанников, а через четыре года, к моменту выпуска, осталось только одиннадцать.
Так вот насчет споров. Как-то, еще учась в первом классе, я услышал от одного старшеклассника такие «богохульные» слова:
— Так называемое священное писание — чушь и белиберда, во что могут верить только олухи. Там же нелепица на нелепице верхом скачет и бессмыслицей погоняет. Если вы не в состоянии понять это сами своими телячьими мозгами, — обращается он к «ортодоксам», — то почитали бы, что умные люди об этом пишут. Хотя бы «Библию для верующих и неверующих» Ярославского.
И он привел в пример одну из таких нелепиц. Согласно библейской легенде, первым человеком на земле был созданный богом Адам. Затем господь бог из его ребра сотворил ему Еву. У Адама с Евой родились сыновья — Каин и Авель. Каин занимался земледелием, Авель — скотоводством Однажды они поскандалили из-за жертвоприношения: жертва Авеля больше понравилась богу. Рассвирепевший Каин убил своего брата. Узнав об этом, бог проклял Каина.
Что произошло потом с Каином?
В четвертой главе библейской книги Бытия говорится так: «И пошел Каин от лица господа, и поселился в Земле Нод, на востоке от Эдема, и познал Каин жену свою, и она зачала и родила Еноха».
— Существа разумные! — с издевательской иронией обращается старшеклассник к «правоверным». — Покумекайте: на ком же мог жениться Каин, если в это время, согласно той же библии, на земле людей-то было всего трое — он да его родители — Адам с Евой?..
Взбудораженный этим старшеклассником, который, к слову говоря, вскоре ушел из семинарии, я стал спрашивать себя: а не прав ли он? Однажды, будучи за стенами училища, приобрел антирелигиозную брошюру под названием «Есть ли бог?» и украдкой прочел ее. Содержащиеся в ней мысли показались мне очень убедительными. Но… нам каждый день внушали: «Дьявол силен и коварен, бойтесь его, он умеет хитро подкрасться и посеять в уме человека сомнения в вере».
И я старался заглушить свои сомнения, удвоив усердие в молитвах и чтении религиозных книг. Но заглушить окончательно сомнения в правильности религиозных взглядов не удалось. Наоборот, они становились все более устойчивыми по мере того, как я взрослел. Незадолго до окончания семинарии я собирался уйти из нее и поступить в медицинский институт. Но все же не решился. Во-первых, в то время я еще не окончательно избавился от религиозных взглядов, а, во-вторых, нас, семинаристов, пугали наши наставники, говоря, что, мол, доступы в медицинские и другие вузы вам закрыты, поскольку вы учились в семинарии. Я примирился с мыслью, что придется всерьез посвятить себя служению церкви.
В 1952 году я окончил семинарию и вернулся в Оренбург. Здесь в течение некоторого времени проходил практику в Никольском кафедральном соборе, исполняя обязанности псаломщика, архиерейского иподьякона, а затем получил сан священника. Начался новый период в моей жизни.
Идя в церковнослужители, я полагал, что буду приносить пользу людям. Эта польза виделась мне в том, что, совершая богослужения, обряды крещения, венчания, похорон и другие, я тем самым буду удовлетворять духовные запросы верующих, способствовать нравственному совершенствованию людей.
Однако с каждым годом, с каждым месяцем жизнь убеждала меня, что как служитель церкви я приношу не пользу, а вред людям, так как способствую не просветлению, а затемнению их разума. Убеждение в этом росло по мере того, как постепенно рассеивался религиозный туман в моей собственной голове.
Что способствовало освобождению от этого тумана?
Сама жизнь и книги. Жизнь прежде всего заставила меня обратить внимание на тех, кто в церковных приходах возглавляет «паству» и кто в епархиях руководит самими духовными пастырями. Восемь лет отдал я служению церкви. Сначала был рядовым священником, а затем — настоятелем церквей в Медногорске, Орске, Бугуруслане. За этот срок достаточно нагляделся на «пастырей» всякого ранга, и у меня сложилось твердое убеждение, что редко кто из них сам верит в бога.
Перефразируя известные слова Сервантеса «Если встретите рясу, держите сто против одного, что под ней прячется олух», можно сказать: если вы встретите рясу, держите десять против одного, что под ней прячется безбожник. Например, из общения со священниками Виктором Утехиным, Александром Соседкиным, Петром Орловым, Михаилом Михайловым, бывшим настоятелем Никольского кафедрального собора в Оренбурге Павлом Бакурским, из многократных бесед с ними мне стало совершенно ясно, что сами они, как говорится, не верят ни в сон, ни в чох, служба в церкви соблазняет их лишь высоким и легким заработком, а над верующими они за глаза издеваются как над олухами.
Меня покоробило, когда я однажды услышал в алтаре, этом «святом» месте, такой разговор между двумя священниками:
— Как, по-твоему, каков будет сбор сегодня?
— Не думаю, чтобы он был хорошим, дождь портит нам дело, мало кто придет сегодня.
Затем духовные пастыри стали делиться своими ближайшими планами. Один сообщил, что ему не хватает только тысячи, чтобы купить «Победу», а другому недоставало всего лишь пятисот рублей на новое котиковое пальто попадье.
Но не только это открылось мне, когда, получив сан священника, я стал своим в кругу церковников. С первых же шагов в качестве церковного «пастыря» я начал делать открытия одно ошеломительнее другого. Открытия, которые переворачивали вверх дном представления о чести, морали, долге.
Я узнал, что все поголовно люди, занимающие в епархиях значительные посты, систематически, непрерывно, каждый на свой лад обманывают верующих. И обман этот грандиозен, ибо начинается он в мелочах, а простирается до святая святых всего церковного уклада.
Взять, к примеру, настоятеля Покровской церкви в городе Орске священника Липатова. Он ежегодно присваивал сотни тысяч рублей, вносимых благочестивыми старушками «на пользу божьего дела».
Подобными делами славился и священник той же церкви Никита Иноземцев. Этот забулдыга в рясе не проводил ни одной службы в трезвом виде.
Одно время в Никольской церкви гор. Орска был священником некий Блазма, или, как он именовал себя, отец Георгий. Ни сан священника, ни семейное положение не мешали ему пьянствовать, вести разгульный образ жизни. Он частенько проводил ночи в пьяных оргиях, а после кутежей шел в церковь, отсыпался в «святом» месте — алтаре. Такой же разгульный образ жизни вели и священники Дмитриев и Ионов. Оба эти церковнослужителя транжирили собранные церковью с прихожан деньги на кутежи. Размотав значительную сумму церковных средств, оба попа сбежали из Орска.
Алчность церковников вынужден был признать и настоятель Покровского молитвенного дома г. Орска Бобровников.
— Приходится признать, — заявил он, — что многие священники всю свою энергию направляют на то, чтобы быть поближе к денежному мешку.
Стремление «погреть руки» у церковной кассы создает, как правило, в церкви группы враждующих между собой людей, борющихся за право участия в дележе барышей.
В таком неприглядном виде вставало передо мной подлинное лицо священнослужителей, обманывающих верующих простачков.
Вскоре я убедился, что истинное стремление священников стать во главе церковной общины объясняется только желанием обеспечить себе условия бесконтрольности в финансовых делах. Об этом убедительно свидетельствовали многочисленные факты, о которых я узнавал чуть ли не ежедневно.
Приведу несколько достоверных фактов, свидетельствующих о том, как духовенство транжирит и расхищает церковные средства в своих личных интересах.
Например, в Акбулаке священник Войтин создал из неоприходованных средств так называемую «черную кассу», беззастенчиво присваивал себе церковные деньги. Вот почему Войтину удалось сколотить себе два дома.
Такие же операции производил священник Никольского молитвенного дома в Орске Дмитриев, который прихватил из церковной кассы не один десяток тысяч рублей и на эти деньги купил себе в Саратове дом за 20 тысяч рублей (в новом масштабе цен).
Беззастенчиво обворовывал церковную кассу и священник из Медногорска Титовец. Собранные в молитвенном доме деньги сначала передавались Титовцу, а затем поступали в кассу. Но поступали уже в «урезанном виде». Например, в один из религиозных праздников было собрано 573 рубля. Но после того, как выручка была пересчитана на квартире у Титовца, сумма уменьшилась до 268 рублей. Титовец не брезговал и тем, что все церковное вино держал у себя дома, а как оно расходуется, знал «только один всевышний».
Я узнал далее, что в Никольском соборе в Оренбурге спекулируют свечами. Есть два сорта свечей — по 50 копеек и по рублю за штуку. На глаз они почти не различимы. И оказалось, что пятидесятикопеечные свечи продаются как рублевые. Из килограмма воска изготовляется 200 свечей. Воск стоит 3 рубля 50 копеек, а 200 свечей — 200 рублей. Вот какой «доход» ухитрялась церковь нечестным путем извлекать из килограмма воска.
Кстати говоря, эти спекулятивные дела были хорошо известны архиереям Михаилу и Палладию, но они сами благословили такое «дело». Помню, однажды настоятель собора сказал на собрании церковного совета: «Продавайте свечи по партиям, никто и не заметит разницы».
Я сначала схватился за голову, прошептал: «Господи, неужели ты терпишь такое?» Но тут же услышал другую новость — крадут из церковных кружек.
Да разве перечислишь все эти позорные факты. Всюду в церквях творятся хищения, беззакония, а верующие о них не знают. Не знают потому, что в ревизионных комиссиях церквей обычно работают полуграмотные люди, неспособные разобраться даже в не очень замаскированных махинациях своего «начальства».
Невольно возникал вопрос: почему владыки не пресекают все эти безобразия?
Вскоре мне стало понятно и это. Ведь разоблачать других — значит оглянуться и на себя, а у них не все было чисто ни в настоящем, ни в прошлом.
Разбирая махинации церковного совета Никольской церкви Медногорска, когда стал ее настоятелем, я немало наслушался от медногорских попов об аморальных поступках и нечестных проделках «владык». Например, епископ Борис (теперь он уже архиепископ) увез из «черной кассы» Никольского собора города Оренбурга 30 тысяч рублей новых денег. Ему ли теперь после всего этого утверждать, что он честный советский гражданин?
Да и в Оренбурге его запомнили не с приятной стороны. В доме епископа постоянно можно было видеть его поклонниц — «сестер во Христе», часто устраивались пышные празднества, во время которых ему преподносили дорогие подарки.
Не отказывался от пышных празднеств и дорогих подношений и епископ Михаил. Например, одни из его именин обошлись в 40 тысяч рублей старыми деньгами.
Разумеется, все это делалось за счет прихожан.
Иногда алчность доводила служителей церкви до настоящих потасовок между собой. Так было, например, между священниками бывшей Михайловской церкви в Оренбурге Орловым и Заводчиковым, которые однажды подрались прямо в церкви, в присутствии членов церковного совета из-за неоприходованной пятерни, которую никак не могли поделить. И это в то время, когда каждый из них «зашибал» в неделю до пяти тысяч рублей. Этот случай послужил поводом для перевода драчунов в другие приходы.
Кстати, «отец» Петр Орлов впоследствии был привлечен к суду за изнасилование девушки и в настоящее время находится в тюрьме.
То, что я узнал о церковных «пастырях», об их нравственном облике, наполнило мою душу смятением, я ходил словно в кошмаре: «Так вот в чьих рядах я оказался! — сверлила мой мозг мысль. — И этих-то морально нечистоплотных людей верующие в простоте душевной почтительно называют отцами, батюшками, считают их своими духовными руководителями. Видимо, в самом деле верно утверждение, что ложной идее, как правило, служат лживые люди».
На ум приходили пословицы — старые, добрые, меткие и всегда верные пословицы и поговорки русского народа, которыми он заклеймил церковнослужителей: «Не грози попу церковью, он от неё сыт по горло», «У попа глаза завидущие, руки загребущие», «Попов карман не наполнишь, он без дна», «Поповское брюхо на насытишь, оно из семи овчин», «Как у змеи ног не увидишь, так у попа правды не узнаешь», «Хорошо попам да поповичам: дураками их зовут, да пирогов им дают». Как все это верно сказано!
Одновременно с потерей уважения к священнослужителям я утрачивал и веру в священное писание. Трезвое, критическое отношение к основному источнику христианского вероучения — библии — и помогло мне окончательно убедиться в ложности религиозных взглядов и отказаться от них.
Помню, когда я поступал в семинарию, нам на предварительной беседе было предусмотрительно указано, чтобы мы не пытались постигнуть существование бога разумом, ибо, мол, ограниченный человеческий ум не может охватить бесконечное божество.
Бога надо постигать верой и чувствами, а не разумом — вот основной смысл поучений наших семинарских наставников. Туманные и противоречивые места священного писания, явно не согласуемые со здравым смыслом, также должны были приниматься просто на веру, как это и предусматривала программа нашего обучения.
После окончания семинарии я имел достаточно времени, чтобы в спокойной обстановке наедине с собой поразмыслить над христианским вероучением и священным писанием. И чем больше я размышлял, тем яснее мне становилось, что нельзя верить тому, с чем не согласен разум. При внимательном, вдумчивом чтении библия оказалась книгой, полной вопиющих нелепиц и противоречий.
В самом деле, церковь приписывает авторство первых пяти книг Ветхого завета еврейскому пророку Моисею. Но откуда последний мог знать о сотворении мира, если он при этом не присутствовал? Говорят, что свой рассказ он излагал на основе дошедшего до него предания. Но в таком случае библия с самого начала основывается на досужих вымыслах, на ничем не подтвержденных легендах. Церковники говорят, что господь открыл тайну сотворения мира Моисею как святому угоднику. Тогда почему бог в качестве летописца избрал именно Моисея, хотя до
него упоминается несколько патриархов с более высокой репутацией? И как можно этого убийцу и прелюбодея считать святым?
Посмотрим, что этот святой пишет в первой главе Библии. Из первых четырех стихов ясно, что господь до сотворения мира вечно носился над бездной в полной темноте, никогда не видел света. И когда он сотворил его, то увидел, что свет хорош. Почему же этот всемогущий и всеведущий бог не мог себе сотворить свет раньше? Или богу тьма была приятнее света?
А как понимать, что бог выражается о себе во множественном числе? Так, говоря с Адамом, который вкусил плоды с дерева познания добра и зла, бог заявляет: «Вот, Адам стал как один из нас, зная добро и зло»… Сколько же было богов? Как уже упоминалось, первые пять книг Ветхого завета принадлежат, по утверждению религиозных проповедников, Моисею. Можно ли хотя бы на йоту верить этому утверждению, если «автор» пишет о себе: «И умер там Моисей… и погребен… и оплакивали Моисея сыны Израилевы… тридцать дней».
Это сказано в пятой книге Моисеевой, якобы написанной им лично. Невольно возникает вопрос: можно ли согласиться с такого рода «логикой» библии, не противореча здравому смыслу?
Американский священник, преподаватель духовной семинарии в городе Бостоне И. Т. Сендерленд насчитал в библии более 10 тысяч мест, которые или явно нелепы, или противоречат одно другому.
Например, известная сказка про «всемирный потоп» в разных местах библии рассказывается по-разному. В одном месте сообщается, что якобы бог сказал Ною: «Введи также в ковчег из всех животных и от всякой плоти по паре, чтобы остались в живых».
В другом же месте говорится будто бог сказал Ною так: «От всякого скота чистого возьми по семь пар мужского и женского, а из скота нечистого по две, также птиц».
В одном месте сообщается, что дождь, породивший потоп, лил сто пятьдесят дней, а вода убывала потом пять с половиной месяцев. По другому сообщению, дождь лил сорок дней и вода убывала двадцать один день.
Чему прикажете верить?
Знаменитые десять заповедей, якобы продиктованные Моисею богом, тоже в разных местах сформулированы по-разному. Возьмем последние пять из них. В одном месте они читаются так:
6. Не убивай.
7. Не прелюбодействуй.
8. Не кради.
9. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.
10. Не желай дома ближнего твоего.
А вот как читаются они в другом месте:
6. Три раза в году должен являться весь мужской пол твой перед лице владыки, господа твоего.
7. Не изливай крови жертвы моей на квасное.
8. И жертва праздника пасхи не должна переночевать до утра.
9. Самые первые плоды земли твоей принеси в дом господа бога твоего.
10. Не вари козленка в молоке матери его.
Первый вариант этих «заповедей господних», якобы высеченных Моисеем на скрижалях, приводится в XX главе книги Исход, упоминается также в V главе Второзакония. А в XXXIV главе Исхода ясно говорится, что по повелению бога на каменных скрижалях были высечены заповеди второго варианта.
Почему-то церковь канонизировала как подлинные «слова завета» только заповеди первого варианта.
Церковники говорят, что поступать в соответствии с библейскими заповедями («не убей», «не прелюбодействуй», «не кради» и т. д.) — это и значит поступать по-божески.
Но почему-то христианские богословы не хотят замечать, что сам их всевышний бог и его пророки сплошь и рядом поступают вопреки «божественным заветам». В этом заключается главное, наиболее вопиющее противоречие библии.
Возьмем для примера заповедь «не убивай» (или «не убий»). Казалось бы, уж кто-кто, а сам-то бог в первую очередь должен был бы соблюдать свой же собственный завет. А что, по словам библии, делает он? Рассердился на людей — и наслал на них «всемирный потоп». Погубил всех, за исключением Ноя и его семьи. Возмутили его своим развратом жители Содома и Гоморры (а повинны в этом были главным образом мужчины), и он уничтожил население обоих городов, не оставив в живых даже ни одного младенца. Не взлюбил египтян, и наслал на них страшные бедствия. А однажды ночью, говорится в главе XII книги Исход, «господь поразил всех «первенцев в земле Египетской, от первенца фараона, сидевшего на престоле, до «первенца узника, находившегося в темнице, и все первородные из скота… И сделался вопль по всей земле Египетской, ибо не было дома, где не было бы мертвеца…»
Вот тебе «не убий!» До того оказался кровожадным всемилостивый и всеблагой бог, что даже младенцев не пожалел. В этаком зверстве с ним, пожалуй, могли состязаться только фашистские палачи Освенцима или Майданека.
Под стать библейскому богу и его пророк Моисей, в главе XXXI книги Числ со смаком рассказывается о том, как по научению бога евреи, «возглавляемые Моисеем, истребляли племя мадиамитян.
«И пошли войной на Мадиама, как повелел господь Моисею, и убили всех мужского пола… А жен мадиамских и детей их сыны Израилевы взяли в плен, и весь скот их, и все стада их, и все имения их взяли в добычу. И все города их во владениях их, и все селения их сожгли огнем…»
Но Моисею всех этих зверств показалось мало.
«И возмутился Моисей на военачальников… — говорится далее в библии. — И сказал Моисей: для чего вы оставили в живых всех женщин?.. Убейте всех детей мужского пола и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте; а всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя».
Только самый кровожадный изверг мог поступать так, как это делал Моисей по научению бога.
И разве подобные описания не находятся в вопиющем противоречии с проповедью милосердия, любви и кротости, содержащейся в том же самом сборнике религиозных догм?
А теперь насчет заповеди «Не прелюбодействуй». Слово «прелюбодейство», если его перевести на современный разговорный язык, будет означать супружескую неверность, половую распущенность, разврат.
Как же проповедуется эта заповедь в самой библии?
Приведем некоторые примеры.
Упоминавшегося Лота бог спас от гибели как праведника, так как он укрыл в своем доме двух ангелов в образе молодых мужчин, которых хотели «познать» (то есть изнасиловать) содомляне. За это церковь причислила Лота к лику святых. Но церковники обычно замалчивают сообщение библии о том, что он спал со своими дочерьми, которые родили ему одновременно и сынов и внуков.
Вот как рассказывается об этом в библии.
«И вышел Лот из Сигора и стал жить в горе, и с ним две дочери его… И сказала старшая младшей: отец наш стар, и нет человека на земле, который вошел бы к нам… Итак, напоим отца нашего вином и переспим с ним и восстановим от отца нашего племя…»
Далее в библии сообщается, что, подпоив отца, дочери поочередно, одна сегодня, а другая завтра, переспали с ним и в результате добились, чего хотели. «И сделались обе дочери беременны от отца своего, — с умилением сообщает библия. — И родила старшая сына… И младшая также родила сына».
Ничего предосудительного в этой кровосмесительной связи библия не видит, оправдывая Лота тем, что он оба раза был так сильно пьян, что не узнавал дочерей своих.
Вот так праведный Лот!
А разве осуждает библия царя Соломона за то, что он имел 700 жен и 300 наложниц? Отнюдь нет. Покупку жен, приобретение наложниц библия считает самым обычным, «нормальным», вполне угодным богу делом. Женщина — раба мужчины, «взявшего» ее. Она — его собственность наравне с другими вещами, купленными им, добытыми на войне или полученными по наследству. Одна из библейских заповедей так и гласит: «Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего своего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего». Женщина, как видим, значится в этом перечне в одном ряду с волом, ослом и другими объектами собственности.
Такова библейская «мораль», регламентирующая отношения между мужчиной и женщиной. Что в ней, в этой морали, высокого, «божественного», гуманного? Совершенно ничего. Это мораль рабовладельцев.
Чем объяснить все эти библейские нелепости и противоречия?
Очень хорошо отвечает на этот вопрос Ем. Ярославский в своей книге «Библия для верующих и неверующих». Вот что в ней говорится:
«Попы убеждали и убеждают нас, что библия — священная книга, что она — откровение самого бога, данное людям. Но когда начали изучать ее внимательнее, когда история евреев, на языке которых она была написана, была достаточно изучена, то оказалось, что библия — это собрание самых разнообразных сочинений, составленное в разное время очень многими писателями. В ней собрано много сказок и преданий, какие можно встретить у любого пастушеского и земледельческого народа. В библии есть и некоторые отрывочные сведения из действительной еврейской истории, но в продолжение веков эти рассказы передавались из уст в уста, переписывались малограмотными переписчиками, дополнялись позднейшими вставками, часто совершенно выдуманными… В библии имеются и воинственные песни, и нежные любовные песни, вроде «Песни песней» Соломона, и описания природы, и своды законов разных времен, родословные и летопись, описание обрядов и собрание изречений, повести, романы и притчи… И почему-то все это называется «священным писанием».
В самом деле, почему? И заслуживает ли оно, это писание, той благоговейной веры, с которой относятся к нему верующие?
Здравый смысл говорит, что такое отношение к нему неразумно. К вымыслам еврейского Ветхого завета следует относиться так же, как мы обычно относимся к старинным легендам и сказкам.
Не заслуживает доверия и Новый завет — евангелие, ибо и в нем небылицы и противоречия на каждом шагу. Не будем останавливаться на том, что в нем допускается невероятная путаница в исторических событиях, в географических и других сведениях: могло случиться, что составители их или переписчики были малограмотными людьми. Но возьмем то, что сообщают евангелисты о Христе. Они говорят, что Христос родился в Иудее при царе Ироде в то время, когда в Палестину прибыл римский наместник Квириний. Но из истории достоверно известно, что Ирод умер за 10 лет до того, как Квириний прибыл в Иудею. Не мог же Христос родиться дважды.
В евангелии от Матфея утверждается, что Иисус родился в Вифлееме и что, когда царь Ирод узнал об этом, то приказал убить всех мальчиков, ввиду чего родители Христа должны были бежать в Египет. А в евангелии от Луки сказано, что родиной Иисуса был не Вифлеем, а Назарет, что никто его не преследовал и поэтому родители его мирно жили в своем доме.
А вот как противоречиво рассказывают евангелисты о так называемом воскресении Христа.
Лука говорит: «Рано утром по прошествии субботы Мария Магдалина, Мария, дочь Иакова, Иоанна и другие женщины пришли ко гробу, где лежало тело Иисуса. И придя, увидели двух мужей в ризах блестящих, которые сказали им: «Не ищите живого среди мертвых. Иисус воскрес».
Обратите внимание: согласно свидетельству Луки, утром по прошествии субботы к гробу, где лежал Иисус, пришло несколько женщин, которые увидели у гроба «двух мужей в ризах блестящих».
Совершенно другое сообщает Иоанн. «Утром по прошествии субботы, — пишет он, — Мария Магдалина пришла ко гробу Иисуса и увидела камень, отваленный от гроба. И, вернувшись к Симону, Петру и другим ученикам его, сказала: «Взяли Иисуса и не знаю, куда положили его».
Тут уже речь идет не о нескольких, а об одной женщине, причем никаких «мужей в ризах блестящих» она не видела.
В пику Луке и Иоанну евангелист Матфей заявляет, что к гробу пришли две женщины — «Мария Магдалина и другая Мария». При этом произошло землетрясение, они услышали гром и увидели ангела, «сошедшего с небес», который отвалил камень от гроба и сообщил женщинам, что Иисус воскрес.
Как видим, у каждого евангелиста свой вариант сказки.
Кому же из них верить?
Правильнее, конечно, не верить ни тому, ни другому, ни третьему, потому что евангелисты рассказывают о том, чего не было, поэтому и противоречат друг другу.
Не выдерживают критики, испытания логикой, разумом и домыслы церковных «ученых» — богословов. Сколько исписано ими бумаги по такому, например, вопросу, как «пресвятая троица». Церковь учит, что бог один и в то же время существует в трех лицах. Но как понять это? Богословы перевели горы бумаги, но ничего вразумительного написать не могли. Не случайно ни один преподаватель семинарии, в которой я учился, не мог ответить на вопрос: почему же бог в трех лицах и зачем ему три лица?
Преподаватель богословия протоиерей Сокаль выразился так:
— Легче ореховой скорлупой вычерпать воду из морей, чем ответить на этот вопрос.
Все христианское (учение о троичности бога — это сплошной клубок нелепостей.
В самом деле, если эта троица — бог-отец, бог-сын и бог-дух святой — неразрывна, то где же существовал Христос— сын божий — до своего рождения от Марии? Если его не было, то значит не было и неразрывно с ним связанного самого бога-отца?
Если же Христос все-таки был, то зачем ему рождаться вновь? Выбирая такой странный способ, чтобы отправить сына на землю, подумал ли бог-отец о том, что рождение от земной женщины обременяет первородным грехом?
Следовательно, Христос от рождения был уже грешен, а вместе с ним и его отец.
А когда Христос был мертв в течение двух дней, то вместе с ним, выходит, умер и бог-отец? Значит, он не существует вечно?
Числу вытекающих из догмата о троице абсурдов поистине нет конца!
Доказать существование бога разумом — совершенно безнадежное дело. Поэтому не случайно один из средневековых богословов Тертуллиан восклицал: «Верую, потому что это нелепо».
Больше всего на свете религия боится смелой, ищущей мысли, пытливого разума. Недаром евангелие провозглашает: «Блаженны нищие духом».
А в Ветхом завете говорится: «Во многой мудрости много печали; кто умножает познания, умножает скорбь».
К ослеплению разума, к воспеванию беспочвенной, слепой, детски наивной веры и сводится по существу все содержание так называемого священного писания.
На слепую, безглазую веру и до окончательного отупения одурманенный разум рассчитаны и, так сказать, «материальные доказательства» существования Христа, девы Марии и т. д. Ловкие дельцы церкви с давних пор стали фабриковать различного рода реликвии и за немалую мзду показывать их народу.
Так, среди реликвий оказались щепки от креста, который якобы нес Иисус на Голгофу, гвозди, которыми он был распят, клюв орла, который клевал его тело, и т. п. Это было наглым обманом. Одних гвоздей оказалось 32 штуки. В качестве реликвий во французских городах Клермоне и Шалоне, а также в Риме показывали 3 «святых пупа», будто бы отрезанных у Христа при рождении. В Благовещенском соборе в Москве демонстрировали «власы из бороды Христовой» и его терновый венец. В Эльзас-Лотарингии показывали даже сено из «святых ясель», в которых якобы лежал Христос.
В ряде монастырей показывали «молоко богородицы». Но корыстолюбивые монахи не учли, что дурной пример заразителен, и в разных монастырях оказалось 14 бутылок с молоком.
Такие же «чудеса» произошли и с «реликвиями» сподвижников Христа: монахи «обрели» от сказочного Иоанна Крестителя 13 голов, 9 правых рук, 58 указательных пальцев, от Георгия Победоносца — 30 тел и т. д.
В писании рассказывается, что отец Христа — Иосиф, раскалывая дрова, тяжело вздохнул. Выдох его, неизвестно как пойманный в бутылку, через много столетий показывался в монастыре возле французского города Блуа.
Даже сами верующие разоблачали монахов, которые не гнушались корысти ради заниматься таким грязным делом.
Примерно такую же «достоверность» и «познавательную ценность», как эти «реликвии», имеют и события, описываемые в «священном писании».
Повторяю, внимательное, вдумчивое изучение Ветхого и Нового заветов, сопоставление их содержания с достоверными данными, добытыми наукой, позволили мне яснее увидеть нелепости и противоречия этих книг, окончательно уверили меня, что ни о какой «святости» тут не может быть и речи.
Многие церковники и сами понимают, что Ветхий и Новый заветы — это лишь сборники древних мифов, не более, и слепо верить им нельзя. Но они видят достоинство «священного писания» в том, что оно якобы провозглашает высокие и благородные нравственные принципы: любовь к ближнему, всеобщее братство людей, защиту бедняков, критику алчности и жадности богачей и т. д.
В том, что это писание содержит некоторые общеизвестные прописные истины, приемлемые для большинства людей, нет ничего удивительного. Библия составлялась, как установлено, на протяжении столетий самыми различными авторами, в ней не могли не отразиться в какой-то мере взгляды простых людей на правду, равенство, их стремление к справедливому распределению материальных благ, их ненависть к богачам. И тем не менее попытки найти в них что-то общее с требованиями коммунистической морали, предпринимаемые некоторыми защитниками церкви, не выдерживают никакой критики.
Возьмем еще раз в качестве примера библейскую заповедь «Не убей». Известно, что коммунисты — решительные противники войн, бесчеловечного истребления людей. Но когда фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз, наш народ дал сокрушительный отпор подлому врагу. И если бы кто-нибудь в то время, когда гитлеровские орды сеяли ужас и смерть на советской земле, попытался остановить наших солдат, напомнив заповедь «Не убей», он был бы справедливо заклеймен как самый гнусный предатель.
Разве можно согласиться с евангельской проповедью любви ко всем «ближним», прощения обид, непротивления злу насилием? Эта проповедь выгодна только разбойникам и грабителям от любого уголовника-хулигана до империалистических бандитов международного класса, вроде Рокфеллера, Моргана и иже с ними. Недаром они горой стоят за религию.
Все библейские нормы поведения людей даны в сугубо мистической форме. Стержневая идея, пронизывающая все «священное писание», — это ожидание загробной жизни. Дескать, мир, в котором живут люди, — временный и не реальный, они здесь — только гости, подлинная жизнь наступит лишь после смерти человека. Следовательно, провозглашаемые библией нравственные идеалы здесь, на «грешной» земле, не осуществимы: они могут быть реализованы только в «царстве божием». Отсюда логически вытекает вывод, что человеку незачем бороться за улучшение земной жизни, надо неустанно готовиться к жизни небесной, примирившись с бедствиями и несправедливостями на «грешной земле».
Но разве уважающий себя мыслящий человек может смириться с подобного рода поучениями? Конечно, нет. Иначе ему суждено уподобить себя послушному животному.
Религиозная мораль на первое место ставит отношение человека к богу, перед которым он якобы ничтожество, «прах земной». Идеалом верного служения богу религиозные проповедники считают «жития святых угодников» — различных отшельников, затворников, пустынников. А ведь это бесполезные для общества люди: они жили тщеславной и тщетной мыслью о наградах «на том свете», не принося людям никакой пользы на земле.
Своим требованиям поставить отношение к богу выше гражданских, общественных обязанностей религия подчас толкает верующих на антиобщественные поступки.
Религия никогда не призывала верующих к активной борьбе против несправедливости. Основными «нравственными» принципами в религиях всегда были и остаются смирение и терпение. Религия учит верующих: смиряйся, безропотно переноси несправедливость, относись к трудностям жизни как к проявлению «милости божьей». «Господь кого любит, того наказует», — гласит евангелие. Религиозные проповедники советуют верующим находить для себя усладу в скорбях и страданиях. Они неизменно призывают не осуждать тех, кто совершает антиобщественные поступки, и бороться со злом лишь «в сердце своем». Каждый верующий «должен, исполняя заповеди Христовы, думать о себе, о своей душе, о своем спасении, а не осуждать», — заявляют современные православные богословы.
Коммунистическая же мораль требует активной борьбы с несправедливостью, за строгое соблюдение норм нравственности. Сознательный советский человек борется с лодырями, хулиганами, преступниками, удерживает людей от антиобщественных поступков. Коммунисты, советские люди борются за справедливые, основанные на подлинном равенстве, на уважении свободы и независимости всех народов международные отношения, смело и решительно выступая против империалистических хищников.
Коммунистическая мораль, в основе которой лежит принцип активной борьбы со злом в мире, за счастье людей на земле, — прямая противоположность восхваляемой церковниками насквозь ханжеской религиозной морали, которая идет вразрез с передовыми народными традициями, противоречит требованиям человеческого прогресса, мешает советским людям жить полнокровной, счастливой жизнью, активно бороться за коммунизм.
Несостоятельность религиозных воззрений становится особенно очевидной, когда сопоставляешь их с данными науки. Возьмем хотя бы вопрос о форме земли и строении вселенной.
Во всех религиях господствует представление о земле как о центре мира. Согласно этому представлению плоская по форме земля неподвижна, над ней по «тверди небесной» движутся солнце, луна и звезды.
Правда, ни одна религия не могла объяснить, на чем же держится земля. «Гипотезы» о трех китах или четырех черепахах даже самим верующим — если они хотя бы мало-мальски грамотны — кажутся смехотворными.
Наука уже четыреста с лишним лет назад доказала ошибочность таких наивных представлений о земле и небе. Церковь жестоко карала тех, кто опровергал ложность ее взглядов и нес правду в жизнь. Сотни и тысячи людей подвергались за это зверским пыткам в застенках инквизиции. В 1600 году был заживо сожжен на костре великий итальянский ученый Джордано Бруно, осмелившийся открыто выступить в защиту учения Коперника и Галилея о том, что земля не плоская, а круглая, что она не неподвижна, и что солнце, луна, звезды — огромные небесные тела, движущиеся по своим орбитам в безмерном космическом пространстве.
Но никакими пытками и казнями нельзя убить истину, и она в конце концов восторжествовала.
Давным-давно опровергнута наукой и библейская сказка о «сотворении мира». Согласно этой сказке мир был создан семь с лишним тысяч лет назад. А наука показала, что только наша планета Земля существует несколько миллиардов лет, вселенная же с бесчисленными множествами ее миров — бесконечна и вечна.
Такими же несостоятельными оказываются и другие религиозные мифы в свете науки. И мне стало окончательно ясно, что верить можно только науке, которая стремится к подлинной правде, а не религии, которая основана на мифах, вымыслах.
К такому выводу пришел я в результате длительных, порой мучительных раздумий, в результате сопоставления религиозных книг, учения церкви с данными современного естествознания, с поразительными по силе и глубине логики философскими основами марксистско-ленинской науки.
Все это, вместе взятое, и заставило меня критически оценить свое отношение к религии, глубоко вникнуть в содержание религиозных догм. У меня было много времени для этого. Рядовые верующие часто не имеют возможности изучать религию, которую тысячелетиями умышленно запутывали, чтобы она выглядела более мудрой и таинственной. Богомольцы принимают за веру все то, что им твердят. Изучая религию, я убедился в полнейшей несостоятельности ее догматов, в том, что сказки о боге, о рае и аде и другие религиозные мифы не выдерживают испытания разумом. Нет в мире ничего такого, что имело бы сверхъестественный характер, что противоречит данным науки.
Придя к такому выводу, я должен был решить и вопрос о своем священническом сане, об отношении к церкви.
В 1957 году архиерей Оренбургский и Бузулукский Михаил, назначая мне приход в г. Медногорске в качестве настоятеля Никольской церкви, говорил:
— Людям, конечно, нужен священник. Лишь перед ним они смогут облегчить свою грешную душу в таинстве исповеди, к нему придут с новорожденным, с ним будут провожать усопшего. Работа священника — это выполнение великой исторической миссии.
Уже тогда у меня были сомнения относительно «полезности» священнической «миссии». Тем более, что приходилось слышать крайне скептические высказывания по этому поводу самих церковнослужителей. Один из них, например, откровенно и цинично выразил свое мнение относительно названной «миссии», с ухмылкой перефразировав известные слова:
— Религия, юный мой коллега, умирает, и наша миссия — проводить этого покойника на кладбище. Но пока живут религиозные предрассудки, будем благоденствовать и мы.
Будучи на приходе, я убедился, что роль священника не только вредна, ибо она сводится к затемнению сознания людей, но и унизительна для него самого.
Миссия священника ныне — это миссия шута, призванного развлекать людей с отсталыми взглядами. Когда-то существовал обычай приглашать в большую компанию олуха, чтобы было над кем посмеяться, потешиться. Примерно так же относятся некоторые люди к церковному служителю. Сегодня справляется у них, например, праздник в честь новорожденного или бракосочетания, и тогда для большего разнообразия в программу веселья включается иногда и ритуал со священником. При этом молодые люди обычно открыто и презрительно посмеиваются в глаза священнику.
А иногда можно услышать и прямое возмущение, вроде:
— Почему вы сказали: «Крестится раб божий Николай»? Наш племянник никогда не будет рабом. Не те времена.
Однажды во время венчания мой дьякон громко прочитал: «Жена да убоится своего мужа». Невеста со смехом ответила:
— Но не очень.
Даже верующие смотрят на своего пастыря как на развлекающего их шута. Их почти не интересует, верит ли батюшка в бога или нет. Только бы он согласился махать кадилом и петь молитвы с амвона. Так, священник Никольского кафедрального собора в Оренбурге Варин не раз говорил прихожанам:
— Не хочу быть слугою господним и вам советую: перестаньте ходить в церковь. Религия — это обман.
Неоднократно он покидал службу, но верующие бабки «наседали» на него:
— Батюшка, голубчик, если вы от бога отказались, то это ваше личное дело. А мы все-таки просим: утешьте нас, отправьте службу.
И батюшка сдается.
Таких примеров можно привести очень много.
Решение порвать с церковью и сложить с себя сан священника созрело во мне не в один день, а подготовлялось в течение ряда лет, как уже говорилось, в результате длительных и подчас тяжелых раздумий. Однако лгать перед верующими я не мог и последние года три совсем не выступал с проповедями, так как не хотел проповедовать то, в чем сам сомневался.
Мое решение было ускорено двумя событиями, имевшими для меня важное значение.
В декабре 1959 года священный синод православной церкви принял и опубликовал постановление об отлучении от церкви не только бывших священнослужителей и семинаристов, порвавших с религией, но и «прочих православных мирян, которые публично похулили имя божие».
Выходит, церковь прокляла всех тех, кто откровенно признался в своих атеистических взглядах. А как с теми, кто не признался? Ведь «православным мирянином» церковь считает всякого, кого когда-то крестили.
Я увидел, что это решение церкви направлено на то, чтобы посеять вражду между верующими и неверующими. Каждому ясно, что настоящий гуманизм — в политике дружбы народов и обеспечении полной свободы совести, а не в злобном шипении проклинателей, до чего докатилась церковь.
Как известно, в прошлом русская православная церковь покорно раболепствовала перед царизмом, была одной из главных опор «помазанника божьего» — царя, помещиков и буржуев. В 1918 году патриарх Тихон проклял большевиков и отлучил от церкви всех, кто поддерживал Советскую власть.
Правда, церковь потом заняла лояльную позицию в отношении власти Советов. Больше того, она публично осудила свою прошлую антинародную деятельность, начала открещиваться от царизма и угнетателей. В 1927 году митрополит, потом патриарх Сергий, в своих выступлениях доказывал православным деятелям «ошибочность мировоззрения тех, кто связывает православие со старым режимом и даже самодержавием». Митрополит Антоний Храповицкий откровенно заявлял, что православная церковь была наложницей царизма.
Когда-то мое сердце наполнялось радостью оттого, что церковь борется против фашизма, является активным участником борьбы за мир. Но, познакомившись с названным постановлением синода, я почувствовал, что не могу больше связывать себя с церковью, руководители которой способны принимать такие неправильные, вредные для нашего народа постановления.
К этому времени мне стало известно, что на религиозность наших людей рассчитывают поджигатели новой войны.
Так, богослов О. Гейльбрунн и генерал британской армии Ч. О. Джонсон выпустили книгу, в которой проповедуют тактику войны против Советского Союза. Один из их советов гласит: «Расширять в СССР веру в бога. Есть основания надеяться, что мы пробудим эту веру, пока еще не очень поздно. Церковь в социалистических странах только и ждет момента, когда мы ей поможем. Пусть же эта борьба станет одной из наших целей».
В Советский Союз несколько раз под видом туриста приезжал американский «осел господний» Мартин Нурдфорш. О себе М. Нурдфорш писал: «Я сам есть осел господний, который несет на себе в Россию религию».
Этот, с позволения сказать, «турист» не интересовался жизнью и достопримечательностями нашей Родины, он только шнырял по молитвенным домам, разнося религиозные, подчас сдобренные плохо замаскированными антисоветскими выпадами листовки.
А с каким удовлетворением радиостанции капиталистических стран без конца передавали решения Московской патриархии об отлучении от церкви всех откровенных советских атеистов!
Нет, сказал я себе, нельзя больше медлить, нельзя оставаться дальше в рядах церкви, результатами деятельности которой — религиозным ослеплением людей — рассчитывают воспользоваться наши враги.
Тут заодно припомнились и все прочие преступления церкви против народа — и раболепие перед царем, помещиками, капиталистами, и анафема Степану Разину, Ивану Болотникову, Емельяну Пугачеву, великому русскому писателю Льву Толстому, и благословения Колчаку, Деникину, Юденичу, Врангелю, Дутову и другим ярым врагам Советской власти.
Другое событие, которое ускорило мое решение, — это опубликование в газете «Правда» письма бывшего профессора духовной академии А. Осипова, которое называлось: «Отказ от религии — единственно правильный путь». Оно как бы подводило итог и моим мыслям.
Помню, личность Осипова была окружена ореолом особого уважения среди преподавателей семинарии и семинаристов. Как же, крупнейший знаток истории христианства, авторитетнейший — по причине своей глубочайшей эрудиции — проповедник и защитник православия!
И вдруг оказывается, что и он заблуждался. С непререкаемой убедительностью он доказал в своем письме всю несостоятельность религиозных догматов и указал единственно правильный путь всем, кто еще держится за церковь. Путь этот — разрыв с религией.
В феврале 1960 года я сложил с себя сан священника. Об этом я официально заявил в областной газете «Южный Урал» и устно рассказал о принятом мною решении верующим.
Происходило это в Бугуруслане.
24 февраля газета «Южный Урал» опубликовала мое письмо, в котором объяснялось, почему я порываю с религией.
Как ополчились на меня, узнав обо всем этом, церковники! Обо мне начали распространять всякий вздор. В частности, однажды пришло ко мне на дом несколько верующих старушек, которые стали сердобольно расспрашивать меня о здоровье. Оказывается, им нашептали, что якобы господь-бог за отречение от церкви покарал меня «отнятием ног». И смешно, и грустно было слушать такую чушь. Горько потому, что есть еще люди, которые в простоте душевной легко верят, что им говорят церковные «пастыри», а также и их «подпаски».
Долго не отставали от меня мои бывшие церковные начальники. В мае я был приглашен архиереем Михаилом, поскольку на мне лежала кое-какая материальная ответственность и нужно было отчитаться. Но когда явился в епархиальное управление, управляющий делами не опросил меня об отчете, а начал увещевать, просить вернуться к церкви, обещая «без мзды» дать хороший приход. Он, в частности, сказал:
— Я понимаю — Бугуруслан современный культурный город, священнику в нем тяжело и неприбыльно. Мы вам дадим приход в таком месте, где есть больше темных людей. А где верующих много, там и доход священнику будет солидный.
Я, разумеется, отказался. Религия принесла мне лично много зла. Я не говорю уже о бесполезно потраченных годах. Через нее я не смог сдружиться, найти общий язык и взаимопонимание со своей семьей, жил одиноко. Из-за религии я шел не в ногу со своей страной, со своим временем, вынужден был жить в сфере интересов, мыслей, чувств, присущих людям далеких эпох. Должен признаться, что, только сложив с себя сан священника, я впервые за много лет начал спокойно спать, так как совесть моя стала чиста перед людьми и перед самим собой.
На первых порах после разрыва с церковью не обошлось без некоторых трудностей. Главная из них состояла в том, что я не имел специальности.
Но я и не рассчитывал, что в результате такого шага приобрету для себя какие-то материальные выгоды. Нет, для меня было всего важнее вырваться из темного мира обмана и лжи на просторный и светлый путь честной трудовой жизни, на путь не призрачного, а по-настоящему полезного служения людям, своей Родине.
Я пришел на оренбургский завод «Автозапчасть» к советским простым людям, рассказал, кто я такой, и попросил обучить меня ремеслу, дать работу.
Благодаря тому, что не корысть руководила мной, заводской коллектив принял меня как самого близкого человека и помог мне приобрести то, что я просил. Через некоторое время я получил квалификацию слесаря-лекальщика, а затем стал работать в отделе технического контроля. За хорошую работу на заводе мне присвоили звание ударника коммунистического труда.
Год спустя я поступил на исторический факультет заочного отделения Оренбургского педагогического института.
Окунувшись сначала в рабочий, а затем и в студенческий коллектив, я почувствовал себя так, словно вновь родился на свет. Только теперь я по-настоящему познал радость жизни.
Одновременно с работой на заводе и заочной учебой в институте принимаю активное участие в атеистической пропаганде. Десятки сел, городов и рабочих поселков объехал я за последние два года, выступал перед тысячами слушателей. Думаю, что для многих из них мои выступления прошли не без пользы. Сознание этого дает мне большое моральное удовлетворение. Сбылось мое желание: наконец-то и я приношу пользу людям, помогаю прозреть их глазам, ослепленным религией.
Вот и сейчас мне хотелось бы обратиться к тем, кто еще не порвал пут религии, кто еще продолжает верить служителям церкви и религиозным книгам. Не позволяйте себя больше обманывать! Как я уже говорил, служители церкви сами сплошь и рядом не верят ни в бога, ни в дьявола, а дурачат верующих только потому, что им это выгодно. Церкви они служат лишь ради своей корысти — из-за теплого местечка, из-за легкого заработка.
Если вам самим трудно разобраться в так называемом священном писании, понять, почему ему нельзя верить, обратитесь к книгам, которые вам это разъяснят.
Советовал бы прочесть книгу Ем. Ярославского «Библия для верующих и неверующих». По прочтении этого очень интересного произведения станет ясно, что такое библия и почему нельзя, стыдно верить в «божественность» этой бестолковой, местами просто неумной, часто похабной книги.
Очень полезно будет познакомиться и с книгой «Почему мы порвали с религией», выпущенной в 1958 году Госполитиздатом. В этой книге собраны высказывания бывших священников православных церквей, а также бывших членов различных религиозных сект о том, почему и какими путями они пришли к решению порвать с религией. Бывшие верующие очень убедительно вскрывают противоречия и явные нелепости религиозных книг, на конкретных примерах показывают, в чем заключается вред, причиняемый людям религией.
Много полезного узнает каждый из журнала «Наука и религия», на который можно подписаться в любом почтовом отделении.
Есть немало и других книг, в которых рассказывается о несостоятельности и вреде религии.
Подумайте хорошенько, чему мы должны больше верить— религиозным сказкам или основанному на достоверных фактах и неопровержимых доводах разума слову науки?
Хочу обратиться также и к моим бывшим товарищам по семинарии, а теперь священникам Константину Макшанцеву, Евгению Иноземцеву, Алексею Подковырову и Александру Соседкину, из которых только последний живет за пределами Оренбуржья, а остальные — на территории нашей области. Бывшие друзья мои! Я прекрасно знаю, что вы давно убедились в несостоятельности религиозных догм и в нелепости того дела, которым продолжаете заниматься. Почему же вы не порываете с ним? Неужели вам до сих пор не ясно, что дело это приносит большой вред людям, так как способствует удержанию их в слепоте и в состоянии социальной пассивности.
Довольно колебаний, решайтесь! Вы сами, конечно, понимаете, что нет ничего постыднее, чем служить тому, чему сам не веришь, особенно если убежден, что служба эта вредна людям.
Хорошо понимаю, что не просто сделать такой решительный шаг, как сложить с себя сан служителя церкви. Тут и сила привязанности к привычным бытовым удобствам, и иглы самолюбия, которое упрямо протестует против того, чтобы публично признаться в своих ошибках и заблуждениях.
Преодолеть инерцию привычки, пусть и грязной, и бунт самолюбия, пускай и неразумного, не всякому под силу.
Для этого нужны смелость и мужество, на которые способен лишь тот, в ком жива высокая честь, неподкупная совесть.
Хочется верить, что кадильный дым и жирный запах подаяний еще не совсем вытравили из ваших сердец эти благородные чувства. Хочется надеяться, что вы не только сами освободитесь от пут церкви, но и поможете сотням других людей прозреть, научите их жить не бесплодной мечтой о загробном мире, а живым делом воплощения в жизнь вековой мечты человечества о построении на земле общества, которое куда прекраснее сказочного рая, — общества, которому имя — коммунизм.