Перед завтраком

Before Breakfast by Eugene O'Neill (1916)

перевод с английского В. Денисова

Миссис Роуленд (тихо). Альфред! Альфред!

Из соседней комнаты никто не отвечает, и она чуть громче, с подозрением в голосе, продолжает.

Не притворяйся, что спишь.

Ответа снова нет, и тогда, набравшись уверенности, она встает со стула и тихо, на цыпочках, подходит к буфету, медленно открывает дверь и осторожно достает из потайного места за посудой бутылку джина «Гордонз» и стакан. Задевает верхнюю тарелку — посуда звенит, и она виновато и в то же время с мрачным вызовом озирается на дверь. Ее голос дрожит.

Альфред!

Пауза. Она прислушивается, затем берёт стакан, наливает солидную порцию и глотает, потом быстро ставит бутылку и стакан на прежнее место. Закрывает дверь так же осторожно, как и открывала и, издав глубокий вздох облегчения, снова опускается на стул. Порция спиртного, которую она приняла, сразу же оказывает свое действие. Она оживляется, становится более энергичной и взирает теперь на дверь спальни с улыбкой, в которой сквозит желание отомстить. Ее взгляд быстро устремляется вдоль комнаты и останавливается на мужском пиджаке и жилете — они висят на вешалке справа. Она бесшумно идет к открытой двери и, невидимая, несколько секунд стоит там и слушает. А затем шепотом зовет.

Альфред!

Ответа снова нет. Быстрым движением она срывает с вешалки пиджак и жилет и бросает их на свой стул. Затем садится и вынимает из карманов различные предметы, правда, сразу же быстро сует их обратно, наконец во внутреннем кармане жилета она обнаруживает письмо. Рассматривая почерк, медленно, сама с собой.

Гмм! Понятно от кого!

Вскрывает письмо и читает. Вначале на ее лице появляется выражение ненависти и гнева, но, когда она дочитывает до конца, оно переходит в торжествующую злобу. На секунду с письмом в руках она задумывается, смотря перед собой, на губах — мучительная улыбка. Затем кладет письмо обратно в карман жилета и все ещё бесшумно, чтобы не разбудить спящего, вешает одежду на ту же самую вешалку затем идет к двери спальни и, заглядывая туда, говорит громко и пронзительно.

Альфред! (Еще громче). Альфред!

Из соседней комнаты доносится тяжелый приглушенный вздох.

Не думаешь, что пора вставать? Или ты собираешься весь день валяться? (Поворачивается и подходит к своему стулу). А то я не знаю, ты такой лентяй, что можешь проваляться всю жизнь. (Садится и с раздражением смотрит в окно). Бог знает, который сейчас час. Мы даже этого не знаем, потому что ты, как дурак, заложил свои часы. Последнюю нашу ценность — и ты это знал! С тобой всегда только одно — ломбард, ломбард и ломбард! Пальцем о палец не ударил, чтоб найти работу, не сделал ничего, чтобы жить как человек! (В ярости топает ногой, покусывая губы. После небольшой паузы). Альфред! Вставай, ты меня слышишь? Должна я убрать постель, прежде чем уйду? Мне что, приятно каждый день по твоей милости убирать этот хлев? (Уверенно, с чувством удовлетворенной мести). Нет, долго так продолжаться не будет — ты найдешь способ заработать деньги. Бог видит, я делаю, что могу, и даже более: каждый день зарабатываю шитьём, пока ты в баре валяешь дурака с какими-то паршивыми художниками из Скуэр. (Короткая пауза, во время которой она лихорадочно переставляет на столе чашку и блюдце). Но интересно, где ты их возьмёшь? А платить за квартиру ведь на этой неделе и ты знаешь, что скажет хозяин. Да он нас и минуты лишней не потерпит! Ты сказал, тебе ее не найти, но это же вранье, ты же знаешь. Ведь ты никогда ее даже не искал. Целый день только и сидишь — сочиняешь свои идиотские стишки и рассказы. И никто их никогда не купит — и не удивительно. Я-то что-то могу и вот делаю, и только поэтому мы не умерли до сих пор с голоду. (Встает и идет к плите, смотрит в кофейник — вскипела ли вода; потом возвращается и снова садится). Но сегодня тебе придется их где-то достать — я больше не могу и не буду. Приди в себя. Попроси, займи или укради — где хочешь. (С презрительное усмешкой). Но где, я хотела бы знать? Ты ведь слишком горд, чтобы попрошайничать, назанимал уже и так достаточно, а чтобы украсть — да у тебя же не хватит мужества! (После паузы — сердито поднимается). Так ты ещё не встал? Боже мой! Снова лег и притворяешься, что спишь? (Идет к двери спальни и туда заглядывает). О, встал. Что ж, наконец-то. Не надо на меня так смотреть — больше дурой я уже не буду. Слишком хорошо теперь тебя знаю — лучше, чем ты думаешь, — тебя и твои штучки. (Отворачивается от двери, многозначительно). Я знаю кучу всего, милый. Не важно что именно, но сегодня кое-что я тебе скажу, и прежде чем уйду, не волнуйся. (Идет на середину комнаты и становится там, хмуря брови). Гмм! И все же, по-моему, надо сначала приготовить завтрак — хотя у нас почти ничего и нет. (Вопросительно). Правда, может, у тебя есть деньги?

Делает паузу, ожидая ответа, но из соседней комнаты не доносится ни звука.

Глупый вопрос! (Издает короткий тяжёлый смешок). Нет, надо было просто лучше тебя знать. Когда ты в ярости вчера убежал из дома, можно было предположить, что случится. Больше тебе веры нет. А в каком состоянии ты явился домой! Мы поспорили — и это дало тебе прекрасный повод превратиться в зверя! Для чего же было закладывать часы, ведь деньги все равно пошли на выпивку? (Идет к буфету и, продолжая монолог, вынимает оттуда чашки, блюдца и т. д). Поторапливайся! Благодаря тебе завтрак будет в два счета — ведь у нас сегодня только хлеб, масло и кофе. Да и того бы не было, если б я не прошила себе все пальцы. (Со стуком отрезает кусок хлеба). Хлеб-то черствый — ну и чудесно. Ты лучшего и не заслуживаешь, но не понимаю, почему должна страдать я? (Идет к плите). Кофе поспеет через минуту, и ждать тебя я не буду. (Внезапно, с сильным гневом). И что ты там делаешь?! (Подходит к двери и смотрит). Ну, по крайней мере, почти готов — я-то думала, лег обратно. Это на тебя очень похоже. Какой же ты сейчас урод! Бога ради, побрейся! Ты отвратителен! У тебя вид настоящего бродяги не удивительно, что тебя никуда не берут. Оно и понятно — с таким-то затрапезным видом! (Снова идет к плите). Горячая вода есть, так что повода для такого вида сегодня нет. (Берёт чашку и наливает туда воды из кофейника). Вот.

Он просовывает в дверь за чашкой свою руку — это изнеженная рука с тонкими пальцами. Она дрожит, и несколько капель проживается на пол. Она, насмешливо.

Посмотри-ка на свои дрожащие руки! Сколько можно пить, ведь ты же не можешь! У таких как ты как раз и бывает белая горячка. И это будет последняя капля! (Смотрит на пол). Смотри, что ты сделал с полом — всюду окурки, пепел. Почему нельзя бросать их в тарелку? Но что тебе до всего этого? Ты никогда обо мне не думаешь. Тебе ведь не мести — вот и наплевать! (Берёт метлу и начинает с остервенением подметать, поднимая облако пыли).

Из спальни слышится характерный звук — правят бритву.

(Подметая). Поторапливайся! Мне уже почти пора. Опоздаю — выгонят, и не смогу тебя больше содержать. (Запоздалая мысль приходит ей голову, и она язвительно добавляет). И тогда тебе придется работать самому — такой будет ужас! (Подметая под столом). Но я все-таки хочу знать, собираешься ты сегодня искать работу или нет. Ты же знаешь, что помощи от твоей семьи больше не дождешься — ей ты, наверное, тоже уже во где! (Секунду помедлив, молча подметает. Затем). Такая жизнь мне осточертела! Я бы давно уже вернулась домой, если б не моя гордость. А то ещё все будут болтать: «Что за неудачник, этот единственный сынок миллионера Роуленда, гарвардский выпускник, поэт, наша звезда — ха-ха!» (С горечью). Вряд ли сегодня мне кто-нибудь бы позавидовал — если бы правду-то знали! Чем был наш брак, хочу я тебя спросить? Ведь даже до того, как твои богатый папочка отправился на тот свет, задолжав при этом каждому встречному, даже и тогда ты никогда не проводил время со своей женой. Наверное думаешь, я должна была гордиться твоим благородством — что ты на мне женился, сделав мне брюхо. Да тебе же было за меня просто стыдно перед твоими прекрасными дружками, ведь мой отец всего лишь бакалейщик — вот твоя натура! Но, по крайней мере, он честен — о своём ты такое вряд ли скажешь! (Ожесточенно метет мусор к двери. На секунду облокачиваемся на метлу). Ты надеялся, что все подумают — тебя на мне женили — и будут жалеть, не так ли? А до того, не моргнув и глазом, говорил мне о любви и заставил поверить твоему вранью — что, не помнишь? Заставил думать, что не хочешь, чтобы твой отец от меня откупился, а ведь он пытался! Теперь-то я знаю, не даром же столько с тобой прожила! (Мрачно). И хорошо ещё, что бедная крошка родилась мертвой — да что из тебя за отец? (Несколько секунд размышляет, настроение меняется, и она продолжает уже с безудержное радостью). Но я не единственная, кто должна благодарить тебя за такое счастье! Есть и другая, и она даже не может надеяться за тебя выйти. (Просовывает голову в дверь). Кто такая, эта Элен? (Отходит от двери, слегка испуганная). Не смотри на меня так! Да, ее письмо я прочитала. Ну и что? Имею право. Я ведь твоя жена. И знаю всё, что мне положено, так что не ври. И не надо на меня пялить глаза. Больше твой вид меня не проведет. И скажи мне спасибо, а то и завтрака бы не было. (Ставит метлу обратно в угол. Жалобно). Никакой благодарности, делаешь для него делаешь… (Подходит к плите и наливает кофе в кофейник). Кофе готов, но ждать я тебя не буду! (Снова садится. После паузы — с раздражением прикладывает руки ко лбу). Всё утро так голова болит. И тебе не стыдно, что я должна работать весь день в душной комнате в моём-то состоянии? И я бы не работала, если б ты хоть немножко был человеком. По правде, это я должна валяться в постели, а не ты. Ты же знаешь, как я болела весь прошлый год. Но как только я что-то принимаю чтобы взбодрится, ты сразу начинаешь… Даже тоник забрал, а ведь я сама его покупала ещё в апреле. (С невесёлой усмешкой). Я знаю, ты был бы рад если б я умерла и тебе не мешала, и тогда бы ты мог спокойно бегать за всеми этими глупыми девками. Они думают, что ты такая гениальная, ни кем не понятая личность. Эта твоя Элен и другие…

Из соседней комнаты доносится громкий крик боли.

(Со злорадством). Вот! Я так и знала, что порежешься. И поделом! Всё потому, что пьянствуешь по ночам — вот нервы-то и ни к черту. (Подходит к двери и заглядывает в комнату). Почему ты побледнел? Что ты смотришь на себя в зеркало? Бога ради, вытри кровь с лица! (С дрожью в голосе). Ужасно! (Более спокойно). Ну, так-то лучше. Не переношу крови. (Отходит недалеко от двери). Лучше не пытайся и пойди в парикмахерскую. Руки-то как трясутся! Ну что ты на меня уставился? (Поворачивается). Все ещё сходишь с ума из-за этого письма? (С вызовом). Что ж, я имела право прочитать его, ведь я твоя жена. (Подходит к стулу и садится. После паузы). Я всегда знала, что у тебя кто-то есть, хотел дуру из меня сделать, прикидывался, что не вылезаешь из библиотеки. И всё же, кто такая Элен? Одна из этих художниц? Или тоже пишет стихи? По письму это видно. Бьюсь об заклад, именно она и внушила тебе, что ты гении, а ты, как дурак, поверил. Она хоть молода и хороша собой? Я тоже была молода и хороша собой, когда ты морочил мне голову своим поэтическим бредом. Но поживи с тобой — да тут любая в два счета состарится! Что я перенесла! (Идет и ставит кофе на плиту). Завтрак готов. (С презрительным взглядом). Завтрак! (Наливает себе кофе и ставит кофейник на стол). Кофе остынет! Чем ты опять занят — бреешься что ли? Кончай давай, все лицо ведь изрежешь. (Отрезает кусок хлеба и мажет его маслом. Во время следующей части монолога ест и пьет кофе). Поем — и сразу же побегу, кто-то же должен работать? (Сердито). Так не собираешься ее сегодня искать? Очень бы хотелось, чтобы кто-нибудь из твоих прекрасных дружков тебе помог — ведь они такого о тебе мнения! Но подозреваю, ты им нужен только для болтовни. (На секунду умолкает). Жаль мне эту Элен, кто бы она не была… А ты вообще думал когда-нибудь о других? Что скажет ее семья? Вот, она о ней там пишет. Так что она собирается делать — оставлять ребенка или пойдет к врачу? Прекрасный выход, скажу я тебе. А где возьмет денег? Или она так богата? (Ждет ответа на свой град вопросов). Гмм! Так ты ничего мне о ней не расскажешь? А мне так интересно. Но если подумать, то, в общем-то, я за нее не очень и переживаю. Знала, на что шла. Небось не девочка, из ее письма это видно. Она что, не знает, что ты женат? Конечно, должна знать. Все твои друзья наслышаны о твоей неудачной женитьбе и тебя, разумеется, жалеют. Но при этом они не знают моей версии. Знали б — заговорили по-другому. (Секунду-другую она слишком занята едой). Хороша же эта Элен, коли знала что ты женат. Ну, и на что она надеется? Что я с тобой разведусь, и она тут же за тебя выскочит? Она что, думает, я сумасшедшая, после всего-то, что я из-за тебя перенесла, ещё и разводиться… Так? Развода ты у меня не получишь, и тебе это прекрасно известно. Никто не может сказать, что я была плохая жена. (Допивает кофе). Ничего, пусть пострадает — и всё тут. А тебе я скажу, что думаю: я считаю, что твоя Элен обыкновенная уличная девка, вот что.

Из соседней комнаты доносится сдавленный крик боли.

Ты что, опять порезался? Ну, так тебе и надо! (Встаёт и снимает передник). Что ж, пора бежать. (Раздраженно). Хорошенькая жизнь мне предстоит! Но больше я не потерплю твоего ничегонеделания. (Что-то привлекло ее внимание, она делает паузу и прислушивается). Ну, конечно, ты пролил всю воду. Скажешь нет? Я же слышу, как она течет на пол. (На ее лице появляется выражение какого-то непонятного испуга). Альфред! Почему ты не отвечаешь?

Медленно идет по комнате. Слышится стук опрокинутого стула, и что-то тяжело падает на пол. Она останавливается и замирает от страха.

Альфред! Альфред! Отвечай же! Что ты там опрокинул? Или ты все ещё пьян? (Не в состоянии больше себя сдерживать она бросается к двери спальни). Альфред!

Оцепенев от ужаса, стоит у двери и смотрит на пол внутренней комнаты. Потом с диким видом отшатывается, бежит к другой двери, отпирает ее, с безумным взглядом распахивает и, пронзительно крича, выскакивает в коридор.