Глава 63.Ой,я снова это сделала

Шэннон

У меня не было рационального объяснения, почему я провела последние полтора часа, стоя у здания клуба под проливным дождем.

Я не хотела думать об этом так много.

Мои чувства были связаны со мной, но не так сильно, как то, что происходило в той раздевалке.

Я должна была вернуться к автобусу с Клэр, Лиззи и всеми остальными из нашей школы, но я не могла.

Кажется, я не могла заставить свои ноги двигаться в направлении здравого смысла.

Вместо этого я ждала.

И я волновалась.

И я отчаянно боролась с желанием ворваться в раздевалку для посетителей.

Притаившись снаружи в темноте, я наблюдала, как игроки Ройса и Томмен вышли из здания клуба, сопровождаемые тренерами, мистером Малкахи и врачом матча.

Никто, казалось, не замечал меня, и я не была удивлена.

Все эти мальчики, казалось, были по крайней мере на фут выше меня.

Так было, пока не появился Гибси.

— Привет, малышка Шэннон, — сказал он, сразу заметив меня. — Что ты делаешь, стоя здесь под дождем?

— О, я просто…Я хотела… Он был… и я… — Беспомощно взмахнув руками, я сдалась и пожала плечами. — Я волновалась.

— О Джонни?

Мои плечи поникли, и я кивнул в знак поражения. — Все плохо?

Гибси нахмурился, выглядя неуверенно.

— Давай, Гибси, — умоляла я. — Просто скажи мне.

— С ним все в порядке, малышка Шэннон…

— Не лги мне, — выдавила я. — Пожалуйста. — Прерывисто выдохнув, я продолжила: — Мне нужно знать.

— Он в плохом состоянии, — тихо признался он. — В зависимости от того, что скажут врачи, когда он попадет в больницу, ему грозит серьезный перерыв в игре. — Тяжело выдохнув, он провел рукой по волосам. — Он наверняка выйдет в финал.

— Я не хочу знать, сможет он играть в регби или нет, — выдавила я, когда волна вины поглотила меня. — Я хочу знать, все ли с ним в порядке! С ним. С Джонни! Человеком. Только не с гребаным игроком в регби!

Гибси склонил голову набок, изучая меня любопытным взглядом:

— Ну, разве ты не та, за кого нужно держатся? — он, наконец, задумался, понизив тон.

— Что?

— Неважно. — Гибси покачал головой и тяжело выдохнул. — Я слышал, как тренер обзванивал отели, чтобы узнать, может ли какое-нибудь место приютить нас на ночь. — Поморщившись, он добавил: — Думаю, Джонни сегодня вечером сразу отправят на операцию.

О, боже.

Мое сердце упало.

Я знала, что он не должен играть.

Я знала, что ему было больно.

Я знала это и ничего не сделала.

Я должна была что-то сказать его матери.

Я должна была что-то сказать тренеру.

Я знала, что он играл травмированным.

Как всегда, я нихера не сделала.

— Это моя вина, — выдавила я.

— Потому что ты знала? — Прошептала Гибси.

Я опустила голову от стыда.

— Тогда это и моя вина тоже, — сказал он мне. — Заходи, малышка Шэннон, — добавил он, слегка улыбнувшись мне. — Он там один, ждет, когда его отвезут в больницу.

— Э-э, может, мне не стоит…

— Ты должна, — прервал он меня, сказав.

— Я должна? — Спросила я неуверенно.

Гибси кивнул:

— Ты должна.

И, не сказав больше ни слова, он пошел в сторону автостоянки к школьному автобусу.

Я стояла там еще целых пять минут, пытаясь уговорить себя спуститься с уступа, с которого я угрожала прыгнуть.

Это не сработало.

Казалось, ничто больше не имело смысла.

Ничего, кроме как найти его.

Дрожа с головы до ног, я сделала решительный шаг и поспешила внутрь здания и вниз по коридору с бетонным полом, не останавливаясь, пока не оказалась перед белой дверью с выгравированным на ней словом «Посетители».

Сделав глубокий, успокаивающий вдох, я толкнула дверь внутрь и вошла в пустую раздевалку, только для того, чтобы сразу же почувствовать зловоние Глубокой жары.

Это было так сильно, что у меня слезились глаза.

Из арки, которая, как я предположила, вела в душевую, валил пар.

Большинство раздевалок имели одинаковую планировку: большая комната, стены из белого кирпича, деревянные скамейки по обе стороны от комнаты и душевые, расположенные в задней части.

Он в душе, идиотка.

Что ты делаешь?

Убирайся.

Убирайся сейчас же!

Смутившись, я развернулась и бросилась к двери, но остановилась как вкопанная, когда Джонни позвал меня по имени.

— Шэннон?

Униженная, я повернулась к нему лицом.

— Привет, — выдавила я, заставляя себя дышать, хотя при виде него мне показалось, что мое сердце ускорилось в груди.

У Джонни через плечо было перекинуто полотенце, в руке он сжимал металлический костыль, и на его лице было страдальческое выражение. На нем снова были CalvinKlein.

Сегодняшние были черными.

— Привет, — ответил Джонни, отвлекая меня от опасных мыслей. — Что ты здесь делаешь?

— Я хотела проведать тебя, — выпалил я, отчаянно пытаясь не смотреть на то, как сокращаются мышцы его живота, когда он подошел к скамейке, перенося весь свой вес на костыль. — Я волновалась.

Он снова хромал, теперь это было совершенно очевидно, и я мгновенно насторожилась.

Настороженная и обеспокоенная.

— Я волнуюсь, — пробормотала я.

— Один из этих придурков из Ройса ударил меня своим ботинком, — проворчал Джонни.

Он осторожно сел, положил костыль рядом с собой и положил полотенце на правое бедро.

— Ударил тебя? — Я задохнулась от ужаса.

О, боже.

Тяжело выдохнув, Джонни откинулся назад и прислонился головой к кафельной стене за спиной.

— Придурки.

— Ты не вставал, Джонни, — прошептала я, прикусив губу. Мой взгляд метнулся к его бедру. — Долгое время.

— Потерял сознание от боли, — неохотно признался он.

— Они отправляют тебя в больницу? — Предложил я, заставляя себя оставаться на месте и не бежать к нему, как мне отчаянно хотелось. — Для исследования?

— Это протокол, учитывая обстоятельства. Тяжело выдохнув, он откинулся назад и прислонился головой к кафельной стене за спиной. — Это гребаная шутка.

Лжец.

Я знаю, что тебе предстоит операция.

— Насколько все плохо, Джонни? — Я заставила себя спросить.

Он бросил на меня взгляд голубых глаз, полных тепла.

— Я в порядке, Шэннон, — Еще больше лжи.

Я могла слышать, как ему было больно, по тому, как он стискивал слова, когда говорил.

Ему было больно.

И он был напуган.

— Ты уверен? — Я надавила.

Он посмотрел на меня голубыми глазами, полными тепла.

— А ты?

— Я не знаю. — Я беспомощно пожала плечами. — Я так боюсь за тебя.

Джонни выгнул бровь в ответ на мой ответ, и я покраснела, как свекла.

— Я должна оставить тебя в покое. — Я сцепила руки и глубоко сглотнула.

— Я, эм, пойду подожду в автобусе.

Я развернулась и поспешила к двери.

— Ты можешь остаться со мной?

Мои ноги остановились, а сердце забилось быстрее.

Я обернулась, чтобы посмотреть на него.

— А?

— Пожалуйста, — прохрипел Джонни. — Я не хочу быть один.

Мое сердце сильно сжалось в груди, стало трудно дышать.

— Я могу пойти за Гибси? — Слабо предложила я.

Джонни покачал головой:

— Я хочу ты осталась.

Я знала, что должна уйти.

Я должна выйти из этой комнаты и занять свое место в автобусе.

Это было бы правильно.

Разумное решение.

Но я бы не стала.

Потому что я не могла оставить его.

Неуклюже я двинулась к нему, не останавливаясь, пока не села рядом с ним.

Мой мозг был недоверчив и осторожен, но мое сердце — нет, и мое тело было более чем счастливо компенсировать и то, и другое.

Меня физически влекло к нему, я была эмоционально связана с ним и морально напугана.

Это превратило меня в ужасное поле битвы страданий внутри меня.

Беспокойство за этого парня было необузданным внутри меня.

Я этого не понимала, и в этот момент мне было все равно.

Облегчение, которое я почувствовала, когда вошла в эту дверь и увидела его живым и дышащим, все еще переполняло меня. Я знала, что он был в ужасе от своих перспектив играть в регби, но все, о чем я могла думать, это то, что он был цел и невредим.

Именно это ошеломляющее облегчение и беспокойство, разлившиеся по моим венам, спровоцировали мой следующий шаг.

— Все в порядке, — пообещала я, беря его большую руку в свою. — С тобой все будет в порядке.

Джонни напрягся, но не убрал свою руку с моей.

Я тоже не отпускала.

Я просто положила его руку себе на колени и крепко держала.

— Мне больно, Шэннон, — признался он, опустив голову. — Я так чертовски напуган.

— Я знаю, что это так, — прошептала я, придвигаясь ближе, пальцы подергивались от внутреннего желания проверить повреждения, которые он прятал под этим полотенцем. — Они дали тебе что-нибудь от боли?

Джонни прерывисто выдохнул:

— Да, док сделал мне укол чего — то — кажется, миорелаксанта.

— Это помогает?

Он покачал головой.

— Держу пари, ты жалеешь, что потратил на меня ибупрофен, да? — Я пошутила, пытаясь отвлечь его от очевидного дискомфорта, в котором он находился. — Они бы пригодились прямо сейчас.

— Транквилизатор был бы полезен, — мрачно парировал он, его большие плечи поникли.

— Дай мне посмотреть на тебя, — мягко попросила я.

Держа свою правую руку обернутой вокруг его, я использовала левую, чтобы дотянуться и повернуть его подбородок.

— Эти ублюдки, — проворчала я, глядя на фиолетовый кровоподтек на его щеке и порез над бровью, который снова начал кровоточить. — Твое лицо…

Джонни усмехнулся.

— Что смешного? — Спросила я, взволнованная, услышав, как он издает этот звук.

— Странно слышать, как ты говоришь «ублюдок», — объяснил он с усталой улыбкой.

— Знаешь, я довольно неравнодушна к ругательствам, — сказала я ему, отчаянно пытаясь отвлечь его от боли.

— Нет, ты не такая, — хрипло ответил он, слишком умный для его же блага. — Ты просто говоришь это, чтобы отвлечь меня.

— Это работает?

Он натянуто кивнул:

— Не останавливайся.

Ломая голову над тем, что сказать, я позволяю своему взгляду блуждать по нему, впитывая каждую бороздку и твердый край, пока не останавливаюсь на руке, окутанной в моей.

Его рука была большой и мужской, костяшки пальцев имели странную форму из-за того, что, как я предположила, были годами грубой работы. У него были длинные пальцы, коротко подстриженные ногти, и у него был длинный шрам, пересекающий тыльную сторону левой руки.

Я подняла бровь на это.

Касаясь кончиками пальцев неровной линии на тыльной стороне его ладони, я спросила: — Как это произошло?

— Шпильки для ботинок, — объяснил он, глядя на наши соединенные руки. — Незаконный ручной штамп в раке во время полуфинала клуба два года назад, что привело к семи ушибам и столбняку.

Я поморщилась. — Ой.

Он резко выдохнул. — Да.

— У тебя есть еще?

— У меня есть несколько, — ответил он, с любопытством глядя на меня.

— Могу я посмотреть?

Джонни долго смотрел на меня, прежде чем медленно кивнуть:

— Если ты хочешь.

— Да, — ответила я, желая занять его мысли, пока он ждет приезда скорой помощи.

— Я тревожилего больше раз, чем помню, — сказал мне Джонни, указывая на свой нос. — Худшее время было прошлым летом. — Он поморщился, прежде чем добавить: — Им пришлось подпиливать кость и переламывать ее, чтобы установить на место.

Мои глаза расширились.

— На место?

— Да. — Он ухмыльнулся. — Я ходил по этому месту, касаясь носом щеки.

— Боже, — простонала я, чувствуя, как меня выворачивает наизнанку. — Это варварство.

— Это регби, — засмеялся он, а затем громко грюкнул, вздрогнув от боли.

— Что еще? — Я поспешила спросить.

Испустив болезненный вздох, Джонни подробно рассказал мне о том, как у него лопнул аппендикс, когда ему было тринадцать, а затем его желудок вывернулся наизнанку, когда он выздоравливал, что привело к еще одной процедуре, прежде чем побаловать меня близким и личным общением с его шрамом на животе.

Пузо было глупым словом, чтобы использовать его при описании.

Это был слишком мягкий, слишком невинный термин, чтобы описать то, чем он обладал.

У мальчиков были животы.

Было совершенно ясно, что Джонни больше не мальчик.

Этот пресс и эта темная дорожка волос под его пупком объясняются этим.

Затем Джонни наклонился вперед и указал на отвратительно выглядящий кусок потертой кожи над его правым коленом.

— Это поставило меня в задницу на все лето.

— Что случилось? — Я пискнула. — Регби?

— На этот раз, нет. Это случилось за пределами поля, когда мне было десять, — ответил он. — Несколько старших парней в моей школе подбили меня прыгнуть со скалы в Сандерс — Пойнт…

— Это пятидесятифутовое место для дайвинга, где мы обычно зависали дома, — объяснил Джонни. — Тогда я был сумасшедшим маленьким ублюдком, сражался с большими парнями, думая, что я невероятный халк. — Он покачал головой и нежно улыбнулся. — Оказывается, я не был им, и я имею рентген и неделю в больнице, чтобы доказать это.

— Господи, — выдавила я. — Тебе было всего десять! Ты мог умереть.

— Теперь я больше. — Он грустно улыбнулся. — Труднее сломать.

— Да. — Я крепко сжала его руку. — Это правда.

Джонни показал мне еще несколько своих боевых ран, посмеиваясь каждый раз, когда я стонала или давилась.

Разговор, казалось, отвлекал его от его боли, и я была рада.

Его плечи уже не были так напряжены, и чем больше мы разговаривали, тем больше исчезала скованность в его теле.

— О, и я сломал скулу, когда мне было четырнадцать. — Джонни наклонил свое лицо близко к моему. — Видишь там? — Он указал на тонкую серебристую линию, пересекающую верхнюю точку его левой щеки. — Сейчас ты едва ли это видишь, но это было чертовски больно.

— О, да, — задумчиво произнесла я, осматривая тонкий шрам. — Я никогда раньше этого не замечала. — Я перевела взгляд на его бровь. Не в силах остановиться, я протянула руку и снова провела большим пальцем по его брови. — Почему она всегда кровоточит?

— Не было шанса исцелиться, — объяснил он, оставаясь совершенно неподвижным, пока я неуместно прикасалась к нему. — Заживет должным образом, как только сезон закончится.

— О, — прошептала я, ища на его лице еще больше скрытых боевых ран.

Когда мои глаза снова встретились с его, я обнаружила, что он наблюдает за мной, его темно-синие глаза горят и устремлены на меня.

— Игрок из Ройс причинил тебе боль там? — Я наклонила голову туда, где полотенце было накинуто на его бедро. — Так вот почему ты потерял сознание?

Джонни неохотно кивнул.

— Можно мне посмотреть? — Спросила я, мой голос был едва громче шепота.

Он напрягся.

— Пожалуйста?

Он медленно покачал головой.

— Шэннон, я не думаю, что это хорошая идея.

— Пожалуйста? — Повторила я, нервно глядя на него. — Я уже знаю, что там, и ты показал мне другие.

— Это плохо, Шэннон, — хрипло ответил он. — Поверь мне, ты не захочешь это видеть.

— Ты можешь доверять мне, — прошептала я. — Я никому не скажу.

Джонни долго смотрел на меня, не сводя с меня глаз, прежде чем тяжело выдохнуть.

Плечи опустились, он опустил руки по бокам, но не сделал ни одного движения, чтобы показать мне.

— Можно мне? — Я спросила.

Он закрыл глаза и натянуто кивнул.

Я поняла, что он давал мне поводья, чтобы делать то, что я хотела.

Дрожа, я убрала полотенце и уставилась на то, что выглядело как недавно зашитый шрам на внутренней стороне его правого бедра.

Его бедро было опухшим, фиолетового цвета, а выглядящий сердитым, мокнущий шрам был частично скрыт тканью его боксеров.

— О боже, Джонни, — выдохнула я, соскальзывая со скамейки на пол, чтобы получше рассмотреть его.

— Не делай мне больно, — предупредил он болезненно уязвимым тоном.

— Я не буду, — пообещала я, опускаясь на колени между его ног и ожидая, когда он даст мне добро.

Натянуто кивнув, Джонни откинул голову назад и закрыл глаза, крепко сжав челюсти.

Я осторожно потянулась к подолу его боксерских трусов и осторожно сняла ткань с его плоти, только чтобы ахнуть при виде.

Его бедро было волосатым, за исключением шестидюймового участка кожи.

И этот конкретный шестидюймовый участок кожи был опухшим, выглядел жестким и ужасного коричневато-желтого цвета.

— Он сочится, — прошептала я, проводя пальцами по неровному следу там, где его снова зашили. Хрупкие, едва зажившие швы явно были разорваны ботинком игрока Ройс, который попал ему в пах. Гной, вытекающий из раны, был красновато-желтого цвета. — Джонни, все плохо.

— Я знаю, — выпалил он, все еще зажмурив глаза. — Док сказал мне.

Я осторожно провела пальцами по шраму и окружающим синякам.

— Тебе больно, когда я прикасаюсь к тебе вот так?

— Да, больно, — ответил он хриплым голосом.

Тяжело выдохнув, я погладила его бедро и боролась с желанием прижаться поцелуем к его порезу.

— По совершенно другой причине, — прохрипел он.

И вот тогда я заметила, что я делаю — что я делала в последнюю минуту или около того.

Я сидела на коленях между его ног, поглаживая внутреннюю поверхность бедра, пытаясь унять его боль.

Мои глаза метнулись к опасной зоне, и у меня пересохло во рту.

Так вот почему люди называли это разбиванием палатки.

Я не была уверена, что это утверждение применимо к этой конкретной породе мальчиков-подростков, потому что Джонни не просто ставил палатку в этих штанах — он ставил шатер.

Издав низкий стон, он оттолкнул мою руку и двинулся, чтобы сомкнуть бедра, но я остановила его.

Я остановила его.

— Нет, — пробормотала я тихим и хриплым голосом.

Я чувствовала жар его взгляда на своем лице.

Он снова сдвинулся, чтобы сомкнуть ноги, и я покачала головой.

Его глаза снова были открыты, зрачки были темными и расширенными.

— Что ты делаешь? — прошептал он, прикусив распухшую нижнюю губу.

Я не знала, что я делала.

Я не знала, о чем я думала.

Я не могла говорить.

Я едва могла дышать.

Я сходила с ума прямо здесь, на коленях, посреди раздевалки в Дублине.

И это была его вина.

Временная потеря рассудка заставила меня наклониться вперед и поцеловать его в бедро.

Звук, который вырвался из груди Джонни, был болезненным, гортанным стоном.

— Шэннон, пожалуйста…

Я снова поцеловала его.

— Черт, — проворчал он, ноги теперь дрожали. — Я не могу…

В третий раз, когда я поцеловала его, он сжал мои волосы в кулак и притянул мое лицо к своему.

— Шэннон, — простонал Джонни, звуча одновременно болезненно и задыхаясь, когда он нежно прижался своим лбом к моему. — Мы не можем…

Я заставила замолчать все, что он собирался сказать, прижавшись губами к его губам.

И, как и раньше, он превратился в камень.

— Прости, — выдавила я, отстраняясь. — Я сделала это снова.

— Все в порядке, — сказал он мне, тяжело дыша, как и раньше.

— Нет, нет, нет, — выдавила я, вскакивая на ноги и бросаясь к двери. — Ты ранен! Ради всего святого, ты ждешь, чтобы отправиться в больницу, а я просто — о боже! Мне так жаль.

— Шэннон, подожди, — крикнул Джонни, пытаясь схватить свой клатч. — Подожди!

Я не стала ждать.

Вместо этого я сделала то, что должна была сделать раньше.

Я сбежала от Джонни Кавана.

Поспешив к двери, я распахнула ее.

Она открылась примерно на четыре дюйма, прежде чем снова захлопнуться — ладонь прижалась к нему, причина — без сомнения.

— Подожди, — скомандовал он, стоя так близко ко мне, что я могла чувствовать, как его грудь поднимается и опускается у моей шеи.

С колотящимся в груди сердцем я развернулась и уставилась на Джонни, когда он заключил меня в клетку своим большим телом.

— Мне так жаль, — прошептала я, не в силах оторвать от него глаз. — Я просто … я… — Покачав головой, я прерывисто выдохнула и прошептала: — Я не должна была этого делать.

Он покачал головой и использовал свой костыль, чтобы подойти ближе, прижимаясь своим телом ко мне.

— Я тоже, — хрипло ответил он, переводя взгляд с моих глаз на рот.

— Почему ты сожалеешь? — Я дышала, дрожа с головы до ног.

Он обхватил мою щеку свободной рукой и приподнял мой подбородок.

— Потому что я не должен этого делать, — прошептал он.

А потом он поцеловал меня.

В тот момент, когда его губы прижались к моим, по моему телу пробежал сильный жар, вызывая восхитительную, жгучую боль в животе.

Неспособная мыслить здраво, не говоря уже о том, чтобы дышать, я сделала единственное, что могла сделать, учитывая обстоятельства: я потянулась, схватила его за предплечья и поцеловала в ответ.

Это был мой первый настоящий поцелуй, не считая катастрофы в его спальне, и я понятия не имела, что делаю.

Я только знала, что никогда не хотела, чтобы он останавливался.

Когда я почувствовала, как одна из его рук скользнула по моей руке и остановилась на моем бедре, я потеряла контроль.

Я полностью и окончательно лишилась рассудка.

Неудержимо дрожа, я прислоняюсь спиной к дверному косяку, когда мои бедра толкаются ближе к нему.

Я тонула в своих чувствах, когда они врезались в меня, как разрушительный мяч.

Чем больше он целовал меня, тем сильнее мое тело неудержимо дрожало.

Чем больше я искала.

Я застонала ему в рот, когда почувствовала, как кончик его языка скользнул по моей нижней губе.

Понимая, что он ждет, когда я открою для него рот, я приоткрыла губы и затаила дыхание, когда почувствовала, как его язык скользнул в мой рот.

Он нежно коснулся моего языка своим языком в медленных, терпеливых движениях.

О, Боже.

О, милый Иисус.

Я целовалась с Джонни Кавана.

Джонни Кавана целовал меня в ответ.

Его язык был у меня во рту, его рука в моих волосах, а мое сердце у него в кармане.

Это было…

Это было…

Все, чего я никогда не ожидала, и даже больше.

Неуверенная, я осторожно высунула язык и погладила его.

Джонни наградил меня низким, одобрительным рычанием, которое исходило откуда-то из глубины его груди.

Дрожа, я обняла его за талию и притянула ближе к себе, не уверенная в том, что делаю, но зная, что моему телу нужно больше.

Моя уверенность росла с каждым касанием наших губ, с каждым массирующим поединком наших языков, пока я не замурлыкала в его объятиях, нетерпеливо покачиваясь на нем, пока мы неуклюже двигались к ближайшей скамейке.

Как это произошло?

Почему это произошло?

Я не знала.

Я не знала, и мне было все равно.

Джонни отшатнулся назад и тяжело опустился на деревянную скамью.

Удар вызвал стон боли, вырвавшийся из его груди, но он так и не оторвался от моих губ, отбросив свой костыль и притянув меня к себе между ног.

Его руки переместились с моего лица на талию, сильно сжимая, и это движение вызвало стон, вырвавшийся из моего горла.

Он ответил на мой тихий вздох удивленного удовольствия своим собственным низким одобрительным рычанием.

— Ты в порядке? — Я дышала ему в губы, держась за его плечи.

— Просто продолжай целовать меня, — выдавил он. — Я так сильно тебя хочу.

Я сильно дрожала. — Ты хочешь?

— Так чертовски, — простонал он мне в губы, а затем его руки оказались на моих бедрах, его пальцы задрали мою облегающую юбку, чтобы обхватить мои бедра, прежде чем усадить меня к себе на колени, побуждая меня оседлать его.

Осознавая его травму, я подтянула одно бедро по обе стороны от него и зависла над его коленями, удерживая свой вес от него, когда я обхватила его красивое лицо своими маленькими руками и поцеловала его в ответ со всем, что было во мне.

Джонни вздрогнул от моего прикосновения, но я не отстранилась.

Я ничего не могла с собой поделать.

Я хотела прикоснуться к его лицу.

Я хотела прикасаться к нему везде.

— Я все делаю правильно? — Я дышала ему в губы, болезненно осознавая свою неопытность.

— Более чем правильно, — заверил он меня, снова завладевая моим ртом.

— Это мой первый поцелуй, — простонала я ему в губы.

— Ты чертовски идеальна, — заверил он меня, заполняя мой рот своим горячим языком.

Возвращаясь к глубокому, одурманивающему поцелую, я позволила себе расслабиться и впитать ощущения, пронизывающие меня.

Он чувствовал себя так хорошо.

Его губы были такими мягкими.

Его тело было таким твердым.

От него так приятно пахло.

Он был таким сладким на вкус.

Я тонула в чувствах.

Не в силах остановиться, я запустила руку в его мокрые волосы и потянула.

Он ответил на мою храбрость низким рыком, когда он сжал руки на моих бедрах и усадил меня к себе на колени, одновременно подталкивая бедра вверх.

Задыхаясь в его рот, я охотно пошла, слишком поглощенная опьяняюще восхитительным ощущением его тела, прижатого к моему, чтобы думать о том, что это может причинить ему боль.

Он явно наслаждался этим.

Я чувствовала его наслаждение, когда он напрягался против меня.

Устроившись у меня между ног, Джонни не настаивал на большем.

Вместо этого он продолжал целовать меня горячими, скользящими движениями языка, губя меня одним своим ртом.

От него мне было жарко и все болело.

Теряя самообладание и преследуя давление, я мяукнула ему в рот и тяжело опустилась на его колени.

Джонни зашипел мне в рот, и я замерла, внезапно осознав его травму.

— Я делаю тебе больно? — Спросила я у его губ.

— Только если ты остановишься. — Он запустил руку в мои волосы и углубил поцелуй.

Я думаю, что я влюблена в тебя.

Кажется, я падаю.

Пожалуйста, не делай мне больно.

Пожалуйста, никогда не делай мне больно.

В моей голове проносились безумные, вызванные похотью мысли, все они были направлены на Джонни.

Кажется, я не могла удержаться от того, чтобы не упасть на грань эмоционального самоубийства.

Я изголодалась по нему.

Голодная.

Мне нужен был этот парень.

Я отчаянно нуждалась в нем.

Я страдала и тосковала, и я признала это сейчас, с открытым разумом и ранимым сердцем.

Чем больше я раскачивалась рядом с ним, тем больше он поощрял меня двигаться, подтягивая мои бедра, прижимая наши тела друг к другу.

Я была так увлечена нашим поцелуем, что не услышала, как открылась и закрылась дверь раздевалки, и я лишь смутно осознала, что кто-то прочистил горло.

Только когда тренер Малкахи сказал: «Я вижу, ты чувствуешь себя лучше», эта реальность обрушилась на меня с оглушительным грохотом.

— Черт, — простонал Джонни мне в рот.

Пораженная, я прервала поцелуй и попыталась слезть с колен Джонни.

Попыталась подобрать подходящее слово, потому что Джонни схватил меня за руку и притянул к себе.

Когда он наклонился и поправил мою юбку, опуская ее обратно, я чуть не умерла на месте.

— Неподобающее поведение на территории школы, Кавана, — огрызнулся тренер Малкахи, бросая на нас обоих свирепые взгляды. — Что, черт возьми, с тобой не так?

Мой взгляд упал на двух удивленных игроков, стоящих позади Тренера, и я громко заскулила.

— Мы не на территории школы, сэр, — спокойно ответил Джонни, потянув меня вниз, чтобы сесть рядом с ним.

— Тебе пора в школу, — рявкнул тренер.

— На самом деле, нет, — возразил Джонни, беря меня за руку.

Я была невероятно благодарна за его прикосновение в этот момент.

Это заземляло и успокаивало и не давало мне тревожно блевать.

Кое-что, чем я была известна.

— Сейчас половина девятого вечера, — добавил Джонни, пожав плечами. — Школьные часы давно прошли.

— Это неподобающее поведение, — проревел тренер, бросив на нас яростный взгляд. — Не вдавайся в подробности. Вам обоим нет восемнадцати. — Явно взбешенный, он добавил: — Мне придется сообщить об этом мистеру Туоми и твоим родителям.

— О боже, — выдавила я, запаниковав. — Пожалуйста, не говорите.

— Поцелуй? — Джонни усмехнулся, крепче сжимая мою дрожащую руку. — Вы собираетесь сообщить о гребаном поцелуе? — Он невесело рассмеялся. — Пройдитесь по проходу этого автобуса, тренер. Уверен, вы найдете кое-что похуже поцелуев.

— Вы несовершеннолетний ученик, который был наедине с другой несовершеннолетней ученицей в раздевалке, — горячо ответил учитель. — В крайне компрометирующем положении. Тогда тренер повернулся ко мне. — Это та репутация, которую вы хотите, начиная с Томмен, мисс Линч? — он потребовал. — Ты хочешь быть одной из этих девочек?

Слезы защипали мне глаза, и я быстро покачала головой.

— Эй, не говорите с ней так, — огрызнулся Джонни, наклоняясь вперед, заслоняя меня от взгляда мистера Малкахи.

— Давай, Джонни! — Тренер нетерпеливо ворчал. — Подумай о том, как это выглядит.

— Мне похер, как это выглядит, — прорычал Джонни. Он вскочил на ноги только для того, чтобы быстро отшатнуться назад и рухнуть на скамейку с болезненным стоном. — Не смейте так говорить о ней, — выпалил он, раздувая ноздри. — Никто не говорит о ней так.

— Посмотри на себя! — Потребовал тренер, указывая на нижнюю половину Джонни. — Посмотри, в каком ты состоянии.

Джонни не смотрел, но я смотрела.

Я посмотрела и издала сдавленный вздох при виде этого.

Кровь сочилась из того места, где игрок Ройс разорвал его шипами для ботинок.

— Джонни, — прохрипела я, снова потянувшись к его руке.

О боже, его рука дрожала.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него.

Все тело Джонни тряслось.

Его лицо исказилось от боли.

Он дрожал с головы до ног.

— Ты травмирован, парень, — огрызнулся тренер. — Ты меня слышишь? Твое тело разваливается на части, а ты тут занимаешься этим гребаным идиотизмом с девчонкой!

— Хорошо, все просто успокойтесь, — приказал мужчина-парамедик, подойдя к Джонни и опустившись перед ним на колени. — Что у нас здесь, сынок?

— Я уже сказал доктору, — выпалил Джонни, теперь его сильно трясло.

— Уступи мне, — ответил фельдшер.

— Порванная приводящая мышца. — Прерывисто выдохнув, Джонни откинулся назад и закрыл глаза. — У меня была операция на 20-е декабря, — объяснил он, звуча совершенно побежденным. — Оно не зажило.

— Потому что он не дал своему телу шанса на исцеление, — вставил тренер. — Его товарищ по команде и друг сказал мне, что это постоянная проблема, которую он скрывал от нас.

— Как будто вам не наплевать, — прорычал Джонни, яростно сверкая глазами. — У вас есть свои трофеи и ваш финал обеспечен, не так ли?

— Конечно, мне насрать, ты, маленький придурок, — огрызнулся тренер. — Мне на тебя насрать, хотя почему — это выше моего понимания!

— У нас было сообщение, что вы были без сознания на несколько минут во время матча по регби, — спросил другой фельдшер, делая заметки.

— От боли, — хрипло признался Джонни. — Травмы головы не было.

— Пока, — отрезал тренер. — Для этого еще есть время.

— Черт возьми, попробуй, — уныло проворчал Джонни. Его голова слегка наклонилась, и он снова вскинул голову, все еще дрожа.

— Эй-эй, все в порядке, — прошептала я, обхватив его лицо руками, чтобы успокоить. — Ты в порядке.

Он снова покачал головой, его глаза выглядели слегка остекленевшими, прежде чем сфокусироваться на моем лице.

— Мне очень жаль, — прохрипел он немного невнятным голосом.

— За что?

— За то, что не… — Он закрыл глаза и выдохнул болезненный стон, — поцеловал тебя в ответ той ночью.

— Не волнуйся об этом, — прошептала я, обхватив его лицо руками. — Даже не думай об этом прямо сейчас, хорошо?

— Я хотел, — проворчал он, зажмурив глаза, когда огромная дрожь прока тилась по его телу. — Я обещаю.

— Джонни, все в порядке, — прохрипела я, смаргивая слезы.

Он выглядел так, как будто ему было так больно, что я едва могла это вынести.

— Ему нужно все проверить, — рявкнул тренер тоном, пропитанным беспокойством. — Анализ крови. Рентген. Сканы. Что бы он тебе ни сказал, игнорируй это. Он маленький упрямый засранец, который не скажет тебе, когда есть проблема.

— Понятно, — задумчиво произнесла женщина-парамедик с планшетом.

— У него контракт с Ирландской академией регби, — добавил тренер, вытирая лицо рукой. — Все его заметки в пробке, но его нужно завернуть в вату…

— Понятно, — ответил мужчина-парамедик. Повернувшись к Джонни, он подмигнул. — Ты не первый щенок академии, которого я лечил.

— Может быть, твоя девушка может выйти, Джонни, — предложила женщина-парамедик.

Ответом Джонни на ее просьбу было крепче сжать мою руку.

Боже, он так сильно дрожал, что все мое тело вибрировало от прикосновения.

— Да. — Тренер кивнул и обратил свое внимание на меня. — Мисс Линч, я предлагаю вам занять свое место в автобусе, — рявкнул тренер, отпуская меня.

— Ты в порядке? — Спросила я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Джонни.

Он не выглядел нормально.

Он был похож на загнанного в угол зверя.

Раненного и отчаявшегося.

Он долго смотрел на меня, в его голубых глазах была тревога, прежде чем смиренно кивнуть и отпустить мою руку.

— Я могу остаться? — Прошептала я, не уверенная, правильно ли было оставить его. — Или подождать снаружи?

Было нехорошо или неправильно оставлять его.

На самом деле все казалось неправильным.

— Со мной все будет в порядке, — сказал мне Джонни, подмигнув, прежде чем застонал от боли, когда парамедик ткнул его в бедро. — Черт!

— Вон, мисс Линч, — рявкнул тренер, подталкивая меня к двери.

— Могу я пойти с ним? — Я услышала свой вопрос. — Пожалуйста?

— Ты можешь вернуться в автобус, как я тебе сказал, — приказал он. — А теперь вон!

Стыд, вина и ответственность наполнили мое тело, когда я двинулась к двери.

— Пока, Джонни, — прошептала я, зависнув в дверном проеме, борясь с желанием побежать к нему.

Его полные боли глаза остановились на моих:

— Пока, Шэннон.

Я люблю тебя.

Я так люблю тебя.

Пожалуйста, будь в порядке.

Загрузка...