Перстень русского дракона

Все совпадения случайны…

Все персонажи вымышлены…

От автора

Конец июля 1868 г. Санкт-Петербург

— Глашенька, дорогуша, ну что такое? Ты опять заставляешь меня ждать? — Нижняя губа детектива Свистунова капризно оттопырилась. — Я тебя зову-зову, вот что за безобразия такие тут творятся! — Аристарх Венедиктович смахнул несуществующую слезу с щеки.

— Аристарх Венедиктович, родненький, не извольте гневаться! Я здесь. — Глафира застыла в полупоклоне в дверях.

— Явилась, дорогуша! — тяжело вздохнул хозяин дома и принялся оттряхивать невидимые крошки с сюртука английского покроя.

— Если вы по поводу обеда, то через десять минут все принесу, все готово уже, — принялась оправдываться горничная.

— Все ты едой меряешь, Глашенька! Не хорошо так, детонька, надо и о пище духовной подумать, — сложив пухленькие ручки на объемном животе, закатил глаза к потолку господин Свистунов.

Горничная Глафира чуть не упала от неожиданности, чтобы Аристарх Венедиктович по своей воле отказался от обеда и предпочел вкусной и обильной трапезе пищу духовную, — такого на ее памяти отродясь не бывало.

Она от неожиданности открыла рот:

— Аристарх Венедиктович, но ведь…

— Да не пугайся ты так, обед никуда не денется, — с лукавой улыбкой произнес Свистунов, заметив недоумение прислуги. — Просто-напросто накрой сегодня в столовой на две персоны.

— У вас будут гости? — снова удивилась девушка.

Гости у господина Свистунова бывали редко, все чаще клиенты, но жадный до плотских удовольствий, в частности до обжорства, сыщик не допускал в святая святых — в столовую к обеду.

— Конечно, будут, почему нет? — снова капризно протянул хозяин. — Так что не экономь там, на стол сервиз новый поставь, вилки там серебряные. Ну, ты знаешь, — загибал пальцы на руках Свистунов.

Глафира кивнула.

— Вино гишпанское открой, что князь Муромский презентовал в прошлом году.

Глаша снова кивнула.

— Да, и еще — самое главное. — Глаза Аристарха Венедиктовича блеснули недобрым светом. — Смотри у меня, Глашка, сегодня без сюрпризов с твоей стороны, — погрозил он пальцем притихшей девушке.

— Аристарх Венедиктович, да я… — испуганно замахала руками Глафира.

— Знаю я, все знаю, что ты! Вечно лезешь куда не следует! Суешь свой длинный нос в мои расследования! — грозно закончил Свистунов.

— Но я…

— Не перебивай меня, и на сегодняшний вечер я тебя очень прошу… нет, даже требую… веди себя как горничная… Твоя задача…

— Приготовить и принести на стол, — кивнув, закончила мысль Глафира.

— Не забудь на стол накрыть, — ухмыльнулся сыщик. — И чтоб в разговор умных мужчин не лезла, соблюдала эту… как там ее… субо… су ба…

— Субординацию, — подсказала Глаша.

— Ага, ее самую, — согласился Свистунов. — Надеюсь, Глаша, ты меня услышала? А то я совсем прислугу распустил, — неодобрительно покачал головой Аристарх Венедиктович. — Давай беги, на стол накрывай, в два часа прибудет Лука Матвеевич.

— Спасский? Тот самый Лука Матвеевич Спасский? — ахнула от удивления Глафира.

— Спасский-Спасский, вижу, ты знаешь, кто это. И какой человек сегодня решил посетить лучшего сыщика Санкт-Петербурга, — приосанился господин Свистунов.

Он принялся прославлять свое скромное имя и свою незаурядную профессию, но Глафира его уже не слушала. Неопределенно кивнув, она поспешила на кухню украшать пироги и расстегаи с рыбой.

Горничная задумалась, что же Луке Матвеевичу понадобилось в их скромных меблированных комнатах на набережной реки Мойки.

Господин Спасский был известный в городе публицист, литератор. В Северной столице он читал публичные лекции о духовном просвещении, о философских доктринах, но неизбежно было одно — во всех своих произведениях он ратовал за превосходство мужского пола, женщина в его системе координат была лишь симпатичным придатком к мужчине, этаким милым домашним зверьком, вся жизнь которой должна была строиться только вокруг своего господина-мужчины, даря уют и комфорт. Женщин низших сословий Лука Матвеевич воспринимал как тягловый скот, дам из высшего света — как приятное дополнение к мужчине. Что интересно, его лекции и обвинительные речи в адрес женщин имели огромный успех в Санкт-Петербурге, мужчины слушали его взахлеб, покупали книги, читали статьи в журналах, а женщинам оставалось лишь шипеть ему вслед да сочинять желчные эпиграммы, которые, впрочем, Лука Матвеевич даже не читал.

Теперь Глафире стало понятно, почему Аристарх Венедиктович запретил ей встревать в разговор, ведь умных женщин, по мнению Луки Матвеевича, не существует.

Глафира удрученно вздохнула, нарезала зелень на салат, протерла чистым полотенцем бокалы для вина и принялась накрывать на стол.

— Вот уж не подозревала, что Свистунов такой же болван, как и Спасский! — прошептала она про себя.

Ровно в два часа дверной колокольчик оповестил о прибывшем госте.

Глафира отряхнула подол юбки, поправила накрахмаленную заколку на волосах и побежала открывать дверь.

Лука Матвеевич с незабвенной кислой ухмылкой на губах ввалился в прихожую, скинув остолбеневшей Глафире на руки свой двубортный плащ модного покроя.

Именно ввалился, так как господин Спасский больше всего напоминал дрессированного двухметрового медведя, сбежавшего из цирка.

Одарив Глафиру уничижительным взглядом, даже не поздоровавшись, Лука Матвеевич потоптался на пороге и отправился по коридору в столовую, где уже ждал его сыщик Свистунов, от голода и нетерпения нарезавший круги вокруг празднично накрытого стола.

— Лука Матвеевич, голубчик! Польщен, весьма польщен! — подскочил к входящему гостю Аристарх Венедиктович. — Как добрались? Не растряслись в дороге? Присаживайтесь, присаживайтесь, — засуетился сыщик, подпрыгивая на месте.

Его пухленький живот при этих суетливых движениях весьма комично трясся, и Глафире пришлось приложить немалые усилия, чтобы не рассмеяться во весь голос, но улыбка все-таки коснулась ее губ, за что она тут же получила ненавидящий взгляд публициста Спасского.

— Однако ж, — прошипел он, с возмущением глядя на Глашу.

Та смутилась и скрылась за дверями, чтобы принести в столовую горячее.

— Присаживайтесь, присаживайтесь, вот сюда, — продолжал расшаркиваться перед гостем Свистунов.

— Еле доехал, погода ужасная, — прорычал, как медведь, Лука Матвеевич. — И район у вас ужасный, от центра еле доедешь, и коляска сегодня ужасная, и вообще… — пожаловался гость.

«Угу, все ужасное! Все всегда ужасное!» — передразнила про себя Глаша.

— Давайте исправим ваше настроение, вот рябчики томленые, расстегаи горячие, буженинка с горчичкой. Угощайтесь, Лука Матвеевич. Попробуйте, советую блины с икоркой, Глафира у нас мастерица по блинам, — радостно сообщил Свистунов и тут же умолк, прикусив себе язык. Хвалить женский пол при Спасском — это было практически святотатство!

Лука Матвеевич снова скорчил кислую мину, с возмущением взглянув на Глашу, но блины все-таки положил себе в тарелку.

«А может, у него живот болит? Потому такой кислый!» — про себя предположила горничная.

Откусив половину блина и задумчиво его прожевав, Спасский молча пожал плечами, но положил себе в тарелку еще два блинчика.

То, что блины получились наивкуснейшими, изящными и просто тающими во рту, Глафира не сомневалась, но не хочет он хвалить ее — ну и не надо, она же знает себе настоящую цену. Не обижаться же на такого невежу!

Улыбка против воли коснулась ее губ, когда гость, за пару секунд умяв блинчики на тарелке, потянулся за следующей порцией.

Какое-то время за столом слышались лишь звуки обильной трапезы и пережевывания еды.

Аристарх Венедиктович, заметив, что вкуснейшие блинчики стремительно заканчиваются, принялся накладывать угощение и к себе в тарелку.

Когда первый голод был утолен, Аристарх Венедиктович, вытирая брусничный соус с подбородка, откинулся на спинку стула и наконец спросил:

— Лука Матвеевич, очень рад, что вы посетили нас, зашли к нам на обед, но что же вас все-таки привело в мою скромную квартирку?

У Спасского от вкусного обеда даже вечная кислая ухмылка практически исчезла, но пренебрежительный тон никуда не делся:

— Аристарх Венедиктович, я много слышал о вас, о вашей деятельности…

— Да, вы правы… Все заслуженно… Я лучший сыщик Санкт-Петербурга… — хвастливо выпятил грудь вперед Свистунов, но Спасский не дал ему договорить:

— Да-да, я в курсе, потому для вас у меня есть дело.

— Что-то случилось?

— И да, и нет. Случилось много лет назад, а может, случилось сейчас, — отпивая глоток гишпанского вина, заявил гость.

— Как это?

— Сейчас я вам объясню. — Спасский вытащил из кармана лист старой пожелтевшей бумаги, расправил ее на коленях и принялся зачитывать:

— «Того же лета войско несметное татарски хана Ваты пошло на Новгород. Становиши воины на передых у озера, коней отпустиши, спать прилягши. Ночью из вод озера изыдоша лютый зверь, и путь татарам затвориша; людей много татарских, коней татарских поядоша, и ужасоша татары и с криком убегши из русски земли; и паки спрятавшася, а иных избиша. Спасе чудо водное русски людие, спасе град Новоград».

Прочитав текст с большим волнением, Лука Матвеевич внимательно взглянул на притихшего Аристарха Венедиктовича:

— Ну, что вы об этом думаете?

— Извините, я не совсем понимаю… Какое все это имеет отношение? Татары, хан Ваты… поядоша… изыдоша… Что это такое? Лука Матвеевич, прошу вас объясниться.

Спасский вздохнул.

— Хорошо, я попробую. — Литератор снова положил ароматный блинчик в свою тарелку, Глафира замерла в углу комнаты, боясь даже дышать от любопытства. — Итак, я вам сейчас зачитал фрагмент древнерусской летописи тринадцатого века, этот отрывок датируется тысяча двести сорок седьмым годом.

Сыщик Свистунов неопределенно пожал плечами.

— Уважаемый Лука Матвеевич, я не увлекаюсь историей, не занимаюсь древнерусской филологией, и вообще…

— Друг мой, — перебил его собеседник, — да, признаюсь, пришлось зайти издалека, чтобы ввести вас в курс моего дела. Но пожалуйста, еще минутку терпения. Итак, хан Батый, согласно этой летописи, не пошел на Великий Новгород, так как неподалеку от города Тверь из озера на войско татаро-монгол напал лютый зверь и «всех татар и коней татарских поядоша, а татары ужасоша».

— И какое отношение лютый зверь тринадцатого века имеет к вам? — нахмурился Свистунов.

— А самое прямое, я бы даже сказал — непосредственное. В Тверской губернии у меня небольшое имение Опалиха плюс парочка деревень с местными жителями, эти земли были в свое время пожалованы еще моему прапрадеду Игнату Смолянову после Ливонской войны. В нескольких верстах от Опалихи есть красивейшее озеро Бросно. Так вот, на берегу именно Бросно лютый зверь набросился на татар. — Спасский обвел сыщика уничтожающим взглядом.

— Так зверь напал в тринадцатом веке, прошло более шести столетий. Вы что же, чудо водное боитесь? — во весь голос расхохотался Аристарх Венедиктович.

Лука Матвеевич, не скрывая своей кислой ухмылки, пожевал губами и ответил:

— Я, как вы, милейший, выразились, не боюсь чуда водного, если бы не одно «но»… За шесть прошедших столетий в водах озера много моих крестьян видели странное существо с огромной лошадиной головой на длинной шее, которой по силу справиться и с обитающими в озере щуками, и с пасущимся на берегу скотом. А недавно возле озера стали пропадать люди — сначала несколько рыбаков не вернулись. Ну, списали все на несчастный случай — лодка вполне могла перевернуться, потом пропал старший конюх, он пошел искать заблудившуюся кобылу к озеру, а потом в камышах у воды была найдена человеческая рука. Одна рука…

— Как это одна рука? — Глаза у Свистунова в ужасе закатились.

— А так просто, одна рука — как бы откушенная, вся в крови… Рука без туловища …По остаткам одежды рука была опознана как конюха Гришки, — мрачно кивнул Лука Матвеевич.

— Вы что же, серьезно считаете, что вашего конюха съело чудовище из озера? Ну это… это немыслимо… нонсенс какой-то… — развел руками Аристарх Венедиктович. — У нас конец девятнадцатого века, мы живем в век прогресса, а тут сказочки детские.

— Да нет, не сказочки. Вся дворня в Опалихе, все слуги всерьез болтают о чудовище. Многие его видели, другие слышали, третьим что-то почудилось, но к озеру теперь никто и близко не подходит.

— А от меня вы чего хотите? Расследовать гибель конюха? — поинтересовался Свистунов.

— Не совсем. Понимаете, в Опалихе в следующем месяце будут именины моего сына Петеньки, в имение приглашены важные гости, родственники. Я не хочу, чтобы праздник омрачился такой неприятной историей, или, не дай боже, какая-то беда случится с именитыми гостями — обещались быть даже племянник губернатора Федор Григорьевич Москвин с женой. Не могу же я им запретить прогуливаться вдоль озера, — нервно меряя шагами столовую, вслух размышлял Лука Матвеевич. — Мне вас посоветовали как профессионала, способного справиться с любой сложной криминальной задачей, я бы хотел, чтобы вы разобрались с этим делом.

— А как тут разбираться? Ловить чудовище? Извините, я пас! Я не биолог, не зоолог, и вообще мне мои руки еще нужны! — рассматривая идеальный маникюр на пухлых пальчиках, заметил Свистунов. — Даже не уговаривайте!

— Я уговаривать не буду! Чудовище ловить не надо! Мне надо, чтобы вы были в моем имении на празднике, чтобы ничего страшного не случилось, чтобы вы помогли успокоить приглашенных гостей. Если в Опалихе будет лучший сыщик Санкт-Петербурга господин Свистунов (я уверен, о ваших заслугах многие наслышаны), так вот, если вы будете в Опалихе, то так будет спокойнее и мне, и гостям. А вы прогуляетесь по окрестностям, осмотритесь, подумаете и скажете, есть ли в озере монстр на самом деле или все это детские сказки, — с улыбкой змея-искусителя присел на диванчик к Аристарху Венедиктовичу литератор Спасский.

— Ну, я не знаю… Я в чудовищах ничего не понимаю, плавать не умею… и вообще… у меня много дел… — попытался отбиться Свистунов.

— Вам нужно будет погостить в Опалихе всего лишь до пятого августа, максимум две недели, и за это вы получите… ну, предположим, столько… — Спасский написал сумму на листке, вырванном из блокнота.

Аристарх Венедиктович мельком взглянул на листок, его лицо мгновенно разгладилось, он жадно облизнул губы и закивал:

— Решено, когда выезжаем в Опалиху?

Тверская область. Наши дни

Вино лилось рекой, все-таки хорошо и весело Миха отмечал свое тридцатилетие. Коллега Семен Гаврилов и друг детства Алексей Лопатин колдовали над шашлыками, девочки — жена Семена Варя и подруга Миши Юлька — накрывали на стол, Костя Смирнов уже выпил и пытался подкатывать к хохочущей над его плоскими анекдотами Светкой. Рядом у самой воды на берегу играли дети — мальчишки именинника Саша и Коля и пятилетняя Анечка, дочка смеющейся Светки, которая в очередной раз пыталась устроить свою личную жизнь.

Из открытой дверцы машины лилась веселая музыка.

Вскоре стало еще веселее, когда уже выпили, хорошо закусили. Дети бодро перебрасывали мячик у самой воды, но вдруг мяч укатился в озеро, Анечка полезла в воду за ним. Мальчишки криками подбадривали ее.

Вдруг громкий крик озарил окрестности:

— Мама-мамочка!

Девочка стремглав выбежала из воды.

— Мама!

Света оторвалась от подвыпившего кавалера и погладила всхлипывающую дочку.

— Что случилось? Чего ты плачешь? — сказано это было довольно резко и грубо.

— Мама! Там… там… — Анечка с воплем показывала в сторону озера. — Там…

— Ну что там?

— Там в воде… дракон! — на одном дыхании выпалила девочка.

— Кто? — пьяно заржал Костик. — Дракон? Какой… ик… дракон?

— Обычный дракон… там… в воде… — плакала Аня.

— Ой, доча, не придумывай. Драконов не бывает! — Света оттолкнула ребенка от себя. — Иди погуляй. Нет там никакого дракона. Драконов не бывает. Насмотрятся мультиков, а потом чушь в голове, — объяснила она веселящемуся Костику.

— Ага, иди погуляй — иди! — Костик тоже подтолкнул девочку к играющим на песке мальчишкам.

— Дракон! Придумает тоже! — Света ухмыльнулась и вернулась к хохочущему кавалеру.

Через минут двадцать Юлька накрыла небольшой стол для детей, сразу же прибежали шумные и веселые Саша с Колей.

— Руки идите сполосните, все в песке, и Аню позовите. Она где ходит? — отряхивая песок, спросила Света.

— А Ани там нет, — заявил старший Николай, жадно откусывая мясо.

— Как нет? В смысле нет? — переспросила Света.

— Она же с вами играла, — подключился к разговору Миша.

— Она играла, а потом пошла дракона смотреть! — ответил шестилетний Саша.

— Кого?! — удивилась Юля.

Света побежала к воде.

— Аня! Аня! — кричала она, но девочки ни в воде, ни возле озера не было.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния. Имение Опалиха

Лето в этом году выдалось жаркое, пыльное — Глафира от всей души обрадовалась выпавшей возможности провести небольшой отпуск на природе, подышать свежим воздухом вдали от серого и затхлого города. Имение Опалиха находилось в чудесном зеленом месте — с одной стороны двухэтажный каменный дом с изящной колоннадой был окружен многовековыми соснами и светлыми березками, с южной стороны окна комнаты, куда радушный хозяин поселил девушку, выходили в красивейший парк с усыпанными теплой хвоей дорожками.

Приехали в имение поздно вечером. Устав после десятичасовой дороги и долгих выматывающих разговоров Луки Матвеевича, который весь путь монотонно читал свои лекции о господствующем интеллекте мужчин, Глафира заснула сразу же, как голова коснулась подушки.

У лекций публициста Спасского было одно главное достоинство — стоило их вспомнить, как сразу же хотелось спать.

Сначала Лука Матвеевич наотрез отказался брать с собой Глафиру, но тут закапризничал сыщик Свистунов, ведь без личной горничной он никогда из дома дальше соседней улицы не отлучался. Кто же будет ему ажурные блинчики готовить? А надеяться на местную прислугу он не привык, вдруг на тверских харчах еще похудеет от недоедания и перемены мест. Путешествовать Аристарх Венедиктович не любил, что при его внушительной комплекции было вполне понятно, да и трястись в хлипкой кибитке много часов по кривой проселочной дороге — удовольствие не из приятных. Но что поделаешь? Стоило вспомнить кругленькую сумму, обещанную Лукой Матвеевичем за прогулки возле озера Бросно, так сразу же стало легче смириться со всеми тяготами пути.

Конечно, ни в какое чудо-юдо озерное Свистунов не верил, мало ли какими сказками здесь крестьян пугают? Даже обсуждать с Глафирой «люта зверя» не стал, а то еще привяжется к расследованию. Глашку-то хлебом не корми, дай только загадки расследовать. Мало кто знал, что именно благодаря горничной Глафире многие расследования были успешно раскрыты[1], но не быть же детективом женщине, да еще и низкого сословия?

Аристарх Венедиктович хотя и был порядком утомлен, но от позднего ужина, приготовленного местным поваром Архипом, не отказался. Было неплохо, но до Глафириной стряпни, конечно же, далеко. Расстраивать местного повара не хотелось, потому, умяв две тарелки буженины с овощами, сыщик Свистунов с печальным вздохом отправился на боковую. Завтра предстояло познакомиться со всеми обитателями имения и наконец-то прогуляться до злополучного озера.

Тверская область. Наши дни

— Сергей Сергеич, вам как всегда? Только с боков подровнять? Как здоровье Марии Антоновны? — Таня привычно орудовала ножницами, колдуя над волосами клиента. — Как на работе дела?

— Ой, Танечка, и не спрашивай. Ты делай как знаешь, ты у нас просто волшебница — так, как ты стрижешь, никто не умеет! — расплылся в комментариях седой, но вполне еще импозантный старичок Сергей Сергеевич.

— Скажете тоже, волшебница! Но не волнуйтесь, все в лучшем виде сделаю! — улыбнулась девушка.

— Хм… волшебница! — Другая парикмахерша Алина, в этот момент размешивающая краску для клиентки, недовольно закатила глаза.

Татьяну она не любила и, если честно, люто завидовала, видя, какие хорошие чаевые ей оставляют благодарные клиенты.

Салон с незамысловатым и немодным названием «Чародейка» был эконом-класса. Здесь стриглись в основном пионеры и пенсионеры, и Алине совсем было непонятно, что тут забыла «волшебница» Татьяна, еще хорошо, что Таня работала в мужском зале, а то всех бы клиенток отбила. Но сама Леонидова со смехом рассказывала, что не любит возиться с длинными волосами клиенток — красить, завивать, а с мужчинами все гораздо легче и проще. Но как бы там ни было, у Тани клиентов хватало, вот и сейчас уже более часа в очереди сидел достаточно симпатичный молодой человек, который, судя по всему, не нуждался в стрижке, и по его ухоженной стильной бородке было понятно, что в парикмахерские эконом-класса, такие как «Чародейка», он принципиально не ходит, но он терпеливо ждал своей очереди и рвался попасть именно к Татьяне Леонидовой, хотя второй мастер, нежный и любвеобильный Славик, уже несколько раз приглашал его к себе в кресло. Но красавчик был непреклонен — только к Татьяне, и точка.

Алина снова недовольно хмыкнула, а Славик пожал субтильными плечиками и побежал курить на задний двор.

Но вот радостный и обновленный Сергей Сергеевич наконец ушел, не забыв положить в кармашек фартука «волшебнице» сумму, превышающую цену его стрижки.

Таня подмела оставшиеся на полу волоски и пригласила в кресло красавчика.

Тот вальяжно подошел и, закинув ногу на ногу, уселся на вращающееся кресло. Таня помогла застегнуть на шее пеньюар-накидку, осмотрела прическу клиента и настороженным голосом спросила:

— Что будем делать?

Тот довольно улыбнулся и на всякий случай уточнил:

— Вы Татьяна?

— Угу, — утвердительно кивнула она.

— Татьяна Леонидова?

— Угу!

— Татьяна Викторовна Леонидова?

— Три раза угу! Вам паспорт показать? — насмешливо спросила парикмахер.

— Нет, паспорта не надо, я вам верю, — вполне серьезно ответил парень. — Я по рекомендации Семена Аркадьевича, — понизив голос, заявил он.

— Вы от Семена Аркадьевича, замечательно, — улыбнулась Татьяна.

— Нет, вы не поняли, наверное, от того самого Семена Аркадьевича, — снова шепотом сказал клиент.

— Я вас отлично слышу. Как, говорю, стричься будем?

— А… что? Как стричься? А вы что мне посоветуете?

— Я вижу, что вы стриглись буквально два дня назад, прическа у вас сейчас почти идеальная.

— Почти? Почему почти?

— Если позволите, я бы вот здесь чуток убрала — посвежее будет выглядеть, — посоветовала Таня.

— Хорошо, делайте как считаете нужным. Так что насчет Семена Аркадьевича?

— Семену Аркадьевичу от меня привет! Как он сейчас поживает? Давненько к нам не заходил! — принялась кромсать ножницами парикмахер.

— Семен Аркадьевич вышел на пенсию, а я вот перебрался к нему в отдел, и он сказал, что… — Красавчик немного расслабился в кресле.

— Да, я знаю, что вы перебрались в отдел, уже поняла, — согласилась Таня.

— Откуда вы знаете? — удивился парень.

— Знаю, — скромно улыбнулась девушка.

— А что вы еще про меня сказать можете? Семен Аркадьевич мне про вас многое рассказывал, но хотелось как бы посмотреть…

— Хорошо, как скажете. Итак, зовут вас, скорее всего, Иван. Вы пару недель назад переехали в нашу глушь из Москвы, обживаетесь пока. Любите водить авто, но свою машину продали, здесь передвигаетесь на прокатном авто, синем «мерсе». Не женаты, детей нет. Дома вас ждет длинношерстная персидская кошка. Полковник Сидоркин Семен Аркадьевич, выйдя на пенсию, сразу же сдал вам меня как своего главного осведомителя и помощника в расследованиях, — продолжая орудовать ножницами, заявила Татьяна.

Молодой человек неопределенно хмыкнул.

— Не впечатлили, не женат — потому что нет на пальце кольца? Как это пошло! — рассмеялся он.

— Я вам отвечу словами из отличного советского фильма «Москва слезам не верит»: «Да даже если бы вы носили три обручальных кольца, вы всё равно не замужем». Дело не в кольце, у вас не только жены, даже постоянной девушки давно не было, только редкие подружки, с которыми вы чаще всего в «Тиндере» знакомитесь.

Парень заерзал под пеньюаром.

— Да, мне Семен Аркадьевич рассказывал про вас, не обманул про вашу наблюдательность. По поводу персидской кошки — я могу понять, хотя это на самом деле кот, а не кошка. Скорее всего, вы заметили шерсть Персика, несколько волосков на футболке. Про пенсию Сидоркина и что я перебрался в отдел — я сам вам сказал. Но что меня зовут Иван, про синий «мерс» и про отсутствие девушки — это откуда вы взяли? Дедуктивный метод в действии? Серые клеточки?

— О, а вы еще прекрасно образованны, — подбривая волоски на шее, ответила Таня. — Пока вы сидели в очереди, вам постоянно приходили оповещения в «Тиндере», этот назойливый звук уведомлений сложно перепутать с чем-либо. Вы увлеченно переписывались сразу с несколькими девушками. Каюсь, я заметила это, когда вы усаживались в кресло и закрывали приложение. Ни одна нормальная жена не позволила бы супругу переписываться в «Тиндере» со знойными красотками в бикини.

— А может, у нас с супругой свободные отношения? — ухмыльнулся парень.

— Нет, ни одна нормальная жена-девушка не выпустила бы вас на службу в темной футболке, на которой видны кошачьи волоски. Персика, — хмыкнула она.

— А может, жена у меня грязнуля и совсем обо мне не заботится. — Снова лукавая улыбка красавчика.

— Нет, с вашей внешностью вы вполне могли найти хорошую девушку, которая хотя бы погладила вам футболку.

— Она что, не глаженая?

— Нет, на ней явно видна полоса, остающаяся после сушилки! — засмеялась парикмахер.

— Девушка вполне могла остаться в Москве, а я приехал сюда один!

— Тогда какие же это серьезные отношения, если вы больше недели тут без близкого человека!

— А вы молодец, Татьяна! Интересные рассуждения! А почему Иван?

— Вы же Иван? Я угадала?

— Да, но как!

— Были еще варианты Илья и Игнат, но, судя по вашему возрасту, скорее всего Иван. Ведь Игнаты стали популярны только недавно.

— Откуда?

— А вы подумайте. — Таня лукаво стрельнула глазами в сторону брелка с буквой «И», болтающегося на мини-борсетке, которую парень положил на полочку у зеркала.

— А… понятно, как все просто, — рассмеялся Иван. — А синий «мерс»? Почему именно он?

— В нашем маленьком городке есть только один приличный пункт проката машин, и, судя по вашему облику, я предположила, что вы возьмете хорошую новую машину, а у нас из приличных есть синий «мерс» и желтая «Ауди», но она с низкой посадкой и подходящая больше молодым девушкам, но никак не щеголеватым стильным приезжим мажорам из столицы, — терпеливо объяснила Таня.

— У вас, Татьяна, действительно очень стройная логика рассуждений, теперь понятно, почему Семен Аркадьевич очень просил зайти и познакомиться с вами.

— Вам уже поручили дело?

— Да, есть странное происшествие на озере.

— На Бросно? А что там случилось?

— Там вчера девочка пятилетняя пропала, обыскали все окрестности, прочесали весь берег — ничего, ни одной зацепки.

— Водолазов вызывали?

— Я тоже подумал, что девочка могла утонуть, но там дно очень илистое, много водорослей, водолазы в таких условиях работать не могут — там не видно ничего на дне, и еще свидетели несут всякую чепуху, — развел руками Иван.

Чепуху?

— Да, представьте себе, будто девочку утащил дракон!

— Бросня, что ли?! Ну вот вы и познакомились с нашей местной достопримечательностью — в озере уже восемь столетий живет чудовище Бросня! А стрижка ваша окончена. — Татьяна принялась снимать с парня пеньюар.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния. Имение Опалиха

Аристарх Венедиктович, не привыкший вставать раньше десяти утра, проснулся удивительно рано в имении публициста Спасского, он поднялся, когда еще не было восьми.

На новом месте спалось плохо, все тело болело и ломило после многочасовой поездки в трясущейся кибитке, которая подпрыгивала на каждой кочке и падала в каждую ямку. Еще удивительное чудо, что они все-таки доехали, господин Свистунов со страхом ожидал, что кибитка развалится прямо посреди дороги. А дороги в России, как известно, оставляют желать лучшего, даже в прогрессивном девятнадцатом веке. Он еще несколько раз перекрестился, что пустился в путешествие в летнюю пору, ведь осенью в грязь и распутицу кибитка бы точно где-нибудь в лесу застряла в топкой грязи.

Представив себе такой ужас, Аристарх Венедиктович боязливо перекрестился, еще пару минут полежал на перине, рассматривая изящную роспись и лепнину на потолке, потом все-таки грустно вздохнул и, найдя серебряный колокольчик в комнате, яростно зазвонил в него.

— Глашка, Глафира, неси воду для умывания, и причем теплую водичку неси, — кричал он в закрытые двери.

Но вместо негодницы Глафиры в комнату заглянула рыжая и веснушчатая горничная с длиннющей косой чуть ли не до пола.

— Проснулися, барин? Я щаз все принесуть! Не изволите гневаться! Щаз! Несуть ужо! — затараторила она, устанавливая увесистый кувшин с водой на прикроватный столик.

— Ты кто такая? — удивился Свистунов, натягивая одеяло до шеи. Не хватало еще, чтобы незнакомая служанка его внушительные телеса увидела, а спать он предпочитал только в одних кальсонах с начесанным мехом на голое тело.

— Я хто? Я Мотя! Матреной кличуть! Я, ваше благородь, вам это… водички… вы же просили! — Девушка встряхнула рыжей косой и улыбнулась щербатым ртом.

— А Глашка где? Моя служанка где? Она почему не идет?

— Глашка?! Так она… это… ее… это… ее Лука Матвеевич послали в озеро!

— В озеро? Зачем? Мою служанку без моего разрешения в озеро? Послали?!

— Так… вы… это… Спать изволили… храп стоял, вас не хотели будить… А Лука Матвеевич Глашку послал сопровождать Петьку и Матильду Львовну с Клопадрой!

— Кто? Что? Матильда? Клопадра? Кто это? Что это? Я ничего не понимаю! — Аристарх Венедиктович подскочил с постели, не отрывая одеяло от широкой голой груди.

— Так это… это… хоспода они и Клопадра… такая… ну… лохматая. — Мотя задумалась.

— Матрена, спасибо тебе большое, можешь идти на кухню, я сам все объясню Аристарху Венедиктовичу. — В комнату неспешной походкой зашел сам литератор Спасский. — Как вам спалось? — поинтересовался он у гостя.

Мотя кивнула и мгновенно испарилась в дверях.

— Спалось нормально. Но я так и не понял, куда подевалась моя Глафира, — капризно надул губы Свистунов.

— Ваша Глафира сопровождает моего сына Петра Лукича и прибывшую в гости мою родственницу из Москвы Матильду Львовну Метинскую, они собрались прогуляться в сторону озера. Вот я и отправил с ними Глафиру, чтоб та за Клепочкой смотрела, — медленно объяснил Спасский.

— А Клепа — это кто? Клопадра?

— Точнее, Клеопатра! Маленькая злобная собачка — любимица Матильды Львовны, она у нас помешана на модной ныне египетской теме и свою болонку назвала в честь какой-то там царицы египетской, — улыбнулся Лука Матвеевич. — Женщины, одним словом, — пожал он плечами, иллюстрируя недалекий ум всего женского пола.

— Да, я слышал, у нас в столице тоже все с египетской темой с ума посходили. Вы слышали, на набережной у нас даже двух страшилищ поставили, фынксами кличут, страх божий, — перекрестился Свистунов.

— Не волнуйтесь за свою служанку, они должны уже скоро вернуться, вы одевайтесь, умывайтесь и спускайтесь в столовую к завтраку. Вам прислать Мотю на помощь? Она, конечно, дура редкостная, как и многие существа слабого пола, — публицист закатил глаза к потолку, — но помочь умыться в состоянии.

— Спасибо, Лука Матвеевич. Раз уж Глафиры нет, я сам как-нибудь, — обиженно засопел Свистунов.

— Ну, извините, ваша горничная хотя бы прилично разговаривать умеет, не мог же я с Матильдой Львовной, которая из самой Москвы приехала, нашу Мотю отправить? Или еще какую деревенскую девку? — прищурил глаза Спасский.

— Я понимаю, — горестно вздохнул детектив.

— Отлично, я жду вас в столовой. Наш Архип тоже умеет блины стряпать! — улыбнулся хозяин имения.

Тверская область. Наши дни

— Ты представляешь, Танечка, лова совсем нет! Вот раньше, еще пару лет назад, эх, каких щук вытаскивали из озера! Во такую. — Михаил Степанович показал вытянутую вперед руку, судя по его описанию, щуки раньше водились размером с крупного теленка. — А дед мой говорил, что в его годы еще больше бывали! — ухмылялся в пышные усы рыбак.

— Не крутитесь, пожалуйста, Михал Степанович, а то неровный затылок получится. — Парикмахер Леонидова довольно резко нагнула голову клиенту, но мужчину это ничуть не смутило.

— А ты слышала, Танюш, говорят, снова в озере чудо-юдо появилось и даже, говорят, девочку съело маленькую.

— Да ладно? — Крупная, дородная дама Аделаида Возикова оторвалась от разглядывания картинок в женском журнале, который листала в ожидании, пока краска на волосах наконец высохнет. — Девочку съело? Вот ужас-то!

— Ну, а я про что?! Съело-съело, там же в деревне Выползово я с мужиками часто и рыбачу, так вот в Бросно опять этот монстр появился! — эмоционально принялся размахивать руками Михаил Степанович.

Парикмахер Таня снова глубоко вздохнула.

— Михал Степанович, ну не двигайтесь, а? — чуть ли не взмолилась она.

— Да как не двигаться, когда детей едят! — отбивался клиент.

— А что, прям видели этого монстра? — подалась вперед Возикова в надежде услышать новую сплетню.

— Так малая и видела, мамке успела рассказать, а потом, дуреха, зашла в воду… и все! — Глаза у Степановича загорелись ярким светом.

— Да нет там никакого монстра, чушь собачья, — присоединилась к разговору второй мастер Алина. — У меня тетка в Выползове живет, всю жизнь к ней в гости ездим. Какие монстры, двадцать первый век на дворе! — подавляя зевок, сообщила Алина.

— Нет, не чушь! Это этот… как его… плезизавр… во… как в Лох-Нессе в Шотландии! — яростно доказывал рыбак Степанович.

— Плезиозавр, — на автомате поправила его Таня, добривая волосы на шее. — Только они все давно вымерли, еще в мезозое.

— Самая умная, что ли? Вымерли! Так не все вымерли, в Шотландии сохранился один монстр, у нас другой. У них Несси, у нас Бросня! Надо их скрестить и динозавриков маленьких разводить, — захохотал басом рыбак.

— Скрестить их?! Тьфу ты, вот напасть! — в сердцах плюнула Аделаида. — Ваш Бросня тут девочку умыкнул, а ты, дурак старый, еще скрещивать предлагаешь!

— И совсем не старый, — обиженным голосом сообщил Степанович.

— Да непонятно, что там с девочкой! Может, она сама утонула, может, убежала куда, может, украли девчонку! Никто же не видел, кроме нее, этого Бросню, — пыталась донести умную мысль до окружающих рациональная Таня.

— Ага, не видели! Ты как будто не здесь живешь, периодически видят в озере монстра, и в газетах писали, и даже телевидение пару лет назад к нам приезжало, и вообще чуть ли это чудовище еще монголо-татар не поело тут в тринадцатом веке, — снимая с себя пеньюар и расплачиваясь за стрижку, сообщил Михаил Степанович.

— Монголо-татар? — фыркнула Алина. — Ага, и наполеоновскую армию он поел, и фашистов гитлеровских, и инопланетян тоже, — засмеялась девушка. — А наши в темноте бревно трухлявое за динозавра принимают, вот и все ваши монстры!

— Нет уж, мой дед его сам видел, а ему еще его дед рассказывал… — вызверился рыбак.

— А мой племянник говорил, что даже снимал на телефон что-то с длинной шеей… — кричала со своего кресла Аделаида, в воздухе размахивая мокрыми прядями выкрашенных волос.

Стилист Славик беззвучно хихикал на своем кресле, играя в шарики на телефоне.

— Плезиозавры, драконы! Чепуха какая! — веселился он.

У Тани от всего этого гвалта разболелась голова, весь город шипел и бурлил, как растревоженный улей. Все клиенты «Чародейки» наперегонки рассказывали про монстра, про съеденных девочек, про испуганных монголо-татар и про оживших плезиозавров. К вечеру уже не осталось даже сил вступать в полемику с ними.

Она очень надеялась, что клиентов на сегодня больше нет и можно спокойно пойти домой, но когда она уже собрала свою сумку и переодела рабочий комбинезон, то заметила возле выхода из салона стильный синий «мерс» и обворожительного капитана полиции Ивана Куликова, который уверенно махал ей рукой.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния. Имение Опалиха

Матильда Львовна Метинская оказалась довольно молодой и привлекательной дамой, от всей души очарованной волшебной страной Египет. Матильда Львовна была падка на все модные веяния как в литературе, так и в истории. Последние годы вся Москва, все высшее общество открыло для себя удивительный и притягательный мир Древнего Египта. Госпожа Метинская не стала исключением и вечерами, втайне от своего супруга полковника Глеба Семеновича, зачитывалась научными работами о культуре и религии страны на берегу Нила.

Египет завораживал, увлекал, затягивал в пучину тайн и всевозможных загадок, Матильда Львовна вовсю уговаривала Глеба Семеновича составить ей компанию в жаркую страну пирамид, но супруг был непреклонен — он не любил путешествовать и дальше своего имения в Димитровке никогда не выезжал.

До смерти обидевшись на благоверного, Матильда Львовна решилась отправиться в гости к родственникам, навестить племянника Петеньку и поздравить его с днем ангела в полном одиночестве. Глеб Семенович сам телеграфировал господину Спасскому о прибытии обиженной женушки и просил присмотреть за ней и за ее кошмарной Клопадрой, названной в честь какой-то Клопадры египетской.

Матильда Львовна, проснувшись в самую рань и разбудив любимого племянника Петеньку, вихрастого и нескладного отрока шестнадцати лет, запросилась прогуляться по окрестностям, ведь и до нее дошли странные слухи о водящемся в озере непонятном чуде-юде. Конечно, это не тайны Древнего Египта, но загадки местного масштаба, что тоже Матильда очень любила. Своего двоюродного брата, чопорного и нудного Луку Матвеевича, она переносила с трудом с его псевдонаучным бредом о преимуществах мужского пола перед прекрасным, а вот от Петеньки может быть толк, если его правильно воспитать. На местного воспитателя-гувернера Вильямса надежды было мало — дальше дебрей непроизносимой английской грамматики с Петром они не продвинулись, а с математикой у мальчика были огромные проблемы, точнее, он был в ней полный ноль. Лука Матвеевич грозился сдать сына в пансионат, а через год зачислить его в кадеты, но пока приходилось самому заниматься отроком, ведь единственная и любимая женушка, не выдержав жесткий и нудный нрав публициста, укатила с молодым поклонником в Париж, а о бывшем супруге и непутевом сыне и не вспоминала.

Матильда выпросила себе в сопровождение служанку Глафиру, чтобы та присматривала за Клепочкой, тащила упирающуюся болонку на поводке и следила, чтобы любимица хозяйки не убежала в дремучий лес.

— Ах, Петенька! Как я рада, что мне удалось увидеться с вами, — весело щебетала госпожа Метинская, с интересом разглядывая высокие сосны и ели, нависавшие над лесной тропинкой.

— Да, тетушка, я тоже очень рад, — вяло и неуверенно промямлил Петенька.

Его долговязая и нескладная фигура, вечно сутулые плечи и сонный недовольный взгляд говорили как раз о другом.

— Ах, милый вы мой! Я подготовила тебе такой подарок на день ангела, ты не представляешь! Но это большой секрет. — Матильда Львовна приложила изящный пальчик к губам. — Гранд-презент должны будут доставить через пару дней, аккурат в твой день, мой мальчик! — лучезарно улыбнулась она.

— Это замечательно, тетушка! — снова неуверенно промычал Петенька.

— Я же знаю, что ты интересуешься животным миром, я думаю, тебе мой подарок понравится. Станет украшением твоей зооколлекции! — весело подпрыгивая на дорожке, радовалась Метинская.

— Спасибо! — криво улыбнулся отпрыск.

— Я слышала, ты хотел бы изучать биологические науки! Я права?

— Да, но папенька мне никогда этого не разрешит. Он через год отправит меня на службу, — тяжело вздохнул Петенька, поправляя круглые очки на носу.

— А как же твой зверинец? Лука Матвеевич не препятствует же твоей коллекции? — удивилась Метинская. — Сколько их у тебя?

— Двадцать три особи, — печально ответил парень.

— Как вернемся в имение, я бы хотела все осмотреть!

— Конечно, тетушка!

— Кто там у тебя? Ты только гадов собираешь?

— Ну почему это гадов! Класс пресмыкающихся, или, как еще их называют по-латински, Reptilia — удивительные существа, не похожие ни на что другое. Это неправильно и ненаучно называть их гадами! — обиженным тоном сообщил Петя.

— Ну, не обижайся, дорогой! Я просто совсем не люблю и боюсь змей, а у тебя их двадцать три особи, — пожала плечами Матильда.

— У меня не только змеи, есть ящерицы, саламандра, тритон, черепаха, папенька даже раскошелился и хамелеона мне привез.

— А им не холодно в нашем климате-то? — поинтересовалась Матильда.

— Я вам все покажу, у меня оборудован настоящий серпентарий со специальными лампами, необходимая температура поддерживается, аквариумы все подогреваются, — бесцветным, тихим голосом ответил Петя.

— И что, ядовитые змеи есть? — Глаза Матильды загорелись.

— Конечно, есть. Ядовитые — самые интересные.

— А чем ты их кормишь?

Парень пожал плечами, скривил губы, но все же ответил:

— Мышами, мне их мужики приносят, они их ловят, я им за мышек плачу.

— А мышек не жалко? — всплеснула руками Матильда Львовна.

— А чего их жалеть, они же только вред приносят, — пожал плечами Петя.

— Ну, как знаешь! Тогда ожидай моего подарка, я думаю, тебе понравится! А кстати, про гадов, — расскажи мне про вашего болотного монстра! — попросила девушка.

— Ну почему болотного? Он не болотный, а озерный, мы вот уже почти подходим к берегу, если повезет, то сами его увидите. Его тут много раз видели! — чуть оживился парень.

— А ты видел?

— Видел, — замялся Петя, — но я не совсем уверен, там непонятно было! Но что-то я там видел!

— Ой, расскажи! Эй! Кстати, как там тебя, Маша? Не отпускай Клеопатру, здесь может быть опасно, — наконец-то обратила она внимание на шагавшую позади Глафиру, тащившую на поводке собачку.

— Меня Глаша зовут, — спокойно ответила она.

— Ой, какая разница — Глаша-Маша? Следи за Клепочкой! Смотри у меня, если с ней что случится… Ой, я не переживу, — всхлипнула Матильда, схватила упирающуюся болонку и принялась нацеловывать ее.

Собачке такой прилив чувств совсем не понравился, она упиралась и отворачивалась от любвеобильной хозяйки.

— Клеопатра у меня такая красавица, такая умница, так что, Маша, не спускай с нее глаз, а потом после прогулки обязательно вымой ее, — указала пальчиком на грязные лапы Метинская.

— Но я горничная Аристарха Венедиктовича Свистунова, я не думаю, что он позволит… — покачала головой Глафира.

— Ой, позволит, куда он денется, за моей Клеопатрой нужен постоянный уход! Да, моя хорошая! — Метинская снова принялась ее целовать, но собачка вдруг заворчала и даже попыталась куснуть хозяйку за палец. Та не обратила на это внимания, а продолжила сюсюкать с болонкой: — Моя сладкая, моя красавица, моя Клепочка!

С такими разговорами они все-таки дошли до берега спокойного озера. Жара еще не наступила, днем бы, конечно, можно было бы и искупаться, даже не обращая внимания про разговоры о водном чудовище, — про себя решила Глафира наведаться к этому месту позже.

Сейчас же царила утренняя прохлада, и от спокойной глади воды поднимался легкий пар, вода была ровной и похожа на гладкое зеркальце, ни один всплеск не нарушал царившую здесь безмятежность.

Матильда взмахнула руками:

— Ой, как здесь красиво! Как тихо! Была бы я художником, обязательно бы нарисовала этот пейзаж.

— Да, здесь мило! — согласно кивнул Петр.

Глаша тоже застыла у воды, рассматривая умиротворяющий пейзаж, но у вредной болонки Кнопки были другие планы, с ожесточенным лаем она понеслась в окружающие озеро камыши.

Глафире пришлось догонять своенравную собачку.

— Клепа, стой, стой! — раздвигая заросли камыша, кричала Глаша, как вдруг громкий крик застыл у нее в горле, ледяная рука будто стянула все внутренности.

Глафира испуганно завизжала, и было от чего: у самого берега, запутавшись в камышах, торчала правая женская рука, испачканная чем-то красным. Только потом Глаша поняла, что это была кровь, а сейчас она видела только женскую руку с красивым кольцом с ярко-зеленым камнем на ней, руку отдельно от туловища, причем верхняя часть руки будто бы была кем-то откушена, пожевана и выплюнута.

От сильных эмоций горничная упала в долгий и глубокий обморок.

Тверская область. Наши дни

Подойдя к припаркованному у входа в «Чародейку» синему лакированному «Мерседесу», Татьяна лучезарно улыбнулась симпатичному следователю и лукаво взглянула на парня из-под белокурой челки.

— Иван Александрович, добрый вечер! Какими судьбами?

— Добрый вечер, Татьяна… ммм… не помню ваше отчество, — смущенно ответил Куликов.

— Викторовна, — подсказала парикмахер.

— Добрый вечер, Татьяна Викторовна, вы освободились?

— Как видите, а что? — нахмурившись, поинтересовалась Таня.

— Меня, если честно, весьма поразили ваши… мм… ваши логические и дедуктивные способности, и я бы хотел вас пригласить…

— Использовав свои логические способности, я рискну предположить, что пригласить вы хотели явно не в ресторан, — ухмыльнулась Таня. — Дайте угадаю, на место преступления?

— Ну да, вы угадали, — развел руками Куликов. — Не в ресторан, а в деревню Выползово к озеру Бросно.

— Искать монстра? Ловить плезиозавра? — вздохнув, Татьяна все-таки кивнула и села на переднее сиденье «мерса».

— Судя по местным легендам, это не совсем плезиозавр, очевидцы говорят, что Бросня похож на дракона с чешуйчатой кожей и длинным тонким хвостом, — заводя двигатель, заявил Куликов.

От неожиданности Татьяна громко рассмеялась.

— Прям Змей Горыныч какой-то получается! И вы, Иван Александрович, всерьез в это верите? В оживших плезиозавров? В драконов на дне озера?

— Понимаете, Татьяна, я здесь, у вас в городе, человек новый, дело мне дали непростое. Это от начальства для меня проверка такая, понять, что я за человек и какой я следователь. Мне нужно собрать все факты, все улики, опросить всех свидетелей — а все рассказывают про чудо-юдо и чудовище из глубин, — не отрывая взгляда от проезжей части, заявил Иван.

— Что, прям все свидетели видели Бросню? — удивилась Таня. — Неужели нет ни одного адекватного и здравомыслящего человека?

— С адекватными у вас в городе вообще проблемы. Представляете, ко мне уже неделю ходит бабулька, которая рассказывает о своем странном соседе, который ворует у нее из почтового ящика газету «Научная жизнь»! И эта бабулька Кузнецова меня уже преследует, заставляет проверить этого несчастного! — рассмеялся Куликов.

— А что, сейчас до сих пор газеты и журналы по почтовым ящикам рассылают? — удивилась девушка.

— Эх, Татьяна, мы с вами дети прогресса, поколение Икс, живую газету в глаза не видели, все в интернете читаем и смотрим, а бабулька специально какую-то суперважную «Научную жизнь» выписывает до сих пор, а сосед такой-сякой ее ворует! — захихикал следователь.

— Надеюсь, все вокзалы перекрыли и в аэропорты сообщили! Нельзя, чтобы такой злоумышленник скрылся от правосудия! — захихикала Таня.

— Конечно, уже в Интерпол позвонил! — серьезно заявил Иван.

Леонидова представила себе такую комичную ситуацию и решила поддержать парня:

— Да, весело у вас. А все-таки, куда мы едем?

— К тому, кто больше всех знает про вашего Бросню. Вы слышали про Сергея Авдюшина?

Таня отрицательно покачала головой.

— Нет, не припоминаю.

— Местный энтузиаст, собирается открыть в Выползове музей, посвященный Бросне. Тоже приехал из столицы, нашел спонсоров, лавры Несси покою не дают. Собирается деньги делать на местной знаменитости — не всякий регион может похвастаться доисторическим реликтовым монстром. А вот мы практически и приехали. — Иван лихо припарковался у деревянного покосившегося забора.

У калитки небольшого домика с незамысловатой вывеской «В гостях у Бросни» стоял высокий сутулый мужичок в стильных дорогих очках и резиновых сапогах на босу ногу.

— Добрый день, капитан Куликов? Это вы мне звонили? — немного картавя, спросил Авдюшин.

Куликов в ответ сурово кивнул и представил Таню:

— Да, это я. Добрый день, а это моя помощница Татьяна Леонидова.

Таня придала своему лицу самое серьезное выражение и вслед за хозяином вошла в мини-музей, где прямо у входа нос к носу столкнулась с монстром из глубин.

Огромный двухметровый дракон почему-то темно-синего цвета, изготовленный из фольги и надутый гелием, покачивался, как большущий воздушный шарик, прикрепленный к перилам лестницы на второй этаж.

— А это наша гордость — смотрите, какой красавец! — хвастливо указал на него пальцем Авдюшин.

У него была легкая картавость, и слова «гордость» и «красавец» звучали на французский манер с легким грассированием.

— Да уж, красавец! — оценил Иван.

— А еще у вас есть тут экспонаты? — поинтересовалась Таня, оглядываясь по сторонам комнаты.

— Официально мы еще не открылись, разбираемся с бюрократическими вопросами. Знаете, все эти справки, бумажки. Но коллекцию мы подготовили. Я надеюсь, через пару месяцев сюда повалят туристы со всего света. Наша деревня еще прославится. О Бросне должен узнать весь мир. — Глаза Сергея загорелись.

— Вы на самом деле верите в бросненского дракона? — удивленно округлил глаза Иван.

— Не важно, во что я верю, главное — чтобы в это поверили туристы. Тут мы сделаем тематический парк, развернем наш музей во всей красе, откроем отель, проведем тематические мастер-классы, туры по озеру — вы представляете, как через пару лет тут все изменится! — объяснил Авдюшин.

— Да уж, бросненский Диснейленд! — хмыкнула Таня.

— А как же ваш выживший плезиозавр? Вы о нем подумали? Если он есть, то его вы спугнете такой шумихой, — заявил капитан Куликов.

— Вообще-то Бросня ближе к стегозавру. Я хоть и не биолог, но прочитал очень много информации о драконах и могу вам со всей уверенностью сообщить: если Бросня и существует, он никак не может быть плезиозавром, — медленно ответил Сергей.

— Почему это вы столь категоричны? — переспросила Таня.

— Потому что плезиозавры были пресмыкающимися — рептилиями, а пресмыкающиеся, как вам должно быть известно из школьного курса биологии, уважаемая Татьяна, дышат легкими, как черепахи, ящерицы или киты. Следовательно, плезиозавр, если бы он дожил до наших дней, не мог бы скрываться в глубинах озера, так как ему нужно было бы каждые десять-двадцать минут подниматься к поверхности за воздухом. Таким образом, если бы Бросня был плезиозавром, его бы замечали каждые десять минут на поверхности воды. — Сергей торжественно поднял палец.

— Надо же. — Татьяна окинула его насмешливым взглядом, ничуть не смутившись.

Куликов почесал идеально гладкий подбородок и, лукаво взглянув на экскурсовода, спросил:

— Тогда ваш Бросня — дракон-стегозавр, я правильно понимаю?

Авдюшин довольно закивал.

— И чем же, по вашему мнению, питаются драконы-стегозавры? — сурово спросил следователь.

— Если вы намекаете на маленькую девочку, мог ли съесть ее Бросня, то я вам сказать точно не могу, — развел руками Сергей.

— А вы как непрофессиональный биолог и непрофессиональный криптозоолог как считаете, куда делась малолетняя Анна Сорокина?

Тут засмущался Авдюшин.

— Понимаете, стегозавры в основном питались рыбой, но это хищники, в отличие от милых неуклюжих плезиозавров, так что, я думаю… они… он… — Сергей замялся.

— Он мог не побрезговать и маленькой девочкой, — докончила за него предложение Татьяна.

— К сожалению, вполне может быть. Но это же сенсация. — Сергей схватился за голову: — Сейчас сюда толпами прибегут журналисты, телевизионщики, туристы всех мастей, увидеть нашего кровожадного Бросню, а у меня еще ничего не готово. Музей еще не открыт. О, я не успеваю! — Сергей заметался по комнате.

Татьяна недоуменно хмыкнула, взглянув на Куликова, тот же с интересом изучал расположенные на стенах картины, рисунки, фотографии.

Таня подошла поближе.

На первой фотографии было изображено что-то темное, торчащее посреди озера, такой черный горб среди ровной поверхности воды, на следующей — размытое пятно в камышах у воды, третья фотография тоже не порадовала четким снимком дракона — опять темное нечто в водах.

— Рассматриваете фотографии Бросни? — подошел сзади Сергей.

— Я тут дракона никак не вижу, — саркастически ответила Татьяна. — С таким же успехом это может быть поваленное бревно, плывущий по воде кабан или перевернутая лодка.

— Ну, извините, фотография появилась чуть более ста лет назад, а рассказы о чудище водном в нашем озере существуют с тринадцатого века. — Глаза Авдюшина загорелись.

— Да, да, мы слышали легенду о съеденном татаро-монгольском войске, — серьезно ответил Иван. — Только такой вопрос — сколько же лет живут стегозавры, если наша особь еще восемьсот лет назад тут лакомилась человечиной.

— Вообще, по легендам, драконы могут жить тысячелетия, — отмахнулся от вопроса Сергей, — а может, сегодняшний Бросня — внук того, татаро-монгольского.

— Тогда позвольте полюбопытствовать, каким… извините… способом… этот внук появился на свет. Или у нас в озере целая популяция драконов водится, которые размножаются между собой? — рассмеялась Татьяна. — Или он в гости к невесте в Лох-Несс слетал триста лет назад?

Авдюшин надулся:

— Вот вы смеетесь, а не видели самого главного — жемчужину нашей коллекции будущего музея. — Он потащил их за руку к дальней витрине.

По дороге Таня обратила внимание еще на пару рисунков с изображенными чудовищами с зубастыми пастями и даже с тремя головами.

— Вот полюбуйтесь. — Сергей указал рукой на витрину.

В ней на красной бархатной подкладке лежало старинное кольцо с ярким красивым зеленым камнем.

— Что это? — внимательно разглядывая украшение, спросил Куликов.

— Это драконий перстень, который напрямую связан с нашим Бросней, — авторитетно заявил Сергей.

— А что за камень такой интересный, на малахит похож, — спросила Таня.

— В народе этот камень прозвали змеевиком. Очевидно, что минерал получил такое название из-за внешнего вида: он очень напоминает кожу змеи. В литературе кристалл обозвали серпентинитом, так как serpent в переводе с латинского означает не что иное, как «змея».

— А при чем тут наш дракон? — поинтересовался Иван.

— Есть легенда, что сам камень змеевик — это окаменелая часть кожи чудовища, водящегося в нашем озере. Когда-то в древности это чудовище охраняло сокровища в подводной пещере. Считалось, что тот, кто найдет этот перстень, непременно отыщет сокровище.

— А откуда у вас это кольцо?

— Это кольцо попало в мою коллекцию совершенно случайно. Вы уже заметили, сколько на берегах озера осталось покинутых деревень, люди ушли из этих мест, многие села здесь стоят совершенно пустые. Да и сами посмотрите на названия наших мест — деревня Гадово, Выползово, Ящерово, вам это опять ни о чем не говорит? Ну ладно, так вот, — продолжил Сергей, — несколько лет назад, когда я и начал изучать информацию о местном монстре, то объездил всю округу здесь, познакомился в дальней деревеньке с дедком одним дряхлым. Он продал мне это кольцо, якобы фамильную ценность — которая не что иное как оберег от чудовища, пока кольцо на тебе — монстр тебя не тронет. Вот уже двести лет это кольцо передавалось у них в семье из поколения в поколения, а теперь дед один остался и, узнав, что я интересуюсь Бросней, продал мне его. — Сергей задумался, вспоминая недавние события. — А еще якобы с помощью драконьего перстня можно найти сокровища в подводной пещере, которую и охраняет много веков озерный монстр.

Таня снова чуть не расхохоталась.

— Драконы, сокровища, проклятые кольца — прямо приключения в духе Толкина, а тут случайно хоббитов и гномов нет? — спросила она.

— Можете мне не верить, но драконий перстень настоящий, — обидчиво сообщил Сергей.

— А какие у вас еще интересные тут экспонаты есть? — спросил Иван, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

— Есть совершенно свежие экспонаты, очень свежие. — Авдюшин принялся копаться в своем смартфоне. — Вот смотрите, это я сам лично сфотографировал на южном берегу озера, неподалеку от того места, где пропала девочка.

Он развернул экран сыщикам.

На экране на прибрежном песке была отчетливо видна пара перепончатых лап, похожих на следы ящерицы, только огромного размера, а после следов толстый след от длинного хвоста, тянущийся до самой воды.

— А вы мне не верили! — Авдюшин ехидно засмеялся.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

— Как там вас? Маша? Мария? Очнитесь! Немедленно очнитесь. — Глафира потихоньку приходила в себя, ведь Матильда Львовна безжалостно лупила по ее щекам. — Мария, вы больны? Что за припадки? — кричала госпожа Метинская.

Глаша с трудом села на прибрежный песок, приложила холодные пальцы к вискам, чтобы хоть немного успокоить барабанный бой в висках, и вместо ответа просто указала направление в пугающие камыши, возле которых бесновалась с яростным лаем болонка Клеопатра.

— Да что там такое?! — удивилась Метинская.

— Матильда Львовна, не ходите туда, нужно исправника вызывать, вам лучше не смотреть. — Глаша схватила барыню за руку.

Та немного опешила от такого нахальства, но, встряхнув белокурыми кудрями, встала и направилась к камышам.

С тропинки, откуда они пришли, в этот момент послышался шум и крики, и на поляну выскочил молодой человек с зажатым под мышкой мольбертом и подрамником в холщовом мешке.

— Что за шум такой? — осведомился он у группы людей, застывших в нелепых позах на берегу.

— Да тут со служанкой плохо стало, там возле озера что-то странное такое… — пыталась объяснить Матильда и, близоруко прищурившись, спросила у подошедшего: — А вы, собственно говоря, кто таков будете?

— Я Жан Мануа, художник, гощу пару недель в поместье в Вишневке у Якова Борисовича и его семьи.

— А я Матильда Львовна, в гостях в Опалихе, — ответила Метинская, внимательно разглядывая молодого загорелого красавца.

— А вот и Петя. — Жан пожал руку притихшему подростку. — Петр, вы меня помните? Мы с вами на прошлой неделе встречались у госпожи Яновской.

Петя неопределенно хмыкнул, но руку пожал.

— Доброе утро, Жан.

— Не знаю, доброе ли, — подала голос Глафира. — Я вот только что в камышах увидела, вот сами посмотрите…

— Хорошо, посмотрим. — Жан положил на песок подрамник и медленно приблизился к воде, раздвинул заросли камыша, спугнув при этом лающую Клепу, пару минут молча смотрел на то, что до сих пор покоилось на волнах, а потом бледный и взволнованный повернулся к ним:

— Дамы и господа, вам нужно немедленно вернуться в Опалиху и немедленно послать за исправником Сиропским.

— Да что там такое? Что вы все скрываете? — Метинская стремглав ломанулась в заросли.

Остановить ее не успели и, издав еще более громкий крик, чем давеча Глафира, Матильда Львовна безжизненно упала на руки художника Жана.

Петя подошел осторожно, немного побледнел при виде этого зрелища, но в обморок падать не стал, лишь поджал губы и добавил:

— А вот и Луиза Генриховна нашлась, это ее перстень на руке!

Глаша осталась хлопать глазами на берегу, а потом, подхватив на руки испуганную болонку и приведя в чувство ее еще больше испуганную хозяйку, стала ждать исправника.

Тверская область. Наши дни

— Татьяна Викторовна, и что вы обо всем этом думаете? — спросил Иван Куликов, медленно выезжая от импровизированного музея.

— Вы про дракона? Или про то, что Сергей явно что-то скрывает, он нам врет! — неторопливо ответила Таня.

— Вы тоже заметили, что он явно нервничает и возбужден? Но это все вполне может объясняться ажиотажем вокруг монстра. Он сам сказал, что музей еще не готов, а туристы и толпы любопытствующих вполне могут приехать в ближайшие дни, как только эта информация просочится в газеты. Но да, он мне тоже не очень понравился.

— Дело не в том, нравится он мне или нет. Он что-то темнит, и вот объясните мне, зачем встречать гостей в резиновых сапогах, да еще на голые ноги?

Иван сконфуженно хмыкнул.

— Вы не обратили внимания? — ахнула Таня. — Я вот заметила.

— Возможно, он на огороде работал, когда мы подъехали! — предположил Куликов.

— На огороде? Вы заметили здесь где-нибудь поблизости огород? — вскинула глаза Таня. — Или за домом у него бездонные лужи?

— Ой, какая разница! При чем тут резиновые сапоги? — покачал головой Иван. — Глупости все это!

— Я люблю разгадывать людей, применять дедуктивный метод, чтобы понять человека. Эти резиновые сапоги никак не попадают в образ чудаковатого биолога-краеведа.

— Вы сами сказали, чудаковатого! А может, это его любимая обувь вместо домашних тапочек? Или все кроссовки постирал? Мало ли.

— Нет, здесь другое. Сергей врет — помните фотографию, что он показал с якобы лапками чудовища?

Иван кивнул, не отрывая взгляда от проселочной дороги, которая, как ни странно, вела к главному въезду в их тихий маленький городок…

— Помню, конечно. Еще одна жемчужина его коллекции. Почему он врет?

— Он сказал, что сделал эту фотографию на южном берегу озера, недалеко от того места, где пропала Анечка.

Иван снова молча кивнул.

— И что?

— Мы можем проехать к озеру, именно на южную сторону?

— Мы как раз туда и направляемся, я сначала хотел заехать еще в одно место, а потом к озеру, но ладно, поедем сейчас туда.

Таня рассудительно кивнула и всю оставшуюся часть дороги безучастно смотрела в окно.

Когда они остановились на проезжей дорожке в нескольких сотнях метров от воды, Таня первой выскочила из машины и уже понеслась к берегу, она хотела проверить одну версию. Куликов закрыл авто, поставил его на сигнализацию и подошел к парикмахерше, которая уже что-то искала на берегу.

Уже стемнело, и над озером блестели надвигающиеся сумерки.

Иван после всех этих историй про чудо-юдо внимательно разглядывал синюю толщу воды, а вдруг удастся самому увидеть Бросню или хотя бы его сфотографировать? Хотя сам он был уверен, что никакие драконы здесь не водятся.

— Ну, и что вы хотели мне показать? — Он неслышно подошел к Татьяне.

— Вы можете включить фонарик на телефоне? Да, так, отлично. Подскажите мне, где именно, в каком месте в последний раз видели ребенка?

— Свидетели говорят, что дети играли вот где-то здесь, да, недалеко от камышей. Взрослые с мангалом сидели тут, а дети резвились здесь, у воды, — объяснил Иван, освещая телефоном прибрежный песок.

— Да, я так и подумала. Сергей Авдюшин сказал, что фотографии со следами монстра он снял здесь, на южной стороне озера, неподалеку от места исчезновения Анечки. Южная сторона, где есть выход к воде, небольшая. Кусочек мини-пляжа, где можно устроить пикничок, поставить мангал и отдыхать — вот только здесь, метров пятьсот вдоль воды. Дальше идут непроходимые камыши, и там явно следов никаких нет и быть не может, — принялась объяснять Таня.

Куликов слушал внимательно.

— Да, все верно.

— Так вот, вспомните фотографию — следы четырех перепончатых лап, практически одинакового размера, плюс якобы длинный тонкий хвост, борозда от которого вела прямо к воде. Судя по всему, эти следы должны были быть где-то здесь.

— Вы думаете, что эти следы до сих пор остались нетронутыми? — рассмеялся Иван. — Ну, Татьяна, удивили! Я думал, вы что-то серьезное накопали! А вы тут следы собрались искать? Их за все это время сто раз водой смыло, ветром сдуло, люди затоптали.

— За какое это время? — ехидно улыбнулась Таня. — Когда это было снято?

— Ну, я не знаю, — пожал плечами Куликов. — Может, пару дней назад. Может, пару недель.

— Может? А я знаю точно, что фотографии этих следов были сделаны за сорок минут до нашего прихода в музей.

— Откуда такая информация? — нахмурился следователь.

— Вы знаете, что на телефоне в настройках можно посмотреть, когда было сделано фото? Я, как вы видели, взяла смартфон Сергея, чтобы внимательно осмотреть следы. Так вот, фотографии были сделаны сегодня в четыре часа сорок пять минут, — победно взглянула на следователя Таня.

Тот посмотрел на девушку уже с уважением.

— Татьяна, вот вы даете, с вами нужно держать ухо востро! — шуточно зааплодировал он. — Но это ничего не доказывает. За два с лишним часа никаких следов не осталось.

— А я не следы ищу! И вот сомневаюсь, что у Авдюшина такой скоростной автомобиль, что он успел у озера сфотографировать следы, быстренько добраться до дома, умыться, переодеться, встретить нас за сорок минут. И эти резиновые сапоги…

— Теперь я опять не понимаю, что с сапогами? — опешил Иван.

— О сапогах потом. Вот, посветите фонариком сюда. Что вы видите? — поинтересовалась Таня.

— Ничего не вижу, здесь нет ничего! — разглядывая прибрежную полосу, ответил Иван.

— Нет, здесь все-таки что-то есть, вот здесь. — Таня ткнула пальцем в песок.

— Здесь, кроме песка, ничего нет, — начал злиться Куликов, его раздражала самоуверенность и невозмутимость «детективного парикмахера».

— Вот именно, правильно, здесь только песок! — заносчиво подняла палец вверх девушка.

— Песок? — Иван все еще не понимал.

— Песок-песок. Вы помните, на каком фоне были сделаны следы монстра?

— Точно на фоне песка, у озера… — начал говорить следователь.

— Якобы у озера. Здесь, у южной части озера, песок крупнозернистый с небольшими камешками, вот, посмотрите, можете сами убедиться. Вся южная прибрежная часть с камешками, песок грязный, неоднородный. А на фото — чистенький, желтенький песочек, как из песочницы или пляжа Мальдив.

Иван принялся рассматривать песок у своих ног, почесав голову, он спросил:

— Татьяна Викторовна, вы точно уверены?

— Чтобы рассеять ваши сомнения, я скачала фотографии Авдюшина к себе на телефон, не зря же я их так долго разглядывала. Вот, смотрите, — протянула она следователю свой смартфон дешевой модели с побитым стеклом.

Куликов принялся сверять песок, потом уверенно кивнул.

— Вы правы, эти фотографии сделаны точно не здесь. Возможно, на озере, но не на этой южной стороне. Но зачем Сергей нас обманывает? Зачем ему это нужно?

Таня почесала нос, вздохнула и все-таки ответила:

— У меня есть теория, что ему очень важно искусственно создавать ажиотаж и сенсацию вокруг нашего монстра. Я не удивлюсь, если он сам завтра же продаст эти фотографии и историю про съеденную девочку в желтые столичные газеты. Он сделает на этом очень неплохие деньги, да и музей его будет процветать, так что и следы эти — дело его рук. Не думаете же вы, что подводное чудище живет у него на заднем дворе? — улыбнулась парикмахер.

— Почему на заднем дворе? — встряхнул головой Иван.

— Вы помните его резиновые сапоги? Помните, какого они огромного размера были?

Иван кивнул.

— Так вот, я тут в интернете порылась. — Таня снова показала Куликову экран своего мобильника. — Вот такие интересные штуки продаются в известном китайском онлайн-магазине. Кошачьи лапки, собачьи, лисьи, а вот и лапки динозавра. Ничего вам не напоминает? Эти нашлепки устанавливаются на обувь, главное — чтобы обувь была большого размера. И можно шутки ради делать какие угодно следы.

Иван внимательно разглядывал ассортимент китайского магазина:

— А почему он не снял сапоги, когда нас встретил? — задал он резонный вопрос.

— Вот на это я точно ответить не могу, возможно, он забыл или просто испугался, что мы застали его на месте фальсификации, здесь есть много вариантов. Но не это главное, а то, что он нас обманул.

— Скажите, Татьяна Викторовна, вы никогда не хотели пойти работать в Следственный комитет? Нам такие умницы нужны! — помолчав, наконец-то ответил капитан.

Таня расхохоталась, хорошо, что в наступивших сумерках Куликов не успел заметить предательский румянец.

— Да, полковник Сидоркин тоже предлагал мне пару раз перейти к нему в отдел, но я свою работу люблю, и кто же тогда пенсионеров стричь будет? — улыбнулась девушка.

— И что же говорят пенсионеры по поводу пропавшей девочки?

— Если убрать весь бред про драконов, то ничего не говорят! Ах да, многие рыбаки жалуются, что в озере почти исчезла рыба, очень маленький сейчас улов.

— То есть, если подумать, популяция рыбы уменьшилась, и чисто теоретически если монстр все-таки существует и живет где-то на дне, то он вполне может теперь выползать на берег и искать себе пропитание?

— Чисто теоретически вполне может быть! — ответила Таня. — Но неужели вы верите, что все эти столетия он питался только исключительно рыбкой, а теперь перешел на маленьких девочек. Я совсем не верю, что наш Бросня…

В этот момент тишину нарушил громкий протяжный женский крик…

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Исправник Иосиф Вальдемарович Сиропский очень гордился своей работой в тихом, спокойном месте, где практически никакого криминала отродясь не бывало. Разве что драка подвыпивших крестьян или побег своевольной курицы из курятника. Помещики во вверенном ему участке были все вежливые, интеллигентные, ни в каких безобразиях ни с домочадцами, ни с челядью, ни с крестьянами не участвовали. И Лука Матвеевич Спасский из Опалихи, и Яков Борисович Голощекин из Вишневки были просто образцом для подражания для окрестных имений — не пьянствовали, не дебоширили, да и проводили большую часть года в Петербурге, в имения приезжая только в летнюю пору. Для присмотра за местными деревеньками были приставлены толковые управляющие.

В сказки про чудовище в озере Иосиф Вальдемарович не верил, хотя на всякий случай не снимал нательного серебряного креста с груди и частенько, когда никто не видел, читал оберегающие молитвы от всякого лиха.

Вот и сейчас, увидев отрубленную женскую руку в камышах, исправник сначала побледнел, покраснел, смутился и вот уже несколько минут сжимал нательный крест под промокшим от холодного пота фирменным кителем.

— Ну, коллега, что вы по поводу всего этого думаете? — незаметно со спины подошел к притихшему исправнику сыщик Свистунов.

— А? — вздрогнул Иосиф Вальдемарович, беспомощно проморгал бледными глазами и сильно затряс руку сыщика. — Это вы? Аристарх Венедиктович Свистунов? Я столько о вас слышал! Польщен, весьма польщен! А мне сообщили, что тот самый Аристарх Венедиктович гостит в Опалихе, а я и не поверил сначала, — не отпускал он руку Свистунова так, что тот скривился и все-таки, применив силу, отцепил свою ладонь от взволнованного исправника.

— Да, я Аристарх Венедиктович Свистунов, гощу у господина Спасского.

— Да-да, конечно, я тутошний исправник Иосиф Вальдемарович Сиропский, за порядком тут присматриваю, — чинно стукнув каблуками, сообщил служащий.

— С вами все ясно. А вы скажите, кто у нас жертва? Удалось установить имя пострадавшей?

— Да, опознали по кольцу — несколько дней назад Луиза Генриховна Голощекина вместе со служанкой уехала из Вишневки, где она была в гостях у своего дядюшки Якова Борисовича. По прибытии в Петербург она должна была телеграфировать родственникам, но те ответа не дождались, хотели уже запрос в столицу высылать. А тут вот… — указал Иосиф Вальдемарович на озеро.

— Да, кольцо, конечно, весьма запоминающееся, — внимательно разглядывая находку, заметил Свистунов. — Д больше ничего не найдено?

— Сейчас должен доктор Свирин приехать из соседнего уезда, я приказал дрожки за ним послать, он будет исследовать руку и то, что осталось от тела.

— А подскажите, правда, что пару недель назад здесь же нашли откушенную руку конюха из Опалихи? — бесшумно подошла к детективам Глафира.

— Да, было такое дело. Гришка Безуглов его звали, — покладисто закивал головой исправник, а потом сурово сдвинул брови и с подозрением спросил: — А вы, собственно говоря, кто такая будете?

— Это моя помощница Глафира, она со мной, — поспешил ответить Свистунов.

— Тогда ладно, а то я беспокоюсь, что еще слухи пойдут! — прошептал почти в ухо столичному сыщику исправник.

— Не пойдут, не беспокойтесь, — торопливо ответил сыщик, за спиной погрозив Глафире пальцем.

— Так что, здесь у девушки такие же травмы, как у конюха? Кто мог это сделать? Что вы об этом убийстве думаете? — затараторила Глафира.

— Насчет травм это у доктора Свирина лучше спрашивайте, а так — да, так же откушено было. Вроде бы похоже! Вот уж чудо-юдо какое! Дьявольское семя, повадился людей подъедать! — в сердцах перекрестился исправник.

— Вы сейчас про Змея озерного говорите? — вскинул брови Аристарх Венедиктович.

— А хто ж? Хто так откусить мог? Здесь у нас, окромя Змея, в озере никто такой лютый не водится! Щука так откусить не может! Да и не едят щуки людей, — почесал в затылке Иосиф Вальдемарович.

— Вы всерьез верите в чудовище? — удивленно вскинул брови Свистунов.

— Ну конечно! Тут все в него верят! Правда, Змей окаянный на людей не нападал, вот только раньше татар поел, легенда есть такая. А тут его видели в воде, но раньше тихо-спокойно было! — Сиропский перекрестился. — Грехи наши тяжкие! За что нам это?! — принялся стонать он.

Оставив кающегося представителя власти на берегу, Глафира подошла к тихонько переговаривающимся свидетелям — мадам Метинская беззастенчиво улыбалась и флиртовала с красавцем художником, присутствие откушенных конечностей ее уже ничуть не смущало.

— А что, месье Жан, вы надолго пробудете в гостях у Якова Борисовича? — накручивая белокурый локон на палец, кокетничала Матильда Львовна.

— Теперь у меня появился новый повод задержаться в гостях, — не сводя темных маслянистых глаз с блондинки, ответил учтивый француз.

— Ах, что вы! — наигранно засмеялась Метинская.

Петя Спасский тоже находился неподалеку, с неудовольствием поглядывая на воркующую парочку, его заботам поручили вредную Клопадру, которая все время тянула поводок в разные стороны и пыталась снова ворваться в ужасающие заросли камыша.

Петя терпел выходки собачонки, но, судя по тоскливому и обреченному взгляду отрока, он уже смирился с неизбежным.

Глафира поспешила к нему на помощь.

— Петр Лукич, позвольте, я вам помогу с собачкой, — промолвила девушка и забрала у него натянутый, как струна, поводок.

Подросток с благодарностью взглянул на Глашу и с кислой улыбкой кивнул.

Именно этой кислой и натянутой улыбкой он был похож на отца-литератора, в остальном тощий и нескладный юноша с прыщавым и конопатым носом совсем не походил на огромного, косматого и грозного Луку Матвеевича.

Петя остался стоять на берегу, с тоской глядя на безмолвные воды тихого, но, как оказалось, опасного озера.

Глаша потопталась рядом, шикнула на своенравную Клопочку и вежливо спросила у парня:

— Петр Лукич, а вы узнали… ну, ту несчастную… ну, чья рука там… — Она неопределенно кивнула в сторону камышей.

Петя вздохнул, а потом поднял на Глафиру совсем больные, измученные глаза:

— Конечно, узнал. Это кольцо носила не снимая Луиза Генриховна. — Парень снова вздохнул, попытался сглотнуть ком в груди. — Она такая красивая была, очень хорошая. — Он шмыгнул носом, и Глафира поняла, что он еле сдерживается, чтобы не разрыдаться.

— Вы ее хорошо знали? — осторожно спросила девушка, стараясь не напугать мальчика.

Тот молча кивнул, снова сглотнул, но все же ответил:

— Луиза Генриховна была необыкновенная, она мне привозила книги и альбомы по зоологии, я ей показывал свою коллекцию… Она… Она такая… была… — Глафире показалось, что Петя был явно неравнодушен к прекрасной соседке.

— Вы тоже думаете, что здесь замешан Змей из озера? — вкрадчивым голосом спросила она.

— Я, честно, не знаю… — Подросток потер глаза. — Но такая жуткая смерть… Еще пару дней назад на прощание Луиза Генриховна подарила мне зоологический альбом. Она обещала мне из Петербурга прислать письмо, я видел, как она с Дуней, служанкой ейной, садились в дрожки. Она мне махала на прощание, кто бы мог подумать! — Снова глубокий вдох. И ненавистный взгляд в сторону симпатичного художника, который не укрылся от внимательной Глафиры.

— А Луиза Генриховна дружила с Жаном? — Глаша кивнула в его сторону.

Петр помрачнел, а потом недовольно кивнул.

— Да, дружила, точнее, Жан все вокруг нее ошивался. Окучивал ее, еще бы, ведь она богатая невеста, — вполголоса объяснил отрок.

— Богатая? — глупо переспросила служанка.

— Очень богатая, ее отец Генрих Борисович, родной брат владельца Вишневки Якова Борисовича, недавно преставился, оставив после себя солидный капиталец. Луиза — единственная официально признанная дочь Генриха Голощекина, и она наследует все его сбережения. — Петр снова вздохнул и обратил свой взгляд на спокойные воды озера. — Мать Луизы давно скончалась, замуж девушка так и не успела выйти, потому все деньги унаследовала она.

— Вы сказали: единственная официально признанная дочь? — переспросила Глаша.

— Угу, поговаривали, что Генрих Борисович был еще тот любитель женского пола, как и почти все мужчины в роду Голощекиных. Он вполне мог иметь парочку-тройку непризнанных детей, но Луиза — единственная рожденная в официальном браке. Мать ее умерла при родах, и Генрих поручил дочурку мамкам-нянькам, а сам безвылазно сидел во всех злачных местах Петербурга. Азартный был игрок, каких поискать, но ему везло несказанно — свой, оставленный от папеньки, капитал не только не проиграл, но увеличил в пару раз.

— Откуда вы все это знаете? — удивилась девушка.

— В нашей деревне скучновато, а слухи — единственный источник информации, что-то сама Луиза рассказывала, что-то деревенские судачили, а мой папенька не считает меня хоть сколько-то разумным человеком, не стесняется при мне обсуждать и соседей, и всех их родственников. — Кислая улыбка озарила лицо парня.

— То есть у Луизы Генриховны был солидный капитал? — уточнила Глафира.

— Да, был, потому вокруг и принялись крутиться всякие оборванцы. — Петя кивнул в сторону француза.

— Вы имеете в виду художника Жана?

— Ой, какой он там художник? — скривился парень. — И тем более какой там Жан? Я вам расскажу смешную историю. Жил-был в деревне Вишневка мальчик Ванька Манилов. Мальчик был очень талантливый и смышленый, имел склонность малевать красками всякими. Барин тамошний, Яков Борисович, увидел склонности мальчонки и, имея добрый нрав и золотое сердце, отправил мальца в Париж учиться рисованию. Так вот, через десять лет из Парижу в Вишневку приехал якобы француз художник Жан Мануа.

Глафира удивленно вздрогнула.

— Значит, Жан — это никакой не француз, а обычный крестьянский сын? — переспросила Глаша.

— Он, конечно, выучился французскому языку, окончил профессиональную художественную школу, Яков Борисович любит прикидываться добряком и меценатом, помогающим юным талантам, но Жан всячески стыдится своей прошлой крестьянской жизни и всем представляется только на французский манер, пытается откреститься от своего прошлого, обрубить все корни.

Глафира внимательно принялась разглядывать француза Ваньку Манилова.

— Многие помнят, какой он на самом деле француз, но нравится ему придавать себе значимость в глазах окружающих — да пожалуйста, — пожал плечами Петя. — Но все до поры до времени, пока он не принялся охмурять племянницу Якова Борисовича. Луиза его французские сказки за правду принимала, слушала его, он ее зарисовывал, картины с нее писал, еще бы, такая красавица. — Петя снова о чем-то задумался.

Глафира решила его поторопить:

— А как Яков Борисович относился к отношениям Луизы и Жана?

— Да никак не относился, мне кажется, он даже и не замечал их. Он многое не замечает, он такой человек. Ну, скоро сами все увидите, — встряхнулся парень. — Извините, Маша, что-то я заболтался с вами. Мне пора в Опалиху.

— Меня Глаша зовут, — пробормотала Глафира.

— Да, Глаша, извините, — кивнул парень и обратился уже к мило воркующей парочке на берегу: — Матильда Львовна, нам уже пора в имение. Папенька браниться будет, я думаю, что без нас разберутся далее.

— Да-да, Петенька, вы, безусловно, правы. — Госпожа Метинская наконец-то оторвала взгляд от симпатичного художника. — Так вы обещаете сделать мой портрет, месье Мануа?

— О, конечно, милая Матильда, как говорят у нас в Париже, la beauté est le pouvoir, что означает: красота — это сила, а моя задача эту божественную красоту запечатлеть на холсте. — Иван-Жан проникновенно прильнул страстным поцелуем к холеной ручке Матильды Львовны, от чего та покраснела в мгновение ока и, натужно хихикая, подхватила на ручки Клопадру и вместе с Петром отправилась в Опалиху.

Глафира осталась с Аристархом Венедиктовичем ожидать приезда доктора Свирина.

Тверская область. Наши дни

Татьяна вздрогнула, так как невдалеке послышался громкий крик, который перешел в истерические рыдания. Не сговариваясь они с капитаном Куликовым поспешили на доносившиеся звуки и застали на берегу худую женщину с печальным и изможденным лицом, она громко плакала и стонала на берегу, что-то крепко сжимая в руках.

— Что с вами? Вам нужна помощь? — Куликов первым добежал до женщины, склонился к ней, пытаясь ее поднять с грязного и холодного песка.

— Нет, мне уже ничего не нужно, — завывала незнакомка. — Моей Анечки больше нет, мне ничего не поможет. — Она подняла заплаканное лицо к следователю.

— Светлана Сорокина, вы мать пропавшей девочки? — спросила Таня.

Она достала из своей сумочки бутылку воды, разбавила в ней пару таблеток успокоительного и пыталась напоить водой Светлану.

Та неопределенно замычала и снова принялась рыдать, показывая Куликову какую-то грязную тряпку в своих скрюченных пальцах с обгрызенным маникюром.

— Вот смотрите, что я на берегу нашла! Посмотрите сюда, — кричала ослепленная горем женщина.

— Что это? — тихо спросила у Ивана Таня.

Света услышала и снова затряслась в истерике, потом при помощи Куликова и Тани все-таки выпила пару глотков успокоительного и попыталась ответить.

— Я после исчезновения Анечки каждый день сюда прихожу, к озеру, думаю найти хоть что-то, хоть какие-то следы. И вот смотрите, что я все-таки нашла… — Снова громкие рыдания.

Татьяна взяла грязную тряпку из рук Сорокиной, принялась ее разглядывать.

Куликов вопросительно взглянул на нее, Светлана немного отдышалась, а потом тихим и каким-то бесцветным голосом ответила:

— Это бант от заколки моей дочери. Эта заколка была у Анечки в тот самый день. Я в этом уверена. — Светлана замолчала и уставилась в озеро. — Знаете, что это значит? Если я нашла его здесь, у берега, значит, волны его вынесли сюда. Значит, что бант был в воде. Значит, и Анечка была в воде, и если не утонула, то ее точно монстр этот проклятый сожрал. — Женщина беззвучно зарыдала.

Таня подошла к несчастной матери, присела к ней на корточки и принялась гладить по спине, успокаивая ее:

— Это еще ничего не значит, девочка могла обронить заколку, когда играла тут на песке. Бантик просто могло смыть в озеро волной, — шептала она. — И вообще это может быть не Анечкино украшение.

Капитан Куликов тихонько топтался на прибрежной полосе, взволнованно вглядываясь в потемневшие воды чудовищного озера.

Светлана только обреченно качала головой и горько плакала.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Доктор Свирин, пухленький краснощекий коротышка, приехал через пару часов. Он выражал такую жизнерадостность и оптимизм, что представить его рядом с расчлененным телом и откушенной рукой было просто невозможно.

Как мягкий пружинистый мячик, он подскочил к скучающему сыщику Свистунову и с лучезарной улыбкой затряс ее:

— Добрый день, добрый день. Показывайте, что там у вас, что там у нас. Ну-т… с, ну-т… с… Прелестно-прелестно. — Доктор склонился над уже вытащенной из камышей рукой. — А больше ничего тут не было? Левой ручки, например, или остальных частей тела? Нет?! Ну ладно, посмотрим-посмотрим! — продолжая улыбаться во все свои зубы, верещал Свирин.

— И вам добрый день, Аркадий Петрович, — неслышно подошел исправник Сиропский. Его лицо по контрасту с сияющим доктором, наоборот, вызывало вселенскую грусть и печаль. — Кроме ручки барышни, больше ничего не нашли. И думаю, что больше и не найдем.

— Почему это? — не отвлекаясь от осматривания ногтей погибшей, спросил Свирин.

— Потому что все остальное Змей съел уже! — выразительно поднял палец, вверх исправник.

— Змей?! Что за чепуху вы говорите? Не верю я в эти сказки! Девятнадцатый век на дворе, технический прогресс, а вы такое мракобесие распространяете! — хмыкнул Аркадий Петрович.

— А вы как думаете, что с бедняжкой произошло? — встряла в разговор Глафира.

Доктор Свирин обернулся и внимательно вгляделся в лицо Глаши.

— Хороший вопрос, барышня! А вы, собственно говоря, кто?

— Я Глафира, личная помощница сыщика Аристарха Венедиктовича, — склонила она голову, показав на столичного детектива.

Тот приосанился и солидно кивнул, поправив свои пышные усы.

— Да, ей можете рассказать свои впечатления от этого преступления!

— Ой, ну какие могут быть впечатления? — Свирин развел руками. — Я только что приехал, надо ручку отвезти мне в лабораторию, я там внимательно осмотрю все. Но на первый взгляд под ногтями эпидермиса, остатков кожи нет. Ручка пробыла в воде пару дней, не больше трех, а то бы так распухла, что ни одно кольцо бы не сохранилось. Кстати, обратите внимание на колечко! Оно дорогущее! Удалось узнать, кому оно принадлежало?

— Удалось-удалось, — закивал головой Сиропский. — Это пропавшая племянница Якова Борисовича из Вишневки Луиза, ее кольцо точно, свидетели опознали.

— Ой, помню ее. Красавица какая была! — покачал головой Аркадий Петрович. — Она буквально за неделю до отъезда просила у меня порошки для желудка, жаловалась на боли в желудке. Ой-ой! Какая жалость! — Теперь в жизнерадостных глазах толстячка заплескалась жалость к погибшей девушке.

— А скажите, рука каким образом отделена от туловища? — задумавшись, задала главный провокационный вопрос Глафира. Вопрос, который как раз таки мог поставить точку в расследовании.

— Что вы имеете в виду, девушка?

— Хорошо, спрошу иначе! Руку откусили и выплюнули или отрубили, например, топором, отпилили пилой? — внимательно глядя на доктора, спросила Глаша.

Свирин задумался, почесал в затылке, внимательно оглядел срез руки, а потом ответил:

— Вы знаете, мне нужно провести все необходимые исследования, сейчас, на первый взгляд, рана рваная, она вполне могла быть и отрублена топором, и могла быть откушена. Нужно разбираться!

— А вы ранее осматривали тут же найденную руку конюха Григория Безуглова? У него была такая же рана? — сморщив курносый носик, спросила Глафира.

Тут замялся исправник Сиропский.

— Понимаете, рука конюха провела в озере больше недели, там все опухло, воняло, просто кусок мяса. Мы просто похоронили в могиле, так жинка его захотела, чтобы было где поплакать о муже, — оправдывался исправник.

— То есть вы ту руку не видели? — поинтересовалась Глафира.

— Я слышал, конечно, эту историю, но сам фрагмент тела мне не показали! — снова улыбнулся доктор.

— Понятно, жаль, а то можно было бы сравнить эти раны!

— Ой, что тут сравнивать?! Змей подколодный сожрал их, и все дела! — в сердцах воскликнул Сиропский.

— Какой-то странный и избирательный у вас Змей, тела ест, а руки выплевывает! Не любит, что ли?! Не вкусно? — хмыкнула Глафира.

Доктор Свирин лучезарно улыбнулся, а сыщик Свистунов сначала захихикал, а потом погрозил своенравной служанке пальцем.

— Да что вы себе позволяете?! Вы тут не живете и ничего не знаете! — закричал в полный голос исправник Сиропский. — Чудовище в озере десятки человек видели, все об этом говорят!

— А раньше ваше чудо-юдо людей уже съедало? — вступил в разговор сыщик Свистунов.

— В последнее время нет, но есть легенды о татаро-монголах, что чудовище многих басурман поело, и войско Батыя испугалось и убежало.

— Татар поедоша и коней поедоша, — вполголоса поддакнула Глафира.

— Да-да, именно, так что, девушка, не женское это дело, не вашего ума дело лезть в расследование, — надулся исправник.

Глафира недоуменно взглянула на своего хозяина.

— Повторяю вам, Иосиф Вальдемарович, Глафира — моя помощница, по моему поручению она участвует в расследовании, собирает данные! — серьезным и твердым тоном сообщил Свистунов.

— Да-да, Аристарх Венедиктович, я вас понял. Против вас я ничего не имею, я наслышан о вашем таланте сыщицком, о ваших успешных расследованиях, а тут… девка молодая, везде лезет, — понизив голос, на ухо прошептал исправник Сиропский, с неудовольствием поглядывая на Глафиру.

Та хмыкнула, пожала плечами и отправилась разглядывать камыши, откуда достали откушенную ручку.

Тверская область. Наши дни

Синий яркий «Мерседес» быстро ехал по пустынным улицам сонного городка.

— Ну, и что вы, Татьяна Викторовна, обо всем этом думаете? — В машине царило молчание, все еще свежо было в памяти горе Светланы, оплакивающей свою дочь.

— Можно просто на «ты», зови меня Таней, — пожала плечами парикмахер.

— Хорошо, Таня, что ты обо всем этом думаешь? — хмыкнул Куликов.

— Если честно, то я не знаю, — негромко произнесла девушка. — Весь мой разум, весь прожитый опыт не позволяет думать об оживших плезиозаврах, которые кушают маленьких девочек, но если следовать логике, Аня видела «дракона», — Таня изобразила в воздухе кавычки, — это раз, а потом Аня исчезла, значит, если следовать логике, то этот «дракон», — снова кавычки в воздухе, — Аню и умыкнул.

— Но тут стоит вспомнить, кто стоит за всеми этими «драконами», — кавычки изобразил капитан Куликов, — ты же сама изобличила ложь нашего музейного работника Сереги, который создает отпечатки лап монстра на потеху туристам. Теперь нужно внимательно рассмотреть эти драконьи лапки из китайского магазина.

— Я думаю, с Сергеем нужно обязательно пообщаться на эту и на другую тему, — встряхнула головой Таня. — Кстати, а куда мы едем?

За окном уже стемнело, автомобиль проехал мимо центрального парка, завернул в узкий проулок к площади, где скучал каменный Владимир Ильич, правой рукой указывая верное направление.

— Я как истинный джентльмен отвожу даму домой, — шутливо поклонился Иван.

— А ты даже знаешь, где дама живет? — хмыкнула Таня. Действительно, они ехали в сторону ее дома, а Таня это так и не поняла.

— Естественно, не только тебе показывать чудеса дедукции! — засмеялся Куликов. — Я твою биографию изучил, как только мне наш полковник о тебе и твоих талантах рассказал.

— Да? Интересно! И что же у меня в биографии тебя привлекло?

— Татьяна Викторовна Леонидовна, двадцати семи лет, в разводе, не привлекалась, детей нет, два года назад приехала в родной город из Санкт-Петербурга, где до этого прожила более десяти лет. Что вас на малую родину притянуло, Татьяна Викторовна?

— Отец у меня заболел, нужно было за ним ухаживать после инсульта, — тихо произнесла Татьяна, было видно, что тема ей неприятна. — Я оставила в Питере работу, неплохую, кстати, работу, и уехала за отцом ухаживать. Полгода назад папа умер, а я так тут и осталась, — глухо пояснила она. От Куликова не укрылось, что Татьяна до сих пор переживает смерть родственника.

— Вы с отцом были близки? Ты до сих пор его оплакиваешь?

Таня только вздохнула, эта тема была ей весьма неприятна, она совсем не любила рассказывать о себе, о своем прошлом.

— А почему парикмахером устроилась? Ты ведь в Питере в адвокатуре работала!

— Парикмахером я устроилась, потому что адвокаты тут не нужны, а парикмахеры нужны, а стричь я, как многие в нашем городе убедились, умею, — пожала плечами Таня.

— Да, это точно. Стрижешь ты неплохо, — почесал свой идеально выстриженный затылок Иван. — А в Питер вернуться не хочешь? Там другие деньги, другая жизнь, теперь тебя здесь ничего не держит.

— Знаешь, нет, не хочу. Перегорело уже все, здесь мне нравится, я на своем месте. А снова покорять столицу у меня уже не тот возраст, да и не те силы, если честно. Здесь классно, — наконец-то улыбнулась девушка. — Как говорится, где родился — там и пригодился. А Питер пусть без меня покоряют.

— Понятно, — кивнул Иван. — Наверное, действительно, здесь ты на своем месте и помогаешь людям.

Имел он в виду ее парикмахерский талант или детективные способности, Татьяна так и не поняла, но не решила уточнять. Пусть все идет как идет!

Дальнейший путь они проделали в полной тишине.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Конечно, Глафира ничуть не обиделась на рассвирепевшего исправника Сиропского, вот еще, делать нечего! Она уже давно смирилась с тем фактом, что она не такая, как все другие обычные служанки, что ее тянет разгадывать криминальные загадки, что частенько именно она раскрывала те странные и пугающие дела, которые якобы расследовал лучший сыщик Санкт-Петербурга Аристарх Венедиктович Свистунов. Разумеется, слава и деньги доставались ее хозяину, но за славой Глаша и не рвалась, больше ей было по душе, когда справедливость восторжествует, когда преступник оказывался за решеткой. Хотя наивной моралисткой она себя не считала и реально оценивала свои силы, но, между нами говоря, много всяких злодеев Питера и окрестностей оказались на виселице или в местах отдаленных благодаря ее детективному таланту. Но быть детективом женщине, да еще и в девятнадцатом веке, — нонсенс какой-то, тут понятно возмущение и недоумение Иосифа Вальдемаровича Сиропского, но обуздать свою тягу к криминальным расследованиям Глаша все же не могла. Разум у нее был просвещенный, рациональный и в жуткого Змея подколодного в озере в Тверской губернии она верила с трудом, хотя неужели десятки свидетелей из ближайших деревень могли ошибаться?!

Решив обязательно поговорить с этими, с позволения сказать, свидетелями, Глафира с Аристархом Венедиктовичем все-таки отправились на второй завтрак в Опалиху, откуда уже несколько раз присылали мальчишку с просьбой не задерживаться.

Только услышав про второй завтрак и рыбные расстегаи к нему, господин Свистунов великодушно простился с доктором Свириным и исправником Сиропским, попросил держать его в курсе дел и спешно откланялся, быстрым шагом, чуть ли не силком потащив Глафиру на трапезу в гостеприимную Опалиху.

Глаша и сама не упиралась, ведь в отличие от Аристарха Венедиктовича у нее и первого завтрака не было, ведь она отправилась с госпожой Метинской и Петенькой прогуливаться у озера самым ранним утром.

Вот так, они с корабля на бал, точнее — с озера в столовую, и попали к празднично украшенному столу. Повар Архип своими кулинарными талантами вполне мог затмить кудесницу-мастерицу Глафиру, но у него было самое главное достоинство, чем Глаша никак похвастаться не могла. Архип был мужчина, потому литератор Спасский все время пел ему и его стряпне дифирамбы за столом, ведь «ни одна гусыня в юбке такой грибной соус приготовить не в состоянии». Матильда Львовна при подобных словах лишь закатывала глаза, Петенька был хмур и печален, практически не притронулся к еде, его гувернер англичанин Вильям пытался поддерживать беседу с Аристархом Венедиктовичем, но тот, как обычно, был весьма голоден и ограничивался лишь немногословными «угу», «ага» и «йес, оф кос». Его познания в английской грамматике этим и ограничивались.

Глашу покормили на кухне, где девочки-служанки вовсю обсуждали приключившуюся на озере трагедию:

— Хорошая была барыня, Луизка, добрая! Не серчала, не бранилась, слово плохое не скажет! Жаль как ее! — Худая и востроносая Фрося накладывала Глаше в тарелку вкусную и рассыпчатую кашу.

— А ты ее хорошо знала? — закусывая кашу черным хлебом, спросила Глафира.

— Ну дык имение ихнее Вишневка тутушки, недалече, да и сама барыня приезжала к Петьке нашему, — улыбнулась Фрося, — но сдается мне, влюблен был в нее Петюня наш! Эх, какими он глазами на нее смотрел и все вздыхал только! Навздыхался!

— А шо ему делать-то нать? — перебила ее рыжая Мотя. — За Луизкой этот тьфу… француз увивался… вот наш Петро и не лез в их отношения, а так молодой еще, переживал, конечно!

— А правда, что француз никакой не француз? — шепотом поинтересовалась у девушек Глаша.

Те, не сговариваясь, громко захихикали.

— Тебе и это уже успели рассказать?! Конечно, какой он француз? Наш он, из деревенских был, я его мамку Клавдию хорошо знаю, а сейчас Ванька загордился — из Парижу он… тьфу… — смачно сплюнула Фрося. — Раз мулевать научили его тама, то шо — французом сразу стал?!

— А он не боялся за племянницей хозяина ухлестывать? — удивилась Глаша.

— А шо ему бояться, он ей про себя только говорил, что из Парижу вернулся, шо прославленный художник, шо ее в лучшем виде нарисует! — рассмеялась Мотя. — Луиза же у нас редко появлялась, она и ведать не ведала, что он крестьянский сын.

— А неужели ей никто не рассказал?

— Так барыня с нами не секретничает, ее служанка Дуня знала об этом, она вроде пыталась ей рассказать, но чем там дело закончилось, не знаю, — обгрызая горбуху хлеба, сказала Мотя.

— А дядька Луизы как относился к их связи?

— Яков Борисыч, че ли? Так он это… тю-тю! — припечатала Фрося.

— Как это тю-тю? — переспросила удивленная Глаша.

— А ты это… скоро увидишь, он у нас личность известная… — захихикала Мотя.

— Да, жаль как Луизку. Ты ее не видела, красавица была писаная. Правда, платья мне ее не нравились. У Матильды покрасивше будут, — почесала нос Фрося. — Но барыням виднее, кажись, какая там в столицах мода. Матильда, ты представь себе, для своей Клопадры платьица привезла, — расхохоталась служанка. — Собака в платье, вот умора!

Матрена тоже весело расхохоталась, представив Клеопатру в розовом платье, на каблуках и с кружевным зонтиком в зубах.

— А Луиза Генриховна еще за своей фигурой следила, рацион специальный вела, не ела что попало, — неодобрительно глянула она на Фросю, которая уплетала сдобную булочку.

— Да-да, точно, — подтвердила Фрося, продолжая доедать вкусную булку, с набитым ртом она продолжила: — Она до отъезда своего еще гимнастикой заниматься начала, за фигурой следила. Дуня рассказывала, что каждое утро она упражнения всякие делала, прыгала там, — заметила Фрося. — Дунька рассказывала, что это специальные упражнения для красоты, что в Петербурхе все по утрам так прыгают.

— Допрыгались, — жестко припечатала Мотя. — Эх, грехи наши тяжкие. Утащил Змей подколодный красавицу, — запричитала она.

— Очень жаль молодых и красивых, — согласилась Глаша и принялась доедать невероятно вкусную кашу. Молодец все-таки Архип.

Тверская область. Наши дни

Работа сегодня не клеилась, Татьяна стригла клиента — худого и вредного преподавателя информатики в соседней школе Кирилла Романовича Туза, тот все время вертелся на кресле и пытался по ходу стрижки указывать мастеру, как и что делать.

Татьяна молча вздыхала, выполняла указания клиента, но ее мысли были довольно далеко от родной «Чародейки», где-то там на берегах озера Бросно.

Кто там обитал на илистом дне и куда делась маленькая Анечка, парикмахер Татьяна не знала, но вчерашняя встреча с убитой горем Светланой заставляла ее снова и снова обращаться к тем пугающим событиям на Бросно.

— Вот и сходили на шашлыки… — донеслась до нее последняя фраза Кирилла Романовича.

— Извините, что вы сейчас сказали? — очнулась от своих дум Татьяна.

— Я вам уже битый час рассказываю о своей поездке с друзьями на шашлыки, — обиженно надул губы учитель информатики.

— Извините, я немного задумалась. И что? Как шашлыки? Вы на Бросно ездили? — стряхивая с шеи клиента волоски, спросила парикмахер.

— Нет, конечно, на Бросно уж точно больше не поедем! — громко заявил Кирилл Романович.

— Из-за монстра, что ли? — спросил Славик, который в этот момент подметал волосы.

— Вы можете думать что угодно и как угодно, но место там точно небезопасное!

— И что, теперь все озеро перекрыть? — снова встрял Славик. — Это невозможно же. А где купаться-то?

— Пока не найдут ребенка или то, что от нее осталось, я к Бросно не подойду! И вам тоже не советую! — тряхнул новой стрижкой Кирилл Романович.

— Да сказки все это! — устало заметила Таня.

— Нет, не сказки! Вы это видели? — Кирилл Романович достал свой смартфон, понажимал пару клавиш и протянул Тане открывшийся сайт. — Вот смотрите, о нашем чуде-юде уже на новостных порталах пишут. Достаточно авторитетный и серьезный сайт, не фейки какие-то! Вот он, какой страшный!

Татьяна вгляделась в экран и сразу же увидела знакомое фото с отпечатками лап чудо-ящера.

— Ах, надо же! — тоже сунул в телефон свой любопытный нос Славик и тут, заойкав, схватился за сердце. — Ужас какой! Это какие же у него лапы здоровые! А пасть небось еще больше!

— А вы мне не верили! — победоносно улыбнулся Кирилл Романович.

— Значит, Серега все-таки слил свои фотографии в Сеть! — задумчиво произнесла Таня. — Это его фотки.

Быстро высушив клиента и отправив его восвояси, она вышла на задний двор, где скучала и курила Алина, достала телефон и позвонила капитану Куликову.

— Добрый день. Ты уже в курсе? Видел фоточки? Ага, я поняла. Да, Серега это, больше некому. Угу, ага. Хорошо, вечером заезжай, — поговорила она по телефону.

Алина навострила уши, с кем это в рабочее время любезничает Леонидова.

— Что, Танечка, на свиданку сегодня собираешься? — медовым голосом пропела она.

— Да нет, какие тут свидания? — Таня застыла на месте, обдумывая ситуацию.

— А зря, возраст у тебя уже не тот, молодость уходит. — Алина ласково улыбалась, говоря гадости, — ты бы взяла этого душку-мента в оборот, а то на старости лет одна останешься, — и затянулась сигаретой.

— А ты бы, коллега, не курила так часто в рабочее время, а то на старости лет без легких останешься! — огрызнулась Таня.

Алина покраснела и чуть не подавилась сигаретой.

— Зря ты так, я к тебе по-доброму, а ты! У меня, по крайней мере, с личной жизнью все хоккей!

Таня усмехнулась.

— А ты в курсе, что твой хоккей Павел давно и глубоко женат?

— Как женат? Павлик? Да ты что? Не может быть! — Глаза Алины округлились от удивления. — С чего ты взяла?

— А ты внимательно приглядись к нему, сдается мне, у него и ребенок маленький есть, два-три годика, скорее всего, мальчик, — ответила Таня. — И с женой он разводиться не собирается!

— Ах он гад! Да не может быть! Ты врешь все! Мне завидуешь! — Алина перешла на визг. — А ты… А ты — ведьма, самая настоящая! Ведьма!

Алина, кипя от негодования, достала свой смартфон и принялась названивать изменщику и обманщику Павлу.

Таня лишь пожала плечами, она не хотела расстраивать коллегу, но та должна узнать правду. Если Алина, достаточно долго общаясь с Павлом, не заметила многих вещей, то Тане стоило два раза его увидеть у входа в «Чародейку», встречающего Алину, как сразу раскусила негодяя.

— Наверное, это мой крест такой! Все про всех знать! — глубоко вздохнула Таня и пошла работать дальше.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Ближе к полудню в комнату к Аристарху Венедиктовичу влетела запыхавшаяся Мотя:

— Барин, вас наш барин Лука Матвеич к себе кличут! Сказывали, чтоб в красную гостиную спускалися, я покажу! Шоб вы не задерживались!

— А что случилось-то? — Аристарх Венедиктович с трудом оторвался от интересной книги о популяции диких обезьян в Новой Каледонии, биология была тайной страстью самого лучшего сыщика Санкт-Петербурга.

— Тама этот… Яков Борисыч прибыли с Семеном, вас хотят увидать! — поспешно кивнула Мотя.

Аристарх Венедиктович снял очки, небрежно сунул их в карман своего сюртука аглицкого покроя и обратился к девушке:

— Веди меня в красную гостиную и найди мне обязательно мою Глашку, пусть пулей тоже туда летит, она мне нужна будет. Куда она там запропастилась?

Мотя послушно кивнула, и они спустились по лестнице на первый этаж.

А Глафира вовсе и не запропастилась, она уже украдкой из-за бордовой шторы разглядывала странного помещика Голощекина, о котором вовсю судачили девушки на кухне.

Сухонький благообразный старик с безумным взглядом — таково было первое впечатление о барине из Вишневки, а своим впечатлениям Глафира привыкла доверять.

Голощекин явился в сопровождении своего личного секретаря и помощника Семена, чье влияние на Якова Борисовича было бесспорно.

Семен в нетерпении прохаживался вперед-назад по красной гостиной, а Яков Борисович с детской непосредственностью разглядывал одуванчиковое поле за окном. В старческих глазах были такие неподдельные радость и счастье, что казалось, Яков Борисович ничего занимательнее в своей жизни никогда не видел.

— Однако ж, — вполголоса хмыкнула Глафира и тут услышала голос своего хозяина, которого на подходе к красной гостиной догнал литератор Спасский.

— Аристарх Венедиктович, можно вас на два слова? — тихонечко обратился он к сыщику.

— Да, я вас слушаю.

— Как вам уже сообщила Матрена, к нам прибыл гость — помещик Голощекин.

— Ну да, он еще хотел со мной пообщаться, — кивнул головой Аристарх Венедиктович.

— Ага, пообщаться, — улыбнулся Лука Матвеевич. — Дело в том, что общаться с ним проблематично, как говорят французы, il est fou.

— Извините, не совсем вас понял, — покачал головой Свистунов.

— Хорошо, позвольте, я вам все объясню. Еще пару лет назад Яков Борисович Голощекин был заядлым охотником, обожал стрелять из ружья, преследовать всякую дичь, и вот как-то осенью на охоте произошел несчастный случай. Его кобыла молодая взбрыкнула, испугалась громких выстрелов и понесла, Яков Борисович не смог удержаться в седле и на всем скаку свалился с лошади.

— Какой кошмар! Он что-то повредил? — удивленно воскликнул Свистунов.

— Бесспорно, он сильно ударился головой, затылком о корень дерева, и с того дня у него начались странности. Многие врачи осматривали Якова Борисовича, выписывали микстуры и капли из-за границы, но полностью вылечить его не смогли.

— Какие именно странности? — поежился сыщик. Он совсем не любил «странных» личностей, непонятно, чего от них ожидать.

— Не поймите меня превратно, но разум у Якова Борисовича, как у пятилетнего ребенка. Он мало что понимает, его развитие соответствует маленькому мальчику, — пояснил Спасский. — Он не сошел с ума, он в прямом смысле впал в детство.

— Как такое может быть? — снова удивился Аристарх Венедиктович.

— Как увидите, может! За ним постоянно присматривает секретарь и личный помощник Семен, вот он и ведет все дела в поместье и является фактически хозяином Вишневки!

— А Яков Борисович?

— А Яков Борисович может часами играть со свистулькой или радоваться первым хлопьям снега с крестьянскими детишками, — хмыкнул Лука Матвеевич. — Так что будьте с ним снисходительны, а весь разговор серьезный надо вести с Семеном.

— А Луиза Генриховна разве не к дядюшке приезжала?

— К дядюшке-дядюшке, она с ним играла в лошадки и книжки ему с картинками читала! — развел руками Спасский. — Он к ней очень привязан был.

Аристарх Венедиктович крякнул от удивления, но все-таки бесстрашно зашел в красную гостиную, Глафира тихонечко проскочила за ним.

Семен Игнатьев, увидев Спасского и Свистунова, одарил их сияющей улыбкой и пожал руки.

— Добрый день, господа! — промолвил он.

Яков Борисович даже не повернул головы в их сторону, продолжая разглядывать цветочки за окном.

— Извините, что заставили ждать, — склонил голову набок Лука Матвеевич.

— Да ничего страшного, — снова лучезарно улыбнулся Семен.

Когда со светскими расшаркиваниями было покончено, Лука Матвеевич обратился к Семену, полностью игнорируя настоящего хозяина Вишневки:

— Итак, что вас привело в наш дом?

— Мне сегодня сообщили, что у вас гостит знаменитый Аристарх Венедиктович, — Семен учтиво поклонился, — давно слежу в газетных публикациях за вашими расследованиями. Так вот, намедни, как вы уже знаете, в озере обнаружили фрагмент тела нашей обожаемой Луизы Генриховны, — чуть ли не пустил слезу Игнатьев.

— Предположительно Луизы Генриховны, доктор Свирин еще не сделал окончательной экспертизы по руке пострадавшей, — влезла в разговор Глафира.

Услышав эти слова, литератор Спасский картинно закатил глаза к потолку, сурово сдвинул брови и едко заметил:

— А с каких это пор служанки без спросу лезут в разговоры важных господ? Или у вас в столице сейчас так принято?

Аристарх Венедиктович недовольно поджал губы и сердито покачал головой.

Глафира смутилась, присела в поклоне и удалилась к дверям, откуда, однако, прекрасно слышала весь разговор.

— Итак, — продолжил Семен, — в озере была найдена рука Луизы, и мы бы очень хотели…

Но договорить ему в этот раз не дал Яков Борисович. Старичок наконец оторвался от окна и хриплым жеманным голосом залепетал:

— Луизочка! Моя Луизочка! Где она? Почему давно не приходит? Сема, ты обещал мне, что мы будем с ней играть!

— Будете, обязательно будете! — Семен достал из кармана деревянную резную лошадку, разукрашенную в разные цвета, и сунул заволновавшемуся Якову Борисовичу.

Тот сразу переместил свое внимание на игрушку и о Луизочке больше не вспоминал.

— Итак, — уже громким голосом заметил Семен, начиная нервничать. — Мы бы хотели, чтобы самый известный сыщик Санкт-Петербурга господин Свистунов разобрался в смерти Луизы Генриховны, узнал, что с ней случилось, — закончил он фразу. — Насчет денег не беспокойтесь, — поклонился он.

Аристарх Венедиктович приосанился, почесал пшеничные усы и ответил:

— Уважаемый Семен, я вообще-то сейчас на отдыхе, — кинул внимательный взгляд на литератора Спасского, ведь они договорились не открывать истинную цель приезда сыщика Свистунова. Хотя от гонорара отказываться тоже не хотелось.

— Знаете, большая трагедия произошла с Луизой… — начал Спасский.

— Луизочка, Луизочка моя, она хорошая, — закивал Голощекин, продолжая играть с лошадкой. — Под ореховым кустом, под ореховым кустом… там твоя невеста, — запел он.

— И мы сделаем все от нас зависящее, чтобы помочь вам! — закончил сыщик Свистунов, незаметно кивая Луке Матвеевичу. Гонорар был весьма внушительным поводом взяться за дело.

Тот скривился фирменной кислой улыбкой.

— Ну хорошо, как скажете! По поводу условий и обстоятельств дела обговорим позднее. А теперь всех прошу к обеду, наш Архип сегодня буженину томленую подает!

От такой новости Аристарх Венедиктович сразу посветлел лицом и чуть ли не бегом направился в столовую, причмокивая от нетерпения.

Тверская область. Наши дни

Таня Леонидова почувствовала дежа-вю, опять вечером у входа в «Чародейку» ее встречал синий «Мерседес» следователя Куликова. Она с той же улыбкой приблизилась к машине.

— Татьяна, ты же не против снова со мной съездить к нашему музейному Сереге? — с ангельской улыбкой, сложив руки в молитвенном жесте, попросил капитан Куликов.

— О, Серега уже наш стал? Однако быстро же! — отшучивалась Таня. — А зачем я вам, капитан Куликов, там в музее нужна? Про отпечатки я вам уже все рассказала или вы собираетесь обыск устроить и изъять те самые резиновые сапожки со следками?

— Да какой там обыск?! Кто мне разрешит? На каком основании? Как я пришью пропажу девочки к его личным резиновым сапогам? Меня начальство засмеет, если я только с такой просьбой обращусь! Он имеет право носить какие угодно сапоги, законом это не запрещено!

— Пропажа девочки напрямую связана с озером, озеро напрямую связано с монстром, монстр напрямую связан с музеем, а тут и работает наш Серега, — закивала Таня.

— Ну да, с такой железной логикой любого жителя вашего городка сюда можно привязать! — кисло улыбнулся Иван.

Таня задумалась, а ведь он прав!

— Но не у каждого жителя нашего города есть сапоги с драконьими лапками! — она пожала плечами.

— Короче, Татьяна Викторовна, вы мне нужны сегодня в музее, нужен ваш незамутненный взгляд, тонкий ум и блестящая интуиция, чтобы найти пропавшую Анечку! — сказал как припечатал капитан.

— Ага, и моя скромность, конечно же! — расхохоталась девушка. — А как же мои клиенты? Кто их достригать будет? — ошарашенно спросила Таня.

Они с капитаном для разговора перешли на задний дворик «Чародейки», но она уже успела заметить вездесущего Славика, который несколько раз разглядывал через окно симпатичного следователя.

— А что, клиентов нельзя поручить другому мастеру парикмахерного жанра? Вон парень с нетрадиционным взглядом на жизнь без дела мается, на меня засматривается! — кивнул на окно Иван.

Татьяна засмеялась.

— Ты тоже нашего Славика заметил? Ты его не обижай, у него тонкая душевная организация!

— Все, молчу-молчу, я более чем толерантен! Передай вашему Славику клиентов, пусть хоть немного поработает! Ему полезно будет! — Иван помахал Славику рукой, но тот сразу же отскочил от окна.

— Ну ладно, подожди пару минуточек! — И Таня побежала в зал договариваться с коллегой.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

К вечеру к имению Опалиха подкатила богато украшенная красивая карета, откуда с изумительной легкостью выпрыгнул смуглый черноволосый мужчина под руку с барышней с уже наметившимся беременным животиком. Сопровождали пару две девушки-служанки, практически одинаковые на вид, и седой возничий с длинным крючковатым носом.

Увидев подъехавший экипаж, из дверей дома выскочил всклокоченный Лука Матвеевич. Заметив гостей, он распахнул свои медвежьи объятия и поспешил навстречу.

— О, неужели? Федор Григорьевич? Вы все-таки приехали? — кинулся обниматься с черноволосым мужчиной хозяин Опалихи.

— Добрый день, — поспешно пожал руку гость. — Да, я же обещал вам заехать в гости! Знакомьтесь, моя супруга Мария Даниловна.

Спасский приложился к ухоженной ручке дамы.

Та учтиво улыбнулась.

— Добрый день. Спасибо за приглашение!

— Очень рад вас видеть! Весьма рад! И как я мог не пригласить на наше скромное семейное торжество племянника самого Игната Степановича! Губернатора нашей области! — вежливо раскланивался литератор с угодливой улыбкой, наконец-то сменивший свой фирменный оскал.

— Надеюсь, нас пригласили не только из-за важного дядюшки! — рассмеялся гость.

Лука Матвеевич немного смутился и принялся неуклюже оправдываться.

Федор Григорьевич солидно кивнул, поправил черные изящные усики и под руку со смущенной дамой прошел в гостиную имения.

Литератор Спасский вился вокруг гостей ужом, посадил их на самый удобный диванчик, расспросил про здоровье Марии Даниловны, подвинув ей мягкую подушечку, что женоненавистнику-публицисту было совсем не свойственно.

Мария Даниловна краснела, бледнела и чувствовала себя совсем неуютно и неловко, поэтому, сославшись на усталость после долгой дороги, отправилась с близняшками-служанками наверх в предоставленную комнату, а Федор Григорьевич высказал желание познакомиться с лучшим сыщиком Санкт-Петербурга.

Аристарх Венедиктович неспешно спустился с лестницы, подал руку Федору Григорьевичу.

— Добрый день, очень рад познакомиться!

— Добрый день, я много о вас слышал! Давно мечтал познакомиться! — даже подскочил с дивана Москвин. — А правда, что это именно вы поймали шайку Яшки-Паука? И то дело о красном сапфире! Это просто феноменально! А как вы быстро раскусили аферу Петра Самойлова! Впечатлен, весьма впечатлен!

Аристарх Венедиктович снова чинно поклонился.

— Да, вы правы — я гениален! — ничуть не смутившись, ответил Свистунов.

— Э… а вы правы! В конце концов! — расхохотался Москвин. — А здесь вы по какому поводу? Или вы не имеете права раскрывать детали расследования? Что вас привело в глушь так далеко от столицы?

— Я здесь в гостях у Луки Матвеевича, в отпуске, отдыхаю! — в ответ расхохотался Аристарх Венедиктович.

Лука Матвеевич послушно закивал, но его смех был натянутым. Он беспокоился, как бы Свистунов не брякнул, что он на самом деле делает в Опалихе, ведь не хотелось бы напугать Змеем озерным племянника самого губернатора, а тем более его беременную жену, которой не нужны лишние волнения.

— Кстати, забыл рассказать о самом главном! А где же сам виновник торжества? Где же Петр Лукич? Я для него приготовил гранд-презент, — снова поправил изящные усики Москвин.

— Петенька? Да он сейчас явится. Мотя, иди Петрушу позови, — поманил Спасский служанку.

Рыжая Матрена серьезно кивнула и убежала вверх по лестнице.

Разговор мужчин обратился к столичным новостям, плавно перешел на политические скандалы и светские сплетни, но Петра все не было.

Минут через пятнадцать забеспокоился Спасский, извинившись, он сам отправился наверх.

По дороге в коридоре он столкнулся с испуганной и бледной Мотей.

— Где ты ходишь? Где Петя? — накинулся он на служанку.

— Петра Лукича нет в комнате! И здесь нигде нет! Я и в зверинце, и в библиотеке смотрела, ни Матильда Львовна его не видела, ни Вильям, — затрясла головой Мотя.

— Как нет?! А где же он? — Лука Матвеевич поспешил в комнату сына.

Аккуратно заправленная кровать, армейский порядок на столе, лишь сиротливая бумажка обнаружилась на подоконнике.

«Папенька, прости меня за все!»

Тверская область. Наши дни

— Славик, миленький, можешь, пожалуйста, сегодня мою смену доработать? Чаевые все твои будут. — Таня сложила руки в молитвенном жесте. — А я тебя в следующий раз сменю.

— Танечка, ты снова за свое? — манерно промямлил Слава. — Я сам хотел пораньше уйти, мне племянницу на неделю оставили, приходится за ребенком присматривать — а это такая морока. Я даже и не подозревал, что дети — так нудно и скучно, — тяжело вздохнул коллега.

— Ну, я тебя завтра точно выручу, на весь день отпущу! — попросила Таня.

— Ну, не знаю. Надо, наверное, хозяйке позвонить!

— Нет, не стоит Тамару впутывать, я тебя очень прошу!

Славик для проформы еще немного поломался, но все-таки смилостивился.

— Ну, ладно-ладно. Хорошо, но с тебя еще то мыло лавандовое, обещай мне! А завтра я свободен! — хмыкнул Славик и полез в сумочку за тонкими сигаретами.

— Про мыло помню, спасибо, дорогой. — Таня чмокнула его в надушенную щеку, отметив новые духи у манерного парня.

Захватила свою сумочку, старый разбитый телефон и ключи от квартиры, спустилась к синему «мерсу», где ее ждал Иван Куликов.

Уже подъезжая к музею, они заметили, что что-то там произошло. Дверь была распахнута, возле ворот стоял автомобиль полиции, и двое дежурных курили у входа, не пуская внутрь посторонних.

— Что это у них здесь происходит? Неужели кого убили? — Куликов выскочил из автомобиля и поздоровался с высоким веснушчатым парнем.

— Андрей, привет. А что это у вас тут? Кто вас вызвал? Что случилось?

— Привет, Иван. А ты какими судьбами? Нет, не убили. Тьфу-тьфу! Здесь кража произошла, в музее, следователь уже работает внутри, отпечатки собирают.

— А кто на вызове?

— Кирилл Немчинов, вместе с экспертами уже в зале трудятся.

— А нам пройти можно? Директор музея связан с моим расследованием, а девушка тоже со мной. — Куликов потащил Таню за руку внутрь музея.

То, что они увидели внутри, совсем не походило на ту выставку, что они разглядывали пару дней назад. Аккуратные витрины с картинами и рисунками — все было разбито, осколки лежали везде, толстым слоем покрывали весь пол. Картины и рисунки были разорваны, все, что можно было разбить, было разбито и уничтожено. Надутый гелием дракон Бросня был растоптан и разорван на мелкие клочки. А на месте кольца с серпентином зияла в витрине огромная дыра, кольца не было, в углу обиженно стонал директор музея Сергей Авдюшин.

Эксперты буквально по кусочкам собирали осколки коллекции доисторического монстра.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

— Как «прости»? За что прости? — Лука Матвеевич застыл с вырванным из блокнота листом, на котором аккуратным почерком синими чернилами было написано послание от Пети.

Спасский рванул по коридору, навстречу ему спешил встревоженный гувернер Вильям.

— Што тут случилася? Почему рыдает Матрона? — с жутким акцентом спросил англичанин.

— Это вы мне расскажите, что тут случилася! — затряс перед его перед его носом запиской Спасский. — Где мой сын, я вас спрашиваю! Ваша работа — присматривать за Петром! Где он?

— Как где? Он тута был, в свайа комната читаль сидель, я его видел полчаса назад! А что случилася? — снова изумился Вильям.

Лука Матвеевич гневно сплюнул и кинулся на первый этаж.

— Аристарх Венедиктович, можно вас на пару слов? — еле сдерживая волнение, попросил он.

— Да, конечно. А что случилось? — кряхтя, с трудом привстал с низкого кресла сыщик Свистунов. Как было уже сказано выше, он не любил никакой физической активности. — А что случилось?

При этом повторном вопросе Лука Матвеевич скривился пуще обычного.

— Если еще кто-нибудь спросит меня, что случилось, я закричу сейчас в полный голос!

Аристарх Венедиктович удивленно уставился на хозяина Опалихи.

— В смысле?

— Петя пропал, вот, написал глупую записку, я вообще ничего не понимаю! Где он?! Его никто не видел!

Свистунов вырвал из рук литератора скомканную бумажку.

— Я сейчас отправлю Москвина в его комнату отдыхать. А мы с вами поспешим на поиски Пети, пока он глупости не учинил какой-нибудь! — по-медвежьи зарычал публицист Спасский.

— А куда Петр Лукич мог подеваться?

— Точно не знаю, но я весь дом и все окрестности тут переверну!

Лука Матвеевич быстренько проводил Федора Григорьевича в его комнату, сообщив, что Петр отправился на конную прогулку в соседнюю Вишневку и что как только отрок появится, то сразу же получит «гранд-презент» от племянника губернатора.

— Ну что, где мы его искать будем? — спросил появившегося Спасского Свистунов.

— А я думал, что это вы гениальный сыщик и вы мне расскажете, где искать непутевого отпрыска! — огрызнулся Лука Матвеевич.

— Помилуйте, да это же ваш сын. Вы его лучше знаете, а я тут всего пару дней обитаю, — ворчливо отозвался Свистунов. Он совсем не любил, когда сомневались в его детективных талантах.

— Я вам же оставил записку, подумал, что вы догадаетесь, где Петя может быть! — повысил голос Спасский, но тут же осекся. Нельзя было потревожить отдых четы Москвиных.

— А что, в этой записке написано место пребывания вашего непутевого сыночка? — также почти закричал Свистунов.

— Так, все понятно с вами. Сначала обыщем дом, а потом…

— Извините, я, кажется, знаю, где может быть Петр Лукич… — В дверях гостиной появилась горничная Глафира и, приложив палец, к губам, поманила их за собой.

Тверская область. Наши дни

В главном зале растерзанного музея, где еще буквально пару дней назад они любовались коллекцией оживших плезиозавров, Таня увидела высокого жилистого мужчину с пышными усами, он, присев на заваленный стул, записывал что-то в блокнот.

— О, это Немчинов, я его знаю, — бодро отправился к нему Иван.

— Добрый день, Кирилл Валерьевич. Я капитан Куликов. — Иван продемонстрировал свое служебное удостоверение. — Мое расследование связано с этим музеем, и потому хочу полюбопытствовать, что здесь произошло.

— Добрый день, Иван Александрович. Вот, полюбуйтесь, что здесь произошло — сами видите. Весь музей разгромили, все разбили, сломали, — внимательно изучив документы, ответил Немчинов.

— Что-нибудь пропало? Или только все разнесли?

— Пропала главная жемчужина коллекции — перстень Змея, возможно, именно из-за кольца и организовали погром.

— Конечно, из-за кольца, из-за чего еще — оно тут самое дорогое было, — подал голос со своего места Сергей Авдюшин.

— А сигнализация была в музее? — обратился к Сергею следователь.

— Да какая сигнализация, мы еще даже не открылись, я пока только документы оформлял. Музей не работал, потому сигнализацию еще не подключили. Не успел я еще, — шмыгнул носом Сергей. — У нас городок маленький, тихий, кто же мог предположить, что тут воры…

— А откуда воры знали, что у вас и где находится? — спросил следователь Немчинов.

— Я, наверное, могу вам ответить, — сказала Таня, вышла в интернет на телефоне и показала следователю. — Вчера вот вышла статья во многих соцсетях и пабликах про музей Бросни, здесь и фотографии есть, и про кольцо тоже сказано.

Кирилл с удивлением взглянул на Авдюшина.

— То есть это вы сами раструбили всем о ваших сокровищах?

— Ну да, я написал в столичные новостные порталы о нашем монстре, но я не думал, что меня придут грабить. Мне нужна была реклама… я не думал, что сюда вандалы какие-то нагрянут, — развел руками Авдюшин. — Это просто реклама, вы понимаете?

— Глупость какая, рассказывать о своей коллекции и не позаботиться о сигнализации! — безапелляционно заметил Иван Куликов. — А дверь они как вскрыли?

— Так на двери грошовый замок был, который скрепкой открыть можно — там и ковыряться не пришлось, — ответил Немчинов. — Хотя, возможно, могли и ключами своими открыть. У вас ключи пропадали? Был еще комплект?

— Мой ключ на месте, а другого комплекта я не делал. Ну я же вам объяснил, мы еще не успели открыться. Я не успел сигнализацию поставить, я думал, через пару недель все проведу… — оправдывался Сергей.

Пока следователи общались с потерпевшим, Таня рассматривала масштабы трагедии, то, что осталось после разграбления. Если бы она пару дней назад своими глазами не видела коллекцию, то никогда бы не подумала, что эти обрывки и осколки имеют какое-то отношение к дракону Бросне. Кроме кольца, ничего больше не украли, но, кроме кольца, здесь и не было ничего дорогого и стоящего. Не фотографии же плезиозавров красть?

Открыв еще одну дверь, Татьяна попала в небольшую кладовку, где кроме тех самых огромных ярко-желтых сапог в пакете на верхней полке обнаружилась… голова дракона, перепачканная чем-то красным. Похоже на кровь.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Немного опешив от предложения служанки, господин Спасский наконец-то пришел в себя.

— Да откуда вы, Маша, это знаете? — ожесточенно прикрикнул Лука Матвеевич на девушку.

— Меня зовут Глаша, пойдемте, я вам по дороге все расскажу, пойдемте-пойдемте, — поманила за собой горничная. — А то, боюсь, можем не успеть!

— Ну что ж, ГЛАША! Я дам вам шанс объясниться, но если из-за вашей женской глупости мы потеряем время и не найдем моего мальчика, то, я клянусь, последствия вам очень не понравятся! — злобно процедил литератор Спасский, специально подчеркивая голосом имя своенравной горничной.

Глафира кивнула.

— Пойдемте-пойдемте! Я сейчас расскажу!

— Да куда «пойдемте»? Полоумная, хоть скажи нам! — взмолился по дороге к темному лесу Свистунов. — Мы уже на пару верст от Опалихи отошли.

Как говорилось выше, господин Свистунов не любил никакой физической активности, а тем более — быстрой ходьбы или бега по пересеченной лесной местности.

— Да, ГЛАША, объяснитесь наконец! — поддержал его Лука Матвеевич.

— Хорошо, объясняюсь — мы идем на озеро! — спокойно ответила Глафира.

— На озеро? Ночью? — изумился Свистунов. — Там же Змей!

— А что, по вашему мнению, ГЛАША, мой сын Петр Лукич делает ночью на озере? — Голос Спасского приобрел металлическое звучание.

— Я услышала, что пропал Петр Лукич, пока вы внизу с Аристархом Венедиктовичем… ммм… выясняли место его нахождения… я зашла в его комнату и кое-что обнаружила…

— Глашенька, не томи! — прикрикнул на служанку Свистунов.

— Мне Петр Лукич рассказывал давеча о своей чистой дружбе с погибшей Луизой Генриховной.

— Ну и что? — топнул ножкой Спасский.

— Перед своим отъездом Луиза подарила Петру Лукичу зоологический альбом. Именно он лежал поверх стопки его тетрадей на столе мальчика.

— Ну и что? — снова притопнул Спасский. — Лежал на столе, что тут удивительного? Петя любит зоологию, рассматривает постоянно этот альбом — это не значит, что он на ночь глядя на озеро побежал.

— А вы знали, что альбом этот зоологический был подписан Луизой Генриховной, «с наилучшими пожеланиями Петру». И то, что эта дарственная надпись сейчас оказалась залита какой-то жидкостью. Я увидела, что надпись мокрая.

— Жидкостью? Что вы имеете в виду? — огорошенно спросил Свистунов.

— Надпись была мокрой от слез, мальчик плакал над этим альбомом, причем слезы свежие — он плакал буквально час-полчаса назад, жидкость не успела высохнуть, — сконфуженно объяснила Глафира.

— И что это значит? — уже задумчиво произнес Лука Матвеевич.

— Это значит, что Петр Лукич был совсем не равнодушен к Луизе Генриховне. Он был влюблен в нее, это первая юношеская влюбленность, и он тяжело переживал ее смерть, — выпалила на одном дыхании Глафира.

— Это основано только на одном мокром листке из альбома? — иронично фыркнул литератор.

— Не только, а еще на покрасневших глазах мальчика на завтраке, на его грустном и удрученном виде. Видно, только вы не заметили, как Петр переживает смерть Луизы. Он еще мальчик с тонкой душевной организацией, и я на сто процентов уверена, куда он мог направиться! — ничуть не испугавшись, прямо глядя в глаза Спасскому, ответила Глафира.

— На озеро? — переспросил Свистунов.

— На место гибели своей возлюбленной! — кивнула Глаша.

Спасский задумался, пожевал губами, а потом скомандовал:

— Ну что вы застыли?! Быстрее, поторапливайтесь! Надо проверить эту догадку!

Глаша удовлетворенно кивнула, признавать свои ошибки литератор Спасский не собирался.

Когда они добрались до озера, уже стемнело. Безмолвная тишина окружала водную гладь, ни единого плеска не нарушало безмятежную картину. В камышах, где днем ранее нашли руку, Пети не оказалось. Лука Матвеевич грозно взглянул на Глафиру, но тут подал голос Свистунов:

— Вон смотрите, там на воде что-то есть! Вон, смотрите!

Действительно, что-то темное виднелось посреди толщи воды, посередине озера.

— Змей, что ли? — ахнул Аристарх Венедиктович. — Чудовище!

— Да нет, — прищурил глаза Спасский. — Это лодка, точно лодка! И там Петя! В лодке! Эй, Петя!! Петя! Ау!!

— Петя! Петя! — закричали и замахали руками на берегу Глафира и сыщик Свистунов.

— Петя! Сынок! — громко кричал Лука Матвеевич, но лодка была далеко, и мальчик их не слышал.

— Нет, не слышит! Он так не услышит! Надо что-то делать! — твердо сказала Глаша.

— Но что? Он же не слышит! — развел руками Спасский.

— Тут есть вторая лодка?

— Знаете, тут иногда вдоль берега рыбаки оставляют на ночь лодки, чтобы рано утром за уловом отправиться! Пойдемте поищем! — Спасский первый побежал вдоль кромки воды.

Остальные отправились следом.

И им несказанно повезло, за следующим рядом камышей на легких волнах колыхалась привязанная к березе небольшая утлая лодочка.

Лука Матвеевич первый уселся в плавательное средство, затащил туда весла.

— Ну же, Аристарх Венедиктович, живо, садитесь! Мы должны спасти моего мальчика!

Свистунов с сомнением смотрел на хрупкий ненадежный челн.

— Знаете, Лука Матвеевич, я, наверное, пас! Я не поеду! Я вас тут подожду, подстрахую на берегу! Если мы все потонем, то будет кому сообщить о случившемся! И вообще я плавать не умею, а там, говорят, чудо-юдо водится! Змей и сожрать может!

— Ясно, вы трус, — вполголоса сказал Спасский.

Свистунов аж затрясся от негодования:

— Да что вы такое …Да как вы!!

Но его не слушали:

— Маша-Глаша, как вас там? Запрыгивайте в лодку, живо! — приказал девушке публицист.

Глафира без всяких раздумий легко и грациозно залезла в лодку.

Споро заработали веслами, приближаясь к мальчику посреди озера.

Тверская область. Наши дни

С трудом оторвавшись от чудовищной находки, Татьяна Леонидова встряхнула волосами и вышла в главный зал, где вовсю работали следователи и эксперты.

— Иван Александрович, можно вас на минуточку? — крикнула Таня. — И следователя Немчинова с собой захватите, пожалуйста.

Два следователя одновременно подошли к ней и заглянули в кладовку.

— Таня, что ты тут нашла? — поинтересовался Куликов.

— Да вот, полюбуйтесь. — Таня указала на пакет с головой.

— Папье-маше, а это похоже на кровь, — склонился над находкой Кирилл. — Николай, найдите мне понятых, оформлять будем.

— А пойдем-ка хозяина этого бестиария спросим, что это такое? — подал здравую мысль Иван.

Голова была сделана искусно, и в надвигающихся сумерках ее вполне можно было бы принять за настоящего дракона, особенно если голова выглядывала над водой.

Увидев, что нашли сыщики, Сергей Авдюшин затрясся и замычал нечто невразумительное.

— Что это такое, Сергей Анатольевич? Как вы можете это объяснить?

— Это голова, это заготовки для выставки, — промямлил Сергей, но глаза его бегали, было видно, что он врет.

— А кровь на драконе тоже для выставки? — прямо глядя ему в глаза, спросил Немчинов.

— Это кровь? — близоруко прищурился Сергей. — Нет, это не кровь, это краска, да-да, красная краска, — закивал он.

— А это тоже не ваше? Тоже для выставки? — Таня достала из другого пакета нашлепки в виде лап динозавра.

Сергей побледнел и прикрыл глаза.

— Не эти ли следы вы нам показывали? Знаете, как это называется? Фальсификация, введение в заблуждение следствия, — покачал головой Иван Куликов.

— Я без адвоката не буду ничего говорить, и вообще это мои личные вещи, — заныл Сергей. — Вы не имеете права! В музее кража произошла, разбой, а вы тут мои личные вещи разглядываете!

— Это не личные вещи, это улики преступления. Из-за этих личных вещей, возможно, произошло преступление. Не эту ли голову дракона увидела девочка Аня? Вы были в тот день на озере? Вы использовали этот муляж дракона? Где девочка? — засыпал вопросами Куликов.

— Я вам ничего не скажу, я жду адвоката! — прищурившись, ответил Авдюшин и спокойно уселся на стул, всем своим видом показывая, что не будет больше общаться со следователями.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Литератор Спасский споро работал веслами, а Глафира стояла на носу, зорко вглядываясь вперед и выкрикивая имя мальчика:

— Петя! Петр Лукич! Что вы делаете? Остановитесь!

В первой лодке был явно виден силуэт парня, который что-то выкидывал в воду, большие куски чего-то красного и дурно пахнущего.

— Что же это? — вполголоса спросила Глаша.

— Кажется, я знаю, что это! Это мясо! Точнее, тухлое мясо! Вы чувствуете такой гадкий запах? — спросил Спасский.

Глаша серьезно кивнула.

— Но зачем это? Мясо тухлое…

— Дурень мой, скорее всего, Змея так подманивает… мясцом! Вот уж придумал, — ворчал Лука Матвеевич, налегая на весла.

— Змея? — ахнула Глафира.

— Змея-змея!! — кивнул Спасский. — Вот дурак-то! Он мою саблю турецкую уволок, я вспомнил, что в моем кабинете сабли на стене не оказалось, а ко мне только Петруша заходил.

— А зачем ему сабля?

— Наверное, Змея заколоть хочет, подманить и убить! Мы на охоте так же с волками поступали!

— Так то волки, а это — Змей озерный! — схватилась за голову Глаша. — Петя! Петр Лукич!

— Петька! Петя! — кричал Лука Матвеевич.

— Отец? — Подросток наконец-то увидел их лодку и услышал крики.

— Петенька, это я! — Лука Матвеевич привстал в лодке, но лучше бы он этого не делал, так как та угрожающе наклонилась и чуть ли не перевернулась.

— Поосторожнее! — вскрикнула Глаша.

Спасский успокоился, с медвежьей грацией уселся на скамью и приналег на весла, двигаясь к лодке сына.

— Петенька, что ты тут делаешь? — громко, но пугающе спокойно спросил публицист.

— Папенька, я вам же все написал в записке! — громко ответил отрок.

— За что ты просил у меня прощения, сынок?

— Ну, я боялся, что у меня ничего не выйдет, что у меня ничего не получится… И я боялся, что не вернусь домой.

— Лука Матвеевич… — подала голос Глаша.

— Подожди ты… Петенька, что не выйдет? Что не получится? Зачем тебе тухлое мясо? Где ты его взял?

— Мясо? Так мне его мужики приносят — мой зверинец кормить, полежало чуток на солнце и все стухло, — пожал плечами Петр.

— А саблю мою зачем взял?

— Лука Матвеевич… — снова встряла Глаша.

— Да подожди ты… — отмахнулся Спасский. — Сабля для чего надобна?

— Я хотел Змея уничтожить! Он… Луизу… Луизу Генриховну сожрал! До этого Гришку нашего сожрал!

— Дело ведь не в Гришке?! Не только в Гришке?!

— Ну да, дело в Луизе… Генриховне… Этот Змей подколодный убил ее… сожрал ее… а руку выплюнул… — Парень затрясся от рыданий, принялся махать саблей, разрубая воду.

— Ну, Лука Матвеевич… — громко сказала служанка.

— Да что? Что тебе, наконец, надо? — вскинулся Спасский.

— Вот что, прислушайтесь. В воде что-то происходит.

И действительно, в темноте вода озера казалась практически черной, на ней плавали куски ужасно пахнущего тухлого мяса. Но не это взволновало девушку.

— Смотрите, вокруг лодки пузыри!

Действительно, в темной воде клубились невесомые пузыри, которых с каждой секундой становилось все больше и больше. А вскоре все в лодке почувствовали, что посреди озера они находятся не одни.

Лодка, в которой сидели Глафира и Лука Матвеевич, начала пугающе крениться на левую сторону. У людей было полное ощущение, что какое-то огромное тело длиной в десятки метров вот-вот протаранит лодку снизу.

— Это Змей! — закричал испуганным голосом Петр. — Мою лодку кто-то снизу толкает! Это его пасть пузыри изрыгает! Смотрите-смотрите!

Мальчик, как каменное изваяние, застыл посреди лодки не в силах пошевелиться.

Глафира тоже зажмурилась от страха, в воде под ними явно что-то происходило. Лодка ходила ходуном, казалось, что через пару секунд их сожрет невидимое чудовище. А то, что Змей был невидим, — это факт. Лука Матвеевич не растерялся, принялся рубить веслом по черной воде, но самого чудища видно не было.

Только пузырьки, много пузырей.

А потом вокруг лодок вспенилась вся поверхность воды, и все почувствовали смрадный запах из пасти невидимого чудовища.

Запах был ужасен, намного хуже уже лежащих на волнах кусков тухлятины.

— Так, наверное, в аду пахнет! — проворчал Лука Матвеевич, продолжая бить веслом по волнам.

Глафира сидела в лодке ни жива ни мертва, зажмурив глаза, она судорожно вспоминала все известные ей молитвы всем известным и неизвестным святым.

Громко, по-девичьи завизжал Петя.

Тверская область. Наши дни

— Привет, Тань. Пришли результаты анализа жидкости, обнаруженной на муляже головы дракона, — по телефону радостно рапортовал Куликов.

— Это кровь, я права? Совсем не краска, — приложив телефон к плечу, Леонидова не отрывалась от работы, ловко работая бритвой.

— Нет, с тобой не интересно! Все ты знаешь! — притворно огорчился Иван. — Это действительно кровь, но это не самое главное…

— Давай я опять отгадаю, эта кровь не принадлежит Ане Сорокиной, другая группа?

— Тань… Ну как ты это делаешь? — из трубки послышался глубокий вздох. — Группа крови как раз такая, как у Ани, но резус другой. Это не ее кровь на голове.

— И что это значит? — Парикмахер оторвалась от работы, сняла пеньюар с омолодившегося клиента.

— Я думал, ты опять меня поразишь своими детективными талантами! — фантазировал Иван.

— Ага, щазззз! — протянула Таня. — Я вот прямо здесь в «Чародейке» тебе преступника найду! У меня, кроме Славика и двух клиентов, все, кстати, вылитые маньяки, больше никого подозрительного тут нет, — прошептала Таня в трубку, не хотела клиентов смутить.

— Авдюшин сейчас в КПЗ, но молчит как партизан, адвоката все требует.

— Ну дайте ему адвоката. В чем проблема?

— Я по этому поводу и звоню. У тебя же вроде есть адвокатская корочка? — ухмыльнулся Иван.

— Хорошая идея, но, во-первых, Сергей меня прекрасно видел, а во-вторых, я не практикую уже несколько лет, и так дела не делаются! — уже серьезно отметила Таня.

— Ладно-ладно, не злись! Но Авдюшина все-таки нужно расколоть! И нужно с тобой съездить снова со свидетелями исчезновения Ани поговорить.

— Так их всех уже допрашивали!

— Допрашивали раз пять, но вскрылись новые обстоятельства… — отрапортовал капитан Куликов.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Как они уносили ноги от чудовищного озера, Глафира вспоминает с трудом, до сих пор перед глазами вспененная вода и огромные пузыри на поверхности озера. Но самого Змея они так и не увидели, Лука Матвеевич медвежьей хваткой загреб сына, мгновенно запихнул его в свою лодку и, споро работая веслами, направился в сторону берега. Глафира мысленно молилась и не могла оторвать взгляд от пузырьков на воде.

Когда они высадились у камыша и вывалились на песчаный берег, их встретил взволнованный Аристарх Венедиктович, который все прыгал возле воды и пытался разузнать, что же все-таки там произошло.

Никто не мог дать внятного ответа, Лука Матвеевич молча обнимал Петю и, что было для железного публициста совсем не свойственно, чуть ли не плакал от избытка чувств. Глаша тоже не могла ничего ответить, она только вздыхала, указывала на озеро и усердно шмыгала носом.

Поняв, что от этой компании ничего уже не добиться, сыщик Свистунов дал всем немного успокоиться и повел всех в Опалиху.

Тверская область. Наши дни

Михаил Ануфриев был дома, если он и удивился визиту следователя, то никоим разом не показал этого. Он пригласил Ивана Куликова и Татьяну пройти в уютную гостиную, посадил на мягкий диван и наконец поинтересовался целью посещения:

— Если вы в связи с исчезновением Анечки, то меня по этому поводу уже допрашивали, причем несколько раз допрашивали, — развел он мощными ручищами. — Может, чаю желаете или кофе?

— Спасибо, ни чая, ни кофе не надо. А насчет Анечки Сорокиной мы бы хотели у вас уточнить несколько моментов, — ответил Иван.

— Дык я не видел ничего, не знаю, я возле мангала с мужиками был, мясо жарил. За детьми не смотрел, некогда было. Да мы и выпили немного, пива там, — рассказывал Михаил. — Жара была, а тут мангал горячий, мы выпили. Там девчонки смотрели за детьми. Мои пацаны были и Анечка, они играли с мячиком. Светка с Костиком у воды сидели, они больше моего видели.

— А ваша жена?

— Юля с девочками над столом колдовала, зелень резала, овощи мыла. Она тоже не в курсе, что там случилось.

— А ваши сыновья, Коля и Саша, они последние Аню видели?

— Они сейчас с матерью уехали к теще моей в Тверь, Юлька испугалась за детей. Боится, что это чудовище из озера теперь будет детей есть, или еще хуже — маньяк появился, который детей ворует. Потому от греха подальше уехали они вчера, — ответил Михаил.

— А Светлану Сорокину вы давно знаете? Откуда? — задала вопрос до этого молчащая Татьяна.

— Светка — это Юлькина подруга, они вроде работали раньше вместе, давно знакомы.

— А что про Светлану рассказать можете? Про ее дочь?

— Дочь ее впервые и увидел на том злосчастном пикнике. Девочка как девочка, обычная, я не приглядывался, если честно. Не до того было — хлопот много с пикником, шашлыком. А Света к нам иногда в гости приходила, с Юлькой они по магазинам ходили. Дружили. Света в разводе много лет, вроде муж ушел, когда она Анькой беременна была. Она сама девочку растила, потому сейчас так тяжело переживает. Кроме Ани, у нее никого нет. Хорошая баба, только в личной жизни не везет. Костик, дружбан мой, вот с ней сидел, анекдоты рассказывал, она с ним заболталась и девчонку проворонила. Неужели действительно ее Змей озерный сожрал? Вот горе-то, — закачал головой Михаил.

— Вы верите в эти легенды?

— Так все у нас про это говорят, городок маленький, а тут еще в интернете написали и даже кто-то следы сфотографировал этого монстра. Хотите, покажу вам?

— Спасибо, мы уже видели, — учтиво кивнула Таня.

— А вы сами этого монстра — дракона — плезиозавра в тот день видели в озере?

— Да ничего я не видел. Я же говорю, я к воде не подходил даже.

— Подскажите, а можно будет хотя бы по телефону переговорить с вашей женой и детьми? Они важные свидетели, — уточнил следователь.

— Нас уже раз десять всех допрашивали и вместе, и поодиночке. Я не думаю, что Юля или мальчишки вам что-то новое расскажут. Юля только салат строгала на берегу, а пацаны хоть и играли с Аней, но никакого дракона не видели, это точно, — рубанул рукой по столу Михаил. — Нас уже всех замучили с этими расспросами.

— Но вы ведь понимаете, что пропал ребенок? Возможно, девочка погибла, а вы не хотите помочь следствию, — резко заметил Куликов.

— Вы можете прочитать все мои ответы, они уже есть в ваших протоколах. Ничего нового ни я, ни моя семья не знаем, — обиженно протянул Михаил. — А вы бы не людей от работы отвлекали, а Змея в озере ловили, пока еще не сожрал кого-нибудь.

— Хорошо, я вас понял. И последний вопрос. Кроме вас на берегу были еще отдыхающие люди?

— Конечно, были. Погода была замечательная, несколько компаний тоже шашлыки жарили, несколько машин стояли. Но мы одни у самой воды отдыхали, другие чуть подальше.

— А вы с теми другими знакомы? Они что-нибудь или кого-нибудь заметили? — неожиданно спросила Таня.

— Да городок у нас маленький, лица вроде знакомые, но конкретно я никого не знаю. А когда началась суматоха, когда начали Аньку разыскивать, то многие уже уехали, а кто-то тоже бегал, ребенка искать нам помогал.

Следователь Куликов старательно записывал показания в блокнот. Возникла небольшая пауза.

— Если у вас все, то извините, мне нужно бежать, — как бы оправдываясь, сообщил Ануфриев.

— Да, конечно. И еще, вам знаком Сергей Авдюшин и его музей? — спросила Татьяна.

— Извините, я музеи особо не люблю, давно никуда не ходил, а Авдюшина вроде бы не знаю, — замотал головой Михаил. — Извините, но я действительно уже опаздываю на важную встречу.

Сыщики молча поднялись и вышли из не очень гостеприимного дома.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Утро в Опалихе началось с небольшого скандала.

Матильда Львовна Метинская заламывала руки и в слезах обращалась к Луке Матвеевичу.

— Да как вы можете, господин Спасский? Почему я должна освобождать свою комнату? Вы же знаете, я всегда живу в левом крыле, когда останавливаюсь в Опалихе! — гневно топнула ножкой Метинская. — А сейчас я не хочу на второй этаж, там мне не нравится!

— Матильда, успокойтесь, я вас прошу! Это ненадолго! И потом, в южном крыле совсем милая комнатка, уже убранная и украшенная лично для вас, — вежливо ответил Лука Матвеевич.

— Ну почему я должна переселяться? — капризно надула хорошенькие губки Метинская.

— Мы это уже с вами обсуждали, уважаемая кузина! Как вы уже заметили, Мария Даниловна в положении… ну, сами понимаете… в каком положении… — замялся Спасский, подыскивая слово. — Так вот, ей в ее… мм… положении… неудобно каждый раз подниматься по лестнице на второй этаж, ей комфортнее будет на первом.

— А что, кроме моей комнаты, на первом этаже ничего приличного нет у вас? — с вызовом заметила Матильда Львовна.

— Вы занимали покои, которые не стыдно передать супруге племянника губернатора, — фыркнул публицист.

— Но я… — снова заныла Метинская.

Спасский ее жестко перебил:

— Это уже решено, собирай вещи, Матильда, я тебе все сто раз уже объяснил! Я вообще-то хозяин Опалихи!

Метинская сердито хмыкнула и, собрав свои пышные юбки, пробормотала про себя проклятия, наконец-то удалилась.

— Что за шум, а драки нет? — в гостиную с улыбкой спустился Федор Москвин.

— Федор Григорьевич, доброе утро, — благостно улыбнулся ему Спасский. — Как вам спалось на новом месте? Как себя чувствует ваша супруга, уважаемая Мария Даниловна?

— Спасибо, все замечательно, но, как я вам вчера объяснил, было бы неплохо, если бы наши комнаты были на первом этаже, а не на втором.

— Этот вопрос я решил, после завтрака сможете переехать в покои в южном крыле на первом, — закивал Лука Матвеевич.

— Замечательно-замечательно, буду премного благодарен. Извините, вчера так и не успел увидеться с вашим сыном Петром. Он поздно вернулся с конной прогулки? Я курил сигары на балконе до полуночи, но так и не увидел его возвращения, — поправил черные усики гость.

— Да, вчера Петенька малость задержался, а потом я долго с ним беседовал в гостиной на эту тему, — покачал головой Спасский. — Что поделаешь, молодость! — хитро блеснул он глазками. Не рассказывать же племяннику губернатора, что они по ночам с саблей и тухлым мясом охотятся на Змея озерного.

— Да, молодые такие, — со смехом согласился Москвин. — А сегодня я хоть смогу с Петром переговорить?

— Да, разумеется. Он скоро спустится к завтраку.

К завтраку скоро спустились и все обитатели Опалихи: обиженная и надутая Матильда Львовна, грустный и отрешенный Петр, голодный и озабоченный именно этой проблемой Аристарх Венедиктович, серьезный и задумчивый Вильям и в очень интересном и непростом положении, а потому бледная и уставшая Мария Даниловна.

За завтраком Федор Москвин пытался шутить, рассказывал смешные истории из светской жизни, радуясь, что наконец-то познакомился с Петром Лукичем.

— Петр, я очень рад с вами увидеться!

— Спасибо, я тоже! — Глаза Пети были красные от недосыпа и слез.

— Я кое-что для вас подготовил. — Федор Григорьевич широко улыбнулся, полез в верхний карман сюртука и достал оттуда листок бумаги с красной печатью на нем. — Вот, посмотрите, я надеюсь, вам это понравится. При содействии моего дядюшки Игната Степановича мне удалось выхлопотать для Спасского Петра Лукича место в секретариате губернаторства. С окладом… тут, внимание… — Голос Москвина стал приторно-сладким. — С окладом десять рублей золота в год.

— Ух ты, не может быть, — не смог сдержать восторга Лука Матвеевич.

— Да, вот такая милость от Игната Степановича, — поклонился всем гостям Москвин. — Ему в секретариате нужен шустрый малый, способный выполнять небольшие поручения.

— Но я… — побледнел Петр, было видно, что он не очень рад подарку.

— Не волнуйтесь, Петр Лукич, на службу можете заступить в следующем году. В столице вас подождут! — лукаво улыбался Федор Григорьевич.

— Так это еще в Петербург ехать? — схватился за голову Петя, он побледнел еще больше обычного.

— Ой, спасибо вам огромное, какая радость, — принялся за сына кланяться Лука Матвеевич с угодливой улыбкой. Еще бы, десять рублей золотом для юного отрока на дороге не валяются, а тут еще возможность сделать карьеру в столичном департаменте.

Москвин чинно поклонился, еще раз поправил усики и принялся доедать яблочный пирог — очередной кулинарный шедевр от повара Архипа.

Тверская область. Наши дни

Следователь Иван Куликов смотрел в бездонную гладь Бросненского озера. Нет, он даже не пытался обнаружить там доисторического реликтового монстра, и маленькой девочки Анечки там тоже, скорее всего, давно нет. Но это на первый взгляд простое дело обрастало совсем не простыми, а сложными и непонятными подробностями, которые было не под силу разгадать молодому капитану.

Иван тяжело вздохнул.

Он наивно полагал, что столичный лоск и незаурядные умственные способности в этой российской глубинке пробьют ему вход к высшим эшелонам карьерной власти. Что он, как только приедет из самой Москвы, сможет всем тут показать, как надо работать. В столице бешеная конкуренция, Иван считал, что ему там специально ставили палки в колеса и не давали развернуться. Хотя, если честно, он и там звезд с неба не хватал, но работу свою выполнял усердно, профессионально и без всяких осечек. А здесь его обходит в дедуктивных способностях обычная парикмахерша.

При мыслях о Татьяне Леонидовой Куликов шумно хмыкнул. Вот уж заноза в одном месте! Но сейчас в этом первом деле он не мог посрамиться, ему нужно было в сжатые сроки найти пропавшую девочку. Хорошо, если найдется хоть ее тело или даже фрагмент тела. Капитан был готов и к такому завершению дела. Потому Татьяна и ее детективные способности были ему очень нужны. Полковник Сидоркин пел ей такие дифирамбы, что не поверить старшему по званию Иван не мог.

Но Таня много себе позволяет — именно она нашла улики в музее Авдюшина, именно она определила фальсификацию следов на песке и именно она уже обогнала капитана Куликова более чем на два корпуса, а забег еще в самом начале.

Иван смотрел на гладкую поверхность озера и все никак не мог понять, в какую сторону двигаться дальше. Все свидетели происшествия или ничего не видели, или уверяли, что ничего не видели, или сообщали о чудовище-драконе. Голову-муляж этого дракона он уже видел в кладовке у Сергея. Значит, нужно колоть этого горе-музейного работника, пусть рассказывает, чья же кровь на этой голове и как она там оказалась. И кому мог понадобиться перстень хозяина озера. Неужели кто-то решил найти подводные сокровища, которые охраняет дракон?

При этой мысли Иван широко улыбнулся, и если бы не жуткие легенды об ожившем плезиозавре, то, возможно, он бы и окунулся в водоеме. Но, вспомнив про съеденных монголо-татар и пропавшей Анечке, решил воздержаться от этой затеи.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Вечером Петр Лукич сидел в библиотеке с зоологическим альбомом в руках, но практически ничего не видел, буквы разбегались перед глазами, смысл прочитанного он никак не мог поймать. В голове была полная неразбериха — страшная гибель любимой Луизы, необычный подарок от племянника губернатора — все это отплясывало чечетку в голове юного зоолога.

В комнату неслышно вошла горничная Глафира.

— Добрый день, Петр Лукич. Вам принести что-нибудь, может быть, чаю?

— Нет, спасибо. Глафира, я вам еще хотел сказать спасибо за вчерашнее, — сконфузился подросток. — Мне папенька рассказал, что это вы надоумили искать меня на озере, — опустил голову Петр. — Вы спасли меня, если бы вы там так вовремя не появились, то Змей, скорее всего, меня бы съел. — Мальчик чуть ли не плакал.

— А вы видели в озере Змея?

— Нет, я его не видел, но чувствовал, как лодка шаталась, а потом такой запах плохой — такой точно из пасти рептилии может быть. Вы, кстати, сами все видели и слышали там!

— Так я тоже самого Змея не видела, — пожала плечами девушка.

Петя кивнул. А потом скупая слеза скатилась по щеке и упала прямо на страницы зоологического альбома.

— Вы скучаете по Луизе Генриховне, она была вам дорога? — спросила Глаша, а потом сразу же устыдилась своего бестактного вопроса.

— Да, Луиза Генриховна была моим другом, я постоянно о ней думаю. Представьте себе, Глафира, мне она даже стала мерещиться! — хмуро улыбнулся Петя.

— Мерещиться? Как это? — удивилась горничная.

— Я, представьте себе… могу поклясться, что видел Луизу Генриховну сегодня днем в нашем парке за деревьями. Я был на заднем дворе, вдруг почувствовал чей-то взгляд, резко обернулся. И… — Мальчик замолчал.

— И что? — не выдержав, спросила его Глаша.

— И… могу поклясться, что видел ее… мою Луизу… — Снова слезы в глазах.

— Вы просто много о ней думаете, вот вам и показалось. — Глаше стало очень жаль юношу.

— Да, скорее всего, так и есть. Просто я не могу перестать о ней думать. Лишь закрою глаза, как перед глазами ее рука в камышах и камень этот зелененький.

— Знаете, Петр Лукич, я вам сейчас скажу, казалось бы, обыденную вещь, но это на самом деле так. Сейчас вам, конечно, тяжело, но вы еще так молоды и скоро все забудете. Время лечит и не такие раны.

— Ну да, наверное, — опустил голову Петя. — А еще этот секретариат. Я не хочу выезжать из дома.

— А я думаю, что в вашем случае это действительно выход. Вы получили хорошую работу, уедете в столицу, окунетесь в другую жизнь и забудете все это как страшный сон.

— Про Змея не забудешь, неужели Луиза Генриховна так и останется неотомщенной? Ее убийца не будет пойман?

Как ответить на этот вопрос, горничная Глафира не знала, но очень хотела помочь испуганному мальчику.

Тверская область. Наши дни

Рабочий день в «Чародейке» проходил как всегда. Алина кривилась и практически не разговаривала с Таней. Она никак не могла простить ей то, что узнала всю правду об обманщике Павле. Славик пришел рано, но был мрачным и не выспавшимся, выглядел весьма помятым.

Клиентов было сегодня мало, Таня работала практически на автопилоте, отвечая на все вопросы односложно: «да, нет, конечно, постригу».

— Слава, а ты мою помаду, случайно, не брал? — копаясь в своей сумочке, в обед спросила Алина.

— Ты что? — удивился парень. — Мне она зачем?

— Ну, мало ли! Найти че-то не могу!

— Так я не крашусь, помадами по крайней мере, — хмыкнул парень.

— Знаю я твое не крашусь, отдавай помаду, — повысила голос парикмахерша.

— Может, упала, закатилась под стол? — подала здравую мысль Татьяна.

— Нет ее нигде, — хныкала девушка. — Она дорогая, новая. Мне Павлик подарил, — снова слезы.

Леонидова пожала плечами, достала метелку, нужно было подмести после клиента волосы, и на всякий случай помахала метлой и под столом, а вдруг найдется пропавшая помада, и Алина сменит гнев на милость.

— Светло-вишневая, золотой такой тубус! — Алина искала в своей сумочке.

Под столом помады не оказалось, зато Таня вымела клочок какой-то бумажки, прочитав которую она застыла с раскрытым ртом и срочно побежала на задний двор, чтобы сделать важный звонок.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

— Эх, Глашенька, вот объясни мне — почему одним все, а другим — нет, — опершись на широкий подоконник, промолвила Матрена, кивнув головой куда-то в глубь сада.

Глафира в этот момент домывала соседнее окно в гостевой спальне, закончила это занятие и подошла к подруге.

— Ты о чем это, Мотя?

— Да вон, посмотри, как воркуют голубки! — кивнула головой Матрена.

Глаша тоже взглянула в сад.

На деревянной скамейке у фонтана сидели, тесно прижавшись друг к другу, Матильда Львовна Метинская и художник Жан Мануа. Они были всецело поглощены своим обществом, Иван-Жан пламенно обнимал белокурую красавицу, та со смехом отворачивалась от него, тем самым еще больше выпрашивая поцелуи.

— Тьфу ты, напасть! Луизка умерла, еще и девяти дней не прошло, а он за старое! Шельмец! — со злобой сплюнула Матрена. — Погляди, ничего не боятся!

— Так она же замужем! — ойкнула Глафира, рассматривая пикантную сцену.

— Вот, и я о том же! А муж у нее, говорят, такой важный генерал, если узнает о ее интрижках, головы тут всем оторвет! — закивала рыжей косой Мотя.

— Художник ничего не боится, видать!

— А чего ему бояться, он возомнил себя птицей высокого полета, только с богатыми барышнями якшается. То Луиза Генриховна, теперь вот Матильда! Живет в господском доме, работать не работает, только баб голых мулюет! Вот уж повезло так повезло Ваньке нашему!

Глафира только кивнула, какая-то важная мысль касательно расследования появилась у нее, но сразу о ней девушка забыла, так как по саду с громким лаем неслась несносная Клопадра, которая как раз и нарушила влюбленную идиллию двух голубков.

Увидев приближающую собачку, Матильда Львовна очнулась от грез, встряхнула головой и оторвалась от красавца, подхватив на руки болонку.

Теперь все поцелуи Метинской достались Клопочке, чему та была несказанно рада, чего нельзя было сказать о художнике Жане Мануа.

Он сидел с отрешенным видом, рассматривая свои ухоженные ногти.

Глаша вздохнула и продолжила домывать грязное окно гостевой спальни.

Тверская область. Наши дни

Следователь Куликов задумчиво смотрел в окно своего кабинета. Мысли кружили неспешным хороводом. Мог ли Змей съесть девочку Аню? Или малышка сама утонула? Если ее украли, то зачем? Мать ее Светлана никакой не бизнесмен, не олигарх, денег на выкуп у нее нет, да и требования о выкупе не поступало, хотя прошло более недели с ее исчезновения на озере Бросно.

— Иван Александрович, — трубка телефона ожила и тоном дежурного оповестила следователя: — К вам тут две девушки просятся на прием.

— Красивые хоть девушки? — Капитан оторвался от тревожных раздумий.

— Очень красивые, одна темненькая, другая светленькая, пропускать их?

— Как хоть зовут-то, поинтересуйся, Муслимов.

В трубке зашуршало, а потом дежурный отрапортовал:

— Татьяна Викторовна Леонидова и Светлана Сергеевна Сорокина. Паспорта проверил.

— Пропускай, сейчас я пропуск выпишу.

Через пару минут в кабинет ввалились возбужденно размахивающая руками парикмахер Татьяна и все с такими же красными и воспаленными глазами Светлана Сорокина.

— Добрый день, дамы. Что вы хотите мне сообщить? — судя по внешнему виду женщин, новости у них точно были. — Рассказывайте.

— Сегодня я была на работе в нашей «Чародейке», как обычно, подметала после клиентов волосы, — начала быстро рассказывать Таня.

— И?

— И вот что нашла на полу под столом. Я сначала подумала, это просто фантик, бумажка какая-то, а потом мой взгляд зацепился за надпись. — Татьяна осторожно достала из кармана смятую бумажку.

Это был отрывок из какой-то газеты, но на другой стороне корявым почерком было выцарапано: «МАМА ПАМАГИ».

— Что это? — рассматривая бумажку, спросил следователь.

— Я сразу подумала о пропавшей Анечке, позвонила Светлане, отнесла ей записку, и та сразу признала почерк своего ребенка.

— Это Анечка, это точно Анечка. Она так пишет. Я ее букву «А» с закругленным хвостиком сразу узнаю, — истерично закричала Светлана. — Она жива, она хочет, чтобы ее спасли.

— Что за бред?! Эта бумажка может быть каким-нибудь розыгрышем, детской шуткой. Необязательно, что писала ваша дочь. Ей пять лет, она умеет слова писать? — изумился Куликов.

— Умеет, я с ней занималась, потому с уверенностью могу сказать, это Аня писала. Поверьте матери, я чувствую. Значит, моя дочь жива. — Светлана горько заплакала.

— Татьяна Викторовна, можно вас на секундочку? — Взяв парикмахершу под локоток, Куликов вывел ее в коридор, где смог на нее сильно накричать.

— Таня, ты что творишь? Убитой горем женщине даешь надежду из-за клочка газетки? Ты в своем уме? Где сказано, что это Аня Сорокина писала? Что за фигня?

— Иван, не кричите на меня, — обиженно поджала губы Татьяна. — Я потому с этим куском газетки сначала к ней пошла, а не сразу к следователю. Это может быть призыв о помощи. Если это Аня…

— Да не может быть это Аня, она утонула… больше недели назад… А ты…

Последние слова услышала Светлана, которая как раз в этот самый момент вышла в коридор.

— Нет, Иван Александрович, вы не правы. Моя дочь жива, я могу доказать, что это она писала. Возьмите у нас дома для экспертизы ее тетрадки, которые мы с ней писали, и сравните почерк. Я как мать это прекрасно вижу, — твердо заявила она, глаза ее при этом победно сияли.

— Светлана Сергеевна, вы идете на поводу у ваших материнских чувств. Если экспертиза не подтвердит подлинность этой записки, вам будет еще сложнее опускаться с небес на землю.

— Надежда умирает последней, если это шанс найти мою дочь, то я согласна на все. Я настаиваю на экспертизе, — гневно заявила Светлана.

Куликов послал Тане уничтожающий взгляд.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Ровно в полночь вся Опалиха была разбужена громким истошным женским криком, даже можно сказать, нечеловеческим визгом. Наскоро накинув на себя вязаную шаль, спотыкаясь на ступеньках, Глафира побежала в южное крыло, откуда слышались крики и рыдания.

У дверей комнаты четы Москвиных собрались практически все обитатели Опалихи, только гувернера Вильяма не было нигде видно, а рядом с дверью переминался с ноги на ногу Аристарх Свистунов в белом ночном колпаке, сонная и растрепанная Матрена, почему-то элегантно причесанная и даже нарумяненная Матильда Львовна, злой и встревоженный Лука Матвеевич и, как всегда, печальный и тихий Петруша.

— Что случилось? Кто кричал? — грубым хозяйским тоном спросил Спасский.

Вместо ответа отворилась дверь, и оттуда практически вывалился бледный как полотно Федор Москвин, он без слов указывал в глубь комнаты.

Все посетители ввалились в комнату.

На разобранной кровати сидела Мария Даниловна и громко рыдала, вытирая слезы белоснежным платком.

— Что тут происходит? — снова спросил Лука Матвеевич, на сей раз мягко и даже вежливо.

Мария Даниловна заплакала еще горше, а Федор Григорьевич, запинаясь и постоянно икая, попытался объяснить ситуацию:

— Мы уже легли спать, спокойно спали. Как тут послышался тихий шорох такой.

Я спал, ничего не слышал. Меня Маша… Мария Даниловна разбудила… а там…

— Я сейчас сплю плохо, мне все время неудобно, некомфортно, ребенок пинается… — перебила мужа Москвина. — А тут слышу сначала шорох у окна, я думала, показалось. Потом тихий, но явный скрип. Я не встала. А потом как будто кто-то тихонечко в окно стучит, я Федю разбудила.

— Да, меня жена разбудила, я тут тоже услышал стук. Зажег подсвечник, подошел к окну. А там…

— Да кто там, в конце-то концов? — не выдержал Лука Матвеевич.

— А там девушка у окна стоит, в ставни стучит, — шепотом ответил Москвин.

Спасский опешил:

— Какая девушка? Кому надобно к вам в окно лезть?

— А такая девушка, вся в белом! Только это… — Москвин понизил голос. — Это не живая девушка.

— Как это не живая? — запинаясь, спросил сыщик Свистунов.

— Девушка в белом саване с распущенными волосами, лицо белое как мел, но не это главное…

Супруга перебила Мария Даниловна.

— У нее правой руки не было! Она мертвая была! — Москвина затряслась в рыданиях.

— Что она вам еще сказала? — выступила вперед Глафира.

— Она подняла вперед левую руку и сказала: «Отдайте мое кольцо!» — вытер пот рукавом Федор Григорьевич.

Все в комнате застыли от удивления.

Молчание нарушил Петр:

— Это Луиза приходила!

— Какая Луиза? — заикаясь, спросил Москвин.

— Луиза Генриховна, ее на днях Змей подколодный съел, а руку выплюнул, вот она колечко свое везде и ищет! — с угодливой поспешностью ответила рыжая Матрена.

При этих словах Мария Даниловна нелепо взмахнула руками и упала в обморок.

Тверская область. Наши дни

— Ну, и какие новости? Что показала почерковедческая экспертиза? — через пару дней Таня не выдержала и сама позвонила капитану Куликову.

— И тебе добрый день, Татьяна Викторовна, — холодно отозвался Иван. — Хорошо, я тоже иногда бываю не прав. Действительно, на основании присланных материалов почерка из тетради и буквы на клочке газеты оказались идентичны на девяносто девять процентов.

— То есть получается, что это писала Анечка?

— Девяносто девять процентов, что это писала Аня Сорокина, — тяжело вздохнул Куликов, признавать свои ошибки не хотелось.

— Значит, девочка жива! — обрадовалась Татьяна.

— Жива-жива или, по крайней мере, была жива, когда писала эту записку, — ворчал Иван.

— Эксперты сказали, когда она была написана?

— Примерно два-три дня назад. Написана карандашом или помадой красного цвета, фрагмент газеты пока идентифицируется, что за газета такая. Но я думаю, это нам мало что даст.

— Главное, что ребенок жив! Это самое главное!

— Теперь еще предстоит выяснить, как этот клочок попал к вам в парикмахерскую.

— Я тоже над этим думала, — быстро ответила Таня. — У меня полгорода стрижется, он мог выпасть из кармана любого.

— Кто в тот день был у вас? Подготовь список, пожалуйста.

— Я тебе и без списка могу сообщить. Я записку нашла в районе двенадцати часов. С утра у меня побывало три клиента — Селиванов Петр Кузьмич, пенсионер и заядлый рыбак, седой такой, с военной выправкой, потом учитель информатики в соседней школе Кирилл Романович Туз, вредный и очень скользкий тип, и Сидоров Илья Владимирович, обычный дядька, работает менеджером по продажам какого-то медоборудования, всегда молчаливый.

— Значит, трое клиентов. Отлично, что ты не вечером бумажку нашла, а то работы было бы больше, — улыбнулся Куликов. — А не могла эта записка со вчерашнего дня у вас под столом лежать?

— Нет, точно не могла. Я первая на работу прибежала, у нас чисто было, я инструменты разбирала, потом везде подмела, под столом тоже — там не было записки. Потом через полчаса Славик и Алина пришли, тоже бумажки не было, а вот когда Алина свою помаду искала и я волосы после Сидорова подметала, записку и увидела.

— А после Туза и Селиванова ты не подметала? Может, это у них выпало?

— Туза наш Славик стриг, он с ним часа два возился, он любит подольше поболтать с молодыми парнями, — усмехнулась Таня. — Потом и он мел пол, но я не видела там ничего такого.

— Понятно, придется всех проверять, — устало вздохнул Куликов.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Все в комнате засуетились.

— Врача! Немедленно вызывайте врача! — закричал Федор Москвин, пытаясь привести жену в чувство.

— Дура какая! Что ты такое брякаешь?! — напустился на Матрену Лука Матвеевич. — Она же беременная, а ты ее пугаешь! Вот дура! — сплюнул он на пол. — Беги за доктором Свириным!

— Но ночь на дворе, — вяло отбивалась Матрена.

— Я сказал тебе — живо беги! — закричал на нее хозяин Опалихи.

Глаша хотела открыть окно, чтобы свежий воздух привел в чувство Москвину, но Федор Григорьевич замахал на нее руками:

— К окну даже не подходите! Может, там до сих пор эта стоит… вурдалачка!

— Почему это вурдалачка?! — заступился за умершую подругу Петр. — Вурдалаки кровь пьют, а Луиза Генриховна только за кольцом пришла!

— Пришла с того света?! — возразил Москвин, поддерживая голову супруги. — В своем ли вы уме, молодой человек?! Да где же доктор?

— Доктор уже здесь! — В комнату, комично и нелепо взмахивая фалдами сюртука, влетел доктор Свирин. — Вам повезло, что я был в деревне у старухи Сидоркиной, потому ваша Мотя меня так быстро поймала. Попрошу всех очистить комнату, здесь может остаться только супруг. Все остальные — прошу! — приоткрыл он дверь.

Все медленно вышли и разбрелись по своим комнатам, все, кроме Глафиры, которая вышла из дома, тихонечко передвигаясь вдоль стены имения, приблизилась к окнам супружеской пары.

Нет, она не собиралась подслушивать, о чем с Москвиными беседовал доктор Свирин, Глафиру интересовало иное. Она разглядывала землю под окном, пыталась найти следы бесплотного призрака. Погода благоприятствовала ей, ночь была лунной, и можно было многое разглядеть на траве, чем Глафира и занималась. Как настоящая собака-ищейка, она, чуть ли не вплотную наклонившись к земле, искала улики.

И вот кое-что она обнаружила.

Тверская область. Наши дни

Начать решили с вредного и заносчивого учителя информатики Кирилла Романовича Туза.

Детективы застали Кирилла Романовича на рабочем месте в школе номер двенадцать. Несмотря на летнюю пору и каникулы, Туз был в своем кабинете и работал на ноутбуке.

— Кирилл Романович, добрый день. К вам можно? — постучавшись, спросила Татьяна.

— Следователь Иван Куликов, у меня есть к вам несколько вопросов, — продемонстрировал он служебное удостоверение.

— А давно следователи с парикмахершами вместе работают? — Туз, увидев гостей, громко захлопнул крышку ноутбука. — Если что-то случилось с одиннадцатым «А», то вам не ко мне, а к директору надо. Я к этим оболтусам никакого отношения не имею.

— Нет, мы не по поводу одиннадцатого «А», — осадил учителя Куликов. — Подскажите, одиннадцатого числа вы были в салоне «Чародейка» на Ленина, сто тринадцать?

— Да, я там стригся, и кажется, да, это было одиннадцатое число. А в чем, собственно, дело? Если у них, — он кивнул в сторону Тани, — пропали деньги, то это точно не я, — замотал он головой.

— А с чего вы взяли, что у них пропали деньги? — удивился Иван.

— Так вы же не просто так с собой парикмахершу таскаете? Значит, она с этим связана! — сделал вывод Туз.

— Нет, дело не в деньгах и не в одиннадцатом «А». В тот день вы что-нибудь подозрительное заметили в «Чародейке»?

— Что вы называете подозрительным? — хмуро ухмыльнулся Кирилл Романович. — Ужасная дыра эта ваша «Чародейка», — это уже относилось к Татьяне. — Называются салоном эконом-класса, а деньги дерут как будто в элитном салоне красоты. И еще этот их Славик, мерзкий тип такой.

Куликов удивленно уставился на учителя информатики.

— Славик? Да он же мухи не обидит, тихий, спокойный.

— Ага, тихий-спокойный, светло-синий. Я, конечно, не гомофоб какой-то там, но этих нетрадиционных недолюбливаю, — фыркнул он. — Вечно такой жеманный. «Вам водички? Вам кофейку?», — передразнил он Славика. — Тьфу, погань какая! — сплюнул Кирилл Романович.

— А зачем же вы у него стрижетесь, если недолюбливаете? И цены у нас, оказывается, кусаются! — строго спросила Таня, она еле сдерживала свой гнев. Какой же он все-таки гнусный тип!

— Так стрижет ваш Славик шикарно, это да, этого не отнимешь! А я хоть и хожу в «Чародейку», но ваших светло-синих не понимаю, — ворчал учитель. — Довели страну!

Куликов чуть не расхохотался:

— Какую же страну они довели?

— Да любую страну могут довести! Вот и у вашего Славика, такого тихого и вежливого, демоны в душе, тараканы в голове! — разбушевался Туз. — Только ему, пожалуйста, не говорите, а то меня стричь откажется!

Татьяна вообще оторопела от такой наглости, после таких слов еще и собирается дальше общаться со Славиком как ни в чем не бывало.

Больше от Кирилла Романовича добыть информацию не получилось, ничего подозрительного в тот день не видел, не слышал. Об Анне Сорокиной читал только в интернете, в жизни ни с девочкой, ни с ее матерью не был знаком.

Татьяна пыталась отследить реакцию Кирилла Романовича на эти вопросы, но то ли он был отличный актер, то ли действительно не имел отношения к похищенной девочке, но выведать у него ничего не получилось.

Начало августа 1868 г. Тверская губерния

Утром за завтраком все были тихие и задумчивые, а многие выглядели невыспавшимися.

Только гувернер Вильям все никак не мог понять, что же ночью произошло.

— А вы ночью ничего не слышали? Шум? Крики? — поинтересовался Аристарх Венедиктович.

— Ночью? — поднял удивленные глаза на сыщика гувернер. — Я ночью всегда крепко сплю, хоть над ухом стреляйте. Причем я беруши надеваю на всякий случай.

— Всякий случай? — хмыкнула Матильда.

— Да, а что такого?! — с вызовом ответил англичанин. — Так о каких криках вы тут все говорите?

— Да был ночью один инцидент, — неопределенно ответил Спасский.

Москвиных за завтраком, кстати, не было.

Петр Лукич снова ничего не ел, даже не притронулся к тарелке, с тоской глядя в окно.

Матильда Львовна решила поддержать печального племянника:

— Петенька, вы мне так и не показали свой зверинец. Давайте после завтрака сходим, а то скучновато.

— Давайте сходим, а то я к озеру больше и близко не подойду, — пожал плечами Петр.

— О, я на озеро тоже не хочу. А то мало ли, — мотнула головой Метинская. Выглядела она сегодня после беспокойной ночи дивно, сильно отличаясь от других домочадцев. — Да, Петенька, у меня для вас хорошая новость. Сегодня привезут презент для вас, как я обещала.

— Надеюсь, ваш презент не затмит вчерашний гранд-презент от Федора Григорьевича, — кисло улыбнулся Петя.

— Кстати, а где же Москвины? — обратилась Матильда Львовна к господину Спасскому.

— Они рано утром уехали в Тверь в клинику к доктору Свирину. После вчерашних треволнений Мария Даниловна плохо себя чувствует, а ей нельзя так нервничать, может плохо сказаться на ребеночке, — намазывая маслом румяную булочку, ответил Лука Матвеевич.

— Да, нельзя так волноваться, нельзя, — покачала головой Матильда. — И потом эти их галлюцинации…

— Это не галлюцинации, — перебил ее Петя. — Это к ним Луиза приходила…

— Петр, прекрати! — закричал на него отец. — Луиза Генриховна мертва, она ни к кому приходить не может.

— Не может, но приходила, — вполголоса хмыкнул сын и вышел из-за стола, так и не притронувшись к еде. — Я ее тоже видел! — напоследок заявил он.

За столом снова воцарилось уныние, все молча переглядывались и вяло ковырялись в угощении.

После завтрака взволнованная Матильда Львовна заглянула в комнату Петра.

— Петенька, да не волнуйся ты так. И на отца своего не обижайся, он сложный человек, но все равно тебя любит, — начала она.

— Я знаю, что любит, пару дней назад он спас меня, буквально спас от непредсказуемого глупого поступка, — отложив злосчастный зоологический альбом, сообщил Петя.

— Я с детства знаю своего кузена, и он всегда был очень вспыльчив, а с годами стал еще хуже, — притворно вздохнула госпожа Метинская. — Ты действительно Луизу Генриховну видел?

Петя, сглотнув слезы, кивнул.

— Мне кажется, да, видел, вчера в нашем парке!

Метинская погладила его по холодной руке.

— Петенька, ну ты же понимаешь, что Луиза Генриховна мертва?

Петя снова кивнул.

— И значит, приходить она ни к кому не может! — снова тетушка погладила мальчика по руке.

— Я знаю, я все понимаю, но, может, после смерти все не заканчивается! Может, она хочет нам что-то рассказать? Показать? Указать на своего убийцу!

— Убийцу? — разволновалась Матильда Львовна. — Глупости все это, ее Змей озерный убил, нечего тут призракам гулять! Надо обязательно в церкви молебен за упокой заказать! Луиза и успокоится.

Петя снова удрученно кивнул, не поднимая глаз от зоологического альбома.

— Ну что, ты готов? — резко сменила тему Метинская.

— К чему?

— Как к чему? К экскурсии в твои владения, покажи мне наконец свой зверинец, — солнечно улыбнулась она.

Петя ответил кислой ухмылкой, так похожей на обычные гримасы своего отца. Это можно было считать согласием, и они под ручку с тетушкой отправились смотреть зверинец.

По дороге Метинская весело болтала о культуре Древнего Египта, о величественных пирамидах и о громадном сфинксе, об этом она могла вещать часами, но Петя ее совсем не слушал. Он был погружен в свои думы и на все вопросы отвечал односложно.

Зверинец находился в отдельно стоящем домике, по виду больше похожем на сарай, вдали от жилых построек. Внутри небольшого помещения находились стеклянные аквариумы и клетки с разными рептилиями и пресмыкающимися.

— Вот мы и пришли, тетя. У меня здесь двадцать три особи. Начиная от обычной гадюки и ужа до хамелеона и тритона. Можете посмотреть, только пальцы к ним не совать, особенно вот к этой безобидной на вид маленькой зеленой змейке. Это изумрудная древесная змея бумсланг Dispholidus types. Мне его папа из Африки привез, он необычайно ядовит, а еще хитер и опасен. Токсичность яда моей Сонечки в два раза выше, чем у индийской кобры или гадюки, — как будто рассказывая об успехах своего ребенка, хвастался Петр.

— Ты назвал змею Сонечкой? — со смехом фыркнула Матильда.

— Ну да, она может неподвижно много часов оставаться на одном месте, ее не видно, не слышно, как будто спит. Но она караулит добычу и сразу же нападает на жертву.

— И на человека может напасть? — отдернула руку от аквариума Метинская.

— Конечно же, — закивал юноша. — Сама по себе не нападет, но если ее тронуть или задеть — то ответ последует незамедлительно. Сонечка может выглядеть как неприметный листик на ветке дерева, отличная маскировка, но если человек схватит такой листок, то его непременно укусят. Относится к агрессивным змеям, поэтому к бумслангу не рекомендуется подходить близко и делать резкие движения. Он без раздумий нападет.

— Надо же, какая Сонечка! — пожала плечами Матильда. — А яд опасен?

— Весьма, если не принять противоядие, то смерть может наступить через пару часов, максимум через сутки. Жертва умирает в страшных мучениях от внутреннего кровотечения, хотя изумрудный бумсланг относится к отряду ужеобразных, но вот такой опасный ужик, — с довольной улыбкой вещал Петр Лукич. — Я бы очень хотел учиться на биологическом факультете, изучать змей, рептилий, но пап енька никогда не разрешит, а тут еще это назначение от губернатора. — Мальчик удрученно покачал головой.

— Петенька, не расстраивайтесь, все, что ни делается, — все к лучшему, это такой шанс в жизни, в карьере. Вы получите много денег, — принялась успокаивать его тетушка.

— Все деньги-деньги, у нас и так много денег. Отец пишет книги, ведет лекции, конференции, получает много денег. Но к чему они, если не можешь делать то, что нравится!

— Петя, запомните, лишних денег не бывает. Хорошо говорить, когда денег много и на все хватает, — ехидно заметила Матильда Львовна.

— А у вас что, не хватает? — удивился Петя. — Ведь ваш супруг — генерал, получает солидную пенсию из государственной казны. Или я что-то путаю?

— Да нет, Петенька, вы правы! У нас все замечательно! — с улыбкой закивала Метинская. — Вы еще очень молоды и не понимаете, что не стоит отказываться от выгодного делового предложения от самого губернатора и от его племянника — с такими важными людьми надо дружить!

— Папенька и дружит, — хмыкнул мальчик.

— А ты с кем дружишь?

— Уже ни с кем, Луиза умерла. — Петя снова вспомнил о былой любви, его настроение сразу омрачилось.

— Так, не начинай снова. Уже скоро полдень, пойдем во двор — сейчас привезут для тебя гранд-презент от меня. Ты даже не представляешь, Петенька, каких стоило усилий заказать и привезти сюда это маленькое… да что там скрывать… не такое уж и маленькое чудо природы. Пойдем, оставь в покое своих гадов. —

Матильда Львовна потащила его за руку во внутренний двор поместья.

Там уже подъехала большая телега, накрытая твердым тентом, возле телеги споро орудовали мужики, пытаясь аккуратно достать большую деревянную коробку с щелями и круглыми дырками на крышке.

— Что это, тетушка? — округлил глаза юноша.

— Это… ммм… сейчас посмотришь! — солнечно улыбнулась Матильда. — Яков, все нормально? Довезли?

Хмурый бородатый мужик в грязной рубашке вытер струившийся пот и поклонился до земли.

— Да, барыня, пятеро суток везли без продыха, а еще этого ирода кормить приходилось…

— Какого ирода? — удивился Петя, а Матильда продолжала расспрашивать мужиков:

— А чем вы его кормили?

— Да мышами и птахами малыми, хотя один раз и пол-зайца он умял за один присест, — почесал в затылке Яков.

— Да кто там у вас? — не выдержав, побежал вперед юный зоолог.

— Там Себек, — со смехом ответила Матильда.

— Кто?

— Египетское божество, — продолжала потешаться Метинская. — Хозяин Нила.

— Все вы со своими египетскими шуточками, — мрачно заметил Петя. — Давайте открывайте, показывайте.

Метинская, покатываясь от хохота, провела Петю к деревянной коробке и позволила посмотреть в верхнюю щель.

На плетеной циновке на деревянном помосте находился огромный, более двух метров в длину, крокодил, пасть у него была благоразумно перевязана толстой и прочной веревкой.

— Я же говорила, что тут у нас Себек! — хохотала Матильда Львовна. — С днем ангела тебя, Петенька! Себек отлично впишется в твою домашнюю коллекцию гадов!

Тверская область. Наши дни

— Себек — древнеегипетский бог воды и разлива Нила, ассоциирующийся с крокодилом; считается, что он отпугивает силы тьмы и является защитником богов и людей, — громко и с интонацией зачитала статью из Википедии Татьяна, когда они подъезжали к офису менеджера Сидорова.

— Что? А при чем здесь древнеегипетское божество? — внимательно следя за дорогой, спросил следователь Куликов.

— Ты человек в наших краях новый, я тебе хотела рассказать еще одну местную легенду.

— Что в вашем озере Бросно еще и крокодилы водятся? Мило! Очень мило! — улыбнулся Иван. — И он тоже сожрал кого-то?

— Водятся не водятся, но в конце девятнадцатого века у местного помещика жил самый настоящий нильский крокодил, звали которого Себек, об этом наши краеведы писали.

— Чудные у вас края тут, Татьяна Викторовна. Здесь бы с плезиозавром разобраться, а тут еще крокодилы вырисовываются! А что потом с ним случилось? Он, надеюсь, помещика и его семью не сожрал?

— Там было какое-то происшествие, но я сейчас не помню, что с тем крокодилом случилось. Но места у нас здесь действительно чудные, — глядя в окно, заметила Леонидова.

— А крокодилам в здешних местах не холодно? — зябко поеживаясь, спросил Иван. За окном, несмотря на середину лета, дул весьма прохладный ветерок.

— У помещика того страсть была — увлекался различными рептилиями, змеями, ящерицами, устроил мини-серпентарий со специальными лампами, температурой специальной. Так что крокодил умер точно не от переохлаждения, — ответила Таня.

— Так он все-таки умер! Ну, замечательно, а то я уже испугался, что его скинули в озеро Бросно, и теперь именно он по ночам похищает маленьких девочек, — со смешком ответил следователь Куликов, но, взглянув на изменившуюся в лице парикмахершу, поспешил сделать музыку в машине погромче.

Всю дальнейшую дорогу они старались не вспоминать ни о крокодилах, ни о драконах и плезиозаврах.

Начало августа 1868 г. Тверская губерния

— Опять, негодница ты такая, убежала! Ну что с тобой делать? — ахая и выбираясь из глубокого оврага, бранилась Глафира, за шкирку она тащила за собой упирающуюся Клеопатру.

Вредная болонка вместо благодарности за чудесное спасение из оврага все норовила цапнуть Глашу за палец и возмущенно на нее рычала.

— Вот что ты за чудовище такое?! То в овраг сваливаешься, то к озеру змеиному лезешь, не доведут эти приключения тебя до добра, нет, не доведут, — качала Глаша головой, высказывая все, что думает о мерзкой собачонке. — Полдня за тобой бегаю, а тебе и горя мало, негодница! — ворчала девушка.

Овраг, куда по дурости свалилась собачка, был довольно крутой, и весь склон был покрыт коварными колючками, так что ворчала Глаша вполне по делу.

— Хорошо, хоть шею себе не сломала, а то с тебя станется, — напоследок сообщила своевольной болонке служанка и, смахнув пот со лба, огляделась.

Находились они в нескольких саженях от деревеньки Апраксино, куда Глафира давно хотела зайти, потолковать с местными жителями, а тут такая оказия вышла.

«Что ж, значит, это знак. Действительно, нет худа без добра», — про себя решила девушка и, старательно придерживая на поводке Клепку, зашла в деревню.

Первой, кого она встретила у колодца, была Фрося — помощница на кухне в Опалихе.

— О, Глашка, здрава будь! — завидев знакомую, заулыбалась щербатым ртом девушка. — Ты чего тут?

— Да я прогуливаюсь вот с Клепой.

Клопадра злобно зарычала на деревенскую девушку.

— Ух ты, какая грозная! — присела на корточки Фрося. — На цепь тебя надо! — подразнила она собачонку, та с жутким остервенением облаивала ее. — Да ну тебя, — разглядывая чуть ли не укушенный палец, сообщила Фрося, — а я к матери заскочила по хозяйству помочь, до ужина еще время есть, а потом сразу в Опалиху вернуся.

— Хорошо, что я тебя, Фрося, тут встретила. Я бы хотела поговорить с местными, кто Змея в озере видел. Только вот чтоб прям своими глазами видел, а не чужие сказки пересказывал. Поможешь? — серьезным тоном попросила Глафира.

— А тебе зачем? Заняться нечем? — покачала она головой.

— Фросенька, ну надо мне, чес слово! — взмолилась Глаша.

— Дай подумать. Шоб прям видел? — задумалась Фрося. — Тех, кто прям Змея видел, тех он и съел, — захихикала она. — Вот Гришка был, конюхом работал. Тот рассказывал еще в прошлом месяце, что видел чаво-то, да такой счастливый был. Говорил, что теперь-то дела у него в гору пойдут, что он видел такое, что его озолотит. Только как Змей озолотит-то его? Не понимаю, — пожала плечами Фрося. — Хотя, говорят, Змеи древние сокровища охраняют, ну тама золото всякое, серебро. Тока как достать его с озера?

— Это тот Григорий, чью руку потом нашли в озере?

— Аха, тот самый. Видать, Змей его и сожрал, эх, не успел озолотиться Гришка, — мрачно заметила Фрося. — Про чудо-юдо в озере еще дед Федот рассказывал, но он старый сильно, он сам почти ничего не соображает, он не то что Змея — себя вспомнить не в состоянии. Мишка и Егор — рыбаки — клялись, что у них часто сети кто-то большой на глубине рвет, а Змей emo али щука зубастая, хто ж их разберет. Фекла-старуха болтала о том, что видела чего-то темное посреди озера, но она слепая — может, то и лодка была.

— То есть в деревне настоящих свидетелей Змея нет? — удивилась Глаша. — Все же судачат, что есть много свидетелей чудо-юды, а на деле никого нет?

— Ну, почему нет, — немного обиделась Фрося. — Самого Змея, конечно, не видали, но посреди озера часто чертовщина творится, то пузырьки над водой, то лодки раскачивает — мама не горюй.

— Это я сама видела и чувствовала, как раскачивает, еле живы остались, — перекрестилась девушка. — А раньше съеденные тела находили в озере? Или, может, части тел? Руки? Ноги?

— Нет, раньше не видали, — отнекивалась Фрося. — Вот только руку Гришки нашли, а потом Луизкину.

— А со Змеем что-нибудь еще видали?

— Баба Клава, кстати, мать нашего французского художника Ваньки, говорила, что много лет назад лодка с рыбаками аккурат под воду пошла, в пучину, как будто кто проглотил ее. Она молодая была, с берега смотрела, там, в лодке, вроде как жених ее был. Можешь подробности у нее узнать, я провожу.

— Да, давай сходим. — Глаша натянула поводок Клопадры, грозно цыкнула на нее, потому что нахалка все норовила залезть в нору под домом. — Крыс, что ли, чует?

— Да, у нас крыс тут тьма-тьмущая, — поддакнула Фрося. — А к Клаве сходить можно, она поболтать любит.

— А сын с ней общается, ну, Жан? — по дороге к дому спросила Глаша.

— Ой, тут вообще умора, смех, да и только. Наш Ванька-Жан к матери только по ночам бегает, чтобы никто его не видел. Но старшее поколение все знает, кто он такой. А он днем все из Парижу себя строит, а к матери только заходит в сумерках. Ты представь, какой наглец!

— А что в Вишневке-то делает?

— Он якобы гостит у Бориса Яковлевича, якобы общий семейный потрет рисует, но рисует он его третий год. У барина плохо с головой, не понимает, какого проходимца в дом взяли, — яростно сплетничала Фрося. — А Ванька наш бабник какой, ни одной юбки не пропустит, да еще с французским шиком все это подает, художник! — захихикала девушка.

— А управляющий Семен почему его не выгонит?

— Ой, у Семена дел хватает, ему до Ваньки ли. Семен всем домом, хозяйством занимается, а еще нянькой у барина прислуживает, чуть ли не с ложечки Голощекина кормит. Вот оно как бывает!

— Да уж, — только и смогла добавить Глаша.

За такими разговорами они дошли до маленькой неказистой мазанки, на лавочке у забора сидела дородная баба с признаками былой красоты на лице.

— День добрый, баба Клава. Познакомьтесь, это Глафира, с хозяином своим из самого Петербурха приехала, — солидно подняла палец вверх Фрося.

— День добрый, деваньки, — щурясь на солнце, согласилась Клавдия. — С чем пожаловали?

— Баба Клава, я бы хотела с вами поговорить! — вежливо попросила Глаша.

— Вот как? — округлила глаза от удивления Клава. — Что же тебе рассказать?

Фрося решила было тоже присесть на лавочку послушать деревенские истории, но Глаша свистящим шепотом предупредила ее, что Лука Матвеевич очень будет гневаться, если к ужину не будет хрустящих рябчиков.

Фрося тяжело вздохнула, но все-таки отправилась выполнять поручение.

Глафира хотела в нагрузку дать ей и дурочку Клепку, но, представив себе, что сделает с ней Матильда Львовна, если с собачкой что-то случится, вздохнула еще тяжелее.

— Садись, девонька, садись, чего маешься? Спрашивай, чаво надобно? Неужели Ванька мой чаво учудил? — Догадка озарила лицо бабы Клавы. — Если обрюхатил тебя, то не надейся, он не женится. И я на него никак не повлияю. Такой же, как отец его, — тоже ни одной юбки не пропускал, пока совсем уж… Ну да ладно, не об этом я. Вижу, ты девка хорошая, но ничем помочь не могу. Ванька теперича француз, птица высокого полета, только с богатыми девками путается. Так что, малая, не обломится свадебка! — захихикала старуха.

— Да нет, не из-за Ваньки я пришла и совсем не брюхата, — опешила от такой идеи Глафира. — Я с вами по другому поводу поговорить хотела — о Змее из озера. Говорят, вы его по-настоящему видели?

— Не о Ваньке? Точно? А зачем тебе змееныш надобен? Больше заняться нечем? Тут это чудище все в деревне видели! Все расскажут!

— В том-то и дело, что не все видели. Только сказки рассказывают да повторяют старые легенды, — покачала головой Глаша. — Вот вы что именно видели?

— Я? Давненько это было, Ванька еще не родился, я, ты не представляешь даже, какая красавица была, — приосанилась баба Клава. — Эх, все мужики деревенские за мной бегали, и даже не только деревенские, — лукаво ухмыльнулась Клавдия.

И Глафира ей поверила, потому что было во взгляде бабы Клавы что-то такое, от чего можно было голову потерять лет двадцать назад.

— Так вот, давно это было. У меня жених был Боря, хороший был парень. Рыбачил он с батькой своим на озере, а я на травке его поджидала. Плохо себя чувствовала, не хотела купаться. Сидела, на солнышке грелась, за Борькой смотрела. — Клавдия задумалась. — Они прямо посреди озера были, там, где поглубже, вот такие окуни водились, — показала она рыбу величиной с руку до локтя. — Так вот, было тепло, спокойно, вдруг смотрю — в лодке что-то происходит, вся вода рядом вспенилась, пузыри какие-то появились. Пузыри большие такие. Отец Бори, Кузьма, переполошился, достал трубку, прикурить только хотел, как — бац! — хлопнула она ладонью о твердую скамью.

— Что за бац?! — подпрыгнула от неожиданности Глаша.

— Бац, и лодка мгновенно ушла под воду — как будто какая пасть ее проглотила, и запах такой я почувствовала, какой-то тухлый, гнилой, как изо рта чудища! — перекрестилась Клава.

— А самого Змея вы не видели?

— Так я на берегу была, где мне на таком расстоянии чудищ разглядывать — далече же было, но как лодка провалилась в пучину, я все видела! Вот те крест — видела! — закивала бабка.

— Понятно, спасибо вам большое! — привстала со скамейки Глафира.

— И это, девонька, не дружи с моим Ваней, не связывайся с ним, он хоть и мой сын, но такой — погуляет и бросит! — слезно попросила Клавдия.

— Хорошо, я не буду! — с улыбкой заверила ее Глафира.

Тверская область. Наши дни

Сидоров Илья Владимирович оказался самым обычным офисным клерком, этаким типичным планктоном, которого пруд пруди во всех офисах нашей необъятной страны. Узнав, по какому случаю к нему приехал следователь, Илья Владимирович нисколько не смутился, только предложил выйти из кабинета, где «вокруг много лишних ушей», и поговорить в спокойной обстановке в близлежащей столовой.

— Итак, Илья Владимирович, вы утром одиннадцатого числа заходили в парикмахерскую «Чародейка»? — устроившись за столом, накрытом веселенькой скатертью в крупный горох, поинтересовался Иван Куликов.

Сидоров мелко закивал, поправил прядь жиденьких серых волос и вежливо ответил:

— Ну да, я каждый месяц подравниваю свою прическу в «Чародейке», постоянный клиент. Вот, Танечка меня отлично знает, — кивнул он на Леонидову, которая бегло читала меню.

— А в тот день вас Татьяна стригла?

— Да, как обычно. А что случилось? Что-то случилось? — Глаза Сидорова округлились и увеличились в размерах.

Не ответив на этот вопрос, следователь задал следующий:

— А что-нибудь подозрительное в тот день в «Чародейке» вы заметили? Странные разговоры, может быть, кто-то чужой, подозрительный заходил в зал? Вы не помните?

— Все как всегда было, — отрицательно замотал головой Илья Владимирович.

— А эта бумажка вам знакома? Вы ее в салоне в тот день видели? — помахал перед лицом мужчины Куликов.

— А что это за бумажка? — нацепил очки Сидоров. — Газета какая-то? Так я газеты не читаю, давно уже.

— Газета… — Какая-то важная мысль появилась у Татьяны, но додумать ее она не успела.

— Вам знакома эта девочка? — Иван выложил на стол фотографию Анечки. — Вы ее видели?

Илья Владимирович поправил очки, взял в руки фотографию, а после ответил:

— Конечно, знакома.

Таня поперхнулась принесенным чаем, вот она, зацепка!

— Откуда вы ее знаете? — Голос у следователя дрожал.

— Так ее весь город знает! Это та малышка, что монстр озерный сожрал! Нет разве? В интернете еще писали, — развел руками Сидоров.

Таня еле подавила вздох разочарования.

— Да, это та девочка. А вы ее видели до этого происшествия? В городе? Вы с ней знакомы или с ее матерью?

— Нет, откуда, — отрицательно пожал плечами Сидоров.

Начало августа 1868 г. Тверская губерния

Крокодил Себек или, как назвал его Петр Лукич, Сева, увлеченно ползал по заднему двору, осваивая окрестности. Пасть его была так же завязана-перевязана на несколько узлов, но все равно мужики боялись приближаться к земноводному монстру, опасливо косясь на него из-за телеги.

Поздравив племянника, Матильда Львовна под благовидным предлогом удалилась, чтобы организовать яму-бассейн для обитания Севушки.

А Севушка был явно богатырского телосложения: огромная массивная голова со злыми узкими глазами, шипастый грязно-зеленый хвост, длина от кончика носа до хвоста более двух метров.

А Петя не сводил со страшилища восторженных глаз.

— Надо же, тетушка, порадовали так порадовали, — повторял он, периодически направляя Севу острой палкой, чтобы тот не убежал в господский дом. Сева-Себек на палку настороженно косился, видно, помнил, как его кололи и гоняли мужики по дороге.

Освоив территорию, Сева затих и безмолвно улегся в теньке у сарая, как мраморная недвижная статуя, но он явно не спал, а ожидал зазевавшуюся жертву. Издалека обнаружить в тверской глубинке настоящего живого крокодила было, казалось бы, невозможно и даже фантастично.

А жертва скоро появилась на проселочной дороге, ведущей как раз на задний двор.

Глафира по жаре тащила упирающуюся болонку, которая снова вела себя безобразно. То упиралась всеми четырьмя лапами, то грызла поводок, то тянула девушку в разные стороны. Глаша замучилась с этой зловредной бестией.

Клопочке все-таки удалось сорваться с поводка и побежать к сараю, где как раз и отдыхал африканский Сева.

Здесь встретились два египетских героя — Клеопатра с ужасом и жутким лаем накинулась на божество Нила Себека, тот же молниеносно среагировал, пытался разжать крепко завязанную пасть, чтобы проучить мелкую собачонку, та носилась вокруг чудища кругами, с жутким воем взывая к общественности.

Тут стало плохо и Глафире — то Змеи озерные, а теперь и возле дома настоящий огромный двухметровый крокодил — было от чего свалиться в обморок, что она практически и проделала, но силой воли взяла себя в руки и на всякий случай отодвинулась подальше от Севы, поближе к сильным мужикам в телеге и шепотом у них спросила:

— Кто это?

Яков довольно хмыкнул в русую бороду и серьезно ответил:

— Это Себех, хроходил такой. Из Москвы привезли ехо.

— Из Москвы? А что, в Москве крокодилы водятся? — опешила Глаша, наблюдая, как Клопадра бесстрашно кидается на зубастого хищника. — У нее совсем мозгов нет, что ли? — всплеснула она руками и, перекрестившись, кинулась ловить болонку, чтобы Сева не зашиб ее хвостом.

Успела почти вовремя, навстречу ей кинулся и Петр Лукич, размахивая острой палкой, пытаясь успокоить Себека.

— Фу! Плохой мальчик! Плохой! — кричал он.

— Мальчик?! — рассмеялась Глаша, прижимая к себе рычащую Клепку. — Еще какой плохой!

— Сейчас я его в яму с водой загоню, там уже приготовили все для него. А потом и покормим!

— Надеюсь, не собачками вы его кормить будете? И не служанками? — испугалась Глаша.

— Нет, конечно, курицу уже забили для Севки, — гордо сообщил барчук.

— Сева — замечательное имя, ему подходит, — напоследок заявила горничная и вместе с Клопадрой на руках отправилась в господский дом мыть болонке лапы.

Тверская область. Наши дни

Селиванова Петра Кузьмича детективы обнаружили на берегу злополучного драконьего озера. Пенсионер проводил почти все свое свободное время на рыбалке.

— Я готов с вами побеседовать, молодые люди, только, пожалуйста, потише, а то вы мне всю рыбу распугаете! — предостерегающе приложил палец к губам Петр Кузьмич.

— Мы постараемся тихонечко, — шепотом ответил капитан Куликов. — А что, хорошо клюет?

— Ну как клюет? Есть одна мелочь, а вот раньше каких сазанов доставали. Вы не поверите, товарищ капитан, но у меня даже фото есть! Вот ей-богу, вот такого лобанчика ловил! — Селиванов показал размер рыбы от плеча до кончиков пальцев.

— А сейчас только мелочь осталась? — удивился Иван.

— Наши рыбаки говорят, — еще больше понизил голос Петр Кузьмич, — что всех крупных рыб монстр пожрал, а когда рыбы не осталось, на детей перешел! Вот как!

— Кстати, про детей, вам знакома Анна Сорокина? — Куликов достал фотографию.

— Это она? Пропавшая девочка? — разглядывал фотографию рыбак. — Это она Аня?

Куликов кивнул.

— Вы ее раньше видели?

— Город наш маленький, может, и видел. Но так не припомню, а в чем дело? При чем тут я и маленькая девочка, которую Ихтиандр сожрал?!

— Ихтиандр? — хмыкнула Таня. — Ихтиандр — это из другой оперы!

— Ой, не разбираюсь я в чудовищах! Так при чем тут я? — повысил голос Селиванов.

— Вы были в «Чародейке» одиннадцатого числа? — ответил вопросом на вопрос Куликов.

— Ну, был, — кивнул Петр Кузьмич.

— Вас стригла Татьяна? — Куликов указал на притихшую парикмахершу, разглядывающую ровную гладь озера Бросно.

— Так точно, я всегда у Танечки стригусь.

— Отлично, а во сколько вы там были?

— С самого утра, с открытия. Я в девять уже пришел, ну, может, девять ноль пять, — почесал седую голову пенсионер.

— Вы что-нибудь странное в тот день заметили? В самой «Чародейке» или на улице? Странные, подозрительные люди, чужие, оставленные вещи?

— Да нет вроде, все как обычно. А в «Чародейку» постоянно хожу, Таня мастерица, там никогда чужих не бывает. Только свои, и одиннадцатого числа все как всегда было. Пришел, постригся, ушел.

— А на полу у зеркала вы такую бумажку не видели? — показал фото на экране телефона Иван.

— Нет, не видел, — развел руками пенсионер.

— Ладно, не будем мешать вам рыбачить, всего хорошего, Петр Кузьмич. — Таня потащила Ивана в машину.

Начало августа 1868 г. Тверская губерния

— Глашенька, собирайся! Вы мне сегодня понадобитесь, поприличнее оденьтесь! — заглянул без стука в комнату горничной Аристарх Венедиктович.

— Да, конечно, а куда мы едем? — встрепенулась Глаша, она как раз закончила зашивать распоровшийся шов на сюртуке хозяина.

— Мы поедем в Вишневку к Якову Борисовичу. Тут недалеко, Лука Матвеевич сказал, что за полчаса доберемся, — прихорашиваясь и глядя в зеркало, сообщил Свистунов.

— Что-то случилось? — удивилась Глаша.

— Случилось, давно случилось, Луизу Генриховну убили, а то ты забыла, что ль? — усмехнулся сыщик.

— Нет, это я помню. Я как раз думала об этом убийстве. У меня есть несколько догадок относительно откушенной руки и кольца на пальце. Дело в том, что… — начала Глаша.

— Нет, Глафира, прекрати. Ты опять лезешь не в свои дела, запомни — я сыщик, а не ты. А бабе на Руси никогда сыщиком не бывать, — капризно надул губки и топнул ногой Аристарх Венедиктович.

— Но я…

— Нет и еще раз нет. Ты меня ставишь в такое неловкое положение. Что я, самый лучший сыщик Санкт-Петербурга, не в состоянии обуздать свою служанку, что она поперек батьки в пекло лезет. Глашка, я тебя уже просил, сколько раз просил! Твои догадки ничего не стоят, ты ничегошеньки не понимаешь в криминалистике, в следственном деле. Ты только борщи делай и рубашки зашивай, — кивнул он на моток ниток в руках у горничной, — а расследованиями будут умные мужи заниматься. И без твоих догадок сами разберемся, — подкрутил он усы.

Глафира покорно опустила глаза в пол, в глубине души возмущенная и обиженная, но она прекрасно знала своего хозяина, знала его детективный потенциал и была уверена, что «умные мужи» и тут без нее не справятся.

— Давай собирайся, — уже спокойнее ответил Аристарх Венедиктович, — через пять минут жду тебя внизу в гостиной.

Глафире осталось только согласно кивнуть.

Через пять минут, переодевшись и причесавшись, Глафира спустилась в гостиную. Аристарх Венедиктович и Лука Матвеевич вежливо переговаривались между собой. После ночного инцидента на озере господин Спасский стал относиться к Глафире вполне благосклонно и даже пару раз сделал попытку похвалить ее блинчики, когда она помогала на кухне повару Архипу. Для женоненавистника Спасского это было совсем не свойственно. Глаша иногда задумывалась, неужели и «железному литератору» не чужды обычные человеческие чувства? Ведь она сама видела, как на берегу озера Бросно он нежно и ласково обнимал и целовал чудом спасшегося сына Петеньку.

Ее мысли прервал грубый окрик литератора:

— Все готовы? Тогда, пожалуйста, дрожки давно ждут.

Глаша кивнула и вместе с Аристархом Венедиктовичем села в шаткий и неуютный дилижанс, который повез их в гостеприимную Вишневку — вотчину барина Голощекина.

Тверская область. Наши дни

— Тройка, семерка, туз, — с набитым ртом продолжил свою мысль капитан Куликов.

— В смысле, кто тут тройка, а кто семерка? — щурясь на ярком солнышке, спросила Таня.

Они сидели в сквере напротив «Чародейки» и делились своими выводами о расследовании.

— То есть кто туз, ты знаешь? — откусив большой кусок от булки с сосиской, прошамкал Иван.

— А ты? — отбила детективную атаку парикмахер.

— Ну, по крайней мере, он сам себя тузом считает!

— Учитель информатики Кирилл Романович? Да, самомнения у него много. Ты считаешь, что записку мог подкинуть один из троих?

— Ну, а кто же еще? Не ты же сама ее обронила? И не твой Славик, — усмехнулся Иван. — Так что надо колоть этих трех персонажей.

— Кстати, про колоть — что там Сергей Авдюшин? Что он говорит?

— Пока ничего не говорит, задержан на пару дней до выяснения обстоятельств о крови на голове дракона, но в понедельник мне придется его выпустить, если, конечно, ничего не накопаем, — покачал головой Иван.

— Это точно не кровь Ани?

— Точно, группа крови ее, но дальше все совпадения заканчиваются, так что предъявить Сергею нечего. У него в кладовке может лежать что угодно, даже голова мамонта, а не только дракона. Тем более, что у него весь музей монстру посвящен. Меня начальство уже отругало за такую самодеятельность. У человека кража произошла, кольцо ценное украли, а мы его еще и посадили! В понедельник выпущу его!

— А не мог он сам это кольцо умыкнуть?

— Нет, не мог, у него алиби стопроцентное, он в Москву катался, журналистам сенсацию продавал. Весь день не было, на вечернем скоростном поезде прикатил, я проверял билеты. В редакции его десять человек видели, да и зачем ему воровать свое собственное кольцо?

— А оно застраховано? — задумавшись, спросила Таня.

— Проверил я и эту версию, он собирался всю коллекцию свою застраховать, но не успел. Так что ему самого себя грабить — глупо и совершенно неправдоподобно.

— Ты прав! — снова задумалась Таня, смешно сморщив носик. — А кому это надо?

— Сейчас проверяем его связи, его друзей-знакомых. Жены нет, детей нет, постоянной девушки нет. Что тоже странно, взрослый мужик — ни подруг, ни баб не водил.

— Что тоже странно, — заметила Таня.

— Ну, мало ли, — пожал плечами Иван. — Ты знаешь, кто мой любимый писатель?

— Опа, быстро ты переводишь тему! Давай я угадаю, это, наверное, классик?

— Да, правильно, — с улыбкой кивнул Иван.

— Классик зарубежный, не похож ты на тургеневскую барышню или психологического эксперта, кто Достоевским и Тургеневым зачитывается, — размышляла далее Таня.

— Да, зарубежный. Подсказка — английский классик.

— Это точно не Байрон, я думаю, Конан Дойл! Правильно? «Записки о Шерлоке Холмсе»? — захлопала в ладоши парикмахер. — Наверное, под влиянием Конан Дойла ты и пошел в следователи?

— С тобой неинтересно играть, — притворно надул губы Иван. — Все-то ты знаешь!

Таня весело хохотала.

— Ну, не обижайся!

— Знаешь, мне у Шерлока нравится одна коронная фраза.

— Про «Элементарно, Ватсон»?

— А вот и нет, — теперь захлопал Иван. — Неужели ты ошиблась? Я не столь предсказуем. Шерлок Холмс говорил: «Отбросьте все невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался».

— И что ты имеешь в виду? Нужно отбросить невозможное — монстра Бросно, тогда остается самое невероятное.

— Самое невероятное — что Аня сама утонула?

— Или Аню украли, раз она смогла написать записку после своего исчезновения.

— А кто ее мог украсть и зачем?

— Больше дети в городе не пропадают?

— Нет, больше таких случаев нет, — покачал головой Иван, — и надеюсь, больше не будет. Так что у нас единственная зацепка — эта записка от Анечки, она просит о помощи, и мы должны ее спасти!

Начало августа 1868 г. Тверская губерния

В Вишневке у ворот их встречал улыбающийся и кланяющийся управляющий Семен.

Поздоровавшись с мужчинами и благосклонно кивнув Глаше, он проводил всех в светлый зал, обитый деревянными дубовыми панелями.

Посреди гостиной было расстелено красочное стеганое одеяло, на котором восседал хозяин Вишневки барин Яков Борисович Голощекин, увлеченно расставляющий деревянных лошадок по размеру и сбивающий их металлическим шариком. Прислушавшись, Глаша уловила слова песенки-считалки, которую под нос напевал впавший в детство старичок:

вполголоса напевал Голощекин.

Глафира застыла на месте:

— О чем это он?

— Ой, да не обращайте внимания, он эту песенку очень любит, — ответил Семен и махнул рукой на играющего старичка.

— Но он что-то про Луизу говорил? Про озеро! — обратилась Глаша к сыщику Свистунову.

Тот вместо ответа просто закатил глаза и прошипел ей на ухо:

— Глашка, угомонись. Еще бредни чокнутого старикана не слушала! Не позорь меня!

Лука Матвеевич краем уха услышал их перебранку:

— Уважаемая Глафира, — скорчил он гримасу, как будто проглотил целую дюжину неспелых лимонов, — эта песенка весьма популярна у местных детишек. Видимо, от них Яков Борисович ее и узнал.

— И что, местные детишки тоже про Луизу из озера напевают? — ехидно переспросила Глафира.

— Насчет Луизы и озера, я думаю, это все-таки сам Яков Борисович добавил, — вклинился в беседу управляющий Семен. — Барин не сумасшедший, он много знает и понимает, прежняя память тоже часто проявляется. Он вполне может знать о гибели Луизы Генриховны и таким образом оплакивать ее потерю.

— А Яков-дурачок в песне — это он про себя? — переспросил Аристарх Венедиктович.

— Да нет, про Якова в песне это поется, вот только я считаю, что изначально вместо Якова было слово Ящер, и выборы невесты — это такой обряд, старинный обряд, когда самую красивую девушку отдавали древнему Ящеру, чтобы задобрить языческое божество, в качестве жертвы, — медленно с зевком ответил Лука Матвеевич.

Глаша удивленно взглянула на публициста.

— А случайно не могли и Луизу Генриховну скормить Ящеру-Змею как жертву-невесту?

Литератор Спасский фыркнул.

— Это вы такие детективные выводы сделали только лишь из строк старинной детской песенки? — скривился он.

Сыщик Свистунов неодобрительно покачал головой.

— Глашенька иногда заговаривается, ее фантазии не ограничены, — за спиной он показал ей кулак и первым отправился к мягкому удобному креслу.

Семен пригласил и остальных проследовать его примеру.

— Итак, Семен, я вижу, что от Якова Борисовича мы ничего не добьемся, разумеется, кроме детских песенок, — снисходительно кивнул Глафире господин Спасский, — потому попрошу позволения у вас…

— Сиди-сиди, Яша, под ореховым кустом… под ореховым кустом… где твоя невеста?! Под ореховым кустом… сиди, Яша-дурачок! — громко нараспев вещал Яков Борисович, пуская слюни на стеганое одеяло.

Глаша подняла с ковра закатившийся металлический шарик и подкатила его спятившему барину.

— Под ореховым кустом… под ореховым кустом… — повторял Голощекин.

— Что под ореховым кустом? — тихонько спросила Глаша.

Старик поднял на нее совершенно нормальные здоровые глаза и серьезно ответил:

— Как что? Там моя невеста!

Глафира опешила.

— А откуда вы знаете?

— Мне Луиза сказала, она приходит ко мне по ночам и рассказывает, — прошептал ей барин. — Они мне не верят, но Луиза сама это говорила, смеялась… Под ореховым кустом… сиди, Яша-дурачок! — снова принялся раскачиваться Голощекин.

Глафира медленно поднялась с ковра, на ходу раздумывая над этими словами.

— Я прошу позволения у вас… — продолжал свою фразу Спасский, но Глафира перебила его, выпалив на одном дыхании:

— Позволения у вас осмотреть личные комнаты Луизы Генриховны, где она останавливалась, когда гостила у вас неделю назад, — твердо сказала Глафира.

— Что?! — удивленно воскликнул Лука Матвеевич.

— Что?! Ты чего это?! — еще более возмутился Аристарх Венедиктович.

— Но зачем это вам? — следующий вопрос задал Семен. — И вообще комнаты Луизы Генриховны давно уже убрали, все вымели, вычистили, — неодобрительно покачал головой Семен, — и это неприлично, чтобы мужчины обследовали девичью спальню, — надулся управляющий.

— Мужчинам неприлично, потому позвольте мне все осмотреть. — Глафира подмигнула кипящему от возмущения сыщику Свистунову.

Тот покраснел, надулся до огромных размеров и просто открывал и закрывал рот не в силах переварить нахальство прислуги.

— Ну если вы настаиваете, — кивнул управляющий, — сейчас я попрошу Аксинию вас проводить.

— А это хорошая идея, Глафира. — Кислая улыбка Спасского наконец сошла с его лица, и он даже одобрительно хмыкнул застывшей от собственной наглости горничной.

— Аксиния вас проводит, — полная черноволосая девушка склонила голову, — а мы пока по-мужски здесь побеседуем.

Тверская область. Наши дни

— Таня, мы взяли его, этого подонка! — кричал в трубку Иван.

— Кого его? Похитителя? — Телефон чуть не упал на пол, Таня ойкнула и осела на стул, трудившийся рядом Славик с недоумением посмотрел на коллегу.

— Да, взяли!

— Девочку нашли?

— Нет, ищем. Всю квартиру его перетрясли, но Анечки нет! Возможно, он ее уже того… — печально закончил капитан Куликов.

— А где сейчас он?

— В отделении, допроса ждет, пусть пока помаринуется!

— Я могу тоже подъехать? — скромно спросила Таня.

— Конечно, я потому тебе и звоню!

Таня отключила телефон и виновато взглянула на коллегу:

— Слав… а, Слав… можно я?…

— Да можно-можно, я все слышал! — недовольно бросил Славик, ловко орудуя ножницами. — С тебя шампунь «Профешн»!

— Спасибо, дорогой. — Таня поцеловала парня в щеку и быстро упорхнула собираться.

Начало августа 1868 г. Тверская губерния

Личные покои Луизы Генриховны состояли из двух смежных небольших комнат, располагающихся в левом крыле Вишневки. Окна выходили на задний двор, на подъездную дорожку, в воздухе царил аромат полевых трав и цветов.

— Чудно тут у вас, — не удержалась Глафира.

Служанка Аксиния в ответ только кивнула, не смея поднять глаза на гостью.

Глаша решила зайти с другой стороны:

— А Луиза Генриховна здесь одна жила?

— Нет, с Дуняшей, служанкой ихней. Дуня спала вот в той комнате на топчане, — указала в дальний угол Аксиния.

— А Луиза?

— Вот здесь, — кивнула служанка.

Кровать была деревянная, дубовая, мягкая подушка на левой стороне, возле кровати красовались розовенькие тапочки на небольшом каблучке.

— Ты здесь убирала? — Глафира осматривала комнаты, провела рукой по полке над комодом.

— Да, я, — не поднимая глаз, кивнула Аксиния.

— Что-нибудь интересное нашла? — Глаша сама не знала, что собиралась обнаружить в комнате убитой Луизы, думала, что Аксиния натолкнет ее на какую-нибудь дельную мысль.

— Нет, все как обычно, — замотала головой служанка.

Он была тиха, немногословна, и каждую фразу приходилось у нее выпытывать.

— Понятно, а когда барыня здесь жила, ты ей прислуживала, помогала? Что о ней рассказать можешь?

— Нет, ей помогала только Дуня. Других служанок она близко сюда не подпускала. — Снова взгляд в пол.

— А кто-нибудь навещал барыню в этих покоях?

— Нет, конечно. — Аксиния затряслась как осенний лист на ветру.

— Точно нет? А художник Жан Мануа? — ехидно поинтересовалась Глаша.

Служанка побледнела пуще прежнего, казалось, она сейчас упадет в обморок.

— Нет, как так можно! — Глаша поняла, что та безбожно врет.

— Он оставался здесь на ночь? — давила Глафира.

— Нет, конечно… я не знаю… я не видела… — залепетала Аксиния.

— А кто видел? Дуняша рассказывала об этом?

Аксиния прислонилась к стене, чтобы не упасть, закрыла лицо руками.

— Я не знаю… — прошептала она.

— Аксиния, не бойся. Я никому об этом не расскажу! Это поможет найти того, кто убил ее! — ласковым голосом приободрила ее Глафира.

— Ее убил Змей! — твердым голосом произнесла служанка и убрала руки от лица.

— Да нет, не Змей! Итак, что там с художником?

— Я не имею права обсуждать личные тайны своих господ, — глухо ответила Аксиния.

Глафира тяжело вздохнула.

— Я никому об этом не скажу, честно, мне это очень нужно, понимаешь? — притронулась она к холодной и белой руке служанки.

— Я думаю, вам стоит о Луизе переговорить с доктором Свириным, — тихонько на ухо прошептала Аксиния, потом снова нацепила на себя маску недопонимания. — Я ничего не знаю!

— Понятно, спасибо, — в ответ прошептала Глафира.

Она еще долго бродила по комнатам, осмотрела письменный стол Луизы, на котором обнаружилась парочка бульварных романов, блокнот и письменный набор с чернильницей и пером, стоящий слева от пачки бумажных листов. Заглянула под кровать, но там ничего не обнаружила, в комоде было пусто, в шкафу несколько немодных платьев прошлого сезона и коробка из-под шляп. В тумбочке у кровати обнаружился листик какого-то растения, распространяющий сильный запах. Глаша взяла его в руки, потерла между пальцами, понюхала.

Глаша все, что надо, осмотрела и про себя сделала выводы.

Спустилась вниз в гостиную, где пили коньяк мужчины. Яков Борисов так же пел песенку и расставлял на одеяле лошадок:

Увидев Глашу, Лука Матвеевич кисло ухмыльнулся и с вызовом спросил:

— Нашли, что хотели?

— Я думаю, что да. Даже точно да, — в ответ лучезарно улыбнулась Глафира.

Сыщик Свистунов демонстративно закатил глаза:

— Глашенька, я с тобой в Опалихе серьезно поговорю, — зашипел он ей на ухо.

Горничная лишь пожала плечами.

Тверская область. Наши дни

В Следственном комитете было тихо и пустынно, по гулким коридорам сновали с озабоченными лицами сумрачные тени следователей и работников комитета.

Лицо капитана Куликова, напротив, сияло и выглядело искрящимся счастьем и удовлетворением.

— Танюша, спасибо, что приехала! — обнял он девушку. — Сейчас мы его расколем, сразу скажет, куда девочку дел. Я его уж… — сжал кулаки Иван.

— А мне можно будет присутствовать?

— Ты садись сюда, будешь через стекло все видеть, а тебя саму никто не заметит. Здесь стекло с одной стороны прозрачное, а с другой — зеркальное. Вот, присаживайся.

— Ваня, а как его поймали?

— Все просто, я начал копать под всех трех подозреваемых. У двух в прошлом ничего крамольного не обнаружил, а вот у нашего злодея есть парочка неприятных историй. Ну, сейчас все услышишь сама.

Иван скрылся в дверях и через пару минут появился в комнате для допросов. Он разложил на столе диктофон, и двое полицейских ввели в помещение Туза Кирилла Романовича, учителя информатики школы номер двенадцать.

Таня охнула от удивления и тут же зажала рот руками.

Начало августа 1868 г. Тверская губерния

В Опалихе всерьез шли приготовления к завтрашнему празднику — именинам Петра Лукича. Слуги сновали по дому, украшая парадную лестницу, расставляя столы и вытирая пыль по углам.

В доме царила предпраздничная суматоха, и в воздухе витало предчувствие чего-то важного и значимого.

Сам виновник торжества сновал между своей комнатой, зверинцем и ямой на заднем дворе, где временно поселили зубастого Севу. Поначалу все обитатели Опалихи бегали смотреть на властелина Нила, но потом привыкли к новой причуде хозяйского сына и почти свыклись с существованием египетского божества в яме в Тверской области.

Лука Матвеевич собственноручно организовывал внешнее убранство господского дома, командовал мастеровым, куда нужно развесить праздничную мишуру и бумажные фонарики.

Подошел взволнованный Петя.

— Папенька, добрый день. Я хотел бы с вами поговорить, — начал подросток.

— Да, конечно, я тебя слушаю. — Спасский не сменил свой командный тон.

— Это по поводу озера…

— Петя, я тебе уже все сказал. Ты больше никогда в жизни не подойдешь к этому озеру. Это мой приказ — к озеру больше ни ногой, это не обсуждается, — сурово заявил литератор.

— Да я понял, я не об этом. Я сам туда не подойду, я бы хотел, чтобы Севу…

— Какого Севу? Крокодила твоего? Что с ним? — мрачно сдвинул брови Лука Матвеевич, начало разговора ему не понравилось.

— Ему в вырытой яме мало места, ему нужно плавать, двигаться, а то он может заболеть в тесном пространстве, — объяснил Петя.

— Не беспокойся, я заказал объемный, на несколько футов стеклянный куб из Петербурга, его изготовят и привезут к осени. Мне пообещали.

— Так до осени Сева может не дожить в этой яме.

— Об этом должна была подумать твоя любимая тетушка Матильда, когда дарила такой эксклюзивный подарок без аквариума. Бабы, одним словом, что с них взять, — фыркнул Спасский. — Что ты предлагаешь? Отпустить своего крокодила в наше озеро? Чтоб его Змей съел, или он Змея съел, как повезет! — уже спокойнее заметил Лука Матвеевич.

— У меня есть идея, у нас остался крепкий поводок кожаный…

Лука Матвеевич удивленно взглянул на парня.

— Ну вот, на этом поводке, чтоб мужики Севу к озеру привели. Он поплавает чуток в озере, а потом его вернут. Степан вот отведет, а я сам к озеру ни ногой.

— Крокодил на поводке? Петенька, вот ты фантазер, — потрепал сына по голове Спасский. — Как ты такое вообще придумал?

— Пасть ему развязывать не будут, он просто чуток в воде полежит, освежится, а потом его мужики обратно приведут, — начал уговаривать отца мальчик.

— Как с собачкой погулять? — расхохотался Спасский. — Как Клопадру выгулять? А зачем ему в озере купаться, если у него пасть будет завязана, как он рыбу ловить будет? У Севы твоего перед носом косяк рыб будет плавать, а он только смотреть будет? Вот ты фантазер! — еще больше захохотал Спасский.

— Но, папенька, давайте попробуем. Степан уже умеет с ним обращаться, он его и кормит, и пасть завязывает.

— А если убежит-уплывет твой Сева, что Степка делать будет? Полезет за крокодилом в озеро? И вообще вода у нас холодная, не для африканских крокодилов!

— Ну, папенька, ну как подарок мне на именины, а то Сева умрет в яме без прогулки! — заканючил мальчик.

— Ой, делайте что хотите, хоть крокодила выгуливайте, только тебя, Петя, чтоб я возле озера не видел! — наконец смягчился публицист. — Эй, куда ты прешь? Не видишь, что ли? — это уже относилось к мужикам, которые криво устанавливали столы в беседке. — Балбесы криворукие! Я вас… так через так! — закричал интеллигентный литератор на исконно русском матерном.

Петя удовлетворенно хмыкнул и побежал договариваться со Степаном.

Тверская область. Наши дни

— Итак, Кирилл Романович, расскажите, где находится пропавшая Анна Сорокина? — грубо и резко начал допрос Иван Куликов.

— Какая Анна? Я не знаю такую, — заикаясь, ответил учитель Туз. Выглядел он плохо: лицо осунувшиеся, глаза красные, вид забитый и изможденный.

— Ах, не знаете?! — Голос у Ивана звенел от возбуждения. — А это знаете, что такое? — Он помахал какими-то фотографиями перед носом у задержанного.

Туз подслеповато сощурился, взял одно фото и тут же откинул его в сторону, как будто увидел ядовитую змею.

— Но это же… Откуда вы взяли? Зачем? — побледнел он, закрыл лицо руками.

— Мы взяли это в вашем рабочем компьютере. Как некрасиво, Кирилл Романович, хранить детскую порнографию на рабочем компьютере! А еще вы в школе работаете, ай-ай-ай! — заметил следователь.

Туз не отвечал, он также молчал, закрыв лицо руками.

— Молчите? Ну что же, отпираться не стоит, мы знаем, что это ваш компьютер, ваши папки с фото и видео. Вот, кстати, ордер на изъятие, подписанный прокурором. Мы действуем в рамках закона. Хоть вы и запаролили папки, но у нас тоже есть хорошие программисты, и мы все ваши файлы легко открыли.

Кирилл Романович затрясся, но также молчал.

— Вы Аню Сорокину выкрали на берегу? Вы были там в тот день, вы в другой компании тоже у озера жарили шашлыки. Вам Анечка сразу понравилась, и вы ее выкрали для своих целей?

Туз отрицательно замотал головой.

— Да, фото мои, но девочку я не знаю, я не ворую детей, я… я… просто фото смотрю, и все, — промямлил он.

— Просто фото смотрите? — железным тоном переспросил Иван. — А подскажите, за что вас уволили из тверской школы номер двадцать шесть?

Туз смотрел на Куликова помертвевшими глазами.

— Вы думали, что сумели уладить ту историю, дали огромные взятки, чтобы на вас не заявляли, но правду все равно не скрыть. Вас уволили, Кирилл Романович, за то, что вы приставали к восьмикласснице!

— Вы не видели ту восьмиклассницу, она выглядит старше вас! — крикнул Туз. — И вообще…

— Как бы она ни выглядела, она все равно несовершеннолетняя, и только большие деньги и связи помогли вам выпутаться из той истории, и вы через полгода устраиваетесь в школу нашего городка. Что, снова к детишкам потянуло, Кирилл Романович?

— Я Аню не воровал! Я ее не знаю! Поверьте мне! — кинулся на колени Кирилл Романович. — Я клянусь вам!

— Я не верю педофилам! — жестко ответил Иван Куликов. — Отведите его в камеру!

Начало августа 1868 г. Тверская губерния

Выгуливать крокодила решили уже сегодня же вечером.

Каких стоило усилий напялить на Севу кожаную лошадиную упряжь с поводком, знал лишь бедный запыхавшийся Степан.

За свою долгую жизнь старший конюх повидал много, но вот выгуливать крокодила еще не доводилось.

Когда он в сопровождении еще трех мужиков с заостренными рогатинами и с длинным поводком, на конце которого находился зубастый хищник, появился на заднем дворе, вся челядь из Опалихи выскочила посмотреть на такое чудо чудное.

Мужики крестились, а бабы охали, чтоб «не мучили животину, все-таки тварь божья».

Лука Матвеевич тоже появился на крыльце, оглядел живописную картину, благосклонно кивнул, и мужики потащили упирающегося Севу купаться.

— Надеюсь, Змей подколодный его не сожрет? — с испугом прошептала Матрена.

— Не боись, подавится он нашим Севой, — улыбнулась Глаша. — Кто кого еще!

— Дык, Змей побольше Севы будет, он вот такущий. — Матрена развела руки так широко, как могла.

Глаша неопределенно пожала плечами, насчет Змея у нее было собственное мнение.

— Мотя, а ты не знаешь, Москвины еще не приехали?

— Я слыхала, как барин говорил, что они утром еще из больницы выехали, ночью должны доехать. И доктор Свирин тоже с ними, на праздник решил остаться. Как бы Марию Даниловну не растрясло в дороге, с ребеночком бы чаво не случилося. Баба на сносях, не стоит так далеко ехать, но сейчас вроде спокойно усе, — тряхнула рыжей косой Мотя.

— Надеюсь, более призраки их не потревожат, — согласно кивнула Глаша.

— Да, Луиза должна уже упокоиться, все-таки девятый день прошел, — со знанием дела закивала Мотя. — И молебен за упокой ее провели, теперь пусть спит спокойно.

— Да, пусть спит. Так жаль, молодая, красивая, а еще богатая невеста, и такая смерть, — заметила Глафира.

— Молодая, красивая — это да, а насчет богатства я бы так не сказала, — понизив голос, сообщила Мотя.

— Как это?

— Так она потому и приезжала к полоумному дядюшке, денег у него брала. Он ей подписывал чеки, а своих денег у нее мало было.

— А как же ее отец и его наследство? — удивилась Глафира.

— Мне ее служанка Дуняша рассказывала, что слухи о Луизином богатстве сильно преувеличены. От отца достались в основном картежные долги. И вообще приезжала она в гости в старых платьях, прошлых и предыдущих сезонов. Красивые платья, конечно, но не новые. Мужчины в этом не понимают, а у нас глаз наметан, — подмигнула Матрена. — Дуня рассказывала, что Луиза была отнюдь не богатой невестой, а сама искала себе богатого супруга, да и у дядюшки Якова не прочь была наследством разжиться, ведь больше родственников у него и нет.

Глафира слушала Матрену, раскрыв рот от удивления: Луиза Генриховна представлялась совсем в другом свете.

— Мотя, то, что ты мне сейчас рассказала, это правда? Ты уверена в этом?

— Конечно, я сама слышала, как Семен просил Луизу больше не занимать денег у Якова Борисовича, тот не помнил и не понимал ничего, а Луиза этим и пользовалась.

— А как ты могла это слышать? Это не в Вишневке было?

— Нет, Луиза к Пете приезжала, подарки ему дарила, а тут как раз Семен с бумагами появился для Луки Матвеевича. Увидел Луизку и ей начал выговаривать, что она деньги Якова Борисовича на всякую чепуху тратит, ну, типа зоологических альбомов.

— А это уже интересно, быть может, и к Пете она приезжала не просто так! Возможно, все эти подарки… Луиза специально хотела влюбить в себя впечатлительного мальчика, который любит зоологию, — задумалась Глафира. — Подскажи, Мотя, а как ты думаешь, после смерти Якова Борисовича к кому отойдет Вишневка, все его имущество, земли, деньги? У него есть дети?

— Ой, пока барин Голощекин не впал в детство, он видный был мужчина, попросту — настоящий бабник, ни одну красавицу не обделил своим вниманием в столице, да и у нас в деревне много девок перепортил, так что наследников у него половина детей в Вишневке и Опалихе, — покачала головой Матрена. — Но признанных наследников, насколько я знаю, нет.

— Надо же, — снова задумалась Глафира. Она уже недавно слышала про бабника в деревне.

— Пойдем со мной, на кухне поможешь, хватит болтать, скоро крокодила обратно приведут, выйдем посмотрим, — потащила Мотя горничную на кухню.

Тверская область. Наши дни

Таня не могла найти себе места. Одна-единственная мысль преследовала ее дома в свой единственный выходной. В этом криминальном уравнении хотя и было несколько неизвестных, но решение у него достаточно простое.

Таня всем сердцем чувствовала это, но логическое мышление и дедукция сегодня вовсю убегали от сыщика-парикмахера, вовсю насмехаясь над попытками девушки распутать эту историю.

Таня сидела за столом и аккуратно выводила на листке бумаги образы злого змея-Дракона с острыми зубами, длинной шеей и ощетинившимся хвостом.

— Нет, все не то, не то! Драконов не бывает! — девушка скомкала бумажку и выбросила ее в урну.

На новом листке начали проступать контуры глубокого озера и прибрежных камышей. Старательно рисуя волны на водной глади, Таня думала о возможном утоплении девочки, но как же тогда она смогла написать записку матери через неделю после своего исчезновения? Не со дна же озера она писала!

— Бред какой-то! — снова испорченный листок улетел в урну.

На третьем листке Татьяна старательно выводила послание, оставленное Анечкой на записке.

— МАМА ПАМАГИ! — записала парикмахер и задумалась. Вот здесь кроется разгадка — в самой Аниной записке. То, что это писала пропавшая девочка, графологическая экспертиза подтвердит, да и сама Светлана Сорокина сразу же заявила, что это почерк ее дочери.

— МАМА ПАМАГИ! — снова вслух зачитала Таня. — Мама! А почему не папа? Интересно, кто у нас папа и где он сейчас? — задумалась детектив. — И что он делает? Газеты читает? — фыркнула она. — Газета! Точно! Вот оно!! — от удачной догадки Таня подпрыгнула на месте и принялась носиться кругами по комнате, повторяя лишь одно слово: — Газета!

Не сдержав своего воодушевления, Таня схватила телефон и принялась набирать знакомый номер симпатичного следователя Куликова.

— Ну что, капитан, есть какие-нибудь новости по нашему расследованию?

— Таня, ты не поверишь, я как раз собирался тебе звонить! — радостно откликнулся в трубке Иван. — Пришла окончательная экспертиза по записке. Доказано экспертами: записку о помощи написала Анна Сорокина.

— Я тут подумала об этом клочке бумажки, в экспертизе написано, что это именно за газета?

— Да, сейчас посмотрю, где-то было… — Иван зашуршал бумагами. — Вот оно. Газета, судя по шрифту, по размеру и написанию букв, может быть только «Удмуртские известия» или «Научная жизнь».

Таня замерла на месте от подтверждения своей неожиданной догадки.

— Ваня, это точно не «Удмуртские известия», — заплетающимся голосом ответила она.

— Ну, эксперты не столь категоричны, дело в том, что шрифт как раз больше походит на «Известия…», а вот фрагмент небольшой, удалось разобрать две строки, которые относятся…

Но Таня его перебила:

— Я точно знаю, к чему они относятся. Помнишь, при нашей первой встрече ты рассказывал про бабульку Кузнецову, у которой сосед ворует газету «Научная жизнь» из почтового ящика? Мы еще тогда посмеялись над этим…

На другом конце импровизированного провода воцарилась оглушающая тишина. Иван отлично понял, что она собирается сказать.

— Ты хочешь сказать, что… Твою дивизию, Таня, ты права… — в сердцах выразился Иван, — мы немедленно выезжаем на задержание этого «научного работника», который ворует соседские газеты… Твою дивизию, почему ты всегда права?

5 августа 1868 г. Тверская губерния. Раннее утро

Поздно ночью из Твери приехали уставшие и вымотанные супруги Москвины и доктор Свирин. Аркадий Петрович сопровождал в имение пациентку, опасаясь, как бы роды не случились по дороге. Но все прошло спокойно, и теперь после жуткой дороги гости отсыпались в своих комнатах. На всякий случай Москвиных снова переселили в другое крыло имения, подальше от тревожных воспоминаний.

Степан с крокодилом тоже вернулись поздно. Севе так понравилось плескаться в озере, что мужики с превеликим трудом вытащили его оттуда и доставили в имение. Сейчас Себек снова сидел в своей яме, с обидой глядя на двуногих, которые не оставили его в прохладной водичке озера Бросно. Не Нил, конечно, но поплавать можно. Мужики так опасались, что Сева сорвется с поводка, что отпустили его буквально на полметра в воду и контролировали каждое движение заморского гостя.

На кухне споро шла работа, повар Архип колдовал над праздничными угощениями, гоняя своих помощников. Глафиру тоже завалили работой, да так, что ей не оставалось ни времени, ни сил, чтобы заниматься расследованием. К обеду нужно было приготовить дюжину вкусных блюд, все разложить и украсить, Глаша крутилась как могла, пока ее не окликнула на кухне Матильда Львовна.

— Как вас там? Маша? Вы почему отлыниваете от своих обязанностей?

Глаша по уши в раскатанном тесте сначала подумала, что ослышалась, от каких еще обязанностей она отлынивает, если с самого утра помогает на кухне?

— Добрый день, Матильда Львовна. Вы это о чем?

— Как о чем? Разумеется, о Клеопатре! Разве вы, голубушка, забыли, что собачке нужны долгие пешие прогулки и свежий воздух? Вы с ней с утра не погуляли, и я вынуждена искать вас, Маша, на этой жуткой грязной кухне! — Она кивком указала на замызганный тестом передник Глафиры.

— Меня зовут Глаша, а не Маша, и меня попросили сегодня помогать на кухне, — принялась оправдываться горничная.

— Ничего не желаю слушать, сейчас же, немедленно сходи с Клеопатрой, живо! — приложив накрахмаленный платочек к глазам, завопила госпожа Метинская.

— Хорошо, сейчас выйду, — со вздохом Глафира сняла передник и вымыла руки, пирожки сегодня явно задержатся.

Несносная Клопадра отыскалась тут же, со злобным лаем она носилась по лужайке.

— Зачем ее нужно куда-то тащить гулять, если все свои собачьи дела можно сделать прямо здесь? — ворчала про себя Глафира. Некоторые свои дела Клопадра и сделала на лужайке, Глаше пришлось за ней убирать. Конечно же, не Матильда Львовна со своими крахмальными платочками будет тут мараться.

Продолжительным прогулкам в лес Клопочка тоже была не очень рада, и только они зашли в дубраву, как собачка сорвалась с поводка и убежала далеко вперед. Глаша кинулась следом.

— Клопа, стой. Клопочка! — бежала девушка за ней.

Собачка забежала в заросли лощины и оттуда заливалась отрывистым лаем. Заросли были дикие и густые, и Глаша все никак не могла добраться в самую глубь, Клеопатра в это время быстро и шустро что-то раскапывала у корней орешника, девушка успела схватить ее за ошейник, но в этот момент она увидела, что именно откопала Клеопатра Московская.

У корней орешника в раскопанной могиле белел человеческий череп, гнусно ухмыляющийся в диких зарослях.

— Под ореховым кустом… под ореховым кустом… там твоя невеста… — застонала Глафира, села на траву и обхватила голову руками.

Тверская область. Наши дни

— Ну, и как это понимать? От тебя второй день нет вестей, я работать не могу — жду хотя бы эсэмэски, взяли «научного работника»? — наконец-то не выдержала и позвонила первой Татьяна.

— И вам добрый день, Татьяна Викторовна, вы меня отчитываете, как будто мы десять лет женаты! — устало добавил Куликов. — Извини, Таня, я не мог раньше позвонить, — уже спокойнее добавил он.

— Взяли негодяя? Нашли девочку?

— Нет, представь себе, злодей ускользнул. Но ты опять оказалась права, он действительно жил там, рядом с соседкой Кузнецовой, и Аня там была. Эксперты нашли много следов девочки — и волосы ее на подушке, и отпечатки на чашке, и под диваном нашли кусочки детского пазла. Так что Аня была там буквально два дня назад, — объяснил Иван.

— А сейчас где? Чья это квартира?

— Квартира сдавалась, хозяйка видела квартиранта один раз, когда ключи передавала. Паспорт он ей показал, но фамилию не помнит, договор не подписывали. Говорит, какой-то Стас, худощавый, миловидный, невысокий. Таких у нас полгорода, сейчас вместе с соседкой Кузнецовой, которая тоже оказалась права, создаем фоторобот предполагаемого преступника. Соседка, кстати, и слышала детский голос за дверью, даже спросила этого Стаса. Он заявил, что это телевизор работал, он якобы любит мультики смотреть.

— Долго там этот Стас проживал?

— Пару месяцев, есть его отпечатки, но по базе они не проходят. Фото Кирилла Романовича мы свидетелям показали, говорят, что точно не он. Так что у нас тупик. Надо было раньше про газету додуматься, — устало повторил Куликов. — Я два дня на ногах, в отделении сплю, даже дома не был. Извини, надо было тебе раньше позвонить, но не до этого.

— Я понимаю, все нормально.

— Сегодня отпустили Сергея Авдюшина и Кирилла Туза, они точно не при делах. От начальства по этому поводу мне уже прилетело.

— Я все понимаю, — снова повторила Таня.

Парикмахер действительно не обижалась, ведь специфику работы Следственного комитета она отлично помнила из той, своей прошлой питерской жизни, когда много лет работала в адвокатуре.

Но Таня пыталась отгонять от себе смутные воспоминания. В ее возрасте начинать жизнь с чистого листа было не сколько трудно, сколько уже не так волнительно и интересно, как в юности. Хоть она и любила свой тихий провинциальный городок, но с самых ранних лет мечтала отсюда вырваться и покорить столицу.

Прекрасное образование, незаурядный ум, а главное — огромное желание это сделать, все это было в излишке, и в принципе ей это практически удалось. Но судьба-злодейка, когда до заветной вершины оставалось каких-то пару метров, решила наказать смелую провинциальную выскочку, и Таня одним нерадостным утром понедельника получила послание из родного города. Как ни банально, но многие гадости случаются именно в понедельник.

Ее отца, скромного работника на почте, сразил инсульт, и помощь единственной дочки была здесь необходима. Таня не сомневалась ни секунды, сразу же написала заявление, хотя все адвокатское бюро было в шоке от такого ее поступка. Ведь все пророчили молодой адвокатессе через пару месяцев место заместителя, но не вышло, не срослось.

Таня встряхнула головой, прогоняя воспоминания.

Если бы ей кто-то сказал, что она будет работать мужским парикмахером в салоне супер-эконом класса, то она просто бы покрутила пальцем у виска и недоуменно рассмеялась в ответ, она и ножницы не знала, как в руках держать.

Но все вышло как вышло, и Таня ничуть об этом не жалела, ну, возможно, самую малость.

5 августа 1868 г. Тверская губерния. Утро

— Лука Матвеевич, я прекрасно знаю и понимаю, как вы относитесь ко мне и ко всему женскому роду в целом, но я также прекрасно помню, что неделю назад вы благодарили меня за то, что я спасла вашего сына, — выпалила Глафира на одном дыхании, без стука вломившись в рабочий кабинет литератора Спасского.

— Э… Глафира… что вы хотите? — снял очки с носа публицист и с удивлением смотрел на странную служанку.

— Я хотела, чтобы вы выслушали меня, это очень важно. И хотела бы, чтобы вы мне поверили… Эта история фантастическая, но только на вас я могу положиться и все вам сообщить, — твердо и серьезно заявила Глаша.

— Ну что ж, Глафира, присаживайтесь в кресло, я вас выслушаю. Даю вам пять минут. — Лука Матвеевич с интересом уставился на девушку.

— Итак, эта история началась много лет назад…

Тверская область. Наши дни

Таня была на работе в «Чародейке», вновь думала о расследовании. Мог ли Кирилл Туз похитить девочку? Все улики против него: и прошлогодняя история с несовершеннолетней девушкой, и видео на компьютере. Не хватало самого главного — не было найдено ни одного следа девочки Ани. Оперативники обыскали квартиру Кирилла Романовича, его дачу, гараж, автомобиль. Нигде ни единого волоска девочки, а ведь не могла же она не оставить ни одной зацепки. В его квартире, обычном холостяцком жилье, не обнаружено ничего детского — ни игрушки, ни книжки, ни заколки, ни трубочки с соком — нет, квартира неаккуратного холостяка с замороженными пельменями и коробками от пиццы в мусорке.

Иван Куликов не отчаивался, теперь он везде разыскивал Стаса, ворующего соседские газеты. Но Таня размышляла и о причастности Туза к этой истории.

А с этим как раз и были большие проблемы.

А у Тани работа валилась из рук в прямом смысле. Любимая расческа — главное оружие парикмахера — уже раз пять перелетала через кресло. Славик уже вовсю потешался над коллегой.

— Алин, смотри, Танюша наша точно влюбилась, мыслями где-то гуляет. Дедку Гладкову мальчишечий полубокс сделала, — потешался парень.

Алина только томно закатывала глаза, продолжая переписываться с изменщиком Павлом, у которого действительно оказались жена и ребенок.

— А он мне клялся, — в слезах заламывала руки Алина, — что одинок.

Работа ни у кого сегодня не клеилась, Таня витала в облаках, была глубоко погружена в мысли о расследовании, Алина рыдала и бегала на задний двор курить, Славик злился и ворчал, что один за всех работает и что Алинке нужно было смотреть, с кем встречаться.

— Вот у меня такого никогда не бывает, — поправил стильную прическу парень. — Я сразу мужчин проверяю, всю их биографию, а то мало ли какой маньяк попадется, — ухмылялся он. — Такие кадры бывают, девочки, вы не поверите!

Алина снова зарыдала:

— Тебе хорошо говорить! А что, тебе сразу прям нормальные мужики попадаются? Славик громко засмеялся:

— Ну как нормальные? Скажешь тоже. Хотя я, вот ты не поверишь, раньше вообще с девушками встречался. Прикинь?

Алина даже ойкнула от удивления.

— Да ладно? — уставилась она на парня. — Славик, а что у тебя за царапина на руке, порезался, что ли? Давай перекисью залью.

— Ой, спасибо, солнце, зажило уже все, на прошлой неделе поцарапался. Так, пустяки, — быстро ответил Славик и натянул рукав розового поло пониже. — Так вот, учитесь, девочки, мужикам всем нужно одно.

— Да, а ты нам сейчас это одно расскажешь, — наконец-то улыбка появилась у Алины.

— Ой, что с тобой разговаривать. Хочешь, сегодня после работы пойдем в бар, тут недалеко хороший есть! Успокоишь нервы! Танюша, ты с нами?

— Если это бар «Голубой койот», то я точно не пойду! — хмыкнула Таня.

— Эх, зря, там, кстати, таких мужиков можно найти — ой, закачаешься! — Славик закатил глаза.

— В следующий раз, ребята. У меня на вечер Антонов записан, а вы можете идти.

Алина вытерла слезы, залезла в сумочку за косметичкой.

— Ой, я с такой физиономией точно никуда не пойду, — испуганно промолвила она, разглядывая заплаканные глаза. — Слава, давай я домой быстро сбегаю, приведу себя в порядок. Через двадцать минут буду, — запричитала она.

— Хорошо, Алина Андреевна, я вас буду ждать, — галантно поклонился Славик и поцеловал девушке руку.

— Хороший ты мужик, Слава, жалко, что не нашего поля ягодка, — засмеялась Алина.

Таню как током стукнуло.

— Что вы сейчас сказали? — громко переспросила она.

— Что Славик хороший мужик, — медленно ответила Алина. — Ты чего это, Тань?

— Нет, до этого… что Слава сказал?

— Что я буду с нетерпением ждать Алину Андреевну…

— Точно! Вот оно что! Андреевна! Как все просто! — Глаза Тани зажглись азартным огнем.

5 августа 1868 г. Тверская губерния. День

Праздник вышел выше всяких похвал. Празднично украшенный стол ломился от угощений, гости из Вишневки — Яков Голощекин, художник Мануа, управляющий Семен, Федор Григорьевич и Мария Даниловна Москвины, Аркадий Петрович Свирин и барин Спасский с сыном Петей — все наслаждались торжеством. На время были забыты все озерные чудища, убитые красавицы, отрубленные руки, беседа за столом строилась вокруг здоровья и будущего Петра Лукича.

— Вам несказанно повезло, Петр Лукич, получать такое жалованье в столице. Это большая удача, — обратился к имениннику Жан Мануа.

— Спасибо, Жан, — кисло отозвался мальчик.

— У нас в Париже это называется «bonne chance», не упустите свой шанс, как говорится, — захихикал художник.

— Жан, какое все-таки красивое у вас французское произношение, — с обожанием глядя на Мануа, произнесла госпожа Метинская.

— Да, в Париже очень красиво, и все так говорят! — послал ослепительную улыбку даме псевдофранцуз.

— Ах, как бы я хотела увидеть Париж! — закатила глаза Матильда Львовна.

— Увидеть Париж и умереть! — ехидно вставил Лука Матвеевич.

— Вы это о чем? — округлила искусно подведенные глаза Матильда Львовна.

— Да так, красивую фразу придумал, надо будет ее в свою книгу вставить![2] — со смехом парировал Спасский.

— Ой, ваши книги такая скукота! — скривилась Метинская.

— Не скажите, уважаемая, я прочитал несколько, Лука Матвеевич — человек необыкновенного ума, — польстил хозяину Опалихи Аристарх Венедиктович.

— Один Яков — дурачок, — громко и зычно на весь зал заявил бесхитростный Яков Борисович.

Матильда Львовна хихикнула, но, напоровшись на сердитый взгляд Луки Матвеевича, притихла.

— А знаете, я тоже собираюсь книгу написать! — пафосно со своей стороны стола заявил гувернер Вильямс.

— Вы — книгу? — раскатистым басом расхохотался публицист Спасский.

— Да, а что такое? Что вам не нравится? — обиженно поджал тонкие губы англичанин.

— И о чем же будет ваша книга? — чтобы сгладить неловкость, поинтересовалась Матильда Львовна.

— Вы знаете, я собираю материал на криминальный роман, детектив, возможно, с мистическим уклоном!

— Ах, какая прелесть! — обмахиваясь салфеткой, закивала Метинская. — Не то что у тебя, братец! Вот, люди детективы пишут!

— Ой, это вообще не серьезная литература, а так, баловство какое, даже обсуждать нечего! — отмахнулся от нее Лука Матвеевич.

— У нас в стране детективный жанр пользуется большим спросом, — важно ответил Вильямс, разбивая ложечкой вареное яйцо. — Только я хочу сделать главным героем какого-то незаурядного человека, с тайными пороками и пристрастиями, не похожего на других.

— Вы еще героиней бабу сделайте, вот умора будет, — ехидненько захихикал сыщик Свистунов.

— Да вы что! Нонсенс какой-то! У нас, конечно, прогрессивная страна, но до такого кощунства мы еще не дошли! — подхватил его шутку англичанин.

А Лука Матвеевич при этих словах задумался, внимательно поглядел на входную дверь и поспешил сменить тему беседы.

— А как вы себя чувствуете, Мария Даниловна? — обратился он к госпоже Москвиной.

— Спасибо, с Машей и ребенком все хорошо, — поспешно за жену ответил Федор Григорьевич, подкручивая изящные усики и поглядывая на доктора Свирина.

— Да, к счастью, все обошлось, и надеюсь, через пару неделек вас можно будет поздравить с первенцем, — лучезарно засиял улыбкой не унывающий эскулап.

— Дай бог, — перекрестилась Мария Даниловна, — я как вспомню тот кошмар, так сразу не по себе становится.

— Маша, ну мы же договорились — не вспоминать и не думать об этом. Это просто страшный сон приснился, — погладил по руке супругу Федор Григорьевич.

— Да, дорогой, вы правы, — потупилась в тарелку Москвина, поглаживая объемный живот.

— Кстати, о здоровье, — вполголоса обратился к Семену Лука Матвеевич, — а Яков Борисович как себя чувствует? Он что-то в последнее время плохо выглядит, хуже, чем обычно.

Семен согласно кивнул.

— Да, знаете, несколько дней барин рассказывает, что ночью его навещает призрак Луизы Генриховны.

— И что она от дяди хочет? — навострила уши Метинская.

— Призраков не существует, вот у нас в Париже… — начал рассказывать деревенский француз Иван.

— Она ему все песенки поет, как сам барин рассказывает, а еще… она кольцо свое разыскивает, — тихо ответил Семен.

— То самое кольцо, что на пальце у умершей было? — ахнул сыщик Свистунов.

— Да, представьте себе, то самое.

— А где оно сейчас, это кольцо?

— Это кольцо — необычайная фамильная ценность Голощекиных, оно раньше принадлежало бабке Луизы, матери Якова Борисовича, стоит бешеных денег. А сейчас, после смерти Луизы, его передали Якову Борисовичу. Оно у него теперь, — ответил Семен.

— Луиза колечко хочет… Луиза под ореховым кустом… А колечко — пропавшая невеста… — снова запел Голощекин.

— А где колечко-то? — с милой улыбкой спросил Жан.

— А вот колечко! — совершенно здоровым тоном ответил Голощекин, расстегнул рубаху: на шее на цепочке у него висело то самое колечко с ярким зеленым камнем.

Показав украшение, Яков Борисович снова застегнулся на все пуговки и принялся раскачиваться на месте.

— Сиди, Яков-дурачок… Нам невеста нужна… Нам колечко нужно… Луиза смеется… Под ореховым кустом…

За столом повисла тишина, которую попытался разрядить Лука Матвеевич:

— Петенька, а ты не рассказал гостям, что вечером будет специальный салют — фейерверк в твою честь. Приглашаю всех увидеть это чудо — яркие звезды зажгутся в небе, будет светло как днем. Обещаю!

— Спасибо, Лука Матвеевич, но это будет достаточно поздно — как мы в темноте до Вишневки доберемся, ночью места здесь дикие, неспокойные, — заметил Семен, глядя, как раскачивается на стуле Яков Голощекин.

— О, Семен, не волнуйтесь! Я уже приказал для вас подготовить комнаты в Опалихе на втором этаже. Вы полюбуетесь салютом, переночуете у нас, а завтра спокойно после завтрака поедете в Вишневку. Места у нас достаточно. А вечером вам еще Петенька своего крокодила покажет, вы такого чуда не видели! — громогласно заявил Спасский.

— А крокодил не опасен? — спросил Жан Мануа.

— Опасен, конечно, — кивнул Петя. — Но мои мужики с ним спокойно справляются, он в глубокой яме, и вы можете без боязни взглянуть на Себека.

— Себек — это древнеегипетский бог, — с вызовом заявила Матильда Львовна, смотря только на красавца-художника, — он кроме всего прочего отвечал за физическую любовь, за влечение между мужчиной и женщиной. — Она облизнула губы.

Мария Даниловна испуганно оглянулась на мужа и густо покраснела.

— Матильда Львовна, да, в Париже тоже увлекаются культурой Древнего Египта, — плотоядно улыбался художник.

Лука Матвеевич демонстративно закатил глаза.

— Ох уж эти бабы!

Тверская область. Наши дни

Лето в этом году решило продемонстрировать все свои капризы своевольной и мстительной погоды. Жара под сорок в понедельник резко сменялась оглушающим ветром, практически ураганом во вторник, а в среду жителей города радовала яркая красочная гроза, в конце недели снова светило обжигающее солнышко.

На заднем дворе «Чародейки» Татьяна разглядывала белые перистые облака, формой похожие на драконов и плезиозавров, и размышляла об ошибках мироздания.

«Если бы я догадалась о газете «Научная жизнь» чуть раньше, то мы бы уже нашли девочку Анечку и этого злодея Стаса, или как его там!»

Но она опоздала, преступник скрылся, а ведь Анечке каждый день угрожает смертельная опасность.

Таня считала, что именно она должна помочь малышке, ведь ее серые клеточки мозга и детективные способности никогда не подводили.

— Даже боюсь представить, что чувствует каждый час, каждую минуту ее мама Светлана Сорокина. Как она переживает. — Таня вспомнила истерику на берегу озера. — Не дай бог никому из родителей это пережить! — Тут Таня замерла на месте. — Родителей! Точно, родителей! Папа и мама! Блин… — Леонидова полезла в карман за сотовым:

— Ваня, какие же мы были с тобой глупцы! Ведь все так просто! Мы не видели очевидного! — На заднем дворе «Чародейки» Татьяна громко шептала в трубку. — У меня появилась гениальная догадка. Скажи мне, какое у пропавшей Ани Сорокиной отчество? Да не может быть!.. Хорошо… Теперь получается, что…

Но договорить Таня не успела, она получила резкий удар по голове и, обмякнув, упала на землю.

5 августа 1868 г. Тверская губерния Поздний вечер

Над Опалихой распускались в небе яркие малиновые, золотые, изумрудные звезды. Салют не оставил никого равнодушным, а самое главное — он понравился имениннику Петру Лукичу. Мальчик с удивлением и восторгом смотрел на разукрашенное небо. Стало светло как днем. Лука Матвеевич тоже с неподдельным восторгом смотрел на фейерверк и сам про себя считал, что это одна из самых оправданных трат в последнее время, на такую красоту никаких денег не жалко, хотя в обычной жизни публицист был весьма бережлив.

Гости тоже раскрыли рты от удивления, даже в хваленых столицах, Петербурге и Москве, таких огненных чудес не видывали, хотя Аристарх Венедиктович и рассказывал, что подобными штуками в Петербурге давно никого не удивить, ведь еще Петр Первый привез заморские диковинки в начале восемнадцатого века.

Как бы то ни было, но салют удался, и еще долго гости сидели на веранде, закутавшись в пледы, пили вкусное вино и рассказывали смешные истории.

Первыми запросились в свою комнату Семен и Яков Борисович, барин Голощекин уже наигрался в солдатиков и просился баиньки. Семен вызвался хозяина проводить.

Потом ушли супруги Москвины, Марии Даниловне нужно было больше отдыхать и следить за временем отхода ко сну.

Так потихоньку все разбрелись по своим комнатам.

Опалиха погрузилась в сонную дрему и темноту, все сладко почивали в своих кроватях, когда ровно в полночь дверь в комнату Якова Борисовича Голощекина тихонечко приоткрылась. На пороге стояла полупрозрачная фигура в белом саване.

Женский силуэт медленно подплыл к кровати.

мелодичным голосом запел призрак.

— Луизой зовут, из озера привезут, — сел на кровати барин Голощекин, мгновенно проснувшись.

— Правильно, дядюшка! Луизой зовут! Луизой!

— Луизочка, что ты хочешь? Зачем ты ко мне приходишь? Спать не даешь! — вежливо, но с опаской спросил Яков Борисович.

— Отдай мое кольцо, мое кольцо! Где мое кольцо?! — завыл призрак.

— Кольцо? Так оно у меня, тебе же не нужно, мне отдали!

— Это мое кольцо! Отдай! — Длинные руки приблизились к шее Голощекина, принялись тянуть за цепочку, чуть не придушив старика. — Мое кольцо! Только мое!

В этот самый момент приоткрылась дверца платяного шкафа, стоявшего в спальне, оттуда с зажженными свечами выскочили Глафира, сыщик Свистунов, Лука Спасский и Семен.

— Нет, Луиза Генриховна, это не ваше кольцо! Так как вы признаны умершей, это кольцо вернулось законному хозяину — Якову Голощекину! — медленно произнесла Глафира. — И вообще вы достаточно неплохо выглядите для трупа! — ехидно заметила она.

Луиза обернулась, а это была именно она, сначала испуганно взглянула на выскочивших из шкафа сыщиков, а потом на лице ее появилась звериная ярость, она подскочила на подоконник, рывком открыла окно и в мгновение ока выскочила с первого этажа в темную ночь.

— За ней, быстро, уйдет, чертовка! — закричал Лука Матвеевич. — Семен, останьтесь с Яковом Борисовичем, успокойте старика! Остальные, живо в сад!

Глафира и Аристарх Венедиктович без возражений побежали за призраком в сад. Для ожившего привидения Луиза двигалась весьма легко, она петляла по вымощенной дорожке, неслась что есть мочи в лес, за околицу.

— Луиза, остановитесь, я буду стрелять! — Свистунов действительно достал свой пистолет, но от быстрого бега он так обессилел, что выстрелить был не в состоянии, стоял, согнувшись у стены, пытаясь отдышаться от физической активности. Лука Спасский неодобрительно покачал головой, забрал у сыщика пистолет и вместе с Глафирой принялся преследовать Луизу дальше.

В лесу Луизе удалось оторваться от преследователей, она практически растворилась в темной чаще. Глафира остановилась, чтобы отдышаться и подумать, в какую сторону двигаться дальше.

Ночной лес внушал ужас, дикие корявые ветви нависали со всех сторон. Луиза могла спрятаться где угодно. Лука Матвеевич тоже крутил головой в разные стороны.

— Ты не видела, куда она могла убежать? Вот уж чертовка! — выругался он.

Глаша неопределенно покачала головой. Нет, она ничего не видела.

Они медленно, стараясь не наступать на хрустящие сучья под ногами, двинулись вперед, Глаше показалось, что они идут по направлению к озеру. Да, вот и озеро, вот и те злополучные камыши, где нашли руку, на самом деле принадлежащую не Луизе Генриховне.

В этот миг раздались тихие осторожные шаги в подлеске у озера, а за шагами послышался тихий скрежет и шорох. Как будто что-то большое и тяжелое ползло по берегу.

Волосы у Глафиры стали дыбом, ужас сковал все онемевшие члены.

— Луиза, это вы? — громко крикнул Спасский.

Шорох стал еще громче.

«Змей вышел на охоту!» — мелькнула мысль у Глаши.

— Луиза, не глупите, идите сюда! — снова закричал Лука Матвеевич, теперь и в его интонации появился страх. — Луиза!

Луиза отозвалась громким и яростным криком, в нем было столько боли и ужаса, что Глафира застыла на месте как вкопанная. Луиза истошно кричала в камышах, Лука Матвеевич взвел курок и бесстрашно ринулся туда.

— Лука Матвеевич, не надо — это Змей! — Глаша повисла на его руке.

— Разберемся, — мрачно пообещал он.

Спасский ринулся в камыши, Луизин крик оборвался на одной ноте, Глаша поняла, что ее больше нет в живых.

Спасский принялся стрелять, выбил всю обойму. Глаша стояла на месте на берегу, зажмурившись от страха.

Кто-то подошел к ней со спины, она вздрогнула и подпрыгнула на месте. Сзади обнимал ее Аристарх Венедиктович.

— Ну, все-все! Все закончилось! Лука Матвеевич убил его!

— Змея? — с ужасом спросила горничная.

Аристарх Венедиктович покачал головой.

— Пошли, покажу тебе все!

Тверская область. Наши дни

Пробуждение было чудовищным, голова просто раскалывалась, во рту чувствовался металлический, солоноватый привкус крови.

Таня с трудом разлепила глаза и с удивлением увидела, что находится в родной и любимой «Чародейке», практически на своем рабочем месте, но крепко привязана веревкой к крутящемуся стулу.

Голова работала с трудом, в висках стучало как будто крошечным молоточком.

Сфокусировав взгляд, Таня увидела, что какой-то мужчина спиной к ней разливает по салону красоты вонючую жидкость.

— Что это? Бензин? — с трудом двигая языком, прошептала Таня. — Зачем?

— А, ты очнулась?! Крепкая у тебя голова. Я думал, ты очнешься уже там, на том свете, — желчно ответил чужим, отстраненным голосом мужчина.

— Кто? — Таня снова попыталась не провалиться в мутное сознание. — Слава, это ты?

— Я-я! Кто же еще? — сердито ответил коллега, продолжая обливать пол и стены бензином.

— Что ты делаешь? Зачем тебе бензин? — Голос звучал глухо, язык не повиновался хозяйке.

— Таня, прекращай дурить, я все слышал. Я слышал, как ты разговаривала со следователем на заднем дворе. Ты же все поняла?! — грубо ответил Слава.

Таня все вспомнила и тяжело застонала.

— Анна Станиславовна Сорокина, как же все просто. Почему я раньше не подумала? Мы копали с другой стороны. У детей всегда два родителя. Про маму Светлану все понятно, а про ее отца никто ничего не говорил, только что родители в разводе. А ведь именно родной отец мог выкрасть ребенка. Получается, это ты? Ты отец Анечки? Потому ты и представлялся Стасом. Имя Станислав — может быть и Славой, и Стасом! Какая же я дура! — простонала Таня. — Анна Станиславовна Сорокина, и записка могла выпасть у тебя из кармана. Мы проверяли клиентов, а про тебя и не подумали, — Таня бы схватилась за гудящую от боли голову, но руки были крепко связаны за спиной.

— Да, Анечка моя дочь, а вы все бабы дуры, и эта тупица Светка тоже, не может дочь нормально воспитать, сама сидит флиртует с мужиками, а Аньку отправляет погулять. Там озеро, там опасно, Аня могла утонуть, а эта горе-мамаша даже за ребенком не смотрит.

— И ты ее украл? Ребенка?

— Это моя дочь, я никого не крал. Мы с ней уедем далеко-далеко, только закончу одно дело — получу страховку, — желчно усмехнулся Слава, заливая все бензином.

— Какую страховку?

— Страховку салона из-за пожара, все просто. Ничего личного, Тань, просто тебе надо было заниматься своим делом — стричь людей, а не корчить из себя Шерлока.

— А почему страховку за салон ты получишь? — недоумевала Таня.

— Потому что это мой салон, — засмеялся Слава, показав идеальные белые зубы.

— А как же Тамара Владимировна, хозяйка, она же меня на работу принимала. Она же каждый квартал приезжает за отчетом.

Станислав громко расхохотался.

— Тетя Тамара — моя тетка, она просто номинальная фигура для налоговой, а так салон принадлежит мне, а мне самому нравится работать стилистом, — тряхнул идеальной челкой парень.

— Офигеть, — только и смогла произнести Таня, наблюдая, как лужа бензина подходит к ее ногам.

6 августа 1868 г. Тверская губерния. Раннее утро

В камышах оказалось растерзанное тело Луизы Генриховны, на этот раз мертвой окончательно и бесповоротно, и, как увидела Глаша, у нее присутствовали две руки — и правая, и левая. Все было залито кровью, Глафира побледнела, не в силах оторвать взгляд от трупа Луизы, но Аристарх Венедиктович развернул ее в другую сторону.

— Вот убийца! Смотри! — указал он на что-то темное и бесформенное, на кучу у ног Луизы.

— Но это же… — Глафира не верила своим глазам, все шесть пуль Лука Матвеевич всадил в… крокодила Себека. — Это он ее растерзал? — удивленно спросила Глаша.

— Да, тот самый Сева, это он Луизку поймал и съел! Вот же судьба у девки незавидная! — уверенно кивнул Спасский.

— А как он тут оказался? Что здесь делает? — Глаша начала заикаться.

— Хороший вопрос, Аристарх Венедиктович, вы как думаете?

— Я вам вчера вечером не сказал, но во время салюта крокодил принялся волноваться, прыгать по стенам ямы. Громкие звуки его напугали, и Степан собирался с ним сходить прогуляться. Я слышал, как он у Петра разрешения спрашивал.

— Интересно, а где же Степан? Тоже в камышах лежит мертвый? Вот же Сева! — неодобрительно покачал головой Спасский.

Все замолчали, разглядывая тело Луизы в белом длинном платье, больше смахивающем на похоронный саван.

— Сейчас все идем в Опалиху, попытаемся немного уснуть, а завтра вы, Глафира, все нам объясняете! — приказал Спасский. — Ваша просьба довериться вам и посидеть в шкафу, ожидая убийцу, привела к неожиданным открытиям! Так что я требую объяснений!

— Я тоже! — заметил Аристарх Венедиктович. — И почему она была жива! И чья рука в камышах? И что там со Змеем озерным?

— Хорошо, я все расскажу.

— А сейчас спать, — с зевком сообщил Аристарх Венедиктович.

Лука Матвеевич носком ботинка пнул тело крокодила и с грустью сказал:

— Петя очень расстроится! Придется ему нового крокодила заказывать!

Глафира глубоко вздохнула.

— Нужно еще позвать исправника! Обязательно, Лука Матвеевич.

Тот утвердительно кивнул.

— Конечно, я уже распорядился.

— А как же Луиза Генриховна? — с заботой в голосе спросил сыщик Свистунов. — Мы ее просто так тут оставим?

— Да, а что такого? Официально она и так давно умерла, — безразлично пожал плечами Спасский.

Тверская область. Наши дни

Таня наблюдала, как лужа бензина плавно подплывала к ее ногам.

«Нужно тянуть время, пока до капитана Куликова не дойдет, что меня нужно спасать!»

— Стасик-Славик, как там тебя? У меня сейчас клиент должен быть, а ты тут с бензином балуешься!

— Не волнуйся, Танечка, я уже позвонил Антонову и перенес его запись на следующую неделю. Ты якобы сегодня не можешь! А ты же не можешь сегодня? И вообще никогда не сможешь! — захохотал Славик.

— И как я раньше не заметила твои дурные способности?! Мы же с тобой вместе два года работали, кофе пили, шампунями делились, — пыталась достучаться до преступника парикмахерша.

— Ой, не нужно тут морализаторствовать, Танюша, ты прекрасно знаешь, как я хорошо к тебе относился, но ты полезла не в свое дело. Аня — моя дочь, и я лучше знаю, как и с кем ей жить, а ты не должна в это дело свой напудренный нос засовывать!

— Но почему ты Светлане не сказал, что забрал ребенка, она же думала, что девочка погибла, переживала очень!

— Ничего, ей полезно попереживать! Не будет девчонку посылать! — кипя от злобы, заявил Славик.

— А при чем тут дракон? — все не могла разобраться девушка. — Аня видела в озере дракона!

— Тебе даже в такой ситуации, когда тебя сейчас поджарят, надо до конца во всем разобраться?! — расхохотался Славик. Он придвинул свой стул к привязанной Татьяне, достал свои ножницы и принялся ими махать перед лицом девушки.

— Да, я очень любопытная! — Таня пыталась незаметно от бывшего коллеги растянуть узлы на руках, левая рука немного поддавалась…

— Хорошо, любопытная ты моя, слушай сказочку. Жил-был принц…

— Красивый?

— Очень. — Славик посмотрел в зеркало и смахнул челку с лица. — Только с принцессами ему все не везло, женился на одной, а она превратилась сразу после свадьбы в злую ведьму.

— Ай, как тебе не повезло!

— Да, точно! Пришлось с ведьмой разводиться, но маленькую принцессу мне не отдали! — злобно заявил Славик.

— И тогда принц переключился на других принцев?

— А что, нельзя? Ему, если честно, всегда другие принцы нравились, сложно ему было в гомофобном обществе жить. И вот познакомился принц в одном клубе…

— Не в «Голубом койоте» ли?

— Ага, в нем в самом. Познакомился с другим одиноким жалким принцем, полюбил его всей душой. А тот принц мечтал о деньгах, больших деньгах. Причем чтобы деньги сами к нему текли со всех сторон. И придумали они вместе одну идейку — организовать супермузей чуда-юда, чтобы поднять туризм родного края! — криво ухмыльнулся Славик.

— Сергей Авдюшин — твой любовник?! — удивилась Таня.

— Ты все-таки не толерантная совсем, — захихикал коллега. — И шампунь, кстати, у тебя фиговый, кончики от него секутся.

— Насчет шампуня мне нравится, а насчет любовника мог бы и получше выбрать.

— О вкусах не спорят, — пожал плечами злодей. — Так вот бизнес мог вполне процветать, причем эта легенда о монстре с глубины волнует население уже не одно столетие. А так одним выстрелом двух зайцев можно было убить.

— И дочь выкрасть, и легенду о Бросне подкрепить! — кивнула Таня. — Но Аня же видела дракона?

— Она видела голову дракона, муляж головы. Он сделан очень профессионально, и пятилетний ребенок не способен отличить ее от настоящего чудовища. Я еще порезался сильно, когда надевал эту хрень на голову.

— Это твоя кровь была? Понятно, почему группа крови совпала с девочкой, кровь отца и дочери. Как все просто! Я точно дура! Но как ты узнал?

— Как узнал что? Я там рядом с друзьями на шашлыках был, увидел, как Светка с каким-то хмырем сидит, а дочь отгоняет, ну, я решил им всем отомстить, — захохотал Славик.

— Ясно с этим, а кольцо ты зачем у своего дружка стянул? Зачем погром устроил в музее? Это же ты там был? — блеснула глазками Таня.

— Опять ты права. Как бесит, что ты всегда права! Ты знаешь, сколько стоит это колечко? Мне с дочей денежки очень понадобятся!

— А как же Сергей?

— А Сергей ничего, оботрется, нового мужика себе найдет, не пропадет! Все, хватит болтать! Прости, Таня, се ля ви, как говорится! — Славик достал зажигалку, включил огонек.

6 августа 1868 г. Тверская губерния. Утро

Присутствие на завтраке исправника Иосифа Вальдемаровича Сиропского удивило многих гостей.

— Доброе утро, а что случилось? Почему официальные лица здесь? — громким шепотом на ухо Семену поинтересовался художник Иван.

Эти слова услышал Лука Матвеевич, с непременной кислой улыбкой он ответил:

— Уважаемые гости имения Опалиха, от своего лица и от всех обитателей дома я выражаю вам огромную благодарность за то, что оказали нам честь — посетили наш скромный праздник, поздравили моего сына с днем тезоименитства. А сейчас я хочу представить всем, кто еще не узнал, нашего исправника уезда Иосифа Вальдемаровича Сиропского.

Исправник чинно всем поклонился.

Федор Москвин и Семен пожали ему руку, Жан Мануа хмуро кивнул, а Петя благосклонно улыбнулся, Яков Борисович продолжал размазывать кашу по бороде и на представителя власти совсем не обратил внимания.

— Итак, что же делает Иосиф Вальдемарович на завтраке? Вы так и не ответили, — с вызовом заявил Мануа.

— Не волнуйтесь, Иван, не знаю, как вас по батюшке! Не волнуйтесь, — успокаивающе пожал плечами Спасский.

— Меня зовут Жан. — Иван-Жан плюхнулся снова на стул. — А в Париже отчества вообще не приняты.

— К вашему отчеству мы сегодня еще вернемся, — послал художнику ослепительную улыбку литератор. — Причину, побудившую пригласить исправника, вы все отлично знаете.

— Смерть Луизы Генриховны? — ахнул Петя.

— Да, я смею заметить — повторная смерть Луизы Генриховны.

— Повторная? — теперь ахнули почти все собравшиеся.

— Как это повторная? — спросил Федор Григорьевич. — Попрошу объяснить вас, уважаемый Лука Матвеевич.

— Я тоже хотел бы узнать, общая картина мне ясна, но некоторых подробностей не хватает, пока мозаика не складывается. Помочь объяснить суть происходящего поможет… Глашенька, заходите… Поможет Глафира Кузьминична, помощница самого лучшего детектива города Санкт-Петербурга.

Аристарх Венедиктович важно кивнул всем присутствующим.

Глафира зашла в столовую и замерла посреди комнаты.

Десятки глаз устремились на отважную горничную. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и начала рассказывать:

— Доброе утро всем. Как правильно отметил Лука Матвеевич, я постараюсь объяснить, что же здесь происходит.

— Да уж, потрудитесь. А то нам нужно в Вишневку ехать, у меня портрет Матильды Львовны не закончен. — Жан кинул на Метинскую влюбленный взгляд.

— Хорошо, Жан, я постараюсь не задерживаться. Раз вы спешите, можем начать именно с вас, — ехидно улыбнулась девушка. — Вот, господин Спасский не мог назвать вас по отчеству, не знает его. Но я, думаю, могу помочь вам в определении вашего отчества.

— Ну, знаете ли… Не думаю, что мое отчество может помочь в деле о смерти Луизы Генриховны. И вообще всем известно, что ее Змей съел, — послал в ответ самую свою ослепительную улыбку Жан.

— А я считаю, что все дело как раз таки в вашем отчестве, так ведь, Иван Яковлевич? — прямо глядя ему в глаза, твердо сказала Глафира.

Жан Мануа побледнел, Спасский удивленно вскинул взгляд, Метинская с сомнением посмотрела на пускающего пузыри в кашу Якова Голощекина.

— Что за чушь? — подскочил с места Жан.

— Сядьте на место, — сурово сказал ему Иосиф Вальдемарович, — пусть девушка закончит свою мысль.

— Не буду я эти бредни слушать, я известный художник, что за гнусные инсинуации! — Жан-Иван принялся выбираться из-за стола.

— А ну, сядь, быстро! — громко рявкнул на него Лука Матвеевич, и Иван опустился на стул.

Глаша с благодарностью взглянула на литератора.

— Да, позвольте мне рассказать. Итак, сейчас я объясню, с чего я взяла, что Иван имеет отношение к хозяину Вишневки Якову Борисовичу. — При этих словах Голощекин оторвался от каши и даже осмысленным взглядом огляделся вокруг. —

До несчастного случая на охоте Яков Борисович Голощекин отличался хорошим физическим здоровьем и большой любовью к женскому полу. Все свидетели в один голос сообщают об этом. Его сыну Ивану Яковлевичу тоже достался такой бурный темперамент, о его любовных похождениях тоже судачат в деревне.

Жан Мануа хмыкнул при этих словах.

— Мало ли кто за бабами бегает, что, все родственники, что ли? — подал голос Федор Москвин, за что тут же получил колючий взгляд от своей супруги.

— Мало или много, не знаю. Но здесь сходство отца с сыном присутствует. Далее, несколько дней назад я разговаривала с Клавдией, матерью Жана. Так вот она сообщила о своей дивной красоте много лет назад и что за ней ухаживали не только деревенские парни, но и важные лица.

— И что она рассказала, что родила меня от барина? — ухмылялся Иван. — Какое отношение мое происхождение имеет ко всей этой истории?

— Нет, она не рассказала, от кого вас родила. Но я видела вашу мать и могу с точностью сказать, что от нее вы унаследовали красивые карие глаза, но все остальное — нос, овал лица, подбородок достались вам от Якова Борисовича. Вот, взгляните сами. — Глафира жестом указала на Голощекина.

Старик удивленно поднял голову, вытер кашу с усов и даже немного приосанился, поняв, что речь идет о нем.

Матильда Львовна испуганно ойкнула, Федор Москвин удовлетворенно кивнул, а сам Жан Мануа, напротив, опустил глаза в пол и втянул голову в плечи, но это было уже поздно — сходство заметили все, даже самые отъявленные скептики.

— Феноменально, — прошептал Петя, поправив очки. — И как мы раньше не обратили внимания?

— Потому что Якова Борисовича считали чудаковатым соседом, извините за резкость, этаким дурачком, и к нему особо не приглядывались.

— Хорошо. Допустим, кто-то на кого-то похож, какое это имеет отношение к Змею и к смерти Луизы? — гордо сверкнув глазами, с вызовом спросил Иван Яковлевич.

— Дело не только в фамильном сходстве, — со вздохом ответила Глаша, — ваша мать Клавдия тоже отмечала, что своими любовными похождениями вы пошли именно в отца. Да и возможно, когда Яков Борисович был здоров, он знал о своем незаконнорожденном сыне, так как больше ни одного талантливого деревенского мальчика учиться в Париж не отправляли, и больше ни один деревенский паренек, даже из Парижа, в господском имении не жил.

Жан-Иван снова хмыкнул.

Матильда Львовна невольно отшатнулась от него.

— Я точно не знаю, были ли вы в курсе своего происхождения, когда принялись ухаживать за Луизой Генриховной, потому что она вам приходится кузиной, двоюродной сестрой. Даже если знали, вас это не смутило, и ее тоже.

Матильда Львовна сильно побледнела и закрыла лицо руками.

— Слуги в Вишневке многие заметили, что вы частенько посещали вашу кузину по ночам, оставались на ночь в ее комнате… — начала Глафира, но договорить ей не дали.

— Ах ты мерзавец! — Петя вскочил на ноги и попытался врезать художнику.

Лука Спасский тоже вскочил, посадил мальчика на место.

— Угомонись, Петя! — жестко отрезал отец. — Это только начало истории!

Жан ехидно улыбался, развалившись на своем стуле.

— Почему мои любовные похождения так волнуют вашу семейку?! — скалился он. — И верить сплетням служанок — себя не уважать! Вы ничего доказать не сможете!

— Я не смогу, а вот доктор Аркадий Петрович Свирин может кое-что добавить к сказанному мною. В первую нашу встречу вы сообщили, что Луиза к вам обращалась за порошками от желудка, она якобы мучилась желудочными коликами.

Аркадий Петрович поднялся с места и утвердительно кивнул.

— Да, три недели назад Луиза Генриховна просила у меня такие порошки.

— Да, поначалу Луиза Генриховна, почувствовав слабость и боли в животе, принимала эти симптомы за желудочные колики, — кивнула Глафира. — А скажите, Аркадий Петрович, выписывали ли вы Луизе принимать отвар зверобоя? И для чего он используется в современной медицине девятнадцатого века? — спросила Глаша.

— Нет, зверобой я не прописывал. Его назначают женщинам для облегчения родов, — почесал лысую голову врач.

— А для чего молодая девушка может пить отвар зверобоя еще? — поинтересовалась Глафира.

Все присутствующие за столом замерли, было понятно, что этот ответ доктора необычайно важен для расследования.

— Ну, еще многие деревенские девушки при помощи отвара зверобоя на ранних стадиях беременности таким образом избавляются от плода, вызывают выкидыш, — серьезно ответил Свирин.

Мария Даниловна охнула и осела на стуле, супруг принялся ее успокаивать.

— Глафира, ты хочешь сказать, что Луиза была беременна и пыталась избавиться от ребенка? — впервые подал голос сыщик Свистунов.

— Да, я так думаю. Когда я была в ее комнате, я заметила, что в комнате чувствуется едкий запах трав, домашних растений у Луизы не было, хотя окно выходило в сад, но на подъездную дорожку, где, кроме берез, не было другой растительности. А в ящике комода я обнаружила листик зверобоя, — ответила Глафира.

— Замечательно, — покивал головой Спасский. — И дальше…

Глаша взглянула на Жана, который сейчас выглядел жалко и печально.

— Луиза Генриховна не смогла пройти мимо красавца-художника, это позже она узнала о родстве с Жаном. Возможно, он сам не выдержал, рассказал или она заметила фамильные черты, не суть важно. Испугавшись, что от такой связи ребенок родится больным или по своим другим причинам, она не хотела и не могла сейчас рожать, она попыталась вызвать выкидыш. Многие заметили, что Луиза начала делать гимнастику по утрам, долго прыгала на скакалке. Это не в форму она пыталась привести себя, а вызвать выкидыш. Не знаю, помог тут или не помог зверобой.

— Но какое, собственно говоря, дело это имеет к Змею? — полюбопытствовал Федор Москвин.

— До Змея мы еще дойдем! — твердо сказала Глафира. — Так вот, несмотря на то что многие считали Луизу Генриховну богатой невестой, у нее за душой были только долги, оставленные батюшкой. Деньги она постоянно занимала у чудаковатого дядюшки Якова Голощекина, отдавать которые и не собиралась. Даже все ее платья и туалеты были не свежие, старых моделей и фасонов, в такие платья столичные богатые невесты на выданье не одеваются. Но это так, мелочи. Женский взгляд. Сколько бы так продолжалось, не ясно, но денег хотелось, тем более что теперь Луиза познакомилась с любвеобильным Иваном, и денег стало катастрофически не хватать. Могла решить проблему скорая свадьба с богатым, но и здесь последовала неудача. Невеста забеременела от другого, и найти в ближайшем будущем жениха стало еще сложнее. Луиза делала ставки на Петра Лукича, не из любви же к биологии она завалила вас подарками, Петя?

Петя помрачнел, глаза его покраснели, но подросток выдержал этот удар.

— Но Петр Лукич еще слишком молод, жениться он смог бы только через пару лет, а ждать пару лет Луиза не могла. Ей надо было подсуетиться, пока животик не стал виден окружающим! И тут появляется новый персонаж — конюх Григорий Безуглов. Скажите мне, Жан, за что вы его убили? Он вас увидел? Застал за любовными утехами?

Жан побледнел пуще прежнего.

Исправник Иосиф Вальдемарович напрягся:

— Иван, отвечайте на вопросы этой девушки!

Жан вздохнул:

— Это все Луизка придумала, я не хотел. Она меня заставила, — захныкал он.

— Заставила что сделать?! — громко спросил публицист Спасский.

— Конюх нас с Луизкой на сеновале застал, ну и стал угрожать, что расскажет всем, денег стал просить за молчание, — тихо каялся художник. — Я хотел денег ему дать, у Якова Борисовича занять, но Луизка сказала, что это никогда не закончится, что шантажист никогда не успокоится, и надо решить вопрос кардинально.

— И вы решили? Вы убили Григория Безуглова? — спросил исправник.

Жан обреченно кивнул.

— А где тело? Почему только руку нашли в озере?

— Это тоже Луиза придумала, она придумала, как всех запутать, как древней легендой о Змее воспользоваться. Все подумают, что Гришку чудовище съело. Я руку топором отрубил, а тело мы в старом овраге за деревней закопали, — тихим голосом вещал Жан.

Все смотрели на художника с неподдельным ужасом.

Паузу нарушила Матильда Львовна:

— А чья же рука потом в озере была? Ты и Луизу укокошил? Негодяй!

— Нет, Матильда Львовна, как раз к смерти Луизы Жан Мануа отношения не имеет! — твердо заявила Глафира. — Это не ее рука была найдена в озере!

— Как не ее? А чья? А кольцо? — заголосили все в один голос.

— Руку на озере обнаружила я, когда мы гуляли с Петром Лукичом и госпожой Метинской. Так вот, я заметила, что на обнаруженной правой руке имеются ссадины и мозоли. Понятно, что конечность пролежала в воде некоторое время, но то, что рукой трудились, — было видно. Но когда я была в комнате Луизы, то обнаружила, что и письменный прибор, и книги, и спальные принадлежности находятся с левой стороны. Значит, Луиза была левша. А найденная рука, судя по мозолям и натертостям, принадлежала правше. Так вот, я задам вам еще один вопрос, Иван Яковлевич — за что вы убили личную служанку Луизы Дуню? Это ведь ее рука?

Жан Мануа не поднимал головы, весь затрясся.

— Я знаю, что это рука Дуни, так как тело ее я тоже нашла! И причем тело было без правой руки.

— Но где? Как нашли? — Глаза Жана округлились от удивления.

— Нашла под «ореховым кустом». Не зря же Луиза по ночам пела песенки Якову Борисовичу. Пыталась ввести его в заблуждение.

подпевал барин Голощекин.

— Его не воспринимали всерьез, а ведь он говорил, что по ночам Луиза требует у него кольцо и рассказывает про ореховый куст.

— А зачем ей кольцо? — спросил Петя.

— Ну как зачем? Оно стоит очень много, а денег у Луизы всегда не хватало. Она даже свою личную служанку не пожалела, а тут кольцо дорогущее. Да еще пыталась запугать до смерти дядюшку, ведь в случае его кончины все наследство перейдет к ее будущему мужу Ивану Голощекину. Как вам удалось вписать себя в наследники, расскажите, Иван Яковлевич?

— Это не я. Это все Луизка! Она меня заставила! Я не хотел! — в полный голос рыдал Жан.

— К дядюшке понятно, но к нам в комнату она зачем залезла? — спросил Федор Москвин.

— Она не вас хотела запугать, а Матильду Львовну. Ведь это ее комната была, пока вы не поменялись!

— А меня зачем? — испуганно спросила Метинская.

— А все из-за вашей симпатии с красавцем-художником! Луиза Генриховна ревновала и пыталась напугать соперницу, чтобы вы испугались и уехали отсюда. Она изображала из себя призрака, но следы голых ног под вашим окном указали, что привидения босиком не ходят.

— Ах ты, дрянь какая! — Жан подпрыгнул из-за стола, пытался напасть на Глафиру. Та отшатнулась от убийцы, его под руки подхватили два бравых помощника исправника Сиропского.

— Уведите его, — приказал он. — А где же Луиза Генриховна? Ее тоже нужно арестовать.

— Луизы Генриховны уже нет в живых, справедливость восторжествовала, высшие силы ее покарали, — ответил вместо Глафиры Лука Матвеевич. — Петя, я с тобой переговорю после завтрака.

Гости наконец-то вспомнили о завтраке, но аппетита больше ни у кого не было, кроме Якова Голощекина, облизывающего тарелку из-под каши.

Тверская область. Наши дни

Славик достал зажигалку, зажег огонь и только хотел кинуть ее на политый бензином пол, как что-то большое и твердое ударило его сверху по затылку.

— Шампунь ему наш не нравится! Козел какой! — Алина приложила бывшего коллегу огромной двухлитровой бутылью профессионального шампуня по голове. — Но в одном он прав — как же бесит, Таня, что ты всегда во всем права! — Алина пнула бесчувственное тело и принялась развязывать руки парикмахерше.

— Алина, кстати, выглядишь сногсшибательно, — с усмешкой произнесла Таня и обняла спасительницу. — И заметь, я как всегда права.

Алина действительно успела уложить локоны, накраситься и сейчас выглядела гораздо лучше, чем час назад.

Представив, как сейчас выглядит она сама, Таня медленно поплелась к рукомойнику, хотя бы умыться холодной водой. Голова просто раскалывалась на части.

— Так и сотрясение может быть, — Таня сжала виски руками.

Ко входу уже подъезжала с сиреной полицейская машина.

— Ты, как всегда, вовремя, — увидев вбегающего в салон Ивана Куликова, сообщила парикмахер и без чувств упала прямо ему на руки.

6 августа 1868 г. Тверская губерния. День

Как ни странно, гибель Севы от рук отца и утрату самого ценного экземпляра своей зооколлекции Петр перенес достаточно стойко. После полученной информации о подлинном облике возлюбленной смерть крокодила показалась ничтожно малой.

Больше обитателей Опалихи обеспокоило отсутствие Степана, который как раз и должен был присматривать за хищником.

Степана нашли ближе к полудню, тяжелораненого, но вполне живого, благо, что доктор Свирин не успел еще уехать и бедного мужика доверили надежным рукам эскулапа.

Степан плакал и каялся, что не уследил за Себеком. Испугавшись салюта, зубастый хищник повел себя очень агрессивно, смог избавиться от веревки, сковывавшей пасть, и уплыть далеко в озеро. На все попытки Степана загнать его обратно он не реагировал и даже сам напал на провожающего. Как говорил сам Степан, его спасло настоящее чудо, потому что что-то сильно напугало крокодила в озере, и он бросил раненого мужика…

— Кстати, о зубастых хищниках, Глафира Кузьминична, а как вы объясните, кто же живет в нашем озере? Ведь мы сами были свидетелями того, как лодка ходила ходуном, как большие пузыри плавали на поверхности, вода вспенивалась, что это, разве не чудовищный Змей? — прогуливаясь у самой кромки воды, спросил горничную Лука Матвеевич.

— Знаете, Лука Матвеевич, я много думала о том, что же все-таки произошло той ночью на озере. Я поговорила с деревенскими жителями, но ни мы с вами, ни кто-то другой в деревне не видел самого Змея. Видели что-то темное, что-то большое, видели пузыри, чувствовали неприятный запах, но Змея — нет, не видали! — покачала головой Глафира.

— Так понятно, что не видали — если бы видали, то не рассказали об этом!

— Возможно, так и есть! Но мы с вами живем в конце самого прогрессивного девятнадцатого столетия — век науки, технологии. Я не очень верю в доисторических монстров и сейчас вам объясню почему. На эту гипотезу меня натолкнули те самые пузырьки, их было очень много на воде, слишком много. Я, конечно, не ученый, я самая простая женщина, служанка, я попытаюсь вам объяснить своими словами. — Глафира прикусила губу. — Запах, который мы с вами почувствовали, якобы из пасти Змея, похож на запах тухлого мяса, тухлых яиц. Я часто готовлю на кухне и знаю, как пахнут эти продукты. Но так же пахнет и газ сероводород, появившиеся пузырьки — тоже пузырьки газа. Ядовитого газа. Пузырьки которого как раз и поднимаются со дна озера.

— Ядовитого газа? Но откуда он здесь взялся? — удивился литератор.

— Я считаю, что на дне озера Бросно как раз и скапливаются такие газы. Почему они скапливаются и от чего, я сказать не могу. Я необразованная горничная. Петр Лукич кидал в воду куски мяса, чтобы покормить монстра, и этими кусками он как раз и вызвал появление пузырьков. Вы сами видели, как много появилось пузырьков, вода как будто вскипела.

Лука Матвеевич кивнул.

— А вы знаете, что в кипящей воде сразу все уходит на дно, все тонет — так как вода доведена до кипения, плотность ее изменяется, и все в кипящей воде тонет. Об этом мне рассказали и очевидцы прошлых лет — некий знакомый Клавдии из деревни закурил трубку в лодке и тут же ушел на дно. Хорошо, что у нас никто не курит, — ухмыльнулась девушка.

— А Змея озерного тут нет? — покачал головой публицист. — А кто же коней монголо-татар съел?

— Насчет этого я вам сказать не могу. Я простая, обычная горничная. А насчет татар — они вполне могли наткнуться на отряд русских воинов-ратников и, чтобы оправдать свое поражение, придумали сказки о чудовище.

Воцарилась тишина, Лука Матвеевич шел рядом, задумавшись.

Наконец он нарушил молчание.

— Знаете, Глафира Кузьминична, я никогда ни одной женщине это не говорил. Вы весьма меня поразили, и действительно в некоторых случаях женщины бывают умны. Только не возгордитесь!

Глафира счастливо улыбнулась.

Тверская область. Наши дни

Аню Сорокину нашли живой и здоровой в квартире двоюродной тетки Станислава Белинского, благополучно передали матери, которая теперь пересмотрела свои методы воспитания.

Самого Славика теперь ожидает суд по обвинению в краже, разбойном нападении на музей, похищении собственного ребенка и покушении на убийство Татьяны Леонидовой.

Сергей Авдюшин сначала не хотел предъявлять обвинения бывшему любовнику, но, узнав подробности расследования, попытался всеми силами утопить Славика. Он с самого начала догадывался, кто мог взять кольцо из его коллекции, потому так сознательно молчал, ожидая благодарности возлюбленного. Но тот не оправдал его надежд.

— All you need is love, — весело пропел капитан Куликов, встречая Таню с цветами у ворот «Чародейки».

— Да, миром правит любовь, не важно, какого она цвета — синяя, голубая или зеленая в горошек, — подпела Таня.

— Ну, подключи свои дедуктивные способности. Угадай, куда мы поедем? — игриво стрельнул глазами Иван.

— Ну, судя по букету, ты все-таки отведешь меня в ресторан! — захохотала Таня.

— Нет, Леонидова, с тобой просто невозможно!! — открыл дверь «мерса» Куликов.

Таня счастливо улыбнулась.

— А плезиозавров мы ловить уже не будем?

— А зачем? Пусть плавает, мне не жалко — и должна же быть у нашего города такая яркая достопримечательность! — лукаво улыбнулся Иван Куликов.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.