Первая чаша

9. Суди по совести

«Люди редко осмеливаются говорить правду. Так они пытаются защититься. Но лживость кричит о слабости духа громче всего. Правда – оружие бесстрашных».

Брат Савел, наставления послушникам.

Вставать с лежака и выходить из безопасной комнаты не хотелось. Утренние молитвы Орей читал дольше обычного, постоянно сбиваясь. Осознание того, что он вчера на поминальном обеде наговорил много лишнего, пришло только сейчас, а как исправить содеянное, монах не представлял. Сказанных слов не воротишь, так его и в Обители учили. Вспомнить бы об этом вчера…

Понимая, что прятаться всю жизнь не получится, Орей насилу смог справиться с резко усилившимся волнением и робко выглянул из-за занавески. Большая комната была освещена лучами утреннего солнца, Арслан уже доедал свой завтрак, сидя за столом.

Монах вышел к нему и сел, понуро опустив голову.

– Да благословят Высшие твою трапезу, добрый хозяин… – с трудом выговорил он. Селянин тяжело вздохнул и допил молоко из глиняной кружки.

– Тебе надо сходить к Оттару, извиниться. Я, конечно, объяснил ему, что всё произошедшее вчера, содеянное и сказанное тобой – действие вина. Но будет лучше, если он сам примет твои извинения, – ответил Арслан. – Ты же добропорядочный человек.

Орей кивнул и сказал:

– Мне… стыдно.

– Но знаешь, ты в самом деле, говорил очень смело. Прямо. Мы не можем так говорить, – сказал селянин и поднялся. – Кому-то твои речи понравились, но кого-то и напугали. Так что, будь осторожен.

– Ты уходишь?.. – монах почувствовал, как от волнения заколотилось сердце. И он снова, названный братом, останется наедине с Зариме.

– Да, нужно проверить силки, вдруг добыча попалась. Скажу бабе, чтобы накормила тебя, – Арслан вышел из комнаты на кухню и начал резко разговаривать с женой. Орей пытался не вслушиваться, но пренебрежительный тон, которым Арслан обращался к Зариме, как будто унижал и его.

Когда хозяин дома ушел, монах не стал сразу выходить на кухню. Недолгое время выждал. Встал, послонялся по комнате, вернулся к себе, но вскоре быстро вышел, не найдя себе места.

Оказалось, что Зариме пироги и молоко подала на кухне, за «женским» столом. Орею было все равно, где есть, и его это нисколько не оскорбило. Хоть он узнал местные порядки, но не воспринимал их обязательными для себя. Все-таки монах вырос в Обители и воспитан иначе. Он прочитал молитву над едой, смущенно попытался завязать беседу о погоде, зачем-то спросил о козах, но Зариме, ничего не ответив, круто развернулась и ушла во двор.

И вместе с запахом выпечки по кухне витало ощутимое напряжение от всего невысказанного, от слов, которые могли погубить их обоих. Пусть даже рядом не было никого, чтобы услышать и осудить, Зариме и так сказала ему больше, чем положено говорить женщине в этом суровом обществе. Монах снова подумал, что не стоит лезть в личную жизнь этой семьи. Но с каждым днем, проведенным с ними под одной крышей, это становилось всё сложнее.

Утолив голод, Орей отправился на встречу с Оттаром. Попытался придумать, как будет извиняться, но пока в голову ничего не приходило.

Теплое утро встретило Орея объятиями солнечных лучей. На маленьких клумбах у дома цвели фиалки и желтые петуньи, жена Арслана собирала травы в огороде. Квохтали ходящие возле дома куры, жужжали насекомые, назойливая муха закружилась возле лица монаха, и он её отогнал.

Орей воровато осмотрелся. На глаза попалась сторожевая вышка на границе деревни и силуэт стражника, что наблюдал за дорогой. Несмотря на то, что мужчина смотрел в противоположную сторону, этого оказалось достаточно, чтобы тут же оставить идею о разговоре с чужой женой. И все равно, многое хотелось прояснить.

Она всё ещё хочет убежать с монахом? И какие будут последствия этого?

Орей оставил мысли о Зариме и её муже, покинул двор, закрыв за собой калитку, и свернул налево. Проселочная дорога, пролегающая между домами, где позади заборов кипела чуждая ему семейная жизнь, привела его к двухэтажному дому главы семейства Маас Фарек. Со второго этажа на монаха строго посмотрела пушистая кошка матери Рифуды, но вскоре потеряв интерес, медленно легла и зажмурилась. Монах постучался в калитку, и ему спустя некоторое время открыл черноокий высокий юноша – сын Оттара, Гурам.

– Я… я пришел к твоему отцу, – тихо выговорил Орей, благословив его.

– Конечно, он ждет, – Гурам пригласил монаха войти, неотрывно наблюдая за ним.

Орей коротко поблагодарил парня, шагнул во двор и прошёл до высокого крыльца, откуда сразу вышел Оттар в кожаном жилете, накинутом поверх длинных белых одеяний. Густые темные с проседью волосы прикрывал круглый головной убор бордового цвета, расшитый золотистыми узорами, похожими на те, что Орей видел на тиаре матери рода.

Монах замер, разглядывая странные одежды старшего брата Арслана, и понял, что в его знаниях о гортазианской культуре есть существенные пробелы.

Вот бы в Обители меньше времени уделяли молитвам и чуточку больше рассказам о внешнем мире. Смутно припоминались наставления отца Мусаила: «Мир многообразен, и даже в пределах одного народа, могут быть существенные различия, как в диалекте, так и в церемониальной одежде».

Хотя, если бы Орей заранее знал, какова душа этого многогранного мира, то ни за что не покинул бы стен монастыря. Лучше уж с ожившими покойниками, чем с убийцами…

– Доброе утро тебе, святой человек, – Оттар поприветствовал Орея с легким уважительным поклоном, словно вчера на поминальном обеде ничего не произошло. У монаха пересохло в горле, но все же он, прокашлявшись, смог промямлить какое-то подобие извинений.

– Вчера… мне очень жаль, я… вино… и… – Орей поклонился Оттару, чтобы только не смотреть ему в глаза.

– Оставь это. Ты сказал много слов, смелых до безрассудства. И будь ты одним из нас, то возможно пришлось бы отстаивать эти речи, – серьёзно сказал глава семьи. – Но некоторым понравилась твоя храбрость… особенно молодым, – Оттар покосился на сына, стоящего за спиной монаха. – Надеюсь, впредь, для нашего же блага, ты будешь осмотрительнее, но не сдашься и поможешь нам отыскать убийцу. Мне важно, чтобы ты преуспел в этом деле. Тогда все узнают, что староста скрывал правду, а смерть Хасана будет отомщена.

– Что если староста прав? – Орея всё ещё одолевали сомнения.

– Этого не может быть, – отрезал глава семьи. – Это либо демоны, либо один из нас.

– А почему это не могут быть хоссы? Да, они живут в горах, но… – Орей запнулся, поймав на себе строгий взгляд Оттара, – но… да… ты прав.

Странные подозрения закрались в голову монаха. Что если это и впрямь дикие коты, которых в горах что-то вспугнуло и им пришлось спуститься к пойме? Обоих мужчин нашли у реки нагими. Они могли просто купаться, утомившись от жары, и стать случайными жертвами зверей.

И почему Оттар отрицает это?

Осталось найти одежду…

Орея посетила догадка. Он найдёт убийцу, если отыщет одежду. С этого и нужно начинать.

– Сейчас мы вместе отправимся на общее собрание, – произнес вдруг Оттар. – Веди себя спокойно, не болтай лишнего и постарайся не упасть. Гурам пойдет с нами.

Старший сын послушно кивнул.

– Да, отец.

Орею тоже ничего не оставалось делать, кроме как следовать за Маас Фареками. Оттар гордо выхаживал вдоль улицы, к ратуше. За ним, приосанившись, следовал Гурам. Монах замыкал шествие, посматривая по сторонам – со всех улиц подходили небольшие группы селян.

Напротив ратуши возвышалась деревенская часовня с острым шпилем и башней, где был заметен небольшой колокол. Светлые стены пестрели лепниной и узорами в виде переплетенных трилистников.

Оказалось, что глядя на Шадиб сверху, Орей перепутал часовню и ратушу. Укрытая темно-багровым куполом ратуша, встречала посетителей просторным двором. Вокруг были синие и лиловые гиацинты и ровная аллея вишнёвых деревьев вдоль присыпанной белыми камешками дороги. Купол оказался больше, чем предполагал Орей, когда смотрел на него с горы. В белоснежное здание вели резные железные двери, входом служила изящная арка, заостренная сверху. По обе стороны от нее – завитые колонны с письменами-благословениями для всех, кто входит с добрыми помыслами, и проклятиями для злоумышленников.

Во двор ратуши монах зашёл гордый собой и несколько воодушевленный. Только Орей вдруг поймал себя на мысли, что улыбается, хотя повод очень серьёзный и никакой радости ни у кого вызывать не должен.

Он напустил на лицо сосредоточенное серьёзное выражение, брови сдвинул к переносице, но от натуги лоб начал уставать.

– Орей, тебе плохо? – Оттар с обеспокоенным видом повернулся к нему.

– Что? Всё… всё в п-порядке, – волнение снова лишило несчастного монаха способности четко говорить.

– Но ты весь покраснел… – произнес глава рода Маас Фарек.

– Жарко, – объяснился Орей, но решил больше не пытаться изображать того, что на самом деле не чувствует.

Как только Орей оказался под аркой, то сразу ощутил прохладу, исходящую от камней. Оттар отворил двери и вошёл первым. Гурам остался снаружи, во дворе. Орей обернулся, думая, что он зайдет, но юноша почему-то не последовал за отцом. Монах пошел за главой семейства, оказавшись в полутемном прохладном помещении.

Круги света падали с купола крыши, но их не хватало, чтобы забраться в каждый тёмный уголок квадратного зала. Вдоль двух стен стояли возвышения с креслами. Впереди вроде пьедестала с лестницей, на котором стояло всего одно кресло, и оно было занято старостой Иршабом, так же облаченном в белые одеяния. На пальце мужчины блестел крупный золотой перстень с печаткой, на шее большой круглый медальон, одежды украшал красивый пояс с резной серебряной пряжкой.

Остальные места пустовали, но Орей сразу почувствовал себя неуютно, словно с этих свободных кресел за ним наблюдают невидимые зрители.

– Монах, – староста кивнул, приветствуя гостей, и сразу перешел к делу, заметив растерянность на лице потенциального судьи. – Сейчас все соберутся, чтобы держать совет. Второе убийство взволновало людей, мы должны принять решение, как быть.

– Что делать мне? – спросил Орей.

– Пока ничего. На собрании главы родов решат, достоин ли ты быть нашим судьей в этом деле. Ведь тебе придется искать убийцу среди их родичей, а значит, входить в их дома и задавать вопросы, – объяснял Иршаб, – если кто-то против, он может высказаться, однако последнее слово останется за мной. Его может изменить только большинство голосов на сборе.

– А что… мне… – Орею не хватило воздуха, чтобы внятно договорить. Он много чего хотел спросить, но не смог. Горло снова сжало невидимыми стальными тисками, и он потянул себя за воротник рясы, будто это могло облегчить дыхание.

– Ты можешь и вовсе не стать судьей, если большинство выскажется против этого.

– В нашей деревне живёт тринадцать родов, включая мой, – сказал Оттар. – Наш род и род старосты Иршаба – Маас. Это значит, древний род. Мы живем более тридцати поколений. Мас – молодой род, это остальные жители Шадиба. Когда-то они отделились от нас и основали свои семьи.

Орей машинально пересчитал кресла. Почему-то монаху стало страшно, будто он взглянул в глубины бездны Межмирья. Не успел смириться с мыслью, что ему необходимо искать убийцу, как оказалось, что может быть и не придётся. Тогда ему незачем будет задерживаться в Шадибе.

В памяти промелькнуло печальное лицо Зариме. Остаться бы подольше... Но как, если в случае отказа, он и слова в свою защиту не сможет вымолвить? В голову закралась странная мысль, что вино могло бы помочь успокоиться, но, кажется, вчерашняя его храбрость на таком собрании могла привести к проблемам. Как бы снова в обморок не упасть.

Ладони Орея стали мокрыми от пота, он попытался незаметно вытереть их о рясу.

– Как можно объяснить… что я… что я… – рассказать о демонах в очередной раз не получилось, и Орей возненавидел себя.

– Отойдём, – сказал Оттар. – Будешь стоять возле меня. Говорить я буду.

Монах благодарно кивнул и улыбнулся, ощущая некоторое облегчение. Они с Оттаром отошли вправо к возвышению, и глава рода Маас Фарек занял место, ближайшее к старосте. Орей встал рядом, пытаясь привести свои разрозненные мысли в порядок. Не получилось.

Хорошо, что ждать пришлось совсем недолго. Мужчины, в основном пожилые, в одеждах очень похожих на облачение Оттара входили в зал и занимали места. Одного сухонького старичка сыновья внесли на носилках и усадили в кресло напротив них, с другой стороны зала ратуши.

На немой вопрос Орея, наблюдавшего за этим, глава рода Маас Фарек шепотом ответил:

– Ильдар Мас Харун, их род владеет кузницей. Самые влиятельные люди Шадиба после старосты.

Скоро пришел и дядя Фархат, усевшись в кресло справа от Оттара.

И вдруг в зал вошла женщина. Немолодая, но статная и высокая, в тиаре, вроде той, что носила мать Рифуда. Её тело покрывали бесформенные чёрные одеяния, а голову – чёрный платок. Она походила на тень с обрамленным платком светлым овалом лица и напомнила монаху о кошмаре, увиденном этой ночью. Но не могла же эта женщина стоять в его комнате?

Орей от удивления не мог отвести от нее взгляда. Он никак не ожидал, что сюда так храбро, почти по-мужски, войдёт мать какого-то рода.

– Это Аллина Мас Рийя. Их род остался без мужчин, – шепнул Оттар, заметив пристальный интерес монаха. – Она говорит за вдов и сирот своих погибших сыновей.

Женщина села в правый ряд, ближе всего к выходу. Орей вытянул шею, чтобы рассмотреть её, но потом поймал себя на мысли, что это неучтиво и может привести к проблемам, и поспешно уставился в пол, пока никто не обратил на него внимания. Но кажется, это всё же не осталось незамеченным, потому как двое мужчин с левого ряда косились на него и вполголоса о чем-то переговаривались.

Когда все расселись по местам, а шепотки прекратились, староста поднялся и заговорил:

– Да сохранят Высшие, ваши славные семейства! Пусть будет ваша почва плодородна, а семена сильными! – его глубокий голос под куполом ратуши звучал особенно громко.

Сидящие слегка поклонились, Орей кивнул.

– Кто-то считает, что в нашу деревню проникло зло из иного мира, кто-то – что это зло, порожденное нашими деяниями. Я считаю, что это звери, не ведающие ни зла, ни добра. Но нашёлся человек из горной обители, монах, желающий выяснить правду, – Иршаб указал на него. – Орей, предстань перед нами.

Монах сделал пару нерешительных шагов, боязливо обернулся на Оттара. Тот взглядом указал ему, куда идти. Орей едва справился с собственной робостью и спустился вниз, чуть было не споткнувшись. Щеки и уши тут же вспыхнули от стыда, казалось, должны зазвучать насмешки, но все молчали. Дело слишком серьёзное, а у Орея опять вспотели ладони, и удушье не заставило себя ждать. Надо было что-то сказать, возможно, представиться, но у монаха перед глазами уже поплыл зал ратуши, а падающий сквозь крышу свет начал меркнуть.

Он сделал пару глубоких вдохов и попытался выстоять.

Странно было понимать, что он смог справиться с умертвием, но когда на него смотрели обычные люди, мужчины, Орей испытывал страх куда более сильный. Настолько, что моментально терял контроль над телом.

Монах посмотрел на женщину в чёрном, что не сводила с него обеспокоенного взгляда, и паника чуть поутихла. Но стоило перевести взгляд на любого из сидящих мужчин, на их суровые лица, сердце тут же рвалось из груди, колени дрожали, а воротник рясы становился все равно что петля на шее.

Орей предпочел вовсе закрыть глаза и представить, что он один, в Обители, в безопасности.

– Этот монах вызвался помочь нам… – сквозь грохот крови в ушах долетел до него голос старосты деревни, – но он чужак. Стоит ли давать ему знак судьи, как велит наш обычай?

И тишина взорвалась криками.

– Да!

– Нет!

– Он недостоин!

– Чужак!

– Он поможет!

– Нет!

– Да!

Орей зажмурился крепче, плотно сжал пересохшие губы. Все главы семейств спорили, почтенный совет мгновенно превратился в балаган, и нельзя было даже разобрать, кто кричит. Одна только Аллина оставалась каменно спокойной, сидела на своём месте и сдержанно смотрела на мужчин, никак не реагируя на поднявшуюся бурю.

– Давайте проголосуем! Поднимите руки те, кто согласен, чтобы Орей судил нас! – Иршаб громогласно воззвал к разуму собравшихся и споры постепенно стихли.

Орей открыл глаза в полной тишине и насчитал шесть поднятых рук. Аллина была согласна, Оттар и дядя Фархат тоже голосовали за нового судью. Еще за него высказался глава стражей и двое мужчин, которых вчера монах видел на обеде.

Владелец кузницы, прищурившись, смотрел на монаха, и в блеклом старческом взгляде читалось только презрение. Его морщинистые руки лежали на коленях – он был против. Орей вспомнил, что Арслан вчера говорил о роде Мас Харун и вдруг понял, что тот ни за что не допустит, чтобы кто-то начал расследование этих странных убийств.

– Что ж, раз голоса разделились, я вынужден сам принять Решение, – произнес Иршаб. – И согласно обычаю все главы родов должны подчиниться моему Решению.

Зал ненадолго замер, все молчали и смотрели только на старосту, стоящего перед своим креслом, на возвышении над Ореем.

– Признаю, мне тоже не нравится мысль, что чужак, даже монах из Обители, будет судить нас по совести. Я не верю, что он сможет найти убийцу. Он не будет судьей и не получит знака.

Орей ощутил, как его окатило леденящей волной от макушки до пяток. Он отшатнулся в сторону и, уже не скрываясь, вытер взмокшие ладони о рясу. По правде сказать, переступая порог ратуши, монах ни на что особо не рассчитывал, не представлял, что будет. Но теперь, получив прилюдный отказ, он вспомнил о своих намерениях. Ведь он чужак, как и говорил староста, и его целью было – отправиться к Горам-Близнецам на поиски других монастырей. Может быть, всё к лучшему? Тем самым, он же не нарушил клятвы, данной матери Рифуде. Ведь он искренне предложил свою помощь, но совет глав родов решил отказаться.

– Что?! – Оттар взвился с места и закричал. – Как ты смеешь лишать наш род права на отмщение?!

– Какое отмщение, Оттар? Кому? – покачал головой Иршаб. – Собрание решило. Значит, так и будет.

– Ты решил! – рычал Маас Фарек. – Голоса разделились!

– Но вы сами выбрали меня старостой, поэтому я и обязан с помощью Высших решать ваши споры, а вы – принимать мои Решения, – староста снова начал говорить с озлобленным Оттаром, как с ребёнком.

– Я не согласен! Я этого Решения никогда не приму!

В спор одновременно вступили ещё трое мужчин. Один из них явно пытался поддержать Маас Фарека, другие два до хрипоты возражали этому и показывали на монаха. И постепенно к спору начали присоединяться и остальные.

Орей оглох от воплей и не разбирал, что кричат главы семей, ему хотелось поскорее уйти, и Оттар, словно прочитав его мысли, спустился с возвышения и спешно направился к дверям.

Монах, извиняясь, взглянул на Иршаба и побежал вслед за Оттаром. Тот громко хлопнул дверью, прямо перед носом Орея, а когда тот, чуть помедлив, вышел во двор, то оказалось, что там довольно многолюдно. Молодые мужчины, сыновья и братья пришедших на совет, ожидали своих отцов, и явно слышали, что произошло внутри.

Оттар пронёсся мимо них, разрезав толпу надвое. Молодёжь до их появления шумно переговаривалась, но когда монах выскочил на улицу, разговоры постепенно утихли. Все снова обратили на него внимание. Оно было хуже сколопендры, что ночами стремилась в его сердце. Орей, опустив глаза, пробежал по каменистой тропе и последовал за старшим братом Арслана.

– Что мы будем делать? – спросил монах, нагоняя того на проселочной дороге. Разгневанный Оттар будто не видел ничего вокруг себя.

– Он же просто опозорил меня! – негодовал он, сдерживая крик. – Опозорил наш род!

– Я… я всё ещё могу помочь!.. – Орей, сказав это, тут же проклял себя за внезапно прорезавшийся дар речи. К чему он это предложил? Только из одной благодарности семье Маас Фарек, которая так тепло к нему отнеслась, несмотря на бесславную гибель брата, или его спровоцировало нечто другое? Потаенное желание, в котором он даже себе не смел признаться – остаться здесь и видеть Зариме. Просто видеть, следить, чтобы у неё не было проблем, а иногда ощутить на своей разгоряченной спине её нежное мимолетное прикосновение. Монах крепко зажмурился и потряс головой. Что за демоны насылают на него эти мысли?

В этот момент их нагнал Гурам. Юноша явно бежал за ними, он тяжело дышал и был очень взволнован.

– Отец… Я слышал, прежде чем отправиться за тобой, что староста порицает тебя за то, что ты ушел.

Судя по тому, как помрачнело лицо главы семейства Маас Фарек, Орей догадался, что порицание на совете, ни к чему хорошему не приведет.

– Я предполагал, что так будет. Иршаб хочет выставить меня в дурном свете перед всеми. Но это не изменит моего намерения выяснить, кто повинен в убийствах, – он взглянул на монаха и вновь быстро пошел по улице. – Конечно, без знака судьи нам будет непросто. Тебя и меня никто не послушает, мы не сможем законно опрашивать жителей, и никто не впустит нас к себе в дома, – быстро говорил Оттар, не сбавляя хода. Он уже почти бежал по улице до своего дома, так что Гурам и Орей едва поспевали. – И тревожить людей с расспросами не следует. Это только ухудшит наше положение. А о чем думает Иршаб, да пожрет его бездна?! – глава семьи недобро сверкнул глазами, повернувшись к Орею, словно в поисках поддержки. – Неужели можно просто позабыть такие ужасные убийства?!

– Одежда! – выпалил монах. – Мы должны найти одежду. Если это были хоссы… или демоны… им… это ни к чему…

– Спасибо тебе, святой человек. Прости меня, мы ещё обсудим это позже, – Оттар остановился возле калитки перед своим домом. – Мне нужно посоветоваться с матерью. Возвращайся к Арслану и приходи завтра утром на рассвете ко мне. Мы решим, как действовать дальше.

Отец и сын удалились в дом, а Орей, мысленно благословив их напоследок, поплелся вдоль улицы к дому Арслана. Жара выматывала и путала мысли ещё сильнее, а от воспоминаний о прошедшем собрании внутри поселился какой-то неприятный осадок. Неясно было, уберегают его Высшие от опасности или, наоборот, делают путь еще трудней, таким образом испытывая своего нерадивого слугу.

Впереди на дороге Орей увидел знакомую фигуру Арслана, возвращающегося с охоты. В руке он нес несколько тушек мелких зверьков. Мужчина поравнялся с ним и посмотрел с улыбкой из-под полы соломенной шляпы.

– О-о! Монах! Ты извинился перед Оттаром?

– Да, – буркнул Орей. – Мы… были на общем собрании… и… староста…

Арслан с подозрением огляделся на улице. Заметил людей, идущих со стороны ратуши.

– Эй, пойдём-ка поскорее домой, святой человек, – в его голосе зазвенело волнение. – Ничего здесь не говори. И при бабе тоже помалкивай.

– В чем дело?

Арслан быстрым шагом вошел во двор перед домом, так и не ответив на вопрос Орея. Монаху пришлось почти бежать за ним, как он только что бежал за Оттаром.

Оказавшись в доме, Арслан бросил добытые тушки на кухонный стол и крикнул жене:

– Эй, баба! Займись добычей! Да подавай обед! Я голоден!

Орей наблюдал, как Зариме, покорно опустив глаза, перемещается по кухне. Больно было видеть женщину такой, он помнил, какой счастливой она выглядела в саду, до того как услышала отказ. Теперь эти воспоминания обжигали душу, а Орею просто хотелось поступить правильно, чтобы ничего не испортить.

Арслан зашёл в комнату, уселся на подушки, сняв шляпу и положив её на стол. Вид у него был настолько взволнованный, монах даже на миг забыл, что ненавидит его.

– Садись, не стой столбом, – быстро проговорил хозяин дома, и монах послушно опустился на подушку, скрестив ноги.

– Что было на собрании? – хитрый прищур Арслана никогда не сулил Орею ничего хорошего.

Прикрыв глаза, чтобы не видеть перед собой селянина, монах, запинаясь, рассказал о том, как всё прошло.

– Я так и думал. Иршаб не допустит, чтобы кто-то указал на его неправоту, – Арслан задумчиво пригладил усы. – Оттар же не сказал тебе? – на молчаливое недоумение Орея, он добавил. – Со знаком не пришлось бы ничего говорить. Думаю, кто-то из наших предупредил старосту и Мас Харунов.

– О чем?

– О том, что Оттар хочет возглавить Шадиб.

– Что?! – монах опешил.

– Тихо! Об этом знают только наши люди. Теперь ещё ты, вместо Хасана.

– Но… зачем?

– Затем, что наш род раньше и стоял во главе поселка! Мы имеем не меньше прав, чем род Иршаба! Нас поддержит даже рисен!

Вошла Зариме с пирогами, и Арслан замолк.

– Скорее, баба! Шевелись! – гаркнул он, пока жена расставляла тарелки по столу. Монах был слишком взволнован открывшими подробностями об истинных планах этого семейства, чтобы негодовать по поводу криков Арслана. В голове Орея теперь перемешалось всё.

Когда Зариме ушла, разговор продолжился. Хозяин дома убрал шляпу со стола на подушки и придвинул к себе тарелку с едой.

– Оттару нужно доказать, что наш староста – бесполезный и жадный до денег человек, который только вредит поселку. Но Иршаб как-то узнал о замыслах моего брата, потому и не даёт расследовать это дело. Не сомневаюсь, он убийцу покрывает! – шептал Арслан, пристально глядя на Орея.

– Но его сын… – попытался возразить монах, но вдруг понял, что неверно и несправедливо судил даже об Оттаре, который до этой минуты не вызывал ничего, кроме глубокого уважения. Орею и в голову не приходило, что у старшего мужчины в этом семействе могут быть какие-то другие намерения, кроме восстановления справедливости за жестоко убитого брата.

– Не знаю, что случилось… но дело тут нечистое, ты прав! Вот что говорю тебе! Не уходи из Шадиба. Если Оттар займёт место старосты… м-м, тогда проси, чего хочешь! – уговаривал Арслан тоном подобным шелесту змея, затаившегося в траве.

– Я… я останусь, – согласно кивнул Орей, увидев, как хозяин дома криво улыбается.

– Хорошо! Как хорошо! Мы выясним правду, вот увидишь! А с твоей помощью Высшие нам точно помогут!

– Но… – все возражения, в тот момент хлынувшие в голову, монах выговорить не смог, а их было немало. Орей обдумывал всё, что с ним происходит в последние дни. Эти обмороки, потеря контроля, сбивчивая речь и постоянное удушье. Однако он мог вполне нормально разговаривать с Зариме и с матерью Рифудой, и это наталкивало на определенные мысли. Что если начать расследование с проверки собственных способностей?

Монах благословил обед и разделил эту трапезу с Арсланом, мужчины преломили хлеб в знак дружбы. Селянин засмеялся, заулыбался, а Орей вдруг спросил:

– А как я могу… навестить… – от волнения снова перехватило дух. То, что он намеревался сказать и сделать, однозначно выходило за все рамки приличий.

– Кого?

– Аллину Мас Рийю, – выдал Орей, ловя удивление во взгляде Арслана.