Патриция Брей Первое предательство

Глава 1

Налетел порыв ветра, и пламя маяка замерцало. Огонек бился отчаянно, наконец, не выстояв, погас, и Джосан оказался в темноте. Чтобы не обжечься, пришлось обмотать кисть плащом; одной рукой он нащупал огниво, а другой придвинул фонарь. Лампа разгорелась только с третьего раза, и Джосан закрыл задвижку. На несколько мгновений мягкий свет озарил небольшую платформу, но новый порыв ветра — и все опять оказалось во мраке.

Джосан больше не пытался зажечь огонь. Он понимал, что нет никакой необходимости наблюдать за морем и башней. Однако темнота тревожила, и подавить это чувство было нелегко. До сегодняшнего дня маяк всегда оставался вместилищем света — огромные окна пропускали солнце, а на закате зажигались три больших фонаря. Сегодня лампы погасли, и казалось, что море вот-вот поглотит маяк.

В темноте звуки усиливались. Дождь хлестал по деревянному настилу, безжалостный ветер задувал во все щели. Внутри башни гуляли сквозняки, и Джосан плотнее укутался в плащ. Ветер нарастал, где-то вдалеке послышался треск. Джосан вздрогнул, собрался было проверить, что там, но передумал: пока шторм не прекратится, дергаться не стоило.

Он снова начал прислушиваться к грозе. Ощущение, что еще немного и маяк уйдет под воду, никак не покидало его.

Джосан поражался силе бушующего моря. Расколется ли каменная башня от очередного яростного удара, или стихия все же ослабит напор? Умей Джосан молиться подобно простому рыбаку, он мог бы умилостивить морских богов приношениями и ритуалами. Однако его вера не давала подобного утешения. Джосан служил Истинным Богам: Закару, дарующему жизнь, и его брату Ате, награждающему знанием. А Братья-Близнецы интересовались лишь делами небесными и находились слишком далеко, чтобы обращать внимание на судьбу простого монаха.

Вспомнилось лицо брата Танатоса, всегда говорившего: «Помните, не Боги служат нам, а мы им». Это самый первый и самый важный урок.

Истинные Боги — хранители всех знаний, и Ученые Братья из коллегии поклонялись им, накапливая мудрость и знания. До ссылки Джосан служил Истинным Богам верой и правдой и теперь прекрасно знал, что расположения не заработал. Боги равнодушны к тому, кто рискует жизнью, точно так же безразличны они и к судьбам всех людей.

Зачем питать пустые надежды, просто нужно надеяться на мастерство строивших башню. Две сотни лет назад корабль принца Тксомина сел здесь на мель, и судно разбилось вдребезги под беспощадным напором волн. Принцу пришлось добираться до берега вплавь, тогда он и пообещал возвести огромный памятник Богам в благодарность за спасение.

Маяк построили на том самом месте, где Тксомин сошел на берег. Для строительства использовали куски цельного гранита, привезенного из далеких южных стран. Башня имела сто футов в высоту и была достаточно широка, чтобы вместить в основании небольшую кладовую. Венчалась башня платформой, которая едва достигала двадцати шагов в длину. Внутри маяка имелась деревянная винтовая лестница с железными ступеньками. Два верхних пролета занимали склады и комнатки для отдыха. Лестница вела к люку, через который можно было попасть на платформу. Под самой крышей к стенам крепились блоки. С их помощью наверх поднимались тяжелые, громоздкие предметы, хотя Джосан сомневался, что механизмом пользовались со времени постройки.

Строители башни были последователями старой икари-анской веры, о чем свидетельствовали стены маяка, исписанные цифрой «3». Она, по словам верующих, обладает мистической силой. Однако Джосан знал, что единственная цифра, обладающая магическими свойствами, — пятерка. Впрочем, несмотря на странные убеждения, каменщики возвели прочное сооружение, способное простоять века. В каком-то смысле маяк являл собой пережиток былой славы народа, когда подобное расточительство мог позволить себе даже шестой по линии наследования претендент на трон.

Сначала смотрителями маяка становились священники старых религий. Позже на трон вступил император Аитор, и древних богов перестали чтить, а духовенство возглавили Ученые Братья. Монотонные молитвы уступили место тщательно записываемым наблюдениям за погодой и приливами.

Раньше Джосан не обращал внимания на погоду. Он либо проводил дни в библиотеке, либо, когда приезжал в Седдон и Ксандрополь, вел беседы с учеными. Однако все изменилось в тот самый момент, когда Джосан стал смотрителем маяка.

О том, что разразится шторм, он знал еще вчера, когда увидел, как волны разбиваются о берег против направления ветра. Стало ясно, что яркий солнечный свет — всего лишь иллюзия.

Все утро монах провел за приготовлениями к буре: переносил запасы из кладовой на один из трех пролетов башни, заполняя там каждый дюйм доступного места, проделал долгий путь, чтобы предупредить о надвигающейся непогоде крестьян, живших на острове летом и осенью. Те недоверчиво отнеслись к его словам, ведь небо над головой оставалось чистым и безоблачным. Странно, что люди, которые провели здесь всю жизнь, не замечали признаков опасности. Вежливо, хотя и скептически они выслушали предупреждение, но тем не менее предпочли довериться собственным инстинктам и яркому солнцу над головой.

Джосан напомнил, что он слуга Братьев-Близнецов. Однако на вопрос, послали ли ему это предостережение Боги, ничего конкретного ученый не ответил, хотя и считал, что в каком-то смысле именно Братья-Близнецы дали ему необходимое знание для изучения погоды и чтения сообщений, которые приносили ветер и приливы.

К тому времени как Джосан вернулся на маяк, облака уже закрыли небо. Прилив той ночью поднялся необычайно высоко, и с наступлением рассвета дождь забарабанил по крыше. Шторм усиливался, а темные тучи так затянули небосклон, что трудно было понять, когда зашло солнце. Яростно бушевал ветер, и зажигать большие фонари не имело смысла. Оставалось только надеяться, что шторм не настиг какой-нибудь корабль.

Монах беспокоился и за деревенских жителей. Прислушались ли они к предупреждению, ушли ли выше в горы?

Сам Джосан, несмотря на близость башни к морю, предпочел остаться внутри. Но то, что раньше казалось преданностью долгу, под натиском бушующей стихии представлялось абсолютной глупостью.

Внезапно Джосана осенило, что он может здесь погибнуть, став жертвой не столько шторма, сколько собственной недальновидности, ведь вряд ли маяк выстоит перед силами ветра и воды. Злость сменилась страхом, когда он осознал всю глупость положения. Однажды судьба уже сохранила монаху жизнь; тогда, несмотря ни на что, он переборол смертельную болезнь. Теперь спасения ждать было неоткуда.

С каким-то нездоровым интересом Джосан представлял возможный конец: раздавят ли его камни рухнувшей башни, или вынесет в море, где он утонет. В конце концов смотритель пришел к выводу, что сначала его сильно изуродует и завалит обломками разрушенного маяка, и только потом, не будучи в силах освободиться, он пойдет ко дну.

Решив так, монах успокоился и стал ждать дальнейшего развития событий. Вскоре ветер начал стихать, а волны успокаиваться. Дождь за ставнями шумел уже не так сильно. Джосан снова зажег фонарь, и на сей раз огонек не погас. Ученый осторожно пробрался к краю платформы, пытаясь рассмотреть башню маяка, но было слишком темно. Дождавшись солнца, Джосан поднялся на ноги, толкнул разбитые ставни и выглянул наружу.

Океан все еще волновался. Пенные барашки покрывали неспокойные волны, однако дождь прекратился, и высоко в небе расходились серые облака. Смотритель посмотрел вниз и заметил, что вода спадает, накатываясь на песчаный берег в шестидесяти шагах от фундамента маяка. Победа морской пучины оказалась недолговечной, и море быстро оставляло отвоеванное пространство. До шторма даже при самом высоком приливе волны подходили не ближе, чем на сотню шагов, теперь это расстояние сократилась вдвое. Следующая буря может поглотить башню.

Впрочем, думать об этом еще рано, сейчас нужно спуститься вниз и посмотреть, какие повреждения нанес шторм.


От деревянной лачуги, которую в течение последних пяти лет смотритель называл домом, не осталось и следа, исчез даже фундамент. Монах жалел о потере несмотря на то, что членам Братства возбранялось иметь привязанность к простому жилищу. Хижина сразу стала для него родной, и он не покидал ее в дни грозы, когда не мог уснуть, не заткнув уши пухом чертополоха.

Опустошенность, даже какое-то оцепенение навалилось на него при виде разрушений. Пляж усеивали нити морских водорослей, разломанные ракушки, деревянные доски, бывшие или его домом, или остатками давно затонувшего корабля, только теперь выброшенными на берег. Морские птицы ссорились из-за тушек рыб, оставленных на берегу жесткими волнами, и странно громко звучали их знакомые крики в безветренном небе.

Само море еще оставалось темным и мрачным, на волнах плавали куски дерева. Нижние камни башни все еще оставались влажными, водная отметка достигла двойного роста человека. Деревянная дверь в основании маяка устояла, однако оконное стекло на нижнем уровне исчезло, и морская вода на несколько дюймов затопила первый этаж и кладовую. Пресная вода в деревянном бочонке перемешалась с соленой, две пустые банки из-под масла разбились. К счастью, полные остались в целости, с нетронутыми восковыми печатями.

Хижину было очень жалко, тем не менее и с тем, что осталось, можно спокойно жить дальше.

Конечно, пресную воду тяжело достать, но на третьей платформе сохранился маленький бочонок, которого хватит на день, а потом придется совершить длительную прогулку через дюны к ближайшему чистому колодцу. Путь был не близкий, и Джосан надеялся, что штормовые волны не добрались до пресной воды. Если уж он решил навести порядок на маяке, то первым делом нужно проверить колодец.


Немало времени отняла у него уборка пола на первом этаже. Сначала смотритель вычерпал всю воду из фундамента башни, а потом насухо протер пол старой туникой. За одним из кувшинов обнаружилась дохлая рыбина, поэтому пришлось все внимательно осмотреть, чтобы убедиться, не осталось ли еще где-нибудь подобных сюрпризов. Потом Джосан поднялся на платформу маяка. Монах не был плотником, но смог починить одну из сломанных ставен, хоть и пришлось пожертвовать для этого собственным кожаным ремнем. Другая повредилась слишком сильно, и он решил оставить ее на потом.

Каждую неделю Джосан чистил фонари маяка. Вот и сегодня он аккуратно разобрал лампы и вымыл стеклянные сферы остатками пресной воды. Собственный комфорт не так важен, как ярко горящие огни. Монах отполировал серебряное зеркало специальным кусочком кожи, подрезал фитили, наполнил резервуары маслом и поставил стеклянные колпаки на место. Успокоение всегда приходило к нему во время работы.

До зимы оставалось меньше месяца, а потом нечего будет делать до наступления тепла, ведь корабли не ходят мимо здешних мест в такое время года. Сегодня ночью, и это было его прямой обязанностью, лампы должны гореть ярко, как в середине самого горячего судоходного лета.

Закончив, Джосан посмотрел на солнце сквозь открытые ставни — был день. Теперь, когда маяк вычищен, осталось проверить колодец и успеть вернуться домой до заката. Хотя, может, отдохнуть сначала и отложить поход на завтра — ведь он не спал несколько дней.

Джосан все колебался и вдруг увидел две фигуры, которые пробирались по вязкому песку к башне. «Наверное, решили проверить, пережил ли я шторм», — подумал хранитель маяка.

Для путников это долгий путь, поэтому Джосан спустился на средний лестничный проем и наполнил небольшой глиняный кувшинчик пресной водой — ее запас стремительно истощался. Затем сунул две чашки в мешок, который повесил себе на шею, и, удерживая кувшин левой рукой и опираясь правой на железные перила, ступил на лестницу. Осторожно спустившись, монах почувствовал легкую гордость, что добрался вниз, не пролив ни капли.

К этому моменту ученый уже узнал седую голову Рензо и предположил, что фигурка рядом — Терца, его племянница. Смотритель помахал им и уселся на ступени в ожидании гостей.

— Брат Джосан, слава Богам, ты цел! — воскликнул Рензо, сложив ладони в традиционном жесте благодарения.

— Я живу, чтобы служить Им, — ответил монах и предложил гостям по чаше с водой.

Казалось, Рензо ничуть не изменился, выглядел он так же, как и пять лет назад, когда смотритель впервые появился на острове: кожа огрубела от возраста, а глубокие морщинки укоренились в уголках синих глаз, сощурившихся от яркого солнца. Рензо — хороший человек. Он был бесконечно терпелив с городским монахом, задающим слишком много вопросов.

Терца же за прошедшие годы из девочки превратилась во взрослую женщину, и хотя легко отшивала деревенских мужиков, перед ученым краснела и избегала его взгляда. Будучи совсем еще маленькой, Терца влюбилась в него, не понимая, что, согласно обету, монах не может иметь возлюбленную. Джосану было жаль девочку, и в конце концов он рассказал о клятве. Однако, не распознав вежливого отказа, та убедила себя, что только призвание возлюбленного не позволяет им воссоединиться. По мнению самого монаха, осознание того, что его сердцем владеют Боги-Близнецы, а не другая женщина, должно было утешить бедняжку.

Смотритель больше не старался переубедить Терцу и обращался к девушке формально и вежливо, избегая оставаться с ней наедине.

— А как жители деревни? — поинтересовался брат, когда Рензо опустил чашу и промокнул рот краем рукава.

— Большая часть вернулась на материк, — ответил старик. — Остальные забрали свои вещи и отнесли их вместе с лодками на самый верх холма, чтобы переждать шторм. Снесло все рыбацкие хижины, но никто не пострадал. По дороге сюда пришлось переходить новый источник, пробившийся на острове как раз к югу от утеса.

Рыбацкие домики — небольшая потеря, к тому же их каждый год перестраивали после зимних штормов. Вот если бы кто-нибудь из деревенских решил спрятаться от шторма в таком домике, дело могло закончиться плохо.

Терца подняла глаза и посмотрела Джосану прямо в лицо.

— Это благодаря твоему предупреждению ничего не произошло. Если бы Боги не сказали тебе, что надвигается непогода, шторм застиг бы нас врасплох.

Теперь наступила очередь монаха отводить взгляд: не хотелось думать о том, что пришлось обманывать людей.

— Вижу, твою лачугу тоже смыло, — сказал Рензо. — Нам потребуется некоторое время на то...

— В этом нет нужды, — прервал его Джосан. — Мы можем перестроить ее весной.

Старик слишком долго знал смотрителя и не стал скрывать облегчения. Перестройка дома заняла бы несколько драгоценных дней именно тогда, когда все готовятся к зиме.

— Конечно, мы все восстановим, но сейчас большинство людей останется в деревне, — заговорил он. — У нас достаточно времени, чтобы к весне отстроиться.

Некоторые жители проводили круглый год на материке, ухаживали за будущим урожаем или рыбачили в спокойных водах пролива. Другие приезжали на остров на летние месяцы, чтобы добывать моллюсков со дна океана. По осени они охотились за птицами, которые жили в кустарниках и на болотах во время перелетов на юг.

Каждый год, когда приближалась зима, деревенские возвращались на материк, оставляя хрупкие рыбацкие лачуги на милость сильнейших зимних штормов. Джосан присоединялся к жителям, когда первый зимний восход луны освобождал его от обязанностей смотрителя.

— Ну, раз с тобой все в порядке, я хотел бы попросить об одолжении, — продолжил Рензо. — Когда шторм только начинался, в Сердитую бухту приплыл иностранный корабль. Капитан отослал благородную пассажирку на берег в ялике, и мы укрыли ее у себя на время шторма. Но проблема в том, что мы не понимаем ни слова из того, что она говорит. Думаю, чужестранка хочет, чтобы мы нашли ее корабль, однако... — Старик замолчал.

Скорее всего судно затонуло. И кто-то должен ей это объяснить. К счастью, монаха обучили языку икарианского и седдонийского дворов и даже моряцкому жаргону. В любом случае, если что, ему помогут мимика и рисунки на песке.

— Я подежурю за тебя сегодня на маяке, — промолвила Терца.

После некоторого раздумья монах согласился. Хоть ему и не нравилось перепоручать свои обязанности, это не первая ночь, которую девушка проведет на маяке. После смерти брата Хакима, предыдущего смотрителя, Рензо и Терца по очереди следили за маяком, пока не появился Джосан.

Терца и Джосан взобрались на верхний пролет, и хранитель показал девушке запасы, которые ей наверняка понадобятся. Потом схватил плащ и, подумав, водонепроницаемый письменный набор.

Рензо ждал у маяка.

— Нужно поторопиться, если хотим вернуться до темноты, — сказал он.

В пути мысли Джосана были заняты загадочной аристократкой. Любопытство его росло. Кто она? Что привело ее в эти дикие места? Прошли годы с тех пор, как он в последний раз разговаривал с образованным человеком, и Джосан с нетерпением ждал новостей о цивилизованном мире.

Возможно, удастся узнать что-нибудь о коллегии и об оставшихся в другой жизни друзьях. Смотритель невольно ускорил шаг, и только окрик Рензо напомнил, что нужно беречь силы, поскольку путь предстоял долгий и изнурительный.


Загрузка...