— Тебе без сахара? — интересуется Алина, кружа по кухне, где раньше мы часто трапезничали вдвоём.
Ностальгия накатывает вспышками, но желания вернуть всё как было уже нет. Есть только странная горечь в грудной клетке, которая расползается огромным уродливым пятном и отравляет организм.
— Мои вкусовые предпочтения не изменились, Аль.
Плюхнув папку на стол, занимаю место за барной стойкой и делаю снимки документов. Тут же отправляю их адвокату.
— Я бы так не сказала, Андрей. Изменились. И не так, чтобы в лучшую сторону, — вставляет колкость.
Сделав вид, что не слышу слов Алины, блокирую телефон, упираю локти в столешницу и пристально наблюдаю. Как нервничает, отводит взгляд. Готовит кофе, расплескивает коричневые пятна на пол. Затем злится и хватается за тряпку, чтобы вытереть. Аля никогда не была помешана на чистоте и готовке, но сейчас кухня сияет, а съедобные ароматы провоцируют лютый голод. Может, и стоило согласиться на совместный ужин — старалась ведь. Вот только умом понимаю, что незачем.
— Как твои дела, Андрей? — выдержанно спрашивает.
Алина ставит чашки с кофе на барную стойку и садится напротив, после чего наши колени невольно соприкасаются.
— Неплохо. Ты как?
Пожимает плечами, невесело улыбается. Знаю, что ближе меня у неё никого в жизни не было. Родители остались в маленьком провинциальном городе, позже — спились. Отец умер спустя несколько месяцев после нашей свадьбы, на которую Аля отказалась его приглашать, потому что стыдилась, а мать долго лечилась, но всё равно периодически срывалась и уходила в запой.
Мне было двадцать, когда случилось знакомство с тогда ещё будущей женой. От её красоты и недоступности напрочь сносило крышу. Я помешался. В буквальном смысле. Когда узнал о непростой истории с родителями, проникся настолько, что поклялся самому себе вытащить Алину из нищеты и пьянства. Денег тогда было мало — хватало лишь на аренду жилья и продукты, но появился охрененный стимул. Я не отказывался ни от одного рекламного контракта и гонял по всему миру, чтобы заработать как можно больше, осыпая жену драгоценностями и дизайнерскими шмотками. Только бы не пожалела о своём выборе.
— Слышала, ты занялся бизнесом. Начал сотрудничество с другом отца.
Да. Как она когда-то и хотела — чтобы бросил автоспорт, вложил деньги во что-то стоящее. Перестал играть со смертью. И не было в этом желании ничего предосудительного, но я понимал, что недостаточно из себя выжал.
— Это скорее благотворительность, Аль. Стройка будет идти минимум год, после — не стоит ждать денежного потока.
— Почему? Вдруг всё удастся, и вы раскрутитесь?
Качаю головой. Сил, чтобы распинаться, у меня нет. Я просто знаю, как будет.
— И с Киром ты разошёлся. Даже удивительно. Я всегда думала, что вы будете сотрудничать до пенсии.
— Как оказалось — нет. Бывает, что уж.
— Он никогда мне не нравился, — кривит лицо Алина. — Скользкий, пронырливый. Если тебе интересно — он шантажировал меня годами.
От удивления вздёргиваю бровь.
— По поводу?
Между нами воцаряется затяжная пауза, нарушаемая звонким стуком фарфора. Кофе получился вкусным. Аля помнит, какой я люблю.
— До знакомства с тобой я танцевала.
Опускает взгляд, облизывает губы. В горле становится сухо. Я никогда не расспрашивал жену о прошлом. То, что считала нужным — она озвучивала сама.
— Ничего такого, Андрей. Это был стриптиз, да. Но без интима. Мне нужны были деньги, а мужчинам — красивая картинка на сцене. У меня было всего два выступления, но Кир узнал об этом и раздобыл компромат. Сказал, что я обязана с ним сотрудничать, иначе он расскажет обо всем тебе. Я испугалась, что ты меня бросишь, поэтому согласилась. Количество секретов росло. Это касалось рекламы и соревнований. Я мягко уговаривала тебя на то, что не сумел Наумов. Сейчас оглядываюсь назад и понимаю, что стоило сразу же пожаловаться.
Сжимаю челюсти до хруста. Открывшаяся информация не кажется сверхужасной, но она явно малоприятна в том, что я ничего о ней не знал. Клеймить за прошлое Алю я бы не стал, бросать – тоже. Кирилл был высококлассным менеджером, но как человек — оказался настоящим дерьмом.
— Определённо, стоило, — произношу с нажимом.
— Я рада, что ты больше не будешь иметь с ним дел. Он урод, Андрей. Уверена, что слитые снимки в сеть в день твоего рождения — тоже его рук дело. Если нужно, я могу свидетельствовать против него в суде.
Алина встаёт с высокого барного стула и подходит к раковине, куда ставит свою чашку.
Повернувшись ко мне спиной, упирается ладонями в стол и учащённо дышит. Она слегка изменилась, поправилась.
Раньше я так сильно любил жену, что не обращал внимания на её выходки и капризы. Многое прощал. Старался игнорировать тот факт, что наш брак постепенно начинал идти ко дну. Когда-то мне казалось, что если есть чувства, то можно со всем справиться, но на деле этого оказалось недостаточно. Нужно прилагать усилия и работать над отношениями, а мы пустили всё на самотёк.
— Скажи, насколько у тебя серьёзно с той девочкой? — внезапно интересуется Аля.
Она не оборачивается, но я с лёгкостью могу предугадать, что написано на её лице. Там обида, боль и даже ненависть. Не ко мне. «Девочка» звучит с явным пренебрежением.
— Достаточно, — сухо отвечаю.
— Не думала, что ты такой влюбчивый, Андрей.
— Правда? За десять лет ни в кого и ни разу, кроме, блядь, тебя.
— Значит, она настолько зацепила?
Я не отвечаю на этот вопрос. Мой приезд был обусловлен другими целями, но никак не тем, чтобы обсуждать Жеку. Это вообще к чему?
Да, настолько. Да, сильно. Меня никто и никогда не понимал так, как она.
— Ты будешь её ненавидеть, — чуть тише заключает Алина.
Охуеть. Приехали.
Тру подбородок, устав от нашего недолгого разговора. Тянет уехать домой.
— Не сейчас, но обязательно позже, — зачем-то продолжает. — Когда восстановишься и станешь пробовать вернуться к той же точке, где и закончил. Увы, из-за травмы былой подвижности уже не будет. И волей-неволей ты станешь винить в этом свою девушку. Сейчас — нет, потому что на эмоциях. Чувство страсти и похоти перекрывает весь здравый смысл, а вот когда прозреешь — тогда и возненавидишь.
— Закрой рот, Аля, — резко осекаю.
— Я слишком хорошо тебя знаю, Андрюш. С твоим характером прощать людей очень сложно — не только меня. Любой проигрыш будет напоминать о ДТП. Вдруг (мало ли) потом забросишь автоспорт и осядешь где-то в офисе — случится то же самое. Унылыми вечерами в своем кабинете ты будешь испытывать гнетущие чувства и представлять, как было бы, не соверши она наезд. В общем, куда ни кинься — тупик. Хотя в моменте, должно быть, ты этого не понимаешь. Тебе классно, весело. Свежая и молодая кровь, влюблённость и бушующие гормоны, но на дальнейшую перспективу — отстой.
Я встаю с места и швыряю чашку в раковину. Кусок фарфора откалывается, Алина всхлипывает. Это был её любимый посудный набор. Не то чтобы она часто им пользовалась — просто нравился.
— Ты думаешь, я не представлял с ней будущего? — цежу сквозь зубы. — Мы вместе живём, Аль. И я не позвал бы её за собой, если бы чувствовал, что не смогу себя контролировать.
— Это тебе так кажется, — упрямо стоит на своём.
— Нет. Это тебе не так кажется, как есть. Ты серьёзно думаешь, что я приехал сюда обсуждать мои отношения с другой?
— Прежде чем начинать одни отношения — нужно закончить предыдущие, Бакурин, — вспыхивает Алина.
— Кто бы, блядь, говорил!
Ударяю ладонью по столешнице с такой силой, что Алька подпрыгивает на месте. Её губы кривятся, зрачки бегают. Остатки уважения ускользают как песок сквозь пальцы.
— Давай лучше поговорим о предстоящем разводе, — произношу чуть спокойнее, хотя внутри всего трясёт. — На другие темы у нас беседа не клеится.
Алина опускает голову, соглашается.
— С разводом тоже. Одну минуту, Андрей. Я кое-что покажу.
Она уходит из кухни, пропадает на минуту или две. За это время я полностью беру себя в руки и к появлению жены спокойно упираюсь бёдрами о стол в ожидании дельных предложений. Мне хотелось бы сдержать слово и оставить Але дом, бутик и автомобиль. Бедствовать она не будет.
— Вот, — протягивает белый лист, сложенный вдвое. — Посмотри, пожалуйста. И не ори. Я тоже удивилась. Не получалось раньше, а тут… так не вовремя, Боже! Хотя, может, и наоборот — для того, чтобы полностью пересмотреть нашу жизнь.
Я открываю лист, вчитываюсь в буквы. Те пляшут перед глазами и сливаются в одно мутное пятно. Аля помогает, зачитывает:
— Маточная беременность. Почти девять недель.
Киваю, возвращаю справку. Пока ещё не понимаю, чем это может для меня обернуться, но шестерёнки в голове усерднее скрипят и крутятся.
Детей я всегда хотел. И, наверное, больше жены. Но, сука, не сейчас же.
— Поздравляю, — сипло проговариваю. — От кого?
Вскидываю взгляд. Замечаю, как мечутся молнии в зрачках у Али.
— От тебя! Аккурат девять недель назад состоялся наш последний прощальный секс. Ты забыл, как планировал? Ждал? Кончал в меня без защиты? К чему такие вопросы?
— Видимо, к тому, что нет чёткой уверенности.
— Я не раз пыталась доказать тебе, что физической измены с Фроловым не было. Позвони и спроси у него, если не веришь.
— Мне хватило и виртуальной.
Отвечаю на автомате. Самого штормит и качает. Если бы не было опоры, то точно потерял бы почву под ногами. Вместо радости о будущем пополнении я испытываю нечто другое. Нехорошее, темное. И это охуеть как неправильно.
Алина психует, доказывает. Половину из её слов я не разберу. Она мечется по кухне: то плачет, то истерически смеется. Вспоминает ночь незадолго до аварии, когда мы клеили напрочь разбитые отношения сексом.
Тру переносицу, пытаюсь осознать. Происходящий сюр никак не укладывается в голове. Белая полоса резко сменяется чёрной. И чтобы её преодолеть, мне нужно ехать на свет.
— Думаешь, я прыгаю от счастья, Андрей? — продолжает истерить Аля. — Думаешь, я с радостью принимаю тот факт, что у ребёнка не будет полной семьи? Как бы не так! Я же ничего не смогу ему дать! Буду плохой матерью! Не сумею позаботиться и полюбить!
Алина замолкает и начинает плакать навзрыд. Затем подходит ближе и утыкается лицом в мою грудь. Я заторможенно глажу её по спине и пояснице, про себя повторяя: пиздец, просто полный пиздец.
Поднимаюсь пешком на пятый этаж, не дожидаясь лифта.
Делаю глубокий вдох-выдох. Достаю из кармана ключи.
После сложного разговора стало очевидно, что быстро нас с Алей таки не разведут. Об аборте речь не шла. Я не смог бы. В конце концов, мы пришли к общему решению — сдать тест на отцовство, чтобы не возникало подобных вопросов. От этого и отталкиваться. Ответ для меня, в принципе, был уже понятен.
Спустя некоторое время я сел за руль и много часов подряд бездумно гонял по городу, не отвечая на звонки и сообщения. Идей, что делать дальше, было ноль. Куда ни плюнь — всё неправильно.
Я открываю дверь ключом, врываюсь в прихожую и снимаю обувь. Вокруг темно и тихо. Даже жутко становится, что Жеки здесь нет.
С колотящимся пульсом, прохожу по длинному коридору и толкаю дверь спальни. Облегчённо выдыхаю, когда вижу на кровати хрупкую девичью фигуру, свёрнутую в калачик.
Женька просыпается, отрывает голову от подушки. Глаза воспалённые, губы красные. Смотрит на меня, непонимающе моргает. Я жду чего угодно — обвинений, упрёков. Но этого нет.
Подхожу к кровати, присаживаюсь на корточки. Сердце болезненно сжимается. Жека — мой свет. Прижимаю её к себе, целую живот сквозь шёлковую ткань.
— Ты заболела? Горячая…
Забираюсь ладонями под майку, трогаю всю. Касаюсь губами лба, щёк. Моя девочка. Температура есть — градусов тридцать девять, если не выше.
— Я не нашла ни единой таблетки, поэтому звонила и писала.
А я не отвечал.
Веду носом по тонкой шее, зажмуриваюсь. Вдыхаю привычный сладкий запах. Чувства топят с головой. Я не планировал влюбляться, только не в неё. Презирал, ненавидел. Мечтал стереть в порошок. Теперь же ясно понимаю, что ни за не откажусь.
— Прости. Блядь, я идиот.
Укладываю Женю в постель, накрываю пледом и тут же вызываю врача. Её дыхание учащается, начинаются сильные судороги.
Я решаю, что неожиданная новость однозначно подождёт.