Первый

Глава 5

Воспользовавшись бахилами и накинув на плечи халат, прохожу в отделение травматологии.

Бакурин был госпитализирован в дорогой частный госпиталь с лучшими врачами и оборудованием. И это не может не радовать. Значит, ему здесь помогут. Изо всех сил постараются.

— Добрый день!

Медсестра на посту вежливо здоровается со мной и возвращает взгляд к журналам. Если бы Андрей захотел, то строго-настрого запретил бы мне посещения. Но он не сделал этого, а значит, можно.

Привычно застыв перед дверью палаты, пытаюсь успокоить ошалевшее сердце, но ничего не выходит. Оно работает навылет, долбит рёбра. Я прижимаю ладонь к левой половине груди и тихо проговариваю:

— Хуже уже не будет — это точно.

Постучав для приличия и, конечно же, не услышав разрешения — прохожу в палату без спроса.

Гонщик стоит у шкафа, перебирает одежду. Не могу сказать, что выглядит он лучше вчерашнего, потому что для полного восстановления нужно больше времени, но цвет лица не такой бледный.

— Здравствуйте, Андрей, — произношу, прикрывая за собой дверь. — Как себя чувствуете?

Бакурин равнодушно осматривает меня с головы до ног и отводит взгляд. Не шлёт на хуй, что уже приятно.

Расправив плечи, иду по палате. Не раз и не два ловлю себя на мысли, что ступаю, словно по минному полю. Один неверный шаг, и взрыв неминуем. Нужно быть осторожной, подобно сапёру. Об этом меня просил и папа.

— Я принесла цитрусовые, как и обещала. Продавец на рынке предложил попробовать ещё манго и папайю. Я взяла на всякий случай — вдруг вы любите. Если нет — выбросите в мусорное ведро.

Я не жду поддержания беседы и ответов от гонщика. Боже мой, я вообще от него ничего не жду, честное слово. Но дело в том, что меня никогда всерьёз не ненавидели. Что в детском саду, что в школе, что в университете — любили и уважали. Я всегда была умницей и никого не обижала, но всё бывает в первый раз, правда?

Остановившись у злосчастной тумбы, которую вчера опрокинул Бакурин, ставлю на неё пакет с новыми гостинцами. Где старые — понятия не имею. Я могла бы красиво разложить фрукты по полочкам, но боюсь, это будет чересчур.

— Кстати, я вчера нашла много интересной информации о переломах, подобных вашему.

Андрей закрывает шкаф и, достав оттуда чистую одежду, оборачивается ко мне. Без лишних слов понятно, что я раздражаю его своим голосом и присутствием, но спасовать и уйти — точно не то, чего я добивалась, а о том, что искупать грехи будет непросто, знала задолго до личной встречи.

Открыв сумочку, достаю оттуда папку с файлами. Утром я сто раз меняла решение. То скрепляла листы степлером, то вкладывала каждый в отдельный файл. Никогда не считала себя столь дотошной, но всё, что касалось гонщика, невольно делало меня именно такой.

— Я распечатала важное. Там медицинские статьи, комментарии. Истории реальных спортсменов, которые пережили травмы и благополучно вернулись в спорт. Я понимаю, что сейчас сложный период. И невозможность что-либо исправить медленно убивает, но главное – не сдаваться.

— Нет, не понимаешь, — перебивает Бакурин. — Ты ничего не знаешь обо мне, чтобы спокойно рассуждать о том, что я чувствую.

Это первые за сегодня слова от Андрея. И, к моему удивлению, они не звучат грубо. Просто резко. Я неотрывно смотрю в зелёные глаза напротив, понятливо киваю. Но, тем не менее, остаюсь верна тому, что изначально говорила.

— Я знаю достаточно.

Выдержав тяжёлый взгляд, продолжаю:

— Андрей Бакурин — раллийный автогонщик, самый титулованный в стране за всю историю. Обладатель рекордов по количеству побед, очков, выигранных спецучастков и подиумов в чемпионате мира. Тридцать лет, женат. Лев по знаку зодиака. Вес — восемьдесят пять килограммов. Рост — метр девяносто. Для гонщика много — в этом спорте любят низких и юрких, но к вам никогда не было претензий.

Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Мне жарко, к спине липнет платье. Информации в голове так много, что я могла бы рассказывать ещё и ещё — часами. На лице Андрея при этом не дёргается ни единый мускул.

— Я здесь, потому что искреннее хочу помочь. Не знаю, чем — если несложно, то озвучьте. И, поверьте, невозможность что-либо исправить в этой ситуации медленно убивает и меня. Как и бездействие.

Бакурин указывает в сторону ванной комнаты.

— Ладно. Поможешь мне принять душ?

Я мгновенно теряюсь. Сжимаю пальцы в кулаки, густо краснею. Должно быть, это видно, потому что гонщик едва уловимо усмехается.

— Да, конечно, — отвечаю с небольшой заминкой. — Пойдёмте.

Андрей включает свет, проходит в ванную комнату. Я снимаю с плеча сумку, оставляю её на мягком кресле. Папку с распечатанной информацией кладу на кровать.

Откидываю волосы за плечи, направляюсь следом. Пока не понимаю, что от меня требуется, но стараюсь не акцентировать внимание на путаных мыслях.

Когда перешагиваю порог ванной комнаты, то удивляюсь тому, насколько она тесная. Здесь стоят унитаз и душевая кабина. Есть чистые полотенца и гигиенические принадлежности. Ничего лишнего. Но для нас двоих слишком мало свободного пространства.

— Разденешь? — Андрей слегка склоняет голову набок, выжидает.

Мы впервые так близко за время знакомства. Это пугает и… будоражит. Пульс зашкаливает.

Облизав пересохшие губы, согласно киваю.

— Давай, — просит гонщик. — Футболку, затем штаны и нижнее бельё.

Я делаю шаг навстречу, сокращая расстояние до минимального. Берусь за края футболки, думая не о том, о чем нужно. И чувствую, как кидает то в жар, то в холод — и так по кругу.

Высвободив здоровую руку, перехожу к той, что сломана. Прислушиваюсь к ровному дыханию Андрея. Боюсь облажаться, сделать больно. Поэтому действую плавно и максимально осторожно.

Под футболкой, ожидаемо, жуткие синяки и кровоподтёки. Насколько мне известно, то, ко всему прочему, у Андрея сломаны рёбра — но не критично.

Встав на носочки, снимаю футболку с головы. Задеваю шею костяшками, случайно соприкасаюсь своим телом с его. Не то чтобы я впервые стояла столь близко рядом с полуобнажённым мужчиной, но с таким взрослым и горячим — ни разу. Вся кровь от лица приливает к низу живота. Я ловлю себя на мысли, что запах его кожи меня не отталкивает — наоборот, нравится.

— У вас повышена температура тела, — зачем-то озвучиваю.

Наверное, чтобы отвлечься самой. Голос при этом звучит неуверенно. В ответ — раздражающая перепонки тишина.

Обнажая верх Андрея, стараюсь не оценивать его чисто по-женски, но ничего не получается. У него прекрасное телосложение: широкая грудная клетка, рельефный живот и сильные руки. И хотя я видела подобные фотографии в сети — вживую это выглядит эффектнее.

Взявшись за резинку штанов, которые низко сидят на бёдрах, зажмуриваюсь и застываю. Делаю глубокий вдох, ломаюсь. Идут секунды, а я никак не могу решиться и закончить начатое.

— Выдыхай, Жень, — звучит холодный голос Бакурина. — И проваливай – дальше я сам.

Я пулей выскакиваю из ванной комнаты, захлопываю дверь. Прижимаюсь к ней спиной и оседаю на пол.

Сердце часто-часто колотится, а от стыда и неконтролируемых эмоций можно тронуться умом.

Прижимаю ладони к пылающим щекам, глубоко дышу. Когда нахожусь не в тесном контакте с гонщиком — то на полную грудь.

Спустя минуту или две слышится мерный шум воды, но остыть так сразу не получается. У меня были парни, с которыми я ходила на свидания, и к которым тесно прижималась, но тогда я и близко не испытывала того, что сейчас. И это ужасно.

Кое-как собравшись с мыслями, я всё же поднимаюсь на ноги. Нервно расхаживаю по палате, слышу, как прекращает литься вода. Возможно, Бакурин планировал, что я свалю из больницы, а не только из ванной комнаты, но нужно было изъясняться чётче, чтобы я наверняка поняла.

Повесив сумочку на плечо, проверяю телефон. Входящих сообщений много. От мамы, папы и Инны. За дверью воцаряется тишина. Я отмечаю это, но стараюсь не зацикливаться.

«У меня всё в порядке. Позже наберу», — пишу тому, кто волнуется больше всех — то есть отцу.

В следующую же секунду в ванной комнате раздаётся грохот, от которого я непроизвольно вздрагиваю. Бросив телефон в сумку, слышу протяжное и отчаянное: «Су-ука».

Взявшись за ручку, дёргаю её на себя. Замечаю валяющиеся на полу флакончики с шампунем, гелем для душа и бритвенные принадлежности. Такое ощущение, что их снесли одним махом. Но, тем не менее, я ничего не спрашиваю и бросаюсь поднимать.

Андрей смотрит. Долго, неотрывно. Он успел одеться наполовину — в серые спортивные штаны.

Закончив, выравниваюсь в полный рост. У гонщика влажные после душа волосы, а на теле поблескивают капли воды.

Молча взяв у него футболку, помогаю одеться. Бакурин не грубит и не протестует, а мои пальцы хоть и подрагивают, но каждое движение получается взвешенным и точным. По-другому нельзя.

— У тебя сломаны рёбра, обездвижена рука.

Я неожиданно перехожу на «ты» и сама того не замечаю. Андрей, похоже, тоже.

— После сотрясения наверняка жуткая слабость, головные боли и тошнота. Почему к тебе никто не приезжает?

Я искреннее думала, что в палате будут толпиться родственники и фанаты. В конце концов, жена.

— Ты им запретил? — снова задаю вопрос. — Не хочешь, чтобы тебя видели слабым?

Бакурин молчит, затем утвердительно кивает. Я задеваю его живот костяшками пальцев, но уже не пугаюсь своих реакций и умело беру их под контроль.

— Посещения поставлены на паузу. Не хочу ни подарков, ни помощи, ни жалости, — произносит Андрей.

— Меня же пускаешь, — вслух отмечаю.

Я поднимаю взгляд и в следующую секунду жалею о своих словах. В любой момент ситуация может кардинально измениться.

— На тебя мне похуй, Женя, — честно пожимает плечами гонщик.