Пациент находился в больнице всего три тягостно тоскливых дня, когда в воскресенье произошло это знаменательное событие, причем почти все врачи отсутствовали, а медсестры занимались неизвестно чем.
Он догадался о приближении чего-то необычайного задолго до его прихода по взрывам хохота и приветственным возгласам пациентов в отдаленных коридорах.
Наконец, в дверном проеме возникло удивительное явление.
Там стоял человек, держа на поводке золотистого ретривера невиданной красоты.
Ретривер был неправдоподобно хорош собой и великолепно выхолен. Его взгляд светился незаурядным умом, а на шее у него была аккуратно повязана бандана кровавого цвета.
Пес обходил больницу, и поговаривали, будто в день его появления во всех коридорах, где он побывал, царила великая радость.
Что, впрочем, казалось вполне естественным, и пациент часто задавался вопросом, почему в мире нет других псов, которые навещают людей, поднимают им настроение, а может, исцеляют.
Пес в кроваво-красной бандане на какой-то миг остановился в нерешительности на пороге, взглянул на пациента, затем вошел в палату и замер ненадолго у его койки в ожидании ласки.
Потом, убедившись, что пациенту полегчало, пес повернулся, вышел и засеменил по коридору под ликующие возгласы и восклицания.
Вот уж действительно — знаменательное событие, и пациент сразу почувствовал себя лучше.
В последующие дни пациент ловил себя на том, что чего-то с нетерпением ждет; он не знал, чего именно. Но его вдруг осенило, что он не дождется возвращения пса в красной бандане. Оно представлялось ему важнее приходов и уходов доктора и навязчивого внимания медсестер.
На следующей неделе пес появился всего один раз.
Через неделю, когда болезнь пациента не отступала, пес наведывался дважды, и казалось, от его присутствия в больнице становится светлее и уютнее.
На третью неделю по какой-то необъяснимой причине пес в красной бандане приходил каждый день и прогуливался по коридорам с красным шарфом на шее и взглядом, исполненным сострадания и понимания на прекрасном лике.
На исходе первого месяца, когда пациент почувствовал, что готов выписываться хоть сейчас, произошло еще более замечательное событие:
Вместо обычного сопровождающего с ретривером пришел человек, почти такой же незаурядной внешности, что и пес.
Он носил простой костюм цвета хаки, а на шее — красный галстук. Он был явно слеп, поэтому пес служил ему поводырем.
На этот раз, как и прежде, пес замер в дверях и почти указал на пациента, который приподнялся с постели и подался вперед, словно ожидая, что пес заговорит.
Но заговорил слепой.
— Сэр? — сказал он, пытаясь угадать личность пациента. — Представьте, что кто-то спросил вас, какая из всех тварей морских, земных и небесных ведет себя более всего по-христиански?
Пациент, ожидая подвоха, попытался себе это представить, затем ответил:
— Вы имеете в виду человека?
Слепой слегка покачал головой.
— Нет. Кроме человека. Какая тварь ведет себя более всего по-христиански?
Пациент посмотрел оценивающим взглядом на пса в кроваво-красной бандане, сидевшего у дверей, и опять подметил его тонкий ум, и сказал:
— Ответ — собаки.
Слепой молча кивнул.
— Совершенно верно. Все прочие твари живут, не осознавая, что они существуют. Кошки — особенные. Они изящны и горячо любимы, но живут, не осознавая своего существования, как, впрочем, и все твари небесные, что летают и парят, облетая землю, и все твари полевые, что живут, но не осознают своего существования.
Все твари, обитающие в поле, в море и воздухе, смертны, но они не ведают смерти и не способны горевать.
А собаки не только знают, что такое жизнь, но чуют и осознают смерть.
Пациент кивнул, ибо знал, что это так. Он вспомнил смерть друга, когда его собака горевала еще долгое время после его кончины, слонялась по дому, скорбно скуля, и исчезла во тьме.
— Чем больше я думаю об этом, тем более незаурядными становятся для меня собаки, — сказал пациент.
Слепой возвел глаза к потолку и спросил:
— А если бы собаки очутились у врат рая, их допустили бы туда?
— Немедленно! — воскликнул пациент и усмехнулся своему быстрому отклику. — Ведь они без греха. Люди должны выстроиться за ними в очередь и умолять, чтобы их впустили. Собаки же сразу прибегут и встанут подле Святого Петра — помогать приему грешного существа по имени человек.
Так вот, на вопрос, какое существо на свете обладает самым христианским, великодушным и любящим нравом, я отвечаю — собаки. Это их можно назвать наряду с Абу Бен Адамом прежде всех остальных.
Слепой согласился.
Попробуй стукни своего кота — и ты лишишься друга. Подними руку на своего пса, чего, я надеюсь, ты никогда не сделаешь, но если ты все же ударил его хоть раз в жизни, он уставится на тебя трогательным взглядом и промолвит: «Что не так? За что? Разве ты не знаешь, что я люблю тебя и прощаю?» А затем он подставит тебе сначала одну щеку, потом другую и будет вечно любить тебя. Вот что такое собаки.
Во время беседы пес в кроваво-красной бандане сидел рядом со слепым, глядя на пациента самым нежным и проницательным взглядом. Слушая, пес не внимал похвалам и не пренебрегал ими, а молча сидел в ореоле своей красоты.
Наконец, когда пес почувствовал, что слепой высказался, то ушел бродить по коридорам больницы, откуда донеслись приветственные крики и смех.
В последующие дни молва разнесла по всей больнице, что к выписке готовится невероятно большое количество людей; пациенты, проводившие в больнице многие недели, а то и месяцы, вдруг собирали свои вещи и уезжали, к удивлению и изумлению врачей и под любопытное перешептывание медсестер. Уезжал пациент за пациентом, и количество тяжело больных сокращалось, а смертность почти сошла на нет. Во всяком случае, так говорили.
На четвертой неделе, лежа в постели, однажды ночью пациент почувствовал пронзительную боль в запястье и принял аспирин, но боль не унималась.
Полусонный, он почувствовал рядом с собой нечто похожее на дыхание и услышал диковинные звуки, напоминавшие летние ночи его детства.
В три часа ночи, когда сквозь оконные стекла струился лунный свет, приятно было прислушиваться к прекрасным звукам из далекой кухни, где стоял холодильник.
В лотке под холодильником собиралась вода из-под брусков льда, и в три ночи раздавалось смачное чавканье. Это терзаемая жаждой собака пролезала под холодильник и лакала холодную чистую талую воду.
Одним из самых трогательных впечатлений его жизни были эти чарующие звуки, к которым он прислушивался, неподвижно лежа в постели.
То ли воспоминая, то ли воображая в полудреме всплески ледяной воды, пациент почувствовал, как что-то шевелится по его запястью.
Словно кто-то пытался слизнуть холодную воду в ту давнишнюю летнюю ночь.
Потом он уснул.
Когда он пробудился утром, боль в запястье прошла.
В последующие дни пес в кроваво-красной бандане бродил по больнице сам по себе, в одиночку. Слепой давно уже не появлялся.
Казалось, псу известно, куда идти, и он частенько наведывался к пациенту, подолгу разглядывая его.
Они беседовали молча; пес как будто понимал все, что хотел сказать пациент, хоть тот не проронил ни слова.
Затем пес уходил гулять по больнице, и в ближайшие дни смех, приветственные восклицания и возгласы иссякли, и, казалось, больница пустеет. Врачи не только перестали приходить по воскресеньям или играть в гольф по средам, но и перестали приезжать по вторникам, четвергам и, наконец, по пятницам.
Эхо в коридорах становилось гулким, и ничье дыхание не доносилось из отдаленных палат.
В последний день пациент, почуяв тревогу и поняв, что в любой момент может одеться без указаний врача и отправиться домой, встал и крикнул в коридор с высокими потолками:
— Эй, есть тут кто-нибудь?!
Притихшие больничные палаты ответили ему долгим молчанием. И опять он позвал:
— Эй, кто-нибудь!
И услышал только эхо из залов, и все коридоры в здании замерли в безмолвии.
Очень медленно пациент стал одеваться, готовясь уходить.
Наконец, в три часа пополудни в безмолвном коридоре появилась красивая собака в кроваво-красной бандане и остановилась в дверях.
— Заходи, — позвал пациент.
Пес вошел и встал у кровати.
— Садись, — сказал пациент.
Ретривер сел и посмотрел на него большими добрыми лучезарными глазами и полуулыбкой.
Наконец пациент спросил:
— Как тебя зовут?
Пес окинул его изучающим взглядом своих больших лучезарных глаз.
Его челюсти едва заметно зашевелились, и послышался шепот:
— Иисус, — промолвил ретривер. — Вот как меня зовут. Иисус. А тебя?
2010