Песики & Детектив

Песики & Детектив

Артур Гедеон Призрак черного пса

1

Он возвращался домой уже за полночь. Зыбкий осенний туман поднимался от мокрого асфальта. Луна скупо освещала центральную улицу города, прицелившись к трамвайной линии — четыре лимонных стрелы уходили в ночную перспективу. Фонари едва горели. У деревьев на тротуарах и у стен домов плотно лежали глухие тени, во дворах, что открывались загулявшему прохожему, густилась непроглядная тьма. Не было ни души, словно город вымер. Никто не шел навстречу, никто не топал за спиной. Другая сторона улицы тоже казалось мертвой. Как это ни странно, не было и машин, которые проносятся ночью, вырывая светом фар дорогу у темноты.

И звуков, кстати, тоже не было. Только его, Андрея Крымова, шаги. Странная ночь! Таинственная. Почти опасная.

И все-таки кто-то должен был оказаться у него на пути. Крымов не сразу понял, что он видит. Или кого. Там, в перспективе улицы, на краешке квартала стоял и смотрел в его сторону огромный черный пес. Широкая грудь, острые уши. Крымов замер, врос в тротуар. Такие встречи не предвещают ничего хорошего. Это был крупный доберман, как понял по силуэту Крымов, машина для убийства, по облику — собака-демон.

У такого породистого пса должен иметься хозяин, но нет: зверь был сам по себе.

Так они простояли с полминуты. Вдруг пес сорвался с места и бросился налево, на другую, встречную улицу. Возможно, его все-таки позвали специальным собачьим свистком. Крымов осторожно прошел до конца квартала. Он знал, как собаки могут вырываться из ниоткуда. Угадай, что у той на уме!

К счастью, частному сыщику Андрею Крымову было направо. Но на перекрестке он все-таки оглянулся: черный пес стоял на середине квартала, в центре улицы и вновь смотрел на него. Это было уже чересчур. Наваждение какое-то. Чистой воды мистика. Андрей настороженно смотрел на пса, а тот смотрел на него. Потом пес повернулся и побежал вперед, но в конце квартала остановился, повернулся и уставился на человека.

Андрей Крымов понял: черный пес зовет его за собой. И он, наплевав на благоразумие, двинулся в противоположную от дома сторону. Пес пробежал еще один квартал, затем другой. Зверь уже убедился, что заинтриговал прохожего, и уводил его все дальше. А Крымов, приняв игру, шел за ним и шел.

Только такой провожатый и в ад может завести…

Андрей сам не успел заметить, как оказался на старой Хлебной площади, возвышавшейся над спящей Волгой.

Зачем его привел сюда черный пес? Что он тут забыл? Что должен увидеть? И почему пес исчез? Сделал свое черное дело — и с глаз долой?

Крымов понял, что стоит на тротуаре у старинного двухэтажного особняка с четырьмя широкими колоннами и осанистым портиком. Этот особняк Андрей хорошо знал, ходил мимо него много раз, но забыл, что это за дом и кому принадлежит. То ли музей, то ли респектабельная контора? В дальнем окне второго этажа, за неплотной занавесью горел приглушенный свет. Крымов нахмурился: все было нехорошим в этом окне — свет лучился бордово-кровавым, от него исходили напряжение и тревога, удесятеренная, будто спрессованная.

Детектив увидел за красной занавесью неясный силуэт. Женщина? Кажется, да. Но какая? Старинное платье с воротником, высокая прическа. Силуэт приблизился к занавеси один раз, скрылся, затем второй и вновь пропал, а потом и третий. Женщина словно терзалась чувствами и сомнениями, мучилась чем-то и в такой поздний час нетерпеливо ходила по комнате. Наконец она встала у окна, спиной к портьере, словно хотела отстраниться от кого-то. А затем появился второй силуэт. Мужчина? Да, именно так! Мужчина приблизился к ней, обнял женщину и стал… целовать ее. Жадно! Руки женщины отталкивали его, она не желала этих объятий, но это только придавало мужчине силы и азарта. Детективу показалось, через стекло он услышал женский крик — отчаяния, протеста. Но мужчина оказался сильнее. Он сгреб ее, подчинил. Крымов увидел, как напористый кавалер уронил даму, ослабевшую, сдавшуюся, и на руках унес в глубину комнаты. Алая занавесь осиротела.

Андрей почувствовал легкий озноб, услышав за спиной приглушенное рычание. Он обернулся — огромный черный пес, остроухий плечистый доберман, стоял в трех шагах и смотрел ему глаза в глаза. Морда пса уже тихонько щерилась, виднелись острые клыки. Только глаза черного пса были необычными — не черными ледяными пуговицами; в них горел тот же кроваво-красный приглушенный свет, что и в дальнем окне особняка.

Пес-демон, пес-убийца, посланник ада, вот кто был перед ним! И тот словно все понимал — в нем таилась не только стихия зверя, но определенно что-то разумное. И оттого еще более пугающее.

«Бросится или не бросится?» — лихорадочно решал Крымов. Как ему быть, если нападение случится? Такого не оттащишь. У него даже ножа с собой нет.

А пес вдруг гортанно захрипел, оскалив клыки, словно почувствовал, что человек готовится к драке не на жизнь, а на смерть, и на этот раз глаза его вспыхнули бурлящей живой кровью…

…В это мгновение Андрей Крымов и проснулся. Сердце его билось не то чтобы неровно — бешено! Черный пес с кровавыми глазами все еще стоял перед ним, тихо и грозно рычал.

— Вот зверюга, напугал, — выдохнул детектив. — То-то я смотрю: ни звуков, ни пароходов, ни трамваев. — Он отер со лба пот. — Только этот черный демон…

Но какой точный был сон! Фильм ужасов, да и только. Такие остаются в памяти надолго. Кто были эти мужчина и женщина за полупрозрачной портьерой, которых он застал в таком яростном, противоречивом и обнаженном проявлении чувств? Плод его разыгравшегося воображения или персонажи, с которыми у яви существовала тайная связь?

Было раннее утро. Чистое, осеннее. Андрей встал, принял душ, потом завтракал. Но на душе, если честно, остался нехороший осадок — так крепко вошел в него этот сон. Что было нужно этому псу с кровавыми глазами? Словно зверь не просто так приходил к нему во сне, провел его через весь старый город и вывел именно к тому особняку. С тревожным рдяным светом в дальнем окошке…

2

Ясным осенним днем, когда за тобой не гонятся ночные призраки, мир выглядит привлекательным и дружелюбным. Андрей Крымов оказался на Хлебной площади в хорошем настроении, с желанием потянуть за брошенную ему ниточку.

Каков будет клубок? Если вообще будет.

Вот и Круговая улица, старое здание городской управы, в котором теперь размещается Министерство водного транспорта, небольшой парк имени Пушкина с бюстом поэта, еще парочка зданий. Тут почти не было новостроя — город сохранил свою дворянско-купеческую стать. А вот и особняк с четырьмя толстыми колоннами, вплотную примыкающими к зданию, и портик с хитрой скульптурной композицией на античную тему.

И припарковаться есть где. Детектив вышел из старенького «Форда» и предусмотрительно огляделся: нет ли где-нибудь поблизости его ночного провожатого? Нет, пса не было. Зато Крымов отметил, что стоит именно на том самом месте, где и в своем тревожном сне. Взгляд его тотчас ушел вверх и в сторону — к дальнему окну на втором этаже, где ночью за кроваво-бордовой занавесью развернулась сцена любви и ненависти.

Он поднялся по парадному и остановился у тяжелых дубовых дверей, несомненно, сохранившихся еще с позапрошлого века.

«Ну конечно, как я мог забыть! Невежа ты, Андрей Петрович…» — только и подумал Крымов, взглянув на табличку слева.

«МУНИЦИПАЛЬНЫЙ ИСТОРИКО-КРАЕВЕДЧЕСКИЙ МУЗЕЙ ГОРОДА ЦАРЕВА»

Так гласила надпись, под которой мелким шрифтом объявлялись годы постройки. А справа висела другая табличка:

«ОСОБНЯК ГРАФА ДМИТРИЯ ИВАНОВИЧА ОВОДОВА (1835–1905 гг.),

ПРЕДВОДИТЕЛЯ ДВОРЯНСТВА ЦАРЕВСКОЙ ГУБЕРНИИ»

Крымов открыл исполинские двери, за ними вторые. Двери в эпоху модерна! Прихожая с огромными зеркалами, портретами, высоченными потолками и помпезной люстрой, шкафами, буфетом с резными цветами и листьями по углам, витражными стеклами на створках. Канделябры. Удушливый и приятный запах старины! Старой краски и полироли.

— Чудненько, — пробормотал Крымов.

В небольшой комнатке с открытыми дверями послышалась возня. Кряхтя, вразвалку на пороге появился пожилой дядька в форме хаки с меткой «Охрана» и мрачно кивнул:

— Вы к кому?

— К ее величеству истории, — поклонился Крымов. — Здрасьте.

— Из пожарной инспекции, угадал?

— Отчасти, — уклончиво ответил детектив. — Мне бы к директору.

— Платон Платонович наверху у нас заседает. Поднимайтесь по этой лестнице, — кивнул охранник. — Ну точно из пожарной охраны, — в спину гостю бросил местный цербер. — Я вас за версту чую…

Андрей Крымов вышел на второй этаж и внимательно огляделся. Большая зала, четыре двери, пара зеркал, кругом старинные портреты. И первым, в который он уперся взглядом, был парадный портрет видного дворянина с усами и бакенбардами а-ля Николай Первый, в роскошном мундире с регалиями, аксельбантами, при сабле в дорогих ножнах, в начищенных до блеска сапогах.

Но вот оттого, что было рядом с этими сапогами, вернее, кто, Андрей непроизвольно напрягся и разом остановился. Слева у ног военного лежал и цепко смотрел на него широкогрудый доберман с торчащими ушами. Узкая морда, цепкие черные глаза. Этот пес был копией той «адской» собаки, что вела этой ночью Крымова по улицам его города и привела к этому дому. Только у пса из мрачного сновидения глаза пылали живой кровью, когда он рычал и, кажется, хотел броситься на доверчивого прохожего. У этого были просто черные глаза выученного, но, несомненно, опасного зверя.

— Опаньки, — только и проговорил Крымов. — Да я по адресу пришел… Жуть.

Он тотчас обернулся на шорох за спиной. Позади стоял добродушный старичок в поношенном, но опрятном костюме, сцепив на груди сухие ручки.

— Граф Дмитрий Иванович Оводов, — представил он изображенного на холсте военного. — Предводитель дворянства Царевской губернии, известный человек нашего края, в позапрошлом веке… Добрый день. Вы пожарный инспектор?

— Здравствуйте. Я уже начинаю беспокоиться за вашу пожарную безопасность. Как у вас проводка, кстати?

— Я специалист в другой области, — быстро отговорился старичок. — Но очень надеюсь, что благополучно.

— Нет, я не пожарник, — успокоил Крымов. — Я — экскурсант. Решил получше узнать историю своего города. А то, знаете, в суете будней забываешь великие вехи.

— Это похвально. Сейчас мало кто интересуется историей.

— Расскажете о музее, Платон Платонович?

— Так кто вы на самом деле? — хитро сощурился директор.

Крымов вздохнул:

— Капитан полиции в отставке. Убойный отдел. Я частный сыщик.

— Ух ты! Расскажу, и с превеликим удовольствием. Любочка, наш экскурсовод, в отгуле, но я справлюсь. С графа и начнем… — Он уважительно указал рукой на парадный портрет породистого дворянина. — Итак, Дмитрий Иванович Оводов, предводитель дворянства Царевской губернии, полковник от инфантерии, участник двух войн девятнадцатого века. Его предок, тульский дворянин Константин Дмитриевич Оводов, вон его портрет, в парике, — Плещеев указал на полотно в другом простенке, — прибыл на берега Волги в свите Екатерины Второй, которая в сопровождении милого друга графа Алексея Григорьевича Орлова объезжала свои несметные владения. Орлову приглянулась Самарская Лука, тут он и скупил невесть сколько земель. Досталась землица и Константину Дмитриевичу Оводову, которого позже царица наградила графским титулом. От того самого Константина и пошел графский род.

Далее шел рассказ обо всех Оводовых, их славных деяниях, войнах, в которых они участвовали, как и положено дворянам, царевым слугам. Слушать Платона Платоновича было одно удовольствие, как и любого профессионала, влюбленного в свое дело. Они обходили залу, то и дело останавливались у витрин и стендов под стеклом, где на старинных фото был запечатлен Дмитрий Оводов. Всюду рядом с графом была черная собака, а еще красивая молодая женщина. Куда реже — молодой офицер с вызывающим выражением лица, явно гордец, с глубокой ямочкой на подбородке. Так они обошли всю залу и вновь остановились у парадного портрета Дмитрия Ивановича, у ног которого лежал черный пес, подозрительно и цепко глядя на любопытных зрителей.

Крымов только ждал момента, чтобы задать живо интересующий его вопрос, но не перебивал ученого старика. И вот он наступил.

— А что это за мрачный доберман? — притворно нахмурился Андрей. — Он и на полотне, и на многих фото. Просто графский пес?

— Графский, но не просто, — усмехнулся Плещеев. — Это Арчибальд — верный друг и надежный охранник графа Оводова. Они буквально не расставались. В одном из семейных писем есть интересная подробность. Однажды Дмитрий Иванович уехал надолго за границу, так Арчибальд перестал есть, сидел у кровати хозяина, поскуливал и угасал на глазах. Графу о том написали, он вернулся раньше срока и едва успел вовремя: пес готов был отдать концы. А какая была радость, когда пес увидел его!

— Могу себе представить.

— Об этом есть воспоминания камердинера Митрофана, записанные секретарем графа.

— Очень интересно. А еще я заметил на паре-тройке фотографий рядом с графом красивую молодую женщину и юношу. Кто они?

— О-о, это еще одна история! Идемте со мной. — Плещеев указал вперед. Они прошли по одному из коридоров, и директор открыл дверь. — Это кабинет Дмитрия Ивановича, а вот посмотрите на этот портрет, уважаемый господин сыщик… Какова дама?

На парадном портрете была изображена в полный рост необыкновенной красоты молодая женщина в черном платье до пят с высоким воротником под самый подбородок, ее темные волосы были убраны кольцами назад, голова чуть приподнята, гордо и с вызовом. В лице запечатлелись грусть, тревога, даже отблеск отчаяния. Руки с перстнями, сцепленные под грудью, держали большой золотой крест.

— Она же на тех фотографиях, как я понимаю? — спросил Крымов.

— Именно так. Знакомьтесь, Мария Аркадьевна Черкасова. Дочь разорившегося дворянина из отдаленного уголка Царевской губернии, — Плещеев трагично вздохнул, — увы, бесприданница, но… дальняя родственница Дмитрия Ивановича, которую он милостиво взял к себе еще девочкой, вырастил, дал умной девушке прекрасное образование. И…

Плещеев многозначительно посмотрел на Крымова.

— Что «и»? — спросил тот.

— Не догадываетесь?

— А должен?

— Попытайтесь. Вы же детектив.

Вот тогда его торкнуло. Крымов непроизвольно вспомнил свой недавний сон: крайняя комната на втором этаже, кровавая занавесь, за ней женщина нервно ходит к окну и обратно, тревожась и мучаясь, затем появляется мужчина, силой берет ее на руки и уносит прочь. Неужели сон — подсказка? Но он же не пророк, наконец. По крайней мере, не был раньше. Как же такое может случиться? Тем более интересно стало угадать.

— Старый граф влюбился в молодую красавицу, которой дал путевку в жизнь, и стал домогаться ее? — напрямую спросил Крымов. — А может быть, сделал своей любовницей? Взял ее, прости господи, силой? Однажды ворвался в ее покои и сделал то, чего хотел так долго?…

— Невероятно! — всплеснул руками энергичный старичок. — Да вы не просто детектив — вы ясновидец! Именно об этом и свидетельствуют всевозможные письма людей того времени.

— Если Мария Аркадьевна жила в этом особняке, то у нее была и своя комната?

— Да, на втором этаже.

— В какой стороне?

— А это так важно?

— Я фанат подробностей. Профессия.

— Понимаю. В левой стороне. Если стоять на парадном.

«Неплохо, неплохо, — подумал Крымов. — А доберман, мой провожатый, знал свое дело…»

— Официальная версия такова, — продолжал Плещеев, — старый граф был влюблен в Машеньку Черкасову, даже делал ей предложение, и не единожды, но она всякий раз отказывала ему. Как вы понимаете, Машенька не любила старого графа. Когда-то, еще девочкой, она влюбилась в юного графа, наследника, романтического принца, и пронесла это чувство через годы.

— Юный граф? Тот самый молодой офицер на фото? С ямочкой на подбородке?

— Именно он. Павел Дмитриевич Оводов. Видя, что молодых людей тянет друг к другу, — это опять же официальная версия, прошу заметить, — отец отослал сына учиться в Англию в военно-морскую академию. — Директор усмехнулся: — Дело закрутилось, когда Павел Дмитриевич вернулся из-за границы. Морской офицер, красавец…

— Так, интрига пошла!

— Теперь уже Машенька Черкасова влюбилась в него по-настоящему. А молодой граф в нее. Она тоже расцвела за эти годы. Между ними быстро завязалась любовная связь. Именно тогда и был написан этот портрет. А крест в руках — символ покаяния. Тем более что он принадлежал матери старого графа. Фамильная святыня! Крест потом исчез, увы.

— Верно, пошел на нужды революции.

— Очень может быть. Так вот, долго скрывать любовную связь молодые люди не смогли. Слишком ярко пылали их сердца. Отец застал счастливых любовников во время интимной сцены.

— Конфуз, — покачал головой Крымов.

— Именно так. Негодованию старого графа не было предела. Да что там негодованию — ярости, гнева. Отец и сын в одно мгновение стали врагами. Старший Оводов указал им на дверь. Но когда они уже собирали вещи, вспыхнула последняя сцена ревности — драматическая, трагическая, роковая. Старый граф, как можно догадаться по письмам, — директор горько вздохнул, — убил Машеньку.

— Ух ты, значит, уголовщина, — искренне изумился Крымов. — И как же он убил ее?

— Застрелил. Доказательства только косвенные. По официальной версии, Машенька умерла от менингита, но есть письмо от одного доктора, друга семьи Оводовых, который своему знакомому в Симбирской губернии сообщил: граф убил девушку и выгнал сына из дома. В этой схватке погиб и пес Арчибальд.

Вновь перед Крымовым встала черная собака с пылающими кровью глазами. Вокруг была ночь, за окном на втором этаже происходило что-то очень плохое. Трагическое, безысходное…

— Каким образом погиб Арчибальд?

— Возможно, он решил защитить Машеньку от хозяина. Я не знаю. О собаке никто толком не упомянул. Есть сведения, что старый слуга Митрофан помогал графу хоронить Арчибальда. Смерть собаки совпадала с исчезновением из графского дома Машеньки.

— Сколько тумана. Как она исчезла?

— Мы знаем только одно: ее тело увезли на родину, на самую окраину Царевской губернии, в село Елесеево, и похоронили на кладбище близ родового поместья. Есть письмо, где на этом настаивал безутешный отец Машеньки, разорившийся дворянин Черкасов. Я помню его наизусть: «Вы не уберегли мою дочь, ваше сиятельство, и за это будете держать суд на небесах! — Мгновенно войдя в роль поверженного горем отца, Плещеев потряс сухим пальцем: — Так верните же мне ее останки, чтобы я смог погрести их в родной земле».

— Трагично, — искренне вздохнул Крымов. — Очень.

— Есть еще одна интересная подробность этого дела.

— Слушаю.

— В то же самое время, когда ушла из жизни Машенька, был убит пес и уже навсегда покинул родной дом Павел Дмитриевич Оводов, исчез и камердинер Митрофан Рыков.

— Тот самый, который помогал графу хоронить пса?

— Именно он. Но и это еще не все. У Рыкова вдруг, откуда ни возьмись, появились весьма приличные деньги: аж на крупную сапожную мастерскую и хороший каменный дом. При Никите Митрофановиче, сыне Рыкова, мастерская превратилась в небольшую фабрику, а потом и в большую.

— Ага. Видать, хорошего отступного дали этому Митрофану за молчание, а, Платон Платонович?

— Я тоже так думаю. Митрофан Рыков, полагаю, стал свидетелем убийства Машеньки. Возможно, шантажировал хозяина, и граф откупился от него.

— И дороги всех четырех разошлись в разные стороны. Меньше всего повезло несчастной Машеньке…

— Да уж, бедная девочка! Ее дорожка привела на деревенское кладбище села Елесеево; Павел Дмитриевич уехал за границу, как мы это видим из писем, и с концами; Арчибальда похоронили; а старый граф остался один — доживать свой век. В горе и, надеюсь, раскаянии.

— Любовь — злая штука. Кстати, вы бы не могли показать мне комнату Машеньки?

Плещеев поморщился:

— Там требуется ремонт. Обои отклеились, и вообще…

— Да ладно вам — такая история!

— Какой вы! Хорошо, в качестве исключения, как сыщику. Прошу вас. Только возьму в кабинете ключи.

Через пару минут, гремя связкой ключей разного калибра, Плещеев отпирал дверь в комнату несчастной жительницы этого дома, благодаря своей красоте ставшей яблоком раздора между соперниками — отцом и сыном.

Это была та самая комната, которую видел с улицы в своем сне Андрей Крымов. Детектив обошел обитель бесприданницы, скромную, но хорошо обставленную, как ни странно, в полной мере сохранившую дух того времени.

— И как все это не разграбили? — Он кивнул на старинный буфет с резным орнаментом, за стеклами которого хранилась посуда. — Большевики, я имею в виду?

— А его как раз большевики-комиссары и облюбовали. Вот кто любил помещичье добро: перины пуховые, столовое серебро. Позже, во время войны, тут жил посол дружественной Югославии. А после войны решили сделать краеведческий музей. Так он и дотянул со старыми мебелями до наших дней. А картины в подвалах обнаружили прямо под домом, среди прочего хлама.

— Буфет и впрямь красавец, — трогая искусную резьбу, заметил Крымов. — А что это за выщербина? — Он аккуратно провел пальцами по нижней раме высокой створки буфета. — На пулевое отверстие похоже…

— А это и есть пулевое отверстие, уважаемый Андрей Петрович.

Крымов обернулся:

— Да ладно? Это то, о чем я думаю?

Плещеев хитро сощурил глаза:

— Вопрос: о чем думаете вы?

— Не верю. Вот так, спустя сто двадцать лет?

— По преданию, это как раз та пуля, что убила Машеньку Черкасову, а потом угодила в буфет.

— Вот оно что. Я открою? Ключ-то в замке.

— Будьте так любезны.

Крымов провернул ключ и бережно открыл створки. Подвинул старинный фарфор, тщательно все осмотрел.

— А тут следа от пули нет.

— Вы очень внимательны. Он есть, я сейчас вам покажу. — Старик загремел ключами, нашел нужный, воткнул в замочную скважину правого ящика буфета, выдвинул его и, вытащив резную шкатулку, поставил ее на столешницу. — Антикварная шкатулка из ореха для писем и безделушек с расписной вставкой под эмаль на крышке. Вот смотрите, еще одно отверстие.

— Милая вещица. — Детектив взял произведение искусства в руки, долго рассматривал шкатулку, прикладывал ее к створке буфета, вновь рассматривал и прицеливался острым глазом опытного следака.

— Да, траектория совпадает. Вы правы. Но пуля только вошла в шкатулку. Задняя стенка цела.

— Именно так.

Шкатулка с пасторальной миниатюрой, чуть потрескавшейся, была заперта.

— Откроете? Уверен, у вас и от нее ключик найдется, а?

— Еще как найдется, — усмехнулся Плещеев, быстро нашел в связке крохотный ключ и отпер замок: — Пожалуйте, господин сыщик.

Крымов открыл шкатулку. Письма, старые открытки. Скорлупа грецкого ореха в причудливой и тесной серебряной оправе — тоже своего рода произведение искусства. Одна половинка — из чистого серебра, но с тем же «ореховым» рельефом.

— А это что за безделушка? — повертев скорлупу в руках, спросил Крымов.

Потряс у самого уха, но ничего не услышал.

— Безделушка, она и есть безделушка. Я так думаю.

— А что внутри?

— Если ударить молотком, можно и посмотреть. Но как-то жалко. Думаю, просто ореховая скорлупа в оправе. Чья-то причуда.

— Значит, пуля из пистолета графа остановилась в этой шкатулке. Тут закончилась ее кинетическая энергия, которую ученые еще называют живой.

— Выходит, что так.

— А графский револьвер сохранился?

— Два из трех его револьверов есть. Они в экспозиции. Это вы к чему?

— Отверстие от пули — по нему можно определить марку оружия. Что за револьверы были у графа?

— Французский револьвер «Лефоше»…

— Знаю такую марку, образца 1853 года.

— Верно. Трехлинейный револьвер системы «Наган»…

— Образца 1895 года — русская классика.

— Тоже верно. И третий, его упоминают только в письмах. Это итальянский револьвер «Бодео», образца?… — Старичок внимательно посмотрел на гостя. — Ну же?…

— Не помню, увы.

— 1889 года. «Солдатская модель» без защитной скобы на спусковом крючке.

— Да вы знаток оружия, Платон Платонович.

— Ваша правда, но только отчасти. Я посвятил долгие годы графскому роду Оводовых. Поневоле начнешь разбираться в разных вещах, которые ценил сам граф. В стрелковом оружии в том числе.

Крымов достал телефон, сделал снимки комнаты бедной Машеньки, прицельно сфотографировал легендарный буфет. И с особой тщательностью — пулевые отверстия в буфете, в шкатулке. А потом, уже в комнате графа, щелкнул и графские пистолеты. Для своей визуальной коллекции.

Вскоре они попрощались.

— Да, Платон Платонович, забыл спросить. Обувная фабрика, созданная Никитой Митрофановичем Рыковым, — что с ней стало дальше?

— В революцию отошла государству, там шили сапоги для Рабоче-крестьянской Красной армии. Но и после Гражданской войны фабрика продолжила работу. Шила ботинки «скороходы», называлась «Волжский скороход».

— Слышал о такой.

— Разумеется, слышали. В перестройку фабрику приватизировали, и помещения отдали под торговый центр.

— А потомки Рыковых сохранились?

— Есть один, — отчасти насмешливо заметил Плещеев, — спятивший кошатник Петр Семенович Рыков. В юности мы дружили, но потом насмерть разругались. У них, видите ли, в семье передавалось из поколения в поколение враждебное отношение к Оводовым. Это перенеслось на сам музей и тех, кто его опекает, посвятил свою жизнь Оводовым.

— На вас?

— Именно так.

— А-яй-яй. И почему?

— Видать, нехорошо они разошлись — Дмитрий Иванович Оводов и Митрофан Рыков. Я же не просто так сказал, что ушел слуга из этого дома с неприлично большой суммой денег. У нынешнего Рыкова, Петра Семеновича, есть огромный домашний архив, он же краевед у нас; но меня и моих учеников он к этому архиву на пушечный выстрел не подпустит.

— Стало быть, и впрямь вендетта?

Плещеев развел руками:

— Стало быть.

Крымов задумался:

— Да, и еще один вопрос. А где они, граф и Митрофан, похоронили пса, добермана Арчибальда?

— А в этом дворе и похоронили, — очень просто ответил Плещеев.

— Откуда вы знаете?

— Из писем, конечно. Напротив домовой часовенки, так было написано в одном из писем графа своему поверенному Астапову. Даже не представляю, как переживал граф, случайно или нарочно застрелив любимого пса, который пытался остановить его, защитить Машеньку Черкасову.

— И где эта часовенка, интересно? — спросил Крымов.

— Из этого окна она видна, — Плещеев махнул рукой, — идемте, Андрей Петрович. — Они подошли к окну. — Вон она. — Директор музея кивнул за окно, на осенний дворик и широкий газон с тополем. — В революцию из нее склад сделали, иконы забелили, ну а когда усадьбу стали реставрировать, то и часовенку привели в порядок. Даже росписи на стенах удалось спасти и восстановить.

— Интересно, где он похоронил своего пса? — задал риторический вопрос Крымов.

— Где-то в районе этого газона, я думаю, — пожал плечами директор. — Собачью могилу мы искать не стали, каюсь.

— Логично, — заметил детектив. — Увидимся, Платон Платонович!

3

Выдавать себя за другого человека Андрей Крымов научился сразу после того, как уволился из органов и перешел на вольные хлеба. Приобретая много имен, ты открываешь и много характеров в самом себе, обретаешь новые черты своей натуры.

Главное — не заиграться.

Адрес и телефон Петра Семеновича Рыкова он узнал у друзей в Управлении МВД и скоро уже звонил пожилому краеведу. Андрей Крымов представился журналистом, который изучает жизнь известных дореволюционных предпринимателей, знаковых, так сказать, личностей. Краевед с радостью согласился с ним встретиться.

Рыков, мощный старик-тяжеловес, полная противоположность щуплому Плещееву, тоже жил в старой части Царева, в дореволюционном доме. Недаром Платон Платонович назвал его кошатником: тут был целый зверинец. Острый запах сразу ударил в нос. По квартире Рыкова лениво ходили взад и вперед кошки и котята, две лежали на полках, две на подоконнике. Всего Крымов насчитал штук десять-двенадцать.

— Котеночек не нужен? — едва гость прошел в гостиную, между прочим спросил пожилой хозяин в старом халате. — Два помета в этот раз — многовато для меня одного. Все — красавцы.

— Увы. Я часто бываю в разъездах, а так бы с удовольствием обзавелся.

— А я вот домосед, — объявил крупнокалиберный хозяин.

Одна кошка, трехцветная, самоуверенная, с наглым прищуром, развалилась на столе, среди книг и бумаг.

— Это Зорька, мать племени, — сказал Рыков. — Она с характером, может и цапнуть.

— Уважаю. Привет, Зорька, привет, племя, — поздоровался Андрей с очаровательным зверинцем.

Кошкам было не до него.

— Чаю?

Крымов оглядел общий беспорядок, в котором главными санитарами леса были, несомненно, животные, и сильно засомневался.

— Пожалуй, нет. Только что отобедал.

— Так что вас интересует? — когда они сели в кресла, разделенные журнальным столиком, спросил хозяин.

Крымов достал из кармана диктофон, включил его и положил между ними на старые журналы «Вокруг света».

— Биография вашего знаменитого предка — Никиты Митрофановича Рыкова, фабриканта. Как ему досталось такое богатство. От отца, конечно?

— От отца ему достались только обувные лавки, а вот фабрику он создал своим умом и предприимчивостью. Плюс отцовские деньги.

— Значит, Митрофан… как по батюшке вашего предка?

— Пантелеевич. Митрофан Пантелеевич Рыков.

— Значит, Митрофан Пантелеевич Рыков был сапожником?

— Я бы так не сказал, — отрицательно покачал головой Петр Семенович. — Он любил чинить сапоги, это правда. Хобби. Был изначально мажордомом известного в Цареве графа Оводова, Дмитрия Ивановича, служил ему не за страх, а за совесть. — Его тон стал подозрительным. — Вы об Оводове тоже будете писать?

— Нет, не буду, — честно ответил Крымов. — Оводов — дворянин, а меня интересуют купцы и промышленники, двигатели, так сказать, прогресса, новые люди, как их понимали те же Чехов или Горький.

— И правильно, — согласился Рыков. — Эти дворяне могли только спускать свои имения и наследства, в пыль их превращать, а вот именно купцы и промышленники сколачивали миллионы и строили производства. На их плечах держалась Россия девятнадцатого века.

Они коротенько поговорили о богатом на события девятнадцатом веке, о промышленниках, купцах и их положительном влиянии на экономику царской России.

— Так как же он, ваш предок, из мажордомов да в хозяева обувных лавок угодил? Расскажите, очень интересно! А потом уж и о его сыне — Никите Митрофановиче поговорим.

— Говорить о Никите Митрофановиче — одно, а о Митрофане Пантелеевиче, бывшем графском мажордоме, совсем другое.

— Не понимаю вас.

— Вам интересна история, полная страшных семейных тайн?

— Очень.

— Выключите диктофон.

— Заинтриговали, — выполнил просьбу Крымов.

— Только сразу предупрежу вас: хорошего о графе Оводове вы от меня не услышите, как и обо всем его семействе.

— Меня интересует только истина, — успокоил хозяина разумный гость, — какая бы она ни была.

— Очень хорошо. Случилось так, что старый граф Дмитрий Иванович Оводов полюбил. И предметом его страсти, а это была именно страсть, стала его дальняя родственница — бесприданница Мария Черкасова, из предместий, которую отдали графу на воспитание в город.

К Рыкову прыгнула молодая рыжая кошка, потерлась о его руку и улеглась на коленях.

— Сима, — представил ее Рыков. — Умница.

— И красотка, — кивнул Крымов.

Поглаживая рыжую кошку, хозяин домашнего зверинца продолжал:

— От слуг разве что утаишь? Граф был настойчив, и Мария Черкасова, едва повзрослев, стала его любовницей.

— Старый граф и Мария Черкасова? Вы уверены?

— Разумеется, уверен. Причем стала не без охоты. А почему нет? Такая связь обещала многое. Возможный брак. Конечно, они всячески скрывали свою связь, но, повторяю, как такое скроешь от домочадцев? И тут появляется молодой граф. Он приезжает из-за границы — морской офицер, красавец, — и точно клин входит между отцом и молодой женщиной, с которой он был знаком еще с юности. Дмитрий Иванович заказал портрет своей любовницы, он есть в музее Оводова, кстати. Художник точно уловил ее настроение — она там в смятении чувств. С крестом в руках, будто вымаливает у Господа пощады. Сердце разрывается, когда смотришь на нее.

— Я когда-то видел ее портрет, но это было давно, — легонько соврал Крымов.

— Значит, вы в курсе. С появлением молодого офицера все смешалось в доме Оводовых. Оказывается, у девочки была давняя влюбленность в молодого графа, но потом тот исчез, и она почти забыла о нем. А он, вернувшись, увидел в юной красавице свой идеал. Который принадлежал его отцу. И тут случилась сцена, о которой упоминал мой прапрадед — Митрофан Пантелеевич Рыков. Однажды он проходил по второму этажу дома и услышал громкий хлопок двери. Он понял, чья это была дверь. Марии! Но она явно не могла так садануть ею о косяк. А вдруг случится дурное? Митрофан на цыпочках подкрался к покоям Черкасовой и тотчас услышал в комнате Марии громкий и нервный разговор. Говорили мужчина и женщина. Как и все слуги, Митрофан был любопытен. Такова природа лакеев: они должны быть в курсе домашних перипетий. Он прильнул ухом к двери и услышал властный голос: «Ты — моя и будешь принадлежать только мне!» Но кто говорил, отец или сын, оставалось неясно. Голоса их были похожи. Митрофан прильнул глазом к замочной скважине и увидел яркий красный свет — почти кровавый. Словно плеснули кровью! Но это были просто шторы в комнате Марии Черкасовой…

Крымов слушал его как завороженный. «Да, да!» — твердил он про себя. Его ясновидческий сон вновь разом вспыхнул в памяти: и кровавый цвет штор, и фигура женщины, метавшаяся от окна и обратно. Все так и было! Она наверняка ждала мужчину! И он вошел к ней с этим стуком. Призрак пса Арчибальда привел его, Андрея Крымова, именно туда, где он и должен был оказаться в те роковые минуты. А не слышал он звуков в своем сне, не увидел огней, потому что оказался на территории безвременья. Но именно в самый важный час, когда вершились эти события.

— А потом Митрофан услышал шум и возню, — продолжал Рыков. — Или даже борьбу? Что-то вроде того. Потом все смолкло. Сильно скрипнула кровать, всеми пружинами — так, словно на нее повалились разом. Потом он вновь услышал: «Прошу тебя, нет! Нет же! Я так не могу!..» — «Сможешь, никуда не денешься!» — грубо и глухо сказал мужчина. Было ясно: женщину брали силой! И тут мой предок Митрофан Пантелеевич понял, что пора уносить ноги. Все остальное его точно не касалось. Он быстро убрался на первый этаж, в свою комнату, и забыл об этой истории до срока.

— Думаете, Марию Черкасову изнасиловали?

— Уверен, господин журналист.

— Но кто же это был, отец или сын? С отцом у них и так была связь…

— Сколько вопросов, правда? Но слушайте дальше: самое интересное впереди! Прошло какое-то время, и назрела новая ссора. На этот раз все случилось в той же комнате красавицы Марии Черкасовой, но теперь их было трое. Нет, четверо! Четвертым стал пес Арчибальд. В комнате Марии ругались мужчины — отец и сын. Мария умоляла их остановиться. Прогремел выстрел, завопил от боли мужчина, затем раздался второй, и вскрикнула женщина. На этот раз Митрофан помчался к дверям Марии, на свой страх и риск распахнул их. И вот что увидел мой предок и рассказал сыну, а тот приказал записать рассказ отца… С одной стороны, слева, едва держался на ногах молодой граф Павел Дмитриевич с окровавленной рукой и искаженным от боли лицом, он зажал левую кисть здоровой рукой. С другой стороны застыл старый граф Дмитрий Иванович с револьвером. А на полу лежали мертвыми Мария Аркадьевна Черкасова и пес Арчибальд. Что между ними произошло в эти секунды? Кто был прав, а кто нет? Этого Митрофан так и не понял. Но револьвер был у старого графа. «Послушай, Митрофан, — сказал Дмитрий Иванович. — Ты ничего не видел и не слышал. Если сделаешь все так, как я тебе скажу, и поможешь мне, я награжу тебя с избытком. Отпишу тебе село Борское, откуда ты родом. Станешь богатым человеком. Но ты можешь погубить нас всех — и остаться нищим… Что ты выбираешь?» Такие предложения делают не каждый день. Митрофан Пантелеевич выбрал состояние и свободную ото всех хозяев на свете жизнь. Он помог похоронить пса во дворе дома, он стал свидетелем того, как старый граф навсегда изгнал из своей жизни несчастного Павла Дмитриевича, рука которого была изуродована. Митрофан Рыков лично свидетельствовал, что Мария Аркадьевна Черкасова, сильно простудившись, занемогла и быстро отошла в мир иной. Ее тело отвезли на границу Царевский губернии, в село Елесеево, где была худая усадебка разорившегося отца Марии — Аркадия Борисовича Черкасова. Там ее и похоронили на местном деревенском кладбище. Но более мой предок находиться в доме Оводовых не мог. Он купил дом на другом конце города и с большим состоянием отбыл на волю вольную подальше от графа. А сыновьям сказал: «Избегайте, дети мои, графьёв Оводовых — это порочный корень, дьявольский. Убивцы они».

— Да-а, история, — пробормотал Крымов. — Видишь, как оно все было-то! Но как, по-вашему, погиб пес Арчибальд?

— Поймал пулю, я думаю. А как еще? Ну-ка, Сима, прости старика. — Рыков поднял молодую рыжую кошку, задремавшую на его коленях, пересадил на журнальный столик, погладил по голове и, кряхтя, встал. — Сейчас я вам кое-что покажу. — Он отправился к полкам, порылся там, выудил журнал «Англия» за какой-то стародавний год и вернулся на место. В середине журнал был заложен старинной фотографией. — Посмотрите на это фото, господин журналист…

— Так, смотрю, и… — Крымов чуть было не проговорился, потому что хотел сказать: «Узнаю Павла Дмитриевича Оводова. Как живой». — И кто это?

— Это Павел Оводов, молодой граф, — пояснил старик. — Сын Дмитрия Ивановича. А вот фрегат «Королева Виктория», — продолжал он с раскрытым журналом в руках. — Совершает путешествие вокруг обеих Америк. Командирский состав. Капитан Джеймс Портридж, старпом Пол Гадфлай. Взгляните…

Крымов с превеликим интересом перехватил журнал и сразу узнал в бывалом моряке, английском офицере, все того же молодого графа — его аристократическое лицо, горделивое, с ямочкой на подбородке, ни с каким другим перепутать было невозможно. Даже если граф был в военной форме чужого государства.

— «Гадфлай» в переводе с английского означает «овод», «слепень». «Задира, надоедливый человек».

— Мне стоит подтянуть английский, — серьезно заметил Крымов.

— Итак, Пол Гадфлай — Павел Оводов. А теперь обратите внимание на пальцы его левой руки.

— Так, и что?

— Он не подогнул их, как может показаться на первый взгляд. На трех его пальцах не хватает верхних фаланг — мизинце, безымянном и среднем. Помните, что видел мой предок Митрофан Пантелеевич, когда вошел в комнату Марии Черкасовой после двух роковых выстрелов? Когда истошно закричал молодой граф?

— Павел Дмитриевич держался правой рукой за левую, из нее обильно текла кровь. Так?

— Все верно. Отец отстрелил ему три пальца.

— Одной пулей?

— Всякое бывает.

— А еще убитая собака?

— Не знаю, что там случилось доподлинно, все-таки сто двадцать лет прошло, но факт остается фактом: пальцев молодой граф лишился.

— Вопрос… — пробормотал Крымов.

— Что ж, пора кормить мой зверинец, — вдруг свернул разговор Рыков.

Последние десять минут кошки то и дело подходили и терлись о ноги хозяина, желая привлечь его внимание.

Пришло время гостю прощаться с умудренным опытом краеведом. Он от всего сердца поблагодарил хозяина дома, который пролил немало света на эту таинственную историю.

— Благодарю за рассказ, — обуваясь в прихожей, сказал детектив. — Если возникнут вопросы, я к вам обращусь, Петр Семенович, не обессудьте.

— Буду только рад.

Пока Крымов ехал домой, в голове у него крутилась только одна схема: трагическая сцена в комнате Марии Черкасовой. Как ни переставлял Андрей в своем воображении персонажей семейной драмы, а комнату он успел выучить наизусть, ничего не складывалось. Любая сцена буквально рассыпалась на глазах. Как случилось так, что была убита Мария Черкасова, погиб пес, а у Павла Оводова оказались отстрелены пальцы?

Три выстрела, как минимум. Но было только два. Там случилось что-то другое, о чем не знали ни Плещеев, ни Рыков. И что ему, Крымову, предстояло узнать.

Дома Андрей немедленно сел за компьютер и стал искать любую информацию, связанную с фрегатом «Королева Виктория», неоднократно совершавшим путешествия по морям и океанам. К счастью, информация посыпалась на него, как из рога изобилия. Статьи и воспоминания вылетали одно за другим. Да, было такое трехмачтовое судно с тридцатью пушками большого и среднего калибра, под командованием капитана Джеймса Портриджа прославившее и адмиралтейство Великобритании, и храбрый экипаж. Один раз у берегов Южной Америки оно вступило в битву с бразильскими пиратами, у берегов Южной Африки, недалеко от Касабланки, дало достойный отпор пиратам из Марокко. Судно трепали шторма, но всякий раз оно выдерживало выбранный маршрут.

Только один раз, когда «Королева Виктория» огибала Африканский континент и проходила у мыса Доброй Надежды, на фрегате случилась настоящая беда. Бунт! Что может быть хуже? С такой напастью никакие пираты не сравнятся. Чем был вызван бунт, Крымову осталось неясным, зато он узнал, как звали зачинщика — это был старпом Пол Гадфлай по кличке Фингерлес мэн, что означало «Беспалый».

4

Поздним вечером того же дня третьей по счету отмычкой Крымов отпер ворота, ведущие во двор краеведческого дома-музея Оводовых. В этот момент один из его коллег, старший лейтенант полиции Константин Яшин, занимал разговором охранника. С подсказки частного сыщика Яшин представился инспектором пожарной охраны и объяснял, что именно в эту ночь возможны скачки напряжения по всей электросети города; если где-то проводка старая, жди беды. Яшин, опытный следак, умел разговорить подозреваемого, но все-таки стоило торопиться.

Лунный свет таинственно освещал дворик. Слева — двухэтажный особняк Оводовых, в глубине — одноэтажный кирпичный дом для прислуги, справа — подсобные помещения. Между ними — часовенка. Позади — высокие арочные ворота.

За спиной Крымова горбом топорщилась объемная спортивная сумка с важными предметами для любого кладоискателя. Там лежали саперная лопатка, изящный ломик, небольшая кирка, сборный металлоискатель, широкая малярная щетка, большой фонарь, перчатки. При ярком свете осенней луны и так все открывалось как на ладони. Можно было обойтись даже без фонаря. Он понадобится чуть позже.

Крымов подошел к краю газона, из которого, с другой стороны, рос древний тополь. Где же старый граф мог похоронить любимого пса? Которого он, возможно, сам и убил. В каком месте? Под деревом? Вряд ли. Там корни. Но было ли это дерево сто лет назад? Тоже не факт. А если место захоронения захвачено асфальтом, как быть тогда? Крымов усмехнулся: отбойного молотка он не захватил.

— Не мог он закопать любимую собаку просто так, — покачал головой детектив. — Должен был придумать что-то особенное. Могильную плиту, например…

В доме на первом этаже вспыхнул неяркий свет — он шел из глубины помещения. Крымов быстро пробежал дворик, подкрался к окну и тут же получил СМС. Он взглянул на экран телефона. «Затаись на минуту, — писал ему старший лейтенант Яшин. — Сторож пошел к счетчику». «Ок», — ответил коллеге Крымов и вновь заглянул в окно, прикидывая маршрут, по которому передвигался сторож. Он даже увидел силуэт, проплывший по коридору. Напугал Яшин бедолагу капризами электричества. Что ж, издержки производства.

И тут Крымов услышал знакомый тихий рык за спиной. Он стремительно обернулся — даже проскреб сумкой о кирпичную стену. И тотчас сухой мороз остро прокатил по его спине. На газоне, широко расставив лапы, стоял черный пес и смотрел на него — не было сомнений, это был доберман Арчибальд. Или его призрак? Те же острые уши, широченная бойцовская грудь. Шкура черного зверя на спине и темечке золотилась в свете яркой луны.

— Чур меня, — пробормотал Крымов. — Я так не играю. Это уже не сон. Нет, не сон? Или я сплю?

Нет, он не спал — это была явь. Прокравшись сюда из тайного коридора, ведущего в небытие и обратно, доберман стоял и смотрел на него в упор, чего-то ждал. Глаза его светились все тем же ровным кровавым светом, как и в недавнем сновидении.

— Что ж я косточку не захватил? — совсем тихо риторически спросил Крымов. — Может, все-таки сплю? Пес, давай договоримся, а? Я же тебе не враг…

Он плотно закрыл глаза. Да просто зажмурил, как со всей непосредственностью делают дети. А когда открыл их, черного пса не было. Только осенняя лужайка золотилась в свете луны.

— Фу, — выдохнул Крымов, — пронесло… Стоп!

Он понял все и сразу. Место, где стоял пес, и было ему знаком. Крымов обернулся на окно — свет потух. Сейчас Яшин продолжит терроризировать сторожа. Андрей вышел на середину лужайки: справа от дохлого кустика и стоял пес. Он быстро поставил сумку, достал лопату, надел старые кожаные перчатки и взялся энергично выворачивать землю большими пластами. Десять сантиметров, пятнадцать, двадцать… Удар лопаты пришелся на камень. Он быстро проскреб периметр каменной плиты. Теперь пришла очередь малярной щетки. Крымов смахнул землю, выбил ее изо всех щелок и ударил в центр плиты ярким лучом фонаря. Надпись была старинной, с ятями: «Спи спокойно, мой верный друг».

Да! Черный доберман навел его на свою могилу. Призрак Арчибальда сделал свое дело. Если, конечно, все это не было его, Андрея Крымова, буйной фантазией. Он подкопал плиту со всех сторон, вытащил из сумки ломик и кирку, зацепил ими плиту и стал расшатывать ее. Вскоре она поддалась. Андрей вывернул плиту, опрокинул ее. И тут же получил СМС от Яшина: «Торопись, кладоискатель, сторож нервничает».

— Так точно, — пробормотал Крымов.

Под плитой был огромный сгнивший деревянный ящик — собачий гроб. Что ж, не каждый пес удостаивается чести быть похороненным таким образом! Лопатой сыщик быстро разбил верхние доски, торопливо выломал их и ударил лучом фонаря в могилу. Да, пес был именно тут! Вернее, то, что от него осталось. Жалкие полуистлевшие кости. Но оставался череп и был виден широкий костяк груди.

Крымов включил металлоискатель и стал аккуратно водить им от одного края гроба к другому. И вскоре прибор ожил тонким писком.

— Есть! — тихонько воскликнул детектив.

Металлоискатель остановился как раз напротив грудной клетки скелета пса. Понадобилась еще пара минут, прежде чем Крымов вытащил из костей то, за чем сюда и пожаловал. Это был кусочек деформированного свинца, скорее похожий на камушек. Он положил его в заранее приготовленный полиэтиленовый пакет, сунул в карман, быстро забросал остатками сгнивших досок разворошенный гроб, опрокинул плиту, забросал могилу землей. Уровнял лопатой землю, поспешно утоптал ее ногами и даже листья разбросал. Конечно, было видно, что тут начинал копаться заблудившийся крот, но вовремя сбежал. Пусть так и будет. И тут пришло третье СМС: «Сторож подозревает неладное — смывайся».

Побросав инструменты в сумку, Крымов подбежал к забору, но, поддавшись импульсу, обернулся.

В центре газона, прямо над своей могилой, стоял в лунном свете черный пес и смотрел на него — ночного расхитителя гробниц. Глаза призрака светились приглушенно-кровавым огнем, но отчего-то прошло то напряжение, которое чувствовалось во всем, что, так или иначе, было связано с этим зверем. Будто бы он все сделал так, как и следовало. Как этого хотел сам графский доберман. Но прощаться с призраком Арчибальда было рано, это Крымов тоже понял. Он открыл дверь, запер ее снаружи той же отмычкой, послал Яшину СМС: «Я ушел!» — и поспешил к своей машине, которую оставил на всякий случай за углом.

5

— Привет, Колокольцев, — сказал с порога Андрей Крымов заспанному худому коллеге, который открыл ему дверь.

Лицо коллеги было немного одутловатым, под глазами пролегли мешки.

— Привет, коль не шутишь. Значит, до утра подождать не мог?

— Нет, не мог.

Они только что созвонились, вернее, позвонил Крымов и со всей настойчивостью сказал:

— Еду к тебе, Вадим. Без тебя никак.

— Ну, если так отвечает Крымов, стало быть, и впрямь припекло, — резюмировал хозяин дома. — Проходи. Чай будешь?

— Нет. Не до чая.

— Ладно, сэкономлю пакетик.

Они прошли в гостиную и сели на старый диван, прожженный сигаретами в нескольких местах. Тут же на журнальном столике стояла широкая ограненная стеклянная пепельница, полная окурков. Зажигалка, сигареты. Бокал с остатками пива.

— Запущено у тебя, — оглядевшись, констатировал гость.

— Да, как и вся моя жизнь. После того как Нинка ушла искать счастье на сторону, все покатилось и полетело.

— Бывает, — понимающе кивнул Крымов.

— Так что у тебя, частный сыщик?

— Пуля.

— Начало хорошее, — заинтригованно усмехнулся криминалист Колокольцев. — По-нашему, по-ментовски.

— И несколько фотографий. Пистолеты.

— Еще лучше. Давай показывай.

Крымов вытащил пулю в полиэтиленовом мешочке и айфон, кивнул:

— Ты смотри пока, только оботри вначале, она из могилы, — и стал искать в телефоне фотографии.

— Круто. Хоть не заразная?

— Я же не эпидемиолог, откуда мне знать?

— Тоже верно.

Колокольцев вытащил пулю, отправился в ванную, там хорошенько промыл и почистил ее, вернулся, обтирая улику тряпкой.

Подбросил на ладони:

— Антиквариат, как я погляжу. Дуэльная?

— Пролежала под землей приблизительно сто двадцать лет, застряла в грудной кости здоровенного добермана.

— Ух ты. И где этот пес поймал пулю?

— В доме своего хозяина.

Колокольцев вновь повалился на диван. Вышиб из пачки сигарету, зацепил губами, щелкнул зажигалкой, прикурил.

— Несчастный случай?

— Если бы.

— Так что случилось?

— А вот это мне и нужно выяснить. Кровь из носу. Ты спец по маркам оружия, по всем нюансам, я в этом вопросе тебе и в подметки не сгожусь. От какого ствола эта пуля?

— Надо подумать.

— Думай.

— Сейчас, — кивнул Колокольцев. — Загоняешь ты меня.

Оставив сигарету на краю пепельницы, он поднялся, принес электронные ювелирные весы и плюхнулся вновь.

— Тут нужна точность — до миллиграмма.

— Охотно верю.

Зажав сигарету в зубах, Колокольцев положил пулю на весы. Цифры забегали и остановились на 20 граммах.

— И что это значит?

— Это значит, что пуля тяжелая.

— У графа Оводова было три револьвера: «Лефоше»… Вот фотографии. — Андрей протянул ему телефон с фотографиями.

— Нет, — выпуская дым, отрицательно покачал головой Колокольцев. — Изящный револьвер, его пуля куда легче.

— «Наган». Следующая фотка.

— Тяжелее, чем «Лефоше», но тоже нет.

— Первые два представлены в коллекции. Третий — итальянский револьвер «Бодео» образца 1889 года, — только упомянут в архивах, так называемая «солдатская модель»…

— Да-да, без защитной скобы на спусковом крючке. Еще одна изысканная вещь, пусть даже созданная для руки солдата. Калибр десять целых и тридцать пять сотых миллиметра. Знаю, но и его пуля весит не более пятнадцати граммов. Калибр у твоей пули куда больше всех трех перечисленных. Это видно обычным глазом: тут почти что двенадцать миллиметров.

— Так от чего она? От какого оружия?

— Есть один старый добрый револьвер, для которого эта пуля подошла бы на сто процентов. Но что он делал в России?

— И что это за револьвер?

Колокольцев усмехнулся:

— Знаменитый на весь мир кольт «Миротворец».

— Любимое оружие ковбоев Дикого Запада?

— Он самый. Страшный пистолет. Для своего времени, конечно. Сорок пятый калибр, «Лонг кольт», как его называли, — «Длинный кольт» — армейский револьвер 1873 года выпуска. Конечно, «Магнум-44» будет куда сильнее, но это спустя полвека. Даю девять против одного, Крымов, что твоя пуля от «Миротворца». И по времени сходится идеально.

— Но за графом такого оружия не числилось.

— Думай, ищи.

— Был еще молодой граф.

— Звучит романтично.

— Поверь мне, не очень.

— А женщина была в твоей истории? — вопросительно поднял брови криминалист. — Только честно?

Андрей Крымов с горечью усмехнулся:

— Была, и очень красивая, между прочим.

— Так и знал. «Шерше ля фам дон лю крим», — усмехнулся криминалист. — «Ищите женщину в преступлении».

— Тебе надо над прононсом поработать.

— И так сойдет. Что с ней случилось?

— Ее убили. Тогда же, когда застрелили и собаку.

— Жалко.

— Очень жалко. Она этого не заслужила.

— Расскажешь эту историю?

— Непременно, когда все узнаю. — Крымов поднялся. — Спасибо тебе, Вадим.

Колокольцев потушил окурок, пожал товарищу руку.

— И пузырь не забудь для рассказа.

— Даю слово. Хотя…

— Что?

— Пил бы ты поменьше, Колокольцев.

— Не учи жить, Крымов.

Они попрощались. Спускаясь по лестнице, Андрей сделал еще один поздний звонок.

— Алло, Яшин…

— Здесь такие не живут, — ответил его недавний переговорщик. — Вы ошиблись, гражданин.

— Мне завтра нужна твоя помощь, Костя. Выручишь? Выходной же.

— Ну конечно, товарищ капитан, — зевнули на том конце связи. — Кого я теперь должен заговорить?

— Сможешь скататься со мной в Елесеево?

— Куда?

Андрей вышел из подъезда в холодную осеннюю ночь, остановился на крыльце.

— Это на границе с Симбирской губернией. Село такое старинное. Очень надо. По тому же делу.

— Сколько ехать?

— Два часа.

— Кто за рулем?

— Я, конечно.

— Очень-очень надо?

— Позарез. И «корочки» твои могут пригодиться.

— А-а, вон в чем все дело! Ладно, скатаемся.

Дома Крымов вновь обратился к интернету. Листал и листал страницы, считывал заголовки. Наконец нашел то, что искал. История кругосветного путешествия фрегата «Королева Виктория» неожиданно преподнесла ему подарок в виде воспоминаний младшего помощника капитана Сэмюэля Страйка. Они были записаны спустя много лет после легендарного путешествия и начинались со сборов в Англии, в порту Ливерпуля. Не таким уж великим лингвистом был Андрей Крымов: текст шел на английском языке, приходилось выделять его блоками и забрасывать в переводчик.

Но эти строки зацепили его сразу:

«Я никогда не доверял старпому, с самого первого дня, как только увидел его на борту корабля и заговорил с ним. У него был легкий акцент, грубоватый, еще тогда я подумал, что он не англичанин, а выходец с континента, может быть, голландец или даже немец. На мой вопрос, откуда его корни, он ответил смешком. Я понял: это не мое дело…»

Фрегат переплыл Ла-Манш и проследовал вдоль побережья Европы. Далее был Гибралтар, затем западное побережье Африки. Все началось у мыса Доброй Надежды. Сэмюэль Страйк описывал путешествие во всех подробностях, приходилось читать или просматривать все переводные блоки. Образ старпома, настоящего морского волка, из числа сорвиголов, которого обожали матросы и побаивалась остальная команда, опасался даже сам капитан, проявлялся все сильнее и ярче. Высокомерный, презиравший всех, не боявшийся смерти, готовый бросить вызов любой опасности…

«Он не чурался дружбой с матросами, хотя явно был аристократом, — продолжал вспоминать о нем Сэмюэль Страйк. — Так ведут себя изгои, отверженные, от которых отказался их класс. А еще Пол Гадфлай умел пить, и много, в эти часы он рассказывал грязные истории. Они были связаны с карточными играми и женщинами, которым Гадфлай, как мне показалось, упорно мстил за разбитую любовь…»

Пьяница и картежник, потаскун, сквернослов и богохульник, готовый драться с кем попало, — таким вырисовывался портрет Пола Гадфлая по прозвищу Беспалый. Увечье только прибавляло ему сил противостоять всему миру.

Страйк продолжал:

«Когда один из младших офицеров спросил его, где он потерял пальцы, старпом рассмеялся: «Их отняло у меня одно чудовище, это была плата за проход в чертоги ада. Налог за будущую удачу! Но не советую долго смотреть на мои пальцы, лейтенант, вы можете лишиться своих»… Я чувствовал, что тень былого страшного преступления неизбывным грузом лежит на нем…»

Но старпому Гадфлаю прощалось все за то, что он мог провести корабль через самые опасные рифы и скалы; звериным чутьем он ощущал перемену погоды и никогда не обманывался насчет грядущей бури. «У него внутри будто бы сидел путеводный маяк, — писал о нем Страйк. — Или это был сговор с дьяволом, не знаю…»

Там, у мыса Доброй Надежды, фрегат «Королева Виктория» и наткнулся на потерпевшую крушение голландскую шхуну «Дедерик», перевозившую алмазы с Африканского континента. В эти годы как раз шла беспощадная Англо-бурская война, в которой непримиримые англичане сражались против упрямых голландских плантаторов, уже сто лет как осевших на этой земле и создавших свои хозяйства в Южной Африке. Англии нужно было мировое господство, фермерам-бурам — независимость. Коса нашла на камень. И вдруг — гибнущее на рифах голландское судно.

«Как назло, в эти дни нашего капитана схватила малярия. Он уже неделю метался в жару и бреду. Командование перешло к старпому. Пол Гадфлай приказал: «Мы перебьем этих чертовых голландцев, если они будут сопротивляться, и возьмем их добро себе! Все по закону войны! Уверен, корона Великобритании одобрила бы!» Многие матросы, включая двух младших офицеров и боцмана, были на его стороне. Я пытался достучаться до сознания капитана, но так и не смог — он был на грани жизни и смерти. Жажда добычи сделала свое дело. На приказ сдаться голландцы ответили отказом. С нашим фрегатом трудно было поспорить. Пушки разнесли голландскую шхуну, затем наши шлюпки атаковали разбитый корабль противника. Все были убиты, добро перекочевало на наш борт. Пол Гадфлай по прозвищу Беспалый стал героем. Но это было еще не все…»

Только тут Крымов обнаружил, что в окно падает ранний свет хмурого осеннего утра и скоро старший лейтенант Яшин позвонит ему. Сыщик встал из-за компьютера, добрел до кровати, повалился в одежде на покрывало и отключился почти мгновенно. Последнее, что он слышал: пушки «Королевы Виктории» разносят голландскую шхуну «Дедерик», и лодки с фрегата плывут штурмовать разбитое судно противника, готовя экипажу беспощадную резню…

6

Они ехали в село Елесеево на границу с Симбирской губернией. За городом Крымов на пару секунд отключился за рулем, и они едва не угодили на встречную полосу. Яшин, разозлившись не на шутку, быстро пересел на его место.

— Да что с тобой такое, товарищ капитан? — спросил он. — На чей след ты выбрел? За кем гоняешься?

— За дьяволом, Костя, — только и ответил, засыпая на заднем сиденье, частный сыщик Андрей Крымов.

Эта погоня и впрямь забирала у него много сил. Еще бы — общаться с призраками и следовать за потусторонними силами!

— И меня втянул в такое дело? Ну спасибо…

Яшин растолкал его уже в Елесеево. У местной учительницы истории они узнали о старом Воздвиженском кладбище, названном так по храму, стоявшему тут когда-то. Храма, увы, не осталось, а вот кладбище действовало и в наши дни продолжало разрастаться в сторону леса. Самый старый его участок густо зарос кустарником, его даже хотели снести, как им объяснили, но там оказалась могила родственника известного поэта золотого века, и кладбище решили восстановить. Правда, работы текли крайне медленно, видимо, деньги, выделенные отделом культуры, уже порядком разворовали.

— Ты же не будешь раскапывать еще одну могилу? — спросил Яшин.

— Буду, — твердо ответил Крымов. — Только бы ее найти.

Вначале они нашли могилу дворянина Аркадия Борисовича Черкасова, затем его супруги и только потом Марии Аркадьевны Черкасовой. Черный каменный крест, на треть ушедший в землю.

— «Корки»-то я предъявлю, если что, но разрешения на эксгумацию останков у меня нет, — заметил Яшин.

— Всю ответственность беру на себя, — успокоил его Крымов.

— Ладно, тебя не переубедишь. Скажи хоть, дело того стоит?

— Еще как стоит, Костя. Если мы этого не сделаем, призрак черного пса не успокоится и будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

— Призрак черного пса? — сморщился Яшин.

— Ага.

— Ты здоров?

— Ага. Иди за лопатами. Я пока фотки сделаю.

Над головами гробокопателей шумели пожелтевшие клены. Остро пахло сырой землей. Подождали, пока начало смеркаться. В это время на кладбище уже никто не придет навестить покойных близких и тем более не станет заниматься похоронами. По ходу распили чекушку коньяка, прихваченного Яшиным, и чай из термоса. Рассказ Крымова про черного пса, заявившегося ему во сне, тронул старшего лейтенанта за живое.

— Главное, чтобы ты не спятил, — констатировал Яшин.

— Тащи лопаты из багажника, — сказал Андрей. — Полчаса нам хватит.

Вдалеке проезжали грузовики и легковушки. Потом над полем ярко загорелась закатная полоса. Заметно похолодало.

— Ну что, за работу? — спросил Крымов.

— Поехали, — отозвался Яшин.

Они работали со всей энергичностью, на какую только были способны. Ночной тьмы дожидаться никто не хотел, а в это время года темнело быстро. То и дело гробокопатели обозревали окрестности. Потом лопаты ударили в доски — крышка гроба. Зацепили и подняли ее. Еще одни останки — теперь уже безвременно погибшей молодой женщины. Скелет, истлевшее платье. Крымов достал большие ножницы, вручил Яшину фонарь, сказав: «Свети», — опустился на корточки и стал резать платье.

— Это еще зачем? — спросил Яшин.

— Так надо, — ответил его бывший шеф.

Он освободил ребра грудной клетки от истлевшего сырого материала, и в ярком луче фонаря что-то полыхнуло внизу. Крымов достал находку.

— Да это же золотой крест матери графа Дмитрия Оводова. Фамильная святыня. Вот это подарок! Теперь поглядим на ребра.

Два были повреждены — с наружной стороны грудной клетки и со спины.

— Что это значит? — спросил Яшин.

— Мария Аркадьевна Черкасова была не задушена, не отравлена, не умерла от менингита, как трактует ее смерть официальная версия, а погибла от пули, как и пес Арчибальд. Но третьего выстрела не было. А Павел Дмитриевич Оводов тем не менее лишился пальцев на левой руке.

Крымов сделал десятка три фотографий, потом снял свой нательный крест, завернул в носовой платок и положил его на останки Марии Черкасовой.

— Спите спокойно, Мария Аркадьевна. Царствие вам небесное, несчастной убиенной, жертве своей красоты. А этот крест я заберу…

— Уверен?

— Нечего ему тут дожидаться черных гробокопателей, когда правда выйдет наружу. Плещеев Платон Платонович пополнит им свою и без того богатую коллекцию… Ну что, опять за лопаты, товарищ старлей?

— Как скажешь, кэп.

Через полчаса старший лейтенант Яшин грузил инструмент в багажник машины. Уставший, но успокоившийся Крымов закурил. Выдыхая дым, он посмотрел вдоль кладбищенской ограды. И, как совсем недавно во дворе особняка, замер.

Вдалеке, за чугунными прутьями, стоял мощный черный пес с острыми ушами торчком и смотрел на него. Он прощался, будто бы говоря: до встречи, Крымов! Когда-нибудь обязательно свидимся.

— Яшин, — тихонько позвал Андрей коллегу.

— Чего? — Тот хлопнул дверцей багажника.

— Да оглянись же ты, черт!

— Ну, оглянулся.

Крымов и сам требовательно обернулся на товарища, а когда вновь посмотрел вдоль ограды, там уже никого не было.

Призрак исчез!

— Там был пес, ну, тот самый, доберман. Слово даю, что видел его!

— Лечиться вам надо, товарищ капитан, — скептически отреагировал Яшин. — Или отоспаться, дрыхнуть как минимум двое суток. Валерьянки попить. Поехали? Только за руль я тебя точно не пущу. Мне еще пожить хочется.

— А я и не собираюсь за руль.

— И правильно.

Вернулись они к полуночи. Крымов пообещал Яшину бутылку коньяка, тот с улыбкой сказал: «Скупердяй — я на ящик наработал. Ты мне еще за вредность должен».

Так они и расстались.

Дома, отмыв золотой фамильный крест от векового тлена и оставив раритет сушиться, Крымов вновь сел за компьютер.

Младший помощник капитана фрегата «Королева Виктория» Сэмюэль Страйк продолжал рассказ:

«Команда ликовала: все стали богачами! Даже мало доверявшие Полу Гадфлаю, убедившись в его силе и удаче, взяли сторону старпома. Когда капитан Джеймс Портридж пришел в себя, то обнаружил, что уже не он, а Гадфлай — истинный командир корабля. Алмазы помутили разум, и матросы превратились в пиратов…»

Что же было дальше? Морякам никогда не платили много. Ни в одной из стран. А рисковали жизнью они каждый божий день и втайне всегда негодовали на эту несправедливость. Старпом Гадфлай по кличке Беспалый предложил своим людям наплевать на присягу и уйти с сокровищами на волю.

Сэмюэль Страйк продолжал:

«Мы, оставшиеся в меньшинстве, попытались противостоять им, но Гадфлай лично застрелил одного офицера и двух матросов из двух кольтов сорок пятого калибра, с которыми никогда не расставался…»

— Два кольта сорок пятого калибра, — пробормотал Крымов. — Это же и есть «Миротворцы»…

Детектив усмехнулся: выходит, Павел Оводов не изменял привычкам — предпочитал именно американское оружие. Его можно было понять. Крымов жадно стал читать дальше, но концовка была не за горами.

Младший помощник Сэмюэль Страйк писал:

«Мы, не пошедшие на сговор с преступниками и бунтовщиками, были высажены на мысе Игольный, самом южном пятачке Южной Африки, с минимальным количеством пропитания и без огнестрельного оружия, нам оставили только кортики. Бунтовщики же увели корабль в Кейптаун, где продали его, а потом попросту исчезли — растворились в этом мире».

Корона Великобритании вернула корабль, забыла об унижении, пообещала немалое вознаграждение за голову Пола Гадфлая по кличке Беспалый и его сообщников, но он и вся его команда исчезли раз и навсегда. Как сквозь землю провалились.

Страйк заканчивал свое повествование:

«Как бы там ни было, я уверен, что кара Господня найдет их всех и в первую очередь — проклятого Пола Гадфлая по кличке Беспалый: как бы дьявол ни защищал мерзавца, я точно знаю: его ждет преисподняя».

Теперь оставалось дождаться утра — Андрею Крымову необходимо было как можно скорее попасть в музей Оводовых.

7

— Да ты зачастил к нам, пожарник? — с порога заметил охранник краеведческого музея. — Пригорело, что ли?

Безделье выматывает — старшему прапорщику хотелось дружеской дискуссии.

— Не сейчас! — бросил Крымов и в спину услышал:

— Тут еще твой коллега ночью звонил — допрашивал… Не знаешь такого, пожарника Янина?

— Знаю! — на полпути громко ответил сыщик. — Его два года назад уволили! А он все звонит и звонит! Работает!

Андрей мигом взбежал по старинной лестнице и ворвался в кабинет директора.

— Платон Платонович, здравствуйте, — кивнул Крымов. — У меня для вас сюрприз. — Он вытащил из кармана завернутый в кухонное полотенце предмет и сунул его в руки директору. — А мне нужно еще раз взглянуть на ореховую шкатулку. Идемте же.

И уже в спину услышал:

— Боже! Боже! Откуда вы это взяли?

— Восхищайтесь по дороге.

— Но откуда?!

— С того света, Платон Платонович, с того света, — отчеканил Андрей Крымов. — Ключики ваши волшебные ото всех тайных дверей и запоров не забудьте.

— Беру! Беру! — услышал он за спиной.

Вскоре Крымов держал на ладони грецкий орех в серебряной оправе, одна половина которого была серебряной, повторяя все изгибы и рельеф скорлупы.

— И что теперь? — благоговейно спросил Плещеев.

— Я буду думать, Платон Платонович. Час, два, три. Сколько понадобится. — Он указал пальцем на пол: — В этой комнате, где жила Мария Аркадьевна Черкасова. Так надо. Надеюсь, вы не возражаете?

— Ни в коем случае, Андрей Петрович. Но вы можете мне объяснить, как у вас оказался этот крест? Фамильный крест графов Оводовых? Его же искали сто лет! Даже больше!

— Позже, Платон Платонович, позже. А сейчас оставьте меня и дайте подумать. Уверен, у вас и без меня хлопот навалом.

— Хорошо, дорогой мой, как скажете. Думайте, сколько вам угодно. Ухожу!

Директор на цыпочках удалился из комнаты Марии Черкасовой, понимая, что мешать гостю музея и дарителю в эти торжественные минуты — почти что святотатство.

Крымов опять не спал. Но если в предыдущую ночь он читал воспоминания младшего помощника капитана фрегата «Королева Виктория» Сэмюэля Страйка, то теперь вникал в тайны искусства удивительного художника — русского миниатюриста Иоакима Самсонова, который был своеобразным Левшой конца девятнадцатого века. Секреты тайных замочков и тайны секретных замков открывались детективу Крымову, когда он убеждался, как из простейших предметов, на которые в обычной жизни человек и не взглянет, могли появиться на свет удивительные произведения искусства. И как возникали хитрейшие сейфы, на вид совсем безобидные, открыть которые могли только посвященные.

Но Крымов, прошедший огни и воды, обладал криминальным чутьем и умением разгадывать самые сложные задачки. Два часа детектив гипнотизировал грецкую скорлупу, мытарил ее так и сяк. Причудливый грецкий орех серебряной стороной набирался тепла от человеческих рук и теперь уже буквально горел на раскаленной ладони упрямого Андрея Крымова, пока тот не догадался, что нужно сделать: на какой ободок нажать, какой замочек привести в движение, когда успеть вернуть ободок на место… И чудо свершилось. Крымов услышал едва уловимый щелчок — серебряная половина грецкого ореха отделилась и пошла вверх…

Легендарный мастер Левша подковал блоху. Иван Кулибин придумал «водоход», «самобеглую повозку», лифт и мечтал соорудить вечный двигатель. Иоаким Самсонов делал шедевры внутри ореховой скорлупы. Да-да, именно внутри! Он умел создавать в них целые миры, отправляя в хрупкую оболочку семейные тайны с портретами, письмами, любовными посланиями, обручальными колечками, крохотными иконками, и закрывал их невидимыми засовами от чужих глаз. Многим сумел угодить этот умелец, и графу Оводову в том числе. Серебряная крышка миниатюрной шкатулки вдруг поднялась и открыла Крымову крохотный мирок, в который никто не заглядывал последние лет сто.

В ореховой скорлупе, в серебряной ее части, был портрет-миниатюра — все то же изображение удивительной и несчастной Марии Черкасовой. На другой стороне в перламутровом гнездочке — золотой медальон с надписью: «Моей любимой Марии, моему сердцу, душе моей. Д.И.О.». Не было сомнений, это писал граф Дмитрий Иванович Оводов. В крохотной подушечке тесно засело два обручальных колечка, которые, как видно, очень скоро должны были надеть два полюбивших друг друга человека — мужчина и женщина, пожилой граф и его воспитанница. И тут же был плотный комочек бархата с твердой начинкой.

Крымов уже знал, что он увидит…

Вскоре на его ладони оказалась еще одна деформированная пуля, выпущенная из американского кольта сорок пятого калибра, прозванного на всех континентах «Миротворцем». Но это было еще не все. Последнее доказательство, которое, правда, было необходимо больше самому Крымову, чем остальным. Детектив пришел в музей во всеоружии. Он достал из кармана миниатюрный пенал, из него — иглу и пинцет, выдохнул и извлек из серебряной половины скорлупы портрет Марии Черкасовой. Только обод грецкого ореха и сохранился за ним, оставляя зияющую дыру — это пространство было занято серебряной «скорлупой».

Крымов вошел в кабинет Плещеева и сел перед ним на стул.

— Платон Платонович, не удивляйтесь, но сейчас сюда приедет ваш коллега и старый знакомый, с которым я хочу вас помирить раз и навсегда. На то есть причина.

— Кто это? — подозрительно нахмурился директор.

— Скоро вы все узнаете. А пока что…

Он положил руку на стол директора музея и разжал кулак — на его ладони была открытая грецкая скорлупа.

— Вам удалось?! — прошептал Плещеев.

— Представьте себе. Но путь к этому открытию был очень непрост.

— Догадываюсь, Андрей Петрович, — кивнул директор. — А вы мастер на все руки, как я погляжу…

— А вы — счастливый обладатель еще одного экспоната из быта графов Оводовых. — Крымов взглянул на часы. — Сейчас он будет здесь. И я вам обоим расскажу эту историю. — Детектив обернулся. — О, я уже слышу его тяжелые шаги…

— И что я делаю в этом месте, кто мне скажет? — послышался из холла голос с легкой одышкой. — Эй, люди?!

— Да-да, — с ехидной улыбкой кивнул Плещеев, — и запах кошек чую тоже.

Вскоре Андрей Крымов поведал двум старикам, как сложились обстоятельства этой трагической детективной истории.

А начал он так:

— Уважаемый Платон Платонович и не менее уважаемый Петр Семенович. — В его голосе зазвучал тон строгого учителя. — Прошу быть внимательными и не коситься друг на друга враждебно, чем вы сейчас и занимаетесь, отвлекая себя и меня.

Те натужно засопели, только один тоненько, а другой низко, но смирились. С этим норовистым детективом трудно было спорить.

— Итак, когда-то граф Дмитрий Иванович Оводов взял на воспитание девочку из обедневшей дворянский семи Черкасовых, своих дальних родственников. Она росла бок о бок с юношей, молодым графом Павлом Дмитриевичем. Нет ничего странного в том, что девочка прониклась к красавчику невинной детской любовью. Но тот был отдан учиться морскому делу в далекую Великобританию. Повзрослевшая Мария Черкасова, ставшая красавицей, привлекла внимание старого графа. Хотя пятьдесят лет — разве это старость? — усмехнулся детектив. — По нынешним временам — жених!

— По нынешним временам и я жених, — пробурчал Рыков и кивнул: — Даже Платон, а он старше меня на пять лет…

Плещеев занервничал.

— Не будем отвлекаться, — продолжал Крымов. — О Павле у нее остались только воспоминания. А ей уже исполнилось восемнадцать, еще пара лет и, по меркам девятнадцатого века, — старая дева. Так или иначе, она ответила взаимностью графу, который, разумеется, собирался жениться на юной красавице при первой возможности. Судя по семейным письмам, выставленным в экспозиции, и фотографиям с Елисейских Полей, это случилось, когда они отправились в Париж. Граф знал, куда надо везти девушку. Там они и обручились. Свадьбу решили сыграть после возвращения. А когда приехали, обнаружили в доме молодого офицера — Павел Дмитриевич вернулся. Он и учебу закончил, и в обеих Америках успел побывать. Потянуло домой — на месяцок, прежде чем отправиться в Константинополь, потом в Китай и Японию. И, конечно, он тотчас влюбился в юную красавицу. Но она уже принадлежала его отцу. Хотя чувства к молодому графу у нее тоже остались, а возможно, вспыхнули с новой силой. В один из вечеров Павел Оводов ворвался в комнату Марии, которая металась по своим покоям, не зная, как ей быть, и взял ее буквально силой.

— Откуда вы это знаете? — подозрительно спросил Платон Платонович. — Опасное обвинение, детектив!

Крымов вопросительно посмотрел на Рыкова.

— Вы понимаете, о чем я?

— Так это о нем рассказывал Митрофан Пантелеевич? — вскинул брови краевед-кошатник. — Красные шторы? Вы уверены?

— Именно — красные шторы, — кивнул Андрей.

— О чем знаете вы оба и не знаю я? — возмутился Плещеев.

— Платон Платонович, скоро вы все узнаете, — успокоил его Крымов. — Разумеется, Петр Семенович, это был молодой граф. Чего бы ей метаться, если должен был прийти старый граф, как мы его называем? Они и так жили вместе. И вспомните ее слова: «Прошу тебя, нет! Я так не могу!» — И слова мужчины: «Сможешь, никуда не денешься!» Так мог сказать только тот, кто ждал давно и терпеть более не мог. Человек бешеных страстей, каким и был Павел Оводов. Он получил то, что хотел. И с этой ночи весь дом обезумел. Дмитрий Иванович заказал портрет Марии; написанный очень круто, насколько я могу судить, он выдавал всю ту мятежность, что охватила душу несчастной Черкасовой. Павел Дмитриевич, едва они оставались наедине, настаивал на новых встречах и близости, но Мария отказывала ему. Во время одной из таких сцен молодой граф буквально обезумел, он требовал, чтобы она уехала с ним. Тут и застал их Дмитрий Иванович. Он ворвался в покои невесты с револьвером, но и в руке сына было оружие — кольт «Миротворец».

— Митрофан Пантелеевич ничего не говорил об оружии в руках молодого графа, — воспротивился Рыков.

— Правильно, потому что он застал самый конец этой сцены. Итак, было два выстрела. В итоге — убитая Мария Черкасова, застреленная собака, изувеченная рука Павла Оводова. Что же случилось? Ни один из трех револьверов, находившихся в арсенале графа Дмитрия Оводова, не участвовал в той стрельбе. Калибр не соответствует. Я проверил, и криминалисты подтвердили. Уверен, старый граф вообще не стрелял.

— Но общепринятая версия… — попытался воспротивиться Плещеев. — Как же…

— Она неверна, Платон Платонович. Ошибочна. Думаю, дело было так. Будущий пират и разбойник, хладнокровный убийца, готовый пойти на любое преступление, Павел Оводов угрожал отцу и Марии оружием. Наверное, говорил, что убьет ее, отца и застрелится сам. В духе Серебряного века, когда они и жили. Пес не выдержал и бросился на Павла Оводова, тот закрылся левой рукой, но успел выстрелить два раза. Одна пуля досталась Арчибальду, другая — Черкасовой. Не думаю, что молодой граф хотел убить Машу. Но когда человеку отсекают пальцы, он может пальнуть куда угодно. Свинцовые горошины идентичны — обе пули от «Миротворца». Отцу так и не хватило сил нажать на спусковой крючок и выстрелить в сына. Тут ворвался дворецкий Митрофан и застал картину, о которой потом рассказал своим детям. Пуля, убив Машу, оказалась в скорлупе грецкого ореха, из которого позже и была создана миниатюрная шкатулочка. — Крымов указал на стол. — Вторая пуля, убившая Арчибальда, — он достал из кармана кусочек свинца в крохотном полиэтиленовом пакетике, — была найдена мною в могиле пса. Да, да, Платон Платонович, не удивляйтесь, я ночью проник в музейный дворик и эксгумировал его тело.

— Какой вы авантюрист, однако, — неодобрительно покачал головой Плещеев. — С вами держи ухо востро…

— Обижаете! Не я ли вам принес золотой крест Оводовых, который достал из второй могилы — Марии Аркадьевны Черкасовой?

— Вы и там побывали?! В селе Елесеево?!

— И там побывал. Сыщик я или нет? Пуля пробила сердце молодой женщины, сломала ребро и дальше ушла по траектории — в буфет, в шкатулку и в грецкий орех. Остальное известно: от Митрофана граф Оводов откупился, тело Машеньки отправил ее отцу, а сына выгнал вон и лишил наследства. Впрочем, оно ему не понадобилось: молодой граф Оводов обокрал британскую казну и растворился в мире с горой африканских алмазов.

Оба старика с удивлением уставились на рассказчика.

— Эту историю я вам расскажу чуть позже. За бутылкой коньяка, которая причитается с вас, Платон Платонович. Заодно и с коллегой на мировую выпьете. — Он кивнул на Рыкова.

— Я-то не против, если коньяк с Платона, — миролюбиво съязвил старый кошатник.

— Да хоть две, — по-гусарски ответил Плещеев.

— Вот и отлично, — одобрил его реакцию Крымов. — Я заканчиваю. Старый граф нашел искусника Иоакима Самсонова, и тот смастерил из пробитого ореха махонькую шкатулку с секретом. Остается последний вопрос, еще одна улика и третий экспонат для вашего музея, Платон Платонович. У вас есть лопаты? В подсобке?

— Две штуки, — ответил Плещеев.

— Ну вот, как раз для вас — я уже рылся в вашем дворе. Там земли-то всего двадцать сантиметров. А я буду на подхвате.

— Пошли, — кряхтя, встал со стула Рыков. — Платон мне друг, но истина дороже. Когда я еще в такой истории поучаствую? Пошли, Платон!

Два старика копали на зависть слаженно. Пожелтевший тополь шумел над их головами. Остро пахло мокрой землей. Крымов смотрел и радовался. Любовался ими! Столько лет враждовали — и вот тебе, работают вместе. А там, глядишь, и дружба вернется.

Землицу раскидали, затем все вместе поддели ящик, и Крымов вытащил его наружу. Перехватил у Плещеева лопату и стал ковырять осеннюю землю дальше.

— Ага, — сказал он и вытащил из земли задубевший от времени кожаный сверток. — А вот и он…

Ножом распорол пару ремней, перехвативших сверток, и стал освобождать искомый предмет…

— Главный вопрос: куда делась самая серьезная улика? — работая, говорил Андрей. — Орудие убийства. Куда делся кольт «Миротворец»? Вот он, этот роковой пистолет!..

На газоне перед тремя мужчинами лежал убитый временем, проржавевший, с частично сгнившей рукоятью кольт 45-го калибра, прозванный американцами «Миротворец» за то, что он мог уладить любые конфликты — только взводи вовремя курок.

— Митрофан не увидел его, потому что, скорее всего, кольт оказался под тушей пса, — рассуждал Крымов, — когда граф выронил его и схватился за обезображенную руку. От злосчастного кольта отец и сын должны были непременно избавиться — и как можно быстрее. Лучшего места, чем под ящиком с убитой собакой, найти было трудно. Вот вам и третий бесплатный экспонат для музея, Платон Платонович. Золотой фамильный крест Оводовых — раз, шкатулка из грецкого ореха — два и легендарный кольт Дикого Запада — три. Что скажете, господа краеведы?

— Вы — молодчина, — кивнул Петр Семенович. — Хоть и наврали мне — прикинулись журналюгой.

— Но дело того стоило, разве нет? — с улыбкой спросил детектив.

Плещеев со всей искренностью покачал головой:

— Мой коллега умаляет ваши таланты, Андрей Петрович. Вы — уникум. Пинкертон! Как же я рад, что вы переступили порог нашего музея. Это судьба…

— А как я рад! — откликнулся Крымов.

— И все-таки, Андрей Петрович, может, котеночка-то возьмете? — стоя над могилой пса, трогательно спросил Рыков. — Черного? Есть у меня такой. Марсик.

— Я подумаю, — обнадеживающе вздохнул Крымов.

— А ты, Платон? Возьмешь белую кошечку? Лёльку? От сердца оторву — для тебя.

— У меня аллергия на кошек, Петруша. Забыл?

— Конечно, забыл, сколько лет-то прошло, — откликнулся старик-гигант. И тотчас взъярился: — Да врешь ведь все, верно? Платон? Зубы мне заговариваешь?!

…Крымов шел по ночной улице. Была глубокая ночь. Тяжелый осенний туман поднимался от мокрого асфальта. Тлели вдоль тротуара редкие фонари. Луна терялась в обрывках сизых облаков.

И вдруг он остановился, увидев впереди знакомый силуэт. Там, в конце квартала, стоял крупный пес — мощная грудь, острые уши. Все, как и в первый раз, только теперь это было прощание. Арчибальд добился своего — он реабилитировал доброе имя хозяина. И тут случилось куда более пронзительное явление, отчего сердце у Крымова замерло. От темного массива деревьев отделился силуэт женщины. Изящный, в платье девятнадцатого века.

Высокая прическа, грация в движениях…

Он уже видел этот силуэт, хорошо знал его! На той самой картине, которая висела в комнате особняка Оводовых, превращенного в музей. Женщина с крестом в руках, с мятущейся душой, которая никак не могла поделить свое сердце между двумя мужчинами. Отцом и сыном. Оба, потеряв ее, несомненно, осиротели. На всю оставшуюся жизнь.

Женщина и пес несколько секунд простояли, глядя на него, Андрея Крымова. Потом повернулись и пошли вперед, растворяясь в перспективе ночной улицы…

Когда утром он проснулся и первые лучи зажгли задернутую штору, обрывок сна все еще стоял у него перед глазами.

Крымов улыбнулся и прошептал:

— Прощайте, Машенька… Мария Аркадьевна Черкасова…

Ирина Грин Длинноухий защитник

Сквозь сон Ася услышала, как тихонько хлопнула входная дверь — Ваня ушел на пробежку. Не открывая глаз, она улыбнулась и собиралась продолжить спать, но тут же почувствовала осторожный толчок. Дочка, маленький человечек, который живет внутри ее, тоже решила заняться утренней гимнастикой. И как ты будешь спать, когда большая часть семейства уже бодрствует?

— Встаю, встаю. — Ася положила руку на живот, и маленькая пятка (или кулачок — не разберешь) мягко ткнулась прямо в середину ладони. — И тебе привет, малышка. Пошли умываться?

Стоя под душем, Ася вдруг услышала, как кто-то громко стучит в дверь. Наверное, Иван забыл ключи и теперь стоит под дверью, прислушиваясь к шуму льющейся воды, словно голый инженер в романе Ильфа и Петрова.

— Иду, иду. — Ася вылезла из ванны, набросила халат и, разговаривая с дочкой, направилась в прихожую. — Папа наш забыл ключики. Как всегда. Он у нас очень хороший, вы с ним обязательно подружитесь…

Ася осеклась, потому что на пороге стоял совершенно незнакомый мужчина в синей куртке, с усталым серым лицом. Неопрятная щетина делала его похожим на уголовника. Ася резко стянула на груди халат, который за время беременности определенно стал ей мал. Сейчас голым инженером уже была она, а не Ваня, так некстати отправившийся улучшать свою физическую форму.

— Здравствуйте, — сказал мужчина, — я доктор.

Было в его голосе такое человеческое, располагающее, что страх ушел. А в следующее мгновение она разглядела красный крест на рукаве куртки, надпись «Скорая помощь» и совсем успокоилась.

— Я не вызывала. — Она покачала головой и совсем некстати добавила: — Мне еще рано.

— Вижу, — согласился мужчина. — Мы к соседу вашему приехали. У него сердечный приступ, требуется срочная госпитализация, а старик уперся — не поеду, пока пса своего соседям не поручу.

— Пса? — переспросила Ася. — Но я… Мне…

Ася прекрасно понимала, что отказаться взять на время пса она не сможет — такой характер, — и усталый доктор тоже это понимал.

— Поторопитесь, — сказал он безапелляционным тоном, — а то еще пара минут, и мы рискуем его не довезти.

Он развернулся и стал подниматься по лестнице, перемахивая сразу через две ступеньки, Ася поспешила следом.

Хозяина собаки, совершенно седого старика, она видела впервые. Дело в том, что сейчас они временно обитали в Ваниной квартире, однокомнатной, а в Асиной двушке, где она жила еще школьницей, решили к рождению дочки сделать ремонт. Она и там не со всеми жильцами была знакома, но с бабушками-старожилами всегда вежливо здоровалась и не отказывала по-соседски одолжить — безвозвратно, разумеется, — соли, сахара, спичек и прочих мелочей. Ванин сосед сидел в кресле, закрыв глаза. Неестественно бледная кожа, синюшность вокруг рта — Асе вдруг показалось, что она опоздала, и от внезапно нахлынувшего чувства вины перед совершенно незнакомым человеком к горлу подступили слезы. Но тут старик пошевелился, открыл глаза, и в них промелькнула искра узнавания.

— Вас, кажется, Ася зовут. — Голос был похож на шелест листьев за окном.

— Да. Я посмотрю за песиком. С удовольствием. — Она кивнула и огляделась в поисках предмета своей заботы на ближайшее время.

— Он в другой комнате. Я его закрыл, чтобы на людей не бросался. Вы не бойтесь, он умный, воспитанный. Вам нужно будет только покормить его — еда на кухне — да погулять утром и вечером. Только далеко ходить не надо, тут у гаражей пустырь… Там, в прихожей, на тумбочке совочек, пакетики, поводок. Скажите ему «гулять», и он все сам принесет… Корм на кухне… — Голос-шелест становился все тише, дыхание со свистом срывалось с посиневших губ.

— Так, все, хватит, — скомандовал доктор. — Дойдете до лифта?

— Ася, откройте дверь. — Командирского тона невозможно было ослушаться. И голос уже совсем не напоминал шелест листьев — скорее сильно отдаленные раскаты грома, которым лучше не перечить.

Стоило толкнуть дверь в соседнюю комнату, как оттуда выбежал черно-белый пес с длинными, почти до пола, кудрявыми ушами, похожими на лепестки хризантемы, и тревожным взглядом.

— Хакер, это Ася, — сказал старик. — Слушайся ее.

— Хакер? — удивилась Ася.

— Да, — кивнул сосед и встал, тяжело опираясь на подлокотник кресла. Теперь он уже не казался немощным стариком — высокий, подтянутый, с военной выправкой мужчина в спортивном костюме.

— Ключи на тумбочке, — сказал он уже в коридоре. — Мой номер телефона у Хакера на ошейнике.

— Куда вы его везете? — спросила Ася у врача.

— В Первую, — сказал тот.

— Ну, Хакер? Что мы будем делать? — растерянно спросила Ася, оставшись в квартире вдвоем с собакой.

Пес рванул в прихожую и через пару секунд вернулся с поводком в зубах.

— Гулять? — растерялась она и посмотрела на свой халат. В нем и летом на улицу не выйдешь, а сейчас, когда до конца октября осталось всего ничего…

— Давай я схожу переоденусь, — пробормотала Ася, выбитая из колеи внезапно свалившимися на нее новыми обязанностями. — И Ваня… Ваня!

Наверняка он уже вернулся с пробежки и рыщет по кухне в поисках завтрака.

— Подожди секунду, я сейчас. — Она выскользнула из соседской квартиры, вспомнила про ключи, вернулась, схватила с тумбочки связку.

Выйдя на лестницу, она услышала, как кто-то несется вверх, перепрыгивая через ступеньки, как совсем недавно поднимался врач. Может, он забыл что-то в квартире пациента? Ася спустилась на один пролет и увидела Ивана с выражением страха на покрасневшем от напряжения лице.

— Ваня! — позвала она. — Что случилось?

Иван резко затормозил, поднял голову и с облегчением выдохнул:

— Тьфу ты черт, Аська! Я увидел, как «Скорая» от подъезда отъезжает, решил, что это ты… — Он остановился и согнулся, опершись ладонями в бедра. — Фух!

— Нам же еще рано. — Ася положила ладони на живот.

Иван поднял голову, посмотрел на подругу.

— Стоп, а что ты тут делаешь в таком виде?

— Я… Тут это… — Ася никак не могла найти нужных слов. — Меня… То есть нас попросили позаботиться о Хакере.

— Каком еще хакере? — взревел Иван и рванул вверх по лестнице.

Дверь Ася не закрыла, смешной ушастый пес, услышав свое имя, вышел из квартиры и, глядя снизу вверх, пристально посмотрел на Ивана. В зубах он по-прежнему держал поводок и, несмотря на сердитый взгляд больших карих глаз, выглядел довольно забавно. Странно, что у воинственного хозяина такой несерьезный пес. Ему бы скорее подошла овчарка, здоровенный дог или голубоглазый хаски. Хотя… Раньше Ася была учительницей русского языка и литературы, прочитала огромное количество книг и обладала крылатой фантазией. Вот и сейчас ей пришла в голову мысль, что Хакер был собакой жены соседа, ласковой, доброй и заботливой…

— Хакер? — оборвал ее умозаключения Иван. — Ты только нашему Лебедеву не говори, а то он обидится. Хотя голову даю на отсечение — вылитый наш Федька. Да?

Федор Лебедев работал вместе с ними в детективно-консалтинговом агентстве «Кайрос» и отвечал за информационное обеспечение его деятельности. Ася с Иваном вели детективную работу. Впрочем, ее, как таковой, было немного, и сводилась она к проведению рейдов «тайного покупателя». Во время них Иван с Асей посещали по согласованному графику объекты, проводили оперативную съемку и формировали отчеты, на основании которых заказчики делали соответствующие оргвыводы. Кто-то получал премию, кто-то недополучал зарплату, а кто-то и вовсе оказывался на улице. Из-за этого Ася не любила свою работу, считала себя кем-то вроде Павлика Морозова. И пусть генеральный директор «Кайроса» Кристина Светлова, ее лучшая подруга, успокаивала, говорила, что они с Иваном делают мир лучше, защищая его от грубости, черствости и хамства, Ася внутренне оставалась при своем мнении. Она и радовалась, что с рождением ребенка рейды для нее закончатся, — наивно было бы полагать, что на время ее декретного отпуска Кристина не найдет замену, и грустила — слишком многое связывало ее с агентством. Да и Ваню одного отпускать не хотелось. Никаких причин для этого не имелось — ни объективных, ни субъективных. Просто не хотелось, и все тут.

Не дождавшись от Аси никакого ответа, Иван потрепал пса за ухом, мягким и шелковистым.

— И что нам с тобой делать?

Во взгляде пса явно читалось недоумение. Он потряс мордой, и поводок, ударившись о пол, брякнул надтреснутым колокольчиком.

— Гулять, — пояснила Ася.

— Как гулять? Ты забыла, нам к десяти! Ехать аж на Лобачевского! С учетом пробок есть минут двадцать на душ, переодевание… Ты же не собираешься идти так?

Ася посмотрела на свой халат.

— Нет, но…

— Закрывай дверь, бери с собой своего Хакера, и поскакали.

Ася вернулась в квартиру, выключила свет, закрыла дверь на ключ.

— Пошли, что ли? — Хакер послушно потрусил вниз по лестнице. У Ваниной двери он притормозил, и Ася удивилась, с какой точностью он угадал квартиру. — Ты знал? — спросила она. Пес не ответил.

Ася быстро накрутила своих крошечных, на один укус, бутербродов — Иван называл их канапушками от слова «канапе», — кофе ему, чай себе.

— А ты что будешь? — спросила у пса. Тот где-то оставил поводок и сидел у кухонного шкафа с выражением терпеливого ожидания на морде. Ася протянула ему один бутербродик, но Хакер угощение проигнорировал. Тут в кухню ввалился Иван, благоухающий шампунем с цитрусовым запахом, зыркнул на стол. Обнаружив тарелку с канапушками, он сгреб Асю в охапку, прижал к себе.

— Девчонки мои, какие вы у меня… — Сердце его буквально истекало нежностью, как разрезанная котлета по-киевски растопленным маслом.

Ася аккуратно высвободилась.

— Ты чего?

— Смотрит. — Она кивком указала на Хакера.

Тот и правда внимательно наблюдал за происходящим, склонив голову набок, из-за чего одно ухо распласталось по полу.

В рекордные сроки покончив с душем, умыванием и переодеванием, Ася вернулась в кухню, попутно натягивая куртку. Иван еще допивал кофе.

— Ты куда? — удивился он.

— Пока доешь, мы успеем прогуляться.

— Аська, елы-палы! Ты так и хочешь, чтобы мы опоздали на работу!

— Нет. — Ася затрясла головой. — Не хочу.

— Все, — Иван залпом допил остатки кофе, — погнали. По дороге выгуляем твоего Хакера.

— Но… — попыталась возразить Ася, — хозяин просил недалеко…

— Конечно, просил! Если бы я поручил выгулять свою собаку полуголой беременной женщине, я бы тоже попросил не отходить далеко от подъезда. Но так как ты уже одета, плюс у тебя есть я, мы на колесах и нас ждут великие дела, расстояние можно немного увеличить. Согласна?

Хакер как будто все понял: выйдя из подъезда, не пытался решить свои дела тут же, возле лавочки, где, впрочем, по Асиным наблюдениям, никто никогда не сидел. Он юркнул на предложенное Иваном место на заднем сиденье и всю дорогу с интересом наблюдал заоконную жизнь.

Выйдя из машины, Ася попыталась было снова замолвить словечко насчет Хакера.

— Ваня, ну давай ты сам пойдешь, а мы…

Рейд предстоял в барбершоп «Викинг». Хозяин, давний клиент «Кайроса», владелец сети мужских парикмахерских, хотел, чтобы каждый посетитель уже с порога понимал, что попал не в обычное заведение, где тебя обкорнают за двести рублей, а в элитное место с высококлассным персоналом, максимально удобной мебелью, использующее специализированные косметические средства. А еще неповторимая мужская атмосфера, в которую Ася ну никак не вписывалась. Нет, в открытую ей этого никто не демонстрировал, что она непременно каждый раз отмечала в отчете. Наоборот, усаживали на удобный диванчик, приносили чашечку прекрасно заваренного чая с какой-то эксклюзивной конфеткой, однако ее не оставляло чувство, что она здесь лишняя, ее присутствие вносит фальшивую ноту в музыку барбершопа.

— Мне кажется, мы уже договорились, — стараясь говорить как можно мягче, возразил Иван. — Хочешь, давай так: заходим вместе, ты пьешь чай и минут через пятнадцать уходишь.

— А Хакер? Мы его с собой возьмем?

Иван хотел сказать, что пес отлично может подождать в машине, или, как вариант, его можно привязать возле двери. Погода отличная, немного подышать свежим воздухом ему не помешает. Но тут он увидел на двери «Викинга» табличку, на которую раньше за ненадобностью не обращал внимания: контур собаки и стрелка, показывающая допустимую высоту холки питомца — сорок сантиметров. Хакер, похоже, перерос разрешенные размеры. Остается надеяться, что администратор «Викинга» не встречает четвероногих питомцев своих клиентов, вооружившись прибором для измерения роста.

Надежды оправдались. Всех троих встретили душевно. Асю угостили чаем. Ивана усадили в брутальное на вид, но очень удобное кресло, и барбер — на вид настоящий викинг, блондин с заплетенной в косичку бородой и соответствующим именем Хайитбой — окинул взглядом знатока его изрядно отросшую стрижку. Даже для Хакера нашлось угощение в виде какой-то странной косточки, от которой он, впрочем, гордо отказался и предпочел лечь у Асиных ног в позе сфинкса — лапы вытянуты, взгляд устремлен в будущее. Не пес, а воплощенная невозмутимость.

Минут через десять, расправившись с чаем, Ася встала и, послав Ивану воздушный поцелуй, выскользнула из барбершопа со словами:

— Встретимся у машины.

В огромное зеркало Иван наблюдал, как фигурка в бежевом пальто с капюшоном, поводком в одной руке и маленькой мохнатой сумочкой, напоминавшей неведомую зверушку, смешалась с толпой прохожих…

Мягко клацали ножницы, жужжала машинка. С уходом Аси и пса атмосфера в барбершопе изменилась. Иван очень любил Асю, но сегодня ему почему-то приходилось постоянно отстаивать свою позицию, стараясь не обидеть при этом вторую половинку. А еще рядом с Асей он постоянно находился в состоянии готовности защитить ее и неродившуюся малышку. Знал, что Ася не даст себя в обиду, ее беззащитность кажущаяся, его напарница способна дать отпор любому обидчику, и все равно готовился к худшему. И эта готовность вызывала некоторое напряжение, которое тут же исчезло, стоило за Асей и Хакером закрыться двери. Наверное, слова о личных границах — не пустой звук, и человеку иногда просто необходимо побыть наедине с самим собой. Пусть даже в парикмахерской.

— У нас новая серия по уходу за волосами, — сообщил Хайитбой. — Запах влажной почвы и зеленого мха. Правда, здорово?

Иван потянул носом. Странный запах. Он вообще не особо в них разбирался, критерий один: приятно — неприятно. Но чтобы шампунь имел запах земли и мха — это за гранью его понимания. Цветочки какие-нибудь, елка — это понятно, но земля! Бред какой-то! Но пахнет вполне себе нормально, что-то напоминает. Иван закрыл глаза, пытаясь вспомнить, что именно.

— Ваша девушка забыла телефон, — вторгся в воспоминания голос администратора.

Иван резко открыл глаза. 2010 год… Он, молодой зеленый лейтенант милиции, стоит с лопатой у неглубокой могилы. Это первый труп в его жизни. Идет дождь, смесь запахов тлена, мокрой земли… Тревога за Аську и ребенка навалилась с новой силой. Он буквально вытолкнул себя из брутального кресла.

— Я еще не закончил, — обиженно произнес Хайитбой. И вовсе не похож он на викинга. Даже не блондин. Крашеный какой-то, скользкий.

— В другой раз! — Иван вырвал Аськин телефон из рук администратора, бросил на стойку две тысячные купюры — таков был ценник в «Викинге». — Сдачи не надо.

Ася не забыла телефон, она оставила включенным диктофон, надеясь таким образом получить к отчету хоть какие-то дополнительные сведения.

Стоило Асе с Хакером выйти из барбершопа, как пес вырвал поводок из ее рук, причем сделал он это максимально деликатно, она не почувствовала ни рывка, ни толчка. Кожаный ремешок просто выскользнул из ее руки и потащился вслед за псом по асфальту. Отбежал он недалеко — мимо симпатичной инсталляции из тыкв разного размера, посвященной приближающемуся Хеллоуину, к раскидистой липе. Задрал лапу, смущенно оглянулся на Асю, и она деликатно отвела глаза, мысленно благодаря пса, что он не сделал это на символ заграничного мистического праздника. А когда снова их подняла, Хакер задирал ногу уже у соседнего дерева, а потом еще у одного. Ася уже было решила, что обязательная программа выполнена, но не тут-то было. Отойдя еще немного, Хакер сделал виноватые глаза и задумался.

«А ведь Ванин сосед говорил что-то насчет пакетика и совочка», — запоздало вспомнила Ася. И что теперь? Сделать вид, что ничего не случилось? Тем более никто из прохожих — а было их не так уж и мало, несмотря на рабочее время, — не обращал ни малейшего внимания на них с Хакером. Гипертрофированная совестливость не позволяла Асе этого сделать. Оглядевшись, она заметила торчащий из урны кусок газеты. Копание в мусорках не входило в круг ее привычных занятий, но переступить через себя она не могла. Где-то в недрах сумочки были влажные салфетки — во всяком случае, должны быть, — и Ася, мысленно поморщившись, потянула за газету. Следом высыпалась куча картофельных очисток. Пришлось сначала вернуть на место их, а затем туда же отправить продукт жизнедеятельности пса. Успокоив таким образом совесть, Ася уселась на ближайшую лавочку и высыпала на нее содержимое сумочки. К ее радости, салфетки нашлись. Немного — надо будет пополнить запас. Хакер с грустью смотрел на нее.

— Все нормально, — постаралась одобрить его Ася. — Сейчас Ваня выйдет…

В этот момент Хакер застыл. Нос пса, казалось, сканировал пространство. Да что — нос, он весь превратился в подобие радара.

— Хакер? — окликнула его Ася.

Пес вздрогнул, но вместо того, чтобы оглянуться, потрусил к соседнему дому. Поводок тащился за ним вторым хвостом. Добежав, он снова замер, завернул за угол и скрылся из вида.

— Хакер! — Ася забросила содержимое обратно в сумочку и поспешила догнать внезапно свалившегося на ее голову питомца.

А тот стоял метрах в тридцати от нее, у водосточной трубы и заглядывал внутрь.

— Что там? — спросила Ася, поравнявшись с псом. Тот посмотрел на нее, и в собачьем взгляде явно читалось требование что-то предпринять. — Там кто-то есть?

Хакер кивнул, словно человек.

Асе ужасно не хотелось лезть рукой в темное нутро трубы — с нее хватило картофельных очисток и собачей какашки. А вдруг там крыса или еще кто-нибудь? Воображение нарисовало мелкие острые зубы, вонзающиеся в руку, и кровь. Много крови. Но пес так смотрел на нее! Так ждал! И Ася не смогла обмануть его ожидания. Пальцы скользнули в трубу и наткнулись на что-то скользкое, мягкое.

Это был небольшой пакетик с зип-застежкой, на четверть заполненный белым порошком.

— Это что? — спросила Ася у Хакера. — Наркотики?

Пес снова почти по-человечески кивнул.

— Отдай, это мое! — раздался вдруг за ее спиной свистящий шепот.

Ася обернулась. Перед ней стоял человек неопределенного возраста. Ему с успехом могло быть как шестнадцать, так и сорок лет: засаленные патлы нависают над налитыми кровью глазами, серая кожа с торчащими, словно зерна граната, прыщами. Все это, в сочетании с нервозностью, буквально корежившей его тщедушное тело, позволяло сделать вывод, что незнакомец действительно является хозяином найденного Хакером пакетика. Вот только Ася впервые так близко видела наркомана и потому не среагировала должным образом.

— Извините, — сказала она, — что вы сказали?

В ответ собеседник разразился длинной тирадой, состоящей сплошь из матерных слов. Ася машинально прикрыла левой рукой живот и попятилась, по-прежнему сжимая в правой злополучный пакетик.

— Отдай! — Пальцы с траурной кромкой под ногтями вцепились в пакет. — Кому сказал!

Ася бы отдала, но от страха ее пальцы свела судорога, и вся она словно окаменела, даже дышать не могла.

Незнакомец дернул пакет, хлипкий полиэтилен разорвался, легкий ветерок подхватил содержимое.

— Ах ты!.. — Наркоман схватил Асю за локоть, замахнулся, и она вдруг увидела, что в руке у него нож. Тусклое лезвие, покрытое страшными пятнами. Ася дернулась, отчаянно закричала, асфальт у нее под ногами закачался и стал стремительно приближаться…

Разумеется, возле машины Аси не было. Иван посмотрел по сторонам, и внимание привлекла пирамидка из тыкв. Хорошо зная свою подругу, он не сомневался, что она направится именно в эту сторону. Добежал до перекрестка, и тут его настиг отчаянный крик:

— Ваня!

Кричала Ася. Иван увидел впереди небольшую группу людей. Он ворвался в нее, прокладывая путь локтями, и замер на бегу. Ася, его Ася сидела на асфальте, прижавшись спиной к стене. Бежевое пальто в ярко-алых пятнах крови. Кровь везде — на рукавах, на груди, даже на капюшоне. Но особенно много на животе, там, где, если приложить руку и немного подождать, можно услышать, как шевелится их маленькая дочка.

— Аська! — Он бросился к ней, упал на колени. — Ты как?

— Ваня! Помоги! Хакер!

Только сейчас он смог оглядеться — до этого видел лишь ее, Асю.

Неподалеку спортивного вида мужичок сидел на спине худосочного хлыща, уткнувшегося носом в землю, а рядом лежал пес. Тот самый соседский пес с кудрявыми ушами. Только сейчас они не выглядели нелепыми. Некогда шелковистая шерсть слиплась бордовыми сосульками. На разглядывание пса времени не было. Ася, ребенок — вот первоочередная задача.

— Ты в порядке? — спросил он. — «Скорую» вызвали?

— Тут в двух кварталах ветеринарная клиника хорошая, если хотите, я могу показать, — ответила какая-та женщина. — А в «Скорую» и полицию позвонили. Сейчас приедут.

Ася вскочила:

— Ваня! Со мной все хорошо, это кровь Хакера. Его нужно срочно в больницу.

Выглядел пес хуже некуда, скорее всего, был не жилец. Но не говорить же об этом Асе.

— По-моему, тебе тоже нужно в больницу, — попытался возразить Иван.

— Пока нет, но если собака… если он… — Ася всхлипнула.

— Давай так: ты оставайся здесь, я отнесу пса и тут же вернусь, — принял решение Иван.

— Нет! — Ася отчаянно замотала головой. — Я с тобой!

— Я быстро! Ты должна в первую очередь думать о ребенке! Позвони немедленно Кристине! А я тебе перезвоню из клиники. — Иван подхватил пса, и безвольно повисшее на руках тело оказалось довольно тяжелым. Он скомандовал женщине, предложившей помощь: — Показывайте!

До ветеринарной клиники добрались в считаные минуты, Иван мысленно умолял пса не умирать, иначе Ася его не простит. Его не простит, не Хакера, разумеется.

— Наркоман напал на девушку, — поясняла на бегу женщина, — а пес вступился. На вид такой тщедушный, домашний любимец, к тому же старый совсем, а на поверку оказался бойцом.

Иван ввалился в клинику. Прямо перед ним находилась аптека — стеклянные витрины с лекарствами и товарами для животных, а между ними прилавок, за которым стояла женщина в белой шапочке и зеленом медицинском костюме.

— Где у вас доктор? — спросил Иван, с трудом переводя дыхание.

— Там, — она указала кивком, — только у нас…

— Врач не принимает, — раздался зычный голос, а следом показалась его обладательница — упитанная женщина с крупными золотыми серьгами и такими же перстнями в ярко-изумрудном спортивном костюме. — Здесь произошло преступление, и мы ждем полицию.

— Надеюсь, пока мы дожидаемся полицию, вы позволите мне выполнять свою работу? — спросил мужчина, который вышел вслед за женщиной. — Что с собакой?

Белая шапочка, как у аптекарши, и зеленый медицинский костюм позволяли сделать вывод о его принадлежности к специалистам клиники.

— Никакую работу никто выполнять не будет до приезда полиции! Вы, молодой человек, — обратилась женщина к Ивану, — поищите другую клинику. Эту я вам не советую, тут людей обманывают.

Ивану, в бытность свою капитаном тогда еще милиции, по долгу службы часто приходилось встречаться с подобными скандальными особами. Сейчас самое главное — не вступать в перепалку. Хочет полицию — будет ей полиция.

— Мы и есть полиция, — заявил он. — Я и мой напарник. Ехали на вызов, и вот — не повезло. Удостоверение в кармане. Позвольте мне напарника положить, и я вам его покажу. Согласны?

Иван шагнул в коридор, где заметил дверь с табличкой «Доктор Соколов Н. В.». Толкнув ее ногой, он оказался в светлом, идеально белом помещении, в центре которого находился большой стол, покрытый простыней, а по бокам куча всяческой аппаратуры, назначения которой Иван не знал. Ну разве только слушалка, которая висела на шее у доктора. Стетоскоп, что ли?

— Кладите своего напарника, — скомандовал Соколов Н. В.

Простыня мгновенно утратила свою белоснежность, но доктор, казалось, не обратил на это никакого внимания.

— Лена, набор номер восемь! — скомандовал врач.

Иван обернулся и увидел, что в кабинете кроме них с псом и доктором находится еще девушка — совсем девчонка, тоже в бело-зеленом прикиде.

— Как зовут собачку? — спросила она.

— Эта не собачка, это полицейский, — поправил ее доктор.

Глаза у девушки расширились от удивления, густо замешенного на недоверии.

— Хакер, — сказал Иван.

— Вы подождите, пожалуйста, в коридоре, — скомандовала она, отламывая конец у ампулы и набирая в шприц ее содержимое.

— Док! — взмолился Иван. — У меня жена беременная! Если с Хакером что-нибудь случится…

— Подождите, пожалуйста, в коридоре, — подпустила металла в голос медсестра, сопровождая слова довольно ощутимым подталкиванием в спину.

— Док! — еще раз воззвал Иван к чувствам врача, но белоснежная дверь с табличкой «Доктор Соколов Н. В.» захлопнулась у него перед носом.

Выйдя за дверь, Иван вытащил телефон, чтобы позвонить Асе, но не тут-то было.

— Вы собираетесь проводить следственные мероприятия или по телефону звонить? — уперев руки в место, где у женщин обычно находится талия, грозно поинтересовалась женщина в изумрудном костюме.

— Собираюсь, — уверил ее Иван. — Только свяжусь с начальством.

Тут он абсолютно не отступил от истины, потому что звонил генеральному директору «Кайроса» Кристине Светловой.

— Шеф, привет! — сказал он, услышав в трубке ее «Слушаю».

— Привет! Что там у вас? Я подъезжаю.

— Поторопись, пожалуйста, — попросил он, — и сразу меня набери, как Асю увидишь.

Кристина еще что-то говорила, но Иван уже сбросил звонок и спрятал телефон в карман. Сейчас главное, чтобы скандалистка не потребовала удостоверение. Разумеется, в кармане у него имелось несколько, в том числе и капитана полиции, — все честь по чести, с подписью и печатью. Но демонстрировать его сейчас, когда вот-вот может нагрянуть настоящая полиция, крайне опрометчиво, за это Уголовным кодексом предусмотрена статья.

— Рассказывайте, что у вас тут произошло, — сказал Иван, жестом предлагая женщине присесть на небольшой диванчик напротив аптечного киоска.

— Понимаете, я пришла в гости к своей приятельнице, — начала та, и в ее зычном голосе вдруг появились плаксивые нотки, надо сказать, довольно фальшивые. — Выпили мы кофе, и тут, откуда ни возьмись, кошка. Видно, в окно залезла — приятельница живет на первом этаже. Пока мы ее пытались выгнать, я нечаянно порвала браслет. Из жемчуга. Не какой-то культивированной дешевки, а крупный, природный, из Персидского залива. Десять тысяч долларов одна жемчужина. Жемчуг рассыпался, а эта дрянь — кошка — возьми и сожри одну. Я ее, гадину такую, поймала, — женщина задрала рукав и продемонстрировала длинные царапины, — принесла к этому так называемому доктору и попросила достать из кошачьего желудка бусину. Причем не просто же так, за деньги. И знаете, что он мне сказал?

— Что? — изобразил заинтересованность Иван.

— Сказал, что резать животное не стоит и надо подождать, пока жемчужина выйдет естественным путем. Представляете! Жемчужина! За десять тысяч долларов — естественным путем!

— Представляю, — кивнул Иван.

— Нет, вы не представляете! Это же какое живодерство! Кошка, значит, мучайся… Нет, чтобы аккуратненько разрезать и так же аккуратненько зашить…

— Я вас понял, — сказал Иван. — То есть вы обвиняете доктора в жестоком обращении с животными?

— Если бы! Мне от его отношения к животным ни тепло, ни холодно! Пусть животные на него жалобы строчат, если хотят.

— А что тогда?

— Мне кошку держать негде. У меня дом, гости по пятницам, муж… Это, кстати, он браслет купил. Если узнает, что жемчужина пропала, у него будет инфаркт! — Женщина закатила глаза.

— И?

— Я попросила этого, так сказать, доктора, — пальцы, унизанные золотыми перстнями, изобразили кавычки, — проконтролировать процесс… ну, понимаете… естественного выхода. Заплатила за нахождение твари в стационаре. И что?

— Что?

— Прихожу сегодня, и он мне выдает вот это! — Она выудила из кармана спортивных штанов прозрачный пакетик и сунула Ивану под нос. — Вот!

В пакетике тускло поблескивала облезлая бусина.

— Что это? — удивился Иван. Даже на его неискушенный в жемчуге взгляд содержимое пакетика никак не тянуло на десять тысяч долларов. Положа руку на сердце, он бы и одного не дал.

— Вот и я говорю: что это? Доктор местный, его медсестра или эта вот, — наманикюренный палец с перстнем под цвет костюма нацелился на аптекаршу, — кто-то из этой шайки подменил камень!

— Секундочку! — Иван набрал номер Кристины. Ответа не последовало. Набрал Асю — с тем же успехом.

— Давайте так, — сказал он злобно наблюдавшей за его действиями женщине. — Вы изложите все в письменном виде, приложите документ, подтверждающий реальную стоимость жемчуга, и принесете в городское отделение полиции майору Щедрому Андрею Геннадьевичу. Я ему сейчас позвоню, он будет вас ждать.

Майора и «Кайрос» связывали взаимовыгодные узы, и он никогда не отказывался прийти на помощь, если возникала необходимость. Что-то подсказывало Ивану: скандальная тетка к Щедрому не пойдет, но номер он набрал.

— Андрей Геннадьевич? Капитан Рыбак.

— Вижу, — отозвался майор, у которого номер Ивана был забит в телефонную книгу. — Чем обязан, товарищ капитан?

— К вам подойдет от меня женщина. — Он прикрыл микрофон рукой и поинтересовался: — Как ваше имя-отчество?

— Комарова. Аделина, — недовольно проворчала та, — только…

— Аделина Комарова, — повторил Иван. — Распорядитесь, пожалуйста, насчет пропуска.

— Пренепременно, — хмыкнул Щедрый. — Буду с нетерпением ждать.

— Ну вот! — убирая телефон в карман, сказал Иван. — Майор вас ждет. С паспортом, документами на браслет. И да, чуть не забыл: прихватите с собой настоящий жемчуг, чтобы можно было провести экспертизу для сравнения. Все, идите, не затягивайте. Вот вам на всякий случай. — Он протянул визитку: Рыбак Иван Станиславович и номер телефона, без указания должности и места работы. — Не беспокойтесь, все будет сделано в сжатые сроки. Виновные обязательно понесут наказание. Ваши координаты, надеюсь, здесь есть? — Иван посмотрел на аптекаршу.

Та интенсивно закивала:

— Да.

— Но… — Женщина колебалась. — А если я не найду документы? Это же муж…

— Найдете, обязательно найдете. Без документов, сами понимаете… — Иван развел руками. — Чтобы доказать хищение в крупном размере, необходимо подтвердить ценность.

Он широким жестом указал на дверь, и скандалистка, немного помешкав, наконец удалилась. Ее широкая изумрудная спина выражала крайнюю растерянность.

— Мы, честное слово, отдали ей то, что вышло из кота, — зачастила аптекарша. — Я лично упаковывала. Спиртом протерла. Но вы не подумайте, она уже была такая… Облезлая. Конечно, это не натуральный жемчуг. Но и не пластик — тяжелая, фарфоровая, наверное. Леночка, медсестра, за котом три дня ходила, как только бусина вышла, сразу хозяйке позвонили. Она буквально через пять минут примчалась. Только глянула — и давай орать.

Иван жестом остановил ее, достал телефон и набрал поочередно Асю и Кристину. Все с тем же результатом, вернее, без него.

— Надеюсь, к Щедрому она не пойдет, — пробормотал Иван, но девушка-аптекарша услышала.

— Хорошо бы… Здорово у вас получилось.

— Это вы еще с Асей нашей не общались. У нее талант с людьми разговаривать. Возьмите визитку, как только будут новости, звоните.

У дома, где он оставил Асю, стояла машина «Скорой помощи». Толпа рассосалась, и наркоман уже не лежал на асфальте — то ли сбежал, то ли отправился в полицию. Возле «Скорой» стоял мужчина, судя по костюму, врач или фельдшер, и неторопливо пил кофе из бумажного стаканчика.

— А где девушка тут была? Беременная? — спросил Иван и для большей убедительности жестом изобразил большой живот.

— Увезли, — ответил врач и сделал большой глоток кофе.

— Как увезли? — Самые черные страхи подняли голову и противно закопошились в мозгах.

— Подруга увезла. На серебристом «Киа». Симпатичная, прическа такая. — Доктор изобразил нечто указательным пальцем свободной руки.

«Кристина», — понял Иван, и страхи тут же сникли.

— А куда, не сказали, случайно?

— Как я понял, в клинику, где девушка наблюдается по беременности.

Страхи снова воспряли.

— Спасибо! — Иван рванул к барбершопу, где утром оставил автомобиль. Сквозь огромные стекла был виден крашеный викинг Хайитбой, который окучивал очередного клиента. Иван посмотрел на часы — с того момента, когда он находился по ту сторону стекла, прошло всего-ничего, а кажется, целый день. Или нет, месяц.

Тут у него в кармане зазвонил-завибрировал телефон. Ася! Земля под ногами вздрогнула, словно где-то в глубине мчался поезд.

— Ваня! Что с Хакером? — спросила она, едва услышав его голос.

— К черту Хакера! Что с тобой? Что с дочкой? Почему ты не берешь трубку? — Поезд все шел и шел, а земля дрожала.

— Все в порядке. Нам сделали УЗИ, мы помахали рукой.

— А ну, дай Кристине трубку!

Только когда генеральный директор «Кайроса» подтвердила, что ни у мамы, ни у малышки никаких проблем нет, поезд умчался, и земля перестала трястись.

— Вы сейчас куда? — спросил Иван.

— В полицию, на Пушкина. Обещали сразу из клиники туда подъехать. У них есть вопросы по поводу наркотиков.

— А что с Хакером? — Это снова была Ася.

— Сейчас узнаю и перезвоню, — пообещал Иван. — Ты только трубку бери, когда я звоню.

— Ты подъедешь на Пушкина? — Трубка снова оказалась у Кристины.

— Я сейчас Щедрому позвоню, ему ближе. Ну и сам, разумеется, буду. Только узнаю насчет собаки, а то меня Ася покусает.

— Что, опять? — нарочито удивленным голосом приветствовал Ивана Щедрый, но, узнав о происшествии, тут же настроился на серьезный лад. — Уже выхожу. А что с твоей Комаровой прикажешь делать, если вдруг заявится в мое отсутствие?

— Если заявится — пусть ждет.

Возле аптеки в клинике сидела старушка с котом на коленях.

— Вот, Марсик загрустил, — пожаловалась она Ивану, — пошла к ветеринару на Тимирязевской, так он сказал, что это от старости. А он еще не очень старый, четырнадцать лет всего. Коты, бывает, до двадцати пяти живут — вот это, я понимаю, старые.

— Я читала, — подхватила аптекарша, — что в Америке кошка прожила тридцать восемь лет.

— Да ну, — засомневалась старушка, — вы меня разыгрываете.

— Нет же, нет! Этот рекорд занесен в Книгу рекордов Гиннесса. Так что ваш котик еще совсем молодой. Сейчас наш доктор посмотрит его. Вот только собачку товарища из полиции прооперирует.

— А у вас какой породы собачка? — спросила старушка.

Он замялся, и аптекарша пришла на помощь:

— Спаниель, черно-белый. Тоже, кстати, немолодой. Да?

Она посмотрела на Ивана, и тот подтвердил:

— Да, успел пожить…

— Я читала, — сказала аптекарша, — люди приходят в мир, чтобы научиться любить и быть хорошим человеком. А собаки рождаются, уже умея все это. Поэтому им не нужно жить так долго, как нам.

Старушка — хозяйка кота хотела возразить, но тут, к его радости, дверь с надписью «Доктор Соколов Н. В.» открылась и в коридор выскользнула медсестра.

— Все в порядке с вашим песиком, — сообщила она. — Побегает еще. Сейчас доктор подробнее все расскажет. Если вы не против, мы его оставим дня на два, понаблюдаем, антибиотики покапаем, витаминчики. Все-таки рана тяжелая. Я думала, вы пошутили насчет напарника, а оказывается…

Из кабинета вышел доктор.

— Хакер ваш — настоящий герой. Насколько я понял, это не первое его боевое ранение? Да?

Иван пожал плечами.

— Это соседский пес, хозяин заболел и просил присмотреть за ним.

— Хотите его навестить? — спросил доктор.

Большого желания Иван не испытывал, но не выглядеть же в глазах аптекарши и старушки, хозяйки Марсика, черствым сухарем.

— Хочу, конечно.

Простыню, на которой лежал Хакер, поменяли. И сам пес выглядел лучше — еще не совсем живым, но уже и не мертвым.

— Спасибо тебе за моих девчонок. Я у тебя в долгу, — сказал Иван и потрепал лохматое ухо.

Пес вдруг приподнял голову и лизнул его руку. Язык горячий, шершавый. Вспомнились слова аптекарши: рождаются, умея любить и быть хорошим человеком. Может, не совсем человеком, но насчет любви — похоже.

На шее у Хакера Иван увидел светло-коричневый кожаный ошейник в кровавых пятнах, на котором виднелся фрагмент надписи: …лий Пав… и цифры. Да это же номер телефона хозяина!

Он снял ошейник, промыл его под краном. Савелий Павлович. Имя и отчество ничего ему не говорили. Вся надежда на Федора Лебедева. С его талантами разузнать все о хозяине Хакера, а заодно и о псе легче легкого.

Лебедев с задачей справился очень быстро, Иван подъезжал к Пушкинской, когда на телефон поступило сообщение:

«Яковлев Савелий Павлович».

Иван подождал, вдруг придет еще что-нибудь, но подробностей не было.

«Спасибо, лаконичный ты наш», — написал Иван.

В ответ телефон разразился нетерпеливыми гудками. В личности звонившего сомневаться не приходилось — оскорбленный в лучших чувствах Лебедев требовал проявления уважения к собственной персоне.

— Иван Станиславович! — завопил он. — Попробовали бы сами что-нибудь найти! Этот Савелий Павлович — пенс, ваш бывший коллега.

«Коллега — вполне вероятно, — подумал он, — дом же милицейский». Это бывший тесть поспособствовал, чтобы Ивану выделили в нем квартиру.

— В соцсетях его нет, — продолжал Лебедев, — в интернете есть упоминания, но надо отделить от полных тезок, а для этого нужно: а — подробности из жизни, б — время. Давайте подробности и ждите.

Подробностей Иван как раз и хотел от Федора, а времени у него тоже не было. Немного покрутившись в поисках парковки, ему удалось пристроить машину на пятачке возле кафе «Мишель» с изображением огромного круассана на витрине, от которого до отделения полиции, куда направились Ася с Кристиной, было рукой подать.

В дверях он столкнулся со Щедрым, благодаря чему получилось пройти через проходную без лишней волокиты с оформлением пропуска — дежурный просто записал его данные в журнал и нажал на кнопку турникета.

Асю и Кристину они обнаружили сидящими на неудобных дерматиновых стульях в длинном коридоре у двери с табличкой «Отдел по контролю за оборотом наркотиков». Ася успела переодеться и выглядела вполне нормально.

— Что там? — Щедрый кивком он показал на дверь.

— Попросили подождать, — ответила Кристина.

— Понятно. — Майор коротко постучал и скрылся за негостеприимной дверью.

Через минуту он выглянул и скомандовал:

— Заходите.

В кабинете стояло четыре стола, но занят был только один.

— Присаживайтесь, — неприветливым тоном пригласил сидевший за ним мужчина в сером пиджаке и синем галстуке в тонкую красную полоску. На вид ему было хорошо за пятьдесят. — Майор Кузнецов Сергей Вячеславович. Кто из вас обнаружил наркотики?

— Наркотики обнаружила собака, — сказала Ася, стараясь устроиться поудобнее на стуле — близнеце тех, что стояли в коридоре.

Кристина села рядом, Щедрый примостился на угол свободного стола, а Иван предпочел остаться стоять у двери, скрестив руки на груди.

— Что за собака? — нахмурил брови Кузнецов.

— Спаниель, черно-белый, у него еще уши… — Ася чуть не обмолвилась, что напоминают лепестки хризантемы, но вовремя остановилась.

— Ваш? — нахмурил брови Кузнецов.

— Нет, сосед попросил погулять.

— Вы пошли погулять, и в процессе прогулки пес обнаружил закладку, так?

— Не совсем.

Ася начала рассказывать о некстати заболевшем соседе, барбершопе «Викинг», Хайитбое. Иван понимал, что она идет по тонкому льду — не все коллеги Щедрого хорошо относятся к частным детективам. Его старинный приятель, Сергей Новоселов, с которым было выпито, наверное, море пива, стоило Ивану устроиться в ЧОП, автоматически зачислил его в личные враги. С этого Кузнецова станется обвинить Асю в том, что именно она и есть закладчица. Тогда останется надеяться только на Щедрого, иначе Ася выйдет на свободу, когда дочка пойдет в школу.

— То есть больной сосед попросил вас погулять с собакой, а вы пошли в парикмахерскую, так я понимаю? — продолжал гнуть свою линию Кузнецов.

— Нет, в парикмахерскую пошел Иван, а мы с ним.

— Мы — это вы втроем? — Он кинул беглый взгляд на Кристину.

— Да нет же: я, Ваня и собака.

— Собаку, значит, тоже решили постричь? Соседскую? В такой дорогой парикмахерской? У соседа, случайно, не Рокфеллер фамилия?

— Яковлев его фамилия, — вмешался Рыбак. — Савелий Павлович. Ваш с майором Щедрым коллега, кстати.

Выражение лица Кузнецова резко изменилось. Как будто ветер одним духом разметал тучи и в небе воцарилось солнце. Не лицо, а блин на Масленицу, золотистый, щедро смазанный маслом.

— Савва, что ли? А пес — Хакер? Неужели жив еще? — обрадовался он.

— Хакер — на сто процентов жив, а вот насчет его хозяина не знаю. Мы хотели после прогулки к нему зайти, поинтересоваться здоровьем, кефир там, мандарины, лекарства, какие надо. А тут — сами видите — застряли.

— Савва с Хакером у нас в отделе работали. Пес был просто уникум. Глянешь — безделица, а не пес, но наркотики чуял, как никто другой. Закладчики его выследили и подстрелили. Савва как раз на пенсию собирался. Вместе ушли. Так что Хакер — наш почетный пенсионер. Как-то после майских заходили в гости. Савва старается далеко от дома с ним не уходить, торговцы наркотиками его район стороной обходят. Так, говорите, этот гад Хакера подрезал?

— Ага, — кивнула Ася.

— Хо-ро-шо, — похлопал ладонью по столу Сергей Вячеславович.

Сразу стало ясно, что ничего хорошего наркомана, покусившегося на пусть бывшего, но все-таки сотрудника полиции, не ждет.

— Если в следующий раз такое случится, вы просто отойдите в сторонку, — посоветовал он Асе на прощание, — и позвоните в полицию. Телефончик же знаете?

— Кстати, — сказал Щедрый, когда они спускались по лестнице, — протеже твоя, как там ее… Каролина?… Балерина?

— Что за балерина? — насторожилась Ася.

— Аделина Комарова? — напомнил Иван. — Девяносто девять и девять десятых процента, что не позвонит.

Он рассказал историю о пропавшей жемчужине.

— Наверное, не нашла документов, подтверждающих стоимость браслета. Не имел чести быть знакомым с ее мужем, но если он хоть немного похож на супругу, то ценник с дорогущего браслета наверняка оставил бы. В крайнем случае — повесил в рамочке на стену.

Вечером, предварительно позвонив, Ася с Иваном отправились навестить соседа. Выглядел он еще не совсем хорошо, и визитеры, переглянувшись, не стали рассказывать о происшествии с Хакером. Медсестра на посту сообщила, что раньше чем через две недели его не выпишут, а значит, время для не очень хороших новостей еще есть. А потом, может, Хакер сам ему все расскажет.

Сквозь сон Ася услышала, как тихонько хлопнула входная дверь — Ваня ушел на пробежку. Откинув одеяло, она, не зажигая свет, проскользнула на кухню и встала у окна.

Иван вышел из подъезда и побежал по дорожке. Следом за ним бежал черно-белый пес со смешными кудрявыми ушами, напоминавшими лепестки хризантем.

Татьяна Устинова Волшебный пес

Зимой всегда нелегко, гораздо хуже, чем летом. Дня нет. Мы встаем в темноте, будим детей, чтобы отправить в школу и в институт, а они не встают — ночь на дворе. Мы по нескольку раз вламываемся в их комнаты, стягиваем одеяла, потряхиваем, пощекочиваем, поглаживаем, а дело ни с места, а время идет, а за окнами ночь, а ехать надо, и уже опаздываем. Когда мы начинаем покрикивать и повизгивать, нога за ногу, кое-как, с большим трудом, зевая до слез и натыкаясь на стены, они по очереди волокутся в ванную, а потом, понуро ссутулившись, сидят за столом, болтая ложками в чашках, и никакие уговоры, что нужно непременно позавтракать, да еще быстро, не помогают — не могут они ночью завтракать, не хотят.

Мы возвращаемся домой в темноте — дня как будто не было!.. Кругом горит электрический свет, и, где не успели задернуть шторы, в окна лезет ночь, непроглядная, твердая и холодная, как гранитная скала. Чтобы не видеть скалу, нужно скорей, скорей задвинуть шторы и хорошо бы еще свечи зажечь, чтобы живое пламя потеснило немного электрический свет, но какие тут свечи!.. Нужно быстро готовить ужин, быстро его съесть, быстро выслушивать истории и быстро проверять уроки, ночь на дворе!..

Из-за постоянной ночи все, с одной стороны, какие-то вялые и ненатуральные, как помидоры в вакуумной упаковке, с другой — раздражительные, взрывоопасные — не приставай, не влезай, будет только хуже!..

На дорогах грязь, на сапогах белые разводы, на лицах зеленоватая бледность, на тротуарах скользкая мерзость, в пакете невкусная еда, на работе несделанные дела, на душе темнота.

…А что делать? Климат такой…

Получается маета, отсутствие смысла, никакого просвета, бодрости тоже никакой, и ждать, в общем, нечего — весна еще когда-а-а придет! И кто ее знает, может, вообще не придет.

И вдруг у нас собака пропала.

Позвонила сестра, и я даже не сразу узнала ее голос. Этот самый голос сказал, что на участке никого нет, пусто. Инка даже не сразу поняла, что случилось, и некоторое время бессмысленно слонялась в дневных угасающих сумерках и заглядывала под каждый куст. Но и под кустами никого не было!..

Все дело в том, что наш пес живет под кустом. Пса зовут Микимото — ну, потому что так зовут! — и он самурай по происхождению и по сути. Порода называется акита. Мы взяли его летом, когда светило солнце, и день еще был, и тепло тоже было, и солнце светило вовсю, и кусты были плотные, упругие, во все стороны растопырившие ветки. Наш щенок прекрасно доехал аж от самой Дубны, где проживал до нашего появления в его жизни с братьями, сестрами и хозяйкой Аней, и уже здесь, у нас, обойдя участок по периметру, выбрал себе куст пораскидистей и в нем поселился.

Никакие уговоры — в будке, мол, гораздо лучше, суше, выше и вообще как-то цивилизованней для собаки — на него не действовали. Он самурай!.. Он спит на земле, ему наплевать на дождь, и его не интересуют такие мелочи, как жара, холод или удобства. Он не мелочится.

Он всегда всем доволен и очень рад нас видеть. Заслышав знакомую машину, он скручивает в бублик толстый, пушистый и раскидистый хвост и бежит встречать. Дождаться нет никакого терпения, и пока открываются ворота, под ними торчит улыбающаяся физиономия нашего акиты, а потом нужно обязательно опустить стекло, потому что в ту же секунду, как машина въезжает на участок, Микимото кидается, бежит, догоняет и ставит лапы на дверь, и в салон просовывается лобастая башка: ребята, вы приехали?! Вот радость-то, вот молодцы!..

Он оптимист. Ему нравится непогода, впрочем, солнышко тоже нравится, он никогда не огорчается по мелочам, и его хвост бубликом то и дело мелькает тут и там. Микимото интересуется жизнью.

А тут Инка вышла — хвоста не видно, нигде не мелькает, и под кустами никого, и, самое главное, дня нет. Он то ли не начался, то ли уже закончился, и где искать самурая — непонятно, и как он исчез — непонятно тоже, и куда!.. А живем мы в старом поселке, где множество улочек, переулков, тупичков, старых дач с покосившимся штакетником. Как его искать во всей этой сумеречной дачной путанице?!

Мы со старшим сыном, не раздумывая ни секунды, поехали. Бессмысленные созвоны, бессмысленные вопросы — а ты во сколько обнаружила, что его нет? Как только вышла, так сразу и обнаружила! А в какую сторону он мог побежать? Господи, да в любую! Он же еще щенок, мало ли куда его могло увести любопытство и несгибаемый самурайский дух! А за железную дорогу он мог уйти? Ну, конечно, и вообще нужно спешить, сейчас совсем стемнеет!..

Мишка высадил меня на берегу какой-то поселковой лужицы, которая в нашей мифологии именуется озером, и я пошла по мокрой улочке, засыпанной облетевшими листьями, слегка припорошенными снегом.

…Вы не видели здесь собаку? Уши торчком и хвост бубликом! Не пробегала? Может, и пробегала, шут ее знает. Мало ли по поселку собак бегает!..

И темнеет, темнеет стремительно!..

Мишка сразу, как только мы поехали, вызвал на поиски друга Димана. Друг Диман выслушал сообщение о том, что Микимото пропал, и сказал: «Еду». Потом я, немного поколебавшись, позвонила Жене. Я знала, что лучше не звонить, у него завтра доклад, и я знала про доклад, а его еще написать нужно. И с утра муж звонил, очень раздраженный, и говорил, что работа у него «не идет», а вопрос серьезный, и от него многое зависит.

Женя выслушал меня и сказал: «Еду».

Я металась по переулкам, приставала к бабусям в платках и случайным прохожим и уже понимала, что никого мы не найдем — ну потому что это невозможно и уже почти ночь!..

Скоро будет совсем окончательная ночь, и наш маленький самурай, такой бодрый, жизнерадостный и глупый, останется на улице и станет искать куст, в котором он привык ночевать, и свой желтый мячик, и миску, и нас, и никого не найдет.

Снег пошел, я сильно замерзла, ноги чавкали, когда я наступала в лужи, и тут мимо меня проехала на машине Инка, не заметив. Она же собаку искала, а не меня!.. Я бегом догнала ее, влезла в теплое нутро автомобиля, и мы втроем — еще Саня была, племянница, — не разрешая себе скулить, выработали план действий.

Совершенно идиотский. Мишка поедет направо. Диман поедет налево. Женя поедет прямо через дорогу. А мы втроем по кругу.

Мишка с Диманом, как самые продвинутые, вооружились навигаторами, чтобы искать при помощи технических новинок, а мы продолжили по старинке — на всех перекрестках притормаживали и в разные стороны смотрели в сумеречные переулки. Ничего и никого не было в переулках, только сгущавшиеся сумерки, старые заборы и облетевшие кусты.

Его нашел Мишка.

Позвонил и заорал так, что я чуть не уронила трубу.

«Я его держу, — орал Мишка. — Он здесь, со мной!..»

Все члены мафиозного клана как-то в одну секунду съехались на угол улицы Коммунистического Интернационала и Клары Цеткин, где Мишка держал за ошейник совершенно мокрого самурая. Он был страшно рад нас видеть.

Мы затолкали его в багажник, захлопнули дверь, заперли замки, выдохнули и закурили — даже те, которые отродясь не курили.

Кругом была ночь, снег пошел. Мы все продрогли, вымокли, устали и были абсолютно счастливы.

Мы громко говорили, хлопали друг друга по плечам, то и дело заглядывали в багажник и сообщали Микимото, что он последний идиот, и обзывали его другими разными неприличными словами, потом лезли в машину, трясли его за уши — он радостно улыбался — и обсуждали «операцию», и вспоминали подробности, и сотый раз требовали, чтоб Мишка рассказал, как он его увидел, совсем рядом с домом, как бросил машину, выскочил, побежал, догнал!..

Все это было нам очень важно.

Потом мы все заехали на участок, проверили ворота и калитки, чтобы Микимото снова как-нибудь ненароком не утек, уселись пить чай и в пять минут уничтожили недельные запасы провизии, и то и дело выбегали на крыльцо, чтобы проверить, мелькает ли в темноте белый хвост бубликом!..

.

…Мы никак не могли его потерять. Ну никак. В кромешной темноте, когда день то ли не приходит вовсе, то ли приходит всего на несколько минут, очень нужны хоть чей-нибудь оптимизм и стойкость. Для поддержки очень нужны!..

Совершенно необходимо сознание, что холод и мрак — просто мелочи жизни и настоящему самураю на них наплевать, он все равно радуется жизни, людям, открывающимся воротам, желтому мячику.

Доклад напишется, работа сделается, солнышко выглянет, весна придет — обязательно должен быть кто-нибудь, кто, может, и не убедит нас в этом, то хотя бы поддержит.

Наш пес-самурай нас поддерживает, и спасибо ему за это!

Елена Логунова Звездный лор

— О, идет-бредет мое чудо, улыбка от уха до уха! — выглянув в окно, проворчала Татьяна. Оглянулась на Анну, строго прикрикнула: — Сиди! — и плеснула ей в кружку еще компота.

Компот Татьяна сварила отменный. Из алычи с абрикосами, благо это в августе в южном городе бросовое сырье: перезревшие плоды градом валятся с деревьев под ноги прохожим.

— Негоже друзьям и соседям встревать в семейные разборки, — неуверенно возразила Анна, зависнув задом над табуретом, как аэростат. Заодно посмотрела, как по двору идет-бредет улыбающееся чудо — муж соседки Виталий.

Татьяна с лязгом распахнула духовку, вытянула оттуда поднос с румяными пирожками, и Анна, передумав уходить, опустилась на место.

Пирожки у Татьяны тоже получились отменные.

— Ты сейчас не подруга и не соседка. — Татьяна брякнула перед Анной тарелку с пирожком — румяным, духмяным, еще пузырящимся красным вишневым соком. — Ты эксперт! И мне нужно твое заключение: да или нет?

— В смысле, пьян Виталий — или у тебя паранойя? — развернула альтернативу подруга, повышенная до звания эксперта.

Татьяна всплеснула руками, бухнулась на кухонный диванчик и обратилась лицом к прихожей — приготовилась. Уперлась взглядом в наружную дверь, угнездила на коленках кулаки.

— Очень похоже, что паранойя, — поглядев на подругу, выдала предварительное экспертное заключение Анна.

Татьяна разжала кулак и, по-прежнему гипнотизируя взглядом дверь, стала загибать пальцы:

— Уже вторую пятницу он задерживается после работы — это раз.

— Пятница-развратница, — кивнула Анна.

Татьяна отлепила гневный взор от двери и наградила им подругу.

— В смысле, день такой — самое время расслабиться, — объяснила та. — Необязательно по бабам идти, можно и просто в бар…

— Виталий не пьет! — отрезала Татьяна и поправилась: — Не пил…

— Не будет пить, — поддакнула ей Анна, чтобы хоть немного успокоить. — Но пятница, конец рабочей недели, сама понимаешь…

— Не понимаю! — Татьяна помотала головой так, что легкая косынка на ней перекосилась, как вигвам под натиском урагана. — Он приходит веселый, довольный — и это после рабочего дня! Смеется, шутит, насвистывает… обниматься лезет! На прошлой неделе танцевать тут надумал, кружил меня — табуретку сломали! Скажешь, не пьяный?! А спиртным от него не пахнет! И денег на выпивку не тратит, я ж все считаю. Вот как так?

— Эмн… — глубокомысленно молвил эксперт.

— Да я таким его лет тридцать не видела! Вот как бросил пить, с тех пор и не видела… — Татьяна осеклась — в замке заворочался ключ. — Готовься, Анька!

Анна приготовилась.

— Девчо-онки! — подозрительно неловко ввалившись в прихожую, напел веселый Виталий. — Вы тут чего? Хозя-айничаете? Молодцы! Танюшка, зайка моя, пирогов напекла?

Зайка глядела на мужа волком.

— А что зайчонок мой не весел? Что он голову повесил? — Дважды пнув воздух, Виталий сбросил легкие летние туфли, заскользившие по блестящей, намытой плитке корабликами.

Он босиком прошлепал в кухню, заранее раскинув руки для объятий, в кои заключил угрюмую Татьяну. Та замерла, как кролик в кольцах удава: вся воплощение скорби и безнадежности.

— ДА! — беззвучно проартикулировала ей, выглядывающей из мужних объятий, соседка-подруга-эксперт. — Пьяный, факт!

— И Анютка у нас! — Виталий выпустил благоверную зайку и повернулся к соседке: — Рад тебя видеть, старушка!

— Чего это я старушка, — несогласно пробормотала Анна, но дружески приобнять себя позволила.

Заодно она внимательнейшим образом принюхалась к Виталию.

И поверх его плеча шепнула неотрывно наблюдающей Анне:

— Нет! Не пахнет… совершенно!

— Кто совершенный — я совершенный? — Виталий горделиво расправил плечи, шутливо побил себя в грудь кулаками: — Да, я такой!

— Да уж, — согласилась Анна, рассматривая его суженными глазами. — Редкий тип. Загадка современности… Танюш, я побегу, а ты зайди ко мне после ужина, ладно? Посекретничаем.

К соседке Татьяна зашла уже после вечернего чая. Виталий как раз устроился на диване с ноутбуком, чтобы посмотреть боевик из тех, которые ему еще в юности очень нравились. Татьяна и тогда от этих фильмов плевалась и теперь их видеть не могла. Называла стрелялками-убивалками.

Анна же чинно смотрела душевный отечественный сериал. Татьяну она впустила, но рысью вернулась к телевизору, шикнув на гостью: тихо, потом поговорим.

Татьяна на срочной беседе и не настаивала. Ей тоже было интересно, какой фортель выкинет в очередной серии телевизионная героиня — женщина немолодая, но, на зависть, активная, супруга одного никчемного мужика и любовница сразу двух таких же.

— Значит, так, Танька, — повернулась к подруге Анна, когда телегероиня неизобретательно спрятала любовника в шкафу аж до завтра — до новой серии. — Я тут нашла решение твоей проблемы.

И она кивнула на закрытую дверь маленькой комнаты, откуда теперь, когда телевизор замолчал, стали слышны подозрительные стуки и шорохи. Татьяна поняла, что их издает обещанное ей решение, и встала, чтобы взглянуть на него.

Решение имело вид энергичной кудлатой собачки странной желтой масти и неизвестной науке породы — что-то вроде помеси хризантемы с электродрелью.

— Баб Веры песик, зовут Барбос, — представила электрохризантему Анна.

— Это не похоже на Барбоса, — заметила Татьяна.

— Это похоже на Барби, — согласилась с ней подруга. — Так оно и называлось, пока баб Вера думала, что это девочка. Но Барби выросла и оказалась мальчиком.

Татьяна критически оглядела упомянутого мальчика. Не сильно-то он вырос, такому вместо будки и обувная коробка сгодится.

— Ты можешь звать его коротко — Босс, — предложила Анна.

— Зачем мне его звать?

— Затем, что на две недели это ваша собака. Твоя и Виталькина. — Анна пошарила за диванными подушками и вытащила оттуда поводок. — Держи. Баб Вера в гости к сыну уехала, а там кошки, Боссу туда нельзя.

— К нам тоже нельзя!

— К вам можно и нужно. — Анна нагнулась, пристегнула поводок к ошейнику желтой электрохризантемы и сунула ремешок Татьяне в руку. — Не понимаешь, что ли? Это твой шанс, Танюха, вывести мужа на чистую воду. Собаки — они же алкоголь за километр чуют! Особенно Босс. Ты деда Митю покойного, мужа баб Веры-то, помнишь?

— А то! — Татьяна кивнула.

Деда Митю прекрасно помнил весь дом. Покойный супруг бабы Веры имел весьма неприятное обыкновение опасно буянить подшофе.

— Так вот Боссик, когда дед поддатый являлся, заранее скулить начинал — сигналил так хозяйке, и они вместе бежали из дома, пока не началось, — объяснила Анна, погладив приплясывающую у их ног собачку. — Дед Митя только в лифт войдет, а баб Вера с собачкой уже по лестнице вниз бегут. Смекаешь, к чему я?

— А то! — повторила Татьяна и посмотрела на песика с новым интересом.

Живой алкотестер — вещь в хозяйстве полезная.

— У родителей была почти такая же собачка, только белая. Когда мы с Виталькой начинали встречаться, я с ней гуляла вечерами. — Она улыбнулась своим воспоминаниям.

— Значит, ты знаешь, как за ней ухаживать. — Анна сунула подруге в свободную от поводка руку погромыхивающий пакет. — Вот, баб Вера собрала пожитки Босса, там миски, игрушки, сухой корм. Принимай, Татьяна, нового друга!

— Ну что? Ну как? Вывел Боссик Витальку на чистую водку? — хохотнув, поинтересовалась Анна у Татьяны через несколько дней.

Подруги случайно встретились у овощного киоска возле дома.

— Да как бы не так, — огрызнулась Татьяна, взмахнув морковкой. Та была дюжая, как жезл гаишника, и соседка держала ее как дубинку. Анна слегка отодвинулась. — Не то что не заскулил — даже не вякнул ни разу, хотя по мужику прям видно, что он под мухой!

— Погоди, как так — под мухой? Ты ж говорила, Виталька только по пятницам такой?

— Был по пятницам, стал каждый вечер. — Татьяна злобно посмотрела на морковку в своей руке и швырнула ее обратно в ящик. — Причем, что интересно, является вроде нормальный. Берет собаку, уходит с ней гулять и возвращается конкретно навеселе.

— И от него не пахнет?

Та уныло кивнула.

— И псина ни гугу?

Татьяна помотала головой.

— Ну, Танька, я даже не знаю, прям детектив какой-то… О!

Анна вдруг просияла.

— А у меня же есть знакомый частный детектив! Племянник теть Наташи Роговой из второго подъезда. Пойдем к нему, Тань!

— Это же дорого, наверное, — заколебалась Татьяна.

— Мы теть Наташу попросим — она по-свойски нам скидку организует!

— Ну, если скидку… — Она снова потянулась к морковке.

— Тогда быстрее давай, не тяни. — Энергичная подруга сама набросала в ее пакет корнеплодов. — Сейчас идем к теть Наташе, а завтра же — к ее племяшу. Тянуть нельзя — у тебя мужик тайком спивается!

— Вроде, — неуверенно добавила Татьяна.

— Вроде на огороде! — припечатала Анна и поспешила с покупками к кассе.

— Вот, Тошка, я тебе клиентов привела! — объявила Наталья Григорьевна, ввалившись в тесный кабинет Антона Рогова и заполнив собой почти все свободное пространство.

— Кого? — удивился Антон и отъехал в кресле подальше — пожилая дама не остановилась, пока почти не легла на его рабочий стол.

Оказалось, за ней решительно следовали еще две тетки, тоже немалогабаритные.

— Здрасьте!

— День добрый! — сказали они, и Рогов досадливо подумал, что надо бы ему запираться изнутри.

Кабинет частного детектива — это вам не проходной двор и не общественное пространство. Нельзя вламываться сюда мимоходом после прогулки с подружками.

Хотя Наталья Григорьевна назвала своих спутниц не подружками, а клиентками… Антон приуныл. Сто пудов, одна из теток потеряла котика или песика и попытается привлечь к его поискам специалиста.

— Тяфф! — донеслось из-под ног незваных теток, и Антон понял, что ошибся: песик не потерялся.

Ну, значит, муж загулял.

От Натальи Григорьевны и иже с ней он никаких интересных дел не ждал. Нет сомнений — с какой-то скучной банальщиной явились. Будут сейчас отвлекать спеца от важных дел.

Тут он с сожалением вспомнил, что никаких важных дел у него сейчас нет и не предвидится. А необходимость внести очередной платеж за аренду кабинета как раз имеется. Это несколько примирило его с появлением теток-клиенток. Хотя что с них возьмешь…

— Тоша, ты должен выслушать Таню, — объявила меж тем Наталья Григорьевна, опускаясь на единственный стул для клиентов.

Показала, значит, что не уйдет просто так. Две другие тетки встали справа и слева от нее, как почетный караул, с такими лицами, как у кремлевских гвардейцев на посту номер один: сразу видно, будут проявлять непоколебимую стойкость. И сами с места не сдвинутся, и ему удрать не позволят — выход-то перекрыли, а окно узкое и высоко под потолком.

Отсутствие постоянного потока серьезных дел и денежных клиентов не позволяло сыщику Рогову снять офис посолиднее. Спустя полгода после начала частной практики он все еще ютился в подвальной каморке.

— Можно начинать? — спросила тетка с собачкой.

И Рогов сдался. Придвинул к себе чистый лист бумаги, взял ручку и изобразил внимание:

— Я вас слушаю.

Пометок он не делал, так, рисовал каляки в пушкинском стиле — лохматую собачку, дамский профиль с тремя подбородками, — но слушал действительно внимательно и быстро уловил главное.

— То есть, похоже, ваш муж каким-то образом пьянеет без спиртного? С учетом роста цен на алкоголь — это открытие века!

— А и вправду! — сказала одна из теток-караульных и посмотрела на вторую. — На этом же можно сделать хорошие деньги…

— Цыц, девки, — прихлопнула ладонями по коленям Наталья Григорьевна и погрозила пальцем племяннику: — Ты, Тошка, если это говоришь, чтоб набить себе цену и повысить плату за услуги, поимей совесть! Раскроешь секрет — решите, как им распорядиться, а пока давай, помогай хорошему человеку. Виталька Танькин, между прочим, врач, ценный кадр для общества. Сопьется — на его место в поликлинике фиг кого найдут. И куда потом пациентам бегать, в частный медцентр? У нас таких денег нету.

Стал понятен интерес в этом деле пожилой тетушки.

— Врач, говорите? — У Антона возникла версия. — Не хирург ли?

— ЛОР.

— Без разницы. У медиков же спирт…

— И-и-и, милый человек! — по-старушечьи протянула жена медика. — Когда у них спирт был, в Великую Отечественную? Теперь другие антисептики, и для дезинфекции все больше перекись используют…

— А настойки разные по-прежнему на водно-спиртовом растворе, — со знанием дела возразила Наталья Григорьевна.

— Вот именно! — поддакнул ей племянник и стал выбираться из-за стола.

Был только один способ мирно выдворить гражданочек из оккупированного кабинета — срочно уйти по делу. Хоть по какому-нибудь. Можно даже по этому самому.

Антон раскинул руки и пошел на дам, как на гусей, приговаривая:

— Есть у меня одна идея, и ее срочно нужно проверить…

Двери кабинетов врачей украшали однотипные таблички. На той, что с надписью «Оториноларинголог», в прорези стояла картонка с аккуратно выведенным ФИО: «Петров Виталий Петрович». Чернила подвыцвели, а бумага успела пожелтеть: очевидно, Виталий Петрович работал на одном месте долгие годы. В табличках на кабинетах некоторых других специалистов виднелись клетчатые тетрадные листочки — явно временное явление.

Отметив это наметанным взглядом, Антон Рогов сделал вывод, что Виталий Петрович Петров человек основательный, надежный, не склонный к переменам. Из тех, для кого сила привычки — что закон всемирного тяготения.

— Да сядь, милок, — подергала Рогова за полу легкой рубашки навыпуск уставшая от его мельтешения бабка с клюкой.

Голос у бабки был хриплый и слишком громкий. Ей явно нужен был оториноларинголог. Антон испытал укол совести из-за того, что лишает внимания специалиста тех, кто действительно в нем нуждается.

Дверь открылась. Пятясь задом и на ходу продолжая обмениваться репликами с доктором в кабинете, в коридор вывалилась тетка с целым ворохом бумажек в руках.

— Ого, сколько назначил! — с отчетливой завистью проорала бабка с клюкой и бесцеремонно подпихнула в спину Рогова. — Заходь уже, твоя очередь!

Антон вошел в кабинет, поздоровался и огляделся. Доктор Петров сидел на приеме без медсестры — не соврала Татьяна, сказав, что «бедный Виталька уже полгода один, Клавдия Пална на пенсию ушла, замены ей нет, а всех временных практиканток к участковым терапевтам кидают».

— Присаживайтесь, подождите минутку, — не поднимая головы, предложил занятый заполнением карты доктор.

— Спасибо, — сказал Антон и подобрался к предложенному стулу кружным путем, мимо окна, как следует помаячив у подоконника своей яркой рубашкой.

Она была выбрана в специальном расчете на визит к оториноларингологу Петрову. Расцветка «Пожар в джунглях» идеально соответствовала коварному плану сыщика Рогова и его добровольных помощниц. Хотя тех правильнее было бы назвать добровольно-принудительными — принять их добровольную помощь они Антона реально принудили.

Секунд через тридцать после появления в окне пламенеющего всеми оттенками алого Антона за оградой поликлиники завыла автомобильная сигнализация.

— Что это? Вы слышите? — позвал сыщик излишне увлекшегося бумагами Виталия Петровича.

— А? Что? Где? — вскинул голову тот.

Оториноларинголог, ага. У самого со слухом проблемы!

Невидимый автомобиль завывал, как показалось Рогову, оскорбительное для хозяна:

— Лох-лох-лох-лох-лох-лох, лу-узер! Лу-узер! Лу-узер! Ло-о-ох! Ло-о-ох!

На месте Петрова Антон бы обиделся.

Доктор — все же не глухой — узнал по голосу собственную машину, вскочил, сунулся к окну и тоже выругался, но негромко.

Рогов коварно ухмыльнулся. Из кабинета нельзя было увидеть автомобиль, припаркованный за углом. И вырубить завывающую сирену, высунув из окна руку с брелоком, тоже не представлялось возможным.

— Минутку, я сейчас. — Доктор Петров с грохотом выдвинул ящик стола, выхватил из него брелок с ключами и выскочил из кабинета, забыв закрыть за собой дверь.

Антон сделал это за него, заодно повернув собачку замка.

У него было пять минут. Накануне он специально зашел в поликлинику, минуя регистратуру, поднялся к кабинету оториноларинголога, а оттуда, включив хронометр, в быстром темпе пробежался до парковки, где стояла машина Виталия Петровича, и назад. Забег занял пять минут шесть секунд. Доктор вряд ли сможет уложиться в меньшее время: он и постарше Рогова, и в худшей физической форме.

«Пиво пить — это вам не грушу в спортзале бить», — торжествующе подумал Антон и приступил к профессиональному обыску помещения — быстрому, тщательному и не оставляющему следов.

— А где?… — растерянно оглянулся на бабку с клюкой запыхавшийся доктор Петров, не заставший в своем кабинете пациента в приметной красной рубашке.

— Ушел, не дождался. — Бабка тяжело поднялась и заковыляла в кабинет. — Вы, молодые, все такие торопыги.

Ничего пригодного для распития спиртного в кабинете оториноларинголога сыщик не обнаружил.

А жаль. Такая хорошая версия складывалась, простая и логичная. Подтвердись она — можно было бы закрыть дело и распрощаться с назойливыми тетками, которые повадились ходить в кабинет детектива как к себе домой.

Еще и с пирогами!

— Значит, он принимает на грудь по пути между поликлиникой и домом, — рассудила Наталья Григорьевна и подула на пиалу с чаем.

Горячий облепиховый чай в термосе притащила Анна, свежие пироги в корзинке принесла Татьяна, а сине-белые с золотым кантиком пиалушки Антон помнил еще по своему детству. Бабушкины они, немодного нынче фасона. Теть Наташа их в дальнем закоулке буфета держала, а теперь вот племяннику в сыщицкую переправила.

Нарядные пиалушки, китайский термос с пионами и духмяные пироги разительно контрастировали с аскетичным убранством кабинета скромного частного детектива. Видимо, поэтому тетки приволокли скатерть с вышивкой и вязанные крючком ажурные салфетки. Они разложили их, эстетствуя, на полочке, где Антон любовно устроил подобие музея, с намеком поместив в рядок аксессуары великих сыщиков: скрипку, трубку и распятие. Кто в теме, поймет намек на Шерлока Холмса, комиссара Мегрэ и патера Брауна.

Тетки в теме не были.

— Курить — здоровью вредить! — осмотрев мини-выставку, объявила Наталья Григорьевна и попыталась заменить пеньковую трубку вонючими ароматическими палочками в баночке, но тут уж Антон уперся и свою концепцию отстоял.

Теперь они все вместе сидели за столом, который пришлось выдвинуть на середину кабинета, пили чай с пирогами и обсуждали ход дела.

Нельзя было привлекать теток даже для эпизодической помощи. «Теперь их от расследования палкой не отгонишь», — мысленно посетовал Антон.

А вслух сказал:

— По дороге с работы домой объект заходит в магазин. Логично было бы предположить, что он покупает там спиртное.

— Пиво, — подсказала Анна и заботливо подлила в пиалу Антона чаю, — причем безалкогольное. Я видела, специально поджидала его в супермаркете. На кассе сразу за ним стояла, прекрасно рассмотрела, что он купил. Бутылку безалкогольного пива и молочную шоколадку.

— Странный набор, — отметил Рогов.

— Шоколадка была для меня, — покраснев, призналась Татьяна.

— Ого! — Анна подпихнула ее локтем и подмигнула: — Небось и романтический вечер у вас потом случился?

— По-моему, это к делу не относится, — пробормотала смущенная соседка.

— А по-моему, надо проверить, точно ли то пиво безалкогольное, — заявила Наталья Григорьевна и ассоциативно понюхала чай. — Я про наш супермаркет много чего слышала. Там и ценники на полках местами меняют, и просрочку как качественные продукты продают, и на кассе обсчитывают, так что я туда с лупой хожу и обязательно чек проверяю.

— Думаете, в супермаркете могут продавать нормальное пиво под видом безалкогольного? — усомнился Антон. — Не вижу смысла в такой афере…

— Так это, может, не афера, а ошибка, причем не работников магазина. Вот я вспомнила, еще в советское время была такая история, — оживилась Анна. — На рыбзаводе ушлые деляги черную икру закатывали в банки с этикеткой «Сельдь иваси» — на экспорт тайно вывозили в таком невинном виде. А кто-то перепутал, и банки пошли в продажу в России. Скандал был — о-го-го какой! Кого-то, кажется, даже расстреляли.

— Стрелять не надо! — встревожилась Татьяна.

— Правильно, слегка выпивающий муж все же лучше, чем покойный, — одобрительно и успокаивающе похлопала ее по дрогнувшей руке с надкушенным пирогом мудрая Наталья Григорьевна. — Но пивко проверить нужно. Если оно и вправду с градусом, это все объясняет.

На следующий день Антон купил пива — такого же, как у Виталия, взял с той же полочки. И даже в то самое время, чтоб уж точно из одной партии. Дошел за объектом после работы от поликлиники до магазина и там между рядами хвостом ходил, не отставая.

— Не угадали, — попробовав напиток, с сожалением сказала Наталья Григорьевна и снова шумно отхлебнула из банки. — И впрямь без градусов. У всех? — Она окинула взглядом присутствующих.

Пива хватило всем, не зря Антон аж четыре жестянки купил.

Дегустацию проводили утром. А почему нет? Это шампанское по утрам пьют только аристократы и дегенераты, по поводу других спиртных напитков классика отечественного кинематографа ограничений не устанавливала. Тем более что пиво вообще безалкогольным оказалось.

— Тогда я даже не знаю… — Анна задумчиво посмотрела на потолок.

С него свисала одинокая лампочка. Еще вчера она была голой, а уже сегодня тетки принарядили ее в прелестный розовый абажур.

Антона пугали перемены, происходящие в интерьере его сыщицкой берлоги, но он не мог не признать: с абажуром стало уютнее.

— Ой, а я же печенье принесла, — спохватилась Татьяна и вытянула из сумки контейнер с домашней выпечкой. — Арахисовое, почти без сахара, к пиву самое то…

Стало еще уютнее. Хрустя печеньем, в сосредоточенном молчании они допили пиво.

— А если… — промокнув губы в пене платочком, неуверенно начала Татьяна.

— Смелее, — благодушно кивнул ей Антон.

Пиво, печенье, обстановка, приближенная к домашней, — все это смягчало сурового сыщика.

— А если спиртное он находит на дистанции от магазина до дома? — высказала свою мысль жена Виталия. — С кем-то встречается во дворе, например?

— Вчера со мной там встретился, — кивнула Анна. — Но я ему не наливала. А кто б налил?

— Не знаю, но в юности у Витальки много дружков во дворе было.

— Ой, где уже те дружки! — отмахнулась Наталья Григорьевна. — Кто переехал, кто вовсе помер, а кто сидит, как Васька Гвоздев!

— Гвоздев вышел недавно, — автоматически поправил Антон.

Как сыщик, он считал своим долгом держать ситуацию с сомнительным контингентом на контроле. Специально с участковым приятельствовал, чтобы знать, кто уже на нарах, а кто только собирается.

— Отсидел свою десяточку, попритих, рукодельничать научился, — охотно добавила всезнайка Анна. — Штакетник у клумбы поправил, видели? И старую сломанную лавку у гаражей починил. Как новенькая стала!

— Что новенькая — это хорошо. Как он готовенький приходит, вот вопрос, — пробормотал Антон, продолжая добросовестно думать о деле. — А если не во дворе? Вдруг у него где-то в подъезде заначка припрятана? Или даже дома, а?

Он заговорил живее, зримо представляя картину:

— После работы объект ненадолго заходит домой, чтобы вывести на прогулку собаку. Но не только для этого! Заодно он что-то украдкой употребляет… или незаметно берет с собой навынос.

— Да неужто я бы не заметила, что муж того… под мухой?! — возмутилась Татьяна.

— Мухи, точно! — Наталья Григорьевна звучно шлепнула себя по лбу и, когда все посмотрели на нее, объяснила: — Надо тебе, Тошка, герань на подоконник поставить, она отпугивает насекомых.

— Лучше кактус, — возразила Анна. — Он от компьютерного излучения защищает.

— Погодите вы с кактусами. — Антон еще не закрыл тему. — Вы, Татьяна, могли не заметить, что Виталий выпил, потому что он сделал это только-только. Спиртное еще не подействовало. А вот когда он вернулся…

— Так, Танька! Как придет твой домой, смотри за ним в оба, глаз не отводи! — строго велела Наталья Григорьевна и постучала кулачком по вышитой розе на скатерти.

— Да как не отводить? — досадливо передернула плечами Татьяна. — Он непременно в туалет заскакивает…

— Во-от! Вот! — Все обрадовались, как футбольные фанаты забитому голу.

— Обыщем ваш санузел, это первое, — моментально набросал план действий сыщик Рогов. — Второе — камеру поставим, чтобы видеть, чем там объект занимается.

— Да известно чем. — Татьяна смутилась. — И я ведь тоже… Как же мне с камерой-то?

— А ты денек походишь ко мне, не облезешь, — постановила Анна. — И в туалет, и помыться, если надо. Я тебе и мыло, и шампунь, и полотенца дам — у меня новые, на распродаже взяла, кстати, в нашем же супермаркете.

Санузел обыскали. Даже, можно сказать, дважды: до прихода Антона Татьяна сделала там генеральную уборку, чтобы, не дай бог, не опозориться, представ плохой хозяйкой. Спиртного не нашла, но обнаружила завалившуюся за шкафчик с раковиной расческу и забытую под ванной упаковку средства для стирки. Сто лет назад про запас покупала, порошок успел окаменеть и теперь вряд ли был пригоден для использования по назначению.

Хотя, если его не в машинку сыпать, а так, в ведре с водой разводить…

Татьяна решила, что отнесет стиральное средство в сыщицкую, там тоже не помешает генеральную уборку сделать.

Рогов обыскал санузел добросовестно, профессионально, но с тем же нулевым результатом.

Поставленная камера бестрепетно зафиксировала визит к удобствам вернувшегося с работы хозяина квартиры: тот не делал ничего особенного и тем более предосудительного.

В ватерклозете своего жилища доктор Петров никакого горячительного не держал.

— А вот я читала, водители-дальнобойщики, когда хотят выпить, но не желают, чтобы их на этом приловили гаишники… — осторожно начала Наталья Григорьевна, косясь на мрачную Татьяну.

— Гибэдэдэшники, — поправила ее Анна.

— Один черт! — отмахнулась пенсионерка, торопясь закончить мысль. — Они водку принимают не через рот…

— Не перорально, — теперь поправку внесла жена доктора.

— Не мешайте, меня не переорать! — вскипела Наталья Григорьевна. — Короче, они делают себе клизму с водкой, вот! И потом хоть дыши в трубочку, хоть не дыши — прибор ничего не показывает, а алкоголь в организм поступил. Мужик конкретно пьяненький, а никакого запаха нет!

— Теоретически вполне возможно, — осторожно согласился Антон, тоже поглядывая на багровеющую Татьяну. — А вот технически… Где, как, когда он это делает? Ну, принимает на грудь?

— Ну уж не на грудь! Тут совсем другая часть тела задействована! — захохотала Анна.

Совещались, по уже сложившейся традиции, в сыщицкой Рогова. Та медленно, но верно превращалась в подобие уютного клуба по детективным интересам. На стульях появились мягкие подушечки, на подоконнике — герань, на расположенном под самым потолком длинным узким окном — занавеска.

Как только допрыгнули, чтобы повесить? Эту дополнительную загадку сыщик Рогов тщетно пытался разгадать параллельно с основной.

— Давайте распределим участки маршрута, — наконец предложил он. — Теть Наташ, ваш этап — от кабинета ЛОРа в поликлинике до магазина и сам супермаркет, оттуда до квартиры включительно — Татьяна, ваша зона ответственности. Анна, вы ведете Виталия по подъезду, двору и собачьей площадке. А дальше уже до возвращения объекта на базу — я сам.

Знал бы доктор Петров, как напряженно следили за каждым его шагом, жестом и особенно глотком тем вечером четыре пары внимательных глаз!

Посмеялся бы.

Ничего, кроме безалкогольного пива, объект не пил, никакими иными способами что-либо не принимал. Даже штаны не спускал! Культурный человек, доктор, что еще скажешь.

Сыщик Громов, подытоживая результаты наблюдений, пробурчал пару-тройку нехороших слов. Оборвалась еще одна ниточка.

— А может, он и не пьян? — рискнул наконец высказать заведомую крамолу Громов.

Тетки дружно замахали руками, заблажили:

— Да ты что? Неужто мы не знаем, как пьяный выглядит?

А песик, по какому-то недоразумению названный Боссом, промолчал и зажмурил глаза, точно соглашаясь со сказанным сыщиком.

И это убедило Антона, что надо копнуть в другом месте.

— Петрович, скажи, отчего такое может быть: мужик не пил, а выглядит как пьяный? — спросил Рогов знакомого судмедэксперта, позвонив ему после ужина.

После собственного ужина. Режим питания судмедэксперта был ему неизвестен. Самому Антону с такой работой, как у Петровича, вообще кусок в горло не полез бы.

— Что значит «выглядит»? Уточни, — потребовал эксперт и на кого-то прикрикнул: — А ну, ша!

Фоном в трубке звучали пугающее рычание, скрежет зубов и стук когтей. Или костей?

Антон понадеялся, что Петрович не с рабочего места с ним разговаривает. Не хотелось думать, что в морге не всегда тихо.

— Глаза блестят, щеки красные, настроение приподнятое, порыв куролесить и веселиться, — уточнил он. — Жена клянется: сто лет его таким не видела. Вот как бросил пить, с тех пор и не видела. А по молодости, когда они с пивком и семечками на лавочке обжимались, таким и был.

— Ты мне, Антоша, довольного жизнью человека описываешь, — хохотнул Петрович в трубке. И там же кто-то завизжал, затопал, загремел тяжелым железом. — Смотри, вообще-то существует ряд заболеваний, которые могут давать картину, внешне схожую с опьянением. Инсульт, например. Еще эпилепсия, деменция. Печеночная недостаточность, пищевое отравление…

В трубке, заглушая голос эксперта, кто-то страшно заорал и, кажется, рухнул, забился в конвульсиях. Не иначе в результате отравления.

— Не наш случай, — отверг все высказанные предположения Рогов.

— Тогда не знаю… Что еще? А! — Эксперт оживился. — Есть такая прелюбопытная штука, называется «синдром автопивоварни». Очень редкая хворь, при которой в пищеварительной системе в результате эндогенной ферментации образуется опьяняющее количество этанола. Малоизвестное заболевание, но, помню, был случай, когда это состояние использовалось для защиты от обвинения в вождении в нетрезвом виде.

— А этим состоянием получится управлять? — заинтересовался сыщик. — Его можно вызывать по желанию?

— Ну уж нет, это штука исключительно сюрпризного характера! — засмеялся эксперт.

И тут же, вторя ему, в трубке кто-то заухал веселым филином.

— Слышь, Петрович, а ты где сейчас и с кем? Не в морге, надеюсь? — не выдержал Рогов.

— Да дома я, — искренне удивился его собеседник. — Сижу, кино смотрю с детишками. А что, шумно очень?… Ша, короеды, притушите звук, за вашими монстрами ничего не слышно!

Договорив с Петровичем, Антон решил, что ему не помешало бы отвлечься от дела, которое виделось пустяковым, а оказалось головоломным. Кино представлялось хорошим вариантом.

Но и перебирая фильмы на диске ноутбука, сыщик продолжал думать о расследовании. Вспоминал, как сидел на обновленной лавке доктор Петров — слушал музыку в наушниках, подпевал, пританцовывал…

Наверное, потому Антон и выбрал для просмотра фильм, в котором герой делал то же самое. А может, прозвище героя — Звездный Лорд — проассоциировалось у него с Петровым: тот ЛОР, звучит почти так же.

Под кино Рогова и осенило.

— Теть Наташ, я, кажется, разобрался! — огорошил он по телефону родственницу. Звонить жене объекта определенно не стоило, а номера Анны сыщик не знал. Промашка, кстати, — надо фиксировать контакты добросовестных помощников.

— Ну и хорошо, вот и молодец, — похвалила его тетка и зевнула в трубку. А уточнять, с чем он там разобрался, не стала. — Теперь давай спать ложись, уже ночь на дворе.

— Ладно, это подождет до завтра, — неохотно согласился Антон. — Но чтобы в десять ноль-ноль все были в сборе! Передайте остальным.

— Передам, что общий сбор в двенадцать, — опять зевнув, внесла свои коррективы тетка. — Я ребрышки копченые купила, с утра поставлю варить гороховый суп, к полудню как раз поспеет. Ты, я уже забыла, как любишь — со сметаной?

— И с зеленью. И с хлебными корочками, натертыми чесноком! — облизнулся Рогов. — Договорились, завтра в полдень!

Спал он сладко и безмятежно.

Гороховый суп удался. Даже если бы Наталья Григорьевна не шикала: «Цыц, ни слова о деле, пока не отобедаем!», Антон не оторвался бы от тарелки, пока та не опустела.

Дважды. Тетка суп в трехлитровом судке притащила, все желающие получили добавку.

— А вот теперь рассказывай, — убрав со стола, разрешила Наталья Григорьевна.

И Антон начал:

— Кино про стражей галактики все видели?

— Это где енот с базукой?

— И говорящее дерево?

— И деваха зеленая?

— Значит, видели, — кивнул Рогов. — Помните, как главный герой — он себя называет Звездный Лорд — задорно сражается в космических декорациях с разными монстрами, сунув в уши наушники? А в плеере у него веселая старая песня, любимая с детства. И под эту знакомую музыку он будто возвращается в свои лучшие времена.

— К чему ты клонишь, Тоша? — Наталья Григорьевна сняла очки и потерла переносицу.

— У Витальки в телефоне альбом Летова, — напряженно глядя на сыщика, сказала Татьяна. — Он от него в юности фанател. Даже я запомнила. — Она откашлялась и нарочито хрипло запела: — «А сегодня я воздушных шариков купил. Полечу на них над расчудесной страной[1]…»

— Ты что, тоже фанатела? — удивилась Наталья Григорьевна и потрясла головой, избавляясь от немелодичной рулады.

— Я не фанатела, а рядом сидела и слушала… На той же лавке. — Видя, что ее вокал не оценили, Татьяна смешалась.

— Точно! — щелкнул пальцами, как кастаньетами, Антон. — Лавка — это ключ.

— К чему?

— К разгадке! — Он встал из-за стола, задвинул поглубже стул и прошелся от стены до стены, на ходу вещая, как лектор: — Две недели назад Василий Гвоздев починил ту лавку, на которой ваш, Татьяна, супруг, в бытность его вашим же кавалером, со всей приятностью сиживал теплыми летними вечерами с дешевым пивом. Рядом с ним сидела любимая девушка…

— Но я не с пивом, а с семечками! — поспешила оправдаться Татьяна, поскольку все посмотрели на нее.

— …в ушах гремели песни Егора Летова, а у ног вертелся — кто?

— Кто? — Анна вытаращилась на подругу. — Кто там еще у твоих ног вертелся?!

— Да вроде никто…

— А про собачку забыли? — Рогов погрозил Татьяне пальцем. — Вы выходили гулять с собачкой, верно? Необходимость выводить ее вечерами как раз оправдывала в глазах родителей ваше отсутствие дома, не так ли?

— Да какое это теперь имеет значение? — Татьяна наклонилась, чтобы погладить Боссика. — Хотя была собачка, да. Болонка Нюся.

— Кудлатая такая, на мочалку похожая! — радостно припомнила Наталья Григорьевна. — Ну? И что с той собакой?

— Не знаю, что с той собакой, а вот с этой… — Антон указал на Боссика. Тот запрыгал, придя в восторг от общего внимания. — С этой собачкой Виталий собрал весь комплект!

— Поясни, — потребовала Наталья Григорьевна.

— Был вечер пятницы, Виталий возвращался с работы, предвкушая два выходных. Он купил банку пива — безалкогольного, но любимой марки, собираясь выпить ее по дороге от магазина до дома, и тут увидел ту самую лавку, с которой у него были связаны воспоминания о счастливой юности. Лавка, починенная Гвоздевым, была как новая! Виталий сел на нее с пивом, включил в наушниках музыку, от которой фанател в семнадцать, и словно перенесся в свои лучшие времена. Вновь ощутил себя молодым и счастливым! Не зря же существует выражение: пьян от счастья. Я почитал в интернете: алкоголь улучшает настроение человека в основном за счет выработки дофамина — гормона радости и удовольствия. Но дофамин также вырабатывается под воздействием солнечного света, музыки, при общении с животными и приятном безделье вроде медитации…

— Стой, погоди! — жестом остановила его Анна. — То есть у Витальки типа сработал условный рефлекс, как у собачки Павлова?

Опять все посмотрели на собачку.

— Мне больше нравится думать об этом как о таблетке плацебо, — пожал плечами Антон. — Все знают, что это такое?

Татьяна покивала — как жена врача, она знала.

— Безалкогольное пиво на лавочке из старого доброго прошлого опьяняет Виталия как настоящее, — объяснил сыщик остальным. — Не думаю, что это надолго. Наступит осень, похолодает, и нужной комбинации факторов уже не будет…

— Точно, потом уже мы не на лавке, а на подоконнике в подъезде сидели, — припомнила Татьяна.

— …Но сейчас Виталий получил все, что ему было нужно для счастья! — закончил Антон и сел.

— Не все. — Татьяна вдруг встала и зашарила по карманам.

— Что ищешь? — шепотом спросила ее Анна.

— Кошелек не взяла. Дашь мне сто рублей? Надо срочно кое-что купить.

— Не иначе семки? — догадалась подруга и вынула из кармана пару купюр. — Держи. Да не беги ты, до вечера еще времени полно. Твой Виталька до той лавки раньше шести не доберется!

— А голову помыть, а приодеться, а накраситься? Чай, тридцать лет назад я получше выглядела. — Татьяна, схватив деньги, направлялась к двери.

— Стоп, девки! — тяжело поднялась Наталья Григорьевна. — А вы ничего не забыли? — Она кивнула на купюры в кулаке жены доктора. — С Антоном расплатиться надо, он таки дело раскрыл!

— Ой, пардон. — Татьяна, уже взявшись за ручку двери, оглянулась. — Антон, сколько с меня?

— С нас, — поправила ее Анна и снова открыла кошелек. — Я в доле! Было так интересно, хоть в кино не ходи!

— Что мы должны, Антоша? — покивав, спросила и тетка Наталья.

— Что вы должны? — Антон оглядел свой уютный кабинет с занавесками, подушечками, салфетками, пиалами.

Он хмыкнул и сказал:

— Тащите еще тот кактус, который от компьютерного излучения защищает, — и будем в расчете.

Евгения Михайлова Кусочек безумного мира

Во всех окнах квартиры Виолетты круглосуточно горел свет. Жильцы дома, респектабельного, спокойного и лишенного особых бытовых происшествий, любили их разглядывать в порядке развлечения. Зимой на окнах вместо штор висело что-то совсем другое, похожее то на пледы, то на теплые одеяла. Причем Виолетта постоянно меняла их на такое же тряпье, только других цветов. Серые на черные или полосатые тех же тонов.

Одна створка каждого окна всегда была открыта. В щель часто выскакивал маленький зеленый попугай и отчаянно орал в москитную сетку: «Помогите! Убивают!» или «Мама, я тут!».

Летом в жаркую погоду все выглядело еще более экзотично. Окна были распахнуты настежь, москитные сетки сняты, а открытое пространство заполнено уже тюфяками, которые, судя по всему, были замочены в ванне, потому что с них обильно стекала вода. Попугай, лишенный выхода к публике, голосил как из застенка: «Ой-ой-ой! Мама дорогая!» Некоторые соседи утверждали, что это кричит сама Виолетта. И в качестве аргумента говорили:

— Она похожа на такую.

И с этим выводом особо не поспоришь. Виолетта была оригинальна, непредсказуема, она не зависела ни от норм, ни от обстоятельств. Постоянно она не общалась ни с кем из людей, но коротко, на ходу, могла ошарашить любого. Инвалид-колясочник Паша, общепризнанный авторитет дома, главный мудрец и философ, который в отличие от Виолетты общался почти со всеми, причем охотно, обстоятельно и подробно, объяснял наиболее потрясенным созерцателям под окнами с тюфяками и попугаем:

— А я удивляюсь тому, что вы никак не прекратите удивляться. Хозяйка этой квартиры — обыкновенная, совершенно нормальная сумасшедшая. Лично я люблю таких людей. Они точно не банальны, не зомбированы и не скучны. Я хорошо знал ее маму: она была профессором биологии, невероятно умная и продвинутая. Так вот, она сама мне говорила, что в природе не доверяет только тем, кто ходит на двух ногах, если это, конечно, не шимпанзе и не кенгуру. «Люди — это слишком часто бракованные дети природы, — говорила Инна. — То есть в своей массе они катастрофически проигрывают другим обитателям планеты. От них все несчастья, беды и глупости на земле». Самым бракованным ей казался зять, бывший муж Виолетты. Он продержался в этой квартире примерно три месяца. У меня бессонница, часто выбираюсь на воздух подышать, и я сам видел на рассвете, как этот зять Леня выскочил из их подъезда. Он бежал и спотыкался. Он громко плакал, как дитя. А из окна вслед ему летели ботинки, пиджак и пластмассовая кружка. Я все это собрал, догнал Леню на коляске, и мы добрались до углового круглосуточного магазина, где я купил водки. Мы выпили по очереди из его кружки, и вдруг он так просветлел, поцеловал меня в голову и сказал: «Господи, легко-то как. Даже не сразу дошло. Как вопил мне в ухо Ричи, мой зеленый и единственный друг в этой безумной семье: «Свобода, блин!»«. И Леня пошел к метро практически счастливым. Да, этого попугая, который развлекает наш дом, зовут Ричи. Я его уважаю за мудрость. Никогда не брякнет чего-то зря. Всегда к месту. Как говорила мне Виолетта, Ричи больше тридцати лет. Было время набраться опыта и сделать выводы.

— Так в чем же особая привлекательность «нормальных сумасшедших», по твоему мнению, Паша? — насмешливо спросила активистка дома Зина. — Твоя история про зятя говорит об обратном.

— Да в том, что они способны создать собственный мир. И плевать им на то, что думают другие. Этот мир может кому-то казаться безумным, но это точно не клетка с цепями, которыми опутывают себя люди, приклеившие себе справки на лоб: «Мы — нормальные».

— Надеюсь, ты не на меня намекаешь? — подозрительно прищурилась Зина. — Да, я пробила шлагбаумы у подъездов, несмотря на ваши глупые протесты, но теперь, по крайней мере, никому не надо по ночам ждать налета бандитов. Там еще сигнализация есть на этот случай. Завоет — не горюй! И между прочим, именно я тебе помогала три раза: когда тебя затопили сверху, когда ты ключи потерял и когда у тебя холодильник полетел. Не люблю я неблагодарность.

— Вот видишь, Зина, как ты банально мыслишь, — добродушно ответил Паша. — Я ни на секунду не имел в виду ни лично тебя, ни твои шлагбаумы — то, что они не нужны и всем мешают, другой вопрос. Я благодарен не только тебе, но и судьбе за то, что живу с тобой в одном доме. Но ты заранее всех подозреваешь в том, что тебя не ценят, обижаешься на ровном месте и травишь себя. Я об этом. Такие люди, как Виолетта, мыслят шире, глубже и выше.

— К примеру? — уточнила Зина.

— К примеру, она недавно сумела меня уговорить вписаться в борьбу за спасение алтайских тигров. Я уже неделю с утра создаю как минимум одну петицию и распространяю ее по интернету.

— Кого-кого ты взялся спасать? — оторопела Зина. — И как? Ладно, не вздумай рассказывать, мне дела делать надо. Короче, ты прав. Тут сплошной дурдом. Куда нам понять, тупым и нормальным.

Как выглядела Виолетта… Тот, кто слышал душераздирающие призывы зеленого Ричи, при первой встрече с Виолеттой никогда не сомневался: это хозяйка крикуна и мокрых тюфяков в окнах.

Она была женщиной непонятного возраста с хорошей спортивной фигурой, обычными, невыразительными чертами лица, которое явно не сияло в результате хоть какого-то ухода. Она могла быть одета в старые, жутковатые тряпки или, наоборот, в отличное, стильное и элегантное платье (Паша говорил, что в этих платьях ее мать получала международные награды за свои открытия). Причем в тряпках Виолетта могла сесть в такси и поехать по делам. А в элегантном платье пешком тащить мешки с кормом, сеном, травой и тому подобным для животных. У нее всегда было несколько собак. В квартиру к ней никто не заходил, но тот же информатор Паша рассказывал, что там живут кошки, много птиц, рыбки, хомяки и даже крысы, которых Виолетта в память о матери выкупает из лабораторий, когда их списывают по состоянию здоровья или по возрасту.

Вроде бы внешне она ничем не примечательный человек, но забыть ее или перепутать с кем-то другим невозможно. Во всем облике такая уверенность, решительность и что-то типа непобедимости. Взгляд небольших светло-карих глаз прямой, цепкий, изучающий и выносящий приговоры. Да и занятия ее редко похожи на то, что делает большинство людей. К примеру, одно время Виолетта выходила и подолгу гуляла по большому двору дома с нарядной детской коляской. Там находился ее пес бассет, у которого обнаружили онкологию. Это тоже вызывало неоднозначную реакцию. Одни мамаши возмущались:

— Мы тут детей в колясках возим, а она — больную шавку.

— А тебе не кажется, Катя, что среди людей есть такие мамочки, которые с детьми хуже обращаются, чем она с животными? — отвечала известная не только дому актриса Регина, которая после травмы позвоночника на съемках часами гуляла во дворе. — У меня уши глохнут от ора мамаш и плача детей. А как увижу, что здоровая тетка тащит ребенка, как мешок, по земле, реально отрывая ему руку, так бы и вмазала ей! Травма мешает.

С Региной никто не спорил. Она краса и гордость дома. С этой минуты возить собак в детских колясках всеми было признано одной из норм дома.

Наша история началась с того, что Регина во дворе у детской площадки что-то читала в своем телефоне, а Виолетта в черном стильном платье толкала перед собой реально телегу, набитую с верхом каким-то нечеловеческим грузом. Она вдруг резко свернула к скамейке и остановилась перед Региной:

— Добрый день, меня зовут Виолетта. Вы Регина, актриса, и мы соседи. Можно с вами поговорить?

— Конечно, — ответила Регина. — Я знаю, что мы соседи, кто вы и даже кем была ваша мама. Мне очень приятно с вами пообщаться.

— Нужна помощь, — резко сказала Виолетта. — Я не очень рассчитываю на вас лично, у вас же травма, но, может, возникнет идея. У вас много знакомых, конечно. Ситуация трагическая, и она усугубляется каждую минуту. Я не сплю уже две ночи, пытаюсь привлечь кого-то по интернету, но пока глухо.

— Что-то ужасное произошло у вас? — встревоженно спросила Регина.

— Практически да. У меня. Я случайно наткнулась на короткое сообщение в интернете, под ним совсем нет отклика и комментариев. В поселке под Владимиром в частном доме произошла кошмарная беда. Там жили три владельца — родители и сын. У них собака хаски Джина, пять лет. Пишет их соседка по поселку — ник Cola. Родители умерли, оба за несколько дней. Вроде чем-то отравились. Сын вернулся из командировки, похоронил, несколько раз его видели с собакой. А теперь он вроде исчез. Не выходит, по телефону не отвечает, дверь на звонки не открывает. Света в окнах нет. Собака воет. Точнее, еще вчера выла. Ближайшие соседи отказываются кого-то вызывать или взламывать дверь. Сама Cola живет далеко от этого дома. Отделение полиции вообще только в соседнем поселке. Она дозвонилась, но ее даже слушать не стали. Говорят, заявления принимают только от пострадавших и родственников.

— И что же мы можем сделать? — растерянно проговорила Регина. — Если ближайшие соседи отказываются. Их даже можно понять: мало кому хочется приближаться к такой беде, быть понятыми, давать показания. История, конечно, мрак, но, к сожалению, таких историй в интернете тысячи, если не миллионы. У людей, которые это читают, свои проблемы, о которых даже написать иногда некому или страшно.

— Да, их, наверное, очень много. Часто попадаются, — согласилась Виолетта. — Но в некоторых случаях удается пройти мимо: то сразу появляются отклики и предложения других людей, то не настолько зацепило. Но эта история стала моей. Я готова выть по ночам, чтобы меня услышала несчастная Джина. Короче, Регина, спасибо, что выслушала. Мне жаль, что расстроила тебя, я постараюсь что-то придумать.

Виолетта почти впряглась в свою телегу, но Регина ее остановила:

— Подожди, Вета. Я же пока ни от чего не отказалась. Просто не совсем поняла, чем именно я могу помочь. У меня нет опыта никаких спасений.

— Я понимаю, — обрадованно посмотрела Виолетта. — А у меня такой опыт есть. И я имела в виду всего лишь помощь машиной. У меня ее нет, посчитала, сколько это может выйти на такси — туда и обратно… да еще с ожиданием. Для меня нереально, разве что банкомат ограбить. Но такого опыта у меня как раз и нет. Но тебе, наверное, трудно сидеть за рулем, да и на месте неизвестно, что придется делать. Я просто озвучила, с чего можно начать, но пойму, если откажешься.

— Я не отказалась, — заставила себя сказать Регина. — Сидеть за рулем я могу, уже не раз пробовала. Все остальное, честно скажу, страшно и опасно. Мы, скорее всего, вдвоем ничего не сможем поделать или сами попадем в неприятности. В любом случае потащим за собой тяжесть беды совершенно чужого человека. А если у мужика просто запой, а мы начнем ломиться в его дом? А вдруг у него ружье… А вдруг он мертв… И это способно обернуться для нас кошмаром. Ты же, наверное, читала, что по факту загадочной смерти или явного убийства в первую очередь проверяют тех, кто нашел тело. А потом тупо вешают на них труп, чтобы дело якобы раскрыть.

— Да. Все понимаю, — сухо сказала Виолетта. — Но я вообще о Джине. О том, что надо ее выручать, иначе страшная гибель. И в случае запоя хозяина, что вероятно, а может, и родители умерли от суррогатного алкоголя. И в случае, если он труп. И так, и так — ему не помочь. А собаку спасти всегда возможно. Ладно, давай оставлю тебе свой номер и побегу обзванивать кого-то с машиной и бомбить интернет.

— Телефон говори, — произнесла Регина, — а людей с машиной искать не надо. Это нелепо и, наверное, бессмысленно — искать такую помощь, если у соседки по дому есть не только машина, но и масса свободного времени. В кои-то веки оно появилось. Даже не вспомню, когда такое было, чтобы не мчаться, не рваться, не работать. А раз выпал случай испытать судьбу и себя в новом деле спасения страждущей Джины — грех не попробовать. Может, судьба для того и толкнула меня прыгать без каскадера с того хлипкого трамплина, чтобы я раз в жизни кого-то попыталась спасти, а? Когда планируешь отправиться?

— Сегодня вечером. Чтобы приехать, когда будет темно. Без свидетелей, как говорится. Спасибо тебе, Регина. Я позвоню часов в шесть. Нормально?

— Ненормально, конечно, — улыбнулась Регина, — но без проб и ошибок не бывает результата. Что-то взять с собой?

— Может, только еду и воду. И для Джины, и для нас. И если найдется — какое-то старое одеяло. Собака может быть в плохом виде и состоянии. Тогда надо сразу в клинику. Вообще-то туда надо в любом случае, но…

— Но деньги? У меня есть. Звони.

В семь часов Регина припарковалась у подъезда Виолетты и вышла ей помочь: обретенная подельница по спасению, по своему обыкновению, тащила пакеты.

— Нет, не надо помогать, — сказала она Регине. — Это все легкое. То, что может пригодиться в разных случаях. Ошейник, поводок, корм, разные лекарства, антисептик для обработки ран, бинты. Два больших платка для нас — надо закутаться, когда войдем в чужой двор. Чтобы нас не узнали, если где-то есть видеокамеры. Термос с горячей водой и грелки для Джины, если состояние критическое, фонари и все такое. Да, нож, молоток, вилка и отвертка — это для проникновения и самообороны.

— О господи, — выдохнула Регина. — Надеюсь, мы не будем всем этим пользоваться?

— Мы не собираемся этим пользоваться, — назидательно произнесла Виолетта, — мы просто обязаны что-то иметь на всякий случай. Если дом не очень старый, открыть окно или проковырять где-то дыру голыми руками никак. Ну и защищаться от нападения безоружным женщинам невозможно.

— От кого защищаться? — потерянно уточнила Регина.

— От всех, разумеется, — твердо заявила Виолетта. — Например, от пьяного хозяина или его убийц.

Они загрузились в машину и уехали.

— Ничего себе дела! — изумленно произнесла Зина, глядя им вслед. — Куда это они понеслись с мешками на ночь глядя? И с каких пор они вообще знакомы? Никогда не видела, чтобы даже разговаривали.

Она отдыхала от своих неустанно создаваемых дел и проблем на скамейке рядом с коляской Паши.

— Я тоже никогда не видел их вместе, — задумчиво произнес Паша. — Но практически уверен, что Виолетта завербовала нашу нежную и красивую Регину для совершения какого-то подвига. Уже волнуюсь. Буду сидеть тут до упора. Хочется увидеть Регину живой и невредимой. Виолетту тоже, конечно, но в ее закалке и способностях преодолевать трудности я больше уверен.

Когда Регина выехала за МКАД, уже темнело, дорога становилась все более пустынной. Тишина и созерцание скромной и однообразной природы успокаивали, даже убаюкивали.

— Регина, у тебя есть дети, животные, муж? — спросила вдруг Виолетта.

— Сын учится в Литве, там живет моя мама. С мужем развелась. Он был четвертым. Есть желание закрыть этот счет. Животных нет и не будет. Такая ненормированная работа, что заводить кого-то безответственно. Да и жалею я их очень. Не вынесу потери. Вот и вся моя жизнь — три фразы. А ты чем занимаешься? С кем живешь — я слышала.

— Чем я только не занималась и не занимаюсь… — загадочно улыбнулась Виолетта. — Знаешь, я даже в цирке работала. Ухаживала за животными. Но иногда заменяла наездниц в номере с лошадьми. Убедилась в справедливости такой истины в форме шутки: если каждый день поднимать теленка, поднимешь и быка. Школу закончила экстерном на дому. Не выносила ни соучеников, ни преподавателей. И те и другие не выносили меня. Программу двух вузов тоже прошла дома. Какие-то знания и навыки приобрела. Диплом мне не требовался. Я сама собрала компьютер из найденных на свалке старых системных блоков. В принципе, знаю очень многое. Но без диплома можно устроиться только на неквалифицированную работу. Но я и не совместима ни с какой штатной деятельностью. Потому совершенно свободна в выборе рода заработка. Результат по деньгам не очень, конечно, но зато обхожусь без больших проблем с так называемыми отношениями и социальными связями. Жалко на такое тратить жизнь. Ты скучаешь по сыну?

— Конечно. Но не так прямолинейно. Я страстно скучаю по тому невероятному, прелестному, чуткому и преданному малышу, каким Алеша был в детстве. Мысленно постоянно вызываю в памяти его шелковые кудри, голубые, всегда распахнутые глаза, его упоительный запах, нежный голосок, от которого сердце всегда замирало. Прочитать тебе его первое сочинение, которое он написал в третьем классе? Оно у меня в айфоне, я читаю его каждый день, и мне кажется, что это написано прямо сейчас и больше ничего не менялось.

— Прочитай, очень интересно.

— Вот. «У моей мамы красивое лицо. Она все время хочет сделать для меня что-то хорошее. А если у нее это не получается, ее лицо становится совсем печальным. А я все время жду, когда мы с ней поедем на море. Мы ездим без папы. Мы от него убегаем».

— Какое прекрасное сочинение, — серьезно произнесла Виолетта. — Это необыкновенный ребенок.

— Уже давно не ребенок, — грустно произнесла Регина. — И на море он ездит с подругой. И волнует его, наверное, только ее печаль. И необыкновенным он быть перестал. Он хочет быть благополучным и успешным взрослым, как многие.

— Понимаю, — ответила Виолетта. — Вот потому я так люблю животных. Они никогда не взрослеют, не хотят быть благополучными и успешными, они просто любят. И не предают до последней минуты своей такой до боли короткой жизни… Так, Регина, соберись, вот карта, мы вроде на месте. Сделаем по глотку кипятка, и с богом.

Регина остановила машину у невысокого деревенского забора, вышла, посмотрела. Название улицы — «Спортивная» — и номер дома — «13» — на табличке, прибитой на воротах. Приехали. Она кивнула Виолетте и открыла багажник.

— Вета, возьми только самое необходимое. Калитка тут открывается легко: засов изнутри.

— Хорошо, — бодро ответила Виолетта. — Значит, воду, ошейник с поводком, фонари, отвертку и нож. Платки наденем сейчас.

Регина открыла рот на слове «нож», чтобы возразить, но потом просто махнула рукой. Тут же опыт: наездница, знает, как поднять теленка и собрать компьютер из барахла с помойки. И два невидимых миру высших образования. Перепуганной лицедейке остается только подчиниться.

Она вслед за Виолеттой закутала голову страшным клетчатым платком, оставив только глаза. Вспомнила происхождение деталей для компьютера Виолетты и постаралась не внюхиваться в колючую ткань. Никогда ни в одном магазине Регина не видела таких платков, только в старых фильмах о деревне. Так она и себя не видела в подобной ситуации не на съемочной площадке.

В результате как-то так получилось, что они сразу потащили все тюки Виолетты.

С задвижкой справились легко и почти бесшумно. Забор ближайших соседей был примерно в двадцати метрах, окна темные. Вряд ли тут есть камеры видеонаблюдения, но сейчас такое исключить нельзя. Они могут быть спрятаны в самых неожиданных местах. Регина достала айфон и проверила, доступна ли тут мобильная связь. Вроде бы да. Они безмолвно пошли по узкой дорожке между кустами и травой — Виолетта впереди, Регина за ней. Дошли до крыльца, осмотрелись, прислушались: свет не горит, звуков не слышно.

— Странно, — прошептала Виолетта. — Джина должна была услышать, что чужие вошли, какой-то звук подать, если лаять и выть уже не в состоянии.

— Может, ее кто-то выпустил или вообще хозяин вернулся и они спят.

— Так именно последнее исключено. Рядом со спящим хозяином собака, тем более хаски, и должна лаять. Да и насчет выпустить: я перед тем, как выйти из дома, набирала Cola, ее Светланой зовут. Она сказала, что днем собака точно скулила внутри. Надеюсь, она жива.

— Что делать вообще? — панически прошептала Регина.

— Стой тут, — скомандовала Виолетта. — Я обойду дом, проверю двери и окна. Вряд ли что-то открыто, но поищу слабые места. Окна достаточно хлипкие.

— Допустим, откроешь окно, а что дальше? Ты же не хочешь, чтобы мы туда полезли как грабители?

— Может, и не понадобится, если Джина отзовется и поможет нам себя вытащить, — деловито заявила Виолетта. — Я пошла на разведку. Набери меня, если что-то услышишь или увидишь.

Виолетта достала из пакета фонарь, одеяло, отвертку и нож. Поводок с ошейником застегнула таким образом, чтобы повесить себе на шею поверх платка. Вид у нее был настолько устрашающе-комичный, что у Регины мелькнула мысль о сценарии комедии-триллера. Вот только на главную роль подойдет одна исполнительница — Виолетта.

Командирша потопала вокруг дома решительным шагом. Регина стояла посреди остальных пакетов и ощущала себя полным чучелом и частично — мишенью для поражения.

Виолетты не было очень долго, или так показалось Регине. Спина и ноги уже ныли. Платок грел как печка, колол лицо особо остервенело, голова горела и чесалась. Регине казалось, что волосы не вынесут такого испытания и просто выпадут, когда она освободит их из душного плена. Достала телефон, сдвинула с лица платок и посмотрела на свое изображение. Боже! Она не просто себя не узнала, она вообще никогда не видела такую уродину с красным, мокрым, воспаленным лицом и дикой затравленностью во взгляде. Пошевелилась немного, пытаясь размять затекшее тело. Ничего, конечно, не вышло, но в пылающую голову вернулись кое-какие мысли. Они все были унылыми или безнадежными. Самая оптимистичная из них: эта Cola — просто поселковая сумасшедшая, придумала историю и запостила в интернете, чтобы привлечь к себе внимание. И купилась на нее такая же сумасшедшая, какой, несомненно, является Виолетта. Дом, может, вообще нежилой, никто там не травился и не исчезал. И не было в нем, конечно, воющей Джины. А теперь повезет, если их не повяжут за вторжение. И самая жуткая версия: Cola написала правду, а теперь в этом доме лежит труп хозяина, а рядом мертвая собака. И куда им звонить, как объяснить, что они делали ночью у чужого дома, почему полезли открывать окно отверткой и ножом. Если они не убийцы… И кто же им поверит?

Регине стало так плохо, что она уже собралась просто лечь там, где стояла, только отползти немного от дорожки в этот высокий бурьян. И тут от дома к ней двинусь какое-то странное, громоздкое и бесформенное сооружение. Регина застыла, похолодела и подумала, что сейчас впервые в жизни упадет в обморок. А там будь что будет.

— Регина, — произнесло сооружение голосом Виолетты. — Не пугайся. Это мы. Ошейник и поводок не пригодились. Несу Джиночку в одеяле. Она совсем плоха, но жива. Помогала мне, как героиня. Я вскрыла одно чертово окно, стала ее звать, слышу шевеление и тихий писк внутри, посветила, а она ползет на зов к окну. Из последних сил, представляешь? Прыгнуть на подоконник не может. Вот где мой цирк пригодился. Я умудрилась ногами зацепиться за подоконник и стала ее тащить с пола. А она сумела забраться мне на плечо. Так и выбрались. Теперь надо срочно мчаться в клинику. Валим отсюда!

Регина обрадовалась на секунду. Захотелось бежать подальше со скоростью лани. Но… она должна это спросить:

— Вета, ты молодец, даже не ожидала, что все получится. Только… Ты уверена, что в доме нет человека, который, к примеру, жив, но ему очень плохо?

— Если честно, я о нем как-то забыла. Но если бы и помнила, ничего бы с этим не поделала. Мне надо было срочно вытащить Джину и помочь ей. Человека я там не видела. В той части комнаты, которую осветила. И что бы мы с ним делали? Мое предложение — уезжаем отсюда поскорее и подальше.

Тут Регина и опустилась без сил в бурьян.

— Прости, Вета, я очень хотела бы уехать сейчас и вообще забыть к хренам этот проклятый дом. И собаке совсем плохо, она может умереть в любой момент… Но я не могу оставить там гипотетического человека, который, возможно, есть в доме и еще жив, но не в состоянии ни выбраться, ни позвать на помощь. У него и телефон наверняка разрядился. Если его вообще не унесли грабители или убийцы. Ты же понимаешь: если все так, то его могут найти только по запаху… Когда уже ничем не помочь.

— Что ты предлагаешь? — с некоторым раздражением спросила Виолетта.

— Ты только не начинай злиться. Прими как данность тот факт, что без меня никто никуда не уедет. А я не хочу мучиться всю жизнь из-за того, что бросила кого-то в страшной беде. Обрекла на смерть. Нужно просто убедиться, что дом пуст. И все. Мое предложение: ты положишь Джину на одеяле тут, осмотришь, нет ли ран и повреждений. Попоишь, может, даже покормишь, тебе виднее. А я по-быстрому влезу в то окно, откуда ты вытащила собаку. Пробегусь, там, кажется, не больше трех комнат и кухня. Может, есть ванная. Если никого нет — быстро уезжаем. Если есть… Вета, если есть — очень серьезно думаем. Согласна, что нам звонить в полицию опасно. Но я найду кого-то, кто поможет.

— Ну что тут скажешь. Машина твоя. Хозяин, как говорится, барин. Насчет осмотреть и попоить Джину — тут есть резон. Но как ты полезешь туда? Ты сама на покойницу похожа и еле стоишь. И это не считая поврежденного позвоночника.

— Да это запросто. Скажу себе: «Мотор!» — и полезу легко.

Когда Регина по собственной команде подтянулась, взобралась на подоконник и осторожно приземлилась на деревянный пол темной комнаты, она вдруг почти успокоилась. Она работала. Нащупала выключатель у двери, зажгла свет, осмотрелась в очень скромной, что называется «небогатой», но чистой и даже цивилизованной комнате с книжным шкафом. На полках хорошие книги, у окна на письменном столе — компьютер. Не похоже на жилище алкоголиков, умирающих от паленой водки, к примеру. Это, судя по всему, самая большая общая комната. Гостиная-столовая: в центре круглый обеденный стол. Регина осмотрела кухню, крошечную ванную, поднялась по лестнице в мансарду. Там две маленькие комнаты, которые явно служили спальнями. В одной две односпальные кровати, у стены небольшой шкаф — это, конечно, спальня родителей. В другой одна такая же кровать, вместо шкафа занавеска на арке, за которой висят на перекладине вешалки с костюмами и рубашками, сбоку ящик для белья, внизу мужская обувь. Гардеробная явно самодельная. Это комната сына и есть. Рядом с кроватью большая собачья лежанка, у окна маленький стол, на нем хороший ноутбук последней версии. Тоже чисто, пол помыт. И никаких следов человека.

Регина совсем успокоилась. Похоже, хозяин Джины просто безответственный: уехал куда-то и задержался. Такое бывает. Возможно, причина была серьезная.

Регина решила обратно выйти через дверь, а не в окно. Спустилась, прошла через столовую и оказалась в маленькой прихожей, которую сначала пропустила. Зажгла там свет, и… о боже! Массивная консоль опрокинута, на полу осколки большой керамической вазы изумрудного цвета, а под ними пятна засохшей крови, они тянутся до двери. Та оказалась закрытой не на задвижку изнутри, а на ключ явно снаружи. На настенной ключнице нет ни одного ключа.

Регина дрожащими руками сфотографировала место предположительного преступления. Затем выбралась через окно на автопилоте, подошла к Виолетте, которая хлопотала над крупной собакой с голубоватым мехом, и постаралась произнести ровно, без истерики:

— Виолетта, человека там нет, но было преступление. Это похищение или убийство. В доме следы борьбы и кровь. Дверь заперта снаружи, в прихожей на ключнице нет ни одного ключа, что тоже подозрительно: жили три человека, во дворе гараж и сарай.

— Елки, — вырвалось у Виолетты. — Так надеялась, что обойдется! Но ты хотя бы согласна с тем, что мы тут никому ничем не поможем и должны уносить ноги как можно быстрее? Джиночка попила, лучше дышит, все понимает, умница. Но у нее истощение, обзвоженность, помощь нужна срочно. Видимых ран нет, но она застонала, когда я ощупывала ребра. Там сильный удар, вероятнее всего человеческой ногой. Может быть, сломано ребро и задета печень. Ты понимаешь, что надо мчаться?

Регина осветила собаку фонарем, и ее обжег такой молящий ярко-синий взгляд, что она сама застонала.

— Вета, перестань волноваться и разговаривать со мной как с жестокой маньячкой, которая не жалеет эту прекрасную Джину. Конечно, мы мчимся, в машине посмотрим, где тут ближайшая клиника. И я на ходу подумаю о проблеме ее хозяина.

— А я знаешь что решила, пока ты ходила на поиски: давай отвезем ее к нашему дому. У нас же отличная клиника на первом этаже. Она круглосуточная, там есть стационар, и я смогу туда бегать в любой момент, не зависеть ни от такси, ни от тебя.

— Отлично, я даже не знала. Раньше никогда не гуляла вокруг дома. Поехали, по дороге позвоню кому-нибудь, кто не спит по ночам. Я там сфоткала все, что вопит о криминале. А дом, кстати, чистый, культурный, хоть и небогатый. Мне кажется, пьяные дебоши исключены. Да и грабить там явно нечего. Одна относительно дорогая вещь и та — ноутбук, ради которого не идут на серьезное преступление. Даже его не взяли.

Было уже начало второго ночи. На заднем сиденье Виолетта баюкала Джину и ворковала ей ласковые слова, которые вообще не вязались с ее резким, прямолинейным и напористым характером, исключающим нежные тона. Тот факт, что ласковые, умилительные слова произносил довольно скрипучий, негнущийся, как у робота, голос, добавлял ситуации ирреальности. Хотя куда уж больше вроде бы…

Регина пролистала список контактов, напряженно выбирая, кому позвонить. Она вдруг поняла, что друзей, каких можно назвать близкими, у нее и нет вообще. Здесь только коллеги по цеху, они постоянно общаются, есть иллюзия дружбы. В обычной ситуации радуются при встрече, между ними есть понимание, искренность. Они многим делятся друг с другом, вникают в личные и профессиональные проблемы. До невидимых границ, как стало Регине ясно сейчас. Позвонить этому актеру, который всегда демонстрирует готовность оказать поддержку в духе своих мужественных образов на экране, рассказать безумную историю, попросить какой-то помощи — он точно не оценит ее ночное доверие. Сейчас он, наверное, уже спит в сладком тумане последнего пузатого снифтера с любимым коньяком. Если разбудить, начать посвящать в чужие дикие события, от которых лично ему не жарко и не холодно, он церемониться не станет. Регина точно знает, что он скажет. Коротко отправит по банальному адресу.

Этот оператор очень хороший парень, когда речь идет о деле. С авантюрой Виолетты он ее просто обругает, не выбирая выражений.

Актриса Соня, наверное, больше всех подходит для роли подруги: они вместе ходят к одному дизайнеру и к одной массажистке. И она точно не разозлится за поздний звонок, может, даже обрадуется: у нее бессонница. Соня рассеянно выслушает все, что Регина расскажет. А потом «пожалеет»: «В какую же бодягу ты влипла. Мало того, что спину покалечила, так еще и мозг тебе кто-то проел. Плюнь, пошли всех подальше и послушай, что мне сегодня сказал (сказала) эта тварь, дрянь, мерзавка, подонок (по выбору из круга коллег)…» И возбужденный пересказ до утра, повторенный сто раз… Нет.

Регина пролистала все контакты: остается лишь один челок, надежный, вменяемый и не зацикленный на своих идеях, фобиях и пристрастиях. Это режиссер Коля Давыдов. Конечно, ему и его семейству больше всех нужны сон и тишина: там сразу два месячных близнеца, измученная жена, которая на такой подарок не рассчитала силы и поздно узнала, что их долгожданный малыш ведет за собой брата. Но Коля не тот человек, который при всей своей занятости и замороченности отмахнется от чужой трагедии, от возможности спасти чью-то жизнь.

Регина решительно нажала вызов:

— Коля, — сразу сказала она, — если ты спишь, занят или тебе ни до чего, пожалуйста, сразу положи трубку. Я просто перезвоню в другое время.

— Все перечисленное, — произнес он своим мягким голосом. — Именно потому всегда готов отвлечься. У меня даже сны путаются в пеленках. Привет, Регина. Рад тебя слышать.

Регине удалось ужать свое драматичное повествование до нескольких фраз. Главное достоинство Коли — понимать с полуслова.

— В общих чертах ясно, — подытожил он. — Есть человек, который может во всем разобраться. Может, даже помнишь: был на нашей последней картине консультант — юрист, частный детектив Кольцов. Он еще такой живописный, что я его на роль звал, но он заподозрил меня в том, что я хочу его засветить для всего криминала. Шутник, но работает всерьез, то есть не бесплатно.

— Конечно! — воскликнула Регина. — У меня еще что-то осталось, я ведь на себя и не трачу сейчас почти ничего.

— Ладно, тогда и я войду в долю, если будет напряженка. Говоришь, фотки есть? Скинь. Свяжемся утром. Меня там две братских трубы зовут.

— Братьев целую, тебя обнимаю, — растроганно произнесла Регина уже коротким гудкам. Она повернулась к Виолетте с Джиной.

— Тишшшшше, — зашипела Виолетта. — Девочка спит.

— Хорошо, — прошептала Регина. — Я только хотела сказать, что у нас завтра может быть частный детектив. Будет искать хозяина Джины.

— Да ты что! — громко рявкнула Виолетта. — Это же сумасшедшие деньги! И к тому же они стукачи всех инстанций. Нам с Джиной вообще сейчас не до поисков хозяина. Ей надо лечиться, приходить в себя, а это тоже очень дорого. У меня ничего.

— Я в курсе, — ответила Регина. — Разберемся со всем по очереди.

Они проехали остаток ночи, их встретило новорожденное утро, разрисованное, как задник сцены, сначала в робкие, нежные, затем в яркие и даже победные тона. В сознании Регины остались рваные и не совсем понятные моменты их пребывания в ветеринарной клинике. Зато Виолетта была там как рыба в воде. Она обсуждала с дежурными врачами диагнозы, необходимые анализы и план лечения с позиции главного теоретика. Регина заметила, что к ней уважительно прислушиваются. Конечно, Виолетта тут давно сообщила, что ее мама — тот самый известный профессор-биолог Князева. А сама Регина опять попала в ловушку синего, молящего взгляда Джины, и ей впервые в жизни захотелось прижаться лицом к прелестной меховой морде и прошептать в пушистое ухо ободряющие слова.

К действительности Регину вернула Виолетта, которая сунула бумаги на подпись и кивнула в сторону терминала — пора платить.

— Тебя тут для простоты назвали владелицей. Я им сказала имя-фамилию и адрес. Они прямо опупели, спросили: это та самая? А я говорю: «Так она в нашем доме живет. Как вы могли не знать?»

— Вета, насчет «владелицы» мне не нравится. И вообще о таких вещах спрашивают. Ты же в курсе, что я не могу и не хочу иметь практическое отношение к собаке. Я просто помогла тебе ее спасти. Я всего лишь твой спонсор.

— Господи, какая ты нервная. Это от травмы, наверное. Конечно, ты никакая не владелица, с тобой в этом качестве никто не собирается общаться. Ты просто платишь, вот и вся миссия. Им так проще, мне так проще, тебе тем более.

Джину увели в отделение с клетками: это и был ее собачий стационар. Виолетта провожала ее, трещала и смеялась.

Регина смотрела на решетки с ужасом. Господи, что, наверное, творится в этой голубой голове, в несчастной собачьей душе… Пережила такие муки в доме: страх, удары, боль, дальше полное одиночество без еды, воды и, главное, без своего единственного человека. Потом ее поволокли две чужие полоумные тетки. Притащили сюда. А тут холодные приборы, жесткие руки, шприцы и как результат — тюремная клетка.

У Регины от усталости и переживаний болела голова, дрожали руки и ноги, страшно ныла спина. И ее, кажется, начала сильно раздражать подельница по спасению. Сдается, Виолетте неведомы утомление, сомнения, а ее голос не подчиняется никакому контролю. Так и хочется подойти и крикнуть ей в ухо:

— Перестань вопить, тут люди работают круглосуточно, а больные животные еще спят!

Регина понимала, что субъективна и что от такого состояния ее спасут только горячая ванна, лекарства, подушка с одеялом и тишина в обнимку с темнотой. Во время болезни она поменяла все шторы в квартире на очень плотные и темные, чтобы в периоды боли устраивать себе темный час.

Наконец они вышли на крылечко клиники. Регина глубоко вдохнула утренний, еще совсем чистый и вкусный воздух и… Да что же это такое?

— Вета, мне не снится, что от крыльца со скоростью каких-то лошадиных сил сейчас отъехала коляска соседа Паши? И что он явно ждал нашего выхода?

— Не снится, конечно, — довольно произнесла Виолетта. — Шпионил, однозначно. Агент, чей зад под прикрытием коляски. Через пару часов выедет в центр двора, чтобы всем сообщать подробности наших с тобой подозрительных путешествий. Они вместе придумают что угодно, а Зина-шлагбаум, которая меня ненавидит, будет орать про «дурдом». У нее это всегда про других, она сама — воплощение высшей мудрости.

— Вот еще один результат нашей бурной деятельности, — рассудительно проговорила Регина. — Людей развлекли. Мне не жалко. В конце концов, это моя профессия. Пошли спать, подруга по чужому несчастью. Влипли мы, кажется, по полной. Я мечтаю об одном: забыть на несколько часов все, что узнала и увидела.

— Да? — с искренним удивлением спросила Виолетта. — А у меня такое хорошее чувство, будто мы сделали отличное дело. Я еще со своими инвалидиками выйду погулять.

— Ты о ком?

— У меня одна собака слепая, у другой передние лапы почти не ходят.

— И как же вы гуляете?

— Замечательно гуляем. Слепая Манюся все узнает по запахам, а для Баси с больными лапками я придумала особую походку.

— Я очень рада, что у вас все так налажено. Но прощаемся срочно, Вета. Мои нервы больше не вынесут душераздирающих деталей, которые когтями впиваются в мой мозг. Разбегаемся — я к машине, поставлю ее на стоянку, а ты до своего подъезда дойди пешком.

— Может, Пашу догоню, — громко расхохоталась Вета. — Попрошу его подвезти.

Наконец Регина оказалась дома, прошлась по квартире с ощущением блаженного обретения своего убежища, которое временами казалось потерянным. Подавила в себе сумасшедшее желание заглянуть во все углы и под мебель, чтобы убедиться, не прячется ли там Виолетта. Эта фобия теперь поселилась в мозгу надолго, если не навсегда. «Дурдом», согласно термину Зины-шлагбаума, — он такой.

Регина начала готовить себе ванну и оказалась перед неприятным открытием: горячую воду отключили. Именно сегодня, именно сейчас — в точности по закону подлости. Сколько раз говорила себе: надо читать эти противные бумажки у подъезда. Могла бы морально подготовиться. Ладно. Сегодня это не самое страшное. Регина храбро встала под холодный душ. Позвоночник в месте травмы слабо и удивленно охнул, но тут же смирился. И боль послушно затихла.

В кухне Регина решительно налила себе бокал красного вина и запила им две болеутоляющие таблетки. Это для профилактики и в поисках внутреннего тепла и света. Это то, что нельзя глотать вместе ни в коем случае, как напишет в новостях любой, кого спросят. И подпишется: «Врач». Но Регина сегодня вышла из категории покорных овощей с открытым для поглощения приказов ртом. Все-таки она победила несгибаемую Виолетту в принципиальном споре о масштабе гуманизма и требованиях человечности. И этот факт тоже нужно отметить.

Регина уснула сразу, крепко и спокойно. Несколько раз сознание пробивалось сквозь глубокий, как белый сугроб, сон, и она удивлялась, что у нее так легко получилось выпасть из острой и болезненной реальности. Проснулась она сразу собранной, с чистым мозгом, омытым сном и готовым к решению задач.

В сообщениях телефона обнаружила СМС от Коли с телефоном Кольцова. И приписку: «Я на связи».

Кольцов приехал через час после ее звонка. Конечно же, Регина его запомнила. Они снимали детектив. Он ходил по площадке походкой ковбоя и давал советы Коле с видом Шерлока Холмса, у которого в кармане вместо телефона — доктор Ватсон. Надо отметить, что советы были уместными, логичными и обильными. Сценарист тихо плакал в сторонке.

Они радостно приветствовали друг друга, как давние друзья после долгой разлуки.

— Вы подумали о том же, что и я? — спросил Кольцов. — Есть люди, которых невозможно забыть. Посмотришь — и взгляд сам отправляет изображение в галерею памяти, в избранное.

— Это мило и, главное, очень скромно с вашей стороны, — улыбнулась Регина. — Но я на самом деле запомнила вас. Вы очень киношный детектив.

— А вы та самая изящная и нежная блондинка, которую в качестве комплимента наверняка постоянно и навязчиво сравнивают с Мэрилин Монро. Но на самом деле вы гораздо красивее и намного интереснее Мэрилин. Есть нотки знаменитой робости и наивности несчастливой звезды, но основной фон — это спокойная уверенность и достоинство, с которыми вы несете бремя своей красоты, ума, таланта. Точно знаю, что это чаще всего тяжело и больно. Вот позвоночник и не выдержал. Прошу прощения за бестактность. Просто навел справки, с какой стати востребованная актриса вдруг занялась поисками неизвестного ей человека. Оказывается, у нее вынужденный перерыв в работе.

— Ладно, Сережа, прекращай эту блажь с расшаркиванием, переходим на «ты» и начинаем работать. Мое свободное время уже тает: ночью заметила, что спина почти не болит. Меня могут скоро выписать на работу. Проходи в гостиную. Что принести? Есть минералка, морс, вино. Собиралась кофе сварить.

— А поставь все, — распорядился Сергей, — что пойдет под разговор. Из еды точно ничего нет?

— Если речь о первом, втором и компоте, то нет. Не успела. Но есть чудесная брынза и жутко вкусное мороженое.

— Да это просто пир, я даже не рассчитывал!

Они устроились на диване перед журнальным столом, Сергей пробовал все понемногу, хвалил. Сначала просто поболтали о светском, антисветском и попросту отстойном — это то, чего не обойдешь и от чего не отвернешься при всем желании остаться в белом. Лучше обсудить, но только с человеком, который на одной волне. «А это тот случай», — с облегчением подумала Регина.

— Переходим к твоему делу? — спросил Сергей.

— Ты понимаешь, тут самое главное в том, что я не обладатель никакой информации. Я даже не успела узнать фамилию человека, который пропал. Cola знает только его имя — Игорь. Я вообще еще не отошла от ночных потрясений, в которые меня втянула соседка. Собиралась просто подвезти собаку, как она просила… Короче, давай я расскажу все по порядку и по минутам. Ты сам поймешь, что важно и что надо делать. Источник информации — женщина под ником Cola, она же Светлана. Живет в том поселке, телефон ее есть.

Через сорок минут Регина перевела дыхание:

— Ну, вот все и рассказала, вроде ни одной детали не упустила. Собака Джина сейчас в клинике, которая у нас на первом этаже. Только она и могла бы что-то добавить к описанию нашей ночи.

— Понял. Доклад отличный. Фотки твои Коля мне скинул. Я освободил себе под эту историю несколько дней. Думаю, разберемся. Что-то найдем: если не живого человека, то его тело.

— Надо подписать договор? Давай я сразу переведу деньги на расходы.

— Нет, это сделаем по факту. План простой: получить информацию о человеке, узнать его маршруты, передвижения, контакты, встречи… Ты говоришь, ноутбук по-прежнему в доме, а это уже полдела. Номер телефона узнаю, это тоже наш свидетель. И еще. В качестве итога. Ты не любишь такую блажь, как комплименты, но это другое. Первый раз встречаюсь с заказом — найти совершенно незнакомого человека. Я с грустью подумал, насколько полноценнее, добрее, логичнее и проще была бы вся наша жизнь, если бы таких людей, как ты, было больше. Хоть на сотню. Но, кстати, несмотря на чистый дом и письменный стол в нем, я могу найти обычного запойного алкаша. И мне будет очень неловко, что я так тебя разочаровал.

— Ой. Найди, пожалуйста, запойного алкаша. Только живого. Я ненавижу насилие и убийства. И ко всему… Осталась одна такая прелестная, разумная и беспомощная собака. Я даже не знала, что они бывают такими — трагическими и страдающими.

— Мысль понял, Регина. Скоро позвоню. Будут вопросы — звони сама.

Регина закрыла дверь за отныне своим частным детективом и в волнении сжала пальцами виски. Почему ей кажется, что сейчас был самый важный разговор в ее жизни? Да потому, что ее никогда в такой степени не интересовала, не заботила, не тревожила чужая, совершенно чужая жизнь. Но это с ней случилось. Регина больше всего сейчас хочет, чтобы неизвестный ей абстрактный человек нашелся живым. Она примет и другой результат, но и это лучше незнания. Разговор с Сергеем — это начало, с которым связана надежда. Регина перебрала в памяти все слова их беседы и подумала о том, что справилась.

Она какое-то время бестолково пыталась занимать себя домашними делами, но стало ясно, что это невозможно. Хотела позвонить Вете — узнать, как Джина, — и тут же отбросила эту идею. Только не версии и не поучения Виолетты. Собака на первом этаже. Регина все может узнать и увидеть сама. Она почитала в интернете, что можно есть больным и ослабленным собакам. Заказала в магазине со срочной доставкой филе индейки, сварила, как было написано, порезала на меленькие кусочки и сложила в судок. Быстро влезла в летнее цветастое платье и вышла. Мило улыбнулась Паше и Зине, которые смотрели на нее как на инопланетянку, позвонила в дверь клиники и только в этот момент заметила, что спина совсем не болит.

Регину, как «владелицу», тут же провели в стационар, даже открыли клетку. Джина была в бинтах и в ужасном пластиковом «воротнике», который надевают на животных после операции. Ее рано утром прооперировали: нашли несколько переломов и опасную гематому на затылке.

— Кормить ее пока нельзя, да она и не захочет после наркоза, — сказала врач стационара. — Но я поставлю в холодильник то, что вы принесли, потом покормлю. Вареная индейка — как раз то, что нужно. У нас нет возможности так кормить послеоперационных животных. Вот тут висит список препаратов, которые Джина получает.

— Так много? — ужаснулась Регина.

— Нужно не просто снять боль, но еще исключить осложнения, интоксикацию, воспаления. У собаки, ко всему прочему, тяжелейший стресс. При этом девочка очень деликатная: не скулит, не воет, не требует внимания. Только не спит и постоянно тяжело вздыхает.

— Можно к ней войти?

— Конечно. — Врач провела Регину в клетку.

Регина опустилась на колени рядом с матрасиком Джины, заглянула в ее воротник, как в колодец, на дне которого светятся две голубых звезды.

— Здравствуй, Джина, — проговорила она. — Я даже слов собачьих не знаю, а ты незнакома со мной. Но не пугайся, тут и знать нечего, я просто очень хочу тебе помочь. Сделать что-то хорошее. А ты настолько умная, что сама мне скажешь, чего хочешь. Наверное, в свой дом. Наверное, к своему человеку. Мне сказали только одно: его зовут Игорь.

На слове «Игорь» собака вздрогнула, даже попыталась подняться, не смогла, а пронзительные голубые лучи молящих глаз прожгли Регине сердце. Она испугалась, что заплачет при людях, быстро попрощалась. От двери вернулась, чтобы сказать:

— То, что Джина не съест сегодня, отдайте, пожалуйста, другим животным. Я с утра принесу свежее.

Выскочила во двор, остановилась на самом теплом, прогретом солнцем месте. Она дрожала от холода того стационара в серых плитках и решетках, как будто вышла из подземелья. И тут совершенно случайно, конечно, мимо нее проехала коляска Паши.

— Здравствуй, Паша, — позвала его Регина отчаянно и обрадованно. — Я так давно тебя не видела.

— Доброе утро, моя дорогая, — с готовностью ответил он. — Да как-то закрутился в своих заботах инвалида. Только сейчас подумал, что тоже давно тебя не видел. — Паша преданно посмотрел ей прямо в глаза с неотразимой искренностью прожженного лжеца.

«Какой актер», — с восхищением подумала Регина. Она, конечно, читала его как раскрытый букварь. Но неожиданно для себя выпалила:

— Ох, Паша. У меня такое… Хочешь, расскажу тебе все? Только, пожалуйста, больше никому.

— Обижаешь, деточка. Я — крепость, за которой сейф чужих дел и секретов. Это я просто так выразился насчет «чужих». Ты мне, конечно, как родная. Поехали к той скамейке за тополями, которая не видна из окна Зины.

…Кольцов позвонил в дверь на третьем этаже девятиэтажного дома. На дешевом дерматине номер квартиры — 37.

— Кто там? — спросил из-за двери недовольный женский голос.

— Меня зовут Сергей Кольцов. Я частный детектив и внештатный консультант отдела похищений и убийств МВД. Когда откроете дверь, сможете увидеть удостоверение. Убедительно прошу вас это сделать, так как речь идет о возможном преступлении.

— Еще чего, — нервно произнесла женщина. — С какой стати? Я не имею никаких отношений к преступлениям. Но читаю каждый день, как по квартирам ходят мошенники. Так что уходите, а то полицию вызову!

— Полиция в нашем случае не повредит, — миролюбиво произнес Сергей. — Рано или поздно она точно к вам приедет. Я в серьезной степени именно ее сейчас и представляю, если вы не поняли. Мы ищем вашего знакомого, постояльца и, вероятно, близкого друга Игоря Кириллова. Дальше говорить сквозь дверь вряд ли разумно, так что откройте, Полина Викторовна.

Дверь открылась, Сергей вошел в прихожую и наткнулся на острый, подозрительный и перепуганный взгляд небольших серых глаз. Полина Петрова была крупной женщиной лет сорока пяти. На круглом лице появились красные пятна и капли пота.

— Можно пройти в комнату? — спросил Сергей после того, как она взглянула на его удостоверение.

Петрова молча повернулась к нему спиной и прошла в небольшую захламленную гостиную. Кивнула в сторону стула у круглого стола.

— Я вообще не поняла, о чем вы говорите. — Ее голос прерывался, руки были сжаты под грудью. — Игорь был у меня, потом уехал. Точно не вспомню, когда он звонил или я ему. Но у него все было в порядке.

— Да, нам придется уточнить время звонков на вашем телефоне. Это важно. И поговорить обо всем, что связано с историей вашего знакомства и отношений.

— С какой стати? — опять вспыхнула она.

— С простой стати, — спокойно ответил Кольцов. — Несколько дней назад Игорь Кириллов исчез из своего дома. К сожалению, в доме остались следы нападения и кровь. Кровь сейчас на экспертизе, пока не могу сказать, она принадлежит Игорю или нападавшим. Речь идет о похищении или убийстве, возможно, и то и другое. Обнаружилось это благодаря собаке, которая выла, запертая в доме. У нее нашли травмы и переломы, что подтверждает версию нападения на обитателей дома. Машина Кириллова в гараже, телефон пока не нашли. Так что присядьте рядом со мной, Полина Викторовна, и давайте побеседуем.

— Я не могу, — проговорила побелевшими губами Петрова. — Мне плохо. Можно, я выпью сердечные капли и возьму валидол?

— Конечно. Если понадобится медицинская помощь, я вызову вам «Скорую». Или, может, дочери позвонить?

— Зачем звонить Кате? — испуганно произнесла Полина. — А она тут при чем?

— Хотя бы при том, что побудет с вами, пока вам плохо.

— Нет, не надо поднимать переполох. Я расскажу, что смогу. Вы же не думаете, что я к этому ужасу имею отношение?

— Расследование на такой стадии, когда ничье отношение не доказано и все под подозрением. Так что выпейте свои капли, и давайте работать. Это нетрудно: вы просто будете отвечать на мои вопросы. Начнем с того, что Троицк, ваше предприятие, ваша квартира — последние места, в которых до возвращения в родной поселок Владимирской области побывал Кириллов. Он инженер, его постоянное место работы — Владимир, компания по наладке оборудования. С вашим предприятием работает по контракту. Вы, получается, последний человек, с которым он общался. Не считая мимолетных встреч с соседями по поселку, которые показали, что он с ними в лучшем случае здоровался. В Троицк на ваше предприятие он приезжал как эксперт и наладчик оборудования как минимум три раза в год на протяжении ряда лет. Через какое-то время перестал останавливаться в гостинице и сделался вашим то ли постояльцем, то ли близким другом, назовем это так. Как видите, вам и рассказывать почти ничего не надо, только вспомнить важные подробности. Все, что может пролить свет. Прошу учесть, что времени у нас мало: человек может быть жив, но не в интересах преступников его таким оставлять.

— Ох, — схватилась за сердце Петрова.

— Итак. У вас были близкие отношения с Кирилловым?

— Как сказать… Что-то бывает, конечно. Он мне нравится. И мне кажется, что ему со мной хорошо. Но ни о чем серьезном не думали. Если честно, я бы хотела с таким человеком создать семью, но ему это не надо. Говорит, пару раз обжигался, больше рисковать не хочет.

— Можно уточнить одну вещь? Это важно в плане характеристики человека и, стало быть, поисков. С каким человеком вы хотели бы иметь семью? Что вас привлекало?

— Многое. Во-первых, Игорь очень приятный внешне. Настоящий мужчина…

Чувствуется сила, надежность, но никакой грубости, хамства там и всего такого, его даже на ссору невозможно спровоцировать. Ну, еще то, что женщине трудно объяснить, но это и есть самое главное. Как говорится, тянет.

— Ваша дочь живет с вами?

— Катя уже третий год живет у своего парня.

— Он тоже в Троицке?

— Да. Но я почти ничего о нем не знаю. Катя говорила, что он фотограф, а подрабатывает грузчиком. У нас был один раз, сидел два часа, уткнувшись в телефон. Ушел не попрощавшись.

— Екатерине двадцать два года. Она работает?

— Да. Официантка в кафе.

— С Игорем Кирилловым знакома? Как она относилась к тому, что он у вас останавливался? Не потому ли ушла из дома?

— Относилась нормально. Ушла не потому. — Полина запнулась, надолго замолчала, продолжила с трудом: — Катя — сложная девушка. С детства проблемная. Скажу то, чего бы никому не рассказала, если бы не такой страшный случай. Я как-то ночью застала Катю в комнате Игоря. Оба были какие-то перевернутые. Катя выскочила, я за ней, она мне что-то наговорила, будто это он ее затащил. И убежала. Утром переехала к Валере, своему парню. А Игорь сказал, что она ломится к нему почти каждую ночь, убеждает его, что он ее хочет, строит безумные планы о жизни вместе в его доме и реально пристает… Тут, как говорится, его слово против ее, но… Я вошла в дверь, которая не была заперта изнутри, их обоих хорошо знаю. Не было ощущения, что Катю затащили силой. Она вообще спортивная, крепкая девушка, хоть и очень худая. Это от нервов. Игорь — рассудительный, спокойный, даже если допустить, что у него вдруг возникло буйное желание, он бы не стал набрасываться на девушку под носом матери и тащить ее к себе, не потрудившись закрыть дверь… Короче, мы все постарались проехать и забыть тот случай. Катя сюда приходит редко, с Игорем, наверное, и не виделась с того момента. Разве что случайно, на улице.

— Но вы о чем-то сейчас подумали? Надо сказать: любое ваше предположение может быть решающим.

— Я подумала, может, ее Валера что-то узнал и приревновал… Он похож на бешеного… Не удивлюсь, если на наркотиках… Когда я что-то о нем говорила Кате, она сразу начинала орать и оскорблять меня. Всю жизнь, с детства, попрекает меня, что ее отец нас бросил.

— Спасибо, Полина. Вы очень помогли. Скажу лишь одно: опрос людей, которые знают предположительную жертву, — необходимая формальность любого следствия. На самом деле мы ищем в разных направлениях. Вполне возможно, что речь идет о спонтанных налетчиках. Увидели дом, в котором живет одинокий человек, решили ограбить. Возможно, пытались выбить, к примеру, деньги, пароль для входа в личный кабинет банка, но перестарались. Испугались, что жертва после их ухода сразу позвонит в полицию и опишет их. Забрали с собой… Сейчас оперативники ищут телефон Кириллова, он был в Сети после его исчезновения, сейчас уже разрядился. Телефон многое прояснит.

— Вы думаете, Игорь жив?

— Я не могу терять время на праздные раздумья. Мое дело — узнать это. Вот моя карточка, отвечайте, пожалуйста, на звонки. И сами звоните, если будет информация или о чем-то забыли упомянуть.

…Регина так сладко излила в распахнутую жилетку Паши все, что узнала, увидела, что пришлось испытать самой. Без всякого стеснения передала все свои самые безумные мысли и чувства. Паша внимал как ангел. Ну и пусть он будет держать свой обет молчания не больше получаса. Зато на душе стало легче, в мозгах яснее. Надо только уточнить у Сергея, не навредила ли она тайне следствия. Но тут уже ничего не поделаешь.

Регина оставила за тополями коляску с самым благодарным слушателем и идеальным собеседником и направилась к своему подъезду. Паша только восклицал междометия — то удивленно, то возмущенно, то горестно, смотрел участливо своими бесконечно добрыми глазами. И только когда рассказ дошел до Джины в клинике на первом этаже, заметил:

— Буду знать. Постерегу, чтобы она там не плакала. Может, тоже что-то ей передам.

Регина почти дошла до своего подъезда, когда позвонил Сергей:

— Привет, Регина. Звоню, чтобы сообщить, что мы продвигаемся. Я сейчас в Троицке, откуда Кириллов вернулся домой до исчезновения. Очень коротко так…

Регина за пять минут его доклада произнесла шесть раз «ой». Наверное, у Паши заразилась красноречием. Сергей попрощался, а Регина закрутилась на месте. Только не домой. Только не быть одной. То ли к Паше опять броситься, но то, что рассказывал Сергей, точно тайна следствия. Осталась в качестве выхода только Виолетта — подельница по спасению. Ей делиться информацией не с кем, кроме попугая, а ему непросвещенная публика не поверит. Регина набрала ее телефон и уточнила номер квартиры. Говорят, зайти туда еще никому в голову не приходило. А если бы и пришло, Виолетта бы не пустила. Она постоянно на страже своего безумного мира. Но спонсору проекта и по совместительству водителю, конечно, не отказала. Безумный мир тоже нуждается в нормальной поддержке.

В коридоре напротив квартиры Виолетты жила многодетная семья. Вид этого коридора красноречивее любых опросов говорил об отношении соседей к Виолетте. Ровно по центру была возведена плотная и довольно высокая крепость из старых детских колясок, самокатов, сломанных велосипедов. Предметы угрожающе стояли друг на друге. Для прохода к квартире Виолетты был оставлен узкий лаз. Половина коридора, принадлежащая Вете, тоже была выразительной. Там стоял только один предмет — большая металлическая тележка, явно похищенная из магазина продуктов. Она была пустой, но ручка накрепко приклеена к стене скотчем слоев в двадцать. Так Виолетта наверняка продемонстрировала свое недоверие многодетному семейству: еще уведут ее добытое с риском средство передвижения и начнут в нем возить постоянно возникающих новых младенцев.

Звонить в дверь не пришлось. Она была приоткрыта, и в щели светился острый, напряженный взгляд хозяйки.

— Заходи, — прошипела она. — Только тихо, пока не проснулись и не заорали хором все их спиногрызы. Там тихо двадцать три минуты. Это рекорд.

Она втащила Регину за руку в прихожую и закрыла дверь изнутри на три допотопных засова. Только после этого улыбнулась, демонстрируя радушие, и добавила:

— Ты не подумай, я приветствую существование детей в принципе, это же будущее. Но именно этим, которые мечутся перед носом и бьют по ушам своими воплями, я бы пожелала, чтобы они поскорее вышли из детского возраста. Они могут быть только очень трудными подростками, и, скорее всего, их посадят за хулиганство. Но подрастают новые… Это проблема. Опять же: ничего против этих конкретных детей не имею. Но человеческие проявления наблюдаю только у одного из семейной толпы. Это Арсений, шести лет, он мне сам представился. Такой молчаливый и вдумчивый ребенок. И главное: он умеет любить. При встрече с моей Манюсей всегда пожимает ей лапу.

— Как трогательно, — задумчиво проговорила Регина. — Война миров. И точечное теплое перемирие.

Она смотрела на то ли грязный, то ли неотмываемый пол и соображала, стоит ли произносить опасную фразу: «У тебя снимают обувь?» А вдруг хозяйка скажет «да». И в этот момент какой-то зеленый луч мелькнул перед ее глазами и раздался очень громкий, гортанный вопль:

— А пошла, дрянь такая! Получишь по хвосту.

Регина вздрогнула от неожиданности, попыталась рассмотреть носителя зеленого света и хамства. Виолетта громко хохотала.

— Не пугайся, это Ричи. Он просто не привык к гостям. А ругательств набирается на лоджии от людей. У Ричи идеальный слух. Сейчас его отловлю, арестую и посажу в клетку. А то он материться начнет.

Регина на какое-то время забыла, зачем пришла. Во время погони за зеленым бунтарем она всей душой была на его стороне и желала ему избежать клетки. Да и рот маленькой отважной птичке никто не смеет закрывать. Не Виолетта. Но Ричи был пойман, его уносили в другую комнату, а он круглым глазом укоризненно смотрел на Регину, явно считая ее виновницей. И вдруг произнес совсем другим — нежным и печальным голосом: «Бедный Ричи». Регина чуть не прослезилась. Но тут раздался пронзительный высокий вопль из-под вешалки. Регина посмотрела: там сидела небольшая полосатая кошечка и продолжала монотонно стенать.

— Что с ней? — спросила Регина у вернувшейся Виолетты. — У нее что-то болит? Ты показывала ее ветеринару?

— Она не больна, — спокойно ответила Виолетта. — Она просто давно глухая. И когда ей становится тоскливо, так разговаривает сама с собой.

Из прихожей видна была кухня. Тут понятно одно: войти туда и сделать что-то обычное — сесть на стул, выпить стакан воды, не говоря уж о такой роскоши, как кофе, — нет никакой возможности. Там лежбища разноцветных меховых существ, над которыми порхают пернатые. С порога к Регине дружелюбно принюхивались две небольшие собаки, а из-под заваленного чем-то непонятным стола на нее смотрела глазками-бусинками крупная крыса. В жизни до Виолетты Регина при виде нее, наверное, истерически завизжала бы, но тут и сейчас эта крыса казалась вполне приличной и даже милой. И уж конечно, она в этом экзотическом мире гораздо более ко двору, чем Регина.

Стало понятно, насколько ее рассказ о поисках двуногой жертвы и таких же преступников неуместны, как нелеп сам выбор слушательницы. Виолетта полностью в другом материале. Она вряд ли услышит Регину. Не поймет точно.

— Как у тебя интересно, — произнесла Регина. — Так бы и стояла, наблюдала. Но пока ты гонялась за Ричи, мне позвонили… Короче, ко мне домой сейчас заедет мой режиссер. Так что придется бежать.

Регина повернулась к двери и попыталась справиться с засовами, но Виолетта ее отодвинула, как неодушевленный предмет, проговорив:

— Это могу только я сама. У тебя не получится… Подожди, а зачем ты приходила? Я так и не поняла. Ты же сказала по телефону, что у тебя есть что мне рассказать.

— Да, в общем, кое-что известно о хозяине Джины и круге людей, которые входили с ним в контакт до исчезновения. Нашли телефон, вышли на след. Он должен быть на севере Москвы. Сейчас туда едут. Я подумала, тебе будет интересно.

— Так он жив?

— Пока неизвестно. Просто едут к тому месту, где его держали. Частный детектив, группа оперативников, медэксперт и «Скорая». Что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что эти события не должны сделать еще более несчастной Джину. И что порядочный человек, который отвечал за собаку, не мог допустить такую ситуацию. Вот что я думаю, и не пытайся заливать меня розовыми соплями о сострадании к ближнему. Он мне дальний, этот человек, по чьей вине так пострадала беззащитная собака. И если бы не я, единственная на весь интернет, то Джина бы уже умерла в одиночестве и страшных мучениях. Это к слову о сострадании. Но ты — драматическая актриса, тебе положено сострадать, как в кино. Договоримся так: ты сострадаешь по-своему, я — по-своему. Но за информацию спасибо. Буду думать, как и какие меры принимать.

— Да уж. Будем страдать и сострадать в силу своих индивидуальностей. Так и договоримся.

Регина вышла в коридор, протиснулась в щель колясочной крепости, спустилась на улицу. Странное дело: она не была ни разочарована, ни возмущена. Она хотела поделиться тем, что для нее сейчас важно, и чувствовала, что сделала это. А реакция Виолетты только обогатила ее новым знанием о многообразии страданий и несовпадении надежд. Наверное, на самом деле полное совпадение в этом бывает только в кино.

В своем лифте Регина с ужасом принюхалась к самой себе. О боже, эта плотно сбитая смесь диких запахов в квартире Виолетты, которую менее интеллигентный человек назовет вонью, впиталась в одежду, кожу и волосы Регины! Вот еще причина, почему туда никто не заходит. Да и крепость в коридоре, возможно, тоже объясняется этим. Конечно, столько животных… Но ведь не объясняется! Вот когда Регина возмутилась. Прежде чем говорить пафосные слова о долге, ответственности и сострадании, надо бы мыть квартиру и тех, кто не может себя помыть. Да и самой бы не мешало, если говорить уже совсем прямо. Трудно, конечно. А кому легко? Не тем, кто едет сейчас в опасное место, не зная, найдут там живого человека или труп.

Регина ворвалась в свою квартиру, затем в ванную и обнаружила, что раньше времени дали горячую воду. Есть же добрые люди на свете! Она терла себя мочалкой под душем с практически кипятком. Затем сунула всю одежду, в которой ходила к Виолетте, в стиралку, протерла шваброй свой путь от двери.

Схватила телефон и набрала Сергея:

— Сережа, что у вас? Меня всю колотит.

— Мы на месте. Он здесь. Разбираемся.

— Он жив?

— Можно сказать и так. Но состояние ужасное. Люди поехали на отлов банды и ее главной. Больше не могу, извини.

— Сережа! Умоляю. Скажи мне адрес, я приеду. Я не могу вынести этого бездействия и тупого ожидания. Может, помогу чем-то.

— Чем ты поможешь? Тут эксперт, врачи. Человека реально пытали несколько дней. У него переломаны руки, ноги, пальцы… Открытые, воспаленные ножевые раны. И он в сознании, может говорить. Ему, конечно, очень приятно будет, если зрителей станет больше. Если незнакомая женщина увидит его в таком страшно униженном положении, ко всему. В этом гараже нет ванной и прочих удобств, если ты не поняла.

— Прости. Я не подумала…

— Да понятно, что такое в нормальную голову не придет. Регина, мы потом договоримся с клиникой, чтобы дали возможность поговорить с Игорем, когда его немного приведут в порядок. Мы хотим там провести и очную ставку с особой, которая все это придумала, руководила, участвовала. Она же подозревается в убийстве родителей Кириллова. Нашли улику, будет эксгумация.

— Господи, кто же это?

— Девушка, если можно так выразиться. Дочь его подруги на время командировок в Троицк. Екатерина Петрова. Отмороженная психопатка и мразь. Мне пора, до связи. Сам позвоню, как получится.

— Я не могу дышать… То есть я жду, больше не буду дергать. Удачи! И спасибо.

Регина на самом деле не могла вздохнуть, как будто бетонная плита навалилась ей на грудь. Примерно такое, о чем говорил Сергей, она, конечно, читала в криминальных новостях, в сценариях. Но то был иной мир, для других, в какой-то параллельной реальности. Она играла бы в картине с таким сюжетом, но она никогда, ни при каком раскладе не могла приблизиться, прикоснуться к этому миру в своей жизни. Просто потому, что это была бы не ее жизнь, это стало бы преступлением против всего, для чего она рождена… Но это случилось. И теперь она будет дрожать и плакать, пока не произойдет какое-то чудо. Не появится какой-то просвет, надежда, лучик справедливости.

Она бы плакала и дрожала остаток дня, вечер, ночь, до самого рассвета, неизвестно когда и как… Но тут позвонил режиссер Коля Давыдов.

— Слушай, Регина, я буквально на минуту. У меня запарка. Но дело важное. Есть сценарий… Он такой — на тебя, как по меркам. Роль — зашибись. И я ее уже обещал Васильевой. Она бы хорошо сыграла, но это не ты. И картина бы получилась не такой, как мне надо. Я к тому, что у нас говорят, будто ты уже здорова… Если нет, я сразу отстану…

— Да! — почти закричала Регина. — Я здорова. Я хочу сценарий, к тебе на площадку… Я просто хочу все это…

— Ты плачешь? У тебя что-то случилось?

— Да нет же. Я от радости плачу. Я так устала от всего, что не кино.

— Ох, ты ж моя дорогая! Высылаю сценарий на мейл. Ты сразу узнаешь свою роль.

Так пришло спасение. Регина запоем читала несколько часов. Потом пылала и входила в роль, которую, конечно, сразу узнала. Утро потребовало действий. Регина приготовила себе еду на день и несколько раз делала сложную гимнастику. Маски для лица, крем для тела, контрастный душ. Что бы ни происходило с актрисой, как бы ни ныла душа и ни болели все кости и мышцы, она обязана возродиться по собственной команде «мотор». Ей нужно работать, это важнее самого дыхания. И ее страх, слабость, боль и потрясения — все должно стать огнем, от которого разгорится ее талант, ее способность быть не только собой или вообще не собой, но стать отражением многих миров.

Так пролетел день, а к вечеру раздался звонок Кольцова:

— Я заеду за тобой через час. Если ты не передумала и нормально себя чувствуешь.

— Готова. Жду.

Регина надела черное облегающее платье из шелкового трикотажа, чуть подвела тушью ресницы и провела по губам неяркой золотистой помадой. Зачесала назад свои светло-рыжие волосы. Они у нее такие с рождения, хотя мало кто верит в то, что она их не красит. Постояла в задумчивости у холодильника: в больницу вроде бы надо собирать передачу. Но как она сейчас сообразит, что туда можно привезти? Наверное, этому мученику вообще пока ничего нельзя. Не тащить же туда букет, чтобы цветы вяли на глазах того, который сам едва не умер. Вот что надо взять!

Регина вышла к Сергею и попросила его подождать пять минут. Она забежала в клинику, попросилась в клетку к Джине. Ей открыли дверь, она позвала… И безучастно лежащая голубая собака вдруг подняла голову и ясно, вопросительно и с надеждой посмотрела на нее своими синими глазами.

— Привет, Джина, — произнесла Регина. — А я к Игорю еду. Улыбнись мне, если сможешь.

Снимок получился невероятно ярким, выразительным и трогательным. Регина погладила теплую меховую голову и шепнула в ухо: «Завтра забегу, все расскажу. Не грусти. Я рядом».

Регина села в машину, Сергей одобрительно на нее посмотрел:

— Хорошо выглядишь. Мало кому идет черный цвет, хотя носят его все кому не лень. Ты в его оправе как золотой бриллиант. Таинственная, драматичная и согретая солнцем. Ты ходила сообщить собаке, что нашла ее хозяина?

— Да. И сделала фото для Игоря. Смотри.

— Класс. Вот где гений чистой собачьей красоты! Меня всегда изумляли эти синеглазые собаки. Во взгляде явно надежда. Она тебя поняла.

— Да. Она еще раньше, в самом плохом состоянии, после операций, так реагировала на имя «Игорь».

Они какое-то время ехали молча. Регина изо всех сил терпела, не задавала вопросов. И правильно делала. Потому что Сергей наконец произнес:

— Давай я тебя посвящу в детали истории, чтобы ты была в курсе и сразу все поняла.

Таких чудовищных деталей Регина не могла даже себе вообразить. Или ей так казалось, потому что именно этот незнакомый человек, именно эта жертва злобы, жестокости и маниакальной мстительности, для нее больше не чужой, не посторонний. Не «дальний», как для Виолетты. Она поняла, что, если не хочешь страдать, не вздумай смотреть по сторонам, не делай даже жеста в сторону того, кому нужна помощь, не держи чужое горе в голове, быстро дави собственную жалость. А раз не смогла, пошла на зов человеческого родства, то будь любезна терпи боль, неси тяжкий груз ответственности. За те беды, которые люди готовят друг другу.

История в строгом и сжатом изложении частного детектива была такой.

Инженер Кириллов, который приезжал регулярно в командировки на одно предприятие Троицка, познакомился там с сотрудницей Полиной Петровой. Между ними возникла взаимная симпатия. Петрова предложила Игорю останавливаться не в гостинице, а у нее. Она жила с дочерью, которая все чаще подолгу пребывала у своих приятелей. Кириллов — интеллигентный, образованный, внешне симпатичный человек, по крайней мере до того, как попал в эту беду. Сергей показал его фото: спортивная фигура, приятное лицо, хороший, разумный взгляд. Полина к нему очень привязалась. Ему было просто удобно и уютно жить в домашней обстановке. Так было, пока не возникла с дикой страстью и безумными планами дочь Петровой Екатерина. Она не давала ему проходу, набрасывалась якобы в приступах бешеного желания. Сначала — когда Полины не было дома, затем и при ней, когда та была в ванной или на кухне.

Игорь многое о себе рассказывал Полине. А та, видимо, обмолвилась дочери, что он живет в частном доме с родителями. Они продали большую квартиру в городе, когда отец ушел на пенсию. Купили небольшой домик за городом. Начали неподалеку строительство нового дома — больше и удобнее. Как решили родители, это с учетом будущей семьи Игоря. Счет у семьи был общий. Отец раньше работал руководителем крупного предприятия. Эта информация влетела как инфекция в больной мозг алчной и неадекватной Кати. Она стала требовать, чтобы Игорь на ней женился, представил родителям, снял все деньги. Родителям и двух пенсий с головой хватит. А они уедут в какую-нибудь теплую и красивую страну, купят там жилье. Эти идеи обрастали подробностями, Катя внушала ему, что он просто скрывает сам от себя, как хочет того же. Ему лишь не хватает смелости. Но она все решения берет на себя.

Игорь понял, что надо бежать из такой гостеприимной квартиры, которая превратилась в западню. Но было уже поздно. Он успел лишь одно: прояснить позиции.

— Извини, Катя, — сказал он. — Я, видимо, в чем-то виноват, если у тебя возникли такие заблуждения. Так вот, запомни следующее. Я не просто ничего к тебе не чувствую, у меня отторжение и отвращение из-за твоих ненормальных идей и поведения. Мои родители никогда тебя не увидят, ни о каких твоих больных планах не узнают. Отвяжись от меня, забудь, живи со своими дружками. Ни в какой теплой стране ты никому не нужна. Мне очень жаль Полину, я хорошо к ней отношусь, она ко мне привыкла, но в семье, как говорится, не без урода. И мне не нужно, чтобы этот урод стал и моей проблемой.

Екатерина слушала эту отповедь с белым страшным лицом, как запомнил Игорь. И произнесла почти синими губами:

— А теперь живи без меня. Живи и жди каждый день. Расплата будет такой, что мало никому не покажется. Ты не захотел узнать, как я умею любить, так узнаешь, как я умею мстить.

Она ушла из квартиры матери к своему сожителю — фотографу-наркоману, который был у нее под каблуком и временами на полном содержании. Ее жизнь уже стала делом мести, которую Катя продумывала в подробностях с маниакальным наслаждением.

Мать и отец Игоря умерли с разницей в один день, когда сын был еще в командировке. Поселковый врач просто зафиксировал факт смерти. Для исследований у него не было ни людей, ни оборудования, ни потребности. И только сейчас следствие выяснило, что буквально за несколько часов до смерти отца мать встретила на рынке свою знакомую. Разговорились, и она сказала, что они с мужем немного простудились. И такая неожиданная удача: к ним заехала девушка, которая знает Игоря по Троицку. Просто мимо ехала по своим делам и пообещала Игорю к ним зайти. Привезла маленькую баночку целебного, как она сказала, меда с одной частной пасеки. С ним люди выздоравливают от чего угодно почти мгновенно. Девушка посидела буквально пятнадцать минут и уехала. «Вот я прибежала на рынок, — сказала мама Игоря. — Куплю тут парного молока, согреем и начнем лечиться». Муж умер ночью, жена через сутки.

А сейчас во время обыска следствие обнаружило в доме маленькую баночку из-под майонеза с остатками меда на дне. В нем смесь тяжелого яда и снотворного.

Игорь вернулся, похоронил родителей. А через несколько дней в дом ворвались четверо отморозков. Избивали, требовали номер счета. А когда он потерял сознание, вытащили и повезли сначала в лес, чтобы там добить и тело спрятать. Но Катерина, которая была с ними, вдруг передумала. Она решила привести его в чувство для истязаний. Он должен понять свою вину и расплатиться за нее. И они его отвезли в заброшенный гараж отца одного из бандитов.

— Пытки опускаю. Это не для твоих, да и ни для чьих нервов. Игорь ничего не сказал своим мучителям. Понимал, что его убьют в любом случае. У них просто уже не было другого выхода. Он хотел умереть. Но эта бешеная тварь растягивала его мучения. Она тысячи раз спрашивала: «Так у тебя ко мне еще есть отторжение и отвращение? Так не без урода?» И он тысячи раз отвечал: «Да». А теперь он, кстати, отказывается писать заявление. Он просто не хочет больше ее видеть и слышать.

— Как его в этом не понять… — произнесла Регина. — Но это же не значит, что мерзавцев не будут судить?

— Конечно, нет. Они все опасны для общества. Екатерина особенно. Показания жертвы будут использованы обвинением. Мы записали видео. Игорь отказался выступать как потерпевший. Для него это невыносимо и унизительно. Но он дает показания как свидетель. Вот, на очную ставку согласился, чтобы помочь следствию. Найдутся еще жертвы наверняка. Сейчас следователь ищет другие «подвиги» инициативной маньячки. Не забывай: там же еще двойное убийство — родителей Кириллова, — оно в ближайшее время будет полностью доказано. Не может такого быть, чтобы у нее это был первый опыт. Кажется, ее фотограф подсел на те наркотики, которыми она и торговала.

Они въехали во двор маленькой частной клиники, у ворот и входа в которую стояла охрана. На скамейке у дорожки безутешно рыдала полная женщина, прижимая к лицу собственную косынку.

— Это и есть Полина Петрова? — спросила Регина.

— Да. Ей разрешили с ним повидаться. Теперь ждет свидания с дочерью, которую привезут в наручниках для очной ставки с Кирилловым.

— Господи, какие ужасные несчастья. Просто глыба с неба на всю ее жизнь.

Рыдания Полины сделали окончательно реальной и трагичной историю, которую Регина услышала от Сергея. И ведь все стало явным из-за Регины! Как ей самой разобраться, это вина или заслуга. У нее от волнения колени подкашиваются и пелена в глазах.

Регина даже не заметила, как оказалась в крошечной белой палате. На узкой белой кровати, весь в бинтах, в окружении приборов, лежал Игорь Кириллов, которого Регина один раз увидела на фото, показанном Кольцовым. На фото, где Игорь цел, здоров и спокоен.

Она шагнула к нему и робко застыла, как ребенок, который встретился с чем-то слишком тяжелым в первый раз. Сухощавое лицо между бинтами было в багровых и желтых отеках, губы разбиты. А в красивых серых глазах боль, тоска и, кажется, стыд.

— Привет, Игорь, — сказал Сергей. — Принимай заказчицу по твоему делу. Это и есть Регина Сереброва. Она же — популярная киноактриса и спасительница твоей Джины. Регина, выходи наконец из ступора и покажи Игорю его собаку. И попробуй открыть рот, чтобы произнести какие-то слова. Не знаю, как с тобой работают режиссеры. Но ты понял, старик, что она спасла вам обоим жизни?

— Даже не знаю, что сказать, — тихо, но четко произнес Игорь. — Где я — и где она… Совершенно незнакомый человек, да еще актриса… Я кино не смотрю, но портреты видел не раз. Сразу узнал. Какая-то сказка, если бы кто такое рассказал, ни за что не поверил бы.

— Ничего себе сказка, — наконец улыбнулась Регина. — У меня от такой сказки хронический мороз по коже. Удивляюсь, как не стала заикаться. Но давайте торжественную часть закроем. Игорь, посмотрите лучше на Джину. Она в клинике на первом этаже моего дома. Только спасла ее не я, а моя соседка. Я просто поработала водителем. Пришлось залезть через окно в ваш дом… Ну, там и поняла, что вы в беду попали. Видите, Джина улыбается? Это потому что я произнесла ваше имя.

Игорь смотрел на снимок собаки долго, с мукой, как на потерянный мир. Глаза стали горячими и влажными.

— Мне телефон вернули, — только и сказал он. — Можно скинуть мне фото?

— Сделаем, Игорь, — ответил Кольцов. — А пока свидание с заказчицей прерываем. Прилетело сообщение, что подозреваемая тут, сейчас ее введут для очной ставки. Будут присутствовать следователь и врач. Мы с Региной постоим за дверью. Держись.

Сергей крепко сжал локоть Регины, вывел ее в коридор.

— Может, тебе лучше погулять по саду или посидеть в машине? Разговор будет не для слабонервных.

— Ну уж нет. Я хочу это знать и слышать.

Регина, конечно, храбрилась, но сама пока не видела ничего, только плотный туман. И в нем вдруг ярким и до ужаса четким пятном возникло женское лицо между прямыми прядями темных волос. На этом лице черным адским огнем исступленно горели застывшие глаза. Ошибки быть не могло: это ненависть.

Екатерину ввели в палату, дверь закрылась. Регина пыталась слушать вопросы следователя, ответы Игоря и Петровой, но в голове и ушах бился шум.

— Мне кажется, я ничего не слышу, — пожаловалась она Сергею.

— Не волнуйся. Тебе и не надо. Все пишется, — успокоил он.

Сам он слушал очень внимательно.

Через какое-то время его взгляд стал ждущим, острым, напряженным. Регина как будто очнулась от обморока и услышала пронзительный, высокий женский голос:

— Доволен, сильный мужчина, который возомнил, что ему цены нет? Думаешь, сдал меня и будешь после этого цвести и пахнуть? Ловить других телок, удачу и бабки? Так не будет этого, точно тебе скажу. Мы так не работаем. Ты так и останешься перемолотым куском дерьма в бинтах и памперсах. Такая будет твоя счастливая жизнь. Пока не отправишься к маменьке с папенькой, которые тебя ждут не дождутся. Маман у тебя такая же тупая, как ты. Схватила баночку с халявным медом, все сразу и сожрали… Успокою тебя, они мучились сильно, но недолго. В отличие от тебя.

— Есть! — тихо произнес Кольцов.

— Ты о чем? — еле выговорила потрясенная Регина.

— Подарок обвинению. Чистосердечное признание. Без смягчающих обстоятельств. Преступник, который способен так четко и логично изложить свои мотивы и ход запланированных действий, не может быть признан невменяемым. И никаких аффектов. Все получилось, моя дорогая. Уходим.

Сергей высадил Регину у ее подъезда, перед этим спросил обеспокоенно:

— Может, мне зайти? Ты точно в порядке? Выглядишь как выжатая простыня из стиралки.

— Именно поэтому мне хотелось бы побыть одной. Не беспокойся, я умею с собой справляться.

Она справлялась с собой до двух ночи. Потом прекратила это самоистязание и набрала Кольцова:

— Прости, пожалуйста, что разбудила.

— Да я только собирался лечь. Тебе плохо?

— Да. То есть мне нормально. Но меня мучает то, что она сказала. Что он навсегда останется таким, она точно знает, потому что они так работают.

— Молодец, что заметила. Это очень значимый момент: признание в других преступлениях. Дальше для следствия — дело техники. А насчет серьезности ее медицинских прогнозов — так не забывай, что это просто безграмотная оторва, которая способна только унижать, оскорблять людей, плеваться своими угрозами. Она школу бросила в девятом классе. И начались ее криминальные университеты. Кириллов в хороших, профессиональных руках. Организм крепкий, тренированный. Мне врач сказал, что он встанет на ноги в течение месяцев. Сроки зависят от его выносливости и мужества, поскольку речь о преодолении тяжелой боли. И то, и другое у него есть. Так что спи, а утром сообщи Джине, что папа ее заберет, как только сможет. У него больше никого не осталось. Как и у нее.

Джина, конечно, обрадовалась этой новости. А вот Виолетта, наоборот, пришла в негодование:

— Чему ты радуешься, Регина, я не понимаю? Как он ее заберет, зачем он ее заберет? Он фактически подставил Джину преступникам. А теперь, когда он калека, что с ней будет?

— Значит, она подождет, пока он не выздоровеет совсем. Мы договоримся с клиникой, чтобы подержали.

— И сколько месяцев ты готова платить такие сумасшедшие деньги за сутки? И что за жизнь для собаки — сидеть в клетке и выходить на поводке на пять минут в день? Нет, это невозможно. Я буду бороться.

— За что, Виолетта, и с кем?

— За право собаки жить по-человечески. Им так мало лет отведено. А Джине ужасно не повезло со всеми, включая горе-хозяина и тебя.

— У тебя есть предложение?

— Есть, конечно. И оно продуманное и безупречное. Я забираю Джину к себе, но не как свою, а на передержку. И пусть хозяин мне платит по таксе. Он же сумел сохранить свои деньги. Подпишем с ним договор. Джина будет счастлива, в безопасности. Он без нее тоже поймет, как приятно безответственному человеку избавиться от такой обузы, как собака. И она наверняка останется у меня. Я не буду возражать, если он захочет ее иногда навещать и помогать нам уже без договора. Как тебе такой план?

— Знаешь, Вета, я немного растеряна. Нужно подумать, поговорить с Игорем. Созвонимся.

Регина долго гуляла по скверу за домом. Все вроде сошлось. Она начинает работать, жертва преступления спасена и скоро может вернуться к нормальной жизни. И собака, судьба которой стала так беспокоить Регину, — она будет присмотрена и рядом. Роль у Регины хорошая, но даже сам режиссер еще не понимает, насколько глубокой она может стать, сколько возможностей у актрисы вложить в нее все, что продумано и испытано… Каждому фильму нужно отдаваться полностью, как единственному любовнику, посланному высшей силой. Да, здорово сложилось. Но… не сложилось! Не будет Джина сидеть в этом забитом животными и мусором закутке Виолетты, которая даже не замечает, что им всем там нечем дышать из-за грязи и плотной вони. Не будет Джина продолжать мучиться в тоске по своему человеку, который, конечно, не вынесет в квартире Виолетты и минуты. А отобрать собаку у агрессивной спасительницы он не сможет из-за чувства собственной вины. Он, конечно, поверит, что оказался преступно безответственным человеком, попав в беду. Игорь станет покорно страдать, Джина — безнадежно тосковать. Вета припишет себе очередной подвиг и будет им упиваться. Ничего такого некрасивого, бездарного и обреченного на драматичный финал не должно быть. Но и обидеть Виолетту никак невозможно. Она должна почувствовать, что Регина и Джина ценят ее подвиги. Может, и Кириллов сумеет выразить ей свою благодарность.

Регина вернулась домой, набрала номер Виолетты.

— Вета, я очень серьезно подумала и, кажется, нашла идеальный вариант. Просто рассмотрела все стороны, в том числе и оборотные. Конечно, лучше тебя никто не позаботится о животных. Но имеем ли мы право у твоих, давно живущих с тобой зверят отнимать хоть часть твоего внимания и заботы? У тридцатилетнего и зеленого мудреца Ричи? У глухой кошечки? У собак — одной слепой, другой хромой? Джина — крупная, молодая собака, она становится сильной. Она одна едва поместится в твою прихожую, где сейчас спокойно спят несколько питомцев. Она привыкла быть главной в жизни одного человека, гулять по саду, бегать по просторам. Ей это нужно по породе. Короче. Я уже позвонила в клинику. Сказала, что забираю Джину как «владелица». На самом деле она просто поживет у меня до выздоровления хозяина.

— Какой бред! — возмущенно произнесла Виолетта. — Ты же ничего не понимаешь в собаках, не говоря о том, что у тебя начинаются съемки. Что ж ей, опять выть сутками одной?

— Нет! Не выть. У меня пока не съемки, а подготовительный период — читки, репетиции, практически свободное время. И Джина, как исключительно умная и воспитанная собака, будет ездить со мной. Режиссер сказал, что для красивой собаки всегда найдется место в картине. Так что пусть привыкает. Да, я ничего не знаю о собаках, но я знаю многое о Джине. С остальным — «Гугл» мне в помощь. Я очень обучаемая. Да и врачи клиники рядом. Не говоря о тебе с твоим уникальным опытом.

Регина минут пять слушала напряженное молчание Виолетты, которая явно пыталась найти веские и язвительный аргументы, разрушающие чужой наглый план, но с ходу не получалось.

— Рада, что ты все поняла, — счастливо прощебетала Регина. — Так я побежала за Джиной. С Игорем обсужу, когда он вернется домой. Да, моя передержка — бесплатная, конечно. И еще: мы прекращаем платить за стационар, и я смогу давать тебе небольшой, но регулярный взнос на содержание твоего без… бесконечно сложного мира. Обнимаю.

Только после этого разговора Регина позвонила в клинику и попросила подготовить выписку Джины и в качестве личного одолжения составить подробный список всех предметов, препаратов и продуктов питания именно для этой собаки.

Прощалась с ними вся клиника. Джине подарили красивую шлейку и поводок. Они вышли на улицу свободными существами одной вольной породы, связанными доверием. Регина сразу отстегнула поводок. И Джина спокойно и с достоинством потопала рядом, вошла в подъезд, затем в лифт и квартиру. Там немного обследовала пространство и встала рядом с ванной: «Мне надо мыться».

— Вот это да, — ахнула Регина. — Ты — мой человек. Поживем, а потом отвезу тебя к Игорю.

Джина улыбнулась и, как показалось Регине, кивнула.

Через месяц Игорь приехал их навестить. Он вышел из машины, опираясь на палку. Они ждали его у подъезда. Джина, увидев его, замерла на мгновение, а потом издала тонкий, щенячий писк, хотела рвануться к нему, но посмотрела на Регину и осталась рядом. Игорь подошел, Джина поставила ему лапы на грудь, он прижался лицом к ее голубой голове. Потом коснулся руки Регины.

— Я даже не знаю, что сказать. Нет таких слов, Регина.

— Слов нет, когда они не нужны, — произнесла Регина. — Мы теперь команда. С трех сторон пытались вернуть потерянный мир, порядок, и если получится, то и покой. И у нас что-то получилось. Если тебе не трудно, давай немного пройдемся, сейчас у Джины время прогулки. Потом у меня праздничный обед.

— Это сон, — улыбнулся Игорь. — Наконец-то сон! Я, кажется, еще не спал за весь месяц своего одиночества. Не говоря о времени до того.

Они обошли вокруг дома, и вдруг со стороны окон раздался гортанный вопль:

— Караул! Они украли шляпу!

Зеленый Ричи приветствовал их.

Галина Романова «Одинокая дама с кавалером»

Глава 1

Ее жизнь подошла к финалу.

Все! Дальше жить так, как она, нет никакого смысла! Не было и не намечалось никакого просвета! Ей почти сорок, а у нее ничего и никого нет. Нет, не было и не предвиделось.

У нее не было семьи — никто не вытерпел ее характера, все ее мужчины сбежали. Каждый в свое время. Мерзавцы!

Не было работы — ее уволили за ненадобностью, так она считала. Работодатели, правда, считали, что она работает удаленно, и платили исправно и предостаточно. Но в офис-то не допускали! Считали ее бомбой с обнаженным детонатором. Она, по их мнению, плохо влияла на климат в коллективе. Все склоки и распри, на взгляд руководства, случались из-за нее. Но поскольку лишиться такого спеца все равно что с дуба рухнуть, ее посадили «на удаленку». И платить стали на сорок процентов больше. Интриганы!

У нее совсем не было друзей. Так она считала.

Тут все сложилось не так, как с мужчинами, но тоже не очень. Кто-то к ней заезжал. Что-то привозил и из этого готовил, стол накрывал. Чем-то одаривал. Разговоры долгие вел. И даже иногда оставался ночевать на диване в ее кухне, потому что пьяный и идти даже до такси был не в состоянии. Утром делалась уборка на кухне. Разумеется, не ее руками. Готовился завтрак, варился кофе. После этого в кухне становилось чисто и пусто. Так называемые друзья исчезали. До следующих посиделок. Приспособленцы!

И вот ей почти сорок, а у нее никого. Дело любимое было, да. Ее отлучили от офиса, но от дела-то нет. И она его исправно делала и получала от этого удовольствие. Урезанное, конечно. Общения с коллегами не хватало однозначно.

— Тебе оно зачем, Ева? — поинтересовалась как-то считающая себя ее подругой Маша. — Пособачиться не с кем?

— Не с кем, — огрызнулась Ева и разговор закончила.

Не признаваться же Маше, что она порой скучала по шуму, суете, и по скандалам тоже скучала, да.

Ее ведь не только от офиса отлучили, а от всех мероприятий. Не звали на дни рождения, устраиваемые в зале для переговоров. На корпоративы, там же. А все почему? Потому что боялись правды! Она ведь если выпивала, как-то не так себя вела.

— Для тебя рюмка водки, Ева, как сыворотка правды! — возмущалась Маша, уводя ее однажды после новогоднего празднества домой посреди веселья. — Никому не интересно, что старшему бухгалтеру Татьяне пятьдесят пять. Зачем ты стала за это выпивать?

— А чего она корчит из себя девочку? И откровенно флиртует с мужем Нины Сомовой. Он моложе Татьяны на десять лет. И старше Нины на десять. Нина же красавица, а Таня — старая лошадь — такое себе позволяет! Сиськи она, видите ли, себе сделала! И их теперь непременно все должны пощупать! Бред, Машка!

Маша была согласна, что это откровенное распутство — заставлять мужика себя щупать в присутствии его жены.

— Но орать не следовало, — назидательно заключила она.

— А если все молчат, то как быть, Маша?!

Маша не знала — как. Но сама всегда молчала. На публике. Но на ее кухне отрывалась так, что иногда оставалась ночевать, свернувшись баранкой на ее узком диванчике…

— На сегодня все, Игорь Валерьевич, — закончила онлайн-совещание в узком кругу Ева и потянулась к крышке ноутбука, чтобы его закрыть.

Круг был очень узким — он и она. Ее доклад не предназначался чужим ушам. Тема была очень неприятной: о перерасходе бюджетных средств. По бумагам все будто бы нормально, а в реальности ей многое не нравилось. Игорю Валерьевичу тоже. Поэтому он и попросил ее тайно провести внутренний аудит, предоставив доступ к документам всех отделов.

— Ева, погоди.

Игорь Валерьевич протянул руку, словно пытаясь ее остановить. Ладонь сделалась гигантской. Бросилось в глаза отсутствие обручального кольца на безымянном правом пальце. Странно. Он его никогда не снимал. Злые языки трепали, не снимает даже в бане. За те семь лет, что Ева на него работала, без кольца она его не видела никогда. Можно было, конечно, у Маши спросить: в чем там у Игоря с его красавицей-женой Инной дело. Но она не станет. Ей-то что? Ей это зачем?

Даже если они разведутся — плевать.

Станут делить фирму, переманивая сотрудников каждый на свою сторону — тоже. Она-то знает, с кем останется. Ну, если он позовет.

— Да, да, Игорь Валерьевич?

Ева поправила наушник под повязкой для волос. Сегодня с утра не вымыла волосы, просто зачесала их и задрапировала повязкой — красивой, из синего бархата, так идущей к ее глазам. Это был Машин подарок и словами сопровождался именно такими.

— Ты понимаешь, что это строго конфиденциальная информация? — задал ей вопрос Игорь Валерьевич.

— Разумеется. — Она очень спокойно отреагировала. И зачем-то добавила: — Даже если бы мне очень хотелось с кем-то потрепаться на эту тему, сделать этого я бы не смогла.

— Почему? — округлил глаза он.

— Мне не с кем, Игорь Валерьевич, — ответила она честно. — Трепаться, делиться секретиками, сплетнями… Не с кем и незачем.

— За это тебя и ценю, Ева, — серьезно отреагировал ее босс и хозяин фирмы.

— За мое одиночество? — Она удивленно вскинула идеальной формы брови.

Это тоже были Машины слова. И еще она добавляла, что брови Евы — загадка для генетиков. Они никогда не зарастали, не редели, не светлели. Вели себя словно наклеенные.

— Нет. Не за одиночество, Ева. Я ценю тебя за принципиальность и порядочность.

Почему-то из его уст это прозвучало не комплиментом, а приговором ей как женщине. Но она не позволила себе развить скорбную мысль до конца. Ей скоро сорок. Точнее — через полторы недели. Какой смысл корчить из себя нимфетку! Она же не старший бухгалтер Татьяна. И не станет конкурировать с Ниночкой, которой тридцать пять. И уж точно не будет соблазнять ее мужа, которому сорок пять.

— Почему? — тем же вечером задалась вопросом Маша.

Она лениво потягивала вино из страшного граненого фужера, который купила на какой-то выставке и держала специально для себя на ее кухне.

— Потому что он противный — раз! Потому что он женат — два! И потому что мне скоро сорок, Маша. Я же не дура малолетняя!

— Ты и в малолетстве дурой не была, — отозвалась та ворчливо. — Таких вожатых, как ты, в нашем классе, да и по жизни, никогда не было. Ты завуча за пояс затыкала одним неудобным вопросом.

Маша училась на четыре класса младше. Ева часто была у них вожатой на летних каникулах в лагерях при школе. Завуч, по мнению Евы, вступала в сговор с работниками кухни и пыталась присвоить продукты, не использованные отсутствующими школьниками.

— А куда подевались восемь груш? — Ева иногда начинала полдник с вопросов. — И восемь упаковок сока?

Были и шоколадки, и пирожные, которые не делились на всех, а тупо рассовывались по сумкам работниками кухни и завучем. Ева, как могла, боролась с несправедливостью и поборами. Угрожала, жаловалась. От нее даже пытались отделаться на следующее лето, но желающих занять ее место не находилось. Она снова заступала на должность вожатой и принималась бороться с откровенным воровством.

— А она ведь пыталась меня подкупить однажды, — неожиданно вспомнила Ева, усаживаясь в ногах у Маши со стаканом воды. — Шоколадкой «Аленка». Но все мимо! Да и сладкое я не очень люблю.

Маша поймала ее взгляд на своем граненом фужере и рассмеялась.

— Да, ты любишь только сухое. Прости, что не купила его…

Они потом долго болтали обо всякой всячине, беззлобно сплетничали, хихикали. Ева налила себе сладкого Машкиного вина, разбавила горстью кубиков льда. Нащипала в тарелку холодной вареной курицы, и они продолжили свой треп, таская пальцами кусочки.

— А чего это Игорь Валерьевич без кольца? — брякнула Ева, совсем позабыв о конфиденциальности сегодняшнего совещания.

Она проговорилась и тут же прикусила язык. Покосилась на Машу. Та, охмелев, не заметила, оживилась, села ровнее в диванных подушках.

— Они разводятся, Ева! — выпалила Маша, широко распахивая окосевшие от вина глазищи.

— Это я уже поняла. А по какой причине?

Ева поболтала вином в бокале, приводя в движение кубики подтаявшего льда.

— Инна ему изменила? — предположила она, вспомнив наглую красавицу под метр девяносто, худую, как корабельная сосна.

— Вроде нет. Денег захотела.

— Ей мало? — изумилась Ева, продолжая устраивать водоворот из вина и льда в своем бокале.

— Своих — да. Хочет делить фирму. Сейчас в офисе такое происходит! Все затихли в ожидании развязки. И вполне себе ощутимо принялись делиться на два лагеря.

— Ожидаемо, — кивнула Ева, хватая с тарелки последний кусочек курицы. — Ты с кем?

— Я? — Маша растерянно поморгала. — А ни с кем, Ева. Я, наверное, уволюсь.

— Да ладно!

Она поперхнулась мясом. Начала запивать вином, заглотила кубик льда. И тут же почувствовала себя несчастной от мерзкого холода, скользнувшего по пищеводу в желудок.

— Машка, какого хрена! — завопила Ева, вскакивая с дивана. — Нельзя же так, без подготовки!

Побегав по кухне, без конца постукивая себя по груди, Ева наконец унялась. Снова уселась у коллеги в ногах и потребовала объяснений.

— Все так плохо, Евочка. — Пьяные глаза Маши налились слезами. — Я… Я все еще надеялась, ждала от него каких-то… Знаков внимания, а он… И теперь быть там, с ним рядом, особенно теперь… Он же почти свободен! Если раньше нет, то теперь-то, теперь…

Ева всегда себя считала очень умной. Но тут внезапно отупела от такого невнятного рассказа. И не потому, что не поняла сути. Поняла, конечно же. Отупела от того, что неожиданно все в Машке просмотрела. И ее любовь к Игорю Валерьевичу. И страдания от неразделенности этой самой любови. Тьфу, досада какая!

— Как тебя угораздило, дура? — спросила она, когда Маша вдоволь наревелась. — Зачем тебе этот старый мужик?

— Он не старый.

— Старый, — настырно стояла на своем Ева. — У него мешки под глазами, носогубные морщины страсть какие. Он лысый!

— Прекрати! — взорвалась Маша и вскочила с диванчика. — У него кудри, Ева! Какая лысина? Ты о чем? И о ком?

И тут Ева поняла, наконец, что Маша влюбилась не в босса. Она влюбилась…

— Нет, Машка! Нет! Ты не могла влюбиться в этого мерзавца!

— А я влюбилась, — жалобным голосом поведала Маша.

Ева знала эту девчонку сотню лет, кажется. Была у нее вожатой. Они в детстве жили в одном дворе. Их родители общались. Потом Ева опекала ее в институте. Устроила туда, где сама работала. Ну и…

Ладно, ладно, Ева тоже считала ее своей подругой. Хотя, в принципе, не могла иметь никаких привязанностей, как она считала. Но Машка приезжала к ней регулярно, оставалась с ночевкой, рассказывала о своих секретиках, что-то готовила для себя, для нее. Убирала потом. Ева к ней привыкла, одним словом. За столько-то лет!

— Я правильно понимаю, ты говоришь о муже Нины Сомовой? О Денисе речь?

— Да-а… — плаксиво протянула Маша, прячась за страшным фужером граненого грубого стекла. — Я люблю Дениса.

— И ты тоже! — взорвалась Ева и принялась сквернословить в адрес мерзавца. — А как же Нина? Она что, с ним разводится?

— Это не она, а он с ней разводится. Но ей он пока об этом не говорит.

Все понятно! Ева оборвала ее на полуслове. Тут же, без лишних слов, отобрала фужер, заставила умыться, одеться и, вызвав Машке такси, отправила ее домой. Последними словами, с которыми она выпроваживала подругу из своей квартиры, стали:

— Видеть тебя, дуру такую, не хочу до тех пор, пока не поумнеешь. Все!

Глава 2

В день ее рождения, через полторы недели, была суббота. И ей совершенно нечем было себя занять. Уборку сделала вчера вечером. Сварила очередную курицу и, не дожидаясь, пока остынет, сунула ее в холодильник, обернув тарелку в два слоя пакетом. Ева больше ничего не ела, если разобраться. Вареную курятину, каши какие-то из пакетов и свежие огурцы. Мысли, что у нее в субботу могут быть гости и ей надо приготовить праздничный стол, не было места в ее голове.

Она никого не приглашала. А единственный человек, который мог приходить без приглашения, — Маша — был с позором изгнан. Родителей у Евы давно не было. Тихо ушли друг за другом. Один от болезни. Второй от тоски. Ни братьев, ни сестер. Никого.

Может, ей следовало завести собаку? Она гадит только на улице. Дома не болтает лишнего. Лает? Надо выбрать такую, которая почти не лает. Какие там марки тихо поскуливают? То есть породы?

Сев с ноутбуком на коленях на диване в кухне, Ева погрузилась в изучение видов собак. У нее ушло два часа на то, чтобы понять: нужной ей породы еще не вывели! В каждой имелся изъян. И все были волосатыми! Терпеть шерсть на мебели, коврах и своей одежде она, конечно же, не станет и…

Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть и насторожиться. Даже напугаться. Ева поставила ноутбук на кухонный стол, свесила ноги с дивана и села сусликом, решив подождать.

Могли ошибиться дверью? Запросто! Такое бывало. Маша никогда так не звонила. У той всегда три коротких, пауза и еще один короткий. А тут просто вдавили палец в кнопку звонка и не отпускают.

Подождав минуту и послушав, Ева встала и почему-то на цыпочках пошла к двери. Она кралась. Как рысь! «Как глупая рысь», — сделала она вывод, добравшись до входной двери. Тот, кто приходил, больше не звонил. Он ушел.

Она замерла у двери и только хотела приложиться к ней щекой, чтобы глянуть в глазок, как требовательный звонок раздался снова. И следом за ним раздался — господи помилуй! — собачий лай!

Маша! Это она приперлась с лающим подарком, решив окончательно изуродовать ее одиночество. Ну, сейчас она ей…

Отпирая замок, Ева поймала себя на том, что улыбается.

— Машка, ты дура, да? Что происходит? — выпалила она, распахивая дверь.

— Здрассте, Ева.

На пороге ее квартиры стоял он, Игорь Валерьевич — старый, лысый, с мешками под глазами и глубокими носогубными складками. Так она его охарактеризовала, пытаясь вразумить Машу, решив, что та влюбилась именно в шефа. Таким его Ева видела на экране ноутбука. Все оказалось совсем не так. На деле его просто не любила камера, искажая и накладывая ненужные тени. Игорь Валерьевич выглядел вполне себе сносно. Никаких мешков под глазами. И лысым он не был. Просто стригся «под ноль».

— Здрассте, Игорь Валерьевич, — проговорила она, вытаращив глаза и рассматривая то, что держал в руках ее босс. — Что это?

— Это — кавалер-кинг-чарльз-спаниель. — отчеканил шеф, швыряя собаку ей на руки. — Такая порода. Очень, очень, очень добродушный, милый и доверчивый пес. Мне кажется, вам этого в жизни как раз и не хватает.

— Чего? Пса?

Она боялась пошевелиться. А то, что швырнул ей на руки босс, шевелилось изо всех сил. По рукам заерзало мягкое и волосатое, потом горячее и влажное.

— Твою мать! Он меня лижет! — завопила Ева, роняя собаку. — Игорь Валерьевич, но зачем?!

— Не зачем, а по какой причине, Ева.

Он уже вошел, мягко втолкнув ее в собственную квартиру. Запер дверь и теперь с умилением наблюдал, как лохматый комок с ушами-тапками обнюхивает углы ее прихожей.

— У вас сегодня день рождения. Юбилей!

— Я помню, — оборвала она его, хмуро глядя себе под ноги. — Не надо называть никаких цифр. Без вас знаю, сколько мне. И знаю, что это много.

— Смотря для чего, — отозвался ее босс меланхолично.

Он скинул осенние туфли, снял куртку. Повесил ее на крючок вешалки у двери. Одернул вишневое поло с длинными рукавами, телефон сунул в задний карман черных джинсов. И без приглашения пошел прямо на кухню. Там, быстро осмотрев пустой стол и чистую посуду в шкафчике, полез в холодильник. Разочарованно выглянул из-за его двери.

— И даже тортика нет, Ева?

Его подарок находился рядом и так же вопросительно смотрел на Еву.

Бело-рыжей масти или окраски. Она не знала, как правильно. С черной пипкой носа и глазами, похожими на крупные маслины. Мордаха была симпатичной, даже она это признала — не вслух, конечно же. Симпатичной и улыбающейся. Но так же не бывает! Собаки не улыбаются. Они скалятся, да. А это чудо улыбалось, глядя на нее. Насмехалось? Обещало веселую жизнь? Возможно…

— Как его зовут? Это девочка или мальчик?

Девочку ей точно не хотелось. Капризы всякие она не потерпит.

— Это мальчик. Откликается на кличку Кавалер. Но можете что-то свое придумать. И приручить. Уверен, у вас получится.

Босс уже сел за ее стол — перед ним стояла тарелка с натянутым на нее пакетом. Под пакетом горбилась вареная курица.

— Ева, давайте что-нибудь закажем. Еды какой-нибудь. — Игорь Валерьевич отодвинул тарелку на середину стола, обнаружив там то, что ему явно не понравилось. — Может, шампанского? И тортик?

— Спиртное не доставляют, — проворчала она, усаживаясь напротив.

— По моей личной просьбе доставят. Лишь бы вы были не против.

Против она не была. Она была растеряна. Мысли наслаивались друг на друга, устроив в голове хаос.

Зачем он здесь? Почему с подарком? Именно таким подарком? Машка посоветовала? Если так, то где она сама? Прячется в своей машине на парковке? Или…

— Зачем вы здесь, Игорь Валерьевич? — Ева не выдержала напряжения и спросила в лоб, как всегда делала.

— Но у вас же сегодня…

— Оставьте этот бред, босс, — сердито перебила его Ева. — Я семь лет работаю на вас. И не помню ни одного вашего визита прежде. Тем более подарков не получала от вас. Что-то случилось?

Он опустил голову, помолчал, потом поднял ее и сразу стал узнаваемым. Те же морщины вокруг рта, мешки под глазами. Игра света?

— Вы не слышали, что у нас произошло, Ева? — задал он вопрос, внимательно наблюдая за ее лицом.

— Нет. — Она, как всегда, была честна. — А что произошло? Вы наконец вычислили того, кто ворует у вас бюджетные средства?

— Почти вычислил.

— И кто же это?

Она заинтересованно подалась вперед, успев отметить, что наглый подарок успел взобраться к ней на колени и теперь отчаянно требовал ласки, задирая взгляд и продолжая улыбаться. Еве пришлось положить ладонь ему на спину и начать поглаживать. Зверь затих, пристроив мордаху где-то в районе кармана ее домашних штанов из тонкого вельвета.

— Предположительно, моя дорогая супруга, вступив в сговор с лицами, которых я пока еще не вычислил, принялась меня обкрадывать. Делали они это виртуозно, как вы уже поняли. Если бы не ваша бдительность, Ева, к финалу бракоразводного процесса и раздела имущества я мог остаться ни с чем. Но мои выводы пока предварительные. Никак не подтверждены ни документально, ни свидетельскими показаниями. Служба безопасности работает, но медленно. — Он выговорил это словно через «не хочу». Потом быстро набрал в телефоне какой-то текст, отправил и виновато глянул на нее. — Я все же сделал заказ. Не сердитесь. Поесть хочу, если честно. Дома не могу находиться. Там Инна. И она все время заводит разговоры, от которых у меня тут же начинает стучать в голове. Ехать за город не хочу. Да она и туда за мной потащится. Зверя, опять же, надо покормить.

— Зверь будет есть курицу, — запротестовала Ева. — Пусть привыкает питаться со мной одинаково. Каши, огурцы, курятина.

— Попробуем?

Игорь Валерьевич стащил пакет с курицы, отломил крыло и позвал:

— Кавалер, будешь?

Кавалер тут же соскочил с ее коленей, метнулся к ножке дивана, куда ее босс положил крылышко на салфетке. Через минуту на полу не осталось ничего. Только скомканная слюнявая салфетка.

— Лихо, зверина, — похвалила его Ева. — Будь готов, никакого отдельного меню не будет. Так что еще, кроме финансовых махинаций, произошло в офисе, Игорь Валерьевич?

— Ева, давайте без отчества? — поморщился тот, как от кислого. — И желательно на «ты». Хорошо?

— Давай, — подергала она плечами.

Ей-то, собственно, что? Хозяин — барин.

— Что случилось? — повторила она вопрос, не понимая, почему Игорь затягивает с ответом.

— Маши сегодня не будет, — неожиданно произнес он, и это не было вопросом.

— Я догадалась. Мы с Машей поссорились, — призналась Ева и протянула руку к собаке. — Иди сюда, зверь.

Кавалер — умная, славная собака — послушно запрыгнул ей на колени, трижды лизнул ей ладонь и тут же затих, пристроив вислоухую голову на том же месте — возле ее кармана.

— Причина ссоры? — Игорь вдруг принялся щипать мясо из того места, где было вырвано крыло, и закидывать кусочки в рот. — Денис Сомов?

— Не сам Денис, а чувство Маши, на которое она не имеет права.

— О как! — фыркнул ее босс и посмотрел на нее, как на странное создание. — Разве чувства можно контролировать?

— Еще как! — передразнила она его, точно так же фыркнув. И добавила: — Если ты, конечно же, существо разумное. И я не о тебе, Игорь. Обобщаю.

— Я понял. Так вот, Маша не придет. И не по причине вашей ссоры. — Он недолго собирался с мыслями и наконец обрушил на нее страшную правду: — Она заключена под стражу. Ее подозревают в убийстве Дениса Сомова.

Нормальная женщина как-то отреагировала бы. Словами или слезами. Ева считала себя ненормальной. И ей сегодня исполнилось сорок. По этой, видимо, причине она просто замерла на минуту. Посидела с остановившимся на его лысине взглядом. И потребовала:

— Повтори!

Он повторил. Потом дополнил подробностями, от которых ей стало так тошно, что захотелось заскулить на пару с Кавалером. Он по какой-то причине вдруг подал голос.

— Она его пригласила к себе.

— И отравила? Правильно я поняла? — задала она вопрос его лысине.

— Правильно. В этом ее подозревают.

Игорь вдруг начал трогать свою голову руками, видимо, пристальное внимание к голому черепу его смущало.

— При каких обстоятельствах? Еще какие-то подробности есть, кроме тех, что ты мне рассказал?

Подробностей оказалось чудовищно мало. Маша молчала. К ней даже приглашали психиатра. Других участников трагического вечера не оказалось.

— Я толком ничего не знаю, Ева. — Шеф глянул на нее с укором. — У вас ведь есть кто-то в органах, я слышал? Какой-то знакомый?

У нее кто-то был в органах, да. И он занимал высокий пост в МВД. Только не просто знакомый. Сергей был одним из тех мужиков, которые сбежали от нее без оглядки. Он даже вещи не все захватил. Потом почему-то извинялся за это, когда Ева привезла их к отделу полиции.

Сложно с ней было. Всем сложно.

Странно, а откуда об этом известно ее боссу? Ну, что у нее знакомый есть в МВД.

— Он не станет помогать? — догадался Игорь, уловив ее смятение.

— Возможно. — Но она уже набирала номер. — Сережа, привет. Это Ева. Да, да, та самая… Нет, я отдала тебе все вещи. Нет, не во мне дело. Нет… Да, хватит уже хохмить! Помоги лучше. Не мне. Машку мою посадили! Да, ту самую — единственную подругу, которая меня терпела. Как просмотрела? Так я это… Ты прав, ее я тоже выгнала.

Глава 3

Удивительные дела, но он приехал к ней почти сразу. С подарком! Хорошо, что не с собакой. С букетом и духами — ее любимыми.

— Помнишь? — удивилась Ева.

— Тебя забудешь! — фыркнул ее бывший, разуваясь у порога и вопросительно глядя на осенние туфли Игоря. — Мужика завела?

Тут из-за угла выбежал Кавалер, завилял хвостом-обрубком, заулыбался, тявкнул мило. Сережа с обидой выдал следующий вопрос:

— И собаку?!

Когда они были вместе, он все время пытался завести в ее доме какую-нибудь живность. То котенка притащит, то насчет щенка разговор заведет. Коты, к слову, в ее доме не приживались тоже. Как и мужики. То сбегали, то помирали от тоски и болезней.

— Это не я его завела, а мне завели. Точнее, завезли. Мой босс. Он сейчас здесь. Про Машку приехал сообщить.

Сергей проворчал что-то про телефон, по которому тоже можно было. Пригладил перед зеркалом растрепавшиеся волосы, оглядел ее всю с ног до головы. Снова проворчал, что время над ней не властно, и это несправедливо, у него вон седина и сердце после нее пошаливает. А ей хоть бы хны!

В кухне поздоровался с Игорем, лишь кивнув и представившись по имени. Подхватил упирающегося Кавалера на руки и занял стул Евы.

— А ты, смотрю, все так же хлебосольна, — скривился Сережа, осмотрев наполовину ощипанную курицу. — И даже тортика нет?

— Сейчас подвезут. Все подвезут, — пообещал Игорь, глянув на часы. — Доставщик в пробке стоит.

Ева уже знала, что доставить продукты к ее столу было поручено водителю Игоря. И тот, затарившись по полной программе, застрял в пробке в километре от ее дома.

— В общем, я навел справки, Ева. Дела у Машки дрянь, — без особых вступлений начал бывший. — Ее любовник Сомов устал от их связи и решил с ней порвать.

— Это Машка так сказала? — округлила глаза Ева.

Она ревниво покосилась на Кавалера. Тот вел себя совершенно неподобающе и даже предательски, с упоением облизывая Сереже щеки.

— Нет, так сказала его жена.

— А, ну тогда все понятно! — злобно фыркнула Ева и требовательно протянула руки к теперь уже своей собаке. — А ну-ка, быстро иди ко мне!

Кавалер — загадочный пес — сначала посмотрел на ее босса, словно разрешения спрашивал. И только после его одобрительной улыбки перепрыгнул к ней на руки.

— Показания обиженной жены против любовницы в корне меняют дело, — продолжала она ворчать, прижимая собачью морду к груди.

— Это также подтвердила ее подруга Татьяна Иванова — старший бухгалтер на вашей, надо полагать, фирме. — На этих ироничных интонациях он даже голову склонил в сторону Игоря. — И, по слухам, там у вас просто гнездище всевозможных заговоров. Супруга ваша склоняет на свою сторону всех сотрудников направо и налево, собравшись с вами развестись. Ищет единомышленников накануне бракоразводного процесса, который обещает быть громким?

Странно, но Игорь отреагировал вполне спокойно. Задумался, продолжая ощипывать вареную курицу.

— Чего затихла? — со странной злобой глянул на Еву Сергей. — Что за страсти такие? Где Машка могла яд раздобыть? Как могла решиться на убийство, да еще в собственном доме!

— Вот! — перебила его Ева, вскакивая и роняя Кавалера на пол. — А я все думаю, что меня коробит?! В ее доме этого не могло случиться. Они там не встречались. Отели и еще какие-то квартиры. Она призналась мне перед тем, как я ее погнала. Он не мог оказаться в ее квартире.

— Но это так. И столик был накрыт на две персоны в ее гостиной. И в койке они валялись голыми. Машка твоя спала. А ее любовник уже остывал. — Сергей ядовито добавил: — Тоже голый. Ты многого о своей подруге не знала, Ева.

— А она что говорит? С чего вдруг они решили провести ночь у нее?

— Она говорит, Денис явился к ней без предупреждения. Со спиртным и закусками. Попросил накрыть стол, якобы ему надо с ней серьезно поговорить. Машка твоя решила, что он явился сделать ей предложение. Начала хлопотать. Они уселись за стол, выпили, закусили. Он и объявил ей, что решил остаться с женой, уходить от нее не собирается. А Маша должна принять его решение. И Маша приняла, но по-своему. Она затащила его в постель, предварительно опоив медленно действующим ядом, и ближе к утру он умер.

Сергей замолчал, вопросительно глядя на оголившийся куриный хребет. Игорь, поймав его взгляд, отдернул руку от тарелки, вытер пальцы салфеткой и замер.

— Сережа, ты соображаешь, что говоришь? — Ева встала посреди своей кухни столбом.

Плевать ей было, что вельветовые домашние штаны надулись пузырями на коленках и отвисли на заднице, а футболка зияет прорехами на спине и левом плече. Ну, любила она эту льняную тряпочку мышиного цвета и выбрасывать в обозримом будущем не собиралась.

Да, наряд так себе. Совсем не юбилейный. Но ее это сейчас вообще не волновало. И как смотрят на нее мужчины, сидящие за обеденным столом, тоже.

Хотя, если честно, оба смотрели на нее жадно, это опять же немного изумляло. Что, спрашивается, они в ней разглядели? Тетке сегодня сорок лет! Волосы не уложены, разбросаны абы как по спине и плечам. Не накрашена. Одета, как…

Но сейчас ей было не до этого.

— Он пришел к Машке с незапланированным визитом. Так? — принялась она рассуждать.

Две мужских головы синхронно кивнули.

— С алкоголем и едой. И объявил, что состоится важный разговор. Маша решила, что он явился сделать ей предложение. Но потом все пошло не так. Денис объявил, что остается с женой. И они зачем-то полезли в койку. Логика где?

— Твоя подруга объяснила это тем, что напилась и плохо помнила, как это случилось, — меланхолично отозвался Сергей, уже нетерпеливо поглядывая на часы. То ли торопился, то ли устал ждать тортика. — Очнулась утром, а он холодный.

— Чушь какая-то. — Ева вывернула нижнюю губу и недоверчиво покачала головой. — А что, если их обоих отравили? Просто Машка выжила, а он нет?

— Исключено. Тот яд, что был обнаружен в его крови, убил бы лошадь. Твоя подруга жива. И в ее крови ничего такого не было.

— Что они пили?

— Ты серьезно? — вытаращился Сергей. — Я час назад только узнал обо всей этой истории. Дела не видал, не читал протоколов. Знаю, что виски был отравлен. Яд обнаружили в бутылке. А твоя подруга виски не пьет. Только вино. Это даже я помню.

— Все меняется. Все нахрен меняется, Сережа! Когда был корпоратив, на который меня еще позвали, — она с укором глянула на Игоря, втихаря доедающего куриную грудку, — Машка пила вискарь. Потому что ее любимого вина не оказалось. И она пила виски, разбавляя его минералкой и льдом. И это видела куча народу. И жена Дениса видела. И Татьяна Иванова.

— А при чем тут Иванова? — вытаращился Сергей.

— А при том, что она питала интерес к Денису. Даже заставляла трогать ее сиськи. И могла…

— Подсунуть ему отравленный виски в магазине на прилавок? Бред, Ева! Даже для тебя это перебор. И опять же, каков мотив?

— Да? Зачем Ивановой травить Дениса Сомова? — поддакнул ее босс, сожравший почти всю вареную курицу. — В чем ее интерес?

Она беспомощно посмотрела на своих гостей и всплеснула руками:

— Не знаю.

Потом наконец до нее добрался водитель Игоря Валерьевича. Он втащил в ее квартиру два огромных пакета с едой, десертами и шампанским. Сергей оживился и принялся разбирать угощения. Что-то сразу на тарелки, что-то убирал в холодильник, что-то совал в микроволновку. Деловитый такой! Вел себя так, будто и не сбегал никуда. Игорь Валерьевич ему усиленно помогал, но больше мешался и без конца все ронял. Было понятно, что хозяйничать на кухне он не умеет.

А Ева сидела в обнимку с Кавалером на своем диванчике и предавалась размышлениям, по большей части грустным. В праздничной суете, устроенной по причине ее юбилейного дня рождения, она участия не принимала. И, если честно, с радостью осталась бы одна. Посидела в тишине и подумала.

Но как их выгонишь? Игорь Валерьевич явился с подарком. И он все же ее босс. Сергея она сама о помощи попросила. И не могла предположить, что он примчится и так надолго задержится.

— Я тут подумала, мужчины, — прервала она их негромкий спор по поводу бокалов для ее любимого вина. — А что, если Денис и с Татьяной отношения имел? И ей отказал в притязаниях тоже? Решил одним махом отделаться сразу от двух своих любовниц? И если Машка просто напилась с горя, то Татьяна могла покрепче отомстить и…

Она умолкла, поймав на себе насмешливый взгляд Сергея.

— Вот. — Он задрал указательный палец, перепачканный творожным сыром — Сергей делал бутерброды. — Самой кажется нелепостью, так, Ева? Давайте-ка к столу…

Они просидели до самого вечера. С ума сойти! Таких долгих праздников в жизни еще не было. Кавалер, устав от гомона, убежал в ее спальню, запрыгнул на кровать и зарылся мордахой в подушки. Когда она его там нашла, то не прогнала. Удивительно, но зрелище ее растрогало.

— Это вино виновато, — буркнула она, рассматривая спящую собаку. — Иначе с какого перепугу мне хочется тебя поцеловать?

И, наклонившись, чмокнула его в зажмуренный глаз. Кавалер улыбнулся, что-то проскулил и снова погрузился в сон.

Чудны дела твои, господи! Кто бы мог подумать, что эта милая псина с первых минут заставит ее в себя влюбиться? Шерстяной клубок, сопящий сейчас в подушках, улыбчивый и добродушный, зализавший ей ладони и локти, просто ворвался в ее одинокую никчемную жизнь и все как-то быстро в ней поменял.

Ответственность за кого-то слабее ее! Вот что она почувствовала впервые за долгие годы. И ей неожиданно это понравилось.

— Спит? — поинтересовался Игорь, когда она вернулась за стол.

— Спит. Устал от нашей болтовни, по большей степени бесполезной. Из пустого в порожнее, а толку нет. Сережа, ты же понимаешь, да, что Машка не могла никого отравить?

Он кивком подтвердил.

— Кто-то подсунул Денису отравленный вискарь. Может, умышленно, а может, и нет. Контрафакт на полке магазинной попался?

— Никто не знает, где он взял эту бутылку. Ни единого чека при нем. Ни единой транзакции с его счетов. Либо из запасов достал, либо платил наличными, — тут же в сотый раз разочаровал ее бывший возлюбленный. — И что погано, Ева, в пробке эксперты обнаружили отверстие. Крохотное такое, едва заметное. Предположительно от иглы, посредством которой и был введен яд в бутылку.

Ева замолчала на мгновение.

— Вот! Вот оно — то, самое главное! Зачем Машке дырявить пробку? Она могла ему в стакан сто раз яда подлить или подсыпать. Сережа! Ты же понимаешь, что это нелогично?

Сережа понимал. Игорь тоже. А вот следователь, когда Сергей позвонил, принялся протестовать.

— Даже придумывать ничего не стану, товарищ подполковник! — вежливо возмущался он. — Пили вместе. Легли в койку вместе. Проснулась одна она. Никого рядом не было. Мотив у нее исключительный! Что еще нужно?

— Нужна правда! — громко крикнула Ева, наклоняясь к Сережиному плечу. — И ответ всего на один вопрос: зачем подозреваемой вводить яд в бутылку, если она могла подлить его в бокал сто раз? И Маша, накрывая на стол, еще не знала, что Денис явился к ней, чтобы с ней расстаться. Зачем ей было вводить яд в бутылку, если она ждала от него предложения руки и сердца?

— Это уже второй вопрос, — проворчал следователь и отключился.

— А действительно? — Игорь уставил на Сергея удивленный взгляд. — На кой черт возиться со шприцем? Смысл? Плеснула в бокальчик, пока он отвернулся или в туалет вышел. Проще некуда.

— Все! Мне все понятно! — заметалась Ева по кухне. — Надо срочно узнать, где Денис взял этот вискарь. Кстати, что за виски?

— Дорогой. Коллекционный. — Сергей назвал марку.

— Странно. Он же до десяти тысяч за бутылку стоит. Чтобы Дэнчик так разорился? Он же скупым был. Точно в магазине покупал виски?

Сергей почесал макушку и вышел с телефоном из кухни. Через минуту Ева услыхала, как он с кем-то говорит по телефону в ее гостиной. А Игорь неожиданно сделался невероятно задумчивым.

— Что? — толкнула его в плечо Ева, дотянувшись с того места, где сидела. — Что не нравится?

— Не нравится то, что у меня из бара пропала бутылка как раз такого виски, Ева. Я подумал на супругу. Она часто с подругами опустошала бар. Но тут…

— А зачем ей травить Дениса?

— Незачем. Он был на ее стороне. И при разделе фирмы остался бы с ней работать. Тут что-то другое…

Ева не успела подхватить его мысль, как вернулся из гостиной Сергей. И, постукивая ребром телефона по подбородку, проговорил:

— Кое-что есть! Следователь перезвонил мне и сказал, что незадолго до встречи Дениса и Маши он был с какой-то женщиной.

— С какой? — в один голос выкрикнули Ева и Игорь.

— А вот это нам с вами предстоит выяснить. Он сейчас едет на адрес, где проживала твоя подруга. И…

— Что значит проживала?! — суеверно возмутилась Ева. — Она не умерла и проживает в своей квартире.

— В настоящий момент она проживает на нарах, дорогая, — снисходительно глянул на нее Сергей.

Эта его ухмылочка…

Из-за нее частенько и ссоры возникали, вспомнила Ева.

— В общем, он там будет минут через двадцать. Нам ближе и быстрее. Едем?

Глава 4

Кавалера она будить не стала. Схватила с кресла любимый теплый платок, в который кутала плечи, когда мерзла, или горло, когда болело. Обернула им лохматого щенка, выставив наружу только мордаху, и вышла с этим добром в прихожую.

— Что ты творишь, Ева? — изумленно заморгал Сергей. — У него шерсть. Ему не будет холодно. К тому же на улице плюсовая температура.

— Там мокро и ветрено. Отстань, — увернулась она от его рук. — Мой щенок, как хочу, так и кутаю. Едем…

Следователь уже ждал их, нетерпеливо расхаживая перед Машкиным подъездом.

— Вот зачем столько зрителей, Сергей Владимирович? — всплеснув руками, шлепнул он себя по бедрам. — Вы просили в частном порядке, в интересах следствия, а тут просто цирк какой-то! Да еще с собакой!

Кавалер приоткрыл один глаз, тихонько порычал в его сторону и снова зарылся в ее теплый платок.

Сергей зря волновался: Кавалер совсем не был против такого наряда. На улице и правда было скверно. Ева и себя похвалила за то, что утеплилась. Спортивный костюм с начесом, короткий тонкий пуховик, шапочка. Волосы, правда, под нее не влезли, и теперь, попав под дождь, висели мокрыми водорослями. Но мужчинам это будто тоже нравилось. Их восторженные взгляды в ее сторону не поменялись.

— Нашлись свидетели, которые видели, как наш погибший приехал сюда, по адресу своей любовницы, на машине, — начал рассказывать следователь, сопровождая группу к Машкиному подъезду. — Ее вела женщина. Но ни марки, ни цвета свидетелям рассмотреть не удалось. Было темно. Просто видели фары. Когда свет в салоне загорелся, заметили, как мужчина женщину поцеловал и вышел. Машина уехала. Он прошел сюда.

Следователь тронул подъездную дверь.

— А как же они его рассмотрели — ваши свидетели — и опознали, если темно было? — сразу начала вредничать Ева. — Нет, ну как? Машину не рассмотрели, а женщину с поцелуем увидели. И самого погибшего тоже. А что эти свидетели так поздно делали на улице?

— Он дверь в подъезд открывал, и свет на лицо упал. Его и запомнили. И в машине ярко свет горел. Хорошо было видно. А свидетели такие же, как вы, — собачники.

Почему-то из уст следователя это прозвучало оскорблением. Ева внутренне оскорбилась и за Кавалера, и за всех собаковладельцев, которые прежде для нее, как класс, не существовали вовсе. Но теперь все поменялось, она одна из них. И пусть не смеют некоторые…

— А как выглядела женщина, которая его привезла?

Почему-то Ева была уверена, что это жена Дениса. А кто еще? Он приехал, чтобы расстаться с Машей. Женщина, которая его привезла, крепко поцеловала. Благословила, одним словом. Странно, что не хватилась его до самого утра, пока Денис остывал в чужой постели.

— Женщина? Я… Я не знаю, — растерялся следователь. — Надо уточнить в протоколе.

— Зачем же в протоколе? — продолжила приставать к нему Ева. — Давайте собачников и спросим. Во-он они кучкуются на площадке! Троих из пяти я знаю.

Приврала, конечно. Знала одну толстую тетю — Софью Ивановну, соседку Машкину по подъезду. Та на первом этаже жила и вот уже пять лет воспитывала большого белоснежного пуделя. Воспитанию пудель поддавался плохо: каждый раз норовил пометить Евины ботинки, стоило ей остановиться во дворе хотя бы на минуту.

У Машки она бывала нечасто, но пудель Артамоша непременно ее высматривал. Вот и сейчас, учуяв знакомый объект, со всех своих лап бросился прямо к Еве. Но неожиданно Кавалер выскользнул из своей теплой накидки, упал прямо ей под ноги, принял весьма воинственную позу и зарычал. Артамоша, встретив неожиданное препятствие на пути к вожделенным Евиным ботинкам, опешил. А Кавалер еще и голос подал, залаяв заливисто и звонко.

— Защитник, — ткнул ее локтем в бок Сергей. — Надо же…

Ева промолчала, но комочек в горле ощутила. И мысленно пообещала Кавалеру отдельное меню.

Софья Ивановна, смешно косолапя прямо по лужам, добралась до Артамоши, тут же нацепила на него поводок и с изумлением уставилась на Кавалера.

— Это что еще за чудо такое? Ева! Твоя собака?

— Так точно, Софья Ивановна. — Ева нагнулась и подхватила Кавалера на руки, чтобы не убежал. — Подарили сегодня. Юбилей у меня.

— Поздравляю, — удивленно произнесла женщина. — А чего же ты в свой юбилей тут делаешь? Маши нет. Ее арестовали. Говорят, она мужчину отравила. Только я не верю.

— Я тоже, Софья Ивановна. Поэтому я здесь — чтобы разобраться, помочь. Это, случайно, не вы видели, как Дениса привезла на машине какая-то женщина?

— С которой он страстно целовался взасос? Случайно, я. Артамоша начал гадить постоянно. Часто выгуливаю. С улицы вечером и утром не ухожу по два часа. — Она принялась сокрушаться, подтянув к своей мощной коленке Артамошу и поглаживая его по спине. — Видела я ту женщину. Что скажу?… Перезрелая какая-то. Он-то моложе гораздо был.

— А по фото не узнаете?

Ева сунула Кавалера под мышку, достала телефон, быстро нашла фото Татьяны Ивановой, сделанное Машкой две недели назад. Больно смешным ей показался берет старшего бухгалтера. Она переслала фото Еве. Та позабавилась и забыла удалить. Просто заработалась — такое с ней бывало.

— Не она, Софья Ивановна? — Ева поднесла к лицу женщины телефон. — Внимательнее вглядитесь!

— И так вижу, что она, — фыркнула Машина соседка. — Такой берет ни с чем не перепутаешь. Правда, когда они целовались, она его с головы сняла. Она!..

Татьяна оказалась дома. Так она сообщила Игорю, когда тот ей позвонил, чтобы назначить встречу.

— Приезжайте, Игорь Валерьевич.

Голос звенел слезами. «Оплакивала Дениса», — догадалась Ева.

Встретив их на пороге своей квартиры, Татьяна почти не удивилась. Или сил не было ни на какие другие эмоции, кроме горя?

— Я его не убивала, если вы пришли выяснить именно это, — проговорила Татьяна, рассадив всех за своим обеденным столом в кухне и налив по чашке зеленого чая. — Но бутылку виски подарила ему я. Не могу себе простить. Никогда не прощу! Но я не знала, что виски отравлен! Бутылка давно стояла у меня в кабинете. Денис не раз на нее зарился. А я все ему отказывала. А тут он решился с Машкой завершить роман, я ему ее и вручила, уже когда к ее дому подвезла. Вот, говорю, выпьешь потом, как домой вернешься. На радостях, что отделался от этой романтичной дуры.

— У него что с собой было? — поинтересовался следователь.

— Пакет с какими-то продуктами под вино. Машка ведь только сладкое красное употребляет. Вот Денис и купил где-то бутылку такого вина и еды к нему. Я не знаю, пакет не проверяла. Он попросил забрать его и к ней отвезти. Не хотел на своей машине рисоваться, такси вызывать — тоже.

— Жадничал? — догадалась Ева.

— Возможно. Не знаю, — пожала плечами Татьяна, тщательно кутая высокую силиконовую грудь ажурной шалью цвета меда. — Я его довезла, виски подарила и уехала. А утром его жена мне позвонила и…

— Нина Сомова знала о вашем романе?

— Да. И о Машке знала тоже. Она давно живет собственной жизнью. Денис ей был не нужен. Сохраняли видимость семьи, и только. Всех устраивало.

— Но он сказал Маше, что остается с женой! Что за лицемерие? Он же…

— Он не собирался разводиться с Ниной. Ни ради меня, ни ради Маши. И меня все устраивало. А вот Марию… Ей непременно надо было его заполучить на роль законного мужа. Вот она его и отравила, когда поняла, что Денис ей не достанется. От отчаяния.

— Не факт! — возмутилась Ева, отодвигая нетронутый зеленый чай. — В виски могли яда добавить и вы, Татьяна. Что это за подарки такие накануне чужого свидания? Нелепость какая-то! Он просил у вас эту бутылку, и вдруг вы ему неожиданно дарите ее в самый неподходящий, казалось бы, момент. А в бутылке, возможно, уже был яд! Пробка проткнута иглой. Машке-то зачем это делать? Она бы ему в стакан и налила.

— А может, он не сразу решил виски выпить? И бутылка стояла в пакете в прихожей, — предположила Татьяна с ядовитой ухмылкой.

— А что же он тогда пил? Вино сладкое? Так Машка ему бы в вино яда накатила. Чего так выпендриваться?

— Она, видимо, не хотела, чтобы он в ее доме умер. Не знала, что он с вина на виски перейдет. Если он вообще это вино пил!

— Не пил, — поддакнул следователь, с интересом наблюдая за спором Евы с Татьяной.

— Хорошо, не пил вино. Значит, сразу к виски приступил. И когда бы Маша успела навести там суету со шприцем? Это вы! — Ева ткнула в ее сторону подрагивающим указательным пальцем. — Вы отравили виски, Татьяна!

— Нет, — отреагировала та вполне спокойно. — Не я. Даже не знаю, что за яд применялся. Где его берут. И прочее.

— Но, согласитесь, возможность разбавить виски ядом у вас была. — Следователь неожиданно расчехлил планшет, включил его и требовательно посмотрел на нее. — Здесь у меня программа с идентификацией отпечатков пальцев. Пальчик прикладываем, и вуаля — результат мгновенный. На бутылке виски был обнаружен целый букет отпечатков. Одни — мужские — принадлежали Денису Сомову. И три образца женских. Одни принадлежат подозреваемой Марии. Два других… Не желаете проверить?

— Нет, не желаю. — Татьяна даже руки за спину спрятала. — Я и так вам скажу, что на бутылке мои отпечатки имеются. Во-первых, она стояла какое-то время в моем кабинете на работе. Во-вторых, я ее подарила Денису, стало быть, трогала руками. Это же логично.

— Но вам все равно придется это сделать. — Следователь выключил и убрал планшет. — Раз в ходе следствия обнаружились новые факты, то…

— А чьи еще отпечатки могут быть на бутылке? — перебила его Ева. — Что еще за женщина?

— Возможно, продавец в магазине. В каком алкомаркете вы купили виски, Татьяна? Эта марка дорогая и в простых магазинах не продается. Мы это уже выяснили. Более того, на этикетке нанесена голограмма в виде чертика, пока мы даже не нашли торговой точки, где это могло продаваться и…

— И не найдете, — перебил его Игорь, хмуро рассматривающий всех присутствующих. — Эту бутылку мне привезли в подарок из-за границы. Штучный экземпляр. Эта голограмма была нанесена моим приятелем. Она кое-что значит для нас. Этот чертик… Да не важно! Это моя бутылка! Как она из моего бара попала к вам, Татьяна?

— Все просто. Мне ее подарила ваша жена. В качестве примирения. После того, как я выявила кое-какие нарушения в отчетности. А они оказались сделаны намеренно кое-кем из ее команды. Инна попросила меня умолчать. Я отказалась и хотела доложить вам, Игорь Валерьевич.

— А чего же не доложили? — прищурился тот сердито.

Все это время Кавалер не отходил от него, глубже зарываясь в теплый платок. Ева, когда отвлекалась от серьезного разговора, косилась на них и немного ревновала.

— Я не доложила, потому что по моему требованию внесли исправления. А Инна уже через день принесла мне эту бутылку. В дар. В качестве примирения…

— И что, Инна прямо вот так взяла и призналась, что хотела отравить Дениса? — усомнилась Машка, сидя на ее кухонном диване с зареванным до одутловатости лицом и с любимым уродским фужером в руках.

В нем, конечно же, было красное сладкое. Кавалер пристроился у нее в ногах. Машка без конца подсовывала под его мягкий живот пальцы ног, которые у нее отчаянно мерзли после тюремных застенков. Это она так говорила — застенки.

— А то прям! Ничего она не призналась. Обыск в их доме ничего не дал. Мне пришла в голову мысль обыскать ее кабинет в офисе. Там тоже ничего. Пошли в кабинет Татьяны — пусто. Инна уже ухмыляется, всеми карами грозит. Татьяна скорбно рот сжимает. И тут этот милый лохматый зверь неожиданно принялся лаять на левый угол. Угол как угол, обычный. Стоит там керамическая кадка с пальмой. Все прилично. А Кавалер рычит, нервничает, на кадку агрессирует. Копнули — ничего нет. Копнули глубже — тот же результат. Тогда я беру и ногой эту кадку опрокидываю. Татьяна на меня орать — пальма любимая типа. Только вот на самом дне пузырек с неким содержимым. Следователь изъял улику по всей форме. Тут все гомон подняли. Принялись вспоминать, что неделю назад цветы в кабинете Татьяны пересаживали. Вызвали уборщицу. Она подтвердила. Да, говорит, пересаживала. Только до пальмы Татьяна Сергеевна Иванова меня не допустила. Сама, говорит, справлюсь.

— Стоп! — Машка резко села ровно. — Так это все же Танька?! Она отравительница?!

— Ну конечно! Потому что Инна подарила ей виски две недели назад. А пальму пересаживали недавно. Она вискарь отравила. От шприца избавилась. А вот яд оставила. Больно дорогой. И достать трудно. По интернету через какие-то скрытые сайты. Пожадничала, одним словом. Подумала, может, еще пригодится.

— И она, выходит, хотела отравить нас обоих? И Дениса, и меня? Не могла простить нашей любви?

— Любовь тут ни при чем, дорогая.

Ева взяла бутылку с вином, подлила Маше. Положила ей на тарелку кусок вареной курятины.

— Закусывай, уголовница, — фыркнула она, когда Маша залпом выпила половину бокала. — Любовь ни при чем, Машка. Татьяна воровала. Жестко, нагло, ничего не стесняясь. А Денис ее за руку поймал и принялся шантажировать. Либо делись, говорит, либо сдам тебя руководству компании. Она раз поделилась, два. У Денчика аппетиты начали расти. Больший процент затребовал. Она и решила его ликвидировать. Виски буквально выклянчила у Инны. Та принесла как-то в офис, выставила на виду. Бутылка красивая, и все такое. Татьяна начала канючить, ну та и подарила.

— Значит, Инна не воровала у мужа?

— Вроде нет. — Ева с сомнением глянула на Машу. — А там кто его знает. Развод не отменили. Грядет! Но Танька точно все продумала заранее. И Денчика сама вызвалась к тебе отвезти, и вискарь всучила. Выпьешь, говорит, на посошок своей любви.

— А он не хотел виски пить, — нехотя призналась Маша. — Хотел вино мое. А я, узнав о цели визита, шиш ему показала. Истерила, признаюсь. Даже хотела в глаз ему дать. Он руку мою перехватил. Тут вот с огорчения и принял на грудь. А там яд.

— А почему вы голые были, Маша? Это как-то нелогично. Он пришел разорвать с тобой отношения — и вдруг!

— И вдруг мы помирились, дружок, — с грустью ответила Маша и снова заревела. — Мы помирились и полезли в койку. Потом уснули, а утром… Ты знаешь. Кстати, хороший пес. Мне сразу полюбился.

— Мне тоже, — призналась Ева.

— Да! Слышала, ты выходишь в офис, твоя удаленка закончилась. Так? Не врут?

— Не врут.

— И кем?

— Замом босса по общим вопросам. И кабинет мне выделил напротив своего.

— Чего это вдруг? — подозрительно прищурила Маша опухшие хмельные глаза.

— Чтобы я все время на виду у него была, — честно ответила Ева, но тут же соврала: — И войны в коллективе снова не устраивала.

На самом деле Игорь Валерьевич сказал не так. Она должна быть у него на виду потому, что он хочет видеть ее все время. С утра и до самого вечера. А потом с вечера и до утра. Но Машке об этом знать совершенно необязательно. По крайней мере, пока…

Янина Корбут Собака Илей

В кафе жужжало и гудело человечество, возжелавшее отобедать. Славик с отсутствующим, потусторонним взглядом перемалывал зубами блинчик с творогом, я же нервно подергивала ногой. После обеда к нам должна была нагрянуть капризная клиентка, которая хотела организовать девичник в необычном стиле. И мы уже сломали головы, пытаясь удивить ее хоть чем-то, но так и не пришли к окончательному решению.

— Ты заметила, как сейчас популярны комиксы и манга? — отхлебнув какао и подав знак «Счет гони» официанту, поинтересовался Славик.

— Допустим, и что?

— О чем это говорит?

— О том, что люди все больше тупеют, длинные фразы их огорчают, как Винни-Пуха? У них рыбья память — три секунды. Поэтому примитивные картинки — самое оно. А кто-то на этом зарабатывает. Картинки, наверное, дешевле, чем у автора текст купить? Правильно?

— Вообще-то, нет, — с обидой заявил приятель, левой рукой задвигая в свой бирюзовый портфельчик какой-то яркий комикс. — Это говорит о том, что тема Азии сейчас на острие.

— Атаки?

— Хоть бы и так. Короче, делаем праздник в азиатском стиле.

— Я знаю, что у тебя после детского утренника завалялся костюм Пикачу, но о других подумай. Где мы найдем столько азиатчины? Нет, надо что-то другое.

В приемной праздничного агентства «Шанс», которым мы владели пополам со Славиком и куда вернулись, отобедав, нас ждал сюрприз.

Девушку я видела впервые. Она явно была чем-то взволнована: перекладывала сумку из руки в руку и удивленно озиралась по сторонам.

— Это та мамзель насчет девичника? — шепотом спросил Славик, а я помотала головой.

Хотя с той капризной дамой я не виделась лично, но даже по голосу примерно понимала, что предстоит увидеть. Эта же девушка была совсем иного склада: скромный макияж, волосы, собранные в хвостик, простенькое бежевое платье.

Секретарша Людочка, завидев нас со Славиком, быстро затараторила:

— Я предупредила, что у вас сейчас назначена встреча, но девушка сказала, что подождет.

— Все в порядке. У меня есть пара минут. Как вас зовут? — обратилась я к незнакомке, которая уже привстала и нерешительно поглядывала на дверь в мой кабинет.

— Нина. Нина Александровна Иль. У меня срочное дело, поэтому я…

— Прошу!

Я попросила Людочку принести кофе и пропустила девушку вперед. Славик, ухватив конфету из вазочки, тоже прощемился следом.

— Мне посоветовал вас Алексей Воронковский, — пояснила Нина.

— Масленица? Ой, извините. Тот самый Воронковский, у которого сеть блинных в нашем городе? — удивленно переспросила я, взглянув на Славика.

Тот тоже выкатил глаза, потому что с Воронковским мы уже сталкивались в одном неприятном расследовании, где даже какое-то время подозревали его в убийстве товарища. Потом, правда, оказалось, что тот ни в чем не виноват. Кроме того, что изменяет жене с молоденькими. Но у каждого свои причуды.

— А как вы связаны с Воронковским? — плотоядно ухмыльнулся Славик.

— Ой, забыла сказать, я владею кондитерской. Пока всего один магазинчик, но у нас общие поставщики. Да и так, сталкиваемся по работе. Его жена часто заказывает у меня торты к праздникам. Это больше даже она вас советовала. Говорит, вы умудрились докопаться до правды там, где полиция была бессильна.

— А то. Мы еще и не так могем. — Славик сложил из пальцев сложную комбинацию, напоминающую пистолет, и направил ее на Нину.

— Это была случайность. — Я стукнула линейкой по «пистолету» Славика.

Тот взвизгнул, а я продолжила:

— Допустим, рекомендации — это лестно. Но я все равно не понимаю, как мы можем быть вам полезны. Хотите организовать праздник?

— Я хочу узнать правду о смерти деда, — выпалила девушка.

— Тогда это точно не по адресу. Мы не детективное агентство.

— Вообще-то мы еще не определились, — буркнул Славик, а девушка умоляюще сложила ладошки.

— Поймите, мне больше некуда обратиться. Воронковский сказал, вы тогда вели частное расследование. Ведь вели же?

— Тогда я хотела помочь подруге. Только и всего.

— Значит, я зря пришла? — пролепетала Нина. — А вдруг и меня могут убить…

Я фыркнула, но все же призвала себя быть терпеливой:

— С чего вдруг у молодой девушки такие мысли?

— Я расскажу все, и вы поймете, почему я пришла к вам. С чего же начать? У меня был дед, Владимир Иль.

Славик сразу же вмешался:

— Ич?

— Какой еще ич? — удивилась Нина.

— Ну, вы не договорили. Владимир Ильич. Ленин, что ли?

Я едва сдержала смех, но лицо сохранила:

— Славик, не отвлекайся от конфеты. Нина, продолжайте.

— Иль. Я Нина Иль. Очень уважаемая фамилия, между прочим. История ее насчитывает несколько сотен лет. Первое упоминание встречается в восемнадцатом веке. В это время на Руси стали распространяться фамилии у служащих людей и у купечества. Поначалу только самое богатое купечество удостаивалось чести получить фамилию Иль.

— Рад за вас. Особнячок, надеюсь, не пропили? А свечной заводик имеется?

— Он нездоровый человек, — пояснила я Нине, косясь на Славика.

— Все в порядке. Воронковский предупредил, что у вас нестандартный подход. Потому я и пришла… Полиция меня на смех поднимет.

— Так что там с дедом? — напомнила я.

— Да, у деда был дом. Большой и с участком. Но дед умер. Две недели назад.

— Болел?

— Нет, умер у себя дома. Точнее, рядом с домом. Почти в лесу. Село Коровино. Это к северо-западу от городка Карабаново. Знаете?

— Что с ним случилось?

— Официально — инфаркт и мгновенная смерть. Но я думаю, была какая-то причина. Его заманили в лес, к болоту, а там напали. Вот у него сердце и не выдержало. И я хочу знать, кто это сделал!

— То есть у полиции таких мыслей не возникло, а у вас, Ниночка, почему-то да? — усмехнулся Славик.

Сегодня он зачем-то нацепил на себя роль «плохого полицейского». Наверное, решил действовать от обратного. Зная, что я ни за что не впишусь в новое расследование по доброй воле. А вот из чувства противоречия — всегда пожалуйста.

— Подождите, я все равно не понимаю. Какие болота? Почему напугал?

К этому времени Ниночка немного успокоилась и, глотнув кофе, сумела внятно рассказать свою семейную историю.

Ее прапрадед происходил из дворян. Но ни он сам, ни его окружение не были политизированы. Революция не сильно отразилась на жизни оставшихся в живых Илях и их имении. Хотя какое-то время между местными крестьянами шли споры — разгромить усадьбу или нет. Но так как на то время уже прадеда Нины любили, то оставили в покое, слишком много добрых дел совершили они с прабабкой для местных. В свое время Или построили школу и церковь. Но те времена Ниночке казались полулегендарными и покрытыми мраком. Поместье со временем все-таки национализировали, прадед с женой после войны умерли от тифа, а дед Ниночки, каким-то образом выживший в то непростое время, равно как и его старший брат, пошли своей дорогой в светлое социалистическое будущее. Наверное, какие-то ценности от родителей они все же припрятали, потому что одно время братья собирались даже построить общий дом в Муроме. Но вроде из-за чего-то разругались.

После конфликта с братом дед уехал из Мурома и начал строительство своего дома — у оврага на окраине леса в селе Коровино.

Все делал своими руками, потом женился на дочке главы колхоза, сам стал начальником. Не сильно выделялся, но жили они хорошо. Правда, детей долго не было. Сына — отца Ниночки — бог послал им только ближе к сорока.

Отец Ниночки рос болезненным, но умным. Закончил аспирантуру по специальности «сельское хозяйство» и женился на ее матери, скромной лаборантке. Родители были против, потому что считали: она не пара сыну. Отношения не заладились. Когда родилась Ниночка, бабка с дедом уже были пожилыми людьми. Ниночка их даже не помнила, хотя мать говорит, что возила ее «на показ».

Потом с работой стало туго, отец ее повадился выпивать, с каждым годом все чаще. Мама ушла от него, через какое-то время оформив официальный развод. Отец вернулся к родителям, но жить с ними не смог. Те помогли ему купить однушку в Муроме, чтобы сын был под присмотром. Но отец Ниночки продолжал крепко выпивать и ни на одной работе не задерживался. Однажды зимой он как-то пошел на охоту и там замерз. Бабушка тогда слегла с инсультом, но ее выходили. Умерла она только лет семь назад. Дед остался один.

— Мы все эти годы совсем не общались, — добавила Ниночка. — Совсем. Вы же понимаете, когда отца не стало, я была маленькая. Лет шесть мне было, так что все это знаю со слов матери. Я-то и отца не очень помнила. Больше по фото.

Ниночка достала из сумочки фото в файле, на котором был изображен худощавый мужчина с крупным носом и выдающимся кадыком. Лицо не то чтобы красивое, но очень запоминающееся.

— Дальше что было-то? — торопил Ниночку Славик.

Та еще раз поднесла чашку к губам, допила кофе и продолжила рассказ.

В последний год, словно что-то почувствовав, дед разыскал Ниночку и стал иногда ей звонить. Интересовался делами, а однажды позвал в гости. Поил чаем, показывал фотографии, долго расспрашивал о ее кондитерской и похвалил испеченный внучкой торт.

Ниночке показалось, что деда что-то тревожит, но он как будто тянул с признанием, что именно. Та тоже не торопила события, понимая, что дед человек пожилой. Волнения ни к чему.

За все время их общения в Коровино Нина была всего раза три. И буквально через неделю после последнего визита к деду ей позвонила Анна Павловна, местная женщина, которая приходилась деду какой-то кумой. Она иногда заходила навестить старика и в тот день принесла молоко, но дома его не нашла. Ее насторожили распахнутая настежь дверь и отсутствие Иля во дворе и сарае, где он иногда плотничал.

Соседка направилась в сторону леса и тогда издалека заметила на тропинке деда. Тот был уже мертв. Как потом установил приехавший врач — где-то с ночи.

— Так ему лет-то сколько было? Поди, не мальчик. В таком возрасте умереть — раз плюнуть, — фыркнул Славик.

Видимо, вспомнил наши сочинские приключения, когда его родственник тоже умер экстравагантным образом, всполошив родню.

— Действительно, у вашего деда были враги? — пришлось уточнить мне.

— Я мало знала о его жизни, а уж о врагах — и подавно.

— Тогда с чего вы взяли, что кто-то мог его специально убить?

— Он был крепкий старик. Даже эта самая кума говорит, что дед и к врачам не обращался. Такие дедушки старой закалки по сто лет живут. И главная странность: зачем он пошел ночью в сторону болота? Несмотря на эту легенду…

Славик закатил глаза.

— Начинается… Какую еще легенду? О собаке Баскервилей?

— Обожаю Шерлока, — не обиделась Ниночка. — Правда, в нашем случае это была бы собака Илей. Но, к сожалению, никакой собаки у нас не было. А вот место, возле которого жил дед, окутано самими зловещими слухами.

— Домовые шалят? — деловито уточнил Славик, большой специалист по домовым и банникам.

— Легенды о Поганой Лохани ходят самые разные. Когда я приезжала, мы иногда гуляли пешком, даже ходили в лес. Дед рассказывал, что возле Поганой Лохани язычники когда-то устроили капище, приносили в жертвы животных, а может, и людей. Археологи находили тут старинные захоронения. А еще там волки бродят.

— Где находят капища, там часто видят всяческую чертовщину, — авторитетно заметил Славик.

— Да, дед мне сказал, что место это недоброе и ночью туда соваться точно не стоит. Мне показалось, что деду страшновато жить одному на краю леса. Раньше деревня была большая, рядом были все жилые дома. Но сейчас она все больше вымирает, и до ближайшего жилья еще топать. Волки все ближе подходят к дому. Дед сказал, что даже как-то видел следы у калитки. Наверное, из-за этого он и брал к себе квартиранта. Молодой парень, работает в Институте археологии. Они год назад в окрестностях раскопки производили, и он попросился пожить. Дед говорил, они сдружились. Но раскопки закончились, парень уехал, и дед затосковал.

Скорее всего, это и была одна из причин, почему дед разыскал меня. Наверное, хотел продать дом и перебраться в город. А так как был одинок, рассчитывал на мою помощь. Но не успел этого сделать…

— Наследство он оставил вам?

— Никакого завещания я не нашла. Но других наследников нет, я обратилась к адвокату, чтобы проверить. Я же не собиралась претендовать, но раз дом достанется мне… Хотела узнать, что случилось, а то мне как-то не по себе.

— История, конечно, кинематографическая, но я не понимаю, чего вы хотите от нас? Продайте дом и выбросьте это из головы, — посоветовала я. — Что бы ни случилось, вашего деда не вернуть. Он прожил долгую жизнь и вполне мог умереть сам. Учитывая, что вы мало общались при жизни…

— Я хочу оставить дом! — выпалила Ниночка и покраснела.

— Зачем? — не понял Славик.

— Это память. Об отце, о дедушке. Я их почти не знала, но когда приехала туда, ощутила такое странное чувство: я дома. Понимаете?

— Нет, — брякнул приятель.

— Мать вышла замуж второй раз, у них родилась еще дочь, моя сестра, потом и брат. Но я всегда чувствовала себя немного чужой. У меня и фамилия другая была. А попав в дом деда, я поняла, что кровь — не водица. Я — Иль.

— ич… — все-таки пробормотал Славик.

Ниночка только жалко улыбнулась и продолжила:

— Этот дом может стать родовым гнездом. Местом, где мои дети будут проводить каникулы. Там чистый лес, до города недалеко. А Муром очень красивый. Может, я вообще туда переберусь со своей кондитерской. У меня здесь своей квартиры пока нет, а там от отца однушка осталась. Но мне нужно понимать, что с деревней все в порядке. Ну, никаких болотных духов, убийств и старинных проклятий. Я хочу быть твердо уверенной, что у деда не было врагов.

Она сидел бледная и едва не плакала. Я комкала в руках бумажку, не решаясь вступить со своими замечаниями.

Славик нетактично кашлянул. Потом еще два раза. И когда никто не обратил на него внимания, он все-таки спросил:

— Скажите, а сколько времени прилично выждать после вашей душещипательной истории, прежде чем я смогу откусить от своей печеньки? Нет, я не то чтобы не сочувствую, но…

— Мы организуем праздники, — упрямо повторила я, и тогда Ниночка достала из сумочки конверт с деньгами:

— Да, конечно. Я знала, что вы — агентство праздников. Вот. Организуйте мне вечер памяти деда. Я соберу всех, кто его знал. Конечно, из тех, кого смогу найти.

Славик прищурил хитрый глаз:

— То есть вы хотите собрать в доме у леса всех, кого подозреваете в убийстве деда? Хитро!

— Ну, не совсем так, — растерялась Ниночка. — Но ход ваших мыслей мне близок. Заодно познакомлюсь с домом и деревней поближе. Мы все можем там пожить несколько дней, так и мне будет спокойнее. Одна боюсь там оставаться, а мать со мной не поедет. У нее работа. Вы осмотритесь. Может, на месте что-то заметите.

— Дурацкая идея, — пришлось вмешаться мне.

— Пожалуйста, не отказывайтесь сразу. Я оставлю задаток и позвоню завтра. А вы пока подумайте.

Славик величественно кивнул и сунул ей свою визитку.

— Эта Ниночка чокнутая, — пробормотала я спустя какое-то время, когда передала посетительницу Людочке. Та должна была проводить ее до выхода.

Славик же к тому времени уже вовсю гуглил и читал вслух:

— Поганая Лохань — углубление округлой формы в земле посреди лесного равнинного ландшафта. Мертвый лес на западном склоне Поганой Лохани… Так, бла-бла-бла… Вот, уже интересно. Один экскаваторщик надумал расчистить это озерцо и подъехал с более пологого склона, а когда зачерпнул ковшом, то вытащил клеть с костями. Кто-то говорит, что там, в воде, находили бочки. Возможно, жители местной деревни Коровино в холодной воде озерца в бочках держали соленья. Также говорят, что в тех местах прятались какие-то разбойники, а в революцию там утопили церковные ценности. Как тебе местечко для постройки дома? Блеск! Только и остается, что там помереть.

— Сведения расплывчатые — все эти рассказы еще нужно структурировать и проверять лично. Я бы не стала доверять всему, что пишут в интернете.

— Так поехали у местных старух поспрашиваем. Дело-то пустячное, а денег в конверте прилично.

— У нас на носу девичник. Что ты там говорил насчет азиатчины?

В эту минуту в кабинет заглянула Людочка с красными от гнева щеками.

— Эта мадам, что хотела девичник, позвонила и сказала, что не придет. Мол, решила не праздновать. Деньги внезапно закончились. А я только что в окно видела, как она к нашим конкурентам из «Пира духа» заходила. Очки напялила, думала, я ее не узнаю. Мымра!

Славик взвыл:

— Вот сволочи! Это все Катька, зараза. Интригует против меня, переманивает клиентуру. Придется снова устроить ей ночь любви, иначе она жизни не даст. Но это потом. Пусть помучается. А сейчас… Все, точно, решено: едем в Поганую Лохань.

— Какой восхитительный поток сознания! Только никуда я не поеду. Вопрос не подлежит обсуждению.

— Ну что ты за человек, женщина? Я хочу читать книги, сидя с трубкой в кресле-качалке у камина, мазать собаку фосфором и кашки по утрам трескать, а не вот это вот все!

— Ты сам виноват. Ехал бы в Сочи, там у тебя поместье. Правда, собаки нет, будешь делать втирания своему коту.

— Масяпася поехал с бабушкой на дачу. Маман все не может сепарироваться от своего участка. Это же надо — из Сочи летать на прополку в наш пригород.

Утро следующего дня тоже не порадовало наплывом клиентов. Я занялась начислением зарплаты, чтобы избавиться от дурных мыслей.

Славик получил свой корешок первым.

— Не знал, что в честь моей зарплаты назвали реку, — бормотал он, яростно щелкая мышкой. Казалось, еще чуть-чуть — и ноутбук взлетит.

— Какую еще реку, юродивый?

— Песья Деньга. Река в России, протекает в Вологодской области. Устье реки находится…

— Все, достаточно, — перебила я его. — Зарплаты у нас одинаковые. Мы же партнеры, забыл? А ты продолжаешь клянчить у меня прибавку из образа секретаря. Сам видишь, дела сейчас идут не то чтобы очень. Приходится на всем экономить. Кстати, ты доклеил пиньяту к юбилею медицинского центра?

— Доклеил, доклеил. Не видишь, пришлось у виска клок волос вырезать? Так что там с Ниночкой? Она скоро позвонит.

— Посоветуй ей успокоиться и обратиться к специалисту.

— К какому?

— Ты говорил, у тебя сосед из дома напротив — психолог.

— Я говорил, что он псих голый. Просто в это время что-то жевал, ты, наверное, не так услышала…

— Придурок…

— Он-то? Еще какой! Тебе придет в голову стоять голышом на балконе и обмазываться сметаной?

— Может, человек загорал.

— Я бы тоже не отказался. Не про сметану, а про позагорать. А то в Греции что были, что не были, даже не искупались толком. Только жалом поводили… А на дворе лето. Давай хоть в Коровино съездим, а?

Молча покачав головой, я набрала номер Ниночки, чтобы предложить ей забрать деньги.

На звонок она не ответила, но через пару минут перезвонила сама. Голос дрожал, словно девушка была сильно напугана.

— Меня только что пытались убить!

— Как? За что? В смысле, кто?

— Машина! Там была машина! Я вышла из дома, шла к парковке, и вдруг сверху на меня полетели по очереди два блока бетона. Они разлетелись на кусочки прямо у подъезда. Я чудом увернулась, в подъезд влетела. И через окошечко в двери увидела, как через пару минут на скорости мимо пролетела подозрительная машина.

— Что в ней было подозрительного?

— Ну, сразу трудно объяснить. Хотя… на ней не было номеров, цвет какой-то серо-буро-малиновый. Кажется, старый «Москвич», я таких сто лет не видела.

— Да уж…

— Я же говорила! Кажется, меня, как единственную наследницу, хотят убить. Что делать? Может, отказаться от дома? Как это правильно оформить? Господи, что делается-то…

Я не могла вынести ее рыданий.

— Ладно, приезжайте. Только стойте возле дома. Сейчас вызову вам такси.

— Что делать будем? — посмотрела я на Славика, положив трубку. — Поедем гонять чертей по болотам?

Тот сиял, как начищенный самовар. И сразу же заявил:

— Лучше чертей гонять, чем от безделья страдать и тосковать о Дубровском.

Я швырнула в Славика ежедневником, чтобы не вспоминал вслух этого гада. Несмотря на то, что Дубровский постоянно обводил меня вокруг пальца, я была безнадежно в него влюблена. И каждый раз, когда этот аферист исчезал, понимала, как много мой мир без него теряет. Жизнь становилась скучной и пресной, оттого, наверное, я и согласилась на эту безумную авантюру.

Через десять минут Ниночка сидела у нас на диване и дрожала всем телом, несмотря на жару. Я позвонила в дежурно-диспетчерскую службу города, сообщила о происшествии, после чего принесла плед, а Людочка заварила бедной девушке ромашку.

Славик, взяв блокнот, принялся выяснять подробности. Оказывается, Ниночка не шутила и твердо решила ехать в Коровино. С нами или без нас.

— Вчера я обзванивала всех знакомых деда, чтобы сообщить о вечере памяти. Хоронили его впопыхах, жара, некогда было предупредить всех, кто мог приехать. Я сама занималась этим, потому что больше оказалось некому. Наверное, взволновала преступника. Да, да, теперь я в этом уверена!

— Ну…

— Не верите? Почему именно сегодня случился этот кошмар с блоками? Соседи в ужасе…

— Ваши идеи?

— Давайте на «ты», ладно? Я думаю, кто-то понял, что я серьезно настроена вступить в наследство. И решил меня убрать.

— Но какой в этом смысл, если, как вы говорите, наследников больше нет?

— Ну, это еще проверить надо. Может, мать недоговаривает? Вдруг у отца были еще дети? До или после. Или кто-то испугался, что я вернусь в Коровино и узнаю то, чего не должна знать?

— Кому ты вчера звонила? — уточнил Славик.

— Сначала Анне Павловне. Она с похоронами помогала, мы даже подружились. Та всех в деревне обещала оповестить, так что о вечере знали многие. Потом, конечно, я набрала своим: маме, брату с сестрой. Но они быть не могут. Работа, учеба. Хотела разыскать брата деда, но Анна Павловна сказала, тот давно умер. Он был женат на еврейке и в девяностые уехал в Израиль. Это дед узнал из интернета. Точнее, он жильца своего просил, тот продвинутый пользователь. Ах да, еще я позвонила самому жильцу, Никите. Телефон мне Анна Павловна дала. Дед очень тепло о нем отзывался, даже хотел нас познакомить, но не успел. Собственно, это все.

Ехать решили завтра же, поэтому остаток дня я занималась подготовкой сценария, а вечером мы ужинали с отцами и мамулей в ресторане нашего отеля «Одалиска». Второй корпус как раз недавно достроили, и мы отмечали это дело в узком семейном кругу. Славик тоже был зван и провозгласил странный тост: «Всегда будь готов!» А когда папа № 1 уточнил, что это девиз коза ностры, тот ничуть не смутился и добавил:

— В настоящей козе все должно быть рогато — и семья, и морда, и отражение в луже.

Что он имел в виду — известно только богу. А у того на все свои планы…

Ниночку я попросила переночевать у матери. Так, на всякий случай. Не то чтобы я верила в ее страхи, но береженого бог бережет.

Утром, закупившись всем необходимым по моему списку, мы на двух машинах выехали на трассу М-7 в направлении Москвы. Ниночка с вещами ехала впереди на своем маленьком «Фиате», мы со Славиком на моей машине следовали за ней.

Звонок секретарши застал нас на заправке.

— Представляете, эта фифа с девичником снова явилась.

Славик влез мне под ухо и нажал значок громкой связи: возбужденный голос Людочки зазвучал на весь салон.

— Говорит, муж будущий денег дал! Типа передумал. Требует сценарий. И чтобы через два дня все было. Я ее кофе усадила пить, а сама вышла. Что делать-то?

— Ха-ха! А я говорил, в «Пире духа» одни профаны… Пусть теперь накося выкусят! — возликовал приятель.

Прикрыв трубку рукой, я зашептала Славику:

— Зачем горячиться? Там Верка за меня, ребята на подхвате, организуют все и без нас. Ты же концепцию набросал? Азия, все такое… Позвоню мамуле, пусть в нашем отеле организуют все это великолепие. И им прибыль, и нам польза.

Проинструктировав Людочку, мы снова двинулись в путь.

Примерно через двадцать километров после города Мурома на трассе свернули налево. Указатель не дал заблудиться. Дорога сделала плавный поворот, и вот нашим глазам предстала река, на правом берегу которой и раскинулось Коровино. Лес, густой и какой-то малахитовый, вплотную подошел к деревне.

Я интуитивно поняла: искать жилище Иля надо где-то там, в отдалении.

Вокруг нужного нам деревянного дома раскинулся большой сад, окруженный забором. Выкрашен он был в благородный коричневый цвет. Парадный фасад оказался оформлен мезонином с маленьким балкончиком над первым этажом. Вход украшала резная веранда с крыльцом в две ступеньки.

Все вокруг говорило о том, что раньше хозяин уделял дому и саду много времени, но в последние годы на это находилось все меньше сил.

У забора нас ждала Анна Павловна — улыбчивая седовласая женщина. Из тех, которые даже старятся красиво: словно бронзовеют, но при этом даже не сутулятся. Было в ее лице что-то неуловимо монгольское.

— Меня Анной Павловной звать-величать, — кивнула нам женщина. — Я тут с вами буду, помогу, чем смогу. Не чужие же.

— Батюшки-святы! Дама, какие у вас хорошие зубы! — бесцеремонно начал Славик. — Нет, в самом деле, не зубы — мечта.

— Это от мамы, — ничуть не смутилась та, еще шире улыбнувшись.

Славик наклонился и придирчиво рассмотрел чужой рот.

— Повезло, что мамин протез вам подошел. Вот у меня узкая челюсть, не факт, что бабушкин встал бы как влитой.

Я слегка ударила Славика ногой под коленную чашечку и извинилась:

— Не обращайте внимания. Он сильно болен, но отрицает это.

— Ничего. У нас тут свежий воздух. Все быстро выздоравливают.

— Оно и заметно, — потирая чашечку, процедил Славик. — Владимир Иль вон помер, бедный. Наверное, свежего воздуха перенюхал.

Женщина слегка нахмурилась:

— Наш Владимир Харитонович был уже очень пожилым человеком. Он же годков на десять меня старше. Как один остался, стал чуток выпивать. Чего греха таить. Я не осуждаю. Не дай бог вот так на стрости лет… У меня трое детей, внуки. И все навещают. А он… Хорошо хоть, Ниночку перед смертью признал и позвал в гости. Разве ж дитя виновато, если у родителей не сложилось?

Ниночка, обняв Анну Павловну, пошла заносить вещи в дом. Ей помогал Славик, а я притормозила, чтобы узнать у улыбчивой женщины подробности о Поганой Лохани.

— Да, места у нас интересные. Много легенд с ними связано. И что Лохань — место падения метеорита, и что здесь Иван Грозный убивал своих врагов.

В разгар нашей беседы откуда-то со стороны деревни появилась огромная собака. Серого окраса, с темными пятнами по всему телу. Я плохо разбираюсь в породах, но внешне она напоминала большую овчарку.

— А ну иди, иди! — беззлобно прикрикнула на собаку Анна Павловна. — Наверное, она охотничья. Недавно с другого конца леса доносились выстрелы. У нас тут волки озорничать стали, так охотников сюда как мух на мед тянет. Видать, потеряла хозяина, вот и ходит. Голодная, наверное? Но лучше не прикармливать. В деревне кур многие разводят, как бы чего не вышло.

Почти одновременно со стороны леса послышался шум автомобильного двигателя, и собака стремглав кинулась в ту сторону. Видно, почуяла что-то знакомое или решила, что в машине может быть ее хозяин. Мы же снова вернулись к теме легенд.

— Я в этом не очень разбираюсь, а вот Петр Лукич Коник — он у нас специализируется на байках, собиратель фольклора. Расспросите за чаем. Я сказала, что сегодня в деревню приедут гости, а он страсть как любит языком почесать. Да и покойного Володю хорошо знал. А вот, кстати, и он.

Размахивая соломенной панамой, к дому стремительно приближался пожилой мужчина. Я порадовалась, что рядом нет Славика, иначе он бы уже громко ржал из-за фамилии Коник, а то и вовсе обозвал бы дядьку жеребцом. Хотя тому явно перевалило за шестьдесят. Скорее всего, недавно вышел на пенсию.

Так и оказалось. Когда мы обменялись приветствиями и пошли в дом, где Ниночка уже заваривала чай на кухне, Коник в двух словах рассказал о себе:

— На заслуженном отдыхе переехал в родительский дом. Жена в городе, а я тут огородничаю. Уезжаю только на зиму.

— Вы краевед?

— Нет, работал учителем истории. Но фольклор люблю и собираю. Даже книгу выпустил. Ну, как книгу — брошюру. На самом деле с геологической точки зрения Поганая Лохань — это карстовая воронка. Кстати, довольно редкое явление для средней полосы Русской равнины. Парень, что у деда вашего, Ниночка, квартировал, сообщил, что провал связан с размывом залежей известняков грунтовыми водами.

— Все это, конечно, очень интересно, дядя, но кто убил Нинкиного деда? — вдруг поинтересовался Славик.

При этом он так пристально разглядывал себя в настенном зеркале, словно видел впервые.

Я заметила, как Анна Павловна с Коником недоуменно переглянулись. Собиратель фольклора опешил:

— К…к…как убил? Сердце же…

— А, точно. Просто подумалось на досуге, — забормотал Славик, заметив мой кулак. — Место такое. Навевает всякое. Кстати, зачем вы повесили на стену мой портрет?

— Славик, отойди от зеркала, — приказала я, а Ниночка неожиданно хихикнула.

Коник с Анной Павловной тоже облегченно выдохнули, видимо, решив, что Славик любит пошутить.

Допив чай, Коник выглянул в окно. Погода его устроила, и он предложил прогуляться на болото.

— Устрою вам экскурсию. Сейчас день, не страшно.

— Мне и ночью не страшно. Пусть они боятся, — заявил Славик.

Кто были эти неведомые «они», я не стала уточнять. Анна Павловна осталась дома готовить обед, а мы со Славиком, Ниной и Коником решили размяться. Заодно я желала осмотреть место происшествия. Хотя упорно не верила в Ниночкины страхи, но близость густого леса к дому и правда навевала какие-то странные мысли.

Собака как ни в чем не бывало носилась возле дома. Когда мы вышли за забор, она бросилась мне навстречу и радостно увязалась следом. Славик с Ниночкой отстали: приятель рассказывал ей про какие-то светящиеся грибы, а та вежливо удивлялась.

Мы же с Коником шли чуть впереди и тоже беседовали.

— Пока ехали сюда, я читала впечатления людей, которые побывали возле Лохани: кто-то пишет о мертвой тишине, кто-то, наоборот, о стонах, воронье, жутком скрипе деревьев. Кто-то жаловался, что навалилась дикая усталость, появилось ожидание беды. Как же вы тут живете?

— Да, есть такое. Хотя, сами знаете, легенды обычно хорошо действуют на туристов, а местные во всякую чертовщину не верят. Люди тяжело работают на огородах, рубят дрова и таскают воду. Не до прогулок в лесу. Там местные мальчишки даже иногда жгут костры, а рыбаки пытаются рыбку ловить.

Мы как раз вышли к небольшому зловещему водоему, со всех сторон окруженному деревьями. Честно скажу: место необычное, но ничего потустороннего я там не почувствовала.

Собака все так же бежала за нами, виляя хвостом. Славик достал из кармана бутерброд — пес робко тявкнул.

— Прочь, волчара! А то я тебе сейчас покажу то место, где Красная Шапочка носит корзиночку! — прикрикнул на животное Славик, делая неприличный жест рукой. Он был кошатником и к крупным собакам относился с подозрением.

Я же забрала у него с бутерброда всю колбасу и кинула ее псине. Та, как мне показалось, благодарно улыбнулась всей своей широченной пастью. Каждый кружочек она пережевывала с такой тщательностью, словно заучивала наизусть.

— Чей это пес? — спросила я у Коника, но тот пожал плечами.

— Это сука. Появилась недавно. Я ее месяц назад видел у магазина, потом она пропала. И вот опять. Может, другая? Я не собачник в привычном понимании этого слова, но к этим животным отношусь дружелюбно.

— Красивая, совсем на волчару не похожа, — заметила Ниночка, тоже подходя ближе к собаке.

— Кстати, о волчарах, — загробным голосом пророкотал Коник, пытаясь нас насмешить. — У нас в лесу из-за волков неспокойно. Мы уже и жалобу писали, чтобы вызвали кого да перестреляли их. Один вообще моду взял — к деревне вплотную подходит. Наверное, тот самый, из легенды. «Он — ужас ночи, страшный волк-одиночка со светящейся головой…»

— Волки? Где ваше штыковое ружье? — заволновался Славик. — У вас тут хищники, а вы нас…

— Не бойтесь. Они выходят только ночью. А этот, из легенды, вообще появляется только в полнолуние.

— Сказки какие-то, — не удержалась я от замечания, но Коник не смутился:

— Ваш дед, Ниночка, его часто слышал. Говорил, что в такие ночи жутковато даже в собственном доме. Волк выл, и вой этот, как дед говорил, распространялся со всех сторон, как будто волк находился везде сразу.

— Так что там с легендой? — заинтересовался Славик.

Коник вздохнул:

— Еще моя мать рассказывала, что давным-давно пьяные охотники разорили волчью нору, в которой была волчица с волчатами. В этот вечер волк ушел на охоту, оставив своих. А когда вернулся и понял, что произошло, вмиг поседел. Глаза его налились кровью. И с тех пор он бродит и мстит каждому, кто заходит в полнолуние. Он загоняет их в Поганую Лохань, и те умирают в мучениях. Отсюда и стоны да крики воронов.

— То есть Иль знал о волке, но в полнолуние пошел в лес? — уточнила я, потому что все эти легенды начинали меня порядком нервировать. Я в волка со светящейся головой даже в детском лагере не верила.

— Это еще что! — встрял Славик. — Я как-то у нас возле отеля вышел ночью на променад в лес, так чуть не поседел. Иду — мать честная, пень светится! И чудится мне, будто это какие-то неземные существа, покинувшие свои подземные чертоги. А тут мне навстречу кот. Порода «обычный колдовской», а за ним эти огни. Уж и не помню, как до отеля добежал.

— Вячеслав, ну что же вы… Простая гнилушка! — захохотал Коник. — Таинственное мерцание колдовских огней — результат медленного горения веществ, содержащихся в организмах, что живут в гнилых пнях.

— А кот к нам из деревни постоянно ходит, его повар подкармливает, — добила я приятеля.

— Да ну? А как чудесно светилось! Лучше бы не рассказывал… — мрачно глянул на меня он. — Всю историю испортили.

Коник похлопал приятеля по плечу:

— В следующий раз возьмите гнилушки домой. В первую ночь они будут светиться даже в комнате. Можно попугать родных. У нас лес старый, тут таких пней с мицелием опят полно. Так вы котов любите? У меня, кстати, тоже кот есть.

Славик сразу оживился:

— Какая у него внешность?

— Такой, знаете… Рожа круглая, усы.

— Да ну? — удивился приятель. — Такой красивой наружности? Немедленно покажите!

Болтая, Славик с Коником и Ниночкой ушли чуть вперед, а мы с собакой все стояли у Поганой Лохани. Та виляла хвостом и пыталась заглянуть мне в глаза. Словно что-то хотела рассказать, но не могла. Мне быстро стало неуютно. Казалось, из леса за мной кто-то недобро наблюдает, и я поспешила в сторону дома.

Вернувшись, мы накормили собаку и пообедали сами. А вечером, оставшись одни, разожгли камин и уселись подвести итоги дня.

— Ну что? — с надеждой спросила у меня Ниночка. — У вас уже есть какие-то мысли?

— Нина, мы же договорились, что организовываем вечер памяти. Насчет расследования никаких обещаний мы не давали. Пока я не вижу ничего такого…

И вдруг тишину прорезал протяжный цепенящий вой. Я даже подскочила на диване. Ниночка испуганно округлила глаза, а Славик икнул.

— Это что, волк? — спросил он.

Я пожала плечами:

— Может, собака? Я в лесных голосах не очень разбираюсь…

Ниночка тоже прислушалась, после чего пояснила:

— Дед говорил, волчий вой обычно более мощный, громкий, с вибрацией. У собаки вой более прерывистый, даже переходит в лай. Волки, в принципе, не лают так, как собаки.

Не успели мы как следует испугаться, как жуткий звук стих так же резко, как и начался. Со двора на вой тоскливым лаем отозвалась наша собака. Ей стали вторить другие деревенские псы, подхватывая эстафету мужества.

Предварительно выглянув, я вышла на крыльцо и убедилась, что псина сидит у ворот и смотрит на лес, растопырив уши.

— Может, пустим ее в дом? — предложила Нина, и я, кивнув, позвала животное. Но собака, вильнув хвостом, осталась сидеть и охранять вход. Пришлось успокаивать нервы чаем с бутербродами.

— Значит, волк… — протянула я, размышляя. — Нина, вспомни, что дед тебе еще рассказывал о соседстве с хищниками?

— Да всякое. Я не особо обращала внимание на его слова, считала старческими причудами. Анна Павловна сказала, дед в последнее время стал выпивать. Говорил, что так борется с бессонницей. Мне тоже казалось, дед уже немного…

— Страдает деменцией? Старческий маразм?

— Мне сложно говорить, я его почти не знала. Может, он всегда таким был. Мы заговорили про увлечения, про книги, вы же видели, у деда есть кое-какая библиотека. Я сказала, что люблю детективы. Он-то из детективов только Конан Дойля читал. Вот мы его и обсуждали. А когда дошли до «Собаки Баскервилей», дед как-то напрягся. Сказал, что всякое в жизни бывает. И если мы чего-то не видим, это не значит, что этого не существует. И, мол, у них на болотах тоже есть что-то такое. Только не собака, а волк. Мол, он даже недавно из окна видел, как из лесу вышло что-то похожее. Огромное животное со светящейся головой. Это я сейчас поняла, что Коник ему свою легенду втюхивал. А тогда я решила, что дед шутит. Для него я, наверное, все еще была маленькой девочкой. Вот он и рассказывал мне сказки. Как думаете… этот волк мог так напугать деда, что он умер? Если честно, мне страшно…

— Погоди, Нина. То есть ты позвала нас сюда, потому что боишься мифического волка со светящейся головой? — дошло до меня наконец.

Девушка стыдливо опустила голову.

— Почему сразу про это не сказала?

— А вы бы поехали? Стали бы слушать меня?

— Вот уж не знаю. Такие вещи надо оговаривать сразу, — проворчал Славик. — Я ни осиновый кол, ни серебряную пулю не взял. Даже святой воды не отлил в бутылек. На духа с голыми руками — нет уж, увольте. За те же деньги…

— Сколько надо, я доплачу…

— Дело не в этом, — возразила я. — Ты же понимаешь, что не волк столкнул на тебя бетонную плиту? Или ты это выдумала, чтобы мы приехали?

— Нет! Плита была. И машина тоже. Вы же сами говорили, что на место выезжало руководство ЖКХ. Они что, не отзванивались?

— Да, там неожиданно оказалось нарушено крепление отдельных плит парапета здания, — подтвердил Славик, которому я поручала держать вопрос на контроле.

— Вот видите! И дед не просто так боялся в последнее время. Понимаю, это выглядит бредом, но мне страшно. Дед не вышел бы просто так во двор посреди ночи. Он сам сказал, что стал пораньше закрывать дом и ворота. И что у кого-то в соседней деревне волки уже несколько коз и собаку утащили. А тут такая беспечность — пошел в сторону Поганой Лохани. Зачем? И еще. Когда я приехала в день смерти деда, ходила на то место, где его нашли. Чуть поодаль на тропинке были следы. То ли волк, то ли собака. Но меня слушать не стали — дед же умер от инфаркта, а не от зубов хищника.

— Ну и местечко, — пробурчал Славик. — Дом атмосферный, но я бы тут жить не стал.

— Поймите, дом мне дорог! Терять его не хочется. Волки уйдут рано или поздно, а дом я потом уже не куплю. Если сама начну ходить и выяснять, что стало с дедом, местные быстро всполошатся. И если им есть что скрывать, я точно ничего не узнаю. Вы же люди со стороны, вам простительно любопытство. Организуя вечер памяти, вы можете расспрашивать что угодно. Ну, допустим, оформляете книгу высказываний о покойном.

— А ты голова, — покивал приятель, задумчиво откусывая от батона.

Когда Ниночка, выпив на ночь стакан теплого молока с куркумой по рецепту моей мамули, отправилась спать, мы принялись шепотом совещаться.

— Как считаешь, она сказочница? Я уже жалею, что мы приехали.

— Два варианта: либо она малахольная дура, либо же сама деда довела до смерти, а теперь что-то мутит.

— Я тогда сразу проверила: в ту ночь, как дед умер, Нина была на работе. У них в кондитерской был мастер-класс по эклерам в честь дня рождения бизнеса. А потом она с двумя сотрудницами отправилась в караоке. Сторис до четырех утра.

— Но Нина упорно считает, что деда выманил из дома волк со светящейся головой.

— В привидений я не верю, поэтому если старика что-то и напугало, то это было дело рук человеческих. Но какой мотив?

— Пока я вижу только один — наследство. Мать Ниночки, кстати, вполне могла ускорить получение дочерью причитающегося. Считала себя обиженной свекрами.

— Это еще надо проверить, — вздохнула я, понимая, что обойтись своими силами будет сложно, а привлекать отцов в этот раз я не хотела. Они еще после последнего похищения и приключений в Греции не отошли.

Утром я проснулась рано, послушала одуревших от летней свободы птиц и решила сходить к Анне Павловне за яйцами. Ее свежевыкрашенный кирпичный дом находился через пять дворов от нашего. Попав внутрь, я поняла, что в доме царят уют и порядок, а каждое утро начинается с кружки домашнего козьего молока.

На полке стояла семейная фотография: Анна Павловна в окружении детей. Все трое были пронзительно-рыжими.

— Детки мои все в мужа. Его рыжим-конопатым всю жизнь дразнили, — заметив мой интерес, пояснила женщина. — Вот, молочко свежее. Как спалось?

— В целом хорошо. Только волки выли. Кстати, Коник рассказал нам занимательную легенду о волках. Дед Нины что, правда боялся мифического хищника?

Женщина отмахнулась:

— Коник много болтает. Мне кажется, это он запугал Володю своими байками. А тут еще дело такое… Его сын, отец Нины, когда с женой развелся и с ними жил, тоже ходил на охоту с местными. Они тогда как раз подстрелили волчицу. И через месяц после того он погиб.

— Замерз?

Она пожала плечами:

— На охоту пошел. Он тогда еще с мужем моим собирался, тот у меня тоже охотник был. Ружье его до сих пор храню. Но муж мой тогда захворал и не пошел. А тот поперся, хоть и мороз стоял. И там непонятно было: то ли сначала на него волк напал, а потом тело замерзло. То ли он, выпив, заснул на морозе, а уж потом им пытался полакомиться зверь. Страшная история. Хоронили в закрытом гробу.

— Ужас.

— Вы только Нине не говорите, — спохватилась Анна Павловна. — Ей все это знать ни к чему. Она-то считает, отец просто замерз.

— Так вот откуда у старика был этот страх…

— Я же про что и говорю! А тут еще Коник. Теперь вот Ниночку терроризирует. Как думаете, она не передумает тут жить из-за этого дуралея фольклорного?

— Нина взрослый человек. Думаю, она понимает…

— Дед ее зачем-то вбил себе в голову, что, мол, волк и ему отомстить хочет. Волки столько не живут.

— Ну, какой-то волчий потомок мог мстить за мать, — с умным видом заявил Славик, когда я передала ему услышанное.

— Бред собачий. А то, что в лесу волки водятся, — так что тут удивительного? Они стали близко подходить к домам, потому что леса вырубают. Только Иля не волк загрыз, так что нечего эту тему педалировать.

Деньги надо было отрабатывать, оттого мы решили поговорить с близким окружением старика. Анна Павловна заранее набросала список тех, кто дружил с дедом.

Ниночка с Анной Павловной занялись уборкой в доме, а мы потопали в другой конец деревни. Конечно, почти сразу заплутали, пришлось зайти в магазин.

Там мы поинтересовались, где искать Виталину Федоровну, и тучная продавщица указала на дом, возле которого росла высоченная береза. Во дворе нас встретила старушка приятной наружности: волосы кудельками, очки в тонкой оправе. Анна Павловна успела предупредить по телефону о нашем визите, и хозяйка дома милостиво пригласила нас на чашку чая с клубничным вареньем. Мы устроились в беседке, вокруг которой отчаянно звенели воробьи.

— Виталина Федоровна, вы часто виделись с Илем? — начала я.

— Часто — не совсем то слово. В старости люди все чаще сидят по домам у телевизора. Но да, чаевничали иногда, — со скорбным видом покивала старушка. — Круг общения здесь не сильно широкий, и два интеллигентных человека… Вы же знали, что Иль из дворян? Я тоже в некотором роде… Так что нам было о чем поговорить.

— А вы знали, что старик стал общаться с внучкой?

— Да, что-то такое…

— Вам Анна Павловна рассказала? Вы, наверное, с ней тоже дружите?

— В деревне все на виду, но это не значит, что все обязательно дружат. Вот Анька, к примеру…

— Анна Павловна?

— Ага, Павловна. Она же Володю раньше на дух не выносила. Бывало, в магазине встретимся, так она с презрением на него глядела. Такое не скроешь. Но я вот что думаю. Она считала, как Надьки, жены, не станет, Володька ее и позовет век вековать. Ее же муж тоже умер. Почти в один год с женой Иля. А он не позвал.

— А вы тоже хотели с ним век вековать? — брякнул Славик, поймав языком каплю варенья, стекавшую у него по подбородку.

Старушка хитро прищурилась:

— Куда мне. При живом муже не нагуляешься. Мой-то выпить очень любил по молодости, теперь все по больницам, но еще живой. Старая развалина. Да ладно, шучу я. Какой ни есть, а муж. Хотя Анька небось видела, что Иль на меня смотрел по-особенному.

Радио, стоявшее на подоконнике, вдруг радостно плеснуло: «Ты морячка, я моряк», а старушка кокетливо поправила волосы и продолжила:

— Не скрою, по молодости у Иля был ко мне интерес. Мы тогда в городе еще жили, сюда к матери наезжали на лето. А он начальником сельской администрации был. Надька его беременная ходила, вот он и подмигивал мне, когда участок матери на меня оформляли. Он мужик видный был, при должности. Анька тоже его обхаживала тогда, чтобы дочку свою на практику пристроить. Наверное, Володьку еще с той поры невзлюбила, он ее Светку после практики не оставил тут работать. С местами тогда туго было. Хотя они кумовья, Надька Володькина Светку крестила. Так что Иль мог бы и помочь по дружбе…

— Погодите, так у вас были шуршунчики с Илем? — влез Славик.

— Конечно, нет! Я же при муже! — возмутилась старушка, но глаза у нее забегали.

Приятель пнул меня под столом ногой и быстро уточнил:

— А дети у вас есть?

Я сразу поняла его вопрос. Славик решил, что старушка в молодости могла родить от Иля, и теперь ее деть прикончил старика в надежде на наследство.

— Бог не послал, — недовольно взглянула она на Славика.

А я испугалась, что она сейчас пошлет нас. И куда подальше. Поэтому поспешила перевести тему:

— Так что там с Анной Павловной?

— Говорю же, она Иля недолюбливала. А в последние годы словно подобрела. Стала заходить. Я как ни приду — она рядом крутится. И поглядывает так, со значением. Я не выдержала, спросила, уж не хочет ли она Володьку к рукам прибрать? А она фыркнула, точно кошка. Молоко, говорит, ему ношу. И яйца. Деньги не лишние.

— А Иль как к ней относился?

— Ну, как… Приветливо. Мужик есть мужик, хоть и труха сыплется. Внимание приятно. Но Володьке не нужна была под боком старая докука, бытовые проблемы легко решаются, когда денежки есть. К нему раз в две недели из города женщина приезжала, убираться. Из местных он никого не хотел брать. Оно и правильно, сплетничать начнут. Что в доме да как. Они и с женой, Надькой, уединенно жили. Вежливо со всеми, но у себя гулянок не устраивали. Особняком. Он же в начальниках был, важный. Его тут не все любили.

— А где денежки? Внучка говорит, кроме дома и квартиры ничего нет.

— Этого уж я не знаю, а только думаю, что-то на старость он припрятал. Это естественно, учитывая его происхождение. И брат с ним не просто так не общался. Надька, жена, как-то обмолвилась, что брат затаил обиду за какую-то семейную безделушку. Володя считал, что родители оставили ее ему, как младшему. Старшему-то родительский дом перепал. Знаете, порой близкие люди могут враждовать из-за деревянного туалета на участке два на два. Вот и эти что-то не поделили.

— А квартира, которую Или купили сыну?

— Он ее не сдавал. Не знаю почему. Наверное, тяжело мотаться в город, за квартирой пригляд нужен. Стояла закрытая на замок.

Тут к дому подошла почтальонша, и содержательную беседу пришлось прекратить.

— Хожу с тяжеленной сумкой, — обмахиваясь платком, пожаловалась женщина. — Конику его книги из типографии пришли. Надо занести.

Старушка закатила глаза:

— Этот бумагомаратель возомнил себя писателем.

— Вы не любите легенды? — уточнила я.

— Сущая профанация. Кто в наши дни может верить в оборотней или леших, что водят по лесу кругами?

— А Иль верил?

— Иль от скуки иногда Коника привечал. Но всерьез его книгу никто из местных не воспринимает.

— Приходите на вечер памяти Владимира Иля, — улыбнулась я почтальонше. — Поговорим о хорошем человеке, вспомним о его жизни.

— Постараюсь. Работы в огороде тьма, пырей растет как сумасшедший. Крот замучил. Кстати, Ольга, что у Иля убиралась, будет?

— Не знаю, — растерялась я.

— Хорошая женщина была. Моей снохи соседка. Это же я Илю ее присоветовала, она тут три года отработала, довольна была. Обещалась средство от крота мне в городе купить. Теперь, наверное, уже и не приедет.

— Надо узнать, позвала ли Ниночка эту Ольгу, — сказала я Славику, когда мы покинули старушку и оказались на улице.

— По-твоему, домработница могла убить старика?

— Не в этом дело. Но она часто бывала в доме и могла что-то знать о делах Иля, о страхах, конфликтах с кем-то. Домработницы обычно приметливые. Раз мы взялись развеять сомнения Нины, значит, надо расспросить эту Ольгу для очистки совести.

— Домработница могла родить от Иля?

Зацикленность Славика на женщинах, которые могли родить, пугала.

— Я не знаю, сколько самой Ольге, но Илю было восемьдесят, балда. Сомневаюсь, что за три последних года кто-то мог зачать от него.

— А Анна Павловна? Как тебе история про ее матримониальные планы в отношении старика?

— Может, Виталина из вредности оклеветала соперницу. По молодости у Иля был к ней интерес. Может, и роман случился. Страсти какие-то.

— Вот он старый блудодей, — ухмыльнулся Славик.

— К тому же у Анны Павловны все дети от мужа. Рыжики, как один. Так что с этой стороны наследников ждать не приходится.

— А Коник?

— Что — Коник?

— А, точно. Он же мужчина.

— Славик, что-то на тебя свежий воздух как-то не так действует.

— Если тема наследства отпадает, остается личная неприязнь, — подумав, заявил он.

— Выдумать можно что угодно. Например, кто-то из личной неприязни воспользовался страхом Иля перед волком и выманил старика. Может, шутки ради завыл из-за куста — а тот от страха и умер.

— Кто это мог быть?

— Да хоть тот же Коник, помешанный на своих легендах. Хотел, чтобы люди всерьез воспринимали его книгу. Решил зайти через Иля, тот человек уважаемый. Уж если он подтвердит легенду о волке-оборотне… Разумеется, все это чисто теоретически и никакой критики не выдерживает.

Вернувшись, я спросила у Ниночки, позвала ли она домработницу на вечер памяти.

— Ой, — огорчилась та. — Как-то не подумала. А надо было?

Я вызвалась позвонить сама. Телефон Ольги нашелся в записной книжке Иля, которую тот по-стариковски хранил в стенке под телевизором.

Домработница почти сразу взяла трубку. Судя по сопению и характерному звуку, она натирала полы или окна. Узнав, по какой надобности я звоню, сразу предупредила:

— Приехать не смогу, у меня мать приболела. Сейчас с уборкой закончу — и к ней.

— Расскажите о старике. Как вам работалось? Мы от вашего имени зачитаем пару слов.

— Да что говорить-то? Я не сильно приучена к речам. Нормальный дед был, сначала так вообще. Уравновешенный. А в последний год резко переменился: раздражительный, капризный какой-то. Я так и подумала — возраст. Что ни делаю — все не то. Настроение подавленное. Ругаться стал по пустякам. Я как-то в библиотеке убраться решила, там вообще пылища страшная. Притащила пылесос, стала книги вынимать. Так он как раскричался. Мол, книги не сметь трогать. Потом я его как-то в комнате со шкатулкой увидела. Он, как меня заметил, давай ее прятать. Мне обидно стало, будто я воровка какая. А потом вообще про волков стал болтать. Мол, страшно, поздно не оставайся, ведь к остановке через перелесок идти.

— Когда вы в последний раз были у него?

— За два дня до смерти. Еще обратила внимание, что у него пустая бутылка из-под коньяка у мусорки стояла. Попивать стал. Бессонница, говорит, мучает. Да и места там такие… специфические. Еще и волки. Зимой снега по колено, осенью распутица. Сапоги резиновые надо покупать, да и на дорогу много времени уходило. Я уже и сама хотела увольняться, да неудобно было сказать. А тут так хорошо совпало.

— Да уж…

— Ой! — спохватилась Ольга, сболтнув глупость. — Ну, я не в том смысле, что хорошо, просто ко времени. Ой! Я же говорила, не мое это, речи говорить. Так что вы там от меня передайте соболезнования.

— Про внучку он рассказывал?

— Да, но я ее ни разу не видела. А вот парень у него квартировал. Серьезный такой. Положительный. Он мне и сказал как-то, что хорошо бы его внучке такого жениха.

— А с кем Иль чаще всего общался?

— Да мало с кем. Коник ходил, фамилия смешная, я запомнила. Соседка в очках, фифа Виталина. Да и Анна Пална хвостом крутила, метила на место хозяйки. Даже мне иногда указывала. То я пол плохо помыла, то окна мутные. А сама глазками так по шкафам и шарила.

Когда я закончила беседу, а Славик высказался в духе «домработница пришила Иля, чтобы больше не ездить мыть полы», из гостиной уже доносились звуки разговора. Ниночка общалась с каким-то мужчиной. Но голос явно принадлежал не Конику.

Мы быстро спустились. Гость уже успел разуться и получить тапочки. Судя по мимическим морщинкам вокруг глаз, симпатичный парень, без сомнения, принадлежал к оптимистам. Хорошо одет, гладко выбрит, выглядит спортсменом. Явно из тех, за кого матери не задумываясь выдают дочерей.

Я сразу поняла, что это тот самый Никита, что квартировал у Иля. И с которым так и не успела познакомиться Ниночка. Судя по тому, что на ее бледных щеках появилось подобие румянца, парень ей глянулся.

— Скорее всего, старый прохвост на это и рассчитывал, — проворчал Славик.

За обедом, на который явился и Коник, разумеется, речь зашла про то, как познакомились Никита и Владимир Иль.

— Мы вели в этих краях раскопки стоянок эпохи мезолита. Я почти четыре месяца прожил с вашим дедушкой, — обратился парень к Ниночке. — Копали, кстати, вокруг Поганой Лохани.

Коник снова стал перетаскивать одеяло на себя и с умным видом заявил:

— События, связанные с нашими краями, уходят корнями в язычество славян и угро-финских племен. Христианская религия Руси называла всякие языческие обряды погаными, отсюда и выражение «идолище поганое». Капище язычников могло находиться именно здесь, а углубление в земле, похожее на лохань, христианская церковь так и назвала — поганой. Хотите почитать мою книгу, Никита?

— Да, с удовольствием ознакомлюсь, — вежливо улыбнулся парень и попросил добавки жаркого.

Готовила Анна Павловна превосходно. Я бы на месте Иля взяла в дом такую кулинарку, даже не раздумывая.

— А вы, молодые люди, волков ночью не слышали? — Коник повернулся к нам со Славиком.

— Еще как. Вообще спал плохо, — заявил приятель. — Всю ночь сжимал кол. Осины не было, пришлось из березового полена вытесать.

— Серьезно? — не поверила я. — Ты же говорил, это сводный брат Буратино.

Славик закатил глаза и промолчал. А слово взял Никита:

— Современному человеку не стоит так уж бояться нападения волков. В отличие от послевоенного времени, когда таких случаев и правда было много. Хотя многие специалисты считают, что и тогда на людей нападали не волки.

— А кто? Одичавшие немцы? — испуганно уточнил Славик.

— Отступая, немцы очень часто бросали своих собак, натасканных на людей. Они-то и могли совершать нападения. Есть много случаев, когда за волков принимают агрессивное, но вполне домашнее животное.

— Говорят, они могут и во двор зайти, — озаботилась Анна Павловна. — Хорошо, у меня от мужа ружье…

Никита сделал успокаивающий знак рукой: мол, все под контролем.

— Эти животные очень осторожны и предпочитают с людьми не сталкиваться. Напасть они могут, если человек угрожает их детенышам или если животное заражено бешенством. В остальном избежать нападения просто: не гуляйте в лесу ночью. А днем старайтесь вести себя шумно, чтобы хищник заранее вас услышал и успел отбежать.

— Когда почтальонша наша по вопросу волков звонила дежурным диспетчерам, ей сказали, что в лесу сильно сократилась популяция дикого кабана, поэтому волки рыщут в поисках пропитания, — заявила Анна Павловна.

— Еще одна версия — это могут быть вовсе не волки, а одичавшие собаки. Они тоже сбиваются в стаи и уходят в лес, — заметил Никита.

— В любом случае, пока проблема не решена, все жители деревни стараются быть осторожными и в одиночку не ходить, — заявил Коник.

Как мне показалось, глаза его торжественно сверкнули. Словно все это было азартным и веселым приключением, и он, Коник, был непосредственным его участником.

Вечер приближался, мы занялись установкой проектора, чтобы показать смонтированный ролик о старике, составленный из старых фотографий и отдельных воспоминаний соседей. Его в спешном порядке сегодня делал наш айтишник и вот-вот должен был скинуть мне на почту.

Анна Павловна готовила легкие закуски, а Ниночка с Никитой были командированы в магазин докупить кое-какие продукты и вино. Гостей планировалось чуть больше, чем я рассчитывала. Оказалось, желающих помянуть деда за вкусным ужином нашлось немало. Даже те, кто при жизни не очень общался с Илем, изъявили намерение быть.

Мы со Славиком оформляли гостиную сухоцветами, расставляли фотографии в рамках. Я проверила траурный плей-лист и подключила микрофон для тех, кто будет произносить речи. Конечно, в деревне все эти приготовления казались немного неуместными, но внучка платила, ей было и «заказывать музыку».

Хлопнула дверь — в дом вбежала возбужденная Ниночка. Никита с сумками замешкался на пороге, чтобы покормить собаку.

— Представляете, Никита говорит, дед просил его мне кое-что передать!

— Что именно? — удивилась я.

— Никита, расскажи! — обратилась девушка к вошедшему в дом парню.

— Да, действительно. Я решил, что лучше рассказать об этом заранее. Твой дед, Нина, был очень одиноким. Мне кажется, он доверял мне. И однажды сказал, что, если его не станет, я должен найти тебя и, если ты окажешься хорошим человеком, передать тебе послание.

— И? — торопила я, поглядывая на часы.

— Тогда я сказал ему, чтобы он не занимался ерундой. Что он еще крепкий и есть время пообщаться с внучкой. Найти ее. Я, кстати, ему и помог. Отыскал телефон Нины. Когда звонил на его день рождения, узнал, что они стали общаться. Вот и спросил сейчас, передал ли дед Нине то, что хотел. Оказалось, нет.

— Говорю же, он не успел! — подтвердила Нина. — Хотя мне казалось, дед хочет что-то сказать.

— Он говорил, что для Нины у него есть одна книга. Но не простая, а золотая. Так он и говорил. Я подумал, что это какая-то семейная реликвия. Даже просил показать. Но Владимир сказал, что она не дома. То есть не в этом доме.

— Надо все-таки пересмотреть библиотеку, — заметила Ниночка. — Может, это какая-то фамильная летопись? Было бы здорово найти ее к вечеру памяти.

Оставшееся время девушка решила провести в библиотеке, занимаясь книгами, а я отправилась помогать Анне Павловне на кухне.

На удивление, вечер памяти удался. Всего собралось около тридцати человек, включая всех нас. Пришла и почтальонша, озабоченная кротами, и Виталина Федоровна в изящной шляпке, и продавщица, которую мы видели в магазине. Остальных собравшихся сельчан я не знала, но Коник, смаковавший вино, помогал, периодически отпуская комментарии:

— Это Витек Заичков по кличке Хромой Доктор. Он когда-то фельдшером был, пока не спился и ногу себе вилами не проткнул. А это Устинья Смирнова, бедная вдова. У нее у одной в деревне еще корова осталась. Видели бы вы, как она вилами сено кидает — только картину писать. Бабушка Фоминична — наша героиня. Как-то к ней в дом заползла какая-то неведомая гадюка, так она сама выгнала экзота палкой. И на вилы наколола.

Словом, я быстро разобралась, кто есть кто. Правда, от Коника и его историй о вилах разболелась голова, и я поспешила ретироваться в другой конец гостиной.

В самый разгар вечера, когда бутылки вина почти опустели, а речи местных стали все запутаннее, ко мне подошел Славик.

— Как ты думаешь, кто из этих людей может быть убийцей? Нет-нет, не говори ни слова, я сам догадаюсь!

— Еще один великовозрастный азартный детина, — буркнула я на него, косясь на Коника. Тот со сосредоточенным видом изучал альбом с семейными фотографиями Илей. — А он занятный тип, Славик. У нашего фольклориста какая-то фиксация на теме крестьянской остроги.

— Эх, если бы Иля закололи вилами, мы бы уже раскрыли дело… — пригорюнился Славик и снова принялся мысленно вычислять злодея, шевеля губами.

Ниночка в черном платье сидела во главе стола, принимала соболезнования и уже несколько десятков раз выслушала, каким прекрасным человеком был ее дед. Ужин деревенские тоже хвалили, но, по местной традиции, все больше налегали на спиртное.

В конце вечера я заметила, что Ниночка о чем-то взволнованно беседует с Никитой. Я подошла, чтобы узнать, не нужно ли чем-то помочь. Оказывается, девушка не могла найти ключи от квартиры деда.

— Я все книги пересмотрела, ничего такого. И подумала, что дед мог хранить ту книгу в квартире. Хотела завтра съездить. Проверила ключи в серванте — а их нет.

— Кто мог взять ключи? — удивился Никита.

— Тут половина деревни сегодня, — ответила я. — Кто угодно. Или это могли сделать раньше.

Ниночка кивнула:

— Не проверяла их после похорон. Может, ключей уже и тогда не было.

Я предположила, что связку могли просто переложить. Но узнать это мы пока не могли. Анна Павловна ушла пораньше, пояснив, что к ней на выходные приехала дочка с внуком. Но она обязательно зайдет к нам утром, чтобы помочь с уборкой.

— Спросим завтра. Сегодня я уже ни на что не способна.

— Тут такое дело… — перебил меня Никита и почему-то покраснел. — У меня есть еще одни ключи.

На наш невысказанный вопрос он пояснил следующее:

— Да случайно вышло. После деревни мне надо было еще какое-то время пожить в Муроме, пока оформляли исследования. И старик предложил квартиру сына, дал ключи. Сказал, там нет ничего ценного, старая мебель. Сын выпивал, вот они ничего и не покупали. Чтобы не вынес. Извини, Нина…

— Ничего…

— Может, это не очень красиво. Но со мной тогда один приятель попросился пожить, я решил, что большого вреда не будет. Но мы с ним в разное время приходили, и он сделал себе дубликат ключа. Потом отдал его мне. А я не стал отдавать старику, чтобы не признаваться, что пускал кого-то в квартиру. Но там был полный порядок, я даже унитаз починил. И лейку новую купил. Когда сейчас собирался сюда, эти ключи захватил, чтобы отдать Нине.

Я облегченно выдохнула: никакого криминала. Мне упорно не хотелось подозревать в чем-то симпатичного парня.

— Отлично! Значит, даже если те ключи не найдутся, завтра съездите и поищете книгу.

Когда в доме стало совсем душно да еще надрывно запела принесенная Хромым Доктором гармонь, я с удовольствием вышла подышать в сад. Там я сразу заметила Виталину Федоровну. Та что-то искала в сумке, досадливо цокая языком.

— Надо же, пакет забыла. Хотела Володькиных слив собрать, очень уж они у него вкусные.

Заметив меня, к крыльцу сразу же подбежала уже освоившаяся во дворе собака. Федоровна опасливо отступила:

— Здоровущая такая. Анька ее прикормила, а теперь она тут шляется.

— Анна Павловна? — удивилась я.

— Как-то с месяц назад вечерком к Аньке зашла, хотела яиц спросить. Моего снова в больницу направили, хотела ему с собой отварить. Ну и пирог какой-то испечь. Но дома ее не было. Я обошла дом по кругу, думала, она в сарае возится. У нее позади дома что-то типа пристроечки. Ее не было, но я услышала, будто цепь позвякивала. И кто-то возился, вздыхал. Я нос сунула в щель между досками, но Анька сзади подошла. Я аж подпрыгнула.

— Вы спросили, кто у нее во флигеле?

— Сказала, мыши скребутся да ветер завывает. Только я не совсем дура, собаку разглядеть успела. Видать, хотела при дворе держать, чтобы волков отгоняла, козу ее стерегла. Но псина, наверное, курей гонять стала, вот Анька ее и погнала.

— Как же можно? Ведь живое существо.

— У, милая, это вы такая жалостливая. Анька такая: если что решила — так и сделает. Вот и на Иля нацелилась…

В очередной раз усмехнувшись «разборкам» заклятых подружек, я пошла в дом за пакетом. Когда все, покончив с «посошками», разошлись, а Ниночка с Никитой пошли провожать бабку, убившую экзота палкой, мы занялись уборкой. Руки были заняты, но рассуждать я могла.

— Итак, подытожим. Все в деревне знают, что в это время суток не нужно выходить на прогулки, особенно это касается домов, которые ближе к лесу. Но старик зачем-то вышел. Там он, предположительно, увидел или услышал волка, после чего упал замертво. Воспоминания о смерти сына наложились на легенду Коника, и старый человек сам себя довел до инфаркта. Дело раскрыто.

Славик огорченно вздохнул: он не любил, когда все слишком просто.

Ночью я проснулась, потому что во сне кричала. Спросонья не понимая, где нахожусь, резко вскочила с кровати и облегченно выдохнула, услышав, как Славик храпит на матрасе в углу спальни.

Мне показалось, что кто-то выл. Или это скрипнула входная дверь? Все это могло быть отголоском плохого сна.

Луна призывно заглядывала в окошко, и я, непроизвольно поежившись, бросила взгляд на темный лес. Выглядел он гротескно, но внимание мое внезапно привлекла движущаяся фигурка девушки. Судя по светлому халатику, это была Нина. И она зачем-то бежала в сторону Поганой Лохани.

Сначала я замерла, лихорадочно размышляя, что же делать. Потом стала тормошить Славика. Тот с перепугу схватился за березового брата Буратино.

Когда я объяснила, что Нина пошла в лес, он подскочил и стал орать:

— Демоны!

При этом дрожал всем телом. И кровать под ним вибрировала. На крик в наш мезонин прибежал заспанный Никита, которому постелили в кухне на диване.

— Нина в лесу! — кинулась я к нему.

— Как? Зачем…

— Может, у нее лунатизм? — предположил Славик, с третьей попытки попавший ногой в штанину.

— Я не знаю, зачем и почему, но мне это не нравится!

— Согласен, так чего мы ждем?

Накинув кофту, я стала звонить Нине в надежде, что мобильный та взяла с собой. Но телефон затрезвонил в бывшей спальне деда, которую она занимала.

— Так, Славик, ты беги к Анне Павловне. У нее ружье от мужа. Вдруг волки. И за нами. А мы с Никитой в лес. Бежим!

— Я пойду один, — возразил парень. — Дарина, оставайтесь в доме.

— Не выдумывай. Вдвоем мы будем шуметь громче.

— Давайте хотя бы ножи возьмем, — запричитал Славик.

И мы, вооружившись кто чем мог, покинули дом. Как назло, собаки во дворе не оказалось, а сейчас она была бы кстати.

Выбежав к лесу, стали громко звать Нину. Огибая корни и ветки, лежащие поперек тропинки и освещенные светом луны, мы с Никитой понеслись к Поганой Лохани. Он все выкрикивал имя девушки, но ответа не было. Хорошо, что Никита неплохо знал здешние места. У самого водоема мы притормозили.

— Куда она могла пойти? Две дороги в разные стороны…

— Разделяемся, — решилась я.

— Нет!

— Сейчас не время для рыцарства. Тем более сюда бежит Славик с ружьем. Он меня найдет.

— Держите нож в руке! — решился Никита и рванул влево.

Через десять минут интенсивной ходьбы и крика я поняла, что заблудилась, выбрав не то направление. Тропа оказалась в стороне и стала пытаться вернуться назад. Как вдруг что-то схватило меня за ногу. Я в ужасе обернулась, продолжая бежать, и обнаружила, что это всего лишь ветка какого-то кустарника. Надо было идти назад в одном направлении, чтобы снова попасть на дорогу.

В это время откуда-то со стороны деревни раздался возмущенный визг тормозов.

Выбравшись на тропу живой и лишь слегка потрепанной ветками, я снизила темп и, двигаясь между деревьями, стал размышлять, почему нет Славика. Луна освещала мой путь. Вокруг было тихо, и я собралась снова проорать «Нина», как вдруг сосны расступились. И я увидела картину, что заставила отпрянуть, посылая сердце в пятки.

На небольшой поляне, окруженной частоколом деревьев, стояла Нина. Напротив нее, освещенный слабым светом луны, прижав уши, замер самый настоящий волк.

Я хотела заорать, но от ужаса подавилась собственным криком. А если громкий возглас спровоцирует хищника? Пальцы сильнее сжали рукоятку ножа, но вдруг ветки сбоку быстро-быстро затрещали, и на поляну выскочила наша собака.

Хищник резко повернул голову — взгляды волка и собаки встретились. Несколько секунд животные смотрели друг на друга. Я боялась пошевелиться. Потом собака спокойно подошла к Ниночке с волком. Легла рядом и стала тереться о морду волка, будто они были знакомы не первый год.

Хищник заметно расслабился и лениво прилег, позволяя собаке играться. Казалось, волк впервые почувствовал ласку и наслаждался этим чувством.

Я шепотом позвала Нину, та испуганно обернулась, но я быстро прошептала:

— Не делай резких движений.

Словно услышав меня, собака поднялась. И, помахивая хвостом, будто позвала волка за собой. Тот, зевнув, послушно потрусил следом в сторону Поганой Лохани.

Мое горло, расслабившись, непроизвольно издало булькающий звук.

Не теряя времени, я подбежала к Нине и крепко обняла ее:

— Все хорошо, все хорошо. Идем домой.

Схватив ее за ледяную ладошку, я потянула девушку в сторону дома. По пути я звала Никиту, потому что боялась снова заблудиться в трех соснах, и облегченно выдохнула, когда он наконец отозвался. А потом и кинулся к нам из-за деревьев.

— Нина! Слава богу! Ты как? Там была какая-то машина! Я не успел рассмотреть. Где Славик? — Вопросы сыпались из него словно горох. Но я предупредила, что тут рядом волк и нам лучше убраться из леса побыстрее. А поговорить можно и дома.

— Я видела отца! — бормотала Нина, все еще пребывая в шоке. — Он глядел на меня в окно! Умом я понимала, что этого не может быть, но внутри будто что-то шептало: поверь, все возможно! Я кинулась к окну, но его не было. Я выбежала на крыльцо и увидела силуэт. Он удалялся в сторону леса. Мне было страшно, но тут он обернулся и словно поманил меня. Я… я не знаю, почему пошла за ним. Наверное, это вино за ужином так на меня подействовало. Обычно я почти не пью…

Когда мы уже вошли во двор, Нина как раз заканчивала свой странный рассказ:

— Когда я опомнилась, была уже в лесу. И вот тогда увидела волка… Мой отец, точнее его призрак, к тому времени исчез.

— Это был не твой отец. И он не исчез, а позорно сбежал. Кажется, я начинаю понимать, что происходит. Кто-то выдавал себя за твоего отца и так выманил старика. Теперь этот трюк решили повторить с тобой.

— Сейчас же звоним в полицию! — заявил Никита. — Но где Славик?

— Я сбегаю за ним. Позаботься о Нине. Она вся дрожит.

На всякий случай я схватила в сарае лопату, чтобы отбиваться от волков черенком.

Во дворе у Анны Павловны было тихо. Но в окошке горел приглушенный свет лампы. Я побоялась шуметь, памятуя о ее гостях. И на цыпочках вошла в дом.

Второй раз за вечер увиденная картина лишила меня слов. У окна жался Славик, задрав руки вверх. А Анна Павловна, стоявшая ко мне спиной, держала в руках ружье, направленное на Славика.

— Не убивайте, я никому не скажу о собаке Илей, — молил тот.

А я, мгновенно сориентировавшись, слегка огрела женщину черенком по затылку, пискнув:

— Извините…

— Пуля дура, черенок — молодец! — выдохнул приятель, когда Анна Павловна осела на пол.

— Да что тут происходит?!

— Уфф, — сполз по стенке белый, как филе пангасиуса, Славик. — Я думал, вы никогда не придете. Эта старуха меня чуть не убила.

— За то, что ты назвал ее старухой?

— Я раскрыл ее секрет. Застал ее за тем, как она на нашу собаку какой-то светящийся намордник напяливала. Но псина вырвалась и убежала.

— Да, собака нас спасла! — все еще ничего не понимая, подтвердила я.

— Эта ведьма пугала Иля «волком» со светящейся головой!

— Так вот с какой целью она прикормила собаку… Но зачем ей было желать Илю смерти?

— Очнется — спросим.

— Славик, а если я ее убила…

— Вон она уже ворочается. Быстрее, вот простыня, рви. Ее надо связать.

— Ты уверен? — бормотала я в ужасе.

До сегодняшнего дня мне не доводилось бить и связывать пожилых женщин.

Мы кое-как обмотали ей ноги и руки кусками простыни.

— Так, Славик, карауль. Я побегу за Ниной и Никитой. Телефон с собой не взяла.

— Не оставляй меня с ней!

— Что тебе сделает связанная бабушка?

— Эта бабушка в меня стреляла!

— Так это когда было, Славка! — пробормотала уже очнувшаяся Анна Павловна, подбородком почесывая плечо.

— Вообще-то, пять минут назад…

— Ладно. Никуда я не денусь. Дайте хотя бы сесть.

Славик ухватился за ружье, а я, чувствуя свою вину, помогла женщине подняться.

— Не хотела вас бить, но вы тоже хороши…

— Думаете, совсем бабка из ума выжила? Так слушайте. Этот козел старый, Иль, начальником был, а Светка моя практику у него проходила. Вот он ее и обрюхатил. Когда я узнала — поздно было. Пришлось Светку к сестре в город отправить. Там она замуж вышла, хорошо, что был у нее доверчивый поклонник. Из военных. Девка-то красивая. Родила в срок да почти сразу с мужем укатила во Владивосток. Внука я лет после десяти почти не видела. А тут он приехал бабку навестить, я и ахнула — возмужал и точь-в-точь на сына Иля похож.

— Иль знал?

— Я ж с ними после Светкиной беременности не общалась почти. Но и напрямую сказать не могла, пока Надя была жива. Слухи бы поползли, а оно мне надо? Когда Надя померла, я кобелю все высказала. Так он заявил, что я выдумываю, чтобы дом к рукам прибрать. Дочка твоя, говорит, с кем только не гуляла тогда. Ох, и взяла меня обида. А я от Надьки знала, что Или богатыми были. Та как-то подпила на юбилее и давай тайны метать. Мол, с братом Иль не просто так разругался. В свое время еще отец Иля, чтобы деньги сберечь, сделал из своих запасов сусальное золото.

— Это как?

— Делают сначала лепешки, раскатывают как-то, а потом вырезают квадраты. Их вкладывают между листами папиросной бумаги в специальную книгу. Надька сказала, что ту книгу якобы брат забрал, но я по глазам ее хитрющим увидела — у них книга. Оттого и жили они неплохо. Виду не показывали, но золотишко, видать, понемногу сбывали. Дом какой отгрохали.

— Так вот про какую книгу говорил Иль Никите! — повернулась я к Славику.

— Внук мой — прямой наследник, выходит. Доказать сложно, но книгу-то я имела право ополовинить. Внуку помочь квартиру купить. Вот и стала к нему захаживать. По-стариковски. За ту историю извинилась. Мол, сдуру ляпнула. Подозрения меня мучили. Ну и рыскала понемногу. Только Иль хитрый был, дальше кухни никак не пускал. Хоть я и предлагала ему с уборкой помочь. А тут он про внучку свою вспомнил. Я поняла, что решил ей золото передать.

— И вы активизировались?

— Я не собиралась его убивать, хотела просто напугать. Думала, с сердцем плохо станет. В больницу его спроважу, а сама в доме порыскаю. Он волков в последнее время боялся из-за Коника. Вот я и прикормила собаку одичавшую. Намордник из светящихся гнилушек сделала. Проверила. В темноте выглядело жутко.

— А я что говорил? — обрадовался Славик, вспомнив встречу с колдовским котом.

— В ту ночь я выманила его из дома в сторону болота.

— Как вам это удалось? — все еще не понимала я схему.

— Внука попросила. Правду ему не сказала. В окошко, говорю, постучи, а как старик сунется и тебя увидит, убегай.

— А он не спросил зачем?

— Сказала, что шуры-муры у меня с дедом. А тот разобиделся и не открывает. Незнакомому человеку точно откроет. Я внуку наказала, чтобы от дома отбежал и позвал его. А то, мол, дед в дом назад нырнет и забаррикадируется. А уж возле леса я ждать буду. Там мы, значит, и побеседуем.

— Вы были так уверены, что старик признает в вашем внуке своего сына?

— Еще бы! Зрение у Иля хорошее было, без очков читал. Я для верности вещички старые сына выпросила. Сказала, мол, мне ветошь в сарай нужна. Иль шкаф открыл — выбирай, что надо. Внук мне дрова в тот день рубить помогал, я ему и выдала одежонку поплоше. Даже кепку козырьком назад, как сын Иля, носил. Точь-в-точь.

— Что дальше?

— Дальше как по нотам пошло. Внук до леса пробежался — и домой. А я в леске собаку выпустила. Иль за сердце схватился. Не знаю, из-за сына или из-за «волка». Пару шагов сделал — и повалился. Я пульс проверила — амба. И так, и эдак — мертвый. Тут уж я поняла, что наделала. Домой побежала, сама не своя. Хорошо, внук утром уезжал. Я его проводила, молока надоила — и к Илю. Шум подняла, людей созвала. Нине пришлось позвонить. Конечно, я книгу все это время пыталась искать. Но в доме постоянно кто-то топтался. После похорон Нинка, коза, ключ от дома мне не оставила. Хоть я предлагала, что буду за домом присматривать. А как без ключа зайти? Ставни закрыты. Дверь крепкая. Я, конечно, все равно ходила. Сарай облазила, в погребе искала. Но боязно: вдруг кто заметит? Все ждала, что Нинка дом решит продавать. Я ей сразу сказала: ключи оставляй, я буду дом показывать, чего тебе мотаться? А тут она заявляет — я, мол, дом продавать не буду.

— Вы в курсе, что ваш внук пытался убить Нину?

— Я… Нет, я ему ничего не говорила!

— Значит, он на ваши байки не повелся, что-то заподозрил. Понял, что отец его не родной. Может, мать к стенке прижал. Та и призналась, что в молодости нагуляла. Тогда внук решил бабке понемногу помочь. Взял у друга старый «Москвич» и на нем следил за Ниной. Хотел инсценировать несчастный случай. Кто бы связал парня из Владивостока со смертью Нины? Ну а то, что потом, приехав к бабке, парень «случайно» узнал о том, что был сыном покойного, — так это судьба. Скрывали от парня, надо же! И только после смерти всех наследников решились выдать «страшную» тайну. Не пропадать же добротному дому.

Анна Павловна поникла:

— Я была против, чтобы он Нину… А он приехал и насел на меня: говори правду. Я и рассказала. И про ключи от квартиры, что сегодня взяла. Я же услышала, как Никита про книгу говорил.

— Где ключи? И ваш внук?

— Он уехал с ключами. Я не знала, что он Нину пытался выманить… Думала, попугаю ее собакой, она съедет. Волки эти ко времени тут обосновались. Только псина, как побывала у вас, не дала больше намордник на себя прицепить. Побежала, защитница. Все-таки прикормили вы ее…

Полиция, вызванная Никитой, задержала внука Анна Павловны уже в квартире. И стражам порядка предстояло долго разбираться в хитросплетениях людской алчности и жестокости.

На следующий день мы попали наконец в бывшее жилище отца Ниночки. И растерялись перед шкафом, заставленным книгами. Но тут Ниночка интуитивно протянула руку к одной из них, в сером переплете.

— А что, если… Папа назвал меня Ниной в честь Нины Заречной, из чеховской «Чайки».

Когда мы открыли книгу, то едва не ослепли от исходившего сияния. Никита, спотыкаясь через слово от волнения, пояснил:

— Это… сусальное золото, изготовленное… историческим ручным способом. Сырье молотом отбивает «золотобоец». Удары наносятся с определенной силой… и в определенном порядке. По всей стопке.

— Обалдеть…

— Сложность такого метода в том, что металл отбивается на глаз. Невозможно сделать все листы одинаковыми.

— Золото в любом виде красиво. Люди вот тоже все разные, — патетично подытожил Славик. — Есть простые обыватели — сизые и озерные чайки, такие помойницы. Или вот, например, я. Белоснежная чайка — все кричу над рекой времени, не замочив лапки.

Почти одновременно с бредом, извергаемым ртом Славика, у меня завибрировал телефон. Звонила мамуля. Из трубки доносились треск, шум и шуршание, словно мамуля куда-то бежит.

— Дарина, тут такое… Я сейчас прячусь в лесу!

— Что случилось? Где отцы?

— Скандал! Отцы пытаются разнять гостей! Началась драка!

— Из-за чего?

— Не могу говорить, сюда кто-то бежит…

Я, все еще ничего не понимая, набрала папе № 2. Тот точно должен был быть в отеле во время девичника.

— Доча, мамуля тебе не звонила? Не можем ее найти. Убегая, она что-то орала про то, что «Графиня с изменившимся лицом бежит к пруду». Как бы вплавь не попыталась…

— Да что происходит?!

— Философ, беги! — внезапно заорал папа № 2. — Наших бьют!

Я снова набрала мамуле. Та отозвалась шепотом и заявила, что уже вышла к трассе и сейчас ловит машину, чтобы сбежать.

— Твоя невеста узнала, что ее жених ко мне ласты клеил.

— Мама! Это как?

— Как, как… Я устала от одиночества и полезла на сайт знакомств. Ты же знаешь, я пользуюсь там большой популярностью. Чему залогом моя несравненная красота.

— Это все фото двадцатилетней давности, — влез с ценным замечанием Славик, который все слышал, прижав ухо к трубке.

— Молчи, глист, оно просто мое любимое! Я там в шляпке с вуалеткой. Короче, один пылкий юноша стал оказывать мне знаки внимания. Завязалась бурная переписка. Но мы ни разу не виделись. А тут этот девичник. Девицы эти поднакидались, стали вызванивать парней. Ну, те с мальчишника и явились. Я же не в курсе, кто жених, но своего сразу признала. Он пьяненький был, когда я подошла. Представилась. Так, мол, и так. Это я, твоя гейша.

— Гейша?

— Мы же из-за Славки в этих дурацких азиатских костюмах, лицо в белилах…

— А, так вот чего он не заметил, что оригинал с фото на двадцать лет не сходится, — опять прокомментировал мамулю Славик.

— Убери этого придурочного от телефона. Короче, жених целоваться полез, а тут заходит твоя невеста. И понеслось. Она давай орать, потом к своим девицам, бунт подняла. Те за мной — пришлось бежать. Как будто я знала, что это жених? Я думала, так, максимум свидетель. Я всякое повидала: пила коньяк из очешника, фарцевала колготками, даже ИЗО в школе преподавала. Но с чужими мужьями, тут уж извольте, не встречалась! У меня принципы.

— Какой кошмар! Там, похоже, драка, — прошептала я Славику. И набрала папу № 3.

Ответив на звонок, тот умирающим голосом выдал пророчество:

— Человек человеку волк.

— Папа! Папа, ты цел?

Трубку снова выхватил второй отец:

— Философ в нокауте. Говорит, ему невеста матерными словами карму пробила. Тащу его в безопасное место. Пусть в зале для йоги полежит. Сейчас про дзен точно никто не вспомнит. А-а-а, помогите, бабы зрения лишают! Дарина, срочно звони подполковнику, пусть приедет. Вот ты барбос, Философ! Ну, чего повис как неживой?

Мне ничего не оставалось, как трясущимися руками набрать первого отца. Я быстро объяснила, что в благородном семействе ЧП.

Папе не надо было объяснять дважды, он слишком хорошо знал родню.

— Высылаю группу захвата, — коротко отрапортовал он и на всякий случай спросил мои координаты.

— Славик, нам тоже надо ехать! — воскликнула я, пряча телефон в карман. — Как-то разрулить этот скандал. Представляю, что там сейчас творится… Едем в деревню за вещами — и в путь!

Прощались мы трогательно, словно прожили в Коровино минимум месяц.

— Как ты тут теперь, не боишься? — спросила я у Ниночки, укладывая сумки на заднее сиденье.

— Со мной обещал побыть Никита, пока у него отпуск. Он же из города сразу поехал за вещами. Сегодня к ужину будет. Пока осмотрюсь, а там решу, что делать. Теперь у меня есть охранница. Я назову ее Иля, — Нина потрепала по загривку счастливую даже на вид собаку, которую решила оставить себе. С этой целью Никита даже обещал смастерить Иле будку.

— Храни тебя бог и собака Илей, дитя мое, — перекрестил Ниночку Славик, утирая несуществующую слезу.

Я долго смотрела в зеркало заднего вида, пока фигурка Нины и лохматой собаки не стали крошечными. А потом и вовсе исчезли за поворотом. Я же все думала, какая она огромная — благодарность обогретой теплом собаки. И достойны ли мы, люди, такой преданности? Достойны ли мы гордого звания Человек?

— Конфетку будешь? — спросила я у Славика, чтобы не молчать.

— Будь я собакой, сейчас бы ты услышала от меня «гав-ням». А так отвечу просто и коротко: «Гав!»

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.