Песок.
Капитан Леонидов нервно крутил самокрутку в пальцах и посматривал на часы. Группа Федотова опаздывала уже на два с половиной часа. Это могло означать, что ее захватили немцы или полицаи, а могло и ничего не означать. Старший группы, сержант Федотов, был опытным бойцом и Леонидов не верил, что с ними случилось что-то плохое. Не хотел верить.
В землянке было сыро. Середина марта, снег в лесу еще даже не начинал таять, но с земляных стен сочилась вода. Маленькая печь отчаянно дымила, но тепла давала мало. И все же это было хоть какое-то тепло.
Леонидову хотелось курить, но махорки было мало. Он поплотнее закутался в шинель и все-таки зажег самокрутку от керосиновой лампы. Вот уже полтора года он в этих лесах командует небольшим партизанским отрядом. За это время отряд превратился в хорошо слаженный механизм, обзавелся кое-каким скарбом и худо-бедно воевал с немцами. В октябре прошлого года с ними связалось командование с Большой Земли, у них появился радиопередатчик, а линия фронта подходила все ближе. Удалось наладить снабжение и связь с «большой землей».
Немцы, отчетливо понимая, что надолго здесь не задержатся, предпринимали последние попытки выкачать из окрестных деревень максимум продовольствия. Почти всю молодежь угнали в Германию на работы, а оставшиеся старики, женщины и дети еле-еле сводили концы с концами, добывая себе нечеловеческим трудом на пропитание. И даже эти крохи оккупанты умудрялись реквизировать.
С питанием в отряде становилось все хуже и хуже, поэтому Леонидов все чаще отправлял маленькие группы на задания по поиску провианта. По наводке сочувствующих граждан грабили дома полицаев и небольшие немецкие заставы, кое-что передавали и местные, отрывая от себя последнее. Вначале были попытки мародерства, но Леонидов их пресек очень жестко - расстрел. Желающих поживиться чужим добром больше не нашлось.
С Большой Земли два раза сбрасывали грузы с боеприпасами и медикаментами, а по рации передали распоряжение, пока в активные боевые действия с врагом не вступать, ожидать приказа.
Леонидов, как кадровый офицер, понимал, что вот-вот должно начаться наступление, и тогда им будет поставлена задача. Но люди от безделья в лесу зверели, дисциплину приходилось наводить и жесткими методами. Сразу после Нового Года он лично расстрелял своего же бойца. Никаноров его фамилия была, Петр. Двадцать лет, веселый балагур, душа компании.
Напился и изнасиловал девчонку тринадцати лет. У Леонидова тоже была дочь, и ей тоже было тринадцать. И все равно он долго колебался. Но за Никанорова не вступился никто из отряда. Люди понимали.
Петька не сопротивлялся. Только плакал и просил прощения. Что-то лепетал про «бес попутал» и самогон. Леонидов расстрелял его на рассвете. Вывел на полянку за лагерем, ткнул пистолет в затылок, нажал на спусковой крючок.
У входа к землянке послышался хруст, и капитан положил руку на автомат. Но это был часовой Петров:
- Товарищ командир, группа вернулась.
Леонидов вылез наверх. Когда уходили бойцы их было четверо, вернулось пять человек. Федотов подошел к нему и доложил:
- Задание выполнили, товарищ капитан.
- Почему так долго?
- Ща доложу подробно.
Они спустились вниз. Оставшись наедине, Федотов расслабился и уже обратился по-свойски.
- Ну, тут такое дело, Серега. Я с собой жиденка приволок. Яшка Наймарк. Семнадцать ему.
- Зачем он нам, Вань? У нас и так жрать не богато, лишний рот.
- А че делать-то оставалось. Мы ж на Никифоровскую заимку сунулись, там вдова лесника живет…Жила… Подходим, а дом сожженный. А прямо перед ним шесть трупов.
- Так у вдовы же только двое ребятишек было?
- Ты дослушай, а? Ну, понятно, что полицаи были. А трое остальных-то жидята. Баба и двое мальчишек. Вдова их прятала. А полицаи нашли, ну и в действие привели. Правила-то знают.
- А этого где нашли?
- да там же. Он в колодце прятался. Его Муса вытащил. Он нам все и рассказал. Полицаи наши и восемь эсэсовцев под вечер прикатили. Кто-то стукнул, что вдова нам помогает. Вот они с обыском и приперлись. А малец жидовский один кашлял, они в подполе сидели, вот он их и выдал. Кашлем. Ну, потом, понятно все. А Яшке повезло, он в отхожем был и вовремя смекнул в колодце сныкаться.
- Ладно, хрен с ним с Яшкой твоим, еды достали?
- Достали. Неделю еще продержимся.
- И то хорошо.
- Че, ниче с Материка не передавали?
- Не. Молчок.
- А я тут газетенку немецкую надыбал, вроде свежая. Утром Генке отдам, он переведет.
- Как там, обстановка-то?
- Че-то скоро изменится. Фрицы из деревень, что поменьше, начали комендатуры снимать, все полицаям передают. Суки, чуют, что им под хвост скоро насыплют.
- В городе как дела?
- Ну, приказ новый вышел, теперь и пятнадцатилеток в Германию погонят. Раненых много стало прибывать. Еще одну школу под госпиталь заняли. И среди местных медсестер ищут.
- Это хорошо, значит, дают им наши прикурить.
- Серега, а мы долго еще херней страдать будем? Вот уже скоро полгода, как ни хера не делаем.
- Ты же знаешь приказ.
- ну, приказ, че. Кто ж его проверит. Может пошумим немного. Харитониха вон сказывает, что составы один за другим идут, дорогу стали проверять не так тщательно. Людей у них не хватает. А у нас ведь взрывчатки ой сколько.
- Ты, Иван, мне это брось. Будет приказ, выдвинемся. Вот что с твоим еврейчиком делать-то?
- А че? Я его стрелять научу, он на фрицев дюже лютый теперь.
- Ну, это понятно, всю семью положили. Только ты ведь знаешь, что времени на него затратить придется вагон.
- А у нас его столько и есть.
Капитан хмыкнул, отметив, что Федотов прав. Вот и будет бойцам развлечение – еврейчика учить. А то, что сержант, не оставил его там, так что поделаешь. Нельзя еврею попадаться гансам. Нельзя.
Сам Леонидов к евреям относился как к обычным людям, мог, конечно, пошутить про жидовские морды, но никакой ненависти к ним не испытывал. Да и учился он в школе с Семеном Перельманом, хороший был мальчишка. И совсем не жадный.
Федотов ушел. А капитан, выкурив еще одну самокрутку и отругав себя за расточительность, отправился проверять посты. Потом лег спать.
…
Яшка быстро стал любимцем отряда. Измученные бездельем бойцы учили его премудростям военного дела и откровенно потешались над внуком раввина. О своем деде Яшка мог рассказывать часами. Еще парень иногда начинал цитировать какую-то свою еврейскую Библию, но Леонидов поговорил с ним строго:
- Ты, малой, брось мне это дело. Бога нет. Лучше вон, Ленина, почитай.
Была в отряде книга Ильича, и даже не одна. Пустить ее на самокрутки смелости не хватило даже у отчаянного Федотова, немецкие газеты для это подходили гораздо лучше. Так прошла половина марта, потом минул апрель, а в первых числах мая ожила рация, по которой передали приказ. Захватить «языка», офицера званием не менее майора, желательно с документами, допросить с пристрастием. Список вопросов прилагался.
Это могло означать только одно – скоро в этом направлении последует удар Красной Армии. Леонидов вызвал командиров групп: Федотова, Архангельского и Казбекова. Военный совет они устроили на поляне перед землянками.
- Итак, товарищи, наше время пришло. С материка получено задание. Нужно захватить немецкого офицера и допросить его, данные отправить шифрограммой. На выполнение у нас есть четыре дня. Толмач у нас имеется, так что с допросом проблем не будет.
- Вот и славно, товарищ капитан. А то мы уж думали, что так и отсидимся здесь до конца войны.
- Отставить разговорчики. Приказ есть приказ. Мы на войне, а не кружке самодеятельности. Согласно оперативной обстановке, имеем два крупных села, в которых находятся немцы, из остальных деревушек они ушли. Это Храмовичи и Брянцево. Только там могут находиться офицеры требуемого ранга. Начнем с Храмовичей. Они дальше от нас. В случае неудачи попробуем в Брянцево. В Храмовичи пойдет группа Федотова, в Брянцево группа Казбекова, группа Архангельского останется в лагере со мной. На Храмовичи выступаем сегодня вечером. Еще раз повторяю: цель – захват «языка», а не уничтожение противника. Доведите приказ до бойцов, чтобы не было лишней стрельбы. Взяли «языка» и исчезли. Это более важно, чем даже десяток мертвых фрицев. Вопросы есть?
Вопросов не оказалось. Командиры разошлись по своим землянкам и начали готовить людей к заданию.
В обед Федотов обратился к капитану:
- Я Яшку с собой возьму. Извелся тут парень.
- Не слишком ли велик риск? Он же совсем зеленый.
- Да не, ребята за ним присмотрят. Да и натаскали его неплохо.
- Как знаешь. Но я бы не стал рисковать.
- Под мою ответственность.
- Ладно, бери.
К вечеру группа ушла. Группа Казбекова должна была идти через день, если у Федотова не получится. Но у сержанта получилось.
…
Они вернулись на рассвете. Все до одного, без потерь и ранений, но с ценным грузом. Майор вермахта, здоровый полный мужик с не менее большим фингалом под глазом.
Переводчик Гриша сразу принялся за дело. Леонидов зачитывал вопрос, Гриша переводил и записывал ответ. Чтобы разговорить майора капитану пришлось пару раз сунуть тому в рожу пистолет. После этого разговор пошел веселее.
«Язык» оказался очень ценным. Он выдал все, что запрашивал материк и даже больше. На Большую Землю ушла шифровка. Только после этого Леонидов пошел разговаривать с Федотовым.
Сержант поведал, что майора взяли в нужнике, дождались, пока он доделает дело, и повязали. Немцы были расслаблены отсутствием активности партизан, и посты охранялись чисто символически. К тому же в деревне дислоцировалось почти двести человек эсэсовцев и триста солдат, две трети которых были из военных госпиталей и поправляли здоровье на деревенских хлебах.
Капитан понимал, что пропажу майора уже обнаружили и вскоре последует карательная операция, но сниматься с лагеря решил только завтра утром.
Майора оставили под охраной. Леонидову закралась подлая мысль пристрелить его, но он ее отогнал. Но не только капитана посещали подобные мысли.
Ближе к вечеру он услышал крики и ругань в землянке, где находился майор, схватил автомат и бросился туда. Часовой Наличников отчаянно материл еврейского мальчишку:
- Ты чего удумал! Вот гад!
Яков стоял в стороне, опустив взгляд в землю. Руки у него дрожали, а перед спуском в землянку блестел лезвием нож. Леонидов спросил, что случилось, хотя уже все понял и без вопроса.
- да, жиденок этот, напросился на фрица поглазеть. Ну, я его пропустил, а потом, думаю, дай руки у печки погрею. А он его уже резать начал.
- Это правда, Яков? – строго спросил капитан.
- Да, - чуть слышно ответил парень.
- Громче говори. Отвечай на мои вопросы четко.
- Да, товарищ капитан.
- Зачем ты хотел убить его?
- Вы еще спрашиваете? – изумился парень. – Гриша, переводчик, сказал, что его солдаты были на заимке, где маму убили.
- Яков, ты совершил преступление. Нельзя убивать пленного без приказа. Он хоть и фашистская сволочь, но он пленный. А солдаты Красной Армии с безоружными не воюют.
- Им можно женщин и детей убивать, а нам их нет, если они лапки кверху?
- Именно так. Нельзя уподобляться зверям. Я понимаю, как сильно ты их ненавидишь, но я требую, чтобы мои приказы выполнялись. То, что ты совершил, заслуживает расстрела. Но я не стану этого делать, так как ты еще совсем молод. Но помни, что сейчас твоя жизнь висела на волоске.
- А-а, да стреляйте, товарищ капитан, стреляйте, - Яшка начал всхлипывать, но это были слезы обиды, а не страха. Леонидов отлично научился ориентироваться в человеческих эмоциях.
- Отправляйся ужинать, а потом спать. А к утру я придумаю для тебя наказание.
Яшка побрел от землянки словно побитый щенок. Леонидов был зол. Зол на себя, зол на этого еврея, зол на фашистов, которые зверствовали сами и превращали других людей в зверей. Он разыскал Федотова и рассказал ему о случившемся. Сержант ухмыльнулся:
- ну, обошлось же.
И тут капитан взорвался:
- Я ни хера не вижу ничего смешного, сержант. Ты сменишь часового и будешь сам охранять майора. Привел и Яшку и немца ты, вот и решай вопрос.
Улыбка сползла с лица Федотова.
- Слушаюсь, товарищ капитан.
Леонидов развернулся и отправился спать.
…
Утром его разбудил Федотов:
- Товарищ капитан…
- Ты почему, мать твою, не на посту.
- У нас тут, такое дело, в общем Яшка пропал.
- Как пропал?
- А вот так. Утром Муса проснулся, а его в землянке нет. Весь лагерь обыскали – нет жиденка.
- А часовые на внешнем периметре.
- Никто ничего не видел.
- Херово. Воины. А ты куда смотрел? А, да, ты же майора караулил… Оружие ни у кого не пропало?
- Нет, все на месте.
- И что ты думаешь по этому поводу?
- Ну…
- баранки гну. Он в Храмовичи деру дал. Немцев убивать.
- Скорее всего. Муса говорит, что он весь вечер что-то писал и на непонятном языке бормотал.
Леонидов подумал о том, что сделают с евреем фашисты, особенно после исчезновения майора, и у него участился пульс. Кроме этого Яшка вызывал у него острое желание защищать и опекать.
- нельзя ему туда. Ох нельзя.
- Ладно, Федотов, не скули, и без тебя знаю. Зови Архангельского.
Командиру второй группы капитан приказал быстро сворачивать лагерь и передислоцироваться на уже присмотренное место для нового лагеря. А сам сказал Федотову:
- ну а мы с тобой тоже до Храмовичей прогуляемся. Может успеем поймать его.
- Людей сколько брать?
- Нисколько. Вдвоем пойдем. Да и я разомнусь, а то тут совсем закис.
- Есть, товарищ капитан.
Они собрались за полчаса. Леонидов рассовал по карманам гранаты и магазины для автомата, сунул в кобуру пистолет, бросил в сумку две банки с тушенкой и трофейный термос с чаем.
После этого отдал еще несколько распоряжений, и они вместе с Федотовым отправились в погоню.
…
То, что они увидели на месте Храмовичей, поставило их в ступор. Посреди начинавшего зеленеть леса образовалась пустыня. Несколько песчаных барханов желетели на ослепительно-зеленом фоне. И была тишина.
Такого никогда не бывало. Даже в самые безветренные дни, что-то нарушало мертвецкую тишину, но не сегодня. Сегодня здесь воцарилась тишина. Могильная.
Леонидов посмотрел на Федотова:
- Что скажешь?
- Я хер его знаю, командир. Что-то тут нечисто. Где фрицы? Их здесь было около двух сотен.
- Вопрос. Куда они подевались?
- И куда делись все остальные? И откуда здесь песок?
- херь какая-то.
- Пошли?
- Пошли.
Они двинулись к засыпанной песком деревне. Оружие наготове. Под сапогами хрустел песок. Этот звук резал слух. Только хруст песка в полнейшей тишине, больше никаких иных звуков.
- У меня такое впечатление, что я иду по стеклу.
- Очень похоже, командир.
- Что же здесь произошло?
- Сейчас увидим.
И они увидели.
Песок был во многих местах окроплен кровью. Из него торчали руки, ноги и головы мертвых фрицев.
Некоторые тела были распростерты на стенах домов.
Леонидов передернул затвор, когда показался бронетранспортер, засыпанный почти полностью. Ствол пулемета было задран в небо. Пулеметчик, вернее, его половина повисла на броне.
Под этой половиной на песке образовалась куча мокроты – кровь стекала туда обильно.
- Это какая-то херня.
- Что, командир?
- Я говорю: говно какое-то, непонятное. Что здесь произошло?
- Ну, гансы подохли – и то хорошо.
- Хорошо-то, хорошо, но как?
- Да похер. Лишь бы они все подохли.
- Где же наш Яшка?
- Чует мое сердце, что живым мы его не найдем.
Федотов не ошибся.Яшку они нашли в немецком штабе. Мальчишка сидел за столом, залитом кровью. Перед ним лежала открытая книга, на непонятном языке.
Перед входом в штаб они нашли четыре трупа эсэсовцев, вернее их остатки.
Леонидова тянуло проблеваться: он неоднократно видел смерть, но с подобным столкнулся впервые.
- Командир, я кое-кого нашел.
- Да?
Федоров ткнул дулом трофейного автомата одно из тел: тот вяло зашевелился. Хотя шевелиться с оторванной ногой было проблематично.
- Чудище, - прошептал остаток человека. Прошептал по-русски. Леонидов присмотрелся – на раненом была форма полицая.
- Живой, сука, - прошипел Федоров. –Добить?
- Не, не надо. Пусть расскажет, что тут произошло. Может, оставим его в живых.
Леонидов перетянул обрубок ноги потуже – полицай успел обмотать ее ремнем, чтобы не истечь кровью. Он заметил что это был совсем молодой парень, только совершенно седой. Не с проседью, а совершенно седой. Леонидов многое повидал за свои годы и тоже обзавелся сединой на висках, но этот был абсолютно седой.
- Говори.
И полицай заговорил.
- Этот жиденок пришел в комендатуру. Я в это время чистил сапоги коменданту. Господа немцы ужасно развеселились, когда жиденок заговорил. Они по-немецки говорили. И жиденок по ихнему толмачил. Я ничего не понял. Но судя по всему жиденок их оскорбил. Это их развеселило. Они усадили его за стол. А он достал книгу и начал читать вслух.
Немцы смеялись, глядя на него. А он все читал. Потом послышалась стрельба. И грохот, но не взрывы. Взрывы были позже. Еще чуть позже стали доноситься крики. Вопили в основном немцы. Тряслась земля. Немцы схватили оружие и выскочили на улицу, позабыв про жиденка.
А тот все читал. И грохот становился все громче. Стрельба становилась все слабее. Я посмотрел наружу. Немцы стреляли. Комендант крикнул мне, чтобы я вынес патроны. Я схватил подсумок и выбежал из дома.
По улице струился песок. А из него вырастало оно, чудище, тоже все из песка. Немцы стреляли по нему, но пули не могли причинить ему вреда. Кто-то бросил гранату, кто-то еще. Но оно поглотило их, просто поглотило. Я знаю, как взрываются гранаты, но тут был только хлопок. Чудище отрастило лапы и этими лапами раскидывало немцев, хватало их и рвало на куски. А все это засыпало песком. Немцы попытались забаррикадироваться. Кто-то догадался выстрелить в жиденка, но пули уходили мимо. Я попытался его ударить, но какая-то невидимая сила оттолкнула мою руку.
А потом дверь сломалась под напором песка. Лапа чудища схватила меня, и больше я ничего не помню.
Полицай замолчал, а потом расплакался, по-детски, искренне. Леонидов посмотрел на Федорова, который повел дулом автомата, спрашивая – пришить предателя или нет. Леонидов отрицательно мотнул головой – он и так не жилец.
- Немцы кричали еще одно – Gholem.
Но Леонидов его уже не слушал, он смотрел на обескровленное тело Яшки и думал, что иногда ненависть может приобретать крайне неприятные формы выражения. В чертовщину и Бога он, конечно же, не верил, но и разумного объяснения этому случаю он не находил.
- А знаешь, командир, что я подумал, - прервал его мысли Федоров.
- Ну.
- Да и хер с ним. Дело сделано. Нам надо возвращаться. Жратвы мы в этом песчанике вряд ли найдем. Немцы подохли, Яшка, правда, тоже. Но нам надо возвращаться. Скоро фронт будет здесь, и нам надо продолжать воевать.
-Ты прав, - ответил капитан. – Пойдем. Нам воевать дальше еще.