Александр Бушков Пиранья. Черное солнце

Гонит царь нас на войну, на чужую сторону, и крови – море…

В. Асмолов

В желтой жаркой Африке не видать идиллии…

В. Высоцкий

Глава первая Авантюристы

Гостиницу построили в конце прошлого столетия, причем уже тогда она предназначалась для обладателей не особенно толстых кошельков. Годы независимости от проклятых колонизаторов ей не прибавили ни комфорта, ни красоты, очень даже наоборот: стены облуплены так, что кое-где проглядывает голый кирпич и черная электропроводка годов примерно двадцатых, эмаль в ванне облупилась, так что приходится прилагать чудеса акробатики, чтобы не оцарапать задницу, иные выключатели в таком состоянии, что их приходится нажимать деревянной палочкой, чтобы не долбануло током. На фасаде до черта выщерблин от пулеметных очередей и осколков – во времена неразберихи здесь кто только и с кем ни воевал, здание из добротного старого кирпича любой мало-мальски толковый командир моментально приспособит под укрепленный пункт.

Хорошо еще, под потолком небольшой запустелой комнатки, игравшей роль гостиной, крутились два здоровенных четырехлопастных вентилятора – натужно крутились, с хрустом и побрякиванием, но не останавливались, и это малость прибавляло прохлады.

А собственно, чего другого могла ожидать троица бродячих искателей удачи, стесненных в средствах? Именно такого вот пристанища…

Что будет делать классический, типичный, стандартный американец, пустившийся в Африку в зыбкой надежде уцапать за хвост Фортуну? Если ему совершенно нечего делать? Правильно, он, закинувши ноги на стол, будет сосать виски с паршивой местной содовой. Льда, конечно ж, не имелось – здешний холодильник давно испустил дух. А впрочем, искатели удачи и не эстетствуют особенно, они и содовую-то плещут чисто символически, только чтобы напомнить себе: они как-никак белые сагибы.

В общем, американ по имени Билли и американ по имени Зейн традиций далекой родины не рушили: сидели, задрав ноги на тяжеленный неподъемный столик, обосновавшийся тут явно еще до Первой мировой, посасывали виски с малой толикой содовой и за неимением других развлечений лениво прислушивались к долетавшим из соседней комнатушки, служившей спальней, недвусмысленным звукам.

Оттуда раздавались громкие и сладострастные женские стоны, аханья и оханья. Происходи все это в других условиях, можно поклясться, что женщина на седьмом небе от счастья – но условия-то как раз не те…

– Притворяется, стервочка, – с гнусавым техасским акцентом протянул американ по имени Зейн.

– Зато профессионально, – сказал американ по имени Билли. – А профессионализм в любом деле – великая вещь…

– Что там, на улице?

Американ по имени Билли допил виски, подошел к высокому окну и без всякого интереса принялся разглядывать широкую немощеную улицу.

– Да как всегда, – сказал он, не оборачиваясь.

Все то же ленивое коловращение жизни с преобладанием белых физиономий – согласно специфике городка. Совсем неподалеку от гостиницы опять-таки лениво струила воды неширокая, буро-зеленоватая река, неширокий мост на кирпичных опорах, построенный в давние времена, как всегда в эту пору выглядел гораздо оживленнее улицы: по нему то и дело проезжали машины, в массе своей преклонного возраста, проходили люди, чаще всего группами. Причем подавляющее большинство пеших и моторизованных странников двигались на ту сторону – а вот в обратном направлении, на этот берег, мало кто шел или ехал. Босой полицейский в линялом хаки и грязном синем берете, прислонив винтовку к перилам, ни малейшей бдительности не демонстрировал, разве что порой приглядывался к тем, что шли оттуда, из-за границы.

Река похабного цвета как раз и была границей. Неофициальной, конечно: официальная граница суверенной державы, где они сейчас пребывали, лежала километрах в трехстах к югу. А речка была просто-напросто границей меж двумя мирами.

На этой стороне, на левом берегу, еще имелись кое-какие органы государственной власти, полиция, рота правительственных войск и неизбежная местная охранка. За рекой, на правом берегу, этих признаков цивилизации не было и в помине. Вплоть до официальной государственной границы тянулись земли, управлявшиеся по своим законам. Там правили железной рукой племенные вожди, иные с королевскими титулами, там бродили всевозможные вооруженные отряды и отрядики – разномастные партизаны, постаревшие, немногочисленные, но крайне упертые сепаратисты, охотничьи экспедиции богатых любителей экзотики, контрабандисты и просто банды, не заморачивавшиеся и подобием идеологии. И, кроме того, в изрядном количестве болтались ловцы удачи наподобие Билли с Зейном и пребывавшего сейчас в спальне Гэса – искатели золота и алмазов, обладатели «совершенно точных» карт с обозначением мест, где, по уверениям торговцев картами, в неприкосновенности дожидались везунчиков разнообразные клады – зарытые то былыми африканскими королями, то колониальными чиновниками, то обессилевшими старателями. Рассказы о тех, кому повезло, напоминали скорее легенды, сочиненные для бодрости белыми бродягами и черными жуликами – а вот превеликое множество старателей так никогда и не возвращалось из тех беззаконных мест, где поймать пулю было даже проще, чем подцепить какую-нибудь из многочисленных сугубо местных хворей. Богатых господ столичные чиновники, по крайней мере, честно предупреждали, что голову им в тех местах могут открутить в два счета, а их длинноногие крашеные спутницы запросто в случае чего пополнят гаремы местных вождей – но, разумеется, на мелкоту никто не тратил времени и красноречия. Правда, к возвращавшимся охранка приглядывалась зорко: во-первых, этим маршрутом проходило немало шпионов и партизанских агентов, а во-вторых, иного вернувшегося с добычей и не имевшего покровителей бродягу можно было и потрясти. (К чести здешней полиции следует уточнить, что она никогда не отнимала все, кое-что оставляла – прекрасно понимая, что грабить начисто означает резко сократить поток клиентов…)

Хлопнула дверь, в гостиной показался Гэс, неторопливо поддергивавший шорты. Ухмыляясь, возвестил:

– Давай Билли, один ты у нас остался… Часы не снимай – спереть попытается, стервочка…

Американ по имени Билли неторопливо направился в крохотную спальню, где кое-как уместились четыре кровати. Три были застелены, а на четвертой в самой что ни на есть вольной позе, возлежала обнаженная негритянка – хорошо еще, молодая, стройненькая и довольно симпатичная. Лениво пожевывая резинку, она осведомилась:

– Ну, парень, чего хочешь?

– Как все, – сказал Билли. – Большой и чистой любви.

Голенькая прелестница фыркнула:

– Ну тогда снимай штаны и иди сюда, это ты удачно зашел…

Он так и поступил, взгромоздившись на скрипучую кровать. Совершая нехитрые действия под аккомпанемент мнимо искренних сладострастных оханий, техасский американ Билли, он же старший лейтенант доблестного советского военно-морского флота Кирилл Мазур, подумал с некоторой игривостью: «Окажись тут какой замполит, беднягу кондрашка хватила бы. Точно, рухнул бы в обморок, увидев, как разлагаются морально советские офицеры: виски, проститутки, кабацкие драки…»

Вот только, к его счастью, ближайший замполит обретался километрах в пятистах отсюда, по ту сторону границы. А главное, они именно так и должны были себя вести согласно принятой роли: перед тем, как отправиться на ту сторону, разноплеменные авантюристы оттягивались вовсю. Вот троица американов, которые не шляются по кабакам, пьют только кока-колу и обходят проституток десятой дорогой, как раз и привлекла бы моментально самое пристальное внимание шпиков – поскольку зрелище для этих мест небывалое… Поэтому за три дня они обошли кучу кабаков, нигде мимо рта не пронося, а в одном устроили качественную драку, победив компанию из двух шведов, неизбежного под любыми широтами поляка и парочки типов неизвестной национальной принадлежности. Ну а одна шлюха на троих – от честной бедности… Чем опять-таки никого здесь не удивишь.

Совершеннейшей неправдой было бы утверждать, что во время предосудительных забав душа советского офицера протестовала в голос, оттого что приходится совершать действия, решительно противоречащие моральному облику строителя коммунизма. И не протестовала она вовсе, честно говоря – он впервые оказался в постели с натуральной африканской негритянкой, да вдобавок симпатичной и незатасканной. Конечно, частичкой сознания он бдительно прислушивался к окружающему – и отчетливо слышал, как распахнулась входная дверь, кто-то вошел, послышался третий, насквозь знакомый голос. Ага, похоже, конец пришел разгульным бродяжьим развлечениям, труба зовет…

Закончив морально разлагаться, он вышел в гостиную – там, кроме Коли Триколенко по кличке Морской Змей и Викинга сидел за столом его благородие капитан-лейтенант Самарин, поджидая близких знакомых, – Лаврик, и все трое, сдвинув головы, старательно разглядывали разложенную на столе карту – большую, потрепанную, выглядевшую так, словно ее сто раз складывали-разворачивали, с разлохмаченными краями, жирными пятнами и обгорелым уголком.

Кивнув Лаврику, Мазур, не теряя времени, подсел к столу и с выражением живейшего интереса на лице, прямо-таки нешуточной алчности, стал изучать карту. Горы, леса, реки, пунктирные линии, там и сям обозначенные координаты, жирный крестик, изображенный выцветшими красными чернилами. Убедительная была карта, ничего не скажешь.

Девица, уже в коротеньком цветастом платье, объявилась в дверях спальни. Узрев Лаврика, воскликнула без всякого удивления:

– О-йе, еще один! Мне опять ложиться? Тогда еще пара розовых.

– Да нет, – сказал Морской Змей. – У нас тут дела…

– Ну, тогда… – она непринужденно протянула руку.

Морской Змей подал ей оговоренное число «розовых» – большущих местных дензнаков с экзотическими птицами по углам и портретом господина президента в овале, занимавшим едва ли не половину кредитки. Президент – благообразный, с красивыми сединами, при очках в тонкой изящной оправе – как две капли воды походил тут на профессора философии, вообще мирного интеллигента. На самом деле это и был тот сволочной полковник, который много лет назад устроил переворот, сверг Патриса Лумумбу, после чего ухитрился разделаться с сепаратистами на юге и на севере и просидеть в своем кресле чуть ли не пятнадцать лет, что было нехилым рекордом…

– Ты мне раскидай одну на полусотенные, – деловито сказала жрица платной любви. – Портье, бабуин трипперный, обязательно потребует процент, а полсотни ему выше крыши… Ага, спасибо, – она непринужденно заглянула через плечо Мазура. – Так-так-так… И у вас, стало быть, верная карта… Горы Мусамбеди, а река определенно Кумбене… – она расхохоталась. – Да вы, парни, никак топаете искать алмазный клад короля Магомбы?

– Ну, не совсем… – осторожно сказал Морской Змей.

– Ври больше, – фыркнула девица. – Горы Мусамбеди, Кумбене, леса по ту сторону Иронго… В тех местах всегда ищут клад Магомбы. Неизвестно с каких времен, да что-то не нашли… Слушайте, ребята, вы вроде парни ничего. Бросьте это дело, а? Не мог Магомба закопать никакого клада, потому что племянники его зарезали совершенно неожиданно для всех, в том числе и для него самого. И все алмазы они захапали. А таких карт один мой дедушка нарисовал охапку…

– Ты откуда такая умная? – мрачно спросил Мазур.

– А я в школе училась, – гордо объявила она. – И помню про Магомбу. Ничего там нету, а вам наверняка головы поотрывают. Потратьте лучше денежки, что остались, на меня, и езжайте домой.

– Да нет, – серьезно сказал Морской Змей.

– Ну, как знаете, я предупредила… Пока, мальчики! Если что, я всегда там же…

Она хмыкнула, еще раз презрительно покосилась на карту и вышла, постукивая каблучками, колыша бедрами. «Это нормально, – подумал Мазур. – Портье и шлюхи в таких вот местах всегда подрабатывают на полицию и охранку. Еще одна компания, собравшаяся искать алмазный клад незадачливого короля Магомбы… Нормально замотивировано».

Лаврик тем временем прохаживался вдоль стен, держа перед собой обеими руками небольшой японский транзистор. Скрылся в спальне, через пару минут вышел оттуда, кивнул:

– Все в порядке, – сказал он на том же техасском английском. – Никто вас не слушает, и микрофончика эта фея не подсунула.

– Откуда у них тут микрофончики… – проворчал Морской Змей. – Считай, каменный век…

– Я не местных опасаюсь, – серьезно сказал Лаврик. – Могут быть и другие, как раз с микрофончиками. Шпионов здесь, чтоб вы знали, как собак нерезаных. Такое уж местечко… Ну что, развлеклись по полной? Между прочим, а чего это вы поторопились девочку выставить, может, тоже хотел окунуться в бездну порока…

– Делов-то. Мигом вернем.

– Нет, я шучу, – так же серьезно продолжал Лаврик. – Не пойдет. Не по причине моих высоких моральных устоев, а оттого что пора делом заниматься, – он небрежно свернул «верную карту» в трубочку и швырнул ее на продавленный диван в угол. – Всем внимание, ушки на макушке…

Он вытащил из своей легкой брезентовой сумки несколько сложенных вчетверо листов бумаги, выглядевших новехонькими. Тщательно развернул один, разгладил ладонью. Троица сдвинула головы. Это тоже оказалась карта но, во-первых, выполненная типографским способом, а во вторых – контурная: ни единого названия, ни единой точки, обозначавшей бы населенный пункт, ни единого условного значка.

Вооружившись остро заточенным карандашом, Лаврик поставил жирную точку возле извилистой линии, обозначавшей, несомненно, реку:

– Если вы еще не догадались, это та самая дыра, где мы сейчас обретаемся. На тот берег мы не пойдем – в самом деле, дрянные места, а главное, нам там делать совершенно нечего… А двинем мы вот сюда, – он поставил еще одну точку. – Я тут купил лендровер, развалина жуткая, но километров тридцать уж всяко протянет, а нам больше и не надо… Сейчас вы расплатитесь за номер, и мы всей компанией покатим к точке рандеву, – он соединил обе точки тонкой линией. – Места малонаселенные, хороших дорог нет, но бездорожье вполне проходимое. Порой с того берега в те края забредают всякие… элементы, но не часто, да и средство убеждения у меня в машине заховано. Короче, мы прибываем в точку рандеву. Там нас… ну да, я с вами, как же вас одних оставить, еще обидит кто… там нас будет ждать человек с грузовичком. Привезет акваланги, оружие и пару приборчиков.

– Точно, привезет? – без выражения осведомился Морской Змей.

– Это Мануэль, – кратко сообщил Лаврик.

– А… Ну тогда, конечно, привезет…

– Мы экипируемся по полной – к тому времени, если все пройдет гладко, будет уже темно – ныряем в реку и идиллически плывем, как Ихтиандры, – он развернул второй лист, в отличие от первого как раз испещренный цифрами и значками. – Лоция реки, внимательно ознакомитесь. Глубина, как видите, метров пятнадцать, что нам только на руку. Предстоит проплыть километров пять с какими-то копейками. Для таких орлов, как мы – ничего особенно сложного. Весь путь, требуют начальники, придется проделать под водой – откровенно говоря, для пущей подстраховки. Разрешается – хоть и нечасто – подплыть под зеркало, высунуть башку и осмотреться. Но это на этом вот участке. Когда пойдет последний километр, носу на поверхность не казать. Видимость, конечно, по ночному времени крайне ограниченная, ну да не привыкать… Крокодилов нет – там бегемотьи места, а бегемоты, как известно, крокодилов не любят. Бегемоты тоже, конечно, не подарок, но ночью они дрыхнут. Определенный риск присутствует, но когда он отсутствовал? Итак, последний километр крадемся вовсе уж осторожно, потому что, собственно, окажемся уже на территории объекта…

– И что за объект? – с напускным безразличием поинтересовался Морской Змей.

– Это полигон, – сказал Лаврик. – Для испытания всяких технических новинок – а потому, как легко догадаться человеку понимающему, устроили его не местные, а заправляют всем и охраняют тоже не местные. Впрочем, охрана там сплошь и рядом – понятие условное, потому что полигон занимает около десяти тысяч квадратных километров, и наглухо такое пространство ни за что не закроешь. Разумеется, есть мобильные патрули на джипах и броневиках, прикрывающие периметр, насколько возможно. Кое-где есть минные поля, кое-где – проволочные заграждения, но все это занимает очень малый процент периметра и сейчас нас вообще не должно интересовать, поскольку находится достаточно далеко от реки, по которой мы пойдем.

– А сюрпризы на реке? – спросил Морской Змей.

– Никаких, – ответил Лаврик. – Вообще-то по реке иногда курсируют катера, но редко и нерегулярно. Они там, видите ли, выстроили классическую сухопутную систему охраны. Они не первые такую ошибочку допускают. Собственно, место не благоприятствует. Как раз из-за бегемотов. Если поставить поперек реки сеть, гиппопотамчики ее очень быстро снесут к чертовой матери. У них там какие-то свои постоянные маршруты, и все такое… По той же причине минировать реку там, где она входит на территорию полигона – мартышкин труд. Бегемоты же и начнут подрываться, устраивая ложные тревоги. А перебить их всех до одного – задача нелегкая, в свое время не стали возиться, плюнули. Вообще, их ход мыслей можно понять: во-первых, охрану ставили классические сухопутчики, во-вторых, за три года существования полигона никто не пытался попасть туда по реке. Люди серьезные используют спутники и высотные самолеты-разведчики. Люди менее серьезные, такими возможностями не располагающие, внедряют агентуру… впрочем, серьезные внедряют тоже… Одним словом, как совершенно точно известно, визита с реки они там не ждут и никаких мер предосторожности против подобного не применяют… – он весело оглядел присутствующих. – А что это никто не расспрашивает насчет полигона?

Морской Змей хмыкнул:

– Тоже мне, бином Ньютона… Газеты читаем, на политинформациях бываем…

«Действительно, – подумал Мазур. – Для того чтобы догадаться, куда их несет нелегкая, не нужно проходить проверки, собирать тяжелые допуски и совать нос в жутко секретные бумаги. Достаточно почитывать газеты, те их странички, где бичуются происки империализма. Примерно десять тысяч квадратных километров… Такой полигон здесь, в Даире, один-единственный. Место, куда господин президент пустил юаровцев, и они там испытывают ракеты, которыми вознамерились вооружиться. Платят юаровцы не бумажными своими рандами, которые за пределами ЮАР не пользуются ни малейшим спросом и уважением, а золотыми – и президент, что опять-таки прекрасно известно из газет, эту благодать на всякий случай не держит дома, а складирует в Европе, в солидных банках. Естественно, военный объект таких размеров ни за что не скроешь от постороннего глаза, когда на орбите кружит уйма спутников-шпионов, а высоко за облаками летают высотные самолеты-разведчики. В газетах о нем пишут давным-давно. Интересно. Искренне хочется верить, что в их задачу не входит умыкнуть нечто габаритное: юаровцы начали вплотную заниматься ракетной техникой совсем недавно, у них просто не может оказаться интересных разработок, вызвавших бы интерес тех самых серьезных держав…»

– Ну вот, я вижу, все прекрасно понимают, о чем идет речь, – удовлетворенно сказал Лаврик. – Поскольку дружненько молчат… Пойдем дальше. На исходе последнего километра на дне будет «маячок». Я его ни с чем не спутаю, могу вас заверить. Там, где он будет, мы на берег и высадимся. Берег пологий, ни обрывов, ни крутизны, пешочком можно пройти… – он обвел всех серьезным взглядом. – Разумеется, там может оказаться засада. Никто не может гарантировать, что человечка, который должен установить маячок, не взяли и не раскололи. Если будет засада, уходим, не связываясь, – он жестко усмехнулся. – Точнее говоря, попытаемся уйти. Мы тут мальчики взрослые, знаем, сколь качественно можно поставить засаду на группу приплывших по реке аквалангистов. Ну, что делать, Родина требует… В общем, наткнувшись на засаду, будем пытаться уйти. Если все пройдет гладко и торжественной встречи нам не устроят, оставляем в подходящем месте ласты-акваланги и идем на сушу пешим порядком. Пройти нам придется километра два. Сейчас изображу…

Он развернул чистый лист и быстро, уверенно принялся чертить на нем прямоугольники и квадраты. Чем больше их появлялось, тем яснее становилось, что разбросаны они отнюдь не хаотично и больше всего напоминают план то ли города, то ли поселка. Скорее уж поселка – Мазур машинально (как и другие, видно по лицам), считал квадраты с прямоугольниками и, когда их набралось двадцать два, Лаврик отложил карандаш.

– Места пешим прогулкам благоприятствуют, – сказал Лаврик. – Равнина, редколесье, кустарник. Мы огибаем вот эту горушку и прямиком выходим к поселку. Это не главный поселок там, но именно он нас интересует. Конкретно, вот этот домик, – он ткнул карандашом. – Кстати, вот здесь, – он показал на прямоугольник, – размещена тревожная группа числом не менее двух десятков рыл. И это хорошо обученные рыла… Ограды вокруг поселка нет, мин тоже – во всяком случае, ни того, ни другого не было еще четыре дня назад. Если не считать трех домов… вот, вот и вот… все остальные – жилые. Крупных фигур там нет – третьеразрядная мелочь. Но вся штука в том, что обитатель вот этого самого домика имеет обязанность регулярно составлять некие отчеты, за которыми засиживается допоздна, в отличие от остальных обитателей поселка, которые в это время уже дрыхнут… – он усмехнулся, – если, конечно, не трахают секретарш или разных там лаборанток. Вот за этим отчетом мы и идем. Наша задача – тихонечко, как призраки, зайти в гости и взять отчет. Вполне может оказаться, что хозяин отчет уже закончил и спрятал в сейф: он там крутит роман с местной красоткой, которая частенько остается на ночь. Ну, в этом случае мы его без шума убеждаем открыть сейф.

– А если он не захочет? – спросил Морской Змей.

– Я же говорю, будем убеждать, – хмыкнул Лаврик. – Идеально будет, если красоточка окажется у него – у них, согласно кое-каким сведениям, не просто пошлый секс, а чувства. Ну, вот воспылал женатый человек солидных лет к молоденькой прелестнице… Это здорово. Это, друзья мои, уж простите старого циника, просто замечательно, поскольку открывает широкие возможности для убеждения… Я, конечно, моральный урод, да и вы тоже, наша банда способна ужаснуть романтиков, но что поделать, служба такая. Ножик у нежного горлышка юной красотки как-то подталкивает воспылавшего к сотрудничеству…

– Охрана поселка?

– Сначала – про уличное освещение. Сие представлено четырьмя уличными фонарями – тут, тут, здесь и тут… Ночная внешняя охрана состоит из трех парных патрулей с собаками. Ну, для собачек кое-что припасено… В доме у того, кто нас интересует, охранника нет – как, впрочем, и в других домах. У тревожной группы есть несколько собачек – но уже не охранных, а розыскных. Это бы ничего, «антисобакин» найдется, но главная печаль в другом, – он ткнул карандашом. – Вот здесь, в паре километров от поселка – одна из баз мобильных патрулей. Там всегда толчется не менее пары десятков коммандос и с полдюжины броневиков. Точных данных нет, но у поселка с этой базой наверняка есть какая-то экстренная связь на случай тревоги. Если поднимется переполох, и они вступят в игру, нам придется по-настоящему туговато – до реки, как уже говорилось, километра два, а на восток, где лес по-настоящему густой – вообще четыре. Ноженьки против колес в таких условиях не пляшут. И пара вертолетов типа «Ирокез» на базе имеются. А на них вполне могут оказаться приборы ночного видения или детекторы движения. Поэтому от нас требуется стать бесплотными призраками…

– И ничего отвлекающего не устроить? – спросил Морской Змей.

– Увы… – пожал плечами Лаврик. – Нет в этих местах такой возможности. Славно было бы конечно, напади аккурат в это время на базу какие-нибудь партизаны и устрой шумный живописный погромчик… Но в тех местах этого фокуса не проделаешь. Нет в нашем распоряжении этаких вот партизан. А использовать наших для отвлекающего маневра начальство запретило. Обходитесь своими силами, заявило начальство, чай, не дети малые… Да, и вот еще что. В доме у интересующего нас стервеца есть слуга-кафр – ну как же уважающему себя африканеру без слуги-кафра… Означенный слуга должен остаться целехонек, – он усмехнулся. – Ну, не совсем уж… Качественно разбить морду и связать.

«Ах, вот оно что, – подумал Мазур. – Кое-что проясняется…»

Поскольку никто не задал ни единого вопроса, все остальные определенно пришли к тем же выводам, что и он.

– Вот, собственно, и вся вводная, – сказал Лаврик прямо-таки безмятежно. – А теперь прошу задавать вопросы по конкретным деталям и разным подробностям…

Загрузка...