Писатели

2. Беллетрист.

Беллетрист был недоволен. Работа не клеилась. Поминутно приходилось делать помарки. А этого он очень не любил.

Он прочел пятую главу. Положительно ее надо было зачеркнуть всю. Придуманные разговоры, вялый диалог. А между тем, в пятой главе "он" объяснялся ей в любви и "она" его отвергла,

-- Так нельзя писать, -- сказал себе писатель, похоже, что это перевод какой-то.

Он стал вспоминать, когда последний раз объяснялся в любви? Как это было?

Он отложил перо и подпер голову кулаком. Со стороны было похоже, что он обдумывает нечто очень важное, головоломное.

Это было... ба!.. это было в прошлом году. С Марьей Семеновной. Да. Марья Семеновна. Высокая... Осенью... -- Мари, -- сказал он и взял ее за руку: -- Мари! Она повернулась к нему и... что же было дальше?

Он вспомнил, что дальше ничего не было. То есть было, и даже скверно кончилось. Но без слов. Слов при этом было очень мало произнесено. Мари -- и все тут. Ему стало досадно. Разве можно так поступать? Эти женщины решительно ничего не понимают в жизни и как они слабы. Боже мой! До чего они слабы, немощны, наивны! Позовешь их и... А этого нельзя напечатать. "Мари и"... какой же это роман? Критика скажет, что с глухонемой сошелся. Или дурой. Между тем, героиня ни в коем случае не должна быть глупа. Напротив, она во главе движения и знает языки.

-- А как было с Лелей? -- продолжал вспоминать писатель. Леля прекрасная девушка, но положительно ничего толком вспомнить нельзя. Эта напротив, говорила так, что приходилось останавливать. Да, но; в первый раз, первый? Черт возьми выходило так, как будто первого раза вовсе и не было!

-- Вот неудачный роман, -- думал писатель! У Икса превосходны все любовные сцены. А почему? Потому что жена интересная. Ему всегда везет. А критика расписывает: "Что за наблюдательность! Что за знание души!" Какая там, к черту, душа? Дайте мне такую женщину, и я не хуже сделаю. Но, если попадаются манекены или вертушки, то, разумеется, из ничего выжать нельзя. Тут Лев Толстой спасует и Достоевский руки опустит.

-- Не везет мне с женщинами, -- досадливо решил беллетрист -- Очень не везет. Потому что, будем говорить откровенно, суть не в количестве, а в качестве. А насчет качества у меня именно швах.

Писатель вдруг замолчал. Он вспомнил про Сергеевскую. Это была высокая блондинка, с молчаливыми, голубыми, глазами,

-- Да-а, -- раздумчиво протянул он; -- да это было... было...

Вышла скверная история. Неосторожная встреча. Сергеевская видела его, вместе, с другой на извозчике. Надо было сознаться; он почему-то утаил, солгал глупо, по-мальчишески, Она ушла. Конец.

Писатель вспомнил ее письма -- тогда, до того, как они сошлись, прекрасные стильные письма и длинные, главное очень длинные. Там было много материала. Обо всем, на разные темы. И для пятой главы это просто клад. Да и третью можно бы нафаршировать и пролог начинить.

Да, но Сергеевская потребовала письма обратно. Не надо было их давать, черт возьми! Не надо было -- упрекал себя беллетрист. Или по крайней мере, снять копия. Можно было заказать списать, на пишущей машине какой-нибудь бедной девушке. Вот и бедная девушка имела бы заработок. Ведь их жаль -- этих несчастных переписчиц: стучат целый день на машине и зарабатывают гроши. Да что день! Ночью сидят, если срочно. Их эксплуатируют кулаки...

-- Как же теперь быть?

Беллетрист прочел снова пятую главу. Нехорошо. Совсем нехорошо. Хуже, чем ожидалось... Нет, так работать дальше нельзя.

Эти письма были кладом, сокровищем -- и он легкомысленно выпустил их из рук. Хорошо, что Икс, не знает! Он смеялся бы над ним! И был бы прав. Был бы трижды прав.

Вспомнить эти письма не было возможности. Прошел уже год. Кроме того, вся суть была именно в стиле, в чистоте, в искренности, в правдивости. Как это подделать? Этого нельзя подделать. Беллетрист посмотрел на часы. Скоро вечер. Гм... А не помириться ли с ней? Просто взять и поехать. В сущности она славная девушка. Адрес? Можно попробовать поехать по старому адресу. Там укажут, если она выехала. Да, а как быть с m-lle Louise? Ну, ей об этом визите знать не полагается. Наконец, m-lle Louise, так странно стала вести себя за последнее время. Куда-то исчезает, дважды ее не была дома, опаздывает.

-- Поехать, что ли -- вслух сказал писатель.

Он аккуратно сложил в беспорядке разбросанные страницы, наскоро приоделся и, взглянув на часы, вышел на улицу.

Извозчик попался скверный, тащились чуть ли не шагом. Беллетрист не возражал против такой езды. Его брало раздумье. Ловко ли? Ведь год не виделись? А что, если есть другой. Неужто она ждет его все время?

У знакомого подъезда извозчик остановился. По знакомой лестнице писатель поднялся в третий этаж, позвонил и спросил о ней.

-- Здесь, -- отворила новая горничная.

Он прошел полутемный коридор, постучался и -- вот стоит перед ней.

-- Вы! Вы!.. -- говорит она, бледнея.

Она развилась, стала красивее, глаза глядят строже.

-- Я к тебе, -- говорит беллетрист и протягивает руку.

-- Милый... дорогой мой, -- произносит она и крепко жмет его руку.

На глазах ее слезы. Она тяжело и счастливо дышит.

Ему тоже хочется заплакать.

----------------------------------------------------

Впервые: журнал "Пробуждение" No 13, 1910 г.

Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.