Удивляюсь твоему спокойствию! Просто удивляюсь!..
Ведь здесь, в санатории, полно бравых молодых людей.
Слышишь: полно! И все начинают со знакомства со мной: первый визит — к врачу. Я им толкую про хвойные ванны, а они мне в ответ: «Что вы делаете сегодня вечером?»
Не все, конечно, но многие.
Есть тут один летчик, могучий, как ТУ-104. А каждый день на прием ходит и все жалуется: то бессонница — дай ему порошок, то аппетит пропал — дай таблетку…
А уборщица Анна Леонтьевна, такая наблюдательная, ехидная старушка, вчера приходит и ругается: летчик за дверью кабинета таблетки выбросил, их растоптали и, как мел, разнесли по всему коридору, наследили…
Мне надоели, пойми, ежевечерние шуточки: «А вот, наша соломенная вдова. Давайте-ка накажем вашего жениха: что-то он не больно торопится». А ты и в самом деле не торопишься. Уверен, что я буду ждать? Да, я жду тебя — держу свое слово. Но почему же ты не держишь свое? Ведь, помнишь, в Москве, когда я добивалась назначения в этот южный санаторий (добивалась ради тебя!), ты говорил: «Вот слетаю в Сибирь за материалом для очерка — и сразу к тебе, в Крым. О пихтах и елях буду писать под пальмами и кипарисами…» Помнишь эту фразу? Но уж, наверно, собран материал для целой книги очерков, а ты все не едешь.
Достань-ка из своей коричневой папки конверт с документами и отыщи там маленькую медицинскую справку.
Это ведь не просто справка, Алексей, — это истина: у тебя плохие, слабые легкие. И тебе нужен юг, сухой воздух Крыма. Антон Павлович не стеснялся жить здесь, на берегу моря. Так чего же стыдишься ты?
Тут ведь не только отдыхать можно — здесь и «Вишневый сад» был написан.
Жду телеграмму. Не письмо, а именно телеграмму: номер поезда, вагон… Жду!
М.
P. S. Если бы видел, какую комнату отвели мне при санатории: солнце, гроздья винограда прямо на подоконнике!..