Пластит

По ночам, перед рассветом ей регулярно снились грохот стрельбы, взрывы, крики, мат и стоны. И свой собственный безмолвный крик ужаса: «МУСА-А-А! НЕ УМИРАЙ!.. НЕ УМИРА-АЙ!..»

От этого крика Зара просыпалась, рывком садилась в постели.

Вокруг была тишина и утренний солнечный свет.

Зара вставала, с трудом выходя из ночных кошмаров, умывала лицо с огромными черными глазами, гребнем расчесывала густые волосы. И в старом узком зеркале на стене видела свое тело – стройную фигуру с маленькой грудью, узкую талию, длинные ноги. Но глаза ее не выражали при этом ни радости, ни гордости, а скорее – безразличие…

Тут откуда-то издали звучал утренний рог – молитвенно и протяжно.

Прервав утренний туалет, Зара облачалась в глухое черное платье и повязывала на голову черную косынку. Шептала слова короткой молитвы и выходила из дома.

Слева и справа вдоль горной реки стояли такие же дома-сакли чеченского аула, а сразу за ними – горы до горизонта.

Мимо крикливого петуха на заборе, мимо кур и козы она выходила на улицу и шла по ней, глядя только вниз, себе под ноги. Но слышала негромкий разговор соседок – пожилых, с венозными ногами. Выбивая свои паласы, моя посуду и доя коз, они говорили, глядя на нее, Зару:

– Черная вдова…

– Засохнет теперь…

– Лучше бы их вместе убило…

– Нет, Аллах ее сохранил, чтобы отомстила. Месть – это святое…

Зара проходила мимо.

Сразу за деревней было маленькое кладбище на горном склоне, два десятка старых и несколько новых могил. Зара останавливалась перед одной – совсем свежей, с рыхлой землей и временной табличкой «Хамзатов Муса. 1980–2005». Смотрела на эту могилу, губы шептали слова молитвы, а глаза наполнялись слезами.

В то утро у края кладбища остановился потрепанный и пропыленный «газик». Мужчина за рулем повернулся к сорокалетней женщине в черном платке, сидевшей на заднем сиденье, кивком головы показал ей на Зару.

Женщина вышла из машины, подошла к могиле, у которой молилась Зара, произнесла скорбную молитву и спросила:

– Это муж? Или брат?

– Муж.

– Горе… И давно его?

– Месяц.

– А сколько прожили?

– Год.

– Ребенок есть?

Зара молчала.

– Почему молчишь? – спросила женщина.

– Нет ребенка.

– Не хотели? Или что?

Зара ответила через силу:

– Был… Потеряла…

– Как это потеряла?

У Зары слезы навернулись на глаза.

– Ну, потеряла. На втором месяце…

– А-а!.. – сказала женщина. – Да, это горе… У тебя братья-сестры есть?

– Брат был, тоже погиб.

– А я потеряла мужа и сына. Теперь мы с тобой никому не нужны. Замуж никто не возьмет. Детей не будет. Засохнем. Я из Нижних Гихи, слышала?

– Да…

– Меня Аида звать. У нас большой бой был ночью. Трое мужчин и два ребенка ушли к Аллаху. А прибрать некому. Поможешь?

– Конечно.

– Поехали.

– Прямо сейчас?

– Да. На улице лежат. Грех…

И женщина не оглядываясь пошла к «газику».

А Зара, колеблясь, посмотрела на свой дом вдали… на женщину, без оглядки шагающую к машине… И пошла за женщиной…

Все, что было потом, она помнила так, как в кино показывают бобслей: урывками и под музыку. Только музыка была не киношная, а песни Тимура Муцараева, чеченского «певца шахидизма»:

Под эту песню в разбитом горном ауле Зара помогала хоронить погибших… А песня звучала:

И две ее подруги-шахидки взорвали два пассажирских самолета. А Зара еще читала Коран и молилась со своей наставницей. А в Москве прозвучал теракт у метро «Рижская». Но Зара еще не была готова – на базе боевиков она постигала постулаты джихада о святой обязанности отомстить за мужа, прихватив с собой на небеса как можно больше мунепаков – неверных…

Один из этих неверных – подполковник Климов – возвращался с боевой операции. Два его БМП и тяжелый БТР, грязные, со следами пулевых и осколочных попаданий, спустились с гор к равнине и направились к Ханкале[1].

При подходе к Ханкале климовские БМП и БТР прошли по проходу в минных полях и, у шлагбаума на развилке дорог, ведущих к двум базам – МВД и армии, – свернули к базе МВД. Здесь было не разогнаться – дорога шла змейкой среди бетонных навалов и танков, стоящих в капонирах в ожидании потенциальных смертников на колесах…

Затем, прокатив вдоль красноречивого фронтового быта – вереницы сборных щитовых домов, вагончиков и стационарных палаток, уличных умывальников, турников, сортиров и бельевых веревок, на которых сохли солдатские портки, – два БМП остановились у госпиталя, высадили трех раненых и дюжину вусмерть усталых бойцов УБОПа. А БТР покатил дальше, к штабу, обнесенному бетонным забором с колючей проволокой.

Возле штаба БТР затормозил, и Климов – тридцатитрехлетний, крупный, бритоголовый, измотанный, в грязном камуфляже и с окровавленной косынкой на голове – выпрыгнул прямо в грязь у штабного КПП. И минуту спустя устало вытянулся по стойке «смирно» в двери кабинета одного из руководителей штаба.

– Товарищ генерал, разрешите доложить?

– Вольно, – ответил генерал. – Садись. Сколько суток не спал?

– Трое, товарищ генерал. – Климов сел.

– Ну?

– Восемь бандитов ликвидировали, трое ушли.

– Наши потери?

– Три «трехсотых» – один тяжело ранен, двое полегче. Убитых нет.

– Ясно. Представлю к награде.

– А отпуск, товарищ генерал? У меня командировка месяц назад кончилась, я семью полгода не видел.

– Знаю. Но тут тебе послание. Смотри…

Генерал взял с полки видеокассету, вставил в видеомагнитофон, включил.

То, что увидел Климов на экране телевизора, было не для слабонервных. А увидел он, как двое боевиков в масках держат связанную по плечам десятилетнюю русую и голубоглазую девочку, прижимают к столу ее ладонь, а третий топором отрубает ей мизинец и безымянный палец.

Генерал остановил пленку, отмотал чуть назад и нажал «стоп».

Бородатый боевик с занесенным топором застыл на стоп-кадре.

– Узнаешь? – спросил генерал.

– Конечно. Это Кожлаев.

– Ты уверен?

– У него наколка на пальце. Буква «К». Как у его брата.

– Тогда смотри дальше. – Генерал включил пленку.

Бородатый боевик, держа в руке окровавленный топор, сказал с телеэкрана:

– Ты, Климов! Ты меня видишь? Еще раз посмотри. Даю вам неделю сроку. Не отдашь брата – руку ей отрублю. Еще не отдашь – голову отрублю. Ты понял?

На этом запись оборвалась, генерал выключил магнитофон.

Климов помолчал, спросил:

– А кто девочка?

Генерал взял с полки бутылку коньяку, налил треть стакана, придвинул Климову:

– Выпей.

Климов посмотрел на генерала, на коньяк.

– Извините, товарищ генерал. Я непьющий.

Генерал удивился, кивнул на экран:

– Даже после такого зрелища?

– Жене дал слово. В командировке – ни грамма.

– Ну что ж. Значит, так… – Генерал сел напротив Климова. – Принято решение менять девочку.

– На брата этого зверя?

– Я знаю: у тебя три опера погибли, когда брали его брата. Но что нам делать? Пожертвовать девочкой? Они ее восемь месяцев назад в Ростове похитили. Можешь себе представить, что с родителями…

– Я не об этом.

– А что?

– Брата Кожлаева мы взяли два месяца назад. То есть в это время заложница у него уже была. И он мог сразу предложить обмен. Если он делает это теперь, значит, задумал нечто… Такое, из-за чего мы с ним могли бы сквитаться его пленным братом, а теперь не сможем. Вы понимаете?

– А не хер брать пленных! – вдруг взорвался генерал и даже ударил кулаком по столу.

Климов изумленно взглянул на него.

Но генерала как прорвало.

– Да! Это другая война, понимаешь?! Где ты видел, чтобы военнопленных судили гражданским судом, а через месяц родственники могли приехать в тюрьму и выкупить его к бениной матери? Сталин родного сына из плена не выкупил! А у нас за десять тысяч можно любому оформить туберкулез в открытой форме. Он у меня пять бэтээров взорвал, двадцать бойцов на тот свет отправил, а его обратно отпускают – сюда, на горный воздух! Лечиться, блин! Вот и воюй тут…

Генерал выдохся, залпом выпил коньяк, который налил Климову, помолчал, потом кивнул на телеэкран и спросил совсем другим тоном:

– Он отрубит ей руку? Да или нет?

– Да.

– И голову?

– Да.

Генерал бессильно пожал плечами:

– Какие у нас варианты?

А тем временем в Шатойском районе, в лагере боевиков в горах Зара слушала записи песен Муцараева и даже подпевала им, возвышая свой голос до октав боевого марша:

Под эту песню боевики учили ее стрелять из автомата и пистолета, собирать и разбирать взрывные устройства из тротила, пластита-4 и т. п.

Показывали видео разбитого Грозного и других населенных пунктов, внушали, что родина в опасности, народ на краю гибели…

И все выше взлетал ее голос:

А тем временем другие боевики захватывали школу в Беслане…

И президент Путин в телевизионном обращении к стране говорил об атаке международного террора на Россию…

А на маленьком горном кладбище, где был похоронен муж Зары Муса, боевики установили ему бетонную плиту-памятник и вбили пятиметровый шест со стальной зеленой косынкой, означающей, что он погиб в газавате. На фоне этого памятника и шеста они сфотографировали Зару в одежде шахидки, а она дала клятву джихада, сказала, что ее переполняет счастье от предстоящей мести за смерть мужа и близких. Аллах акбар!..

На рассвете по горной дороге, которая змейкой вьется по дну ущелья вдоль почти пересохшей речки, показался лихой кортеж: настоящий американский джип, «Газель» с приваренным на ее крыше пулеметным гнездом и грузовик, набитый вооруженными боевиками.

Сверху сквозь окуляры бинокля было хорошо видно, как на бешеной скорости, взметая тучи пыли и крошево щебенки, эти машины лихо взяли подъем, вымахнули на открытую площадку среди скал и остановились напротив пустого и насквозь просматриваемого армейского «газика».

Дюжина боевиков с автоматами в руках ссыпались из грузовика, проверили «газик» и разбежались в разные стороны, заглядывая за валуны и проверяя безопасность. Но вокруг было абсолютно пусто.

Тогда из джипа в сопровождении двух боевиков со снайперскими винтовками вышел бородач с автоматом за плечом. Снайперы сквозь прицелы своих винтовок еще раз обозрели окрестности и сказали что-то бородачу.

Тот огляделся по сторонам и крикнул:

– Эй, Климов! Ты здесь? Виходи, бляд!

Горное эхо повторило эти слова.

Климов выдвинулся из пещеры, которая была метров на двести выше площадки.

– Здесь. Ты девочку привез?

В ту же секунду снайперы и все остальные боевики взяли его на прицел. А бородач ответил:

– Привез! А ты моего брата привез? Покажи!

– Нет. Сначала девочку покажи.

– А пачему я первый должен паказывать?

Климов усмехнулся:

– А «патаму», что у тебя смотри сколько стволов! Чё те бояться?

Бородач жестом приказал выпустить заложницу из «Газели», и из машины вышла худенькая русая девочка с трагически голубыми глазами и руками, связанными в запястьях. Ее левая ладонь была перевязана грязным бинтом. За спиной у девочки стояли два бандита, упирали ей под лопатки дула своих автоматов.

Климов повернулся лицом к пещере.

Там стояли трое его бойцов и пленный – небритый, туго связанный по плечам и со ртом, заклеенным лейкопластырем.

По кивку Климова бойцы подтолкнули пленного к выходу из пещеры.

Бородач увидел его и крикнул:

– Харашо! Спускайтесь!

– Отойди! – сказал Климов.

Бородач усмехнулся и коротко приказал своим отойти на пару шагов.

– Еще! – сказал Климов.

Бандиты отступили еще на два шага.

– Пошли… – негромко сказал Климов. Стараясь не бежать и придерживая одной рукой пленного, все четверо по крутому откосу стали спускаться вниз, на площадку.

Двадцать боевиков, стоявших внизу, держали под прицелом этот спуск, оба снайпера через оптические прицелы вели Климова персонально.

На краю площадки Климов и его группа остановились.

– Рамзан, иди сюда! – по-чеченски крикнул бородач.

Но Климов удержал пленного.

– Нет, сначала девочку, – сказал он бородачу.

– Имел я тебя, гяур! – со смехом ответил тот и пошел к Климову. – Ви тепер все мои заложники!

– Стой! – крикнул ему Климов. – Наверх посмотри!

Бородач остановился, с недоумением посмотрел вверх, на окружающие скалы. И бандиты посмотрели туда же.

На скалах, с трех сторон блестели на солнце прицелы снайперских винтовок. Их было не меньше дюжины.

А оба снайпера боевиков сквозь оптику своих прицелов ясно увидели сами себя в оптических прицелах «федералов». И бессильно опустили оружие.

Климов толкнул пленного в сторону бородача. И позвал:

– Катя! Иди сюда, не бойся.

Девочка робко шагнула в его сторону.

С протяжным гудком электровоз и шестнадцать вагонов вырвались из гор на равнину.

По вагонам шел армейский патруль.

– Приготовьте паспорта… Ваши документы…

Откатывали двери купе в купированных вагонах.

– Паспорта, пожалуйста…

В одном из купе на нижней полке сидели в обнимку трое – девочка Катя с отцом и матерью. Родители показали свои паспорта.

Патрульный солдат толкнул здоровяка в камуфляже, спящего на верхней полке лицом к стенке.

– Эй, армия! Документы.

Здоровяк не реагировал.

– Может, пусть спит? Это наш, – сказала Катина мать.

– Ага! Счас! – И солдат сильнее толкнул армейского увальня. – Армия!

От этого толчка у спящего из кармана его камуфляжной куртки разом высыпались несколько красных и бурых «корочек». Солдат поднял их, открыл первое, с золотым тиснением «МВД РФ». В удостоверении значилось: «КЛИМОВ Алексей Петрович, подполковник милиции». На второй «корочке» тоже золотое тиснение: «НАЛОГОВАЯ СЛУЖБА РФ», на третьей – «МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ РФ», а на четвертой – «МИНИСТЕРСТВО ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЙ РФ». И в каждой «корочке» фотография Климова, звание, печати.

Подозрительно глянув на спящего увальня, солдат выглянул в коридор, жестом позвал капитана – начальника патруля, молча протянул ему «корочки» Климова. Тот, заглянув в одну из них, тут же сказал:

– Отдай владельцу.

– А он кто?

– Не твое дело. Где он?

Солдат кивнул на купе, где спал Климов.

Капитан зашел в купе и осторожно вложил «корочки» в карман куртки Климова, даже застегнул.

Но тут Климов открыл глаза.

– Извините, товарищ подполковник, – сказал капитан.

Климов посмотрел на капитана, перевел взгляд на Катю с родителями и спросил у них, показав на Катю глазами:

– Не спит?

– Нет, – ответила мать. – Кричит во сне.

Климов вздохнул…

А поезд все катил на север.

В общих вагонах, через которые шел патруль, было по-летнему жарко, душно, плач детей, хохот какой-то компании с пивом и сушеной воблой, дорожный флирт и крутые яйца с жареной курицей.

– Ваши документы… Приготовьте паспорта… Откройте сумку…

А вот и Зара. Но ее документы были в порядке.

– Покажи вещи!

Зара показала. В потертой дорожной сумке – одежда, варенье, сушеная хурма…

– Куда едешь?

– В Москву, учиться.

– На кого?

– На артистку!

Патруль ушел, а Зара презрительно процедила сквозь зубы:

– Варраш!

А поезд продолжал тянуть на север. Кончились Кавказские горы, в Минеральных Водах громкоголосые тетки и пацаны носились по платформе, продавая мороженое-пломбир. Один из пацанов заскочил в тамбур, где стояла Зара.

– Эй! Купи пломбир! Такого нигде нет!

Но Зара отвернулась, продолжая изучать путеводитель по Москве.

В Ростове на платформе Климов попрощался с Катей и ее родителями.

– Ну, бывай, красавица! Приезжай в Москву, в цирк свожу.

Катя в обхват держалась за мать.

– Я в Большой хочу, в театр.

– Она у нас балерина, – сказала Катина мать.

– Ну и в Большой сходим. А чего? – сказал Климов.

– А можно мы правда приедем? На праздники? – спросил Катин отец. – Мы вас не затрудним, мы в гостинице остановимся.

– Конечно, приезжайте! Только позвоните заранее. Нужно ее психологу показать, снять кошмары.

И поезд двинулся дальше – через ростовские степи.

Бравый лейтенант с боевыми медалями на расстегнутой гимнастерке подкатил к Заре:

– Девушка, я слышал, вы учиться едете, на артистку…

Зара посмотрела на него, на его медали и снова ему в глаза. И в глазах у нее было такое, что он, смешавшись, отошел:

– Извини…

В Орехово-Зуеве, на последней перед Москвой остановке, Зару встретили «родственники» и отвезли в Подмосковье, в дом, где ее ждала Аида Мансурова – та женщина, которая пару месяцев назад увезла ее с кладбища и завербовала в шахидки. И мужчина – Ахмед Кадыров, который был в тот день за рулем «газика».

Здесь прошли последние молитвы и беседы о скорой встрече с любимым мужем и мести за его смерть.

– Завтра ты совершишь подвиг во имя Аллаха! Русские будут праздновать День России, ты устроишь им этот «праздник»! Ты готова?

– Я готова!

– Ты поедешь одна, но ты не будешь одна – твой Муса будет любоваться тобой с неба. Он видит тебя и ждет тебя. Ты уверена, что готова?

– Я готова!

– Тогда вот, примерь…

И под ту же песню Муцараева ей выдали так называемый лифчик – стильную джинсовую курточку с модным заплечным ранцем-сумочкой, внутри которых были вшиты узкие карманы – патронташ с пластинами пластита-4 и самодельным, величиной с два спичечных коробка, блоком взрывателя – детонатором с батарейкой и проводом, выведенным через рукав на кнопку прямо под рукой. Мощности этих брикетов пластита было достаточно, чтобы унести на тот свет сотню мунепаков (неверных).

Помолившись, Зара легла спать.

Ночью, пока она спала, Ахмед открыл ее «лифчик» и вставил в блок взрывателя крохотный дополнительный детонатор, работающий от мобильного телефона.

Наутро опекуны разбудили Зару в 6.30. Омовение… Молитва… Макияж… Деньги… Карта Москвы… Маленький кассетный магнитофон «Вокмэн»… Как перед выходом гладиатора на ринг… И последний инструктаж по выбору цели – любое массовое мероприятие в центре Москвы, но по степени важности желательнее всего:

1) праздничный концерт в Кремлевском дворце съездов или в Большом театре;

2) народное гулянье в ЦПКиО или в саду «Эрмитаж»;

3) любая толпа в центре – в Александровском саду, на Манеже, на Пушкинской площади…

В праздничные дни Москва просыпается позже обычного. Но к девяти утра уже выкатывают из парков чистенькие троллейбусы и растекаются по улицам и проспектам навстречу новеньким праздничным транспарантам:

«С ДНЕМ РОССИИ, МОСКВИЧИ!»

И на рынках, где радио тоже громогласно поздравляет всех с праздником, появляются первые покупатели…

И дети с мамашами и надувными шарами стекаются к зоопарку…

И спортивный марафон стартует на проспекте Мира…

И на главных городских площадях – Пушкинской, Триумфальной, Манеже – и в ЦПКиО завершается монтаж микрофонов и мощных динамиков на временных сценах…

Именно в это время и под праздничную радиомузыку пригородная электричка прибыла к платформе Курского вокзала. Вместе с другими пассажирами Зара вышла из вагона со своим смертоносным «лифчиком» и ранцем-сумочкой за спиной. Ее нелегко было узнать – она была одета в цивильное платье и джинсовую курточку, ноги оголены до колен, макияж на лице.

В потоке пассажиров Зара шла к выходу с перрона и не знала, что следом, на небольшом расстоянии, ее «вел» Ахмед. Его глаза ни на миг не теряли в толпе ее фигуру и ее ранец.

В конце перрона, перед выходом с вокзала, стояли милиционеры и армейский патруль, они останавливали всех кавказцев для проверки документов. Зара невольно замедлила шаг – ее остановят или не остановят?

И Ахмед, следовавший за Зарой, достал из кармана мобильник, набрал на нем номер и занес палец над кнопкой «вызвать».

Но тут впереди Зары и мимо патруля прошла, вертя задом, какая-то молодка, и Зара скопировала ее – виляя бедрами и сжимая в кармане курточки кнопку взрывателя, приблизилась к патрулю.

И патруль не остановил Зару, хотя один из солдатиков не без мужского восторга засмотрелся на ее походку.

Зато остановили Ахмеда, проверили документы…

А Зара…

Выйдя на площадь Курского вокзала, она прислонилась к столбу и закрыла глаза, пытаясь унять колотящееся сердце…

Впрочем, это было недолго – Зару тут же атаковали таксисты, цыгане, алкаши-попрошайки и прочая привокзальная шушера. Таксист чуть не силой потащил ее в такси, цыгане и цыганчата («Дай погадаю, красавица! Ох, какой жизнь тебя ожидает!») полезли к ней в карманы. Казалось: еще движение, и они сами подтолкнут ее пальцы к тумблеру, взорвут ее и себя. Спасаясь от настырных цыганчат, Зара двинулась в сторону «Атриума».

Ахмед же, пройдя проверку документов, опрометью бросился искать Зару, выбежал на площадь, заметался в толпе из стороны в сторону и заметил Зару буквально в последний момент, когда ее фигура уже исчезала в вертящейся двери «Атриума»…

Примерно в это время в массивном здании ФСБ на Лубянке система закрытой связи выбросила на экран компьютера серию цифр, взглянув на которые шифровальщик тут же взял «красную шапочку» – бланк с красным грифом «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Минуту спустя шифрограмма легла на стол оперативного дежурного по ФСБ. Оперативный, прочтя, тут же передал ее ответственному дежурному. В праздничные дни это, как правило, один из заместителей директора ФСБ. Прочитав шифровку, тот по спецсвязи позвонил домой директору:

– Товарищ генерал, извините за беспокойство, срочное сообщение. Вам прочесть по телефону или прислать с фельдъегерем?

А Зара уже была в «Атриуме», и этот «Атриум» ошеломил ее – роскошные магазины, бутики, ювелирные салоны, кафе… «О Аллах, вот, оказывается, как живут эти русские! Вот как они развлекаются, когда там, в горах, мы страдаем и погибаем. Когда разбит Грозный и горные аулы…»

Ликуя от того, что наконец она добралась до своих врагов и может их взорвать, Зара решительно сунула руки в карманы куртки – чем плохое место? Вокруг столько роскоши!

Телефонный звонок упредил ее роковой жест.

Зара изумленно достала из кармана звенящий мобильник.

– Алло?

– Не сейчас! Не делай этого, – по-чеченски сказал мужской голос.

Зара изумленно оглянулась по сторонам:

– Кто это?

– Это Ахмед. Не делай этого…

– А где вы? – Зара посмотрела по сторонам, но нигде не увидела Ахмеда.

– Это не важно…

Стоя прямо над ней, в галерее второго этажа, и видя ее отражение в нижней витрине, Ахмед приказал по мобильному:

– Не стой на месте, это привлекает внимание. Иди, смотри на витрины…

Зара послушно пошла вдоль витрин, говоря в мобильный:

– Но вы смотрите, как они живут! Развлекаются! Когда мы там, в горах… Да я их сейчас!..

– Нет! Тут мало народа! Ты забыла? Нам нужно много народа! Помни про Мусу. Все! Отбой!

– Подождите! Я хочу…

– Все! Связь только сорок секунд, иначе засекут. – И трубка загудела сигналами отбоя.

Зара, дав отбой, еще раз огляделась по сторонам. Ахмеда нигде нет, а людей вокруг действительно маловато. Конечно, ведь еще утро…

И действительно, в Москве еще было утро. Готовясь к празднику, город поливал улицы, включал фонтаны, натягивал праздничные растяжки, мыл окна, разминался на стадионах и слушал «МузТВ».

Тем временем к массивному зданию ФСБ на Лубянке одна за другой прибывали служебные «ауди» с маячками на крышах…

А Зара со своим смертоносным ранцем за плечами шла по торговой галерее на первом этаже «Атриума», увидела киоск театральной кассы и услышала мегафонный голос:

– Билеты на любые спектакли и концерты! Цирковые представления и экскурсии по Москве! Последние билеты…

Зара остановилась у афиши. О Аллах, сколько возможностей! Театр «Ленком», спектакль «Ва-банк»… МХТ, «Последняя жертва»… «Сатирикон»… Она может пойти на любой спектакль, и там… Но разве она забыла инструктаж по выбору цели? И Зара вернулась взглядом к первой строке: «Большой театр, торжественный концерт в честь Дня России. Звезды эстрады, театра и кино».

Она усмехнулась, подошла к окошку.

– А в Большой театр есть билеты?

– На когда? – спросила очкастая кассирша.

– На сегодня.

– На сегодня остался один билет на дневной концерт, в два часа. Устроит?

– А сколько стоит?

– Семьсот рублей.

– Семьсот рублей?!

– Так ведь звезды! Кобзон, Пугачева, «Любэ», Жванецкий… И в самом центре, семнадцатый ряд! Я отложила подруге, а она заболела. Будете брать?

Какая-то молодая женщина, держа за руку сына на трехколесном велосипеде, подошла к кассе, спросила через плечо Зары:

– А на сегодня есть в Большой?

– Да вот, девушка решает… – сказала кассирша.

– Беру, беру! – Зара поспешно достала деньги, подала в окошко тысячную купюру.

Кассирша вручила ей билет и сдачу:

– Считайте, что вам повезло.

Сжимая в руке билет, Зара отошла от кассы. Действительно, ей повезло, она сделает это в Большом театре!

И спохватилась, вернулась к окошку:

– А где это – Большой театр?

Кассирша уставилась на нее:

– Большой? Метро «Театральная»…

– Спасибо.

Зара снова отошла от кассы, а кассирша посмотрела ей вслед поверх очков и покачала головой:

– Надо же! Большой не знают где…

Директор ФСБ, выйдя из служебного «мерседеса», лифтом поднялся в свой кабинет. Здесь уже собрались его замы, начальник Антитеррористического центра, начальник Оперативной службы и другие руководители ФСБ, вызванные ответственным дежурным. Кто-то из опоздавших спешно вошел следом за директором.

Директор положил на стол шифрограмму.

– Она уже в Москве.

– Кто? – спросил новоприбывший.

– «Невеста Аллаха». Читаю. – И директор прочел им шифровку: – «Сегодня в 07.12 утра системой RPS в Шатайском районе Чечни перехвачен телефонный разговор полевого командира Кожлаева с неопознанным абонентом в Пакистане. Разговор происходил на южнотюркском наречии. После перевода и дешифровки терминов определено: на требование об отчете за полученные от пакистанского абонента средства Кожлаев сообщил, что „направил в Москву невесту с подарком ко Дню России“, и заверил заказчика: „Свадьба будет такой громкой – все телевизоры покажут!“ – Директор положил шифровку на стол. – Это все. Никакой ориентировки на эту „невесту“. А что у нас есть на Кожлаева?

– Отпетая сволочь и зверь, – сообщил начальник АТЦ. – Постоянно перемещается, больше недели не сидит на месте. Собственноручно расстреливает наших раненых, отрубил пальцы десятилетней заложнице. Пришлось обменять ее на его брата, тоже бандита.

– То есть прижать его нечем?

– К сожалению.

– Тем не менее, – сказал директор, – сегодня День России, а террористка в Москве. Заседать некогда. Она может взорваться в любой точке и унести сотни жизней. Приказываю поднять по тревоге всю оперативную службу, задействовать все источники информации в кавказской диаспоре и все городские и областные УБОПы МВД.

– Шатайский район граничит с Грузией… – подсказал зам.

– Значит, погранцам: закрыть все тропы в Панкийское ущелье и задействовать свою разведку. ГУВД по Южному федеральному округу дать указание на выявление информации по Кожлаеву. И это… он говорил с Пакистаном. Значит, подключите армию, Службу внешней разведки. А по Москве объявляю операцию «Перехват шахидки», действуем по плану «Невод». – И директор взглянул на настенные часы: – Доклад в 12.00.

А Зара посмотрела на часы, висевшие в «Атриуме» над торговой галереей. 10.17 утра. То есть ехать в Большой театр еще рано, придется ждать. Но зато… «Муса, ты слышишь? Я сделаю это в Москве, в Большом театре! Я взорвусь и взорву Кобзона, Пугачеву, „Любэ“, Жванецкого… Да, я устрою им День России!»

Улыбаясь своей удаче, Зара достала мобильный, набрала номер и с гордостью доложила по-чеченски:

– Ахмед! Я купила билет в Большой…

– Стоп! – резко перебил ее Ахмед, ехавший поодаль на эскалаторе, но тут же сменил тон: – Извини, просто не надо мне звонить, пожалуйста…

– Но я хотела сказать, что…

Гудки отбоя.

Зара обиженно пожала плечами. Что подозрительного может быть в разговоре о билете в Большой театр? Впрочем, это не ее дело. У нее есть время до двух, и, пожалуй, она купит себе мороженое.

Между тем Ахмед, следивший за ней издали, с эскалатора, раздосадованно сунул мобильник в карман летней куртки и выругался в сердцах. Зря он сорвался, с шахидками нельзя грубо, их нужно нежно, как родных сестер, подвести к цели и… Она взяла билет в Большой театр. Конечно, это замечательно – устроить теракт в Большом. Но все концерты бывают вечером, а выдержит ли она до вечера? Практика говорит, что запала у шахидок хватает лишь на несколько часов. А потом им приходится помогать с помощью телефонного взрывателя…

Дробный топот раздался за его спиной. Ахмед оглянулся в тревоге, но тут же успокоился. Это какая-то шпана, подростки ссыпаются по эскалатору. Он посторонился, но они все равно задели его, толкнули в плечо и в спину, один из них споткнулся, уцепился, чтоб не упасть, за куртку Ахмеда, кое-как поднялся, обхватив Ахмеда, и тут же умчался вниз, за своей бандой.

Варраш! Идиоты!

Ахмед отряхнулся, сошел с эскалатора и… испуганно похлопал себя по карманам куртки, а затем – уже в панике – по брючным карманам.

Сволочи! Они стащили у него и телефон, и бумажник!

Он ринулся за пацанами, побежал вдоль витрин по галерее, но шпаны уже и след простыл.

Впрочем, след их простыл только для Ахмеда.

В офисе службы безопасности «Атриума», на одном из десятков экранов видеонаблюдения за торговым центром, сотрудники заметили, как шпана, ссыпаясь по эскалатору, толкнула какого-то кавказца, а потом он стал в панике хлопать себя по карманам и рванул за ними вдогонку.

Молодой конопатый дежурный нажал кнопку на пульте связи и приказал в микрофон:

– Северный выход! Кража в «Атриуме». Четверо подростков в бейсболках «Найк» и куртках «МузТВ»…

И «сбросил» эпизод с кражей на эскалаторе с видеокамеры на видеонакопитель – видеомагнитофон стандарта S-VHS.

Между тем новость о появлении в Москве террористки-смертницы уже всколыхнула по закрытым средствам связи не только ФСБ и МВД, но и Кремль, и мэрию…

Правительственные лимузины с мигалками и ревунами стремительно понеслись из Кремля, от мэрии, с Лубянки и из МВД на проспект Вернадского…

А тем временем Зара с мороженым в руке шла по «Атриуму». Правда, у эскалатора остановилась в нерешительности, не зная, как на него ступить. Но тут кто-то взял ее под локоть, и она отшатнулась:

– Убери руки!

– Я хотел вам помочь, завести на эскалатор…

– Иди своей дорогой!

Бритоголовый Климов в летней рубашке-апаш и потертых джинсах, пожав широкими плечами, ушел на эскалатор, а Зара с трудом перевела дух – от его толчка под локоть она чуть не нажала кнопку детонатора.

Второй этаж. Справа от эскалатора – окна уютного кафе «Friday’s». Зара остановилась у окна, и тут же из кафе вышел лилипут-зазывала в смокинге и цилиндре:

– Заходи, красавица! Сегодня у нас блинчики по-венски – пальчики оближешь!

С его простодушным личиком и детским ростом он был смешон, но она отвернулась и ушла.

– Эй! – крикнул он вдогонку.

Зара оглянулась, а он, совсем как ребенок, показал ей язык.

Взбешенная, она чуть было не обложила его по-чеченски, но, опомнившись, отвернулась и двинулась дальше.

Бутики…

Указатель платного туалета…

Магазин спорттоваров…

Магазин электротоваров…

Еще одно кафе…

Вход в многозальный кинотеатр и афиша нового диснеевского мультфильма…

Салон красоты…

Зара через стекло засмотрелась на работу мастеров, затем решительно зашла в салон.

– Хочу волосы покрасить.

– Пожалуйста, – сказал мастер. – Но у нас дорого…

– Ничего! – высокомерно ответила она. – У меня есть деньги. Показать?

– Нет, зачем? Садитесь. Вас в какой цвет?

– В блондинку.

– Садитесь. Снимите курточку.

– Зачем?

– Ну а как? Мы же будем голову мыть…

Зара оглянулась. Обстановка совершенно мирная, идиллическая – по радио передают тихую музыку, в двух соседних креслах мастера делают женщинам модные прически.

Поколебавшись, Зара сняла смертоносный ранец вместе с джинсовой курточкой, села в кресло, а ранец и куртку положила у своих ног.

– Да повесьте на вешалку. – И мастер нагнулся, чтобы поднять ее ранец и куртку.

– Не трогай! – резко остановила она.

Мастер посмотрел на нее изумленно.

Она смягчила тон:

– Пусть тут лежит…

Пожав плечами, он принялся за работу. Его движения были профессионально мягки, округлы, даже женственны. Они успокаивали, умиротворяли и расслабляли. Зара закрыла глаза и, задремав, вспомнила, как похитил ее Муса – понарошку, по сговору, но красиво, театрально, на коне и с погоней… И как гости плясали на их свадьбе… И как сладко любил ее Муса, а она обещала родить ему десять сыновей…

И вдруг – трах-тарарах! Бах-бух-бах!

Зара вздрогнула, открыла глаза.

Это с воинственным кличем въехал в салон трехлетний пацан на трехколесном детском велосипеде и с саблей на портупее, а с ним зашла его мать – та самая молодая женщина, которая спрашивала билеты в Большой театр. Женщина уселась на укладку волос, а пацан принялся колесить на своем велике по всему салону, играя в войну с воображаемыми врагами. Казалось, его дурацкий велик вот-вот заденет сумку-ранец с пластитом-4…

В отделении милиции при Курском вокзале, на столе дежурного майора лежали мобильный телефон Ахмеда и стопка денег, а перед дежурным стояли четверо задержанных подростков.

– Так… – говорил дежурный. – А бумажник с документами успели скинуть. Куда?

– Да ничё мы не скидывали! – нагло сказал один из подростков. – Это мои бабки и мой телефон!

Дежурный взял в руки телефон, это была дорогая «Нокия».

– Твой? – переспросил дежурный. – И какой номер?

– Ну, это… Я не помню… – замялся парень.

Но приятель выручил его:

– Да мы только купили сим-карту, еще не запомнили номер.

– Правда? – усмехнулся дежурный. – И где купили?

– А на вокзале, у пацанов.

– Понятно… – Дежурный взял со стола деньги. – Значит, это твои деньги. И сколько их тут?

Парень опять замялся, а второй выручил:

– Так это ж мы скинулись. На гитару. Я штуку положил. – И третьему: – Сашок, а ты сколько дал? Не помнишь?

– Не-а, не помню, – сказал третий. – Дал, сколько было. А чё? Нельзя, что ли, гитару купить?

– Можно, артисты, – сказал дежурный. – Только чуть погодя. А пока посидите в КПЗ. Сейчас объявится пострадавший. Если он назовет номер телефона и сумму денег, вам киздец. Сержант, отведи их в обезьянник.

Пацаны зашумели:

– Да вы что!.. Вы не имеете права!.. Да я счас отцу позвоню!..

Но дежурный уже не слушал их, а смахнул в свой ящик вещдоков и деньги, и телефон.

Бритоголовый Климов появился в салоне красоты с какими-то покупками в фирменных бумажных сумках и, шутя, доложил своему сыну – малышу-велосипедисту:

– Товарищ генерал, разрешите доложить?

– Слушаю, – серьезно ответил малыш.

– Пока мама делает прическу, мы идем в кино на мультик, это здесь же, в «Атриуме», через пять минут начало. Вы готовы?

– Мне нужно пописать, – сказал пацан.

Климов оставил жене пакеты с покупками, взял сынишку и направился к выходу. И тут у него зазвонил мобильник.

– Алло! – сказал он на ходу. – Но у меня же отгулы за командировку. И годовщина свадьбы… Есть! Так точно! Еду…

И вернулся в салон, объяснил жене:

– Лера, извини, вызывают на работу.

– Как? А кино? – сказал малыш.

– Извините, товарищ генерал!

Малыш заревел.

Тут музыка по радио прекратилась, «Эхо Москвы» сообщило о предстоящих культурных событиях в Москве – в том числе о праздничном концерте в Большом театре и вечернем гулянье в саду «Эрмитаж».

Зара глянула на часы. Вечернее гулянье в «Эрмитаже» ей ни к чему, а до концерта в Большом у нее еще есть время.

Иосиф Кобзон, распеваясь у окна своей мансарды с видом на Москву, тоже смотрел на часы и собирался на концерт – парадный костюм… белоснежная рубашка… бабочка…

А Климов гнал по Москве свою «девятку»…

И Алла Пугачева собиралась на концерт…

А в «Атриуме» уборщица, гудя мощной машиной-пылесосом, катила на ней по торговой галерее и вытряхивала мусорные урны в большой полиэтиленовый мешок. Что-то привлекло ее внимание в одной из мусорных урн, она залезла в нее рукой в брезентовой перчатке и достала бумажник и паспорт Ахмеда.

А на подмосковной даче Михаил Жванецкий, собирая свой знаменитый потертый портфель, вдруг остановился и наспех записал очередную гениальную хохму…

А на проспекте Вернадского Климов запарковал свою машину у высотного здания без всяких вывесок. Хотя день был праздничный, к этому зданию одна за другой подъезжали машины со спецсигналами и без, и офицеры, генералы и штатские с офицерской выправкой спешно уходили под козырек центрального входа.

Климов вместе с ними вошел в здание, предъявил прапорщику охраны свои милицейские «корочки». Прапорщик нашел его фамилию в списке, посмотрел ему в лицо, затем на его фото в удостоверении и только после этого сказал:

– Вам на шестнадцатый этаж.

Климов лифтом поднялся в АТЦ ФСБ, в оперативный штаб «Перехват шахидки».

Здесь уже было многолюдно и накурено – руководители ФСБ и МВД, мэр Москвы, представители МЧС и Кремля. Все в нервозном напряжении, поскольку найти террористку в огромной Москве труднее, чем иголку в стоге сена. И потому по плану «Невод»:

уже были созданы оперативные штабы в СВР, МЧС, департаменте погранвойск ФСБ и в других силовых структурах…

Расширялся контроль телефонных разговоров и выявление подозрительных разговоров по ключевым словам…

Москва была поделена на секторы, и в каждый выехал микроавтобус службы пеленгации этих телефонных разговоров…

Еще одна служба – ГУБОП МВД – направляла бригады наружного наблюдения и оперов для контактов с информаторами в кавказской диаспоре…

Подполковник Алексей Климов был как раз одним из этих оперов, но его задержали, один из генералов в штатском сказал:

– Подполковник, это я вас вызвал. Вы видели этого Кожлаева, обменяли заложницу на его брата. Знаете ли вы какие-нибудь подходы к нему, контакты? Как вы договаривались об обмене?

– Через переговорщика. По телефону, – доложил Климов.

– А подробней?

– Они используют стариков переговорщиков и систему разовых сим-карт. Звонят такому старику, говорят свои условия, а старик звонит нам и транслирует. Причем старик может быть в одном краю Чечни, а они в другом…

– Ясно. А вам известно, кто из московских чеченцев платит этому Кожлаеву откупные?

– Поименно – нет. А вообще платят порайонно. В данном случае у кого родня в Шатайском районе, те и платят, чтоб их не трогали.

– Вот и займитесь ими…

Тем временем группа «Любэ» и другие участники праздничного концерта в Большом созванивались, обсуждая, что будут исполнять со сцены…

И Сергей Цой, пресс-секретарь Лужкова, напомнил мэру, что ему тоже надо там присутствовать…

А из гостиницы «Турист» вышла десятилетняя Катя с отцом. Держа папу за руку, подошла к такси, отец, садясь в машину, сказал водителю:

– Большой театр.

– Пятьсот рублей, – не моргнув глазом объявил таксист.

Ахмед, оставшись и без телефона, и без денег, зашел в тесную будку старика сапожника у Курского вокзала, закрыл дверь.

– Добрый день. Ты чеченец? – сказал он сапожнику.

– Нет, молодой человек, я ингуш. А что?

– Откуда?

– Верхние Ачилуки.

– Дома все хорошо?

– Да, дорогой. А у тебя?

– Ачилуки – это недалеко от нас, наша зона. Мне нужна помощь – деньги на джихад, на святую борьбу с мунепаками.

Старик медленно поднялся со своей табуреточки. И оказался на две головы выше Ахмеда.

– Деньги, говоришь? – сказал он. – На борьбу? А работать ты умеешь? Или только убивать?

Ахмед, рыскнув взглядом по сторонам, схватил шило и воткнул его в грудь сапожника.

А спустя минуту вышел из будки с деньгами старика, плотно закрыл дверь и повесил потертую картонку-табличку: «БУДУ ЧЕРЕС 15 МИНУТ».

Оглядевшись, пересек поток прохожих, спешащих в метро, зашел в киоск по продаже мобильников, купил телефон и сим-карту. И, вставив сим-карту, тут же набрал номер Зары. Но вместо ее голоса услышал стандартное: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Грязно выругавшись – черт подери, он потерял ее! – Ахмед бегом помчался в «Атриум», стал в поисках Зары носиться по торговым галереям и эскалаторам.

А по всему городу у входов в метро возникли усиленные патрули, они задерживали всех молодых женщин восточной наружности…

В АТЦ на Вернадского подполковник Климов, выйдя от руководства и направляясь к лестнице, первым делом набрал номер на мобильном:

– Алло! Лера, вы где?

В темном кинозале «Атриума», сидя с сынишкой среди детворы, упоенно глядящей диснеевскую мультяшку, его жена Лера прикрыла трубку ладошкой:

– Мы смотрим кино…

– Немедленно в такси и домой! – негромко приказал Климов.

– Зачем? – удивилась жена в кинозале.

– Это не обсуждается. Срочно! А где моя мама?

– Ну где? На рынке. У нас же вечером гости…

– Я знаю, что у нас вечером! А твоя где?

– Так они вместе…

– Значит, так! Слушай! Бросаешь малого в такси, и за любые деньги – домой! Срочно! И родителей запереть! Ты слышишь?

Климов вышел из коридора на лестницу и увидел, что здесь еще как минимум дюжина офицеров, отвернувшись друг от друга, названивают по мобильникам своим женам и детям.

А в «Атриуме», в кинозале, его жена Лера пожала плечами, дала отбой и, обняв сына, стала с не меньшим, чем сын, удовольствием смотреть дальше диснеевский мультфильм и есть поп-корн.

Метропоезд с грохотом ворвался на станцию и, кажется, летел прямо на Зару.

Отшатнувшись, она смотрела, как пассажиры заходят в вагоны.

И уже после всех осторожно шагнула к открытой двери.

Но в тот миг, когда в вагоне прозвучало «Осторожно, двери закрываются», с эскалатора ссыпалась шумная толпа подвыпивших футбольных фанатов, они буквально внесли Зару в вагон. При этом один стал враспор двери, задержал ее и впустил в вагон еще два десятка парней и девиц с пивными банками в руках, эта ватага протолкнула пассажиров (и Зару) еще глубже в проход и сдавила Зару со всех сторон так, что она – в панике за свой ранец со взрывчаткой – стала остервенело отталкивать кулаками этих парней.

– Девка, ты чё? Офуела? – изумился один из них.

– Блондинки – они вообще суки! Дай ей по рылу! – посоветовал второй.

Вагон дернулся, отправляясь, толпа покачнулась, Зара, не устояв, упала на какую-то девку с крашеными, как петушиный гребень, волосами. Та возмущенно пнула ее от себя кулаками в ранец.

– Сука, стой на своих гребаных!

От ее толчка Зара повалилась в другую сторону, и парни, забавляясь, стали пинать ее по кругу.

У Зары глаза налились бешенством, а рука потянулась к кнопке взрывателя, но от толчков со всех сторон Зара никак не могла попасть рукой в карман…

Тут поезд затормозил, голос по радио объявил: «Станция “Лубянка”», и компания футбольных фанатов, оставив Зару, устремилась к выходу.

Очумев от пережитого, Зара опустилась на освободившуюся скамью, откинула голову и опустошенно закрыла глаза.

– Дочка, ты их прости, – вдруг сказал ей пожилой сосед. – Козлы! Но пусть Господь их накажет, а ты не бери грех на душу, ладно?

Зара поглядела на него с изумлением и испугом.

Между тем город уже наполнился полнокровной жизнью:

потоки пешеходов запрудили центральные улицы…

потоки машин покатили по главным артериям…

мамаши выкатили коляски на аллеи Чистых прудов…

звезды эстрады – Кобзон, Пугачева, «Любэ», Жванецкий и прочие – прибывали в своих лимузинах к служебному входу в Большой…

и Катя с отцом приехали на такси к Театральной площади.

Одновременно ожили подмостки на центральных городских площадях, собирая вокруг себя огромные толпы детей и взрослых – на Пушкинской, на Триумфальной, на Манежной… На одной Газманов пел «Москва – златые купола», на другой дети хохотали от мимики трусливого клоуна на слоне, на третьей тысячная толпа хором пела с Митяевым: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…»

И в эту многотысячную празднично-шумную толпу прямо из-под земли возносилась на эскалаторе Зара с ее смертоносным грузом. Спрашивая дорогу к Большому театру, вышла из метро «Театральная».

Здесь, на площади перед Большим театром, тоже была толпа, детский танцевальный ансамбль на подмостках.

Зара остановилась в этой толпе, взвешивая, не взорваться ли прямо здесь, или все-таки идти в Большой. Но во-первых, она уже купила билет, а во-вторых, Большой – это звезды, это Кобзон, Пугачева…

Пробираясь сквозь толпу, Зара направилась к Большому и… наткнулась на милицейское металлическое ограждение площади перед театром.

Впрочем, в этом ограждении было два прохода, в них стояли молодые солдаты и менты, пропускали по билетам на праздничный концерт.

Зара остановилась, наблюдая.

Да, похоже, это для нее безопасно – люди предъявляют билеты и проходят к театру, никто их не обыскивает. Правда, из-за скопления публики в этих узких проходах уже давка…

Мысленно произнеся короткую молитву и вспомнив мотив песни Муцараева, Зара достала свой билет и решительно двинулась вперед. Но чем ближе к проходу, тем сильнее толпа сжимала Зару, и какой-то мужчина, прижатый грудью к ее ранцу, недовольно сказал:

– И чё у тебя в этом ранце гребаном? Кирпичи, что ли?

Извернувшись, Зара чуть высвободила ранец, протянула ментам свой билет и – прошла к театру.

– Мужик, это твой паспорт?

Ахмед опасливо посмотрел по сторонам.

Он стоял в офисе службы безопасности «Атриума», рядом на телеэкранах был весь торговый центр, и на одном из экранов, центральном, крутился, повторяясь, эпизод на эскалаторе – как пацаны, якобы случайно, толкнули Ахмеда и как Ахмед, сойдя с эскалатора, стал в панике хлопать себя по карманам.

Отказываться было нелепо, но Ахмед еще молчал.

Молодой конопатый парень, дежурный сотрудник службы безопасности, посмотрел в его в паспорт и прочел:

– Кадыров Ахмед… Тезка твой, что ли? Или родственник?

– Чей? – спросил Ахмед исподлобья.

– Ну чей! Кадырова.

– А-а. Ну да, родственник. Двоюродный брат.

Конопатый стал куда приветливей, даже перешел на вы:

– Значит, ваш паспорт?

– Мой.

– А чё ж не обращались? Мы что, сами должны и ворье ловить, и пострадавших? Держите свой паспорт и дуйте к ментам на Курском вокзале, в 37-е отделение. Мы эту шпану туда сдали. Со всем, что они у вас стырили. Много там денег было?

Ахмед, взяв паспорт, молчал.

– Ну, идите, – сказал парень. – Что ж вы стоите?

– Я могу идти? – недоверчиво переспросил Ахмед.

– А вы хотите остаться?

Поглядев конопатому в глаза, Ахмед повернулся и ушел.

Парень покрутил головой:

– Ну, люди! Ни спасибо…

За кулисами Большого театра ведущий администратор с программой обходил гримерные:

– Иосиф Давыдович, вы открываете!..

– Алла Борисовна, что вы исполните?..

– «Любэ», вы готовы? Десять минут до начала!..

Тем временем лимузины с правительственными мигалками швартовались у служебного входа Большого театра. Это прибыли мэр города, министры и другие высокие должностные лица…

В штабе «Перехват шахидки» все офицеры сидели на телефонах… работали «прослушки»… Но нервозность нарастала.

– Уже полдня шахидка в городе, а у нас никаких данных!..

Десятки ментов и особистов с собаками и переодетые в гражданское оперы «наружки» блокировали все ворота в ЦПКиО, где ни о чем не ведающая публика продолжала массовое гулянье, и модная «Фабрика звезд» зажигала с эстрады многотысячную толпу…

И то же самое – в Лужниках, где Андрей Макаревич с «Машиной времени» признавался многотысячной аудитории, что «маленький шрам на любимой попе – глубокая рана в моей душе»…

А в Торговой палате на Моховой подполковник Климов беседовал с группой московских чеченцев, выходцев из Шатайского района – молодых и пожилых, стильно одетых и ухоженных.

– Как ваш бизнес? В порядке?

– В порядке… Все в порядке… – заверяли его чеченцы.

– И налоговая служба не имеет к вам претензий?

– Нет, мы платим налоги! Все хорошо, слава Аллаху.

– Аллах акбар! – подтвердил Климов. – Но мы также знаем, что через посредников вы отправляете откупные в свой район, а точнее – тамошним бандитам, чтоб они там не трогали ваших родственников. – И, упреждая протесты, Климов поднял руку: – Нет, я вас не осуждаю, я сам только что оттуда, видел Кожлаева и других зверей. Но! Если вы хотите и дальше не иметь проблем с налоговой службой, нам срочно нужна информация обо всех, кто в последние дни появился оттуда в Москве. Любой новый человек – мужчина или женщина. И я честно предупреждаю: если потом выяснится, что эту информацию кто-то скрыл, не сообщил или скажет, что не придал значения…

На площади перед Большим театром Зара двигалась в толпе к колоннам главного входа… зашла под колонны…

Здесь перед дверью стояли охранники:

– Побыстрей!.. Приготовьте билеты!.. Все пройдут!.. Приготовьте билеты!..

Показав билет, Зара прошла и…

За дверью оказалась еще одна проверка: рама и ленточный транспортер аппарата «Шмель-90/К» для проверки-просвечивания на металл и взрывчатку.

А охранники торопили:

– Мобильные телефоны, ключи и сумочки – сюда! Проходите…

Зара остановилась, попятилась. Но ее подтолкнули.

– Девушка, ну что вы?

– Я… я это…

А ей нетерпеливо:

– Ну, вы идете? Нет?

И уже подошел охранник:

– В чем тут дело?

– Я это… Я билет уронила… – сказала она.

– Где?

– На улице, наверное…

– Ну, иди ищи. Только по-быстрому. Без билета не пустят.

Пятясь, Зара выбиралась наружу и облегченно перевела дух. О Аллах, как ей быть? Может, рвануть прямо здесь и дело с концом! Да, сейчас она так и сделает! Вон за ограждением на площади – тоже сцена и толпа. Пусть там нет Кобзона и Пугачевой, но все равно это центр Москвы, масса народу…

Тем временем поток зрителей двигался прямо на нее, и в этом потоке была Катя с отцом.

Зара сунула руку в карман.

И вдруг спохватилась – нужно позвонить Ахмеду и сказать, что сейчас она сделает это! Действительно, куда он пропал? И зачем он следил за ней, если не для того, чтобы снять на видео, как она сделает это? Ведь там, в горах, ей говорили, что весь мир увидит, как она сделает это. Так пусть он приготовится…

Зара достала мобильный, включила его, дождалась, пока он «пропишется» в сети, и набрала номер Ахмеда.

Однако зазвонил он вовсе не у Ахмеда, а в 37-м отделении милиции при Курском вокзале, в столе у дежурного подполковника. Но дежурный не слышал звонков – все отделение было забито молодыми кавказскими женщинами, у них проверяли и перепроверяли документы, их обыскивали, а они скандалили и возмущались. И дежурный был занят этими разборками.

– Спокойно! Не шуметь! Где вы прописаны?

– А где ваш паспорт? А почему без паспорта?

– За молоком она вышла! За молоком тоже с паспортом нужно ходить!..

Но телефон в столе продолжал звенеть, и дежурный наконец рывком выдернул ящик, схватил звенящий телефон и по привычке рявкнул стандартное:

– Милиция, дежурный Ковалев!.. Алло! Алло, говорите! – Услышал гудки отбоя и чертыхнулся: – Тьфу, это ж мобильный!

Швырнул телефон обратно в ящик и приказал:

– Сержант! Выпусти этих лопухов из обезьянника. И так места нет.

Сержант через сутолоку задержанных пробрался к КПЗ, выпустил четверых подростков в бейсболках «Найк» и куртках «МузТВ», дежурный вернул им украденные деньги. Подростки обнаглели:

– А телефон?

– А номер вспомнили? – сказал дежурный. – Нет? Ну и валите отсюда! Не до вас!.. – И дежурный удивленно посмотрел в окно – там невесть откуда хлынул проливной летний дождь.

Этот дождь – густой, крупный, чуть ли не с градом – хлынул и на площадь перед Большим театром. И Зара, пробираясь в толпе поближе к эстрадному помосту с юными артистами, испуганно дала отбой «дежурному Ковалеву» и растерянно оглянулась – люди вокруг нее буквально прыснули в разные стороны, бегом побежали, словно она уже взорвалась.

Но нет, это они от дождя – к метро, под козырьки и навесы. А дети-артисты – к автобусам.

Тут какой-то парень укрыл ее под своим зонтиком:

– Девушка, вы же промокнете! Бежим! Вам куда?

– Никуда. Отстань.

– Так ведь ливень! Вы уже мокрая! А если простудитесь?

Он явно кадрил ее, но она не понимала этого.

– Не твое дело!

– Как не мое? Я дежурный по ливням, спасаю блондинок. Побежали! – И он потянул ее за руку, да так, что рука, выскальзывая из кармана, чуть кнопку не нажала.

– Баран! – испугалась Зара. – Не трогай меня! Идиот!

Он смерил ее изумленным взглядом и, словно от дуры стоеросовой, тут же пошел прочь, высокомерно подняв под зонтом и плечи, и голову.

А она осталась одна под дождем.

И наугад пошла под ближайший матерчатый навес.

Там, на узком пространстве под стеной, стояли какие-то женщины, не меньше двух десятков. Увидев промокшую Зару, они без особой охоты, но все же чуть раздвинулись, впуская ее под укрытие.

А дождь все лил, лужи вскипали восклицательными знаками капель, и женщины стояли молча, глядя на это море воды вокруг.

Но две пожилые тетки в темном, небрежно глянув на подошедшую блондинку, продолжили свой разговор, и Зара вдруг с изумлением уловила, что говорят они по-чеченски. Думая, что никто вокруг их не понимает, чеченки говорили о своем ужасном положении в Москве.

– Слушай, каждый день хожу в мечеть молиться – не помогает. Зачем эта война? В Чечне все разрушено. Здесь на работу не берут, жить не на что. А эти басаевы учат наших детей ехать в Москву и взрывать себя, чтобы русские нас всех вообще тут вырезали. Еще пара таких взрывов, как в Тушино, и русские такой погром нам устроят! Клянусь Аллахом, моей внучке нужно операцию делать, но ни в одну больницу устроить не можем – боимся, а вдруг русский врач ее зарежет?

Зара с презрением посмотрела на этих женщин. И вдруг что-то внутри словно подхлестнуло ее.

– Вы, твари! – сказала она им по-чеченски. – За тарелку московской похлебки готовы тут всем ботинки лизать! А они, шакалы, этими ботинками родину вытоптали! Да я вас сейчас сама взорву!

Зара обвела взглядом ничего не понимающих русских, стоявших под карнизом, и автобус с детьми по соседству, и прохожих, бежавших мимо под проливным дождем. Да! Действительно! Зачем ждать? Вон их тут сколько!

– Аллах акбар! – выкрикнула Зара и решительно нажала кнопку взрывателя.

Треснуло и раскололось небо…

Здравствуй, Муса!

Пушечно громыхнуло…

Здравствуй, Муса!

Воем взвыли сирены припаркованных у тротуара машин, и мощный порыв ветра сорвал навес, под которым стояла толпа.

Все бросились врассыпную, в том числе и пожилые чеченки, и Зара осталась одна под ливневым дождем.

Слепо озираясь, она с трудом пришла в себя – это не она взорвалась, это московская гроза…

– Девушка, сюда! – кричали ей от метро.

«Пластит! – сообразила она. – Контакты промокли!»

Телефонный звонок. Второй. Третий.

Зара с недоумением достала из кармана звенящий мобильник. Номер, который высветился на экранчике, был ей не знаком. 789-43-42. Нет, такой номер она не знает.

– Алло, – сказала она осторожно.

И услышала голос Ахмеда:

– Это я. Ты где?

– О! – Она облегченно вздохнула. – Слава Аллаху! Ахмед, у меня все промокло! Все промокло, понимаете? Не работает…

– Я понял, сестра, я понял. Без паники, – прервал он ее. – Ты где?

– На месте. Возле Большого…

– Ясно! А ты мне звонила?

– Конечно, звонила. А попала…

– Стоп! Я знаю, куда ты попала. Но это ничего. Просто выброси этот телефон, прямо сейчас выброси. И сделай свое дело. Это приказ Мусы – он видит тебя и ждет. Он верит в тебя! Аллах акбар!

– Подождите, Ахмед! Я должна помолиться. Где тут мечеть?

Но гудки отбоя опередили эти слова. Зара посмотрела на свой телефон. Ладно, она выполнит приказ – выбросит его. Но перед этим…

Слава Аллаху, дождь кончается. И сразу солнце вышло. Как только она подумала о мечети, так солнце вышло. Это хороший знак. Это Муса постарался. Конечно, у нее потому и промокли контакты, что она перед восхождением не очистила душу.

Направляясь к метро, Зара набирала на телефоне «0633». Телефон тут же откликнулся:

– Справочная «Би Лайн». Звонок платный. Валерия слушает.

– А где в Москве мечеть? – спросила Зара.

– Мусульманская мечеть? – уточняет Валерия.

– А что? Бывает русская? – разозлилась Зара.

– Секундочку… В центре только одна мечеть, остальные шесть на Поклонной горе, в Отрадном, в Кунцеве… Вам какую?

– В центре.

– Пожалуйста. Главная мусульманская мечеть. Метро «Новокузнецкая», улица Большая Татарская, 28. Телефон 951-8448. С праздником вас.

– С каким праздником?

– С Днем России.

– А-а…

Зара дала отбой, бросила свой мобильный в мусорную урну и зашла в метро.

Там стоял милицейско-армейский патруль, проверял документы у двух брюнеток кавказской наружности, а блондинка Зара прошла мимо них без проблем.

И, спускаясь по эскалатору, услыхала объявление по радио:

– Граждане пассажиры! Во избежание террористических актов просьба при обнаружении подозрительных предметов или бесхозных вещей немедленно сообщать о них дежурному механику, а при наличии таких вещей в вагонах метрополитена – сотрудникам милиции или машинисту поезда…

Между тем в АТЦ, в штабе «Перехват шахидки» напряжение продолжало нарастать, поскольку:

по плану «Невод» десятки машин наружного наблюдения уже негласно барражировали по московским улицам…

десятки мобильных установок, пеленгующих телефонные разговоры, патрулировали во всех районах…

все информаторы во всех мусульманских общинах, крупных бизнесах и местах проживания чеченской диаспоры были оповещены о повышенной бдительности…

любой телефонный разговор подозрительного содержания и любой сигнал информаторов подвергались глубокой проверке по базе данных на этих абонентов, а затем срывали с места очередную дежурную бригаду оперов, которые на предельной скорости неслись по адресам подозрительных объектов, бесцеремонно врывались, производили допросы и обыски…

сотрудники оперативной службы при поддержке СОБРа и других «тяжелых» спецподразделений уже произвели десятки захватов и задержаний криминальных личностей, которые могли бы иметь контакты с чеченскими боевиками…

а патрульными службами «наружки» были задержаны и подвергнуты проверке сотни молодых кавказских женщин и мужчин…

И – никакого улова!

И впервые у руководства АТЦ возникает подозрение: а может быть, и нет никакой шахидки? Может быть, это дезинформация? Может быть, боевики отслеживают и проверяют нашу систему поиска террористов, чтобы ударить в другой раз? Или они надеялись, что мы объявим тревогу, и весь город опустеет, вся столица России попрячется по домам только потому, что, может быть, где-то по улице идет шахидка?

А Зара вышла из метро «Новокузнецкая» и остановилась в нерешительности – слева и справа, словно лучами-радиусами, расходились сразу три улицы. Зара спросила у прохожих Большую Татарскую, девушка с наушником в ухе и «Вокмэном», пристегнутым к поясу, махнула ей в сторону Пятницкой, и Зара двинулась вперед.

По случаю праздника Пятницкая была немноголюдна, и машин было негусто.

И на фоне этой Пятницкой, солнечной и умытой летним дождем, Зара – блондинка, туфли на каблуке, стройная фигурка и модный прикид – смотрелась совсем как героиня культового «Июльского дождя» Марлена Хуциева, когда та в такой же летний день шла по Кузнецкому Мосту…

А посему нет ничего удивительного в том, что возле нее притормозил «мерседес», покатил рядом со скоростью пешехода, и сквозь опустившееся стекло с ней заговорили двое молодых кавказцев:

– Эй, Наташа! Падажди! Сто баксов хочешь палучить? Что малчишь? Мало?

Зара шла молча, не глядя на них.

Но они не отставали.

– Харашо, за такие ноги двести палучишш! Двести баксов дадим! Иди сюда!

Тут Зара не выдержала, повернулась и на чистом чеченском языке обложила их самыми грязными проклятиями:

– Сволочи! Варраш! В горах ваши братья за родину погибают! А вы… Чтоб вы сдохли! Чтобы русские вас перерезали тут до одного! Я постараюсь!

Но кавказцы уже не слышали ее проклятий – «мерседес» сорвался с места и трусливо умчался прочь.

В мечети на Большой Татарской Зара появилась в неурочное время между утренним и дневным намазами. Но муэдзин, помощник муллы, разрешил ей подождать дневную молитву и отвел на женскую половину мечети. По дороге начал расспрашивать: откуда она, как зовут, когда приехала?

Здесь, в мечети, Заре не хотелось врать, поэтому она отвечала односложно и уклончиво: приехала в гости к дяде, собирается поступать в институт, но еще не выбрала в какой. Однако имени этого «дяди» не назвала, и каких-то родственников, которых может знать муэдзин, тоже. Старик не настаивал, а предложил Заре работу – у него восемь точек на рынке, ему нужны продавщицы. Зара с презрением отвергла это предложение…

Чуть погодя в мечеть стали собираться верующие – правда, совсем немного, а женщин и вообще всего несколько.

Во время молитвы муэдзин, мулла и староста общины одобрительно смотрели, как молилась Зара – истово, с каким-то исступлением.

А когда она ушла, посетовали: такая молодая и красивая девушка и так странно себя ведет – от работы отказалась, сказала, что у нее тут дядя, а кто именно – скрыла. Странная молодежь пошла, скрытная…

Между тем Зара, очистившись молитвой, совсем другой, легкой походкой вышла из мечети и пошла к метро. Да, теперь ей все удастся!

Она достала «Вокмэн», вставила в ухо крохотный наушник и включила кассету. Это, конечно, были песни «певца шахидизма» Тимура Муцараева.

Примеряя свой шаг к ритму песни, Зара решительно шагала по Пятницкой к метро.

Да, теперь у нее все получится! И не важно, что клеммы взрывателя отсырели, попав под дождь, – она их сама починит, ее научили в горах, как это делать…

А в мечети на Большой Татарской муэдзин, оставшись один, набрал номер на своем мобильном.

– Алло. Это Залихан с Большой Татарской. Давно не виделись. Хорошо, в чайхане…

В вагоне метро Зара стояла у карты, смотрела, как от «Новокузнецкой» доехать до «Курской». Затем стала рассматривать пассажиров. Эти дети… Эти пожилые женщины с венозными ногами – точно такими, как у женщин в ее селе…

Странно, но эти люди уже не вызывали в ней прежней ненависти.

Вот одна, пожилая, полная, крашенная пергидролем, одетая в дешевую юбку, стоптанные туфли и нелепый жакет, достала из хозяйственной сумки пудреницу и помаду и, глядясь в эту пудреницу, жирно красит губы. Ей-богу, это смешно…

Вот парочка молодоженов выясняют отношения, она требовательно спрашивает: «А кто влез в мою душу? Нет, я тебя спрашиваю: кто влез в мою душу?»

Вот ребенок с воздушным шаром…

И старушка нищенка идет по вагону:

– Люди добрые! Я вас прошу ради Христа! У меня сын погибши в Чечне, помогите внучков прокормить, двое их, а то мать от горя руки на себя наложила. И я с ними осталась. Ради Христа!..

Остановка.

В потоке пассажиров Зара пошла по переходу от «Павелецкой-радиальной» на «Павелецкую-кольцевую».

В переходе играла на скрипке девушка, ровесница Зары, а у ног ее в скрипичном футляре всего несколько монеток…

Между тем в Большом театре Катя, прижимаясь к отцу, завороженно смотрела на сцену, где шел отрывок из балета «Спартак»…

А в чайхане в Замоскворечье муэдзин рассказывал подполковнику Климову о визите Зары в мечеть – «мы всех своих знаем, ее у нас никогда раньше не было, она сама сказала, что только приехала» – и о том, как Зара отказалась от работы, темнила насчет дяди и своих сельских родственников и как истово молилась – «так молятся перед восхождением, душу очищают»…

На станции «Павелецкая» Зара зашла в вагон, села на свободную скамью.

– Осторожно, двери закрываются, – сказало радио неподражаемым голосом Людмилы Гурченко. – Следующая станция «Таганская»…

И снова – череда пассажиров перед ее глазами. Какой-то парень не то дурачась и скоморошничая, не то всерьез разыграл целую пантомиму отчаяния перед девушкой, которая собиралась выйти из вагона с другим молодым человеком. И это было настолько смешно, что пассажиры смеялись. И Зара невольно стала улыбаться вместе со всеми. Но вдруг…

На «Таганской» в вагон, через дальнюю от Зары дверь, вкатил на инвалидном кресле молодой парень в камуфляже и с выставленной на обзор оголенной культей вместо левой ноги.

Зара впилась в него глазами. О Аллах, она же знает это лицо в веснушках, эти глаза! Именно этот «герой» ворвался тогда на БТР в ее аул, именно он стрелял из огнемета, и от ужаса у Зары случился выкидыш! А теперь он катит прямо к ней и зычно, на весь вагон возглашает:

– Братья и сестры! За кровь, пролитую в Чечне, и ногу, потерянную в бою с чеченскими бандитами, прошу помочь на протез!

Зару как отрезвило! Как окатило из холодного ушата! А она-то, дура, расслабилась, стала им всем тут почти сочувствовать. Но теперь…

Зара мстительно и почти счастливо улыбается. О, как ей повезло! Воистину Аллах акбар!

Зара сунула руку в карман куртки, взялась за кнопку. Давай, сволочь, подойди поближе!

Вот! Пора!

Неизвестно каким чувством этот инвалид издали ощутил опасность – скорее всего просто наткнулся на ее взгляд. И – пресекся на полуслове, остановил колеса своего инвалидного кресла…

С секунду они смотрели друг другу в глаза…

Зара решительно нажала кнопку.

Но взрыва нет. Нет взрыва!

В остервенении она жмет еще и еще! И только теперь спохватывается – о Аллах! она забыла: у нее же детонатор не срабатывает…

А поезд останавливается на станции, и инвалид спешно выкатил из вагона.

Но Зара выскочила за ним.

А он, оглядываясь на нее, стремительно покатил прочь по залу, виляя то за одну колонну, то за другую…

Зара бежала за ним, держа руку в кармане куртки и отчаянно давя кнопку взрывателя… Безрезультатно!

Впрочем, она и так догонит этого мерзавца, а пластит-4 взрывается не только от детонатора, но и от резкого удара. И уж этому сукину сыну она сейчас так врежет!

И она бы действительно догнала его, но тут «инвалид» вдруг спрыгнул с инвалидного кресла и на двух совершенно здоровых ногах (только липовая культя болталась) подбежал к подошедшему поезду и запрыгнул в вагон буквально за миг до того, как двери вагона закрылись. И поезд тронулся, унося его от Зары…

Зара осталась одна на платформе, бессильно и разочарованно глядя вслед укатившему «ветерану». Она обозналась – это был никакой не солдат-инвалид, а просто жулик…

Ну что ж! Зато теперь она не пожалеет тут никого – ни стариков, ни детей!

И Зара оглянулась по сторонам. Да, она всех, всех тут взорвет! Вот только нужно исправить неполадку с пластитом…

Зара вышла из метро и пошла в «Атриум».

В лаборатории ФСБ офицеры технической спецслужбы подбирали на экранах компьютера детали лица – брови, нос, губы и т. п., – отдаленно напоминающие облик Зары, и спрашивали у муэдзина:

– Итак, блондинка. Волосы длинные? Короткие? Лицо круглое? Овальное?

Рядом сидели два художника и цветными карандашами на листах ватмана тоже со слов муэдзина рисовали женский портрет…

А Климов тем временем гнал в своей машине в Марьину Рощу, где опера его РУБОПа под командованием майора Юртаева накрыли на чердаке, в голубятне, склад оружия и взрывчатки.

Но это оказался ложный след и не чеченская, а тольяттинская ОПГ…

Оставив оперов составлять протокол и прочие формальности по арестам членов ОПГ и изъятию вещдоков, Юртаев и Климов заехали в ближайший «Макдоналдс». Стоя за круглым столиком, ели гамбургеры и обменивались информацией и мужским опытом.

– Никакой независимости нет и быть не может, – уверенно говорил Юртаев. – Ни у Белоруссии, ни у Украины, ни даже у вас, русских. Вот мы с тобой гамбургеры едим…

– Вредные, – вставил с усмешкой Климов.

– Вот именно. И перед нами, чеченцами, простой выбор – или мы цивилизуемся вместе с Россией и вместе боремся с гамбургерами, или деградируем в арабский халифат, под власть айятолл.

– У тебя сколько детей? – спросил Климов.

– Пять. А почему спрашиваешь?

– Все мальчики?

– А то ж! Война уже сколько лет, надо восполнять потери.

– Я не об этом.

– А о чем?

– Все пацаны у тебя. Секрет знаешь?

– Знаю.

– Ну?

– А тебе зачем?

– Хочу сыновей.

– Сколько?

– Я жене, когда сватался, обещал: если родит пять сынов, в сорок лет буду генералом. Но звезды на погонах от меня зависят, а…

– Тоже от тебя, – сказал Юртаев.

– То есть?

– У нас в Чечне аксакалы говорили: чтобы мальчика сделать, снаряд должен быть абсолютно свежим!

– Не понял.

– Хорошо, поясняю. Дети от чего рождаются? Мужской снаряд проникает в женскую цель, и они сражаются: если мужской снаряд свежий и сильный – рождается мальчик. Если нет – девочка. Поэтому детей нужно делать на трезвую голову, на чистый желудок и не залежалыми снарядами, а со второго захода – самыми свежими. Дошло?

– И ты это на практике проверил?

– Осечки не было, – заверил Юртаев.

– Ну-ну… Сегодня проверю…

Зрители густым потоком выходили из Большого театра, среди них – Катя с отцом.

Отец купил ей мороженое, а Катя увидела карету с разукрашенной лошадью и кучером в красивой форме – в таких каретах теперь возят туристов по Москве.

У Кати загорелись глаза, она умоляюще посмотрела на отца, и они вдвоем сели в карету. Кучер спросил:

– Маршрут большой или малый?

– Большой! – щедро сказал Катин отец.

В «Атриуме» Зара эскалатором поднялась на второй этаж, зашла в женский туалет. Там висела табличка: «Пользование туалетом – 10 р.». Тут же за столиком у входа дежурная собирала деньги, слушала по радио шутки Петросяна и отрывала от рулона туалетную бумагу.

Зара отдала ей десять рублей, получила бумагу и заперлась в кабинке. Здесь она сняла свой «лифчик» – курточку и ранец, распаковала их и увидела, что не горит индикатор блока взрывателя. Осторожно, как учили ее на уроках по ВВ в лагере, Зара вскрыла самодельный блок. Так и есть: от дождя окислились клеммы и «закипела» промокшая электробатарейка – вокруг плюсового контакта желтая пена щелочной гадости. А кроме того – что это за еще один крохотный детонатор? О Аллах, такой ей тоже показывали на занятиях по ВВ. И вообще такой детонатор каждый чеченский пацан знает – часть любого старого мобильника, которая работает как приемник сигнала, соединяется со взрывателем, закладывается в любую мину или снаряд и дистанционно срабатывает от мобильного телефона.

Так вот почему ее сопровождал Ахмед – боялся, что она струсит и в нужный момент не сможет нажать на кнопку. Зря беспокоился. Она сможет, и еще как!

Но трогать этот детонатор нельзя – мало ли что может случиться? А вдруг рванет прямо здесь, в туалете?

Зара шумно спустила воду в унитаз, облачилась в свой «лифчик» и вышла из туалета.

На площади у метро «Курская-радиальная» уличные торговки продавали цветы и фрукты, а в палатках и киосках продавалось все, что угодно, – от канцтоваров и женского нижнего белья до мобильных телефонов.

Кто-то из клиентов местного сапожника нервно топтался у дверцы с надписью «БУДУ ЧЕРЕС 15 МИНУТ», поглядывал на часы, потом в досаде дернул дверную ручку и изумленно застыл на месте: дверь открылась, за ней ничком лежал труп старика сапожника.

– Милиция! – закричал клиент. И объяснил подошедшим ментам: – Я ему туфли отдавал, набойки сделать. Жду, жду…

В «Атриуме», в офисе службы безопасности молодой конопатый дежурный, сдавая смену, докладывал сменщику:

– За время моего дежурства никаких происшествий или ЧП. Только карманная кража по мелочи: у одного кавказца пацаны сперли кошелек и мобильник.

– В журнал записал? – спросил сменщик.

– А то ж! Вот…

Сменщик прочел запись в журнале: «10.17 утра, кража на эскалаторе. Пострадавший Кадыров Ахмед Насирович, 1972 года рождения, паспорт номер 78 94 678545, выдан ОВД г. Махачкала, код подразделения 432–982, дата выдачи 06.12.2002. Похищены паспорт, деньги и мобильный телефон. Похитители – четверо несовершеннолетних, задержаны и переданы в 37-е отделение ГУВД вместе с похищенными деньгами и телефоном. Паспорт пострадавшего найден в мусорной урне и возвращен владельцу».

Сменщик поднял глаза на конопатого:

– А ты его пробил по базе?

– Кого? – спросил тот.

– Ну, этого Кадырова.

– Зачем?

– Как это зачем? Мало ли! Тебе звонили про операцию «Невод»?

– Ну, про «Невод» когда звонили! И они же девку ищут, не мужика.

– Давай пробьем.

– Ты что думаешь – у террориста можно бабки украсть?

– Я ничё не думаю, а выполняю инструкцию. – И сменщик «забил» в компьютер все паспортные данные Ахмеда.

Через секунду компьютер, поворчав, выбросил на экран сообщение о том, что ни подразделения № 432–982 в Махачкале, ни паспорта № 78 94 678545 в природе не существует.

Поглядев на это сообщение, сменщик снял трубку с телефона закрытой спецсвязи «VERTEX-ГТС».

А рядом, в том же «Атриуме», в магазине электротоваров Зара купила электробатарейку и вернулась в женский туалет. Удивленной ее возвращением дежурной отдала еще десять рублей.

– Прокладка нужна? Двадцать рублей, – предложила дежурная.

– Какая прокладка? – не врубилась Зара.

– Ну какая? «Олвейс», от месячных.

– Нет, спасибо.

Зара ушла к кабинкам и опять заперлась в одной из них. Сняла «лифчик», монеткой стала зачищать контакты детонатора…

А в офисе службы безопасности сотрудники АТЦ ФСБ, примчавшиеся по вызову дежурного, просматривали видеозапись кражи документов у Ахмеда. И опознали в нем одного из тех, кого разыскивают со времен теракта в «Норд-Осте» – вербовщика шахидок-смертниц, получающего крупные зарубежные гонорары за каждый теракт. Еще тогда, на Дубровке, видеокамеры зафиксировали его лицо среди окружавшей «Норд-Ост» толпы, и теперь с помощью накопительной компьютерной базы оба портрета сошлись на одном экране…

Отсюда, из офиса службы безопасности «Атриума», старший бригады ФСБ тут же связался с Главным управлением МВД по транспорту. Там, в пятиэтажном особняке у Олимпийского комплекса на проспекте Мира, дежурный «забил» данные «липового» паспорта Ахмеда Кадырова в компьютерно-поисковую систему «Транспорт» и через несколько минут получил информацию о том, что по этому паспорту пять дней назад в Моздоке был куплен билет на поезд «Гудермес – Москва», вагон номер 6, место 22.

А чуть погодя на экране его компьютера появились данные на всех пассажиров, которые ехали в одном вагоне с Ахмедом. В том числе фотография с паспорта Аиды Мансуровой – пожилой чеченки, которая вербовала Зару на кладбище.

И в это же время в отделении милиции на Курском вокзале работала вторая бригада ФСБ. Получив «Нокию» Ахмеда, они в этом телефоне, в определителе вызовов, обнаружили последний вызов с телефона Зары…

Между тем радио, которое слушала дежурная платного женского туалета «Атриума», принялось рассказывать о праздничных мероприятиях в Москве – вечерних концертах, гулянье и параде машин в «Эрмитаже», ночном салюте.

Стоя в кабинке туалета и прислушиваясь к этим сообщениям, Зара вставила в детонатор свежую батарейку… Индикатор блока взрывателя тут же загорелся. Зара осторожно надела свой «лифчик»… Застегнула джинсовую курточку… Спустила шумно воду и вышла из кабинки. Проходя мимо дежурной, спросила на ходу:

– Извините, а где сад «Эрмитаж»?

– А в центре, – охотно объяснила та. – Проще всего до метро «Маяковская» или «Пушкинская», а там пешком.

– Спасибо…

Выйдя из туалета, Зара пошла по галерее к эскалатору, прикидывая, где же ей эффективнее взорваться – здесь или в саду «Эрмитаж»? Наверное, в «Эрмитаже», ведь по радио сказали, что там народное гулянье, парад машин и салют. К тому же утром на последнем инструктаже этот «Эрмитаж» ей называли в перечне целей номер два…

Взвешивая эти варианты, Зара автоматически или, точнее, по зову желудка зашла в кафе «Friday’s», где все тот же лилипут-администратор встретил ее как родную.

Но Зара грубо отшила его, у стойки самообслуживания набрала себе на поднос какую-то еду, прошла в зал, села к окну и стала есть.

И заметила неподалеку женщину, которая утром делала в салоне красоты укладку волос, и ее трехлетнего сынишку-велосипедиста. Мальчик устало спал на стуле рядом с грудой пакетов с покупками, а мамаша, сидя за столиком с бокалом сока, говорила по мобильному:

– Никуда мы не поехали! Он смотрел кино – как я могла его вытащить? А после кино он уснул… Да я уже сама обалдела от этого «Атриума»… Ну как я могу ехать, когда он спит? Ты когда будешь? Но ты помнишь, что у нас годовщина?.. Ну, хорошо, ну что за паника?.. Ладно, сейчас разбужу его и поеду… Какой секрет? Как мальчишек рожать? Ну, знаешь! Ты сначала полковника получи…

Между тем теперь, когда оперы с двух сторон взяли следы Ахмеда и Зары, весь аппарат АТЦ ФСБ и Управления «Т» МВД заработал на полную профессиональную мощь:

копировальные машины печатали фоторобот Зары, сделанный по словесному описанию муэдзина… и портрет Ахмеда, сделанный с кадров видеозаписи на эскалаторе в момент кражи… и портрет Аиды Мансуровой…

телетайпы и электронная почта рассылали эти портреты и Зарины приметы (рост, описание одежды) по всем отделениям милиции…

начальники ОВД лично развозили эти портреты по маршрутам и постам несения патрульной службы…

сотрудники ГАИ клеили эти портреты на своих постах и на боковых стеклах своих машин…

по компьютерным базам всех силовых структур были установлены адреса не только всех пассажиров вагона номер 6 поезда «Гудермес – Москва», но и их родственников, в том числе родственников Аиды Мансуровой в Чечне и в Подмосковье. И по этим адресам – в Чечне на БТР и БМП, а в Подмосковье на милицейских машинах – буквально ринулись силовики. Одна из таких опергрупп вломилась в подмосковный дом, где ночевала Зара перед выходом на свою операцию.

– Ни с места! Руки вверх! – И перепуганной Аиде Мансуровой, которая дернулась было к окну, чтоб сбежать: – Стоять! Вы арестованы!

А подполковник Климов, майор Юртаев и машина с полевой радиолокационной аппаратурой «Обь-7» для обнаружения устройств, имеющих полупроводниковые элементы, неслись в это время к метро «Театральная», откуда Зара в последний раз позвонила Ахмеду.

И три голубых «Автожира А-002» (мини-вертолеты фирмы «Иркут») с видеокамерами под крылом взлетели с крыш МЧС и монолитного дома на проспекте Вернадского и на высоте 150 метров полетели над московскими улицами, передавая на экраны АТЦ все, что видели их лупоглазые, как у пчел, телеобъективы…

А прогулочная карета с десятилетней Катей и ее отцом мирно катила себе по Москве – вверх по Пушкинской улице… направо по бульварам…

Нарядно убранная лошадь цокала подковами по асфальту.

Катя, прижимаясь к отцу, восторженно смотрела по сторонам и просила:

– Папа, позвони дяде Климову.

– Да неудобно… – отвечал он.

Звуковые индикаторы аппаратуры «Обь-7» уже пищали на полную мощь.

Микроавтобус с надписью «РЕМОНТНАЯ» резко затормозил у входа в метро «Театральная». Климов, Юртаев и два техника с ручной аппаратурой поиска выскочили из машины и лихорадочно заметались из стороны в сторону в поисках источника возбуждения индикатора.

Индикаторы привели их к мусорной тумбе.

На глазах изумленных прохожих Климов и Юртаев схватили эту урну, высыпали содержимое на тротуар и принялись рыться в мусоре.

Прохожие возмутились:

– Совсем оборзели!

– Ну до чего дошли!..

Юртаев нашел в мусоре телефон Зары, взял его носовым платком и положил в пластиковый пакет.

А в карете Катя снова попросила отца:

– Ну позвони, папа!

Отец вздохнул, достал мобильник, набрал номер.

– Алло! Алексей Петрович? Здравствуйте, это Катя и Егор Сорокины. Помните?

Климов, садясь в «ремонтный» микроавтобус и передавая пластиковый пакет лаборанту для снятия отпечатков пальцев, ответил в мобильный:

– Конечно, помню. А вы где? – И встревоженно повысил голос: – В Москве?? Где именно?

Но отец Кати не обратил на это внимания, сказал в трубку:

– Катенька хочет с вами поговорить, даю ей трубку.

А Катя, взяв трубку, запищала от радости:

– Дядя Климов! Мы в Москве! Мы катаемся в карете!

– Молодец, Катюша, – сдержанно сказал Климов и попросил: – Отдай папе трубку.

– Дядя Климов! Я хочу сказать – я уже почти совсем ничего не боюсь, почти! Только бородатых…

– Умница, – снова сдержанно ответил ей Климов. – Дай папе трубку.

Катя отдала трубку отцу, тот сказал:

– Алло, слушаю вас!

– Где конкретно вы едете? – требовательно спросил Климов.

Отец Кати спросил у кучера:

– Где мы едем?

– Цветной бульвар, – откликнулся кучер.

– Цветной бульвар, – повторил Катин отец.

– Так. А где вы остановились?

– О, вы не беспокойтесь, мы в «Туристе», в гостинице.

– Понятно. У вас есть чем записать? Пишите. Улица Скобелева, 7, квартира 39. Это мой адрес. Срочно берите такси и езжайте туда. Ни в какую гостиницу! Вы поняли меня?

– Да, конечно… А что случилось?

Но Климов не ответил – именно в этот момент к микроавтобусу «Ремонтная» подкатила милицейская дежурная машина, кто-то из ментов на ходу сунул «ремонтникам» Климову и Юртаеву пачку листовок с портретами Зары, Аиды и Ахмеда.

И Климов буквально остолбенел: с одной из листовок на него смотрела та самая девушка, которой он утром в «Атриуме» пытался помочь взойти на эскалатор и которая затем сидела в салоне красоты рядом с его женой и сыном.

Каким-то заторможенным жестом Климов взял этот портрет одной рукой, а второй дал отбой на мобильном и стал набирать другой номер.

Сидя у окна кафе «Friday’s» в «Атриуме», Зара, заканчивая еду, смотрела с высоты второго этажа на Садовое кольцо.

Что-то подозрительное происходило на нем: несколько милицейских машин с включенными мигалками и ревунами пронеслись в разные стороны…

Две милицейские машины с дюжими парнями отъехали от «Атриума»… А еще одна, наоборот, подъехала, и какой-то мент передал вышедшему к нему охраннику «Атриума» несколько листовок. И, садясь обратно в машину, внимательно обвел глазами стеклянные стены «Атриума»…

Заре показалось, что его взгляд даже задержался на окне кафе «Friday’s», и она невольно отшатнулась…

Только без паники! Это какая-то случайность. Как говорят русские, у страха глаза велики. Но какие-то меры предосторожности принять необходимо.

Зара встала, подошла к женщине с трехлетним сыном, который продолжал спать в кресле. Тоскливо глядя в окно и посасывая апельсиновый сок, женщина терпеливо ждала, когда он проснется.

– Извините, – сказала ей Зара. – Мне нужно позвонить, вы не дадите свой телефон? На минутку…

– Конечно. Пожалуйста. – Женщина протянула ей телефон. – Мы с вами были утром в салоне. Да?

Зара кивнула и набрала номер, который запомнила: 789-43-42.

– Алло… – тут же осторожно ответил Ахмед.

– Это я, – быстро, чтоб не дать ему вставить слово, сказала Зара по-русски. – Я еду в «Эрмитаж», встретимся там, пока!

И дала отбой, протянула женщине телефон.

– Так быстро? – удивилась та.

– Спасибо…

Зара вышла из кафе в торговую галерею и остановилась у магазина спорттоваров. Здесь она, почти не выбирая, купила неброский женский плащ-дождевик и темную бейсболку с надписью «KENT».

В этом плаще и с волосами, полностью убранными под бейсболку, Зара покинула «Атриум». Теперь она была настороже. Подходя к метро «Курская», издали заметила там молодых ментов с собакой и какими-то листовками в руках. Поглядывая в эти листовки, менты шарили глазами по лицам прохожих.

Приблизившись к ним еще на пару шагов, Зара ясно различила на одной из листовок лицо Ахмеда, а на второй – свой фоторобот.

Не останавливаясь, она прошла мимо ментов и входа в метро и, сверяясь с картой своего путеводителя по Москве, пешком отправилась в сад «Эрмитаж».

– Почему у тебя занято?! – кричал Климов в мобильный.

– А что такое? – спросила жена, сидя в «Атриуме», в кафе «Friday’s».

– Ты где?

– Ну, сейчас мы поедем домой. Он просыпается…

Действительно, малыш открыл глаза и удивленно огляделся вокруг.

– Ты помнишь девушку-блондинку, которая утром сидела с тобой в салоне красоты?

– Конечно. Она только что ушла.

– Откуда она ушла??! – изумленно выдохнул Климов.

– Ну, отсюда, из «Атриума». Она говорила по моему телефону…

– Она – говорила – по твоему – телефону??! – вразбивку произнес Климов. – О чем?

– Не знаю, я не слушала. Что-то про «Эрмитаж»…

Мини-вертолет «Автожир А-002» производства авиакомпании «Иркут» медленно летел над Садовым кольцом, посылая на экран АТЦ широкоэкранную панораму прохожих на тротуарах и автомобилей, кативших по мостовой.

Офицеры АТЦ, стоя у экрана, пристально вглядывались в лица прохожих.

Мини-вертолет продолжал свое движение – навстречу Заре.

А Зара шла по Садовому навстречу камере вертолета.

Они неминуемо должны были встретиться! Еще триста метров… двести… сто…

Но тут «Букашка» – троллейбус «Б» – подкатила к остановке как раз тогда, когда сюда подошла Зара, и Зара шагнула в его распахнутые двери.

А вертолет на бреющем пролетел над крышей троллейбуса…

В троллейбусе Зара устало опустилась на сиденье. И закрыла глаза. Итак, ее уже ищут. И Ахмеда тоже. На чем же они прокололись? Неужели когда она позвонила Ахмеду и сказала, что купила билеты в Большой? Или когда сообщила ему, что у нее промокли контакты? Но ведь она выбросила телефон. Мечеть! Этот муэдзин! Он так дотошно расспрашивал, откуда она, когда приехала…

Холодный ужас паники сжал ее сердце – неужели она не успеет сделать это?

Неужели все ее клятвы себе и Аллаху – ничто?

Нет, она сделает это сейчас! Вон сколько народу набилось в троллейбус на остановке! Пусть это не Большой театр и даже не сад «Эрмитаж» с толпами народа, но…

Снова закрыв глаза и успокоив дыхание (так учили в лагере), Зара мысленно произнесла последнюю молитву и изготовилась к взрыву.

Хотя нет, она не умрет с закрытыми глазами, она хочет увидеть, кого из неверных она унесет с собой и положит к ногам Мусы.

Зара открыла глаза.

И наткнулась на прямой – в упор – детский взгляд. Это на противоположной скамье, на руках у ее двадцатилетней русской сверстницы сидела семимесячная девочка и в упор, таким прямым, какой бывает только у младенцев, взглядом рассматривала Зару. От этого взгляда невозможно отгородиться, отвернуться, укрыться. А стоило Заре шевельнуть рукой, как ребенок перевел взгляд на эту руку…

Что вспомнила Зара в этот миг? Себя на руках у своей матери? Ребенка, которого Муса так ждал и которого она потеряла?

Как бы то ни было, она не вынесла неотрывного взгляда этой крошки и на первой же остановке вышла из троллейбуса – как раз к саду «Эрмитаж», откуда неслась громкая музыка и где стояла огромная толпа…

Троллейбус ушел, а Зара оглянулась – Ахмед должен быть уже здесь. И он действительно был – он стоял у светофора на переходе через Садовое кольцо.

Дождавшись зеленого табло «переход», Зара почти побежала к нему. И выдохнула, подбежав:

– Ахмед, я не могу! Я хочу домой!

– А кому ты там нужна? – вдруг жестко сказал он.

Она посмотрела ему в глаза и все поняла. Это длилось какую-то долю секунды – жесткий, как клинок, огонь бешенства и жестокости в его глазах, но ей и этой доли секунды было достаточно. Действительно, у нее нет пути назад – кому она там нужна? Да они и не пустят ее в Чечню – ни Ахмед, ни Аида, ни все остальные, кто учил ее и готовил к этой поездке. Они ее просто сами взорвут…

А Ахмед уже погасил бешенство в своих глазах, приобнял ее за плечи и сказал мягко и терпеливо, как родной сестре или дочке:

– Вспомни Мусу, сестра моя. Вспомни, как его убили. И брата вспомни. И кто у тебя ребенка отнял. Думаешь, душа твоего ребенка успокоилась в раю, неотомщенная? Они видят тебя и ждут. Так иди же, ты смелая. Не бойся, все получится. Инша Аллах!

Зара вздохнула и пошла в полной безысходности…

Перейдя улицу, оглянулась на Ахмеда.

Он взглядом послал ее вперед.

А в саду «Эрмитаж» был в полном разгаре очередной парад раритетных автомобилей – «бентли», «роллс-ройсов», «феррари» и т. п. На сцене гремел фестиваль джаза. В аллеях шли танцы, а еще на одной летней сцене Олег Митяев пел о том, что каждый ребенок – это будущий сад. То есть публики в саду «Эрмитаж» было полным-полно, толпы…

Сквозь эту толпу Зара прицельно пробиралась к элитной VIP-трибуне, чтобы там нажать кнопку электродетонатора. Да – умирать страшно, да – она обречена, да – она погибнет, но она погибнет геройски, в Чечне о ней будут слагать песни, как про Айзу Газуеву, сам Тимур Муцараев сочинит про нее балладу…

Тут к саду «Эрмитаж» с одной стороны подкатила карета с Катей и ее отцом, и Катя потащила отца в толпу. А с другой стороны сюда же подлетели машины с офицерами из оперативного штаба «Перехват шахидки» и «ремонтные» микроавтобусы АТЦ ФСБ с аппаратурой «Пелена-5М».

И произошло нечто странное – на сцене в руках у артистов вдруг зафонили и захрипели микрофоны, а у зрителей перестали работать мобильные телефоны. Это включилась «Пелена-5М» – аппаратура подавления и блокировки электро– и радиовзрывателей.

Но артисты, конечно, не знали об этом и стали в недоумении возиться с микрофонами, а зрители принялись свистеть.

Тревожно оглянувшись по сторонам, Зара заметила поодаль лицо Ахмеда и – одновременно – как оперативники ФСБ рвутся к ней через густую толпу.

Не раздумывая, Зара нажала кнопку электродетонатора.

И Ахмед, увидев оперативников, нажал кнопку «вызов» в своем телефоне.

Но оба детонатора, блокированные «Пеленой», не сработали.

В панике Зара сорвала свой «лифчик», чтобы вручную соединить контакты, но кто-то помешал ей, схватил за руку.

Она оглянулась и увидела, что это тот самый бритоголовый увалень, которого она утром видела в «Атриуме» с женой и трехлетним сыном. Но почему он в бронежилете? Кто он?

Секунда ее растерянности позволила Климову ухватить ее руку и заломить ей за спину.

Но вторая ее рука рванулась к детонатору, и у Климова уже не было выбора. Сбив Зару на землю, он накрыл ее своим телом. И принял в себя весь смертоносный заряд пластита-4.

Люди, стоявшие рядом, испуганно ринулись в разные стороны, но поодаль остальная толпа даже не услышала взрыва, и на эстраде Олег Митяев продолжал петь о том, что каждый нерожденный ребенок – это загубленный сад.

Тем временем Ахмед, еще не пойманный, не спеша удалялся от «Эрмитажа». Навстречу ему по Садово-Каретной с воем летели «скорая помощь», милицейские «ауди» и «мерседесы». А песня Митяева продолжала звучать, напоминая о том, что каждый нерожденный ребенок – это погибшие сады человечества.

2004–2006