Пле(мя)нница

Глава 13

18 июля, суббота

Алина

Понимаю, что сидеть в ванной и ждать, пока утром Егор уйдет на работу, не вариант. Да и уйдет ли? Завтра, вернее, уже сегодня, суббота, то есть выходной. От мысли о том, что Егор может остаться дома, трясусь, словно осиновый лист.

Боже, что я натворила? Что он натворил? Как мы оба могли допустить подобное? Мой мозг взрывается от того, что между нами произошло. Инцест… Страшное слово, которое я слышала пару раз, но уж точно никогда не думала, что оно будет применимо ко мне.

Боже… Боже… Боже… Как же стыдно! Какой позор! Как после этого выйти из дома? Как смотреть людям в глаза? Как смотреть в глаза маме, сестре?

И самое главное… Как после произошедшего примириться с собой? Как жить со своими мыслями, совестью? Как снова научиться верить в себя? Как поверить в то, что я заслуживаю чего-то хорошего? Заслуживаю ли? Очень сомнительно…Ниже пасть было просто невозможно.

Дрожащей ладонью вытираю запотевшее зеркало и с презрением смотрю на свое отражение. Как же я ненавижу себя. Хочется ударить кулаком по стеклу, чтобы оно разбилось и отражение стало кривым. Таким же кривым, какой я сама оказалась внутри. Кривой. Гнилой. Испорченной.

За дверью раздаются тяжелые шаги. Прислушиваюсь. Егор в который раз проходит мимо ванной. Снова собирается курить? Не это ли самый лучший, если можно так выразиться, момент, чтобы спрятаться в своей комнате?

Испытываю очередной приступ ненависти и презрения к себе, когда, словно крыса, бегу из ванной в свою комнату. Прячусь за дверью, жалея о том, что на ней нет никакого замка. Да, совершив один из самых страшных грехов, я боюсь посмотреть в глаза даже тому человеку, который вместе со мной падал в эту же пропасть. Даже не сомневаюсь, что Субботин тоже жалеет о том, что натворил.

Что это было? Зачем я попросила его остаться? Нет, я, конечно, не хотела, чтобы случилось подобное. Искренне хотела, чтобы он просто побыл рядом. Можно было даже не касаться. Как мы очутились в объятиях друг друга? Что потом на нас нашло?

От размышлений меня отрывает толчок в спину. Егор отчаянно пытается открыть дверь. Отступаю в сторону. Когда Субботин входит в комнату, отворачиваюсь от него и подхожу к окну. В спальне относительно темно. Хорошо, что Егор не стал, как чуть ранее, включать свет.

Некоторое время мужчина молчит, не двигается. Ощущаю лишь его тяжелый взгляд. Уверена, он так же растерян, как и я. Каким бы ни был Субботин деловым, раскрепощенным, но, думаю, случившееся даже для него никак не вписывается в рамки допустимого.

— Почему ты не ложишься? — мрачно спрашивает он.

— Лягу, — пялюсь в черноту за окном, желая всей душой раствориться в ней навсегда.

— Алин… — чувствую, что он подходит ближе.

— Не нужно. Уйди, — несмотря на то, что хочется удавиться сейчас, мой голос, на удивление, тверд. — Пожалуйста, — все-таки срываюсь я. Готова умолять, но пусть сейчас уйдет. Мне нужно побыть одной. Мне нужно попытаться хоть как-то примириться с тем, что мы сделали. Попытаться понять, как жить дальше. И нужно ли жить дальше?..

Субботин некоторое время недовольно сопит за моей спиной, но все же уходит.

Падаю на кровать, чувствуя себя самым ужасным, отвратительным человеком на всём земном шаре. Сжимаюсь под одеялом, давая волю рыданиям. Зачем я ехала в этот город? Хотела денег? Красивой жизни? Верила, что, возможно, однажды встречу здесь свою любовь?

Не получилось красивой жизни!

Засыпаю, наверное, ближе к утру. Когда совсем нету сил даже на то, чтобы убиваться.

Когда просыпаюсь, солнце уже ярко освещают комнату. С трудом моргаю, оглядываясь по сторонам. Не то, чтобы я думала о том, что Субботин будет сидеть рядом, но бессмысленно скрывать — первая мысль после пробуждения, конечно, о нем.

Сажусь на кровати. Ни физических, ни моральных сил. По-прежнему хочется исчезнуть с лица земли, чтобы даже не вспомнил никто, что я когда-то существовала.

Но подобному желанию не суждено сбыться. Не так легко. Говорят, за грехи нужно платить. Кто-то боится умереть и попасть в ад. Мой же ад уже здесь, на земле. Наверное, долго придется гореть, пока душа наконец не будет испепелена дотла, и я перестану что-либо чувствовать.

Хожу, как привидение, по комнате. Потребности выходить за отведенные границы нет. Не хочу ни в туалет, ни умываться, ни завтракать. Единственное глупое желание, которое никогда не исполнится, это повернуть время вспять. Никогда не ехать в этот город… Никогда не встречать Егора… И уж тем более никогда не просить его побыть со мной…

Часы идут, бегут минуты. Но легче мне не становится. Лишь хуже. Вариться в котле из стыда, сожалений, ненависти к самой себе беспощадно больно. Мысли о том, что всё могло бы быть иначе, если бы…. Этих «если бы» столько много, что на глаза опять наворачиваются слезы.

Снова рыдаю. До тех пор, пока не чувствую, что слез больше нет. Из груди рвутся всхлипы, но глаза уже сухие. Постепенно в груди становится пусто, всё становится безразлично. Заползаю с пола на кровать, кутаюсь в одеяло, проваливаюсь в терзающий душу сон. Нет успокоения, нет покоя.

Когда снова открываю глаза, солнце уже катится к горизонту. Вокруг, как и при прошлом пробуждении, тихо. Решаюсь выйти из своей клетки. В квартире я одна. Не знаю, стоит ли радоваться этому. Или было бы лучше, если бы Субботин был дома?

Нет. Нет. Даже не представляю, как мы теперь посмотрим друг другу в глаза. После того, что мы натворили, мы должны, как можно быстрее, вычеркнуть другу друга из своей жизни.

Мозолить друг другу глаза? Так будет только больнее. Мы друг для друга напоминание того, какой страшный грех совершили. Будет лучше, если мы никогда больше не увидимся. Постараемся забыть всё! Возможно, когда-нибудь это получится сделать. Возможно, когда-нибудь мы сможем забыть… Отпустить… Перешагнуть… И, возможно, простить себя!

Наступает ночь. Мне кажется, я схожу с ума. Самое страшное, что теперь, когда я более-менее переварила ужасающий факт того, что переспала с собственным дядей, меня одолевают мысли иного характера. Я вспоминаю прикосновения Егора, его поцелуи, ощущения, которые он умело пробудил во мне. Пусть у меня уже был секс, но оргазм, который я испытала с Субботиным, был первым. От воспоминаний мурашки бегут по коже. Хочется биться головой о стену. Стыд, позор и… безумная жажда снова почувствовать все то, что подарил Субботин.

Не могу не думать о том, где Егор сейчас, с кем. Ощущая слепую ревность, понимаю, насколько я грязная, ужасная, распутная. Оказывается, все эти годы я совершенно не знала себя… Вот она я… Чудовище! Это пугает. Чувства, живущие во мне сейчас, разрушают. Признаю, что они не могут принадлежать психически здоровому, адекватному человеку.

Ночь такая длинная… Не могу найти себе места. Хочется, чтобы скорее наступило утро. Возможно, с восходом солнца все мои внутренние демоны испугаются, залягут в свои логова. До очередной ночи… Но пусть хотя бы так. Я нуждаюсь даже в такой маленькой передышке.

Понимаю, что уже на грани. В голове начинают зарождаться страшные мысли. Начинает неимоверно тянуть на лоджию. Да, туда, где так любит курить Егор… Интересно даже, больно падать на землю с такой высоты? Или всё произойдет так быстро, что не успею даже почувствовать боли при соприкосновении с твердой поверхностью?

Выхожу на лоджию. Смотрю в низ. Выход есть. Но… есть и другое. Как бы не ощущала себя сейчас безысходно, отдаю себе отчет в том, что не смогу сигануть вниз. Нет, не потому что боюсь. Вернее, боюсь. Но не за себя. Боюсь за маму, за сестру. Я не смогу причинить им такую боль.

Возвращаюсь в комнату. Где же Егор? Может, было бы лучше, если бы я исчезла из жизни дяди, не дожидаясь его появления? Может, именно на это он и рассчитывал, когда уходил? Но куда мне идти? На вокзал? Бомжевать?

Накатывает очередной приступ истерики. Снова проваливаюсь в состояние, похожее на сон, хотя никакого отдыха такой сон не приносит.

Пробуждаюсь утром воскресенья. На этот раз за стеной отчетливо слышатся посторонние звуки. Егор вернулся. Тут же начинает лихорадить. Что теперь? Как вести себя? Нам обязательно нужно говорить о том, что случилось? Или лучше сделать вид, что прошлое осталось в прошлом, каким бы грязным оно не было? Просто скажу, что в самое ближайшее время найду себе другое жилье и перееду. Да, второй вариант мне больше нравится.

Однако прежде, чем я нахожу в себе силы, чтобы посмотреть Егору в глаза, ну, или в крайнем случае, хотя бы на пальцы его ног, Субботин снова уходит. Злюсь на себя, на него. Сколько нужно гореть в этом аду, чтобы хоть чуточку отпустило? Отпустит ли? Страшно…

Второй день подряд не выхожу из квартиры. Но сегодня хотя бы нахожу в себе силы и минимальное желание на то, чтобы принять душ, привести себя в человеческий вид. Аппетита по-прежнему нет. Без особого интереса становлюсь на весы. Минус два килограмма, но это не вызывает никаких чувств, простая констатация факта.

Перезваниваю маме. Она звонила утром. Замогильным голосом, лгунья, рассказываю о том, что немного простудилась, поэтому такое убитое состояние. Она верит, сочувствующе советует пить побольше теплого чая, бульона.

После разговора с мамой ещё сильнее, хотя куда уж больше, ощущаю свою ничтожность, убогость. Если бы она, не дай Бог, узнала, что сделала её полоумная дочь, точно сгорела бы со стыда. Надеюсь, эта страшная тайна однажды уйдет вместе со мной в могилу, а мама никогда не узнает, как низко пала её любимая дочурка.

Слоняюсь по квартире, не зная, куда спрятаться от собственных мыслей. Они одолевают, мучают, заставляют гореть в беспощадном пламени противоречивых чувств.

Я устала. Устала от себя. К вечеру мне уже реально хочется, чтобы пришел Субботин. Одиночество убивает. Мысли убивают. Воспоминания убивают.

Егор приходит, когда я почти готова бежать из квартиры, стены которой уже натурально давят на меня. Когда хлопает входная дверь, я выхожу из кухни на лоджию. Мне нужен воздух.

— Привет, — через несколько минут он уже стоит рядом со мной.

— Привет, — не смотрю на него. Хочу, но не могу. Мне стыдно. И страшно. Очень страшно. Я боюсь себя. Боюсь своей реакции на Егора.

Молча стоим, пока наконец я не начинаю чувствовать, что сейчас взорвусь от напряжения.

— Я завтра постараюсь найти себе какое-нибудь жилье, — обещаю, не понимая при этом, почему не занялась этим сегодня. Где моя голова???

Субботин молчит. Прикуривает, со свистом выпускает сизый дым в небо. Как же хочется хоть мельком взглянуть на него, но не могу пересилить себя. При этом сам Егор смотрит на меня, не скрываясь.

— Почему не смотришь на меня? — Субботин, как всегда, спрашивает в лоб.

— Не могу.

— Почему? Противно? — он усмехается. — Или стыдно?

Его смешок выводит меня из состояния ступора.

— А ты считаешь, нет причины, чтобы стыдиться? — поворачиваюсь к нему. Жадно поедаю взглядом, чувствуя, что снова лечу в пропасть. Его голубые глаза не знают пощады. В них столько всего… Нужно было бежать. Пусть даже на вокзал.

— Стыдиться? — он задумчиво смотрит вдаль.

Отмечаю, что вид у него уставший. Где он был, что делал? Мысли об этом не дают покоя. Ну, что я за идиотка? Какая мне разница? Я должна бежать от него, как черт от ладана.

— Конкретизируй… — продолжает он. — Кого стыдиться? Тебя? Себя? Кого-то постороннего?

— Всего! — непререкаемо произношу, отворачиваясь. Его взгляд, то, что я вижу в нем, заставляет сомневаться в себе, в своей адекватности, в том, что я вообще способна рассуждать здраво.

— Значит, ты стыдишься своего желания. А ты меня точно хотела, — начинает раздраженно говорить он.

Моё лицо становится цвета свеклы. Тело предательски реагирует на воспоминания, на то, что объект этих самых воспоминаний сейчас стоит рядом, вызывающе смотрит на меня.

— Моего желания тоже стыдишься? — произносит вопрошающе. — Да? Тебе стыдно за то, что я тебя тоже хотел?

Молчу, словно пораженная громом. Он так открыто говорит о своем желании.

— Моего желания тебе точно не стоит стыдиться, — злится он. — Не унесешь ношу! К счастью, ты не можешь влиять на мои мысли, реакции моего тела. Зачем берешь на себя такую ответственность?

С ужасом смотрю на Егора. Ситуация патовая. Забываю о том, как ещё вчера боялась сказать лишнего слова и уже тем более противоречить ему.

— Ты хочешь сказать, что то, что произошло, для тебя нормально? — спрашиваю, не веря в реальность происходящего. Я окончательно сошла с ума?

— Нет, конечно, — делает глубокую затяжку. — К сожалению, мы с тобой родственники, — горечь сочится из последнего слова. — Однако то, что между нами возникла симпатия, искра… Мы не можем на это повлиять. Мы не можем управлять своими чувствами. Мы всего лишь люди… Мы не боги… Жизнь ещё и не такие сюрпризы преподносит.

— Не боги… Но и не животные… — растерянно шепчу я.

— Хочешь сказать, что то, что мы занялись сексом, сделало сразу из нас животных? Были людьми, а, потеряв на какое-то время голову, стали животными? Мы совершили ошибку, я не отрицаю этого. Большую ошибку. Но считать после этого себя животным…

— Мы должны были остановиться. Для этого люди наделены разумом, — сверкая глазами, упрямо смотрю на Егора. Я искренне верю в то, что говорю.

— Правда? — он резко притягивает меня к себе, вжимает в свое тело. — Остановишься сейчас, если я продолжу? Ты же разумное существо?

— Убери руки, — отталкиваю Субботина от себя, чувствуя, как сердце стучит где-то в горле. Я дезориентирована. Полностью. Но не от страха… Совсем не от страха… И понимание этого убивает в очередной раз. Разум куда-то исчезает, когда на горизонте появляется Егор.

— Научись быть честной хотя бы с собой, — просит Егор перед тем, как оставить меня в одиночестве. — Ты хочешь меня. Я хочу тебя. Скрывать это уже не имеет смысла. И мы по-прежнему люди… Будь иначе, будь мы животными, ты бы сейчас уже лежала здесь с запрокинутыми ногами и опять стонала от удовольствия.

Не могу вымолвить ни слова. Смотрю на широкую спину, которая отдаляется от меня, пытаясь вникнуть в последние слова.

Он меня хочет? Хочет?

Глубоко внутри, в области живота, разливается небывалое тепло. Накатывает волнами. Мягко, обволакивающе. И при этом неукротимо, бесконечно. Чувства поглощают меня без остатка.

Это фиаско. С болью признаюсь самой себе, что тоже хочу Егора. Несмотря на всю чудовищность подобных отношений. Несмотря на то, что понимаю, что, если это продолжится, моя психика может вообще не выдержать.

Понимаю. Отчетливо понимаю.

НО… Желание от этого меньше не становится.

Кусаю зубами щеку, больно сжимаю ладони в кулаки, впиваясь в кожу ногтями.

Нельзя допустить подобного ещё раз. Нельзя.

Завтра же нужно уезжать отсюда.