Плеск звездных морей

Глава двадцать третья «Готовьтесь к встрече с саблезубым тигром!»

За мной шла погоня. Я не оглядывался, но чувствовал всей кожей, всеми нервами, что призраки нагоняют меня. Кошмарные космические призраки, они беспрерывно меняли цвет и очертания, я знал это, хотя и не оглядывался. Скорость моего реактивника уступала их скорости порядка на два, они надвигались, спасения не было. Вдруг откуда-то выскочил человек в скафандре, шлем почему-то был откинут, я увидел худенькое лицо с рыжеватой жидкой бородкой – да это же Рунич, планетолог с Ганимеда! Откуда он взялся здесь, в открытом пространстве… Рунич схватил меня за руку и потащил в сторону, в чёрный провал, в сгустившуюся тьму полной, абсолютной пустоты…

Тут я проснулся. Прерывисто гудел видеофон, гудел, наверное, уже давно, настойчиво. Я протянул руку к столику, нажал кнопку ответа. На экранчике проступило лицо Леона. Он всмотрелся в меня, удивлённо вздёрнув брови, и сказал:

– Нечесан и помят. Неужели спишь так поздно?

– Представь себе, – проворчал я. Дурацкий сон ещё не отпустил меня. – Который час?

– Четверть десятого. Где ты был вчера весь вечер? Я тебя вызывал, вызывал…

– Я развлекался. А в чём дело?

– Развлекался? – Леон хмыкнул с недоверчивым видом. – Мне нужно поговорить с тобой, Улисс. У тебя какие планы на сегодня?

– Мало ли какие планы! Если хочешь, приходи в двенадцать к центральному рипарту. Ты ведь любишь там бывать.

– Ну хорошо. – Леон был явно озадачен. – Я приду.

Не спеша я вылез из-под одеяла, поднял штору. Неяркий бледно-голубой день вошёл в комнату. До чего высокие гостиницы строили в прошлом веке! Из моего окна я видел город с высоты птичьего полёта – так, кажется, любили писать в старых книгах. Я видел голубой купол здания Совета с флагами коммун, и уголок Площади Мемориалов в просвете меж высоких домов, и вдалеке, на севере, телевизионную башню. В излучине реки пышно зеленели сады. Перекрещиваясь на разных уровнях, текли трансленты. В небе то и дело вспыхивали эмблемы праздника Мира, плясали, выстраиваясь, лозунги, струились тексты последних известий и праздничных программ.

В распахнутое окно влетела песня, я вспомнил, что слышал её вчера в каком-то кинофильме. В ней были такие слова: «И снова гудят корабли у причала: начни все сначала, начни все сначала…» Фильм, по правде, был пустяковый, а вот песня мне понравилась.

Начни все сначала… Пока что надо начинать день. Я принял душ, побрился и вышел в коридор.

Мимо проехала самоходная тележка с едой. Из номера напротив выскочила лисица – настоящая, рыжая, – она метнулась мне под ноги, я слегка опешил.

– Вега, сюда! – раздался строгий голос.

Дородный человек с жёлтеньким попугаем на плече вышел из того же номера, извинился передо мной и вместе со своим зверинцем направился к лифту.

Ну вот, подумал я, уже начали лисицам давать имена звёзд. Очень мило. Учёный тюлень Бетельгейзе, дрессированный бегемот Фомальгаут…

Номер Борга был этажом ниже. Я постучался и вошёл.

Борг, в темно-вишнёвом халате и домашних туфлях, сидел в кресле и читал газету. Газеты валялись и вокруг кресла. На столике перед ним стояла початая бутылка красного вина и поднос с едой.

– Садись, – сказал он. – Я ждал тебя. Ешь, пей и читай.

Пить я не стал. Я положил на тарелку кусок мяса, полил его гранатовым соком и принялся есть. Хрустели на зубах поджаренные ломтики хлеба.

– Хорошо бы ещё заказать яичницу с колбасой, – сказал я.

Борг пожал плечами и снова углубился в чтение. Я поднял одну из газет, пробежал заголовки: «Готовьтесь к встрече с саблезубым тигром», «Плиоцен или миоцен?», «Бросок сквозь время»…

Во все времена, подумал я, журналисты изощрялись в придумывании заголовков похлеще. Впрочем, тут как раз был тот случай, когда самые хлёсткие заголовки не смогли бы выразить всю грандиозность проблемы.

«Расселяться в космосе или во времени? Что ещё придумает Феликс?»…

– Послушай, что пишет Джулиано, – сказал Борг из-за развёрнутого газетного листа: – «Понятно, что смещение на час, или на сутки, или даже на минуту даст возможность расселить человечество, так сказать, в различных слоях времени. Одна часть будет жить в том же пространстве, что и вторая, но в разное время, и обе части никогда друг с другом не столкнутся и даже не встретятся. Но как избегнуть физической встречи с постройками прошлого, как организовать совместное пользование объектами долговременного характера, материальными средствами цивилизации? Элементарная логика подсказывает единственный выход: сместить часть человечества в далёкое прошлое, предпочтительно в те времена, простите, в то время, когда ещё ни одно здание не было возведено рукой человека, да и скажем прямо – когда не было на Земле самого человека. Я предлагаю – неогеновая эпоха, век плиоцена, не ближе миллиона лет, но и не далее десяти миллионов…» – Борг швырнул газету на пол, взглянул на меня с усмешечкой. – Ну, что скажешь, пилот?

Что я мог сказать?

– Закажу-ка всё-таки яичницу с колбасой. – Я придвинулся вместе с креслом к шкале заказов. Яичница там значилась, и колбаса тоже, но порознь. Пришлось мне сделать два заказа.

Борг налил себе вина, отпил.

– На Джулиано это похоже, – сказал я. – Всю жизнь изучал кости австралопитеков, а теперь возжаждал увидеть их живыми…

– Чепуха, – сказал Борг. – Австралопитеки, саблезубые тигры – все чепуха. Не будет никакой встречи с ними.

Щёлкнуло окошко подачи – приехала яичница. Она была синтетическая, не такая пышная, как та, в доме Деда, но тоже ничего. Я ел, обжигаясь и облизываясь, а Борг, отказавшийся разделить со мной трапезу, насмешливо поглядывал. Его большие, в белых волосках руки покойно лежали на подлокотниках.

Я спросил:

– Ты решил взять отпуск, старший?

– А что, – ответил он вопросом на вопрос, – халат обязательно ассоциируется с отпуском? – Он ещё отпил из стакана. – Зря пренебрегаешь газетами, пилот. Прочти хотя бы, как комментируют твоё выступление.

Я снова развернул газету, нашёл отчёт о вчерашнем заседании Совета.

«Мы привыкли к резкому тону выступлений Улисса Дружинина, – побежали строчки отчёта. – Вспомним, как несколько лет назад, после памятного его полёта, он яростно упрекал Совет в чрезмерной осторожности и нетерпеливо требовал принять программу выхода в Большой космос. Вспомним его максималистские статьи на ту же тему. Вчера же перед Советом предстал другой Дружинин. Его речь была на редкость спокойной, правда, с ощутимым налётом горечи…»

Далее шёл полный текст моего выступления, уместившийся на половине газетного столбца.

«…Я знаю, что многие люди, и не только пилоты, разделяют мои взгляды. Наверное, мы, сторонники космического расселения, не очень осведомлены в вопросах экономики. Возможно, мы выглядим в глазах Совета этакими Дон-Кихотами, не желающими считаться с реальной действительностью, с целесообразностью и другими могучими факторами. Что можем мы противопоставить – азарт, нетерпение, зов открытых пространств? Мы понимаем, что это не аргументы. Когда-то Седов, Амундсен, Пири рвались к Северному полюсу, они предприняли экспедиции на свой страх и риск, их побуждал идти в ночь и льды энтузиазм первооткрывателей. Но только десятилетия спустя, когда интересы мореплавания и метеослужбы, интересы хозяйственного освоения Крайнего Севера продиктовали необходимость, полюс был прочно обжит дрейфующими станциями. Мы понимаем это.

Здесь много говорили об открытии Феликса Эрдмана. Насколько я понимаю, дело идёт к тому, что будет принята программа, которая направит труд и энергию на подготовку великого переселения во времени. Это займёт несколько десятилетий, может быть, целый век. На целый век будет отсрочен выход в Большой космос, потому что две такие грандиозные программы одновременно, конечно же, не осилить. Но разве перенаселённость планеты – единственная побудительная причина дальнейшего проникновения в космос? Возможно ли замкнутое развитие цивилизации на её нынешнем уровне? И если движение надолго будет остановлено, ограничено пределами Системы, то не утратит ли человечество нечто очень важное, что я не берусь объяснить – я не философ, а всего лишь пилот.

Скажу в заключение: есть два звездолёта и есть добровольцы. Необходима по крайней мере разведка. Тут говорили о том, что полет к звёздам сопряжён с новым качеством опасности. Что ж, значит, нужны люди, обладающие смелостью нового качества.

Рано или поздно придётся преодолеть инерцию. Рано или поздно человечество выйдет в Большой космос. Но лучше – раньше».

Я пробежал свою речь. Не знаю, как там с «ощутимым налётом горечи», но свои мысли, кажется, мне удалось выразить. Никогда в жизни я не произносил лучшей речи. И уж, наверное, никогда не произнесу. Правда, она не возымела действия. Греков взял слово и разгромил меня в прах. Он говорил все то же: дальняя космическая связь исключает необдуманные разговоры о замкнутом развитии цивилизации; никто и никогда не принимал бесповоротных решений, запрещающих выход за пределы Системы, – просто не настало для него время; перспективное планирование должно опираться на реальные возможности, и поскольку эксперимент в Институте физики времени такие возможности открывает…

Словом, после бурной трехдневной дискуссии большинством голосов было принято решение отсрочить космическую программу и сосредоточить исследования, труд и энергетику на программе расселения во времени.

Так-то, пилот Дружинин.

Двумя чашками крепкого кофе я завершил свой завтрак. Несколько осоловев от необычно плотной еды, я сидел в кресле против Борга, и в голове вертелась все та же немудрящая, но почему-то запавшая в память песенка: «И снова гудят корабли у причала: начни все сначала, начни все сначала…»

Какое прекрасное было начало, подумал я. Мы с Робином пронеслись сквозь время, как призраки. Да, черт побери, как призраки. Мы доказали, что прорыв в Большой космос возможен. Как счастлив я был тогда, как молод и счастлив, и уверен, что новая космическая эра настанет, вот она, совсем близко, распахни только дверь…

И все рухнуло. Греков на этот раз добился большинства. «Ввиду серьёзных сомнений в безопасности полёта в хроноквантовом режиме – отменить предполагавшийся ранее разведывательный выход за пределы Системы…»

– Старший, – сказал я, – разве недостаточно было опыта нашего полёта? Как ты сам теперь оцениваешь вероятность опасности?

Борг посмотрел на меня долгим взглядом.

– Риск, конечно, есть, – ответил он неопределённо.

– Но риск есть и в обычном межпланетном рейсе…

Мне вдруг расхотелось говорить об этом. Что толку зря молоть? Ясно ведь сказано: «Ввиду серьёзных сомнений…»

– Ты куда-то исчез вчера после заключительного заседания, – сказал Борг, – а тебя разыскивал Самарин. Нехорошо это – выключать видео.

– Я был в кино, потому и выключил.

– Он вызывал тебя до позднего вечера.

– Я смотрел четыре фильма подряд и вернулся в гостиницу около часа ночи. Сейчас вызову его, мне тоже надо…

– Не трудись. Самарин, наверно, уже подлетает к Луне.

– Черт… жаль, не успел…

Борг отхлебнул из стакана. Какой-то он странный сегодня, подумал я, никуда не торопится, ничего не делает руками.

– Он сидел у меня весь вечер, – сказал Борг. – Славно мы с ним поговорили… Между прочим: в ближайшие две недели оба корабля будут испытаны и войдут в строй действующих. Они будут выполнять спецрейсы – разумеется, в пределах Системы и на обычном плазменном ходу. Самарин просил передать, чтобы ты был готов принять один из них.

– Спасибо.

Борг все смотрел на меня, испытующе как-то смотрел.

– Хроноквантовый двигатель, понятно, снят не будет – слишком большая работа. Он будет отключён от питания и запломбирован. Но не снят.

Несколько секунд мы сидели молча, уставившись друг на друга.

– Это тоже Самарин просил передать? – спросил я.

– Нет. Это я от себя.

Распломбировать двигатель и подключить питание дело нехитрое. Надо только хорошо знать, что к чему. Схему я знал хорошо. Недаром столько времени лазал по кораблю…

– Нет. – Я покачал головой. – Нет, старший. Всю жизнь я только и делаю, что выхожу из графика… С меня хватит.

Борг опять потянулся к стакану.

– Н-ну что ж, – сказал он медленно, – выходить из графика, конечно, не следует.

Я понял, что разговор окончен. Но уходить не хотелось. Решительно не хотелось. Когда-то я теперь увижу Борга?

– Старший, – сказал я, – ты понимаешь теорию расслоённого времени?

– В самых общих чертах.

– Вот я был на эксперименте, видел все своими глазами, но понять никак не могу… Ведь это же аксиоматично, что время не может течь вспять.

– Оно и не течёт вспять, – устало сказал Борг. – Все законы мироздания остаются на месте.

– Позволь, но как же тогда…

– Не спрашивай меня, Улисс. Обратись к Феликсу.

Опять мы помолчали. Что ж, надо идти. Чего я расселся тут, на самом деле! Видно же, что Боргу не до меня. Я уже упёрся ладонями в подлокотники, чтобы встать, но тут заметил, что Борг набрасывает что-то на блокнотном листке.

– Вот, смотри, – сказал он, быстро заштриховывая промежуток между двумя параллельными кривыми. – Это, допустим, река. Течёт сюда. – Он нарисовал жирную стрелку. – Течёт сюда, и назад воде хода нет: разность уровней определяет направление. Теперь представь себе, что это не вода, а время. Река Времени. Представил? Отлично. А вот лодка. В лодке плывём мы. Человечество – скажем так. И плывём мы, значит, по Реке Времени, куда оно, туда и мы, с той же скоростью. И проплываем, скажем, мимо острова. Вот. – Борг нарисовал посреди реки неровный кружок и упёр в него острие карандаша. – Такой, знаешь ли, милый островок, зелёные берега…

– Знаю, – кивнул я. – Зелёные берега и белый домик-башенка под красной крышей.

– Белый домик, – повторил Борг, мельком взглянув на меня. – Отлично, белый домик. Так вот, пронесло нашу лодку течение мимо острова – и никогда ты больше этот свой белый домик не увидишь. Правильно?

Я молчал.

– Он уже в прошлом, и ничего не вернёшь. – Борг заметно оживился. – Но представь себе далее, пилот, что, пока несёт тебя течение, ты изобрёл весла. И ты начал грести назад – к островку с белым домиком. Трудно против течения, не так ли? Много надо потратить сил. Но вот ты тем не менее догрёб.

Он задумался, а я напряжённо ожидал продолжения.

– Ты вернулся, – сказал Борг, морща просторный свой лоб, – и снова увидел остров. И белый домик на нём. Ну конечно – место то самое. Но та же самая ли вода обтекает теперь этот остров? Отвечай, пилот! – рявкнул он вдруг.

– Нет, – ответил я, глядя на него во все глаза. – Нет, конечно.

– То-то и оно! Помнишь как Гераклит говорил? Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Другая вода – другое время. Вот! – Борг помолчал и добавил: – Тут, конечно, время надо понимать в его материальном, энергетическом смысле. Впрочем… Все аналогии, впрочем, примитивны.

Он скомкал листок и отшвырнул в угол.

– Я вот о чём думаю, – сказал я. – Допустим, такое переселение когда-нибудь состоится. Конечно, найдутся добровольцы, и часть человечества перенесётся на миллионы лет назад…

– На десятки миллионов, – вставил Борг.

– Хорошо, на десятки. Они окажутся на необитаемой земле… то есть нет… на земле, населённой ящерами. Вот ещё, кстати, вопрос: поселенцам понадобятся большие площади для застройки, и они перебьют динозавров – перебьют, скажем, до того, как от этих динозавров произойдут первые теплокровные, млекопитающие… Можно ли представить страшные последствия такого вмешательства в эволюцию? Имеем ли мы право…

– Да нет же, Улисс, – перебил меня Борг. – Не произойдёт никакого вмешательства. Тех динозавров, которые были, переселенцы не встретят. Они будут в другом материальном потоке времени, пойми же.

– Ну, допустим, – сказал я с сомнением. – Другой поток времени. Но пространство ведь то же самое? Переселенцы начнут его обживать, строить дома и прочее. Представь себе: они строят дом как раз на том месте, где стоит этот отель. Мы-то им не помешаем, нас для них ещё нет. Но ведь нам-то их стройка помешает, она будет столь же материальной, как… ну, скажем, как кости динозавра, которые, может быть, лежат под фундаментом этого отеля.

– Дались тебе динозавры! – с досадой сказал Борг. – Мешают они нам с тобой сейчас? Нисколько. Мы совпадаем, совмещаемся с ними в пространстве, а во времени – нет. Точно так же не помешают нам стройки переселенцев. Остров с твоим белым домиком будет обтекать другая вода.

– Вчера, перед началом киносеанса, – сказал я, помолчав, – слышал я, как спорили трое. Так вот, один утверждал, что загонять живых людей в прошлое бесчеловечно, что это хуже убийства, и все такое.

Борг коротко взмахнул рукой.

– Знакомые разговоры, – проворчал он. – Нечто в этом роде кричали, когда начиналось заселение Венеры… Кстати: переселенцы не останутся за непроходимым барьером, канал связи с ними будет сохранён. Во всяком случае, – добавил он, – все это – дело отдалённого будущего.

В том-то и штука, подумал я. Отдалённое будущее. Но что делать нам сейчас? Вот вопрос…

– Какие у тебя планы, старший? – спросил я, поднимаясь. – Полетишь на «Элефантину» или проведёшь праздники здесь?

Борг не успел ответить: пропищал его видеофон. Даже не пропищал, а, скорее, замурлыкал. У Борга даже видео было собственной конструкции, не как у всех.

– Здравствуй, старина, ещё раз, – услышал я незнакомый мужской голос на неважном интерлинге.

– Здравствуй, Кнуд. – Борг поднёс видео к лицу. – Ты такой румяный, что сердце радуется.

Невидимый мне абонент захихикал. А потом:

– Наш утренний разговор меня… э-э… ошеломил. Может, ты пошутил, старина? Помню, в школе ты любил… э-э… пошутить.

– Да нет, – сказал Борг. – Какие там шутки!

– Ты просил ещё час на размышление, час прошёл… э-э… Конечно, у нас в бюро найдётся место для такого конструктора, как Ивар Борг, но… может быть, ты передумал, старина?

– Час – не слишком долгое время для размышления, но… В общем, я не передумал, Кнуд. Подыщи мне, пожалуйста, домик где-нибудь в пригороде, у моря.

– Я живу в Торнбю, старина. Это, если помнишь…

– Прекрасно помню. Торнбю – очень хорошо.

– Значит, будем жить по соседству… Э-э… я даже не знаю, радоваться или нет, что ты… решил…

– Я сам не знаю, – сказал Борг. – Ну, до свиданья, Кнуд, спасибо тебе.

Он выключился, тяжело поднялся и заходил по комнате.

– Старший, прости, что вмешиваюсь, но… что-то я не понимаю.

– Очень просто, – чётко выговаривая каждый слог, сказал Борг. – Я сделал всё, что сумел. А теперь мы с моим старым другом Хансеном будем конструировать детские игрушки.

– Детские игрушки?..

– Да. – Борг залпом допил вино и налил ещё стакан. – Как ты считаешь, пилот, – медленно спросил он, подойдя ко мне и вглядываясь в глаза, – до каких пределов простирается человеческое право на поступки?

Я пожал плечами:

– До разумных пределов.

– До разумных пределов, – повторил Борг. – Да, конечно, ты прав. Разумные пределы… Ладно, ступай. Мне нужно хорошенько подумать… Будь здоров, Улисс.