Тимур
Звонкий голос Дины разносился по округе, когда мы шагали по слабоосвещённой дворовой дорожке. Она то и дело висла на моей руке, волоча по асфальту белоснежные сандалики. Давно я не видел в её глазах столько неподдельного блеска.
— Когда мы снова увидимся с Юной? — поинтересовалась сестра, усевшись на скрипучую скамью. — Она мне понравилась. Очень-очень.
Бесхитростный вопрос показался мне невероятно сложным. Мне не хотелось ей лгать и давать обманчивые надежды. Кому угодно, но только не ей.
Опустившись на корточки, я поправил бантики на её растрёпанных косичках, а затем глубоко вздохнул:
— Ты больше с ней не увидишься, — прозвучало как приговор. — Акция была одноразовой. Прости.
Бровки на её лице превратились в две острые галочки.
— Но почему? Я думала, она твой друг.
— Никакой она мне не друг, — отрезал я, всячески борясь со сбивчивым убеждением. — У нас есть только мы и никого больше.
Однако характер, бушующий в этом крохотном теле, в очередной раз подтвердил мне наше родство. Она не думала уступать.
— Я всё равно буду дружить с Юной. Без тебя.
— Это невозможно. Я не допущу.
— Мама мне разрешит, — продолжала противиться Дина, размашисто болтая ногами. — Она добрая. Я расскажу ей про собак и…
— Забудь о ней, — грубо отрезал я. — И о собаках тоже. Забудь этот день.
Дину покинула весёлость, а мне хватило секунды, чтобы пожалеть о сказанном. Я чувствовал, как от напряжения горела каждая мышца, но больше отравляло презрение к себе, ведь глаза сестры теперь заблестели от слёз.
— Уже скоро я заберу тебя, — мой тон стал на порядок мягче, руки потянулись к ней, но та поспешно отдалилась. — И мы уедем. Обещаю. Потерпи ещё немного.
— Но я не хочу уезжать, — всплакнула Дина. — Я хочу остаться с мамой.
— Мила тебе не мать! — взорвался я, вдарив кулаком по скамье. — Перестань её так называть! Она никто! Чужачка! Я заберу тебя и это не обсуждается!
Дина вздрогнула, но тут же принялась колотить меня по груди, голове, плечам. Мягкие коготки оставляли на коже красные полосы и глубокие раны на сердце.
— Ненавижу тебя! Дурак! Не приходи ко мне больше! Не хочу тебя видеть!
Я не старался оправдаться или увернуться. Её недовольство ко мне было заслуженным. И ещё не существовало тех слов, которыми я мог объясниться.
— Что здесь происходит? — взволнованный голос Милы остановил Дину. Сестра ринулась к ней, уткнулась лицом в колени, пропитав слезами юбку.
Дина успела полюбить её и так же быстро охладеть ко мне.
— Это тебя не касается, — приподнявшись на ноги, ответил я. — Дела семейные.
Губы Милы затряслись от злости.
— Ты опоздал. Ты довёл ребёнка. И если ты думаешь, что после этого сможешь сюда приходить, то сильно ошибаешься.
— Да ну? И кто меня остановит? Ты? — с отвращением кинул я. — Сука, которая работает на ублюдков? Нет, дорогуша. Я вернусь при первом желании и увижу сестру. Даже если придётся прогнуть тебя и сравнять этот дом с землёй.
Замешкавшись, она приоткрыла дверь подъезда и позволила Дине сбежать от неприятных разговоров.
— Ты забываешь, на какой ты стороне, Тимур. Но если так, то… забудь и сюда дорогу, — добавила Мила перед тем, как скрыться.
Она захлопнула дверь, а я впечатал в неё железную урну.
Как же мне хотелось её догнать, вырвать сестру из чужих объятий и навсегда свалить из гиблого места. Но я не мог. Чёртово обязательство сделало меня заложником кровавой игры, отказ от правил которой преследовал фатальные последствия.
Ненавижу…
Сообщение от Юны привело меня в большую ярость. Она благодарила меня за вечер, а я проклинал её за неоправданную наивность.
Дура. Перестань видеть во мне добряка. Прозрей, наконец.
Выйдя на дорогу, я поморщился от яркого света фар. По характерному звучанию клаксона стало ясно: меня поджидал Стас. Пальцы свело от желания сомкнуться на его бледной шее.
— Что ты тут делаешь? — прошипел я, едва он успел покинуть салон.
Неестественно белёсые волосы Стаса блестели в свете луны. Острые скулы. Обезумевший взгляд. Уродливая ухмылка. Его внешность была предельно точным олицетворением личности. Липкой и до невозможности мерзкой.
— Ты не в том положении, Май, — оскалился он. — Сегодня я задаю вопросы.
— Решил, что я стану отчитываться перед шестёркой?
Содрогнувшись, Стас притворно приложил руку к сердцу.
— Ой, как неприятно. Сейчас расплачусь, — мгновенно исказившись в лице, он встряхнул рукавом, из которого показалось сверкающее остриё. — А теперь давай без шуток. На чистоту.
— Есть проблемы?
— У тебя, Май. И очень большие.
Он сделал шаг навстречу, но я не думал отступать. Меня нисколько не пугали его угрозы. Долгие годы я искал возможность с ним поквитаться.
— Решил, что испугаешь меня своей зубочисткой? — хмыкнул я. — Хреновая попытка.
— А вот я так не думаю. Смотри.
Мгновение, и я почувствовал холод железа. Боли не было, лишь лёгкая щекотка под рёбрами. Однако воздух перестал попадать в лёгкие.
— А теперь скажи мне, почему у них появился доступ к нашей системе? — захлёбываясь, прошептал Стас. — Не слышу тебя, Май. Давай погромче.
Я знал не понаслышке на что способен раздосадованный Стас, но едва ли его опасался. Напротив, меня чертовски будоражила идея вывести его из себя и как следует пощекотать нервы самовлюблённому рэкетиру.
Игра была опасной, но в то же время увлекательной.
— Понятия не имею, о чём ты, — оскалился я, всё ещё чувствуя холод металла на коже. — А что, кому-то удалось проникнуть в сеть?
— Не кому-то, — прорычал он, вытянув шею, — а государственным кротам.
— Быть того не может, — покачал я головой. — Вот так досада.
Стаса крайне напрягла моя беззаботность, отчего на сером лице проявились красные пятна, светлые брови сошлись на переносице.
— Довольно странно выходит, Майский. Ты связываешься с ментовской дочкой, наслаждаешься жизнью, а наша система становится доступна для любого троечника-программиста. Совпадение? Едва ли.
Мне пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться ему в лицо.
— Во-первых, я не связывался с ментовской дочкой. Вы сами мне её навязали. А во-вторых, нужно быть полным кретином, чтобы подставлять руки тому, кто хочет сковать их наручниками. Отсюда ответ: тебя температурит, Стас. Вернись домой, выпей микстуру и накройся одеяльцем. А там гляди, паранойя отпустит.
— Так ты не при делах? — заметно засомневался он.
— Невинен, как младенец.
Мой блеф пришёлся ему по вкусу. Спрятав перо в рукаве, парень деловито встряхнулся и поправил без того зализанные волосы.
— Но если я узнаю, что ты в этом замешан, то…
— Оставь интригу, пусть это будет твоим маленьким секретом, — перебил его я, порядком устав от бессмысленных угроз. — А теперь давай разойдёмся с миром.
Перед тем как сесть в машину, Стас обернулся.
— Пожалуй, я понаблюдаю за твоей новой пассией…
— И не прогадаешь. Поверь, там есть на что посмотреть.
— Осторожно, Май, — протянул он. — Обыграть самого себя не получится. Придётся выбирать из двух стульев, пока оба ещё стоят на своих.
— Не переживай на этот счёт. Голова закружится.
Я пощекотал пальцами воздух на прощание, одновременно заглушая нарастающую злость. Он не должен был меня рассекретить. Не должен знать о моих слабостях. Стас никогда не упустит случая ударить прямо в цель, как это было с Динкой.
Мрачное авто скрылось в тени, и теперь казалось, что на сотни километров вокруг нет ни единой живой души. На мгновение стало легче дышать, но вскоре реальность обрушилась с новой силой.
Проблемы не решались, их становилось только больше.
За нежеланием идти домой я не раз изменил маршрут, блуждая по окрестностям и безлюдным аллеям. Что-то неприятное, глубоко засевшее в груди, всё никак не давало мне покоя. Но я точно знал, что у новой патологии есть имя.
Оказавшись у дома Волковой, я с лёгкостью вычислил её окно и по старинке запустил в него мелкий камень. Занавески тут же распахнулись, обличив знакомый силуэт. Не прошло и пяти минут как Юна оказалась на улице, на ходу кутаясь в халат и гневно поедая воздух.
— Совсем сдурел, Майский? Для чего тебе телефон?
— Письма плохи тем, что дают минуты на раздумье. Не хотел оставлять тебе право выбора, — сделав шаг навстречу, я заострил внимание на розовых штанах, что не по размеру едва прикрывали щиколотки. — Очаровательная пижама.
Лёгкое смущение оживило её лицо, но не погасило недовольство.
— Зачем ты здесь?
— Хотел узнать, всё ли в порядке?
И даже сейчас мою искренность Юна сочла за издёвку.
— Серьёзно? — задохнулась она. — Ты меня за идиотку держишь? Выкладывай, что тебе нужно или я ухожу.
Настрой девушки вынудил перенять её правила.
— Ты права. Меня интересует кое-что другое… Могу я поболтать с твоим отцом?
Её глаза серые глаза расширились, губы дрогнули в подступающей панике.
— Нет, — за её коротким ответом таилось ярое отпирательство.
— Дело в том, что мой вопрос прозвучал из вежливости. Меня мало интересует твоё мнение. Я встречусь с ним сегодня, так или иначе.
Крохотный кулак воткнулся в мою грудь, сжав футболку до треска.
— Ты не посмеешь, — процедила она сквозь зубы. — Только через мой труп.
— Ты провоцируешь меня на преступление, Мурка. Давай обойдёмся без жертв.
Юна не догадывалась, что воинственные намерения завлекли её в клетку неприятностей. Я знал об этом, но уже не мог ей помочь. Единственный человек, который имел возможность противостоять обеим сторонам — был её отец.
— Исключено! — бросилась она, когда я проник в подъезд. — Это вне закона!
— Правда? — посмеивался я, стремительно покоряя ступеньки. — Безобразие! Нужно срочно звонить в полицию! Напомнишь мне номер?
— Майский!
Девчонке не хватило сил, чтобы задержать меня и, распахнув нужную дверь, я без труда проник в квартиру. Наши громкие сопротивления в прихожей спровоцировали внимание хозяина. Окошко света, вытекающее из кухни, разбила широкая тень.
— Это ты, дочка? — прозвучал глубокий голос, и я победно улыбнулся.
Прочувствовав всю неизбежность ситуации, Юна завела руку, чтобы отрезвить меня очередной пощёчиной, но я пресёк её на полпути, крепко обхватив запястье.
— Знаешь, что мне в тебе нравится? — прошептал я, пользуясь последними секундами. — Твоя непокорность… Усмирять её — одно удовольствие.