Пляска в степи

Княжий отрок VI. Часть 1

В просторной горнице за длинным дубовым столом собралась почти дюжина человек. По бревенчатым высоким стенам плясали их причудливые тени; жировики да лучины давали тусклый, неровный свет. Растрепанный мальчишка с грязными, давно нечёсаными волосами хлебал из миски горячие щи, с отчаянной решимостью пытаясь не выдать того, как сильно он оголодал. Есть одной рукой ему было несподручно: то и дело забывался да тянулся взять хлеб второй, сломанной рукой. Пару раз чуть не опрокинул на стол кубок, задев.

Горазд глядел на него и не узнавал младшего княжича из далекого степного терема, хоть и немного времени минуло с их последней встречи. Обрушившееся горе изменило Желана Некрасовича, стерев с его лица всю детскую беззаботность и уверенность в грядущем дне. Не осталось у него ни отца, ни матери. Ни старшего брата. Никого, на кого бы он мог опереться.

Подле Желана, утирая редкие слезы уголком накинутого на плечи платка, сидела княгиня Звенислава. Она обнимала брата за плечи и пододвигала к нему то горшок с наваристой похлебкой, то полную пирожков миску.

Горазд сам не застал, но слыхал, что княгине при виде сводных брата да сестры сделалось худо, и она будто бы упала на землю без чувств. Какими путями она убедила князя дозволить ей присоединиться к этой тягостной трапезе, то неведомо. Но все же она сидела на лавке рядом с братом, бледная что снег зимой.

Напротив Желана Некрасовича, с другой стороны стола, княжна Рогнеда Некрасовна прикорнула подле воеводы Храбра. Девка изо всех сил старалась не спать да все терла покрасневшие, слезящиеся глаза. Головы она не покрывала да и косу заплетала одну.

Кто старое помянет, тому глаз вон. Так говорят мудрые, седоусые мужи. Горазд таким мужем не был и потому на Рогнеду глядел пореже. Хоть и пережила она многое, хоть и познала великое горе, а он ее не простил. За князя своего не простил.

Рядом с князем во главе сидел воевода Крут — смурной, что темная ночь. Ни разу прежде Горазд не видал, чтобы дядька Крут так хмурился, а ведь всякое случалось! Воевода порой косился на Рогнеду Некрасовну с недобрым прищуром. Стало быть, как и Горазд, не забыл и не простил.

За спиной княгини стояла молчаливая Чеслава. На нее отрок старался тоже пореже поглядывать. А то вспыхивало что-то горячее внутри, начинало колоть. Как вспоминал, как повязку она ему меняла, так все, считай, ничего не разумел, перед собой ничего не видел.

Его, Горазда, побратим, с которым он не чаял снова свидеться, сидел подле отца, с другой стороны от Рогнеды, поближе к концу длинного стола. К еде да питью Бажен Храбрович не притрагивался. Немудрено. Не так он оголодал, как брат с сестрой, которые долго скитались сперва по своему княжеству, чтобы сбежать от проклятых хазар, а после и по чужим землям, страшась выдать себя да открыться первому встречному.

Горазда же в горницу кликнул сам князь. Девок да холопов прогнали, вот и подливал иногда отрок мужам теплый хмельной мед. Токмо нечасто нынче пустели у них кубки.

Ярослав Мстиславич всячески его привечал, как вернулся он в княжий терем. Ни словом, ни делом не показывал, что недоволен им, что подвел его Горазд, не сдюжив исполнить то, что было велено. Да еще так глупо княжичу Святополка на глаза попался! Словно не отрок он, а дитя неумелое.

Князь на него не осерчал, никак не наказал. А Горазду все одно — было тошно. Лучше бы выпорол. Он-то знал себя виноватым, и было этого довольно.

— … вот так, — сказал тем временем Желан Некрасович и замолчал.

Уже о многом было переговорено и многое рассказано. Как напали хазары на далекий степной терем. Как его с братом и сестрой увели прочь с подворья верные отцовские люди. Как посадили на лошадей, дали в охрану нескольких кметей и велели скакать на север. Как настигли их спустя время хазары и как взяли в полон одного из дружинников, а трех других смертельно ранили. Как от лихоманки умер его старший брат и отцовский наследник. Как они с сестрой скитались сперва по своему княжеству и сторонились широких дорог, чтобы никак себя не выдать и не попасться на глаза хазарам, коли те пустили по их следу еще одну погоню. Как они натерпелись за все то время, пока, милостью Перуна, не встретили случайно отряд воеводы Храбра, который возвращался в родное княжество и ни о чем еще не ведал.

На осиротевшего мальчишку, сделавшегося разом князем без княжества да терема, было больно смотреть. И он, и сестра его осунулись за время своих мытарств, похудели до выпирающих костей. У Желана, казалось, на лице токмо и остались горящие жгучей ненавистью глаза, а больше и ничего. Да и ненависть та… тлела без особых сил. Он даже не плакал уже; давно выплакал все слезы. Когда брел под дождем да под палящим солнцем, ночевал под открытым небом, воровал еду. Когда забрасывал сухой землей тело старшего брата, потому как иначе не мог его похоронить.

— Я… — Желан запнулся и прочистил горло, чтобы говорить увереннее. Он с усилием отодвинул в сторону пустую миску и посмотрел князю Ярославу в глаза. — Я прошу у тебя крова и защиты, родич.

Звенислава Вышатовна подле него подавила очередной всхлип и впилась блестящими, покрасневшими глазами в мужа. Тот молчал, рассматривая мальчика-князя перед собой, и под его внимательным взглядом Желан еще пуще распрямлял спину.

В этой тяжелой, давящей тишине воевода Храбр медленно, с трудом поднялся с лавки, хоть и не был ранен, и, обойдя стол, остановился за спиной Желана и положил ладонь ему на плечо. Следом за отцом на ноги подорвался и Бажен. Выглядел Храбр Турворович постаревшим на много, много зим. Волосы и бороду побила седина. Горазд припомнил, как воевода рассказывал о детишках да жене, что ждали его дома, в далеком степном тереме. Он-то все чаял поскорее покинуть Ладогу да вернуться в свое княжество. Стало быть, не успел. Не свиделись. В плотно сомкнутых его губах, в новых морщинах в уголках глаз навсегда поселилось горе.

— Нас немного осталось, князь Ярослав Мстиславич, — сказал Храбр Турворович, тяжело роняя слова. Они давались ему нелегко. — Но все, которые есть — мы твои.

Воевода развязал ремешки на ножнах, снял их с воинского пояса и положил на пол перед князем — острием меча в сторону. Сам он при этом опустился на одно колено, склонив голову. Не промедлив ни мгновения, Бажен в точности повторил его действия и замер рядом с отцом.

Желан же, видя все это, вскочил на ноги, растерянный и взволнованный. По его мечущемуся взгляду Горазд понял, что тот не ведает, что делать да что говорить. Также опустить на колени? Поклясться в верности? Мальчишка посмотрел на склонившегося воеводу, которого не мог называть своим, ведь тот служил его отцу, а Желан не до конца осознавал, что отец умер, как и старший брат, и князь нынче он. После он взглянул на настоящего, взаправдашнего князя. Его зятя, мужа его сестры.

Ярослав встал с лавки, оттолкнувшись широкими ладонями от стола, и поднял с пола ножны воеводы.

— Встань, Храбр Турворович, — сказал он тихо, протягивая ему ножны, — не передо мной тебе склоняться, — и он едва заметно повел головой в сторону, где замер Желан.

Повисшую тишину нарушил короткий, задушенный всхлип. Княгиня Звенислава порывисто прижала ладони ко рту, пытаясь подавить рвущиеся изнутри рыдания.

— А хазары заплатят за то, что они сотворили, — добавил Ярослав и посмотрел Желану в глаза. — Родич.

Мальчишка поступил совсем не по-княжески. Но едва ли кто-то смог бы его укорить, когда он стремительно шагнул вперед и щекой впечатался Ярославу Мстиславичу в грудь, обняв его здоровой рукой изо всех сил. Сломанную он берег. Не ожидавший этого князь самую малость опешил, но вскоре одной рукой сжал Желану плечо, а другой пару раз провел по спутанным волосам у него на затылке. Он склонился и что-то шепнул мальчишке на ухо, и тот согласно закивал и первым отстранился, отступив назад. Он провел рукавом грязной рубахи по щеке, словно что-то стирал, и Горазд поспешно отвел взгляд. Кто будет винить мальчишку за слезы?..

— Добро, — произнес князь, окинув всех взглядом. — Давно уже истопили для вас баню и приготовили горницы. Передохните, а по утру снова поговорим.

Горазд заметил, как княгиня Звенислава подошла к сестре и ласково обняла ее за плечи.

— Рогнеда, голубка, идем со мной, — услышал он.

За все время княжна не произнесла ни слова. Да и сидела, смотря в одну точку перед собой, как неживая. Лишь крепче сжимала сцепленные в замок ладони. Помедлив, она все же поднялась и пошла следом за княгиней, по-прежнему ни на кого не глядя.

— Гнеда почти не говорит, как мы сбежали. Испужалась тогда сильно, — Желан посмотрел сестре в спину и вдруг осекся, бросил на князя виноватый взгляд. Решил, верно, что негоже при нем про тягости вероломной княжны рассказывать.

— Отогреется малость и оправится, — ровным голосом отозвался Ярослав.

Он князь, и не должно ему на сопливую девку обиду какую копить. Когда горницу покинули все, и даже дядька Крут ушел, не задержавшись, чтобы переговорить с князем с глазу на глаз, Горазд последним повернулся к двери. Не нужен он больше сегодня.

— Плесни мне, — но Ярослав Мстиславич подвинул на край стола опустевший кубок, и отрок поспешил наполнить его хмельным питейным медом. Князь осушил его одним глотком, и Горазд вновь взял в руки кувшин.

Неловко потоптавшись подле стола, он вернулся на место, где стоял: полубоком к двери, чтобы видеть всякого, кто захочет войти в горницу. Князь его вроде как не отпускал от себя, и потому он остался. Смотрел на Ярослава Мстиславича со спины и отчего-то тревожился. Может, потому что впервые видел того сгорбившимся? Словно лежала у него на плечах великая ноша, так и тянувшая вниз, к земле?.. Сгорбившимся да со склоненной, опущенной головой? Так, что даже рубаха натянулась на спине некрасивыми морщинами. Дурное что-то творилось в тереме.

Горазду сделалось не по себе. Ему бы уйти тихо да незаметно, коли по уму. Хоть и не велел князь… может, и вовсе уже забыл про него; забыл, что стоит за его спиной не в меру любопытный отрок да взгляда в сторону отвести не может?.. Но Горазд словно прирос к полу и не мог сдвинуться ни на шаг.

Он не знал, сколько времени прошло, когда послышались поблизости быстрые, легкие шаги, и вскоре в горницу вошла княгиня. Она встретилась с отроком удивленным взглядом, вскинув бровь, и замерла прямо в дверях, смотря на мужа. Ей то же было не по себе, понял Горазд.

Но Звенислава Вышатовна решительно вздернула подбородок, отчего качнулись жемчужные рясны у нее на кике, и подошла к князю, остановившись подле стола. Она положила ладонь ему на плечо, а потом опустилась на корточки и потянула за рубаху, заставляя князя посмотреть себе в глаза.

— Ярослав, — дрогнувшим голосом позвала она.

Устыдившись, Горазд в два шага покинул горницу, оставляя князя с княгиней наедине. Он и так увидел больше, чем следовало.

Домой он шел медленнее, чем хотел бы. Давала о себе знать с трудом заживающая рана. Его подобрал тогда и выходил у себя в избе одинокий дед, живший бобылем на окраине маленького городища. Старческими пальцами залатал, как смог, дырку у отрока в боку. Но вышло криво, и вскоре темная лихоманка поползла по телу Горазда, сжигая его изнутри дотла. Слава Перуну, хранителю воинов, что дед смекнул позвать местную травницу! Та-то и вытащила отрока, уже бродящего вдоль Кромки. Промыла да утешила рану чистыми повязками, отпоила его самого целебным отваром. А как ушла лихоманка, да смог Горазд ясно мыслить, тотчас отправился в княжий терем, хоть и говорила ему травница обождать маленько, сил набраться. Какой там. Нынче же он думал, что следовало послушать мудрую женщину и полежать хотя бы пару дней. Может, тогда бы не пришлось самому с раной возиться да воительницу Чеславу обременять.

Несмотря на поздний час, в маленькой избе его встречала не спавшая мать. Как он вернулся, она дожидалась его прихода домой каждый вечер, а раньше так не делала. Сестры уже спали на полатях, а он сам едва успел скинуть в сенях теплый тулуп да глотнуть из ковша водицы, когда мать спросила:

— Приключилось что, сыночек? Лица на тебе нет.

— Ты уж слыхала, наверно, — сказал Горазд, присаживаясь подле матери на лавку. — Хазары южное княжество разорили.

— Слыхала, слыхала, — покивала мать. — Нынче у ручья все разговоры о том и были. Это ведь оттуда княгиню молодую привезли? — она пытливо заглянула ему в лицо, коснулась локтя ладонью, загрубевшей от тяжелой работы. — Что же теперь, сыночек?

Горазд по-детски взъерошил себе волосы на затылке.

— Мстить пойдем им.

Мать рядом с ним тяжело вздохнула и сгорбилась под тяжестью его слов. Уведет князь из терема дружину свою, уведет ее единственного сына — надежу и опору. И не ведает никто, сколько их вернется из того похода. Кто выживет, а кто так и останется лежать в чужой земле. И родным некого будет оплакать.

— Ну, что ты, — неловко сказал ей Горазд, услышав тихий, сдавленный всхлип. — Будет тебе, будет. Князь еще не решил ничего! Может, до весны и не пойдем никуда, зима ведь скоро! Может, обождем.

Мать согласно, послушно закивала, утирая навернувшиеся на глаза слезы кончиком старого, выцветшего убруса*.

— А коли пойдем, — Горазд поймал руками ее ладони и слегка сжал, — уж я в этот раз не оплошаю, — зашептал быстро и горячо, уговаривая то ли себя, то ли мать. — Привезу богатую добычу! Справим Ладке приданое, а то растет девка как грибы после дождя. Еще зима, и пора зазнобе такой мужа искать.

Слушая сына, мать улыбнулась против воли, хоть и в глазах до сих пор стояли слезы.

— Не думай об этом, сынок, — она ласково погладила Горазда по худой щеке. — Главное, чтобы ты живым вернулся.

Слегка успокоившись, она искоса поглядела на него с привычной, домовитой озабоченностью.

— Тебя бы самого оженить вперед Ладушки-то. Привел бы мне в избу помощницу!

И токмо всплеснула руками, заметив, как на бледной щеке сына появилось пятнышко румянца. Он отвел в сторону взгляд и сердито покачал головой, и мать уняла свое любопытство, не став больше ничего спрашивать. И так вон дитятко смутилось неведомо отчего.

— Неспокойно мне, матушка, — Горазд вздохнул, рассматривая свои ладони. — В тереме словно что-то неладно. А что — не ведаю. Но руку отдам на отсечение, что не чудится мне!

— Ох, ну мало ли у князя забот! Всякое могло произойти, — рассудительно отозвалась мать.

Коли начистоту говорить, пару раз у колодца она слыхала шепотки женщин. Мол, и впрямь дурные дела творятся вокруг княжьего терема. Злые.

— Господин не доверяет мне больше, — понуро сказал Горазд. — Я его подвел. Раньше бы рассказал… но не нынче.

— Сынок, — мать позвала его и осеклась, не ведая, как утешить. — Он князь. Ему виднее.

В ответ Горазд лишь дернул плечом. Разумом-то он все понимал, а вот сердцем — нет.

Они долго еще просидели той ночью рядышком, мать и сын. Ни о чем не говорили и думали каждый о своем. А как рассвело, как почти и всякий день, Горазд отправился в княжий терем.

Тем же утром в терем пришел и боярин Гостивит в сопровождении нескольких старейших мужей.

* Убрус — старинный традиционный восточнославянский и польский головной убор девушек и замужних женщин, относящийся к типу полотенчатых головных уборов. Как правило белого цвета, из тонкого полотна домашнего тканья, иногда украшенного вышивкой.

___________________________________________________________

Ну что же, вот и снова сошлись дорожки князя Ярослава и его родни из далекого степного терема. Встретился он и с Рогнедой. Мне интересно, ожидал ли кто-нибудь из читателей такую встречу и такой поворот?))