Пляска в степи

2

А в ладожском тереме поджидала их тем временем еще одна дурная весть.

Они как раз въезжали в ворота, когда мимо них верхом промчалась взволнованная Чеслава. Горазд ее такой никогда не видал и поначалу даже малость опешил. Он проводил воительницу долгим взглядом, а когда обернулся, то увидел, что на подворье промеж собой о чем-то беседуют три встревоженных женщины: в двух из них он узнал няньку княжон да жену воеводы Крута, а вот третью он никогда прежде в ладожском тереме не замечал.

Все двери и ставни в тереме были открыты нараспашку, и поначалу Горазд невольно улыбнулся. Понятно стало, почему Чеслава казалась такой взволнованной. Но когда он спешился на землю, то его радость малость поутихла. На подворье было так тихо… Чернавки молча сновали из терема в стоявшую неподалеку баню. Холопов и вовсе никого не было видно. Даже детские, и те куда-то попрятались, хотя обычно путались у взрослых под ногами да всем мешались.

Горазд сглотнул тяжелый комок. Терем глядел на него почерневшими, опаленными стенами. Неужто Святополк, не сумев захватить, велел поджечь?.. Хоть и прошло уже несколько седмиц со дня, когда отбили налет княжича, а все же на глаза постоянно попадались следы той битвы. Опаленные языками пламени бревна, выломанные двери, порубленные укрепления.

Не так Горазду мечталось вернуться домой. Рассеянно ведя лошадь под узды, он думал о том, что увидит в родной избе… И делалось ему страшно.

Он свернул в сторону конюшни и заметил вдалеке князя. И вроде тот просто стоял неподалеку от бани да смотрел на распахнутую дверь, но что-то в увиденном заставило Горазда сперва сбиться с шага, а после и вовсе замереть.

Поневоле вспомнил, с каким перекошенным лицом умчалась из терема Чеслава… Даже не остановилась, не замедлилась, когда поравнялась с вернувшимися кметями, а ведь не могла их не заметить. Стало быть, что-то не позволило воительнице и мгновения потерять, чтобы с ними словом перемолвиться.

— Эй! — Горазд вернулся к терему и выцепил одну из чернавок, спешащую куда-то с отрезами тканины. — Что приключилось здесь?

Девка обожгла его подозрительным взглядом, но присмирела, когда рассмотрела его воинский пояс и тяжелую, доверху набитую мошну.

— Княгине худо, — отозвалась коротко и, ловко выпутавшись из его хватки, заспешила дальше по своим нуждам.

Горазд в бабьих делах не смыслил почти ничего, хоть и был старшим братом для трех сестер. Но нынче нетрудно было уразуметь, что что-то недоброе случилось с княгиней, коли стоит на подворье такая суета. Он неловко потоптался на месте. Подойти к князю он не посмел, а больше знакомых лиц особо и не видел. Подивился еще про себя, где же дядька Крут. Жену-то его, Любаву Судиславну, он выходящей из бани видел, а вот самого воеводу нет.

«Может, ранен», — Горазд потер ладонью затылок и вздохнул.

Он мыслил, что сперва вместе со всеми вернется на подворье да увидит князя, а после уже можно будет и к матери с сестренками ехать. Но теперь как поступить, он не ведал.

— Малец, ты кто будешь?

Горазд не сразу уразумел, что незнакомый, здоровенный мужик, похожий на медведя, зовет его. Мальцом его в последний раз мать называла, когда он еще в одной рубашонке по избе бегал. Но, вестимо, эдакому здоровяку любой мальцом покажется. Горазд на рост никогда не жаловался, но мужчине, который шагал к нему от ворот, он едва доставал макушкой до плеча.

Он приосанился, выпрямил спину и положил одну ладонь на воинский пояс, слегка выставив вперед рукоять меча в ножнах.

— Княжий кметь я, — отозвался он сварливо. На незнакомца он смотрел исподлобья, стреляя в него подозрительным взглядом.

Он-то, Горазд, уж вторую зиму в дружине княжеской служит, а вот здоровяка на подворье ни разу не видал досель. Хотя был тот тоже воином. Горазд отметил и широкий пояс с мечом и кинжалом, и хромоту, и повязку, край которой виднелся из-под ворота рубахи на шее.

— Что-то прежде я тебя не видал, кметь, — незнакомец говорил с насмешкой, и это заставило Горазда огрызнуться.

— Я тебя тоже!

Хотя по зимам здоровяк был его старше, и следовало ему говорить с ним уважительнее.

— Меня Будимиром Крутичем кличут. Я в дружине у князя сотник.

Услыхав знакомое имя, Горазд поперхнулся.

— Ты дядьки Крута сын? — спросил и заметил, как тот помрачнел. — Не видать воеводу нигде… Он ранен?

— Батька уже с Богами.

Горазда словно со всей мочи ударили под дых. Он судорожно втянул носом воздух и часто-часто заморгал. Так и стоял, вылупившись, и смотрел на Будимира, осознавая услышанное. Выходило, что дядька Крут умер…

А вот взгляд Будимира потеплел.

— А сам-то ты кто?

— Меня Гораздом зовут. Я вторую зиму князю служу… сперва отроком, — отозвался он отстраненно. Мыслями он явно пребывал где-то далеко. — Дядьку Крута Святополк убил?

— Можно и так сказать, — Будимир невесело усмехнулся. — Ты вместе с ранеными вернулся из черноводского княжества?

— Да, — сделав над собой усилие, Горазд кивнул и посмотрел на сотника уже более осмысленно.

— Не серчай уж, что мальцом назвал. Я тебя никогда прежде не видал, а других-то кметей в лицо знаю. А то стоишь столбом посреди подворья, на князя все глазеешь…

— Я ему отроком служил, — Горазд вздохнул.

О многом хотелось спросить: и что стало со Святополком, и как умер дядька Крут, и откуда на Ладоге взялся сотник Будимир, о котором он никогда не слыхал…

— Что… что там? — задал он самый важный вопрос и повел головой в сторону бани.

Казалось, за все время, что прошло с момента, как он ступил на подворье, князь и с места не сдвинулся. Так и стоял в паре шагов от двери в баню и смотрел в одну точку.

— С дитем что-то, — нехотя отозвался Будимир. — Я в бабьих этих делах ни бельмеса не смыслю. Моя Нежка всегда быстро управлялась, ни разу не мучилась.

Горазд растерянно почесал пятерней затылок.

— Ты ступай домой, — сказал ему Будимир. — Князю ни до того нынче. Хотя он вас крепко ждал. Весть в черноводское княжество велел послать в тот же день, как дружину Святополка разбил.

Договорив, сотник ушел, и Горазд обернулся ему вслед. Со спины Будимир казался еще пуще похожим на медведя: широкие плечи, темные волосы, неспешная походка вразвалочку из-за хромоты.

Может, он был прав. Нечего Горазду нынче на подворье делать, а в избе его давно заждались мать с сестренками. Ничем он не подсобит князю, токмо будет болтаться без дела да по сторонам глазеть. А тут и без него полно досужих, любопытных зевак.

Махнув рукой, он развернулся и зашагал к воротам. Но ему пришлось посторониться, когда на подворье вернулась Чеслава. И не одна. Перед ней верхом сидела женщина, в которой Горазд с удивлением признал знахарку из терема князя Некраса. Минувшие седмицы не были к ней добры, и у женщины прибавилось морщин и седых волос. Но, спустившись на землю вперед Чеславы, она с резвостью зашагала, почти побежала в сторону бани.

Воительница посмотрела ей в спину, но последовать за ней не посмела. К рожанице подпускали лишь мужатых женщин, у которых были сыновья, да знахарок. Чеслава же в глазах Богов не была девкой, но и мужем тоже не была. Потому-то ей и стоило держаться от бани подальше. Чтобы еще пуще сумятицу не наводить. И так ведь нынче душа княгини металась.

— Горазд! — она самую малость повеселела, когда, наконец, увидела кметя. Хотела сама подойти к нему, но он поспел первым.

— Ты зачем ее привезла?! — тотчас набросился на нее Горазд, указав рукой на баню. — Она ж княгиню Мальфриду погубила, ее князь по всему княжеству разыскивал!

— Много ты понимаешь! — огрызнулась Чеслава, нахмурившись. — Князь приказал ее привести. А кто старое помянет… Что было, то быльем поросло!

— Да как же так, — изумленно выдохнул Горазд. — Через нее столько всего приключилось…

— То не нашего ума дело. Она сама в терем вернулась. Еще до того, как Святополк напал. И княгиня ее приветила! И потом стольких выходила… князю раны врачевала она, да и мою руку тоже…

И только тогда Горазд, наконец, заметил, что повязки с раздробленной руки уже сняли, но Чеслава ее берегла. К телу поближе прижимала и лошадью правила другой рукой.

Кметь остыл столь же быстро, как и вспыхнул. Устыдился, что на воительницу накинулся, словно она сама решала, кого к княгине допускать

Чеслава же, не глядя на него, повернулась и зашагала в сторону бани, и Горазд невольно пошел следом, позабыв, что намеревался уйти в избу, повидать своих.

Она остановилась на почтительном расстоянии, и они увидели, что князь и знахарка Зима о чем-то говорили промеж собой. А потом Ярослав низко ей поклонился, ладонью коснувшись земли. Никогда прежде Горазд не видал, чтобы князь так склонялся. Никогда и не перед кем. Стыд ожег ему лицо, и он опустил голову, словно мальчишка. Он знахарку лаял, а ей сам князь не чурался в ноги поклониться. Дурак, ох и дурак же он.

Горазд искоса поглядел на Чеславу: закусив губу, та смотрела прямо перед собой, и столько муки было в ее взгляде, в заломленных бровях, в нахмуренном лбе, что Горазд, даже не подумав, нашел ее ладонь своей рукой и слегка сжал. Чеслава едва почувствовала. И не осердилась, хотя еще совсем недавно на него гневалась. Но нынче мыслями и сердцем она была в бане, рядом с княгиней.

— Что там? — шепотом спросил Горазд, когда князь выпрямился, а знахарка скрылась в дверях.

— Коли б я что смыслила, — горькая улыбка коснулась губ Чеславы. — Мучается княгиня шибко, с ночи уже.

Оба невольно поглядели на небо, где солнце неумолимо ползло к закату, и его косые лучи золотили терем да двор.

— Ты-то ступай к своим, — Чеслава встрепенулась, словно очнулась после глубокого сна. — Ни ты, ни я тут не помощники.

— Да-а… — Горазд медленно кивнул. — Я тут сына дядьки Крута повстречал…

— Умер воевода, как князя увидал. До последнего терем держал, — в ее голосе прозвучали слезы, и Чеслава сердито мотнула головой. — Много всего произошло тут. Так просто и не расскажешь. Да и не нынче…

Разговаривая с Гораздом, она постоянно поглядывала тому за плечо, в сторону бани. Знахарка Зима, как вошла туда, так больше снаружи не показывались. И Любава Судиславна с третьей женщиной тоже давненько уже не выходили.

— Я мать с сестренками повидаю и разом вернусь, — торопливо пообещал Чеславе Горазд, и она кивнула, но он сомневался, услышала ли она его на самом деле.

Вопреки его тревогам, их избенка на самом отшибе оказалась нетронутой. То ли не дошло до нее святополковское войско, то ли побрезговали к такой развалюхе прикасаться. Оглаживая доверху набитую мошну, Горазд представлял, как вскорости перевезет мать и сестер в избу побольше да покрепче. И утварь на торгу купит, и ткань, и украшения, и меховые шкуры, о которых Ладка каждый день болтала.

Как ступил за порог, так чуть не задушили его от радости. Мать плакала и смеялась одновременно, три девчонки водили вокруг него хороводы, а после все вместе робко разглядывали тяжелехонькую мошну, которую он положил перед ними на стол. Вестимо, мать нащупала его повязки на груди и еще немало слез пролила в тот день, припоминая, как она ждала и ждала его из похода, и как едва не померла, когда не вернулся он вместе со всеми.

Благо, одноглазая воительница к ним в избу заглянула, сказала, что жив ее сыночек, токмо от ран поправляется. Горазд, слушая это, неведомо почему покраснел аж до ушей.

— Я же обещал, что вернусь и привезу тебе серебра, — сказал он матери, когда та, выговорившись, замолчала.

Они сидели за столом и скромно вечеряли: возвращения кметей ждали токмо через пару дней, и потому яств особых не сготовили. Сестры галдели, словно сороки, придумывая наряды и украшения, которые теперь можно будет взять на ярмарке, и Горазд их даже не одергивал.

— Мне главное, что ты вернулся живым, — мать покачала головой.

— Я сейчас в терем пойду, — отложив в сторону ложку, Горазд смущенно на нее посмотрел, чувствуя себя нашалившим ребенком. — Мы потом с тобой… после… Не могу я тут, пока князь и княгиня там…

— Да я уж смекнула, — она ответила ему с грустной, всепрощающей улыбкой. — Ты ступай, а я буду молить великую Макошь, чтобы смиловалась над нашей княгинюшкой. Пока князя не было, она о нас тут радела. И никто, никто и слова худого про нее теперь не скажет!

До терема Горазд дошел уже по темноте.

Закончились вечерние трапезы, и люди укладывались спать. Везде, кроме княжьего подворья. Там все застыло на месте, словно он и не уходил никуда. Князь терзался, шагая вдоль стены бани. Изредка он стискивал кулаки и заставлял себя медленно их разжимать. Близко к нему подходить никто не решался, все поглядывали издалека. Чеслава топталась на крыльце, то и дело вздрагивая от малейшего писка или скрипа. Порой пробегали чернавки с ушатами али грязными тряпками.

Нехорошие, ядовитые шепотки ползли по подворью. Уж больше суток провела княгиня в бане, и даже присутствие знахарки делу не помогало. Ни знахарка, ни распахнутые настежь двери да крышки сундуков, ни развязанные узелки на одежде.

Шептались, что она ослабела и уже никого не узнает. Что нужно князю решить, кого он оставит в живых: жену али дитя.

Горазд смотрел на бледную до синевы Чеславу, в кровь искусавшую рассеченные шрамом губы, и тоскливо вспоминал, как лишь нынче утром был он счастлив, разглядев издалека ладожский терем.