Пляска в степи

Девка в тереме XI

— Ты погляди, погляди! — Ярослав склонился к жене и защекотал усами шею, жарко зашептал в ухо, указывая рукой в сторону купальских костров. — Ой, Стемид, ой, дурень! — расхохотался князь.

Еще теснее подвинувшись к мужу, Звенислава поглядела налево — оттуда доносился счастливый девичий визг и смех. Незамужние девки играли на лужайке в горелки, уворачиваясь от объятий холостых парней. Среди кметей резвился и сотник Стемид, который все пытался умыкнуть одну единственную любушку, да только та от него постоянно уворачивалась.

— Надо ж ему было к ней прикипеть, — Ярослав, все еще посмеиваясь, покачал головой, и зашелестели травы и цветы в его венке, любовно сплетенном Звениславой накануне ранним утром.

Она собрала для него тонкие веточки березы и дуба, вплела в них горькую полынь и плакун-траву, и маленькие цветки сон-травы, и охапки пупавок, и стебли волчьего корня.

Князь ворчал, что он не красна девка, чтобы в такие венки рядиться, но все же покорился и позволил довольной Звениславе надеть себе на голову венок.

В Купальскую ночь все городище, кроме немощных стариков да малых детей, собралось на холме неподалеку от терема, чтобы пировать, жечь купальские костры, прыгать через священный огонь, водить хороводы вокруг деревьев, петь песни да играть в горелки. Девки плели венки и пускали их потом по воде, гадая на суженого, а парни так и норовили выхватить любушку из толпы подружек и утянуть с собой, чтобы перепрыгнуть через костер, не разжимая рук.

Уже сожгли и пустили вниз, к реке, три старых колеса, обвязанных соломой. В темноте они пронеслись по холму, горящие ярким огнем, и прорезали насквозь своими искрами теплую купальскую ночь.

Звенислава, мужатая княгиня, вестимо, ни в какие горелки не играла и хороводы не водила. Но венки они, сговорившись с Нежаной, все же смастерили, и здоровенный медведь Будимир, как и князь, явился на купальский пир с лиловыми цветами в волосах.

Дети остались в тереме, под присмотром строгой тетки Бережаны, а маленького сына Звенислава вверила заботам старой няньки, и сама сидела в торце стола подле мужа, уютно нырнув тому под руку. Ярослав обнимал ее, придерживая ладонью за плечо.

Пир, конечно, вышел не чета прошлым. Угощение было скудным — все в городище ведали, что предстоит им суровая, тяжелая зима. Но никто не роптал. Люди радовались тому, что было, ведь князь приказал выкатить из подклетей побольше бочонков с хмельным медом: его-то они с легкостью возьмут еще у заморских гостей да торговцев. Богатую добычу привезли они из похода на хазар.

Когда начались игрища, и захмелевшие парни бросились ловить пригожих девок, сотник Стемид следом за всеми поднялся из-за стола. Хотя лучше бы ему не скакать промеж отроков да безусых кметей, а сидеть на лавке и с мужами чинно беседовать. Жену бы ему и так справили, не нужна купальская ночь, чтобы сотнику водимую найти.

Но среди девок, украсив цветами толстую косу, пела песни и водила хороводы княжна Рогнеда… И токмо слепой не заметил бы, каким взглядом глядел на нее сотник уже какую седмицу.

— Жалко его, — вздохнула Звенислава, искоса поглядывая, как Стемид неровной походкой подошел к кругу хихикавших девок.

— Ништо-ништо, — отозвался Ярослав безо всякого сожаления в голосе. — Может, поумнеет малость.

В том, что гордая княжна откажет сотнику, никто из них не сомневался. Не раз и не два случалось такое, и Стемид даже ходил сватать Рогнеду к самому Ярославу, который указал ему на князя Желана Некрасовича. Вот, мол, брат ее и князь. Пусть он и решает. Вестимо, мальчишка неволить сестру не посмел. Он на нее надышаться не мог.

Все разумели, что попроси али прикажи Ярослав, и Желан бы не посмел отказать старшему родичу. Но не вмешиваться князя уболтала Звенислава, которая твердила, что спаслись они от Святополка лишь благодаря Рогнеде, и коли не она б, то не было бы нынче у Ладоги княгини, а у князя — жены и сына. И пусть гордая, пусть своенравная, пусть заносчивая и надменная, но княжна Рогнеда поступками своими спасла Звениславе жизнь, и все прежние распри и обиды, что промеж ними были, надобно позабыть.

По правде сказать, Ярослав не шибко жене противился. Очень хорошо он помнил, что испытал, сперва когда уразумел, что Святополк собирался напасть на ладожский терем, да потом, когда княгини в том тереме не нашлось… И еще три седмицы спустя, когда был готов знахарке в ноги упасть, лишь бы она спасла ему жену и сына.

— … лебедушки, налетел на вас ясный сокол, — до них донесся громкий голос Стемида, который с разбегу врезался в девичий кружок.

Загомонив, с криками да визгами, девки бросились врассыпную, и лишь Рогнеда осталась на месте. Расправив покатые плечи и сложив на груди белые руки, она вскинула темные, соболиные брови и смерила сотника хмурым, строгим взглядом. Разрумянившаяся от песен и плясок, в лучших своих украшениях, в нарядной, богато расшитой рубахе, княжна, конечно, была невиданно красива.

— Лишь черного ворона вижу я, — отчеканила она холодно, и Стемид, оробев, замер перед ней, напоровшись на невидимую стену.

Звенислава хихикнула и поспешно спрятала улыбку, уткнувшись лицом в плечо мужа. Ох, сотник-сотник, не на ту лебедушку ты позарился…

— И Чеслава не весела сидит, — отсмеявшись, вздохнула Звенислава. — А кметя твоего, Горазда, и вовсе нигде не видать…

Ярослав, чуть повернув голову в сторону, быстрым взглядом окинул пригорюнившуюся воительницу. На купальском пиру та держалась вместе с кметями, одна.

— Что-то неладное с ней. А со мной отмалчивается, не говорит ничего!

Князь, который ведал, что такое приключилось с воительницей, лишь пожал плечами. Не его тайна, не ему о ней и говорить.

— Ты бы поискала Стемиду невесту, среди боярских-то дочек, — заговорив о другом, чтобы отвлечь, Ярослав склонился к жене и сказал негромко. — А то уедут они по осени, Стемид затоскует, засохнет.

— А ты бы отправил его в Белоозеро, княже, — лукаво свернув зелеными глазами, предложила Звенислава, поглядывая на мужа снизу вверх, сквозь пушистые ресницы. — Там-то не затоскует. За всем приглядит.

— Никак жену мне подменили, — Ярослав притворно нахмурился и свел на переносице густые брови. — Словно не княгиня подле меня сидит, а лиса.

Звенислава, закусив губу, резко отвернулась в сторону, обиженно зазвенев длинными ряснами и усерязями. Крепко они сдружилась с Нежаной, пока жила та с мужем в тереме да после, в избе дядьки Крута. Вот и скучала, когда отправил Ярослав Будимира сидеть в Белоозере. Требовалось там порядок навести после княжича Святополка. Под его присмотром жила теперь и несчастная княжна Предислава с дочерями, и опальный воевода Брячислав.

Звенислава и охнуть не успела, когда князь потянул ее на себя, заставив повернуться лицом, и тут же крепко поцеловал. Ее руки, вспорхнув, сами легли ему на плечи, хотя сперва княгиня воспротивилась.

— Ты что… ты что… люди же кругом… увидят, — шептала она между жаркими поцелуями мужа, слабо упираясь ладошками ему в грудь.

Не так уж она хотела, чтобы он ее отпустил.

— Я — князь, — с разудалым весельем ответил Ярослав, любуясь зацелованными губами жены. — Пусть говорят! Да никто и не посмеет.

Звенислава лишь выразительно на него посмотрела и принялась расправлять на груди свиту из багряного аксамита, расшитую золотой нитью.

— Хочешь, покажу, что прав? — Ярослав встал из-за стола и, взяв жену за руку, увлек ее за собой.

— Я гляжу, не напрасно тебе хмельной мед все подливали да подливали в чарку, — укоризненно и сердито зашептала ему Звенислава, оглядываясь по сторонам.

Вестимо, на них смотрели: и кмети, и простой люд из городища, и старики, и парни с девками. Все же не отрок безусый любушку из-за стола вывел.

Под чужими, досужими взглядами ей пришлось идти следом за мужем: не противиться же князю при всем честном народе! А Ярослав все вел ее и вел: мимо заставленных кувшинами да чарками столов, мимо девичьих хороводов, мимо охапок сена, мимо лавок и березок, пока не подошли они к купальским кострам, щедро сложенным и разожжённым этой ночью.

И тогда Звенислава, наконец, уразумела, что задумал ее шальной муж, удумавший вести себя похуже малого дитяти! Но ее робкие попытки возразить потонули в восторженном гоготе захмелевших кметей, когда Ярослав оторвал ее от земли и подхватил на руки, и с разбегу перепрыгнул через один из костров. Жаркое пламя лизнуло его сапоги, коснулось подола княгининой поневы, но и только.

И прежде, чем поставить Звениславу на ноги на другой стороне костра, Ярослав сызнова ее поцеловал — крепко, при всех! Она уже не ведала, куда деть горящие огнем щеки, когда, наконец, ступила на твердую землю. Кмети вокруг них голосили как не в себя, такие же сумасброды, как и ее муж! Благо, что железо на пир не взяли, а иначе бы принялись молотить мечами в щиты, дурни!

Ярослав, довольный собой, улыбался и светился ярче чем костер, через который он перемахнул, и долго гневаться на мужа Звенислава не могла. Он за седмицы, что прошли с того дня, как разбили они под стенами ладожского терема святополковскую дружину, словно помолодел на несколько зим. Вестимо, сбросил с плеч тяжелый груз, что долго тянул его вниз, занимал все его думы, тревожил сердце.

Хоть и много дурного случилось в хазарском походе, хоть и потерял князь воспитавшего его пестуна, а улыбаться стал он чаще, равно как и хохотать со своей гридью. Звенислава наглядеться не могла.

Боярина Гостивита, который к ним направлялся, Звенислава заметила первая: князь стоял к нему спиной и о чем-то перешучивался с Будимиром. Заметила и невольно вцепилась в плечи мужа, словно намеревалась того удержать. Почувствовав неладное, Ярослав повернулся в сторону, куда настороженно смотрела его жена. Добродушная улыбка в один миг стерлась с его лица, и губы сложились в жесткую, непримиримую линию.

Ласково, но непреклонно он отвел от себя ладони Звениславы и убрал свою руку с ее спины. Больше не стоял подле княгини ее улыбчивый муж. Встречал боярина Гостивита ладожский князь.

Гостивит Гориславич эту перемену тоже почувствовал. Шаг замедлил и крякнул от досады: чаял, мол, в добром расположении духа он князя застать. Тяжко опальному боярину приходилось с той поры, как прознал Ярослав, что бросил Гостивит Гориславич терем и сбежал трусливо, и уволок с собой все, что смог унести.

— Ступай прочь, боярин, — Ярослав гневно сверкнул глазами, не дав тому и рта раскрыть. — Священная Купальская ночь нынче. Не стану с тобой говорить. Приходи в терем, как простой люд ко мне приходит.

Толстые щеки боярина Гостивита затряслись, когда он склонился — так низко, как позволял живот. Длинная борода едва не задела землю, но князь уже отвернулся от него и увлек за собой княгиню.

— Ты простишь его? — спросила Звенислава шепотом, когда боярин, потоптавшись за их спинами еще немного, все же смирился и ушел.

— Сперва хорошенько растрясу его закрома, — улыбнулся ее муж.

Перед самым рассветом, когда уже стелился по земле плотный, густой туман, князь с княгиней стояли на холме и смотрели, как вниз к реке, заведя пронзительную песню, спускались девки. Каждая держала в руках сплетенный венок. Станут пускать их по воде и гадать, чей дальше заплывет — та и счастливее всех будет, и замуж по осени выскочит. Среди них шла и княжна Рогнеда — чуть в сторонке ото всех. Не свезло купальской ночью сотнику Стемиду, не отдала ему венок гордая княжна.

Продрогшая под утро Звенислава куталась в мужнин плащ, пряча нос и щеки от разыгравшегося ветра. В лесу щебетали, заливались пением птицы, в высокой густой траве стрекотали жучки.

— Уедут они — вдвоем со мной останешься, — сказал Ярослав, когда девки скрылись за крутым поворотом, почти спустившись к воде. — Не заскучаешь? — в его голосе звучала добродушная насмешка.

Подавив зевок, Звенислава посмотрела на мужа.

— Так отправь в Белоозеро Стемида — вот и не заскучаю.

Она только фыркнула и закатила глаза, когда князь рассмеялся густым, звучным смехом.

А на следующее утро после Купальской ночи в терем пришла знахарка Зима. Попрощаться. Звенислава как раз уложила сына в люльку, когда просунувшаяся в дверь чернавка сказала, что внизу на подворье ее ищет Зима Ингваровна.

— Так позови же ее сюда! — княгиня с недоумением поглядела на девку.

— Она не хочет, госпожа! Просит тебя к ней выйти, — чернавка, чуть не плача, развела руками.

— Иди-иди, княгинюшка, я прослежу, — старая нянька подошла к люльке и погладила по щечке агукавшего княжича. — Мы с Крутишей тут побудем.

Поправив кику, Звенислава кивнула и торопливо спустилась по всходу и, пройдя через сени, вышла на крыльцо. Знахарка сидела на поваленном бревне подле теремной стены. Завидев княгиню, она поднялась, опираясь на толстую клюку. Звениславе показалось, что знахарка за седмицу, которую они не виделись, постарела еще на пару зим — вот и на палку стала с собой носить…

— Я ухожу, государыня, — но глаза у нее остались прежними: яркими и холодными. И глядела она вокруг совсем не как старуха.

— Куда?

Звенислава приметила котомку у нее за спиной и почему-то вздрогнула.

— Домой, — скрипящим голосом отозвалась знахарка, перекинув на грудь две белых, седых косы. — Хочу умереть дома.

— Оставайся, — словно дитя, попросила княгиня, почувствовав, что на глаза навернулись слезы. Она невольно всхлипнула и прижала ладонь ко рту. — Оставайся в тереме, коли хочешь.

— Я здесь уже не надобна, — Зима Ингваровна покачала головой и улыбнулась. — Твой сынок здоров. Моя сестра умрет нынче ночью. Скажи князю, чтобы сжег ее на костре в отдалении ото всех.

Звенислава не посмела спросить, откуда знахарка про старую княгиню Мальфриду ведает. Лишь кивнула в ответ на ее слова. Она глядела на госпожу Зиму и не могла поверить, что та снова уходит. Снова покидает их — ее. И чувствовала, что больше они и впрямь не свидятся.

— Еще об одном лишь скажу тебе, девочка, — знахарка улыбнулась ей так ласково, как улыбалась, еще когда жили они в княжестве дядьки Некраса. — Ты уж запомни крепко. ___________________________________________________________

О том, что хочет рассказать Звениславе знахарка, мы узнаем в следующий четверг) И еще я завела себе творческую страницу в запрешенной соц сети, ссылку на нее можно найти в профиле в разделе "обо мне". Планирую выкладывать туда красивые (смешные))) рилсы о своих романах и делиться планами на новые.